КНИГА ВТОРАЯ

РЫЦАРЬ ЧЕРНОЙ РОЗЫ

Властелин Сот сидел на покрытом черными пятнами копоти и выкрошившемся от жара троне в обезображенном пожаром парадном зале своей Даргаардской Башни. Его оранжевые мертвые глаза горели в черных глазницах, свидетельствуя о том, что жизнь проклятого рыцаря все еще томится в заключении под опаленными доспехами с гербом Соламнии. Сот был один.

Он только что отпустил свою дружину, в прошлом — таких же, как и он, рыцарей, беззаветно преданных ему при жизни и навечно проклятых вместе с ним, обреченных хранить верность своему страшному господину даже после смерти. Он отослал также банши — призраков эльфийских женщин, сыгравших роковую роль в его падении и теперь обязанных служить тому, кого они погубили. Вот уже несколько сотен лет Сот заставлял этих несчастных снова и снова переживать свою страшную судьбу. Почти каждый вечер, садясь на свой разрушенный трон, он приказывал банши услаждать свой слух повествованием о том, как заслужил он свое проклятье, а они — свое…

Заунывная песня духов заставляла Сота чувствовать острую боль, но он только приветствовал ее. Это было в сотню раз лучше, чем унылое ничто, преследовавшее его на протяжении вечности, что прошла со дня его смерти. Не будь банши, его существование в качестве бессмертного было бы стократ скучнее, однако сегодня он не стал принуждать их петь. Теперь он прислушивался к истории собственной жизни, которую доносил до его слуха резкий ночной ветер, проникающий в обрушенные коридоры и бойницы замка.

«Когда-то давным-давно я был Соламнийским Рыцарем, и у меня было все, чего может пожелать смертный. Я был хорош собой, обаятелен и храбр. Я был женат если не на писаной красавице, то уж, во всяком случае, — не на самой последней из благородных дам. Мои рыцари были верны мне. Да, многие завидовали повелителю Соту, хозяину Даргаарда…

Помнится, как-то весной, за год до Катаклизма, я покинул свое поместье и поехал с дружиной в Палантас. Там собирался Совет Ордена, где мне следовало присутствовать. Сам Совет меня не очень интересовал — я предвидел, что на заседании, как всегда, будет много скучных споров о малозначительных правилах и установлениях. Гораздо больше привлекали меня щедрые вечерние пиры, беседы с добрыми товарищами и рассказы о подвигах и походах. Именно за этим я и отправился.

Мы ехали не спеша, коротая дальний путь за приятной беседой, заполняя дни песнями и шутками. На ночь мы останавливались на постоялых дворах или же ночевали прямо под звездным небом. Погода стояла прекрасная, так как в тот год весна выдалась ранняя и теплая. Солнечные лучи согревали нас днем, а вечерний ветер остужал разогретые доспехи. Той весной мне исполнилось тридцать два года, и все в моей жизни шло как надо. По крайней мере, я не могу припомнить более счастливого времени.

Но однажды ночью — будь проклята серебряная луна, осветившая ее! — когда мы встали лагерем на безжизненной пустоши в предгорьях, нас разбудил пронзительный женский крик, — так, во всяком случае, нам показалось. Затем крик раздался снова, и на этот раз ошибки быть не могло. Мы услышали несколько девичьих голосов, призывавших на помощь, а следом ветер донес до нас грубую речь великанов-людоедов.

Похватав оружие, мы ринулись в битву. Победа далась нам легко — это была всего лишь небольшая шайка грабителей. Большинство из них сразу же разбежались при нашем появлении, лишь их главарь — то ли самый дерзкий, то ли самый пьяный — не пожелал расстаться со своей добычей. И я, пожалуй, способен его понять, так как он завладел самой прекрасной из эльфийских дев. В лунном свете ее красота казалась ослепительной, а страх, написанный на тонком лице, лишь подчеркивал ее необычайную женственность и беззащитность.

Я бросил ему вызов, мы сражались, и я победил. Моей наградой стала перепуганная эльфийская девушка, которую я на руках отнес обратно в лагерь к ее подругам.

До сих пор я словно наяву вижу ее пышные золотистые волосы, сияющие при лунном свете. И теперь передо мной как живые — ее глаза, смотревшие на меня, когда она приходила в сознание. До сих пор я не могу их забыть. В этих небесных очах я прочитал одно — любовь…А уж в моих глазах эльфийка без труда могла рассмотреть благоговение и восторг, которые я не смог, да и не хотел скрывать.

Все мысли о жене, о чести, о моем замке — все исчезло в тот самый миг, когда я впервые взглянул на нее.

Она поблагодарила меня — очень смущенно и робко, — когда я возвратил ее в лагерь, к другим эльфийским женщинам. Они оказались жрицами, паломницами, ехавшими через Палантас в Истар, чтобы поклониться Паладайну в Храме Всех Богов. Спасенная мной девушка оказалась не простой послушницей; в это путешествие она отправилась, чтобы стать в Истаре праведной дочерью Паладайна.

Вернувшись в свой лагерь, я долго не мог уснуть. Мне все представлялось, как я держу в руках гибкое юное тело. Никогда прежде страсть к женщине не сжигала меня с такой силой.

Когда же мне наконец удалось забыться, сны стали для меня сладкой мукой.

Наутро мысль о неизбежном расставании с моей феей как ножом резанула меня по сердцу, и я вернулся в лагерь паломниц. Там я рассказал путницам о выдуманной мною банде гоблинов, которые промышляют вдоль ведущей в Палантас дороги. Мне без труда удалось убедить женщин в том, что они нуждаются в охране, и я предложил им свои услуги. Мои люди были совсем не против того, чтобы продолжить путешествие в такой приятной компании, и мы отправились дальше вместе.

Но боль моя не улеглась. Напротив, она стала еще острее. День за днем я украдкой смотрел на свою возлюбленную, ехавшую вместе со мной — рядом, но не так близко, как мне бы хотелось…Ночь рядом, но не так близко, как мне бы хотелось…Ночь за ночью я лежал без сна, пытаясь успокоить свои лихорадочно плясавшие мысли.

Я желал ее, желал так сильно, как не желал никого, ничего и никогда в своей жизни. И в то же время я оставался рыцарем, связанным суровой клятвой и вынужденным сверять все свои мысли и поступки с Кодексом и Мерой, обязанным хранить верность законной супруге, исполнять долг командира и вести своих людей к славе, являясь для них образцом для подражания во всем, что касалось вопросов чести. Долго, очень долго я боролся с самим собой и в конце концов победил, по крайней мере, так мне казалось. «Завтра, — сказал я себе, — завтра я уеду от нее». Эта мысль оказалась неожиданно приятной, она меня успокоила, и я смог наконец уснуть — впервые за последние дни.

Я действительно собирался уехать и уехал бы, однако судьба обернулась против меня. Отлучившись из лагеря под предлогом того, что отряду необходимо пополнить запасы продовольствия, я на свою беду повстречал эльфийку в лесу, довольно далеко от места стоянки, — подруги послали ее собирать лекарственные травы.

