— Бро, ну хорош уже, — Андрюха ещё раз поскрёбся в железную дверь — Ну не мне, так Юрьичу хотя бы помоги, а?
Я аккуратно задвинул ящик стола, в котором искал наушники — хотел включить музыку и не слушать увещевания этого идиота. Вообще, конечно, у меня были колонки, но включить их я не мог. Недавно у соседей родилась писклявая беспокойная девочка, которая будила меня по утрам плачем и заставляла ходить на цыпочках во время общедомового тихого часа.
— Он мне восемь дней уже не отвечает… Ты почитай, что там блогеры кукарекают!
Андрюха поелозил по двери курткой.
— Вот, я тебе сам сейчас прочту. «Политический телеграм-канал „Дом уточки“ неожиданно прекратил вещание». Щас, это ещё не самое… Во: «Администрация президента договорилась с авторами канала „Дом уточки“ о молчании в преддверии митингов». «Администратор канала „Дом уточки“ сидит в одной камере с известным мошенником Краснецким, сообщил „Молодому“ источник из Кремля». Прикинь? Щас перешлю, чтоб ты не думал, что я вру.
Я набрал в лёгкие воздуха и медленно выдохнул. Интересно, как контролировать эмоции? Научиться дышать правильно, что ли, пойти на йогу? Я как раз активно худею на пустых макаронах. Можно поэкспериментировать с праноедением…
В смартфон посыпались нотификации.
— Пришло?
Кто там шумит в коридоре? Женя, ну разберись ты, в конце концов, она же сейчас проснётся!
А вот с нервным Женей лучше не шутить… Я в два шага добрался до прихожей, надавил на ручку и открыл дверь. Андрюха с грохотом вкатился в прихожую.
— О! Бро…
— Уёбок, ты почему мне сразу не сказал, что ты педофил?! — прошипел я ему на ухо, аккуратно прикрыл дверь и вернулся в комнату.
— Да какой педофил, дружище, ты чё! — Андрюха закряхтел и поднялся с пола, — Ты поверил, что ли?!
— Тише! Ребёнок за стеной спит.
Андрюха инстинктивно пригнулся и ступил на порог комнаты.
— За то, что перепутал его с эшником, — прошептал он, — это, конечно, извини. Но ей точно было восемнадцать, малолеток в этот бар не пускают. А выглядела она на все двадцать… — Андрюха почесал подбородок — два. Да он просто сапог отбитый, ну?
Я отвернулся к окну и не ответил. Андрюха, воспользовавшись моментом, присел на краешек дивана.
— В конце концов, если бы ты не привёл ко мне Димарика…
Я обернулся и скорчил злобную гримасу.
— Ладно-ладно, не прав, всё норм, — Андрюха поднял полусогнутые руки вверх, — Ну так что, поможешь Юрьичу?
— Деньги верни!
Андрюха расстегнул потёртую кожаную куртку и со сложным выражением лица порылся во внутреннем кармане. Выудив оттуда кучу бумаг, он кинул их на диван, отложил в сторону паспорт, скомкал невероятно длинный чек… Секунду подумав, горе-товарищ отогнул заднюю корочку паспорта, просиял и достал оттуда сложенные пополам купюры.
— На, две тысячи. Тебе не жалко, — Андрюха нагнулся вперёд и протянул мне руку с зажатыми между пальцами бумажками.
Я приподнялся с кресла и что есть силы дёрнул его за запястье. Андрюха полетел с дивана и впечатался мордой в ножку стула. Коротко вскрикнув, он выронил купюры и зажал руками лицо.
В стену раздражённо постучали. Я поднял деньги с пола.
— Вот теперь помогу.
Андрюха перевернулся на спину и сел:
— Идиот, я же мог глаз себе выбить!
— А я сотрясение получил из-за твоего папашки-мстителя! И на губу пять швов! Говори давай, что там с Юрьичем?
— Справедливо… — отметил Андрюха больше сам для себя, — Короче, пропал Юрьич. Не знаю уж, что там у него: обострение, депрессия, состояние потока, но канал вести некому. Сам я не тяну, а ты ломаешься, как девка…
Андрюха потёр шишку чуть выше брови и покосился в мою сторону:
— В общем, загибается проект, а там уже пятнадцать тысяч подписчиков.
— Где он живет, знаешь? — я окинул взглядом стол в поисках ключей.
