Глава 14 Второй отказ Хлои Барнет

Чуть позже лорд Эргли вспомнил, что если Хлоя заявляет о своей безопасности, значит, какая-то опасность уже приближается. Но все его рассуждения неизменно строились на двух соображениях. Во-первых, у Хлои есть камень, и значит, на худой конец, она всегда может найти убежище в его доме. Во-вторых, если кто-то из тех, кого они с некоторых пор считали врагами, все-таки сумеет отнять у нее камень, то и в этом случае Хлое ничего не угрожает. Ведь охота идет за камнем, а если цель достигнута, то зачем же причинять вред владельцу?

Это было бы и глупо, и рискованно, а самое главное, совсем не в интересах нападающего привлекать к себе внимание. Судья решил, что если даже Хлоя и попадет в трудное положение, то серьезная опасность ей все равно не грозит.

Эти соображения, в общем-то достаточно убедительные, страдали одним недостатком, свойственным вообще человеческим умопостроениям, — они не учитывали всех обстоятельств.

Из рассуждений судьи выпали целых два весьма существенных фактора. Первым был принц Али. Его не сосчитали ни друзья, ни враги. Вторым следовало признать твердый отказ Хлои использовать камень для своих нужд, включая и собственную безопасность. Эти два упущения привели судью к ложному умозаключению, а Хлою — к серьезной опасности.

Несмотря на дипломатические шаги иранского посла, несмотря на увещевания Хаджи Ибрагима, принц Али твердо решил действовать сам. Он вознамерился любой ценой собрать все камни, а для начала — вернуть хотя бы один. С его помощью потом можно будет добыть и остальные. Первым объектом его действий стал сэр Джайлс. Но когда выяснилось, что любая попытка отнять его камень приведет лишь к появлению новых экземпляров, принц Али приостановил боевые операции.

Несколько дней он потратил на обнаружение других камней.

Одним из владельцев с самого начала был Реджинальд Монтегю, потом газеты сообщили о камне Шилдрейка. Принц Али не знал, идет ли речь об одном и том же камне или о разных;

В теперешнем своем положении он не мог рисковать, организуя бесконечные налеты на подозреваемых. Осторожность посла и благочестие Хаджи в сумме могли привести принца либо к немедленной ссылке в Москву, либо к отзыву в Тегеран задолго до успешного завершения всех операций.

На Востоке не принято действовать в лоб. Очень осторожно принц посвятил в свои планы одного из друзей в посольстве. Ему нужны были люди, чтобы, когда придет время, действовать одновременно по нескольким направлениям. Пожалуй, самой большой неожиданностью стал для принца Али телефонный звонок сэра Джайлса. С утра в посольство уже звонил Верховный судья. Он сообщил Хаджи, что с мисс Барнет все в порядке, и поделился со своим восточным другом соображениями о том, не отправиться ли ему в Эллинг и не пришибить попросту сэра Джайлса, на что Хаджи резонно спросил:

— Ну и что хорошего это может дать… в Конце?

— Я понятия не имею, что хорошего вообще может быть в Конце, — ответил судья, — но для начала эго было бы весьма полезно. Я не метафизик, но думаю, что когда придет Конец, мне будет не до этого, либо придется отложить его приход.

— А ваши желания совпадают со стремлениями мисс Барнет? — поинтересовался Хаджи.

— В этом-то и загвоздка, — признался судья. — Думаю, ей это не понравится, хотя полной уверенности у меня нет.

Любой другой на ее месте был бы только доволен. Даже если в итоге меня повесят, то памятник себе я заслужу. Ладно. Вижу, вам эта затея тоже не по душе. Не буду.

Если бы спустя полчаса лорд Эргли услышал телефонный разговор принца с сэром Джайлсом, он бы непременно исполнил свое намерение. События, в центре которых оказался камень, совершенно выбили Тамалти из колеи. Он никак не мог справиться со все растущим раздражением против лорда Эргли и его секретарши. Во-первых, он не мог простить слежку, как он это называл, в Бирмингеме; во-вторых, его бесил отказ Эргли помочь разобраться с потерянным получасом; в-третьих, его жгло публичное оскорбление, нанесенное Хлоей во время совещания в министерстве; в-четвертых, он не мог, как ни старался, понять поведение судьи, и, наконец, в-пятых, считал спасение Пондона личной обидой. А теперь еще что-то помешало ему управлять Хлоей.

