Испанский поход

Глава шестнадцатая След Иседона

Леха подошел к ограждению башни и окинул взглядом открывавшийся отсюда вид. Река делала здесь поворот, рождая мели. Холмы на той стороне, за которыми открывалась бескрайняя степь, золотило вечернее солнце. На реке виднелась лишь пара триер, направлявшихся с «боевого патрулирования» обратно в гавань. Все остальные корабли, включая его караван, уже давно были там.

– Вижу, вижу, – кивнул кровный брат скифского царя, осмотрев за полдня с момента прибытия весь арсенал, а сейчас с большим удовольствием проверявший метательные машины на башнях, – поработали на славу.

– Мы установили здесь восемь баллист, по две на каждой башне, – отчитался Гирун, комендант крепости, за спиной которого выстроились местные «артиллеристы», довольные таким интересом к их службе со стороны прибывшего адмирала.

– Тебя-то мне и не хватало в прошлом бою, – тихо проговорил Леха, любовно поглаживая шершавую балку орудия, смотревшего в сторону реки, а обернувшись, уточнил: – Сколько солдат у тебя?

– Здесь, в крепости, почти тысяча пехотинцев, – ответил комендант, – полторы тысячи пехотинцев на кораблях да еще восемьсот всадников стоит в лагере у подножия холма.

Ларин посмотрел в указанную сторону и увидел отряд конных скифов, что скакал в сторону крепости по дороге, вившейся меж холмов. От лагеря сюда было скакать минут десять, не больше. Так что узел обороны, включавший пехоту, конницу и даже ВМС, выглядел вполне прилично, хотя и не мог похвастаться большими силами. Во всяком случае, греческий десант был отбит, а те, кто смог высадиться на берег, уничтожены подоспевшей конницей. В общем, захваченная в свое время у дарданов и превращенная в перевалочный пункт на пути в Македонию крепость со своей задачей справлялась.

Убедившись в боеспособности гарнизона, Ларин решил пока оставить все как есть и не назначать комендантом Токсара. После встречи с кровным братом эта командировка вскоре могла продолжиться вниз по течению для них обоих.

За время отсутствия адмирала и его помощника, в свое время укреплявших эти берега, в крепости было выстроено множество новых бараков для солдат, склады с продовольствием, конюшни, кузницы и много других сооружений, не говоря уже о лагере для небольшой конной армии.

Катапульту Архимеда пока перегрузили в крепость. Кельтских капитанов Ларин щедро одарил после своего возвращения, как и обещал, отпустив назад. Многие уплыли сразу, едва получили вознаграждение. Остальные задержались на пару дней для того, чтобы подлатать свои биремы на местной верфи, отстроенной специально для починки пострадавших в сражениях кораблей. Как оказалось, греки, высадив десант, первым делом попытались сжечь именно ее, но не смогли. Лишь слегка повредили. Комендант, впрочем, и эти повреждения уже починил. Так что верфь работала в полную силу и могла принимать сразу по две триеры или три корабля поменьше.

– Был ли гонец от Иллура? – наконец спросил Ларин о главном.

– Только один, – ответил комендант, – с приказом отправить большую часть моей конницы в ставку и сообщавший о том, что следует ожидать вашего прибытия.

– А о себе царь ничего не сообщил? – уточнил с надеждой Ларин, прохаживаясь по башне. – Где он находился, когда прибудет армия? Что происходит в македонских землях?

Комендант только развел руками.

– Ясно, – кивнул Ларин, озадаченный таким ответом, – значит, будем ждать царя здесь.

Армия Иллура, вопреки его заверениям, пока сюда не дошла. А на той стороне реки, по данным разведчиков Гируна, не введенного в курс дела, иногда появлялись небольшие гетские отряды, то и дело нападавшие на скифов, перемещавшихся по дороге к новой столице. Дорога, по которой и сам адмирал однажды ездил в ставку к царю, начиналась как раз напротив крепости и терялась в глубине степей. Там начинались обширные владения скифов, в которых с недавних пор было очень неспокойно. На этой стороне реки, впрочем, тоже. Особенно после того, как греки добрались и сюда, предприняв дальний рейд на своих кораблях.