Мы были совсем одни. Наши спутники оказались довольно далеко, а любовь, которую я прочел в ее глазах в первые часы нашего знакомства, разгорелась еще ярче.

Помню, как эльфийка распустила свои волосы и они золотой волной упали к ее ногам. Моя честь, моя решимость никогда больше с ней не встречаться — все оказалось забыто в тот же миг. Пламя безудержной страсти охватило меня…

Бедняжка, ее оказалось так легко соблазнить! Один поцелуй, другой, и вот мы уже лежим рядом на молодой траве, куда я утянул ее за собой в любовном порыве. Мои руки ласкали ее тело, мои губы заглушали ее робкие протесты, а после того…после того как она стала моей, я поцелуями осушил слезы на ее лице.

Той же ночью она сама пришла в мою палатку. Испытанное мною райское блаженство заставило позабыть меня обо всем. Разумеется, я пообещал ей жениться. Как я мог на это решиться? Не знаю. У меня уже была жена, происходившая из богатой семьи. Ее деньги были мне нужны, так как расходы рыцаря обычно превышали доходы, а мои — тем более, однако той ночью, когда я держал эльфийскую деву в объятиях, я уже понял, что расстаться с ней мне не хватит сил. И тогда я придумал один хитрый план…

Наше путешествие продолжалось, и остальные эльфийки начали что-то подозревать. Не заметить улыбок, которыми мы обменивались днем, было почти невозможно, тем более что и я, и она совершенно позабыли об осторожности и старались проводить вместе все свободное время.

В Палантасе, однако, нам пришлось расстаться. Эльфийские жрицы остановились в прекрасном гостевом дворце, который, приезжая сюда, использовал сам Король-Жрец, а моя дружина и я отправились по предназначенным для нас квартирам. Несмотря на это, я был уверен, что моя крошка сумеет найти ко мне дорогу, коль скоро я не могу больше приходить к ней. Первую ночь, однако, я провел в одиночестве, и это меня крайне обеспокоило. Потом прошли вторая и третья ночи, а ее все не было. Я начинал уже понемногу сходить с ума от волнения и переживаний, когда в мою дверь постучали.

Но это была не она. Это был глава Соламнийских Рыцарей в сопровождении трех магистров рыцарских орденов. Лишь только я увидел их, я сразу понял, что должно произойти. Эльфийка узнала обо мне правду и предала меня.

Но я зря возводил на нее напраслину. На меня донесли ее эльфийские спутницы, которые, пытаясь излечить мою красавицу от внезапного недомогания, с ужасом обнаружили, что в своем чреве она носит дитя.

Она никому не говорила об этом, и даже я ничего не знал. Когда правда открылась, «доброжелательницы» жрицы раскрыли ей глаза, рассказав о том, что я женат, и тут, на беду, в Палантас пришло известие из Даргаарда, что моя законная жена «таинственным образом» исчезла.

Меня арестовали и провели по улицам города на потеху толпе. Я стал объектом грубых шуток черни, мишенью для брани и грязных оскорблений. Ничто так не льстило простолюдинам, как то, что рыцарь может внезапно пасть еще ниже, чем они сами. Именно тогда я поклялся, что однажды обрушу самую страшную месть на них и на их прекрасный город, однако мои надежды на возмездие с каждым часом становились все призрачнее.

Совершившийся в конце экзекуции суд был коротким, а приговор — суровым. У меня отобрали и титул, и земли, и как изменник ордена я был осужден на смерть.

На рассвете мне должны были перерезать горло моим же собственным мечом. Правда, тогда я ничего не замечал и ни на что не реагировал — я все еще думал, что моя любовь отреклась от меня.

Однако той же ночью моя верная дружина напала на тюрьму и освободила меня.

Эльфийка была с ними. Она рассказала обо всем и призналась, что беременна.

По ее словам, эльфийские женщины простили ей грехопадение, и, хотя теперь она не могла стать праведной дочерью Паладайна, она имела право вернуться в родительский дом и жить там, пусть и в немилости, до конца своих дней. И все же она не хотела уезжать, не простившись со мной. Она любила меня, это было очевидно, и все же дошедшие до нее слухи не могли ее не расстроить.

Тогда, помнится, я на скорую руку состряпал какую-то ложь о причинах исчезновения моей жены — ложь, которой эльфийка с радостью поверила. Она поверила бы мне, даже если б я назвал тьму светом! Успокоившись, дева согласилась бежать со мной. Лишь потом я понял, что именно эта причина привела ее ко мне в тюрьму, а вовсе не желание сказать мне последнее «прости». В сопровождении моего отряда мы вернулись в Даргаардскую Башню.

Это был нелегкий путь, ибо всю дорогу нас преследовали Рыцари Ордена Розы, и все же мы успели добраться до моего замка и занять оборону. Даргаард стоит на высокой голой скале, и обороняться в нем легче легкого. В подвалах хранился огромный запас провизии, и мы могли продержаться в осаде хоть всю зиму, а она была уже на носу.

Я должен был радоваться жизни, быть довольным собой и моей новой женой, хотя церемония бракосочетания в осажденном замке выглядела жалкой пародией на событие, которое было призвано осчастливить меня на всю жизнь. Но ничего этого я не испытывал. Чувство вины терзало меня постоянно, и, что еще хуже, я мучился от сознания того, что запятнал свою честь. Только теперь я начинал понимать, что бежал из одной тюрьмы лишь для того, чтобы добровольно запереть себя в другой, которую к тому же сам для себя воздвиг. Я избежал позорной смерти, но принудил себя влачить унылое, безрадостное, одинокое существование. Собственно говоря, я всегда был вспыльчивым, готовым сначала ударить, а потом подумать — за что, но теперь эта черта моего характера стала преобладающей. После того как я жестоко избил нескольких слуг, они стали разбегаться при моем появлении. Мои воины тоже старались меня избегать. Наконец наступил день, вернее — ночь, когда я ударил мою эльфийку

— единственную в целом мире, способную подарить мне хоть немного счастья.

Глядя в ее полные слез глаза, я впервые понял, в какое чудовище превратился. Схватив любимую в объятия, путаясь в ее распущенных золотых волосах, я на коленях умолял о прощении. Я чувствовал, как шевелится мое дитя в ее чреве. Вместе мы стали молиться Паладайну, и я поклялся, что исполню все, чего он ни потребует от меня, лишь бы моя честь была восстановлена.

Единственное, о чем я просил Светоносного бога, — чтобы мой сын или дочь никогда не узнали о моем позоре.

И Паладайн ответил мне. Он поведал о Короле-Жреце, о его гордыне и тех дерзких требованиях, с которыми этот глупец обращался к богам. Паладайн объявил мне, что весь мир может испытать на себе тяжесть гнева богов, если какой-нибудь человек — как поступил до меня легендарный Хума — не пожелает пожертвовать собой ради спасения невинных жертв.