Поначалу все шло замечательно. Он сосредоточился и вскоре уже смотрел глазами Хлои Он ощущал ее эмоции, это были именно ее эмоции хотя бы уже потому, что симпатия по отношению к судье никак не могла принадлежать ему самому. Он попытался повернуть это чувство прочив судьи — не получилось; он попытался придать ему меркантильный характер — опять не получилось; тогда он попытался уничтожить его, и вновь потерпел неудачу. Видимо, основа привязанности Хлои к судье коренилась глубоко в ее подсознательном, а так далеко проникнуть он не мог. Тогда сэр Джайлс сосредоточился на работе с сознанием Хлои и сумел навязать ей свои намерения. Правда, в сознании девушки они несколько видоизменились… Но когда судья употребил власть и призвал Хлою к ответу (а именно эту его черту Хлоя любила и чтила больше всего), волю сэра Джайлса просто смело в сторону. На него обрушился удар, мрак застлал и внешнее, и внутреннее зрение, он еще продолжал ощущать камень в руке, но в какой-то момент почувствовал его пробуждение и разжал пальцы. Наверное, это спасло его. В последний миг он с ужасом ощутил, как камень движется, стремительно растет, готовый раздавить его… Но все кончилось. В яростном возбуждении сэр Джайлс принялся мерить шагами кабинет.

— Какой-то кошмар, черт побери! — бормотал он. — Эта штуковина чуть меня не проглотила. Честное слово, Эргли у меня еще попляшет! Я еще добьюсь, чтобы его шлюха сбежала со мной. Нет, для ученого-наблюдателя это — смерть. Найти бы кого-нибудь, чтобы взялся за них обоих хорошенько. А ведь, пожалуй, и искать не надо! — воскликнул он. — Есть такой тип.

Я же сам предложил Белсмеру натравить на них персов!

Чем больше он думал, тем больше ему нравился такой план. Принц Али ищет камень? Прекрасно. Если по ходу поисков ему придется убрать этих двоих — тем лучше. Даже если он просто отнимет у них камни — это будет уже хорошо. Ну а если персы погорят на этом деле, ему, Джайлсу, ни холодно, ни жарко.

— Вот будет потеха, если эта чертова кукла начнет царапаться с принцем, — бормотал он, отыскивая номер иранского посольства. Как бы ни был удивлен принц Али, узнав, что его просит к телефону сэр Джайлс Тамалти, он решил подойти.

Сэр Джайлс разговаривал подчеркнуто грубо. Он сразу поставил условие: его оставляют в покое, а за это он дает принцу возможность вернуть кое-что. Ну, оставят его в покое?

Принц так же грубо пообещал ему это. Тогда, если принц все еще интересуется камнями, он может найти парочку у Ланкастерских ворот, в доме Верховного судьи, или еще лучше у содержанки судьи, скрывающейся под видом секретарши.

— Интересно, почему вы мне об этом сообщаете? — спросил принц.

— Да какое вам дело, черт побери! — взбеленился Джайлс, но тут же остыл. — После того как вы пошарили у меня в спальне, я дал камень судье, просто чтобы заставить ваших финикоедов немного подумать. Но в последнее время судья стал меня раздражать, вот я и хочу вернуть вам должок.

Принц подумал, что Министерство иностранных дел вряд ли придет в восторг от такой сделки, но промолчал. Сэр Джайлс тоже подумал об этом, но он был так зол на судью, что все министерства всей Европы и Азии в придачу могли катиться к дьяволу. — — Ну как? — не удержался он от вопроса. — Найдется у вас кто-нибудь для этой работы?

— Посмотрим, — равнодушно ответил принц. — Если вы не соврали, то благодарить вас я все равно не собираюсь.

Плевать я на вас хотел.

— Что?! — взвизгнул сэр Джайлс, но в трубке уже звучали короткие гудки. — Ладно, — проворчал он, — надеюсь, они доберутся до этой девчонки, а заодно и Эргли прикончат. — Он еще походил по кабинету, успокаиваясь, и примялся собираться в Вендсворт. Мы не знаем, какие именно действия предпринял принц Али, но к тому времени, как Хлоя вернулась домой после удивительно спокойного дня, действия эти возымели определенные результаты. Его друг ехал в Брайтон к Реджинальду Монтегю, а сам принц Али готовился к ночной вылазке.