– Мы никак не могли ожидать этого нападения, – проговорил Гирун, – до морского побережья очень далеко. Скорее можно было опасаться восстания дарданов, чем появления в этих местах греков.

– А что дарданы, – поинтересовался Ларин, отходя от баллисты и рассматривая теперь высокие холмы по эту сторону Истра, – не беспокоят набегами?

– Да нет, – пожал плечами Гирун, – за то время, пока вы были в походе, никто не нападал на нас посуху. Вот только на днях появились греки на своих триерах, а так все было спокойно.

– Спокойные времена, брат, закончились, – проговорил Ларин, взглянув в глаза коменданту, бородатому скифу с загорелым лицом и кустистыми бровями. Шлем наползал ему на лоб, отчего казалось, что брови росли сразу из-под шлема, – опять началась большая война. Так что отдай приказания быть готовыми к отражению новых нападений. И посуху и с реки.

Произнося эти слова, Ларин даже не подозревал, как быстро сбудутся его предсказания. Не прошло и трех дней, проведенных в проверках гарнизона крепости и флота, – а Ларин, едва появившись здесь, сразу стал муштровать свои экипажи, – как со стороны горных перевалов появилось неизвестное войско. Конные разъезды столкнулись с ним на ближнем перевале и были отбиты.

Двигавшиеся к берегу войска тоже имели конницу, превосходившую скифов числом почти втрое. Не говоря уже о пехоте, которой разведчики насчитали почти четыре тысячи. «И все бы ничего, – озадачился Ларин, получив такие сведения, едва пристал к берегу после занятий, – если бы у меня было хотя бы пять тысяч конных скифов. Ну или царь был здесь вместе с ордами Аргима. Не такое уж огромное войско прет на мою крепость. Можно, конечно, отступить на кораблях… но не для того я сюда так долго добирался, чтобы оставить грекам все без боя. Придется повоевать, денек-другой продержимся, а там и братец подтянется».

– Передай Гируну, чтобы немедленно начал готовиться к сражению, – приказал Ларин гонцу, спускаясь вместе с ним по сходням на берег, – будем держать крепость. А еще передай, чтобы прислали ко мне командира конницы.

Запрыгнув на подведенного коня, он вместе с Токсаром ускакал в крепость, оставив указания морпехам приготовить к обороне побережье, также обнесенное частоколом с башнями со стороны гор.

– Что за люди? – деловито уточнил Леха, когда перед ним появился скиф в сверкающей чешуе, слегка запыленный от скачки. Позади него гарцевали на конях человек десять всадников. У одного даже поперек седла был перекинут какой-то мешок.

Звали командира Салгир. Для своей должности он был слишком молод, лет двадцать с небольшим, как показалось Ларину, рассматривавшему юное лицо скифа. Но Иллур никогда не ставил людей на должности, если они этого не заслуживали.

«Ганнибал тоже еще не старец, – успокоил себя Леха, все же немного озадаченный возрастом своего полководца, – значит, парень толковый».

– Греки, – ответил тот, спрыгивая с коня, – мы захватили одного во время первой схватки под перевалом и привезли сюда. Сейчас он сам расскажет, кто он такой и откуда.

Салгир спрыгнул вниз и сделал знак своим людям подвезти пленника. Всадник, на седле которого болтался тяжелый мешок, подъехал к Ларину, сбросив пленника прямо у ног адмирала. Разговор происходил во дворе двухэтажного каменного дома с многочисленными пристройками, служившего штабом, казармой и жильем коменданту, а теперь и Ларину, потеснившему его. Дом был крепкий, обнесенный высокой стеной, и вполне подходил на роль цитадели в том случае, если придется оборонять улицы.