— Да там же, в родительской хате. Родители, правда, умерли уже. Ну не мудрено, Юрьич уже старый, ему за полтос…
У соседей грохнула кастрюля. Ребёнок пронзительно закричал.
Женя, ну ты идиот, нет? Ты же её разбудил! Да я макарон разогреть хотел! Ну почему у тебя руки из жопы растут, она же не уснёт теперь!
— Поехали к нему домой, может, он там пухнет лежит уже неделю. Всё равно в этой конуре невозможно находиться, — я отыскал под распечатками на столе ключи и пошёл обуваться.
Андрюха ожидаемо зажал деньги на такси, так что мы добирались до места на метро. Юрьич жил в старой бледно-жёлтой пятиэтажке недалеко от университета, доставшейся ему от родителей. Подойдя к подъезду с деревянной дверью, Андрюха с ходу дёрнул ручку и она неожиданно легко открылась.
— Уровень безопасности номер ноль, — прокомментировал он и зашёл внутрь.
— Так, какая у него квартира? — я поднялся на площадку первого этажа.
Андрюха растерянно огляделся:
— Не помню.
— Зашибись. И что нам делать? По очереди квартиры обходить, до первого наряда?
— Погоди-погоди… — Андрюха почесал голову, — Сейчас покумекаю.
— Этаж хотя бы помнишь?
— Ну… Точно не первый.
Я вздохнул и сел на подоконник. Вот у нас в новостройке подоконников нет — пластиковые окна врезаны в стены, а из общедомовых прелестей только узкий коридор и незастеклённый балконишка, на котором отцы семейств торопливо смолят цигарки в обгорелую баночку из-под Нескафе. В погоне за новыми квартирами в картонных путинках мы совсем растеряли коммунальный уют: ни цветов никто не поставит, ни диван на площадку не вытащит… А тут, вон, герань воняет тухлятиной, рассохшаяся рама не закрывается до конца и ветер тонкой струйкой пробивается сквозь кривую оконную щель. Романтика…
Мимо меня прошла пожилая женщина. Спустившись на первый этаж, она хотела было открыть почтовый ящик, но сначала подозрительно покосилась на меня, а затем на стоящего за её спиной Андрея. Прижав сумку к груди, женщина вышла из подъезда.
— Сейчас она отойдёт на безопасное расстояние и наберёт участковому. Ты вспоминать будешь или как?
— Чё ей там, пенсию что ли в этот ящик кидают? — Андрюха подошёл к ряду кривых почтовых железяк и попытался заглянуть в одну из них.
— Прекрати, сейчас запалишься, мы для этого что ли тащились сюда полтора часа? Чтобы ты ящики разглядывал?
— Точно! — Андрюха хлопнул ладонью по лбу, — Ящики!
— Что «ящики»?
— Юрьич как-то нашёл в ящике листовки НОДа, психанул и запаял себе прорезь эту… Чтобы ничего не кидали. Я ещё ржал над ним — замок-то он оставил.
Андрюха приставным шагом поскакал вправо.
— Вот он! Один такой запаянный. Семнадцатая квартира.
Я подошёл ближе и посмотрел на заваренный почтовый ящик с кривыми цифрами 1 и 7, нарисованными белой краской.
— Ну ладно, допустим. Пошли, семнадцатая на пятом этаже.
— Это ты как догадался? — удивлённо посмотрел на меня Андрюха.
— В уме посчитал. Я, в отличие от тебя, умею делить на четыре.
Пыхтя, мы поднялись по ступенькам на последний этаж. Вот что хорошо в путинках, так это два гарантированных лифта. Как тут бабки живут, непонятно…
Дверь Юрьича была выкрашена в поносный цвет.
— Ну, со вкусом у него давно беда, — не дожидаясь моих комментариев, произнёс Андрюха, — Человек мысли, чё тут скажешь.
Я дважды вдавил пипку звонка. За хлипкой дверью не раздалось ни звука.
— Отключил, наверное. Чтоб цыгане не звонили.
— Какие цыгане?
— Да к нему какие-то цыгане ходят. Ножи предлагают купить нержавеющие. Лекарства от импотенции. Виагру… — Андрюха подёргал ручку двери, испытывая её на прочность.
— Мне казалось, они лет пятнадцать назад ходить перестали.
— Не, ходят ещё. Юрьич даже просил меня вломить им. Но я не рискнул.
— Ну да, украдут ещё…
Андрюха довольно загыгыкал. Он с детства болел за ЦСКА.