Лорд Эргли уже обсуждал с Хлоей возможность собрать вместе все камни и попробовать покинуть с ними Англию. Но ни судья, ни тем более Хлоя пока еще не были готовы к таким отчаянным действиям.

Оба они все больше приходили к выводу, что пользоваться камнем стоит только в совершенно исключительных случаях. «Нельзя указывать Ему, что делать», — как сказала Хлоя. У лорда Эргли вызывала сомнение законность конфискации камня Шилдрейка. В конце концов, американец заплатил за него деньги, и немалые.

Звонил мэр Рича и просил Верховного судью составить петицию от имени всех больных и убогих. Лорд Эргли даже прикинул пару вариантов, но они ему не понравились.

В Риче, по сообщениям газет, все еще продолжалось брожение умов, которое пока удавалось сдерживать.

Звонил Донкастер. Он был настолько не уверен, примут ли его в доме, где бывает мисс Барнет, что судья пожалел его и пригласил на чай. Никто не вспоминал о вчерашнем инциденте, но Оливер так ничего и не выяснил для себя. Лорд Эргли не выходил из комнаты, а при нем совершенно невозможно было понять, насколько правильно он оценил вчера прощальные авансы мисс Барнет. В итоге, когда он собрался уходить, вид у него был несчастнее некуда.

Лорд Эргли, проводив его, заметил Хлое:

— Вряд ли наш Дон Кихот питает добрые чувства к Джайлсу.

— Но что он обо мне-то подумал? — с отчаянием спросила Хлоя.

— Даже представить не могу, — улыбнулся лорд Эргли. — Думаю, что и он тоже не представляет. Кроме вас, этого вообще никто не представляет, но сейчас, по-моему, и вас это не очень должно интересовать. Намного интересней то, что Остин17 никогда не писал: «Attribuat igitur rex legi…» Неужели вы не узнали голос Брэктона? Ведь это именно его слова: «Пусть король пользуется тем, что дает ему закон — властью и силой. Там, где правит не закон, а воля, нет королей».

Вы не удосужились проверить ссылки, дитя мое, и в результате все цитаты оказались перевраны.

Хлоя закусила губу, отложила проект петиции и погрузилась в историю законодательства.

Этот несчастный ляпсус, тем более досадный, что отыскался на странице, написанной недели две назад, задолго до событий, отвлекших ее внимание, мучил Хлою даже после возвращения домой. Она гордилась своими талантами секретаря, а тут ей, хоть и деликатно, устроили выволочку, и, надо сказать, за дело. Но это даже хорошо, думала она, снимая шляпу, хуже, если бы лорд Эргли, раз они теперь друзья, начал спускать ей ее ошибки. Как он это сказал: «Наверное, это было предвестие ваших волнений по поводу грядущих событий. Давайте не будем волновать давно умерших законодателей, ладно? Или, по крайней мере, давайте четко определим, что когда происходит». Хлоя опять покраснела и пошла варить кофе.

Этот незначительный случай еще больше подорвал ее уверенность в себе. Лежа в постели, она сыпала соль на свои раны. Френк разозлился на нее из-за камня (она и сейчас не знала, правильно ли поступила, отказав ему), судья раскритиковал ее работу (и здесь-то она была совершенно уверена в своей не правоте), а в итоге получалось, что другую такую бездарную девицу еще поискать надо. Ей в общем-то было наплевать, злится Френк или нет, да и недовольство лорда Эргли можно пережить. Дело в другом. Если таков результат ее душевной и умственной деятельности, то он оставляет желать лучшего. Она встала, поглядела на себя в зеркало и вновь, в который раз, задумалась, что имел в виду Хаджи, когда говорил о знаках Имени на ее челе? Было ли это имя Бога, в которого они с лордом Эргли решили верить? А что надо делать, когда решаешь верить в Бога? Из детства она вынесла убеждение, что в этом случае следует отдать Богу свою волю, потому что «там, где правит воля, нет короля». Но Брэктон — как же она, дура, могла забыть? — говорил о феодальном праве… Хлоя достала из сумочки узелок с камнем, чтобы переложить его под подушку. Предел Стремлений… Камень между мной и тобой… Отдать свою волю, значит? Но если воле дать волю, результаты получаются не очень хорошие. «Пусть король пользуется тем, что дает ему закон…» Но как найти этот закон? «Путь к камню лежит в самом камне». Камень, лорд Эргли, Бог, Предел Стремлений… Может быть, об этом были ее детские молитвы? «Отче наш, Сущий на Небесах, — вспомнила она. — Да святится имя Твое, да придет царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…» Что это значило?