Сбросив мешок, всадник спрыгнул сам и ловким движением размотал веревку, стягивавшую узел. А затем чуть отдернул грязную ткань с лица пленника. Взору адмирала предстал греческий профиль человека, затянутого в кирасу, на груди которой красовалось изображение какого-то чудовища с волосами из змей. На лице пленника виднелся обширный синяк, а руки его были связаны и притянуты к груди. Но в этом уже не было особой необходимости. Пленник был мертв.

Заподозрив это, Ларин даже наклонился к нему, но грек уже не дышал.

– Не много он мне расскажет, – заметил Ларин, поднимаясь во весь рост и смерив хмурым взглядом юного командира.

– Разреши мне немедленно атаковать! – вскинулся Салгир, увидев свою ошибку. – И я привезу тебе десять пленников.

– Успеешь еще, – осадил пылкого скифа Ларин, который, пройдя через множество сражений, уже мог позволить себе быть мудрым.

А обернувшись к Токсару и стоявшим чуть поодаль пехотинцам, крикнул:

– Приведите-ка ко мне моего пленника, того, что гребцами командовал. Думаю, он мне расскажет кое-что и об этом мертвеце.

Глядя на странное чудовище, напоминавшее ему морскую гидру, Ларину в голову пришла резонная мысль, что это был какой-то знак, по которому можно было хотя бы определить, что за армия выступила против них. Леха был наслышан, что граждане всех греческих полисов имели такие символы, по которым их отличали в бою друг от друга. «Может, это спартанец? – озадачился Ларин, против воли напрягаясь от такой мысли. Не то чтобы он испугался – Леха не бахвалился тогда, обещая Иллуру разобраться и со спартанцами, – но как-то это было неожиданно.

Когда пленник появился во дворе дома, Ларин спросил, обращаясь к гортатору и указав на мертвеца, которого уже полностью освободили от мешка:

– Что это за воин?

Гортатор, несколько дней находившийся между жизнью и смертью, бросил взгляд на мертвеца и, прежде чем ответить, осмелился задать вопрос:

– Ты даруешь мне жизнь, если я скажу?

Но Ларин был не в настроении торговаться.

– Благодари богов, что ты и твои соплеменники до сих пор живы. Еще одно лишнее слово, и ты станешь похожим на него.

Гортатор замолчал, отвернувшись. Он вновь осмотрел убитого, пошевелил своими связанными за спиной руками и вымолвил наконец:

– Это гоплит из Аргоса.

– Так, – кивнул удовлетворенный ответом Ларин, – уже что-то. Жаль, Салгир, что ты не захватил других. Возможно, там не только солдаты Аргоса.

– Когда мы сражались с греками, на щитах у них были похожие знаки, – ответил Салгир, – у всех, даже у всадников. Но кто бы это ни был, они уже близко. Только что ко мне прибыл посыльный от разведчиков. Греки прошли перевал и сейчас двигаются по соседней долине в обход хребта.

– Значит, еще до рассвета они будут здесь, – подвел итог адмирал, уперевшись руками в бока. – Больше медлить нельзя.

Сделав жест, чтобы пленника увели, он посмотрел на стоявшего рядом Салгира, который жадно ловил его слова, словно те исходили не от кровного брата Иллура, а от самого царя.

– Пришел твой час, Салгир. Бери своих воинов, но не всех, а человек пятьсот. Три сотни оставь мне под командой верного человека. Сам скачи навстречу грекам и терзай их налетами на горной дороге. Там место узкое, пока они не дошли сюда, ты сможешь нанести им большой урон. А мы тут подготовим достойную встречу.

– Я не вернусь, пока не перебью половину, – пообещал Салгир, вскакивая на коня.