Свет Паладайна разливался вокруг меня. Моя измученная душа обрела покой.

Какой жалкой показалась мне моя собственная жизнь по сравнению с тем, что ребенок вырастет без позорного пятна на своем — нашем — имени, а мир будет спасен! Что и говорить, в тот же день я выехал в Истар с твердым намерением остановить зарвавшегося жреца и с уверенностью, что Паладайн на моей стороне.

Но вместе со мной отправился в путь и еще коек-то. Это была Такхизис — великая Владычица Тьмы, ведущая нескончаемую борьбу за души, которые ей нравится держать в повиновении. Как же ей удалось победить меня? Какую уловку придумала она для того, чтобы сбить меня с пути Паладайна? Владычица Тьмы использовала опять же эльфийских женщин — жриц того самого бога, с именем которого я отправился в свой великий поход!

На самом деле жрицы эти уже давным-давно оставили Паладайна. Как и Король-Жрец, они рядились в тогу своей собственной правоты и не видели ничего сквозь шоры своего «добра». Я же, преисполнившись гордости за то, какая важная миссия на меня возложена, открыл свои намерения. И конечно, Мои речи здорово их испугали. Они не поверили, что на мир может обрушиться гнев богов, и лишь фанатично твердили мне, что скоро настанет день, когда Кринн будут населять только хорошие, добрые и прекрасные существа (то есть — эльфы).

Им нужно было помешать мне, и они в этом преуспели.

Королева Бездны мудра, ей ведомы самые темные закоулки человеческой души.

Если бы путь мне преградила целая армия, я бы сокрушил ее без промедления и продолжил свой путь, но сладкие речи эльфиек оказались пострашнее вражеских полков. Словно яд, они впитывались в мою кровь до тех пор, пока мои сердце и рассудок не заволоклись багровым туманом ревности.

— Как хитро поступила наша сестра, избавившись от тебя в такой подходящий момент, — говорили они. — Теперь ей достанутся твой замок, все твои земли и богатства, и при этом она не будет испытывать никаких неудобств, связанных с мужем — человеком.

Еще они спрашивали меня, уверен ли я, что ребенок действительно мой, и намекали, что видели мою жену в обществе одного из моих самых молодых дружинников. А я…я действительно не знал, куда направлялась эльфийка, покидая за полночь мою походную палатку.

Они ни разу не сказали ни слова лжи, ни разу не указали прямо на неверность моей возлюбленной, но их речи и вопросы вонзались в меня как отравленные стрелы. Я начал вспоминать ничего не значащие слова, взгляды, улыбки, и они наполнялись для меня новым смыслом. Я был уверен, что эльфийка изменяет мне, и желал только одного — застать ее с любовником. Я готов был убить соперника — кем бы он ни был! Я хотел заставить ее страдать, как страдал в те минуты сам!

И я повернул обратно.

Прибыв домой, я принялся колотить в ворота замка. Моя жена в величайшей тревоге выбежала мне навстречу, держа на руках новорожденное дитя. На лице ее застыло отчаяние, но я принял его за признание вины. Я проклял и ее, и ребенка, и в этот самый миг огненная гора упала на Ансалон.

Мне показалось, что звезды посыпались с неба. Землю стало трясти как в лихорадке, по ней побежали громадные трещины, а в большом зале сорвалась с крюка огромная люстра на сотню свечей. Не прошло и нескольких мгновений, как моя жена была с ног до головы охвачена пламенем. Из огня она протягивала мне ребенка, надеясь спасти его от пожиравшего ее пламени, я заколебался, но тут ревность с новой силой вспыхнула в моей груди, и я отвернулся.

Вот тогда-то умирающая эльфийка призвала на мою голову гнев богов. «Этой ночью ты погибнешь в огне — той же самой смертью, на какую обрек меня и своего сына. Но ты не умрешь совсем — ты будешь скитаться во мраке целую вечность, проживая по одной жизни за каждую жизнь, которую твоя глупость погубила сегодняшней ночью!»

С этими словами она упала на пол и умерла.

Между тем огонь распространялся все дальше, и вскоре весь мой замок полыхал, как облитый маслом муравейник. Никакие усилия не сумели погасить этого странного пламени, от которого плавились даже камни. Мои люди пытались спастись, но не смогли, на бегу превращаясь в живые факелы. Вскоре в Даргаарде не осталось ни одного живого существа, кроме меня самого. Один как перст стоял я посередине большого зала, окруженный стеной огня, который почему-то меня не трогал. Но пламя приближалось, все ближе и ближе, и наконец огненная река захлестнула меня.

Я умирал медленно, в невыносимых мучениях. Когда все же смерть пришла, она не дала мне желанного избавления. Мои глаза закрылись, но тут же открылись вновь, и я увидел перед собой мир пустоты, отчаяния и нескончаемой муки, в котором мне предстояло существовать невероятное количество лет. И вот с тех пор, ночь за ночью, год за годом, я сидел в этом зале и слушал, как эльфийские женщины выпевают мою историю. Но все это кончилось, исчезло с твоим появлением, Китиара…

Когда Владычица Тьмы призвала меня, чтобы я сражался на ее стороне в войне, которую она вела, я сказал, что буду служить тому Повелителю Драконов, у которого достанет мужества провести ночь в Даргаардской Башне. И среди всех воителей нашелся только один отважный человек — это ты, моя Китиара. Я восхищался тобой, я был поражен твоей смелостью, твоим мастерством в обращении с оружием и свирепой, непреклонной решимостью. В тебе я вижу себя самого, вижу то, чем мог бы стать сам.

С моей помощью ты расправилась с остальными Повелителями Драконов, когда мы в суматохе бежали из Нераки после поражения нашей Темной Воительницы. Я помог тебе достигнуть Оплота и восстановить твою былую власть на континенте. Я был с тобой, когда ты попыталась расстроить планы твоего сводного брата Рейстлина, задумавшего бросить вызов нашей Королеве. Меня нисколько не удивило, что он перехитрил тебя, ибо он единственный из всех живых, кого боюсь даже я.

Даже твои любовные похождения доставляли мне удовольствие, моя Китиара.

Мы, живые мертвецы, не можем иметь плотских желаний. Любовь, похоть, страсть — все это позывы горячей крови, которая уже давно не течет в моих остывших жилах, но я видел, как ты вывернула наизнанку этого сопляка Таниса Полуэльфа, и радовался этой победе вместе с тобой и не меньше тебя самой.

Но теперь…что стало с тобой теперь, Китиара? Госпожа превратилась в рабыню, и чью?! Эльфа! О, я видел, как горели твои глаза, когда ты произносила его имя! Я видел, как тряслись твои привыкшие к обращению с мечом пальцы, когда ты получила от него письмо. Ты думаешь о нем, вместо того чтобы планировать новую войну. Даже твои военачальники перестали занимать тебя с тех пор, как ты впервые побывала в Башне у темного эльфа.