Конечно, если это вообще хоть что-нибудь значит, то тогда проще всего сказать себе: «Не понимаешь, мала еще», — но она все равно хотела понять это всеми фибрами души, изо всех сил стремилась достичь Предела Стремлений.

Так, думая об этом, без конца повторяя про себя слова великой молитвы, она легла в постель, пристроила камень под подушкой и собралась заснуть.

Или подумать. Однако постель — не самое лучшее место для того, чтобы совмещать два этих дела. Когда она решила, что надумалась уже достаточно и можно бы перейти ко сну, иначе на следующий день одной перепутанной цитатой не обойдется, было уже слишком поздно. В голове роились какие-то обрывки мыслей, ни одну из них уже невозможно было узнать, но сон из-за них не шел. Наверное, надо бы встать и взять почитать что-нибудь, но из тех книг, что стояли в комнате на полке, ни одна не вызывала особого интереса.

Даже повести Мэдока Форда не привлекали, не говоря уж о жизнеописании Маршалл-холла. А ведь еще недавно ей казалось, что этим двум авторам удалось невероятное — в занимательной форме писать о законе (это было ее старое убеждение — необходимость читать на досуге что-нибудь, связанное с работой). И все же…

Внезапно она замерла. Ей послышался странный звук.

Такой могла издать только ручка двери. Конечно, двери иногда скрипят по ночам, но щелкают ли при этом дверные ручки? Неужели в комнате кто-то есть? Кто-то пришел за камнем?

Она быстро сунула руки под подушку, и ее пальцы сомкнулись на узелке. Лунный свет широкой полосой лежал на полу возле кровати. Никто не смог бы подойти к изголовью незаметно. Напрягая глаза, она всматривалась в темноту у двери, потом решила притвориться спящей, но тут же снова открыла глаза. Уж лучше видеть, что происходит. Слабое трепетание пронеслось в воздухе, как будто кто-то осторожно выдохнул, и снова — тишина. Правая рука Хлои изо всех сил сжимала камень, левая вцепилась в простыню. Что же, ну что же ей делать, если в комнате действительно кто-то есть? Где же лорд Эргли?

В этом отчаянном положении ей вдруг вспомнились слова судьи: «Приходите ко мне». Но как же она придет?

Почему он не придет к ней? «Приходите ко мне», — легко сказать! Но у нее же есть камень! Стоит только воспользоваться им, и все в порядке. В восторге от этой простой, несущей безопасность мысли, она состроила гримасу тому, что могло прокрасться в комнату. Нет, оно действительно прокралось. На границе тьмы и лунного света мелькнул на миг кончик пальца. Что-то подкрадывалось к ней из темноты. Ну и пожалуйста, сколько угодно! Стоит ей только захотеть… Захотеть? Но это же ужасно!

Мысли ниагарой хлынули в сознание Хлои. Лорд Эргли не так относится к камню. А вот она говорила Френку, что не воспользуется им, даже умирая от голода! А если закричать, что сделает этот неизвестный? Может быть, миссис Уэбб спустится? Ну и что? О, это нечестно, нечестно! Как она может, после всего, что обещала себе, воспользоваться камнем?

Интересно, а как она может не воспользоваться, когда этот, неизвестно кто, крадется к ее кровати? Он же посмотрит, нет ли чего у нее в руках… А как он узнает, есть или нет? А если вскочить, включить свет… нет, рискованно, он может вырвать у нее камень… ну вот тогда она и воспользуется им. Это будет уже не для себя, а для камня. Надо же его спасать. Для него она вполне может сделать то, чего никогда не позволит для себя.

Хлоя не изучала специально историю религий и не знала, какие дела творились из подобных побуждений, с какой страстью сражались люди, защищая достоинство Всемогущего. Ни церкви, ни короли, ни священники не осуждали религиозных войн. Но Хлоя-то отказалась защищать камень силой. Она даже не пыталась быть полезной Богу, она только молилась со всей силой отчаяния.