– Даже не думай, их гораздо больше, а ты мне еще понадобишься здесь. Как положишь хотя бы сотню, возвращайся, – крикнул ему вдогонку Ларин, но его голос потонул в дорожной пыли и стуке копыт.

Юный военачальник ускакал вместе со своими бойцами. «Горячий воин, – подумал Леха, – такой может дров наломать. Надо бы его остудить». Но Салгир уже скрылся за холмом, а Лехе нужно было заниматься обороной крепости. Чем он и занялся, рассудив, что Салгир хоть и юн, но не совсем безрассуден. Сам разберется, когда нужно будет отступить.

– Токсар, – подозвал он своего помощника, который был вновь переведен во флот, едва они оказались здесь, – снимешь пять сотен морпехов с кораблей и приведешь их сюда. Мы построим войско у входа в нашу долину, это самое узкое место на подходе к побережью, и дадим бой гоплитам.

Токсар кивнул, отправившись выполнять приказание.

– Гирун, крепость готова к бою? – на всякий случай спросил Ларин, хотя знал ответ заранее. Сам наблюдал, как воины из «артиллеристов» занимали свои места у расчетов и поднимались на стены пехотинцы.

– Готова, – ответил комендант, – кроме метательных машин, на случай, если враг подойдет под самые стены…

«Подойдет, – отчего-то был уверен Леха, – это профессиональные воины. Их немало. Значит, просто увидев нас, они не разбегутся, раз уже пришли. Придется попотеть».

– Мы заготовили еще чаны со смолой, камни, бревна и зажигательные снаряды, – продолжал рассказывать комендант, – если полезут вверх, мало им не покажется. Людей для защиты крепости достаточно, так что в крайнем случае отобьемся.

– Это точно, – согласился повеселевший Ларин и вдруг вспомнил об оружии Архимеда, которое покоилось сейчас в разобранном виде на складах, – а не использовать ли нам еще эту штуку… которую один грек придумал.

– Какую? – не понял Гирун.

– Да ту, что я привез с собой, – проговорил адмирал. – Ладно. Не бери в голову, этим займется Токсар. Он с ней уже знаком. Зато если успеем ее собрать до начала штурма, то это будет для греков такой подарок – смажут пятки до самого Аргоса.

Гирун был окончательно заинтригован, но Ларин не стал ему всего рассказывать.

– Вот соберем, сам увидишь. Только место ей подыскать надо, больно уж громоздкая вещь, – задумался Ларин, – да и боеприпасов у меня нет.

Со своего места Ларин заметил груду валунов средней величины, высившуюся у одной из незаконченных построек.

– А это что за камни?

– Это камни для основания новой башни, что я собирался построить. Она должна быть самой высокой.

– Обождем с башней, – решил Ларин, – их у нас хватает. Зато из этих камней получатся отличные снаряды для новой катапульты.

Комендант посмотрел на валуны и с сомнением покачал головой.

– Боюсь, ни одна катапульта не сможет выстрелить таким камнем.

– Эта сможет, – отмахнулся Ларин, – ты просто не видел настоящих катапульт. Короче, вели перетащить все эти камни до заката вон туда, на площадь перед главными воротами. Там же и установим катапульту.

– На площади? – еще больше округлил глаза Гирун. – Даже не на башне? Но как же она будет стрелять?

– Нормально, – объяснил Ларин, – через стену. Ей перебросить камень через нашу стену проще простого. В общем, выполняй. Когда Токсар вернется, выделишь ему столько людей, сколько потребуется. И еще, что ты там говорил про зажигательные снаряды?

Узнав, что ему предстоит биться с профессиональной армией, да еще столь малыми силами, у Ларина словно открылось второе дыхание. Одна идея сменяла другую, и все казались дерзкими, но выполнимыми. Сражение в долине нужно было, чтобы остановить марш-бросок греков, сбить с них спесь, даже если придется положить там половину людей. Но в том, что основная битва будет происходить под стенами крепости на побережье, Леха не сомневался. А здесь одним нахрапом было не взять. Греки тоже не дураки. Наверняка и осадный обоз имеется. Нужно было применить какую-нибудь военную хитрость, чтобы уничтожить врагов и остаться в живых самому.