Нет, мертвые не испытывают плотских желаний, но зато они могут испытывать ненависть, такую же холодную, как их тела, но обжигающую, словно самый жаркий огонь. Они подвластны ревности, зависти и чувству обладания.

Я мог бы убить Даламара — темный эльф силен, но он всего лишь ученик, и не ему со мной тягаться. Его учитель — Рейстлин. Но ему все равно…

О моя Королева! Берегись Рейстлина! В его лице ты встретила своего самого могущественного противника, с которым тебе в конце концов придется сразиться один на один. Я не в силах помочь тебе в Бездне, и единственное, что я могу сделать для тебя в этой борьбе, — уничтожить Даламара.

Да, ученик мага, я могу убить тебя, но, познав на собственной шкуре, что такое смерть, — не хочу этого. Смерть — это низкая и гнусная вещь. Она может быть мучительной, но боль скоро проходит. Гораздо страшнее оставаться в мире живых, вдыхать запах теплой крови, видеть упругую плоть и знать, что всего этого у тебя никогда больше не будет. Именно это ты очень скоро поймешь и почувствуешь сам, темный эльф..

Что же касается тебя, Китиара, то знай — я выдержу эту боль и скорее проживу еще столетие в непрекращающихся муках, чем снова увижу тебя в объятиях живого мужчины!»

Так Рыцарь Смерти размышлял, строил планы, и его мысли змеились, словно колючие стебли черных роз, которыми заросли руины сгоревшего замка. Мертвые рыцари несли на обрушившихся бастионах бесконечный дозор, каждый на том посту, где застигла его огненная смерть. Призраки эльфийских женщин заламывали бесплотные руки, громко стеная и оплакивая свою судьбу.

Властелин Сот ничего этого не слышал. Он сидел на своем почерневшем каменном троне, а его невидящие глаза неподвижно уставились на жирное пятно черной сажи на каменном полу — пятно, которое он пытался уничтожить при помощи своей магии, но оно неизменно возникало на прежнем месте, снова и снова. В этом пятне угадывались очертания лежащей женщины…

Наконец невидимые губы рыцаря растянулись в зловещей улыбке, а оранжевое пламя ярко вспыхнуло в сумрачных глазницах.

— Ты будешь моей, Китиара, моей навеки…

Глава 1

Карета с шумом остановилась. Лошади недовольно зафыркали и затрясли головами, позвякивая удилами и стуча копытами по булыжной мостовой, словно торопясь поскорее закончить утомительное путешествие и вернуться в свои уютные стойла.

В окно кареты просунулась голова стражника:

— Доброе утро, господин. Добро пожаловать в Палантас. Будь добр, назови свое имя и род занятий.

Молодой воин говорил звонким и бодрым голосом, — похоже, он только недавно заступил на пост. После яркого света он ничего не видел в полумраке кареты, и ему пришлось несколько раз моргнуть, пока глаза его не привыкли к темноте.

Весеннее солнце сверкало так же ярко, как мальчишеская улыбка на лице стражника, — возможно, потому, что стояло раннее утро и солнце тоже вышло в дозор совсем недавно.

— Мое имя — Танис Полуэльф, — сказал сидевший в карете человек. — Я приехал в Палантас по приглашению Посвященного Элистана. У меня есть его письмо. Если ты подождешь, то я…

— Повелитель Танис! — Стражник покраснел так, что лицо его стало одного цвета с украшенной нелепыми эполетами и галунами малиновой униформой. — Прошу прощения, я не узнал…То есть я не разглядел тебя в полутьме, а то бы я непременно…Прости великодушно.

— Оставь, — недовольно буркнул Танис. — Не стоит извиняться. Ты выполняешь свою работу. Вот письмо.

— Я не буду…то есть я должен был…извиниться, я хочу сказать. Ужасно сожалею, господин. Письмо? Нет, не нужно. Проезжай.

Продолжая бормотать,стражник попытался отсалютовать,но, выпрямляясь, крепко приложился затылком о раму каретного окошка.

Попятившись, он зацепился за ручку дверцы, снова отсалютовал и наконец отошел.

Вид у него при этом был такой, словно он только что участвовал в жестокой схватке с хобгоблинами.

Танис улыбнулся, но улыбка вышла у него довольно невеселой. Откинувшись на спинку сиденья, он дал знак кучеру, и карета покатилась дальше в сторону Старой Стены. Поставить стражу на воротах, ведущих в Палантас, — это была его идея. Помнится, ему пришлось потратить немало сил, чтобы убедить Амозуса в том, что стража на городской стене необходима и городские ворота должны быть не только надежно заперты, но и хорошо охраняемы.

— Но люди будут оскорблены этим, — возражал властитель Амозус. — Какая после этого пойдет слава о нашем знаменитом палантасском гостеприимстве? В конце концов, война-то закончилась!..

Танис тяжело вздохнул. Когда же люди чему-нибудь научатся? «Никогда», — ответил он сам себе, глядя из окна на город, который в большей степени, нежели другие города Ансалона, погрузился в благодушие и беспечность после окончания Войн Копья. Случилось это ровно два года назад, такой же теплой и ласковой весной.

Воспоминание заставило Таниса испустить еще один тяжелый вздох. Проклятье!

Как он мог забыть о празднике Окончания Войны?! Когда же наступит этот день?

Через две недели? Через три? Ему снова придется напяливать этот глупый костюм — парадные доспехи Соламнийского Рыцаря, эльфийские награды и тяжеленные гномьи регалии. Роскошные пиры закончатся далеко за полночь, будут произноситься длинные речи, от которых Танис всегда начинал клевать носом, а потом вернется Лорана…

Танис невольно ахнул. Лорана! Она наверняка помнила о приближении праздника. Ну разумеется! Какой же он тупоголовый! Они оба возвращались в Солантус после похорон Солостарана в Квалинести и по дороге завернули в Утеху, разыскивая следы Крисании, тогда Лорана получила послание со стремительными эльфийскими письменами:

«Необходимо срочно прибыть в Сильванести».

— Я вернусь через четыре недели, дорогой, — сказала тогда Лорана, нежно целуя Таниса, но в ее прекрасных глазах прыгали искорки смеха.

Она специально оставила его! Оставила одного, зная, что ему придется участвовать в этих дурацких церемониях! Сама она в это время будет на родине, в стране эльфов, все еще пытающейся избавиться от ужасных последствий правления Лорака…Один день в Сильванести был, безусловно, предпочтительнее вечера, проведенного в обществе Амозуса.

Танису внезапно пришло на ум, насколько все то, о чем он сейчас подумал, не подлежит никакому сравнению. Торжественный ужин в палатах повелителя Амозуса и плачущие кровью деревья страны эльфов, бледные лица мертвых эльфийских воинов, глядящие на тебя из сумеречной тени, ночные стенания измученных душ защитников своей родины…

И Танис начал смеяться. Он готов был хоть каждый день встречаться с этими воинами, лишь бы не скучать в праздности и обжорстве.