Одновременно с его смехом за нашей спиной защёлкал замок у новенькой железной двери, но на площадку никто не вышел — замок не открыли, а, наоборот, закрыли на все обороты.
Андрюха развернулся. Из-за двери глухо донеслось:
— Я сейчас милицию вызову!
— О! Наша клиентка, — Андрюха подобрался поближе, — Бабушка!…
— Я вам не бабушка!
— Извините. Женщина! Мы не воры, вы не подумайте. Мы к Павлу Юрьевичу, студенты. Дипломы принесли!
— Знаем мы вас, студентов! Цыгане небось!
Андрюха повернулся ко мне и подмигнул:
— Во. Говорил же, цыгане ходят.
Я оттолкнул его от двери и приблизился к глазку с растянутой улыбкой:
— Женщина, мы действительно студенты. Павел Юрьич не пришёл на занятия.
Женщина не ответила.
— Нас деканат прислал узнать — не заболел ли?
— Уходите отсюда! — закричала женщина через паузу, — И Павлу Юрьевичу я расскажу, как вернётся, что его студенты у квартиры караулят!
Мы с Андреем переглянулись.
— Извините, пожалуйста! — примирительно произнёс я и начал спускаться по лестнице.
— Я позвонила в милицию! — услышали мы голос из-за двери.
Как только мы поняли, что Юрьича нет дома, остался один вариант — он торчит в универе. При всём своём сумасшествии Юрьич неплохо преподавал, да и харизмой жизнь его не обделила. Мы познакомились с ним двенадцать лет назад в интернете на полу-анонимном форуме, где он задвигал нехилые телеги под ником BerserK. Его речи были пропитаны таким оголтелым радикализмом, что на первую сходку форума я взял с собой строительный нож, а Андрюха захватил самодельный пластиковый кастет. Мало ли, что придёт в голову этому Берсерку…
Местом сбора назначили небольшую площадь недалеко от вокзала. На площади не оказалось никого, кроме двух лысеющих невысоких мужичков. Один из них, в толстых очках и потёртой джинсовке, скромно подошёл к нам и кашлянул.
— Мелочи нет! — рявкнул Андрюха, нервозно переживающий ожидание встречи с грозным Берсерком.
Мужичок на удивление ничуть не оскорбился.
— Ребята, это вы с форума Правдограда?
— Допустим… — Я с прищуром посмотрел на собеседника.
— П-приятно познакомиться. Я Берсерк.
— Кто?! — Андрюха выпучил глаза и обомлел.
— Бе… Берсерк, — Мужичок поправил очки и посмотрел на нас выцветшими голубыми глазами.
Даже спустя десять лет мы не понимаем, как тогда сдержали издевательский смех. Но голова у Юрьича варила исправно, он частенько приезжал в Москву и читал нам курс историко-политических лекций, на которые охотно приходили субкультурщики и радикалы. Со временем прозвище Берсерк прижилось и ни у кого не вызывало иронии.
Пять лет назад Юрьич устроился в прогрессивный университет, отличающийся своими либеральными порядками и обосновался в Москве, где, как оказалось позже, прожил всё детство, отрочество и юность. На гуманитарном факультете он вёл курсы религиоведения и геополитики: рассказывал феминисткам с фиолетовыми волосами и субтильным юношам в кедах про точки бифуркации или постулаты зороастризма. В свободное от лекций время Юрьич торчал в библиотеке, больше похожей на антикафе.
— Слушай, а там на входе обыскивают? — спросил меня Андрюха, на ходу поправляя штаны.
— А у тебя с собой что-то запрещённое?
— Ну так… Я ж не знаю, какие там порядки.
— Только не говори, что у тебя с собой наркота, — Я остановился и схватил его за рукав.
— Да не, ты чё. Так, телескоп небольшой, — Андрюха отогнул край куртки и показал висящую на поясе телескопическую дубинку, — Подарок от друзей из Польши.
— Хорошие у тебя друзья…
— Ага, — Андрюха расплылся в улыбке, — Они мне ещё и баллон газа подарили. Огромный такой, для разгона демонстраций. Я даже название выучил, зацени: хлор-бензаль-малы… Не, ладно, забыл. Но вещь стоящая.
Мы встали на перекрёстке. Андрюха достал телефон и тут же дёрнул меня за рукав. На разблокированном экране светилось сообщение:
— Так, начинается какой-то пиздец. Пошли быстрее.