Поэтому Леха напряг извилины, хоть и не очень любил это делать. Вдруг, посмотрев в конец прохода между пристройками, он заметил длинные узкие бочки, оставленные здесь кем-то из кельтских капитанов, которые навели его на очередную идею. Вернее, заставили вспомнить опыт из прошлой жизни.

– Я говорил про горшки, что горят еще лучше, чем греческий огонь, – сообщил с загадочным видом комендант, отвечая на вопрос, – мы тут нашли одного умельца; вернее, он прибыл с нашими кораблями из Ольвии. Грек, но сильно обиженный на соплеменников. Вот он и показал нам, как смесь изменить, чтобы горела лучше. Мои солдаты теперь своими баллистами могут поджечь кого угодно. Вон на берегу обгорелая триера лежит – их работа.

– Не Колпакидис, случайно? – насторожился Ларин.

– Нет, – ответил комендант, почесав бороду, словно пытался припомнить трудную фамилию, – Каранадис.

– Пойдем-ка побеседуем с твоим Каранадисом, – решил Ларин, – пока морпехи не прибыли. Есть у меня к нему разговор.

В подвале одного из домов на окраине, примыкавшем к арсеналу, где хранились «взрывчатые вещества», было темно и сухо. Пройдя в никем не охраняемую дверь, Ларин в сопровождении Гируна спустился по высеченным в скале ступенькам вниз, оставив пятерых охранников снаружи.

– Это здесь обосновался ваш умелец? – удивлялся Ларин, осматривая на ходу грязные стены и заваленный глиняными черепками пол.

– Да, – подтвердил комендант, – он специально попросил подыскать ему такое место, чтобы не поджечь случайно что-нибудь. У него бывает… А это у нас единственный подвал, еще от дарданов остался. Они здесь хранили еду и что-то еще. Может быть, свои сокровища. Хотя здесь, говорят, ничего не нашли, когда взяли крепость.

– Факел нам не помешал бы, – проговорил Леха, спускаясь все ниже в полумрак и никак не отреагировав на замечание о сокровищах, – еще немного и свет вообще исчезнет. Глубоко еще спускаться?

– Мы уже пришли, – заметил Гирун, – вон тлеют его свечи. Он всегда только при них работает.

Ларин посмотрел в указанную сторону и сам увидел огарки свечей на длинном столе. Они почти не давали огня, но сейчас, в этой темноте, показались ему настоящими фонарями. Глаза адмирала быстро привыкли, и он стал различать детали большого вытянутого помещения, своды которого уходили вверх и смыкались метрах в трех над головой. Место здесь действительно было какое-то странное. «Может, дарданы тут жертвы своим богам приносили? – подумал Ларин, осматриваясь. – Или подземным духам огня?»

За столом, склонившись над каким-то горшком, спиной к ним сидел невысокий бородатый человек в хитоне. За ним в стене виднелись ниши, уставленные глиняными горшками разных форм и размеров. Среди них были обычные, предназначенные для хранения жидкостей, почти круглые и даже вытянутые, напоминавшие своей формой гильзу от снаряда.

«А этот алхимик, похоже, экспериментирует с формой, – догадался Ларин, разглядывая горшки, – отлично. Похоже, у него есть такая, что мне нужна. Это сэкономит время».

– Как его зовут? – опять почему-то вполголоса поинтересовался Леха, невольно проникаясь уважением к ученому и позабыв на мгновение, что он здесь главный и может вмешиваться в любое дело.

– Он назвался Каранадисом, – напомнил комендант, – так мы его и зовем.

– Эй, – воскликнул Ларин, голос которого эхом отозвался под сводами помещения, – это ты готовишь горшки с греческим огнем? У меня к тебе дело.