Что касается Лораны, то он, конечно, не мог ее винить. Если церемонии нагоняли такую тоску на него, то что говорить о ней, любимице палантасцев, их Золотом Полководце, спасшем прекрасный город от ужасов войны? Не было такой вещи, которую палантасцы не были бы готовы сделать для своей героини, за исключением одного — подарить ей хоть немного свободного времени, не занятого торжествами. В последний праздник Окончания Войны Танису пришлось нести жену домой на руках — за один лишь этот день Лорана вымоталась больше, чем за неделю сражений.

Потом он вообразил ее в Сильванести, представил, как она высаживает цветы, старается возвратить жизнь израненным деревьям и встречается с Эльханой Звездным Ветром — своей названой сестрой, — которая к этому времени тоже должна будет вернуться на родину, правда — без своего нового мужа Портиоса. До сих пор их брак был типичным политическим союзом, холодным, расчетливым, лишенным любви и тепла, и Танис иногда задумывался, не ищет ли Эльхана в Сильванести убежища — тихой гавани, в которой можно спокойно пересидеть торжества. Для Эльханы день Окончания Войны не был праздником.

Эти мысли навеяли Танису воспоминания о Стурме — отважном рыцаре, которого Эльхана продолжала любить и после его смерти. Мертвое тело героя вот уже больше двух лет покоилось в Башне Верховного Жреца, но память о нем по-прежнему жила в сердцах тех, кто любил его и был его другом.

Потом Танис подумал и об остальных друзьях…и врагах.

По окну кареты скользнула тень, словно вызванная к жизни воспоминаниями, и Танис выглянул наружу. Перед ним лежала длинная пустынная улица, в дальнем конце которой открывалась Шойканова Роща — волшебный лес, охранявший подступы к Падантасской Башне Высшего Волшебства, хозяином которой с недавних пор стал Рейстлин.

Даже с этого расстояния Танис почувствовал исходящий из Рощи леденящий холод, от которого стыла душа и замирало сердце. Потом его взгляд перескочил на саму Башню, возвышающуюся над бело-розовыми домами и дворцами Палантаса, словно железная пика, пронзившая грудь города.

Танис подумал о письме, которое привело его в Палантас. Достав пергамент из кармана, он снова перечитал его. Письмо гласило:

«Танису Полуэльфу, лично.

Нам необходимо увидеться как можно скорее. Дело не терпит отлагательства. Будь в Палантасском храме Паладайна после полудня четвертого дня пятого месяца 356 года».

И все. Никакой подписи. Сегодня как раз был четвертый день пятого месяца

— Танис получил послание всего два дня назад и вынужден был торопиться, чтобы поспеть к указанному сроку. Письмо написано на языке эльфов, да и почерк был эльфийский. Ничего необычного в этом не было — среди жрецов в храме Паладайна немало эльфов, и Элистан мог попросить написать письмо любого из них, вот только почему на нем нет подписи? Если, конечно, это письмо действительно от Элистана. Но кто еще может так запросто приглашать людей по срочному делу в храм Паладайна?

Пожав плечами — эти вопросы он задавал себе уже не первый раз, но так и не нашел удовлетворительного ответа, — Танис снова убрал письмо в карман и бросил невольный взгляд на Башню Высшего Волшебства.

— Готов поспорить, что это как-то связано с тобой, старая знакомая, — пробормотал полуэльф себе под нос и нахмурился, в очередной раз задумавшись о странном исчезновении Крисании.

Карета неожиданно остановилась, и Танис отвлекся от своих мрачных мыслей.

Поглядев за окно, он увидел стены храма, но заставил себя терпеливо сидеть и ждать, пока слуга не откроет ему дверцу кареты. Про себя Танис улыбался, очень хорошо представляя себе Лорану, сидящую в карете напротив него и гипнотизирующую его взглядом, не позволявшим ему сделать хоть бы малейшее движение к ручке двери. Сколько сил и времени понадобилось ей, чтобы отучить мужа от его привычки нетерпеливо распахивать дверцу едва остановившегося экипажа и бросаться вперед, не обращая внимания на сбитого с ног лакея.

В последнее время они часто подшучивали над этим между собой: Танис делал вид, что хочет открыть дверь, но, поддразнивая жену, останавливал руку у самой дверной ручки и смотрел, как в притворном беспокойстве и гневе сужаются прекрасные глаза Лораны. Но сегодня Танис был один, и воспоминание только напомнило ему о том, как сильно он успел истосковаться по жене за несколько прошедших дней.

«Проклятье, где он ходит, этот лакей? — подумал Танис с неожиданным раздражением. — Может быть, коль скоро я отправился в Палантас один, мне стоит хотя бы раз сделать по-своему?»

Дверь распахнулась. Слуга, кланяясь Танису, начал опускать подножку.

— Оставь это, — нетерпеливо бросил полуэльф, соскакивая на землю. Не обращая внимания на уязвленное выражение лица лакея, Танис глубоко вдохнул чистый воздух, радуясь долгожданному избавлению из пыльного и тесного каретного плена.

Затем он огляделся по сторонам и почувствовал, как его охватывает удивительное ощущение покоя и светлой радости, которую словно излучали стены храма Паладайна. Вокруг святыни не было никаких деревьев — одни лишь зеленые лужайки, напоминающие лоснящийся бархат, которые словно приглашали усталого путника пройтись по ним, присесть, полежать. Клумбы с яркими цветами радовали глаз и наполняли воздух диковинными ароматами, от которых могла закружиться голова. Аккуратно подстриженные кустарники самой разной высоты дарили гостям храма и паломникам прохладные, тенистые убежища от яркого солнца, а многочисленные фонтаны выбрасывали прямо в небо радужные струи кристально чистой воды. Посреди всего этого великолепия прохаживались одетые в белое жрецы, склоняя друг к другу головы в доверительной беседе.

В самом центре великолепного сада стоял храм Паладайна, утопающий в ярких лучах восходящего солнца. Выстроенный из белоснежного мрамора, он отличался простой и строгой архитектурой, которая еще больше усиливала ощущение мира и безмятежного покоя, царившего в саду. В храм вели ворота, но возле них не было никакой стражи. Они словно приглашали войти каждого, кому захочется приобщиться к свету и добру Паладайна. Для усталых, сирых и убогих храм был подобием рая на земле, под его сводами сами собой исчезали печали и горести. Шагая по дорожкам сада, Танис видел множество прихожан, расположившихся на траве лужаек. На их лицах было написано такое блаженство, которое, судя по еще оставшимся следам усталости и забот, им не часто доводилось испытывать в повседневной жизни.

Не успел Танис сделать и нескольких шагов, как вспомнил о своем экипаже.

Со вздохом повернувшись к кучеру, он как раз собирался сказать: «Жди меня здесь», — когда из густой тени под осинками, росшими на самой границе храмовой площадки, появилась какая-то фигура.