— Удали сообщение.
Андрюха потыкал в экран:
— Не могу. Он админку забрал.
— Жив — уже хорошо, — сказал я, — Пошли, машин нет, вроде.
Спустя три минуты спортивной ходьбы мы приблизились к розовому зданию, построенному в духе неоклассицизма.
— Погоди-погоди, — Андрюха остановился у стенда с объявлениями, — гляди-ка. Вот он и нашёлся…
Мы потянули на себя тяжёлые двери здания и зашли внутрь. Перед просторным и прохладным холлом, выложенным керамогранитом, стояли рамки металлодетектора.
Из-за стойки высунулся охранник в дешёвом сером костюме.
— Молодые люди, вы куда?
— Мы на лекцию профессора Данилова, — ответил я.
— Паспорта, пожалуйста. Запрещённые предметы имеются?
Я замялся.
— А… Я не взял паспорт.
— Права, студенческий?
— А можно, мы вдвоём по одному паспорту пройдём? — Андрюха высунулся из-за моего плеча.
— Формально нельзя… но проходите. У нас тут камеры везде. Вашего друга с ходу опознаем, — Охранник улыбнулся и протянул руку за паспортом.
Андрюха достал из-за пазухи сложенный вчетверо листок и протянул охраннику. Тот приподнял брови:
— Это что?
— Копия. Нотариально заверенная, — не моргнув, ответил Андрюха.
Охранник развернул листки. Чёрно-белую копию паспорта перекрывала размазанная фиолетовая печать и жирная роспись.
— Там, вон, печать… — Андрюха ткнул пальцем в сторону листка.
— Я вижу, молодой человек, вижу, — охранник нахмурился, сел за стол и раскрыл толстую тетрадку.
Я мельком взглянул на копию. Охранник аккуратным почерком выводил серию и номер паспорта. Тщательно перепроверив данные, он сложил листок вчетверо и отдал Андрюхе.
— Второй этаж направо. Проходите через рамку.
Андрюха также невозмутимо прошёл сквозь металлодетектор. Техника не запищала ни на него, ни на меня. С непробиваемыми покерфейсами мы удалились к лестнице.
— Валентин? — поднимаясь, шепнул я Андрюхе, — Серьёзно? Попроще имя придумать не мог?
— Круто, да? — загыгыкал Андрюха, — Всегда прокатывает. Заверенная же. Видел, у него и рамки не пищат? Настроены неправильно или не работают вообще. Профессионал, бля…
Мы свернули направо к двойной белой двери, на которой красовалась уже знакомая нам афиша. Просторный коридор упирался в цветущую оранжерею, вокруг которой стояли белые искусственно состаренные лавки. Я предложил Андрюхе устроиться в уголке и дождаться конца лекции — глядишь, удастся поймать Юрьича на выходе и поговорить с ним в тишине, но Андрюха лишь возмутился. Он жаждал немедленных объяснений. Пришлось зайти внутрь аудитории.
Лекторий был полностью забит приличного вида молодыми людьми. Юрьич стоял, облокотившись на кафедру и вещал аудитории:
— Джин Шарп воспринимал протесты совершенно иначе. Можно сказать, что Шарп оказался прагматиком. Ему удалось доказать, что насильственное сопротивление выгодно не протестующим, а авторитарному режиму…
Юрьич заметил нас, дёрнул скулой и, одновременно продолжая доносить мысль до полусотни собравшихся студентов, поманил рукой какого-то паренька в круглых очках и с копной кудрявых рыжих волос на голове.
— Скажу даже больше — Шарп, как и я, считает, что именно авторитарная власть провоцирует насилие в толпе. Как? Подсылая в ряды протестующих провокаторов.
Кудрявый падаван обогнул аудиторию и встал слева от меня:
— Молодые люди, Павел Юрьевич просит вас покинуть лекцию, — тихонько проговорил он, прикрывая рот ладонью.
Я повернул к нему голову:
— Изо рта пахнет, что ли? Чего рукой прикрываешься?
Падаван бросил на меня осуждающий взгляд и снова приложил ладонь ко рту:
— Павел Юрьевич не хочет вас видеть. Уходите.
Андрюха оторвался от стенки:
— Скажи ему, что мы не уйдём, пока не поговорим.
Падаван глубоко вздохнул, вытянулся стрункой и поспешил обратно к Юрьичу. Тем временем Берсерк встал за кафедру и начал листать стопку бумаг с распечатанной лекцией.