Но не успел Леха сделать и пары шагов, как человек, не обращая на него никакого внимания, чиркнул камнем о камень, высекая искру, и поджег содержимое горшка. Тот вдруг заискрился и резко вспыхнул, разлетевшись на несколько частей.

«Опоздал, – пронеслось в голове у падающего на пол Ларина, когда огненные языки пламени метнулись сразу во все стороны, а черепки забарабанили по стенам, – пропал алхимик».

Но, к своему удивлению, он обнаружил грека живым и здоровым, правда под столом. Да и отыскать его удалось только по раздававшимся оттуда стонам. Такой вокруг стоял плотный дым, да и огонь еще не везде потух.

– Как же так, – сокрушался грек о потере горшка, – я же его два дня набивал, слоями. Все предусмотрел.

– Значит, не все, – оборвал его причитания Ларин, – а ну вылезай, а не то я тебя сейчас посажу на твой горшок и с удовольствием подожгу. Хочу посмотреть, умеешь ли ты летать.

Грек с недоверием уставился сначала на незнакомого Ларина, возвышавшегося над ним громадой, а затем на вынырнувшего из дыма коменданта.

– Вылезай! – повторил с поспешностью Гирун, испугавшись, что Ларин в гневе сейчас просто заколет неуклюжего умельца. Но Леха на сей раз не торопился с расправой, хотя разлетевшийся во все стороны горшок едва не лишил его головы. Он хотел сначала убедиться в том, что грек в состоянии осуществить его идею. Увиденное только утвердило его в желании. «А казнить мы его всегда успеем, – решил адмирал, – пусть поработает на благо Великой Скифии. Может, из него второй Архимед выйдет».

– Я твой новый хозяин, – коротко ввел алхимика в курс дела скифский адмирал, – если будешь думать слишком долго, я тебя казню. Понял?

Грек кивнул и вылез из-под стола.

– Откуда родом? – поинтересовался Леха, огладывая тщедушного гения от артиллерии.

– Из Одесса, – ответил тот.

– Откуда? – не поверил своим ушам Ларин и лишь мгновением позже понял, что к одесситам этот грек не имеет никакого отношения. Речь шла совсем о другом городе. [13] И Ларин уже знал о его существовании, но как-то позабыл. А тут выпал случай вспомнить.

– Ты же грек и даже не македонец, а почему нам служишь? – продолжал неожиданный допрос адмирал, которому вдруг показалась подозрительной личность этого оружейника, – ведь все греки против нас воюют.

– Я был свободным гражданином, но не смог вовремя отдать долг одному богатому торговцу, – начал свою историю Каранадис, – и меня посадили в тюрьму. А потом, когда в Одессе появился один знатный беглец из скифского устья, он выкупил меня, узнав, что я оружейник, и заставил меня отрабатывать долг.

Ларин молчал, давая греку выговориться.

– Он обращался со мной как с рабом, – продолжал Каранадис, нервно дергая руками, – а когда я попытался пожаловаться чиновникам, те высмеяли меня, сказав, что я и так уже почти раб, а Иседон столько денег заплатил за меня в казну, что может делать со мной что угодно. Даже… развлекаться, как он любит. А кроме того, он большой друг одного из хозяев нашего города.

– Как ты сказал? – не поверил своим ушам Ларин. – Иседон?

– Да, так звали того старика, – кивнул Каранадис, – и вот однажды, когда я опять отказался работать, он приказал избить меня, а потом хотел взять силой…

«Так он еще и педик, – охнул Ларин, с сожалением посмотрев на несчастного грека и ожидая грязной развязки, – нет, я его просто обязан убить».

– Но я ударил его по голове горшком и бежал, – выдохнул грек, – так что теперь в своем городе я вне закона, и за мою голову назначена награда как за беглого раба.