— Танис Полуэльф? — спросил незнакомец.

Когда фигура выступила из тени на свет, Танис невольно вздрогнул.

Окликнувший его человек был одет в черную мантию, что было по меньшей мере странно. С его пояса свисали многочисленные мешочки и узелки, наполненные колдовскими травами и снадобьями, а широкие рукава и капюшон накидки были расшиты серебряными рунами.

«Рейстлин!» — было первой мыслью Таниса, который только недавно вспоминал великого мага, но уже в следующее мгновение он понял, что ошибся, и вздохнул свободнее.

Действительно, этот черный маг был выше Рейстлина по крайней мере на голову. Стан его был прям, плечи казались широкими и мускулистыми, а походка

— легкой и молодой. Да и голос незнакомца был глубоким и твердым, нисколько не похожим на тревожный, свистящий шепот Рейстлина.

Кроме того — и это было совсем уж странно, — Танису показалось, что незнакомец произнес свой вопрос с эльфийским акцентом.

— Я — Танис Полуэльф, — ответил он, чуть замешкавшись.

Он никак не мог рассмотреть лица незнакомца под низко надвинутым капюшоном, но ему показалось, что человек этот улыбнулся.

— Я рад, что не ошибся. Ты можешь отпустить экипаж, в ближайшее время он тебе не понадобится, — заявил маг, соблюдая формальные правила вежливости. — В Палантасе тебе придется провести несколько дней, а может быть — и недель.

Боги мои, да он, оказывается, прекрасно говорит на языке эльфов! На чистейшем языке эльфов Сильванести! Танис был так потрясен, что несколько мгновений пристально разглядывал незнакомца, не в силах выговорить ни слова.

Неизвестно, сколько бы времени он так стоял, если бы кучеру не вздумалось откашляться. Путешествие было довольно длинным и тяжелым, а Палантас славился на всю страну своими дешевыми постоялыми дворами и превосходным элем…

Но Танис не собирался отпускать карету по одному только слову не знакомого ему мага. Он открыл рот, чтобы хорошенько расспросить его, однако человек в черном сделал быстрое предостерегающее движение кистью одной руки, в то время как жестом другой руки он пригласил Таниса пройти дальше по дорожке, — Прошу тебя, пойдем со мной, — сказал он на эльфийском наречии. — Я направляюсь туда же, куда и ты. Элистан ждет нас.

Нас!

Танис был совершенно сбит с толку этим заявлением. С каких это пор Элистан начал приглашать темных магов к себе, в храм Паладайна? И где это видано, чтобы они могли без опаски ступать под его священные своды?

Выяснить это он мог, лишь сопроводив сию подозрительную личность до покоев верховного жреца. Именно поэтому Танис, все еще немного растерянный, отдал необходимые распоряжения кучеру. Черный маг неподвижно стоял рядом, дожидаясь, пока карета отъедет. Наконец Танис повернулся к незнакомцу.

— У тебя передо мной явное преимущество, — сказал полуэльф на языке Сильванести, более близком к древне-эльфийскому, чем родное для Таниса наречие Квалинести.

Незнакомец поклонился в ответ и отбросил на спину капюшон, открыв лицо свету.

— Меня зовут Даламар, — представился он, пряча руки в рукавах. На Кринне мало кто осмеливался обменяться рукопожатием с черным магом.

— Темный эльф! — воскликнул Танис и покраснел. — Прошу меня простить, — пробормотал он. — Просто я никогда не встречал…

— Таких, как я? — спокойно закончил за него Даламар, но по его благородно-бесстрастному, по-эльфийски тонкому лицу проскользнула легкая улыбка. — В этом нет ничего удивительного. Мы — те, кого называют «лишенными света», — не часто выползаем из своих мрачных нор на белый свет.

Его улыбка внезапно стала более теплой, и Танис заметил какое-то странное выражение, промелькнувшее в глубине глаз темного эльфа, когда он бросил взгляд на ряды осин.

— Но иногда даже мы тоскуем по своей родине, — добавил Даламар.

Танис тоже поглядел на осины — одно из самых любимых эльфами деревьев — и улыбнулся, почувствовав себя намного спокойнее. В свое время ему тоже приходилось блуждать темными тропами, и несколько раз он был близок к тому, чтобы сорваться в страшные зияющие пропасти. Чувства Даламара были ему понятны.

— Близится назначенный мне час, — заметил Танис, поглядев на солнце. — А судя по твоим словам, ты тоже каким-то образом причастен к моему делу. Может быть, продолжим наш разговор?

— Безусловно. — Даламар сразу весь как-то подобрался. На зеленую лужайку парка он последовал за Танисом без колебания, хотя тот, полуобернувшись на своего спутника, заметил на его лице быструю гримасу боли.

— Что с тобой? — спросил он. — Тебе нехорошо? Могу ли я…

Даламар с трудом заставил себя улыбнуться.

— Нет, полуэльф, — сказал он. — Ты ничем не сможешь помочь. Со мной все в порядке. Тебе было бы гораздо хуже, если б ты попал в Шойканову Рощу, которая окружает мое обиталище.

Танис наконец понял и против собственной воли бросил взгляд на далекую, угрюмую Башню, которая возвышалась над Палантасом. Одновременно с этим его посетило престранное ощущение. Он снова поглядел на храм Паладайна и еще раз на Башню. Ему показалось, что оба здания удивительным образом дополняют друг друга. Вместе и Башня, и храм выглядели более цельными, совершенными, законченными, чем взятые по отдельности. Это впервые бросилось Танису в глаза, но он тут же позабыл о своем странном чувстве. На данный момент его куда больше занимало нечто другое…

— Так, значит, ты живешь там? С Рейст…С ним? — Как ни старался Танис, у него язык не повернулся выговорить имя великого мага спокойно, без гнева, и он предпочел обойтись вовсе без этого.

— Он — мой шалафи, — сказал темный эльф.

— А ты его ученик, — кивнул Танис, знавший, что эльфийское слово «шалафи» может с равным успехом означать и «учитель», и «господин». Мысль об этом заставила его нахмуриться. — Тогда что ты делаешь здесь? Это он послал тебя?

— спросил Танис, а про себя подумал: «Если это так, то я немедленно ухожу отсюда, пусть даже мне придется идти пешком до самого Солантуса».

— Нет, — негромко откликнулся Даламар. — Но именно о нем мы должны поговорить.

Темный эльф накинул на голову капюшон. Говорил он по-прежнему с видимым усилием.

— А теперь я прошу тебя идти как можно быстрее, Элистан снабдил меня заклятьем, которое должно помочь мне выдержать эту пытку, однако в любом случае я не хотел бы затягивать ее надолго.

Танис озадаченно кивнул. Элистан защищает черных магов своими заклинаниями? Приглашает к себе ученика не кого-нибудь, а самого Рейстлина?

Заинтригованный, он послушно ускорил шаги.