Бог услышал ее. Он пришел и избавил Хлою от стыда безысходности. Ясность и покой снизошли на нее. Хлоя повернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, обеими руками сжимая камень и повторяя беззвучно в такт дыханию: «Да будет воля Твоя… если это Твоя воля… Пусть будет, как Ты хочешь…» Она представила, как рука ночного вора прикасается к ее ноге, вздрогнула и добавила про себя: «… или не будет».

Принц Али чуть не прыгал от радости, так легко попав в комнату. Конечно, ему помогли специалисты из посольства.

Посольство любой, даже самой ничтожной страны считает своим долгом иметь тайную службу, чьими услугами нет-нет да и приходится пользоваться. Расспросив накануне некоего оборванного джентльмена, принц выяснил расположение комнат в доме и прикинул возможное местонахождение Хлои. Он не рискнул послать за камнем кого-то другого и отправился на дело сам.

Все шло как нельзя лучше, если бы не одно обстоятельство: Хлоя не спала. Он рассчитывал на сон, темноту и хлороформ, а тут перед ним лежала полоса лунного света, а за ней на кровати лежала женщина… и не спала. Али хорошо представлял, как быстро действует камень, ему совершенно не улыбалось травить хлороформом пустую подушку. Но вот Хлоя повернулась лицом вниз! Эго уже лучше! Предельно осторожно он ощупал тряпку, пропитанную хлороформом. Влажная. Облако начало неторопливо наползать на луну. Принц решил дождаться полной темноты. Левой рукой он поудобнее Перехватил электрический фонарик и сделал еще один маленький шажок. Включить фонарь, тряпку — на лицо, а камень должен быть либо под подушкой, либо в какой-нибудь ладанке на шее. Это неважно. Когда она потеряет сознание, можно будет включить свет и не спеша осмотреться. Оскорбленная вера требовала прикончить эту дрянь, посмевшую надругаться над святыней, отомстить за посягательство на достояние Аллаха… Нет уж, пусть сам Аллах и мстит, а для него это слишком рискованно. Лунный свет угас, комната погрузилась во тьму. Держа палец на кнопке фонаря, принц шагнул вперед.

Когда Хлоя легла ничком, сердце ее едва не выпрыгивало из груди. Но дыхание постепенно стало успокаиваться, сердце обретало свой привычный ритм, и вот она уже почти спокойна. Перед закрытыми глазами все еще стоял кончик пальца, выдвинувшийся из темноты, пожалуй, даже весь палец и еще что-то за ним. Вдруг она поняла, что это не тот палец, который она видела несколько мгновений назад. Она уже не знала, открыты у нее глаза или закрыты, и лежала между двумя этими видениями словно в полусне. Оба светлых пятна соединились и образовали поток бледного, но с каждой секундой разгоравшегося все ярче света. Это был неширокий луч, начинавшийся где-то за изголовьем, там, где находились ее руки, сжимавшие камень; она лежала в этом луче… нет, уже не лежала, она двигалась в луче, совершенно свободно и неощутимо двигалась вдоль и поперек луча! Она узнавала этот свет, и по мере узнавания все отчетливее звучала в ее сознании формула, пришедшая в миг нестерпимого мучения. Скоро не осталось уже и формулы, потому что стал явлен смысл, заключавшийся в ней.

«Пусть будет… или не будет», — беззвучно повторяла она, а ум ее все падал и падал в великую тишину, в которой могло свершиться любое действо или не свершиться никакое.

Внезапно свет вспыхнул нестерпимо ярко. Что-то на краткий миг коснулось ее губ, тело пронизал трепет, оно словно камертон отозвалось на неслышную музыкальную ноту, и где-то далеко-далеко, у ворот дворца Сулеймана ибн Дауда, пропела одинокая труба, протяжным серебряным звуком приветствуя рассвет.

Совершавший ночной обход участка констебль еще за несколько ярдов заметил на тротуаре возле дверей дома миссис Уэбб подозрительную темную кучу. Он ускорил шаги, наклонился, резко выпрямился и изо всех сил дунул в свисток.

У ног его лежало тело человека. Когда позже труп осмотрели, выяснилось, что он изуродован падением с невероятной высоты и обуглен так, словно в него ударило одновременно десять молний. Но это было позже. А пока серебряный свисток констебля звенел и звенел, словно протяжный сигнал, приветствующий рассвет.

Загрузка...