– Ну, слава богам, все обошлось, – выдохнул Ларин, как-то сразу подобрев к несчастному гению. – Поверь, очень скоро мы войдем в твой город победителями, и ты вернешь все свое имущество назад. А этого Иседона я, кстати, хорошо знаю. И если ты укажешь мне, где его найти, то я тебя просто озолочу.

– Всю мою семью наверняка продали в рабство, – продолжал причитать грек, но когда до его сознания дошли последние слова адмирала, он мгновенно пришел в себя.

– Конечно, укажу, – проговорил он, и в его голосе появилась радость отмщения, никак не связанная с золотом, – с большим удовольствием укажу.

– Об этом позже, – кивнул Ларин, нехотя меняя тему, – теперь я знаю, где этот Иседон обосновался, и он от меня никуда не денется. Он ведь не собирался уезжать?

– Зачем? – пожал плечами беглый грек. – У него в Одессе большие связи, да и денег хватает. Он не торгует, но живет богачом. Хотя в последнее время все же завел торговлю оружием. Так мы с ним и познакомились.

«Не иначе казну Палоксая увел, – решил Леха, – вот Иллур-то обрадуется, когда я ему об этом сообщу. А еще лучше захвачу эту сволочь вместе с деньгами и привезу пред светлые царские очи. Хотя нет, за то, что он со мной сотворил, я его лучше сам убью».

Узнав о наклонностях своего обидчика, Леха, впрочем, возблагодарил богов, что старейшина Иседон за время короткого знакомства не покушался на его честь. Но у Ларина и без того закипало в душе, едва он вспоминал о предательстве и пережитых за время бегства мытарствах.

«Позже, – остудил свой гнев адмирал, собрав всю волю в кулак, – я его обязательно найду и убью. Заодно и за Гнура с бойцами рассчитаюсь. А сейчас нужно думать о том, как остановить гоплитов Аргоса. А то некому будет мстить Иседону».

И, отогнав сладкие мысли о мести, он вернулся в реальность.

– Ты, говорят, хороший мастер, – сменил тему Ларин, поглядывая на догоравшую по углам смесь, – хорошие горшки для наших баллист делаешь.

– Я учился у лучшего мастера в Одессе, – улыбнулся тщедушный грек, не лишенный, как оказалось, самодовольства. Он отошел от стола и зажег огнивом несколько тусклых свечей.

– А можешь ты изготовить мне вот что, – проговорил Ларин и, шагнув к давно примеченной доске с угольками, на которой алхимик чертил какие-то каракули, взял уголек и, набросав очень простой рисунок, начал излагать ему свою идею. Вернее, не совсем свою. Как бывший морпех их двадцать первого века он просто не раз видел эту разрушительную идею в действии и надеялся, что если ему удастся сейчас изобразить хоть жалкое подобие, то это уже может сильно повлиять на исход битвы с греками.

«Если не получится, бог с ним, – решил Леха, – но попытаться надо».

И на доске за минуту возникла конструкция, состоявшая из направляющей трубы и скользящего по ней реактивного снаряда, очень напоминавшая своим видом легендарную «Катюшу», местному умельцу, конечно, неизвестную.

– Вот это длинный горшок с закупоренным носом, набитый или наполненный твоей «гремучей» смесью, – попытался растолковать заинтригованному греку адмирал, – а это труба, по которой он скользит. Сила огня толкает его вперед. Разогнавшись до нужной скорости, он должен улететь и упасть на головы наших врагов.

– Улететь без баллисты? – озадачился грек, глянув в поисках поддержки на обомлевшего от такого известия Гируна.

– Но ведь в горшках жидкая смесь, – попробовал вставить слово комендант.

– Если я не ослеп, – проговорил Леха, указав на следы пожарища, – в том горшке была какая-то сухая смесь. Так?

По глазам Ларин понял, что мозг алхимика уже начал работать над поставленной задачей.