— Танис, друг мой!

Элистан, верховный жрец Паладайна и глава культа Светоносного бога на всем Анасалонском континенте, протянул руку навстречу полуэльфу. Танис тепло пожал эту некогда сильную ладонь, стараясь не замечать, каким вялым и слабым стало пожатие Элистана. Но еще больших усилий ему стоило сдержать себя, чтобы ни взглядом, ни выражением лица не выдать потрясения и жалости, которые он испытывал, глядя на высохшее, беспомощное, похожее на скелет тело, лежащее в кровати на мягких подушках.

— Элистан… — дружески начал Танис, но осекся под строгим взглядом одного из одетых в белое жрецов, стоявших у изголовья постели старика.

— Э-э…Посвященный Паладайна, — вспомнил он наконец официальный титул своего друга. — Ты выглядишь неплохо…

— А ты, полуэльф, опустился до лжи, — укоризненно заметил Элистан и улыбнулся, глядя на жалобное выражение лица рыцаря, которое Танис тщетно пытался скрыть.

Похлопав по загорелой сильной руке своими тонкими сухими пальцами, Элистан добавил:

— И перестань называть меня Посвященным…Да, Гарад, — обратился он к жрецу, — я знаю, что это не правильно и совсем не так подобает обращаться к первому лицу в нашей жреческой иерархии, однако этот человек знал меня еще тогда, когда я был рабом в каменоломнях Пакс Таркаса. А теперь оставьте нас,

— властно приказал он всем жрецам. — И принесите все необходимое для того, чтобы гости чувствовали себя уютно.

Взгляд старика упал на темного эльфа, который скрючился в кресле у огня, пылавшего в камине несмотря на уличную жару.

— Даламар, — окликнул его Элистан. — Я знаю, что это путешествие далось тебе нелегко. Я весьма обязан тебе за то, что ты на него отважился. Здесь, в моих покоях, тебе должно быть немного лучше. Чем я могу тебе помочь?

— Вина, — попросил эльф, едва шевеля посеревшими губами. Танис заметил, что его тонкая рука, впившаяся в подлокотник кресла, мелко дрожит.

— Принесите вина и еды для наших гостей, — приказал Элистан жрецам, которые сгрудились в дверях в ожидании распоряжений. Многие из них с неодобрением поглядывали на черного мага. — Да, и проводите ко мне Астинуса, как только он прибудет. После этого прошу нас не беспокоить.

— Астинуса? — ахнул Танис. — Летописца Астинуса?

— Да, полуэльф, — улыбнулся Элистан. — Умирающий заслуживает особого внимания. Как там говорится в поэме о стариках?.. «Теперь они стоят чредой, чтоб только свидеться со мной, но, будь я здрав и полон сил, — никто б меня не посетил…» Так вот, Танис, скрывать тут нечего. Я знаю, смерть моя близка.

Оставшийся мне срок сократился за это время от нескольких месяцев до нескольких недель. Присядь, Танис, ты ведь не раз видел, как умирают те, кто исполнили все, предначертанное им судьбой. Моя жизнь была именно такой. Я сделал все, что должен был, гораздо больше, чем рассчитывал и мог себе вообразить…

Элистан бросил взгляд за окно, на раскинувшиеся внизу лужайки парка и на темнеющую вдали громаду Башни Высшего Волшебства.

— Мне было дано вернуть людям надежду, Танис, — негромко продолжал он. — Надежду и исцеление от многих недугов. Кто еще может сказать о себе такое?.. Я ухожу спокойно, потому что знаю — благодаря моим усилиям наша вера снова стала тверда, как прежде. Свои жрецы Паладайна есть теперь у каждой расы, даже у кендеров… — Улыбнувшись, Элистан провел рукой по своим седым волосам и вздохнул. — Каким тяжелым испытанием это было для нас…Мы до сих пор не в силах понять, чего же нам не хватало для успеха. Кендеры по природе своей — добродушный и сердечный народ, но даже я иногда терял терпение. Мне помогало только одно — когда я начинал выходить из себя, то сразу вспоминал о Фисбене — или Паладайне, как он нам представился, — и о той особенной любви, которую старик питал к твоему маленькому другу Тассельхофу.

При упоминании имени кендера Танис потемнел лицом и спрятал глаза. Ему показалось, что темный эльф в своем углу тоже шевельнулся и быстро вскинул голову, но Элистан ничего этого не заметил.

— Я сожалею лишь о том, что после моего ухода не останется никого, кто способен занять мое место и взять на себя всю трудную работу, а ее осталось еще очень и очень много. — Старый жрец печально покачал головой. — Гарад неплохой человек, быть может — даже слишком хороший. В нем я — увы! — узнаю нового истарского Короля-Жреца. К сожалению, он пока еще не понял необходимости поддержания в мире равновесия, которое необходимо всем нам, чтобы спасти Кринн от нового Катаклизма. Разве не так, Даламар?

К удивлению Таниса, темный эльф кивнул головой. Он сидел, откинув на спину свой капюшон, и даже нашел в себе силы отпить немного красного вина, которое подали ему в высоком хрустальном кубке жрецы. То ли от тепла, то ли от вина лицо его слегка порозовело, а руки перестали дрожать.

— Ты мудр, Элистан, — негромко сказал маг. — Хотел бы я, чтобы и другие были такими же просветленными, как ты.

— Не великая это мудрость — смотреть на вещи с разных сторон, а не только с одной. — Старый жрец повернулся к Танису:

— Друг мой, обратил ли ты внимание на то зрелище, которое открылось твоему взору по приезде в Палантас? Смог ли ты оценить его по достоинству?

Он слабо махнул рукой в направлении окна, где в полуденном мареве медленно, словно грозный мираж, раскачивалась темная Башня Высшего Волшебства.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. — Танис беспокойно заерзал в кресле, не желая делиться своими чувствами в присутствии посторонних.

— Все ты прекрасно понимаешь, — перебил Элистан, и в его голосе прозвучали хорошо знакомые рыцарю едкие нотки. — Ты видел Башню и наш храм и не мог не подумать, что они непременно должны стоять поблизости друг от друга. О разумеется, многие жрецы долгое время не одобряли строительство храма в непосредственной близости от «обители зла», как они в полемическом задоре называли Башню. Против этого высказывались и Гарад, и, конечно, госпожа Крисания…

При упоминании этого имени Даламар поперхнулся и раскашлялся, поспешно опустив свой кубок с вином на низкий столик. Танис же вскочил и принялся по привычке мерить комнату широкими шагами. В волнении он не сразу сообразил, что это может раздражать умирающего, и только несколько минут спустя опомнился и неловко опустился в кресло.

— Есть ли какие-нибудь известия о ней? — спросил он наконец.

— Прости, Танис, — негромко сказал Элистан. — Я не хотел тебя так волновать. И не обвиняй себя больше: она все совершила по своей собственной воле. Иначе просто и быть не могло, и ты в любом случае не мог бы удержать жрицу и спасти ее от судьбы, какой бы она ни была в конечном счете. Впрочем, никаких известий от нее или о ней пока не было.