— Конечно, провокации иногда приводят к неожиданным результатам, — озвучил он, на секунду оторвавшись от текста, — Протестующие оказываются готовы к радикализации и свергают режим. Эту теорию подтверждает целый ряд цветных революций.
Падаван подкрался сзади к Юрьичу и шепнул ему на ухо наш ответ. Юрьич коротко кивнул и снова поднял взгляд на аудиторию.
— Провокацию как технологию, к слову, используют не только во время протестов. Метод обкатывают и на более мелких мероприятиях. Например, сегодня к нам пришли два молодых человека и хотят сорвать круглый стол, — Юрьич указал пальцем в нашу сторону.
Все обернулись. Андрюха немного напрягся, расставил ноги пошире и громко произнёс:
— Юрьич, не дури! Давай после поговорим.
— Я Вам, молодые люди, никакой не Юрьич! Я вообще не знаю, кто вы, но знаю, зачем вы пришли. Дайте им микрофон, — Юрьич подошёл к падавану и легонько подтолкнул его в нашу сторону, — Мы, в отличие от… Не боимся диалога.
Падаван снял со стойки радиомикрофон и потрусил в конец зала.
— Юрьич!… — крикнул было Андрюха ещё раз.
Падаван протянул мне микрофон.
— Нам нечего сказать, — ответил я пареньку и отпихнул микрофон.
— Что, не проинструктировали вас? Теорией не накачали? — позлорадствовал Юрьич.
Андрюха взбеленился и сделал пару шагов вперёд. Юрьич испугался и вскочил за кафедру. Обстановка накалялась. Двери распахнулись и в зале появился падаван в сопровождении двух охранников.
— Эти? — спросил нас худощавый мужичок, которого мы ещё не видели.
— Эти, — подтвердил падаван.
Андрюха двинулся вдоль рядов:
— Канал верни, падла!
Охранник, встречавший нас у входа, рванул за Андрюхой. Юрьич схватился свободной рукой за кафедру и прокричал в микрофон:
— Вы не вынудите меня оклеветать университет и самого себя!
Охранник настиг Андрюху и заломал ему руки.
— Ааа! — заорал Андрей.
Пока амбал в сером костюме крутил моего друга, худощавый подошёл ко мне и с понимающим видом положил руку на моё плечо. Кровь заколотилась в висках, по венам прокатился холод. Всё происходящее в аудитории резко замедлилось. Я коротко ударил худощавого локтем в переносицу. Он скорчился и опустился на колени. Я поплыл к выходу, вытянув руки. Гулко грохнули двери. Амбал в сером костюме крутил Андрюхе запястье и подталкивал его к лестнице. Воздух сгустился. Я сократил дистанцию длинными прыжками и что есть мочи врезался в охранника. Амбал выпустил андрюхину руку и, отлетая, попытался уцепиться за стенку.
Андрюха, не думая, рванул вперёд по коридору. Время резко ускорилось. Бешено заколотилось сердце. Я перепрыгнул через выставленную подножку и ринулся вслед за другом.
Мы долетели до лестницы, прыгнули вниз. Охранники уже неслись за нами.
У выхода худощавый догнал меня и схватил за край толстовки. Я толкнул дверь и вытащил его за собой наружу. В стороне что-то щёлкнуло, худощавый меня отпустил. Мы с Андрюхой сразу же бросились в разные стороны.
Я повернул направо, нырнул во дворы и знатно попетлял вокруг самопальных парковок, мусорных камер и протоптанных тропинок. Убедившись, что за мной никто не гонится, я отдышался за рядом припаркованных внедорожников, натянул бейсболку чуть ли не до подбородка и двинулся вдоль подъездов. Увидев в одном из домов открытую дверь, я зашёл внутрь, поднялся на третий этаж и сел на широкий подоконник. Достал телефон:
Я отправил Андрюхе данные и постарался успокоиться. Адреналин отпускал, меня мелко трясло. В горле пересохло.
— Ты чёёё, серьёзно ему написала? — донёсся голос сверху.
— Ага…
— Дура, он с тобой не пойдёт теперь никуда.
— А, может, пойдёт?
Щёлкнула зажигалка. До меня дополз запах сигаретного дыма.
— И чё ты наденешь? У тебя сплошная паль в шкафу… Застебёт сразу.
— Не знаю… Может, Верка свой стоник одолжит?