– Да, у меня есть сухой состав, – кивнул удивленный грек, – но как вы догадались? Ведь ее нет еще ни у кого во всей Греции. Я ее сам изобрел, совсем недавно. Только начал ставить опыты. Один из них… вы только что видели.

– Да технология сыровата, – кивнул адмирал, озадачив грека непонятным словом, – но времени доводить до ума сейчас нет. К нашей крепости приближаются воины Аргоса. Так что потом этим займешься, если выживем.

Оружейник вздрогнул, услышав такой оптимистичный прогноз.

– А сейчас просто сделай так, – решил Ларин, – есть у тебя узкие и длинные горшки?

Каранадис еще не успел ответить, как Леха уже сам все увидел, скользнув взглядом по полкам.

– Есть, вижу, – сказал он, протянув руку в сторону длинных, почти полметра длиной изделий, – набей их своей сухой смесью и засунь в какую-нибудь трубу. Лучше глиняную, но можно и деревянную; главное, чтобы этот снаряд направление полета получил.

Грек слушал, разинув рот, идея ему нравилась, но, похоже, результат уже вызывал опасения.

– У меня пока очень мало этой смеси, – признался он, решив наконец вставить слово, – не хватит на все эти горшки. Только на один, да и то…

– Тогда найди поменьше, – отмахнулся от проблем Ларин, – мне главное, чтобы они упали на голову врагов, пролетев меньше стадии, и взорвались, наделав шуму. Пусть даже не убьет никого.

– А как же я подожгу их? – снова озадачился алхимик и осторожно добавил: – Я только что пытался придумать один способ…

– Этот способ не подойдет, – отрезал Ларин. – Что такое фитиль, знаешь?

Грек округлил глаза.

– Ну веревка такая просмоленная. Длинная, которая может долго гореть? – уточнил Ларин. Но не встретив понимания, попытался объяснить, хотя и сам плохо представлял техническую часть вопроса.

То, что Леха слабо разбирался в подрывном деле, – другая у него была специальность на службе, – его не очень смущало. В таких случаях Ларина всегда выручала природная наглость. Если не умел чего-либо сам, то обладал талантом находить и припахивать других людей, которые это умели. Вот и сейчас был похожий случай. Правда, с небольшой разницей. В родном времени все, даже неспециалисты, знали, что такое порох, динамит и бикфордов шнур. Не говоря уже о снарядах. Здесь же этого не было и в помине. Поджигать местные греки уже научились хорошо, даже на расстоянии, но вот подрывное дело еще не освоили во всех тонкостях.

«Ничего, надо их чуток подтолкнуть, – размышлял Ларин, разглядывая чумазую физиономию греческого умельца, – потом само пойдет. А в будущем не раз пригодится. Война ведь не завтра закончится».

– Короче, найдешь веревку и намажешь ее каким-нибудь маслом…

– Можно пропитать горючей смесью, – подал дельную мысль алхимик.

– Да, можно, – согласился Ларин, осматривая хозяйство на полках, – потом засунешь в открытую часть длинного горшка и подожжешь, когда будет надо. И главное – беги оттуда подальше, как только эти веревки загорятся. Если что пойдет не так, не важно. Тебе самому сгореть никак нельзя раньше времени – мне от тебя еще надо адресок Иседона получить. А в остальном дело не сложное. Ну все понял?

Грек посмотрел на него ошалевшим взглядом, но перечить не посмел. Даже кивнул, но как-то неуверенно.

– И проследи, чтобы в последний момент рядом никого не было, мало ли что, – повторил Леха, а обернувшись к коменданту, который слушал весь этот разговор примерно с таким же выражением лица, как и грек, добавил: – А ты отвечаешь за то, чтобы к вечеру, самое позднее к рассвету, на стене у главных ворот или на ближней к ним башне стояла вот эта штука.

И он постучал грязным пальцем по доске, на которой красовался странный чертеж.