— Верка сама по нему сохнет. Вот с ней бы он пошёл…
Школьницы. Попросить, что ли, сигарету? Хотя нет, лучше не мельтешить, а то запомнят. Они сейчас все, конечно, антисистемщики и хулиганы, но это до первого привода в полицию. Да и курить мне нельзя — вон как запыхался за десять минут бега, раньше я такого за собой не замечал. А ещё стоматолог ругается. Бросай, говорит, а то налёт, эмаль, кариес…
По лестнице, глубоко дыша, поднялся Андрюха. Он присел на край подоконника и сложил ладони у рта.
— Вяяя… Чуть сердце не выплюнул. Во дворе, вроде, спокойно.
— Потише давай, там люди наверху, — я ткнул пальцем в потолок, — Ты чего с худым охранником сделал?
— Телескопом по руке огрел, — Андрюха виновато посмотрел на меня, — Кажется, невесело нам будет. Там же камеры везде…
— Да уж. Надо пересидеть где-то. Надеюсь, Юрьич не совсем потёк и показания давать не станет…
— Не совсем? — Андрюха повысил голос, я шикнул, — Не совсем, говоришь? Он канал у нас отжал, из админов меня дропнул…
— Телегу всё равно скоро заблокируют.
— Не заблокируют, — уверенно парировал Андрюха.
— Ага, мы постоянно так думаем.
— Блядь, ну что за…
— Похоже, там нехилый шухер.
— Пошли, может, а то мамка меня потеряет. Есть жвачка?
— Давай ещё по одной покурим. На, фруктовая…
— Дай две. А то опять учует, будет орать полдня.
— Там кто? — тихо прошептал Андрюха.
— Две школьницы.
— А…
— Даже не думай.
— Не-не, ты чё.
— Надо валить, пока они не докурили. А то лица запомнят…
— Пошли, сходим кое-куда…
— Ты идиот? Поехали ко мне на окраину, посидим дома недельку-другую.
— Не ссы, там нас никто не заметит. Тут недалеко.
Я вздохнул, снял для конспирации куртку и поплёлся следом за Андрюхой.
Андрюха привёл меня в небольшой скверик недалеко от университета. Аллея упиралась в памятник не очень знаменитому поэту, около которого полукругом расположились десять пенсионеров. Недалеко от памятника недавно установили лавки, на одной из них сидели толстый кавказец и девушка с низкой социальной ответственностью. Вульгарно закинув ляжку на ляжку, девушка поглощала шаурму и пялилась на стариков.
Мы прятались в кустах голой сирени около получаса. Андрюха раздражённо отмахивался от моих вопросов «Что мы тут делаем?» и отвечал лишь «Всё увидишь». Мне было скучно и немного тревожно. Вдруг нас уже ищут ППС-ники?
— Интересно, чего они там делают? — кивнул я на пенсионеров, пытаясь хоть как-то разнообразить разговор.
— Митингуют, наверное, — Андрюха пожал плечами, — Какие-нибудь бабки за Путина или армия народного социалистического спасения. Хрен их знает… Хотя, вроде, нет… Смотри, грамоту вручают.
Пенсионеры похлопали дедушке в сером костюме и в довесок подарили цветы. Распутная девка уронила лук на юбку и матюгнулась. Дед утирал слёзы и тряс руку вручающей грамоту женщине.
— Волнуется как… — покачал головой Андрюха, — Сейчас отъедет тут ещё прямо во время речи.
— Типун тебе на язык.
Помолчали. Андрюха оторвал веточку, пожевал её во рту и огляделся.
— О! Наконец-то. Смотри.
На лавку перед кустами сел какой-то мужик в старом бежевом пальто.
— Ну и? — спросил я.
— Не узнал?
— Нет.
— Не изменяет привычкам… Пошли. Только с разных сторон.
Андрюха обогнул сирень и выскочил к лавке. Я поспешил за ним. Мы плюхнулись с боков и Андрюха схватил мужика под локоть.
— Не дёргайся и не ори, — прошипел Андрюха ему в ухо.
Я посмотрел на мужика. Это был Юрьич. Он испуганно замер.
— Ребята… Отпустите меня…
Я придвинулся поближе.
— Ты что за цирк устроил, Юрьич?
— Не угрожайте! — вскрикнул профессор.
— Тихо. Не ори, — Андрюха коротко ткнул Юрьича кулаком в бок, — Верни канал, сука.
— Не могу, — трусливо ответил Юрьич.
— Берсерк, не дури, — Я нарочито медленно засунул руку в карман, — Ты же знаешь, мы всё равно заберём.
— Телефон сюда давай, — Андрюха протянул ладонь.
Юрьич покосился на мой сжатый в кармане кулак и нехотя достал телефон.
— Разблокируй сразу, — кивнул я на дисплей.
Юрьич набрал код и отдал мобилу Андрюхе. Тот дрожащими руками смахнул два экрана влево, нашёл приложение Телеграма, открыл и начал судорожно пролистывать список.
— Ребята, я не писал. Заявление не писал. Отпустите, а?
— Ну уж нет. Где, Юрьич? — Андрюха прижал Берсерка плотнее ко мне, — Давай сам, а? Искупи грехи своей старости, отдай канал.
— Не могу!
— Да почему, бля?! — вспылил Андрюха и бросил телефон ему под ноги.
— Потому что… — Юрьич испуганно оглянулся сначала на меня, потом на Андрюху, — П-потому что… Я его удалил.
Я поднял телефон с гравия и начал судорожно пролистывать каналы… Незыгарь… Красный Сион (74) … Канал им. Гоббса… Сестра… Андрей (26). Конец списка.
— Нет канала, — подтвердил я убитым голосом, — Удалил.
Андрюха вскочил с лавки.
— Ты совсем потёк, уебан? Ты сколько труда угробил, ты понимаешь?! — Андрюха орал, не обращая внимания на окружающих, — Зачем? За что? Что я плохого тебе сделал, больной?!
Юрьич повернулся ко мне и ткнул в Андрюху дрожащим пальцем:
— Ты з-знаешь? Он хотел продать канал… Пиарщикам. Депутатов.
— И что?! — Андрюха обхватил голову руками. — А что с ним делать ещё, для чего народ набирать? Это ж политика! Ты всегда играешь за кого-то!
— Как так? — Юрьич растерянно развёл руками, — Как так? Сотрудничать? С ними? Они же хотят разрушить!
Юрьич неуверенно встал с лавки и повернулся ко мне лицом.
— Что они хотят разрушить, Юрьич? — устало произнёс я.
— Всё. Тебя вот. Будущее… Мой дом, — Юрьич посмотрел в сторону своего двора, — Мой дом хотят снести. А он… Им! За деньги!
— Ну дадут тебе новую, блять, трёшку в двадцатиэтажке, с закрытым двором, без цыган этих твоих ебучих, с консьержем, будешь книжки свои хранить в отдельной комнате, ну пятнадцать тысяч подписчиков-то ты зачем угробил, а?! — Андрюха истерично рванул воротник своей куртки, стоя за спиной у Юрьича.
— Что вы такое г-говорите? — голос профессора задрожал, — К-какую новую? Мне не нужна новая. Да что ж вы за люди-то такие?! Ребята?!
Я поднял взгляд на профессора.
— А комната? Там же мамина комната… Папина комната. Я же ребёнком там… Совсем… М-ма… М-ма-але… — По щеке Юрьича покатилась крупная слеза, — Там книги… картины висят. А они как пылинку. Как ничто! Всего меня под корень…
Юрьич осел на лавку, зажмурился и заплакал.
— Ааа… — Андрюха развернулся и побрёл по гравию к выходу из парка, — в пизду…
Мне почему-то стало стыдно. Я встал и, ничего не сказав Берсерку на прощание, догнал друга.
Мы шли молча, стараясь не наступать в лужи. По небу бегали тучи и окропляли сквер редкими, но крупными каплями дождя. На пешеходном переходе загорелся красный свет.
— Слушай, дружище, — неожиданно тепло обратился ко мне Андрюха, — А давай уедем за город? Ты же говорил, что надо загаситься.
Я неуверенно пожал плечами.
— А куда?
— У деда домик есть, глубоко в области. Снег сошёл, жить можно…
Я пожал плечами.
— Я подумаю. Позвони завтра.
Андрюха кивнул.
— Ладно, я в метро. Поеду по делам. Ты со мной? — Андрюха повернулся в сторону павильона.
— Не, я лучше на автобусе.
Андрюха протянул руку. Я крепко пожал её, но не отпустил. Загорелся зелёный.
— Жалко его, правда?
— Мне — нет, — отрезал Андрюха и вытащил руку из моей ладони, — На связи.
Он ступил на зебру и раздражённо потопал на другую сторону тротуара.
Наврал.