— Были, — поправил Даламар холодным и бесстрастным голосом, который немедленно приковал к нему внимание обоих собеседников. — Эти известия и являются одной из причин, по которым я собрал вас вместе…

— Ты? — Танис снова вскочил. — А я-то думал, что это Элистан вызвал нас в храм Паладайна! Уж не стоит ли за этим твой обожаемый шалафи? И не он ли сам повинен в исчезновении жрицы?

С этими словами полуэльф сделал шаг вперед, и его лицо, отчасти скрытое рыжеватой бородой. вспыхнуло. Даламар тоже поднялся, и его глаза угрожающе заблистали. Тонкая рука медленно, почти незаметно для глаз, поползла к одному из свисавших с пояса мага кошельков…

— Если Крисания пострадала, то клянусь — я доберусь до твоего хозяина и сверну ему шею!..

— Астинус Палантасский! — громко объявил появившийся в дверях жрец.

Сам хронист уже стоял за его спиной. Выражение его лишенного возраста лица ни капли не изменилось даже после того, как быстрые серые глаза обежали комнату, не упустив ни единой, даже самой мелкой детали, которую скоро занесет в анналы истории его перо. Взгляд летописца отметил и раскрасневшееся лицо Таниса, и гордую, вызывающую позу темного эльфа, и усталое, но исполненное терпения выражение глаз умирающего жреца.

— Позвольте мне предположить… — Историк вошел в покои и непринужденно уселся в самом удобном кресле за рабочим столом Элистана. Положив на столешницу тяжелую книгу, Астинус раскрыл ее на чистой странице, извлек из деревянного футляра тростниковое перо, придирчиво рассмотрел его кончик и поднял глаза.

Принеси-ка мне чернила, дружок, — обратился он ко вздрогнувшему младшему жрецу, который, дождавшись кивка Элистана, поспешно выбежал из комнаты. — Позвольте мне предположить, — продолжал летописец, — что вы только что говорили о некоем Рейстлине Маджере.

— Так оно и есть, — сказал Даламар. — Именно поэтому я и собрал вас здесь.

Темный эльф снова опустился в кресло возле огня. Танис, все еще строя грозные гримасы, вернулся на свое место рядом с постелью Элистана. Вошел Гарад с изящной чернильницей. Поставив ее на стол перед летописцем, он осведомился, не нужно ли чего еще, и, получив отрицательный ответ, с достоинством удалился, не преминув твердо указать всем присутствующим на то, что Элистан болен и его нельзя слишком утомлять.

— Да, это я собрал вас здесь, — повторил Даламар, глядя в огонь.

Неожиданно он поднял глаза и посмотрел на Таниса в упор. — Ты приехал сюда, преодолев лишь неудобства двух дней пути, а я пришел в этот храм, зная, что каждый шаг мой по его священным камням будет стоить мне адской муки. И все же мне необходимо было поговорить со всеми вами сразу. Мне было известно, что Элистан не сможет прийти ко мне, а Танис Полуэльф — не захочет. У меня не было другого выхода, кроме как…

— Продолжай, — поторопил его Астинус. — Пока мы сидим здесь, время мира проходит. Ты собрал нас вместе — хорошо. Зачем?

Даламар еще немного помолчал, рассматривая пляшущие в очаге языки огня.

Когда он заговорил, взгляд его остался прикованным к их причудливой игре.

— Наши худшие опасения сбылись, — негромко сказал он. — Рейстлин добился своего.

Глава 2

«Вернись домой «.

Этот голос все еще звучал в памяти Рейстлина, словно кто-то, опустившись на колени рядом с безмятежным, как горное озеро, водоемом его разума, все ронял и ронял эти слова в прозрачные спокойные глубины — подобно камням, от которых по блестящему зеркалу разбегаются круги. Эти круги беспокоили его, прогоняли сон и мешали размеренному, умиротворенному отдыху.

— Вернись домой…Вернись домой, сын мой…Открыв глаза, Рейстлин увидел перед собой лицо матери. Она улыбалась ему и, протянув руки, гладила его по спутанным, рано поседевшим волосам, которые нечесаными прядями падали на лоб Рейсшину.

— Бедный мой сыночек, — приговаривала мать, и в ее темных глазах горели сострадание и любовь. — Что они с тобой сделали! Я все видела, сынок, я уже давно слежу за тобой, слежу и плачу. Да, сынок, даже мертвые умеют плакать — это единственное доступное нам утешение. Но теперь все кончилось, теперь ты будешь со мной. Здесь ты сможешь отдохнуть и набраться сил…

Рейстлин попытался сесть, но когда он посмотрел на себя, то с ужасом увидел, что все его тело и одежды покрыты кровью. Он не чувствовал никакой боли — значит, это были не раны. Отчего же тогда ему так трудно дышать? Он хватал ртом воздух и почти задыхался…

— Позволь мне помочь тебе, — сказала мать. Ее руки начали осторожно развязывать шелковый шнур, который он носил вокруг пояса и с которого свисали все его драгоценные мешочки с магическими снадобьями. Инстинктивно Рейстлин оттолкнул руки матери и…задышал свободнее. Теперь он мог позволить себе оглядеться.

— Где я? Что со мной? — Маг был растерян и сбит с толку. Снова на него волной накатили воспоминания детства…Воспоминания о двух детских жизнях: о его собственной и о чьей-то еще. В отчаянии он посмотрел на мать, узнавая и в то же время не узнавая ее.

— Что случилось? В чем дело? — раздраженно пробормотал он, гоня прочь воспоминания, которые уже грозили погасить его разум.

— Ты умер, сынок, — с грустной нежностью объяснила ему мать. — И теперь мы с тобой вместе.

— Умер?! — повторил Рейстлин в изумлении. Он снова унесся памятью к событиям, но теперь уже совсем недавним. Он вспомнил, как балансировал на краю гибели. Как случилось, что он потерпел неудачу?

Рейстлин схватился руками за голову и ощутил под пальцами твердую плоть, кости черепа, тепло жизни…И вдруг он вспомнил: Врата!

— Нет! — сердито крикнул маг. — Этого не может быть!

— Ты потерял контроль, сынок, — терпеливо объясняла ему мать. — Ты утратил всю свою власть над магическими силами.

Она протянула пальцы, чтобы снова прикоснуться к Рейстлину, но маг сердито отстранился, и рука матери упала ей На колени. По ее губам скользнула так хорошо знакомая Рейстлину легкая печальная улыбка.

— Магическое поле лопнуло, чудовищное заклинание разорвало тебя на части.

Кринн сотряс страшный взрыв, который выжег все живое и неживое на равнинах Дергота. Волшебная крепость Заман рухнула… — Голос матери дрогнул. — Я едва смогла вынести это зрелище. Ты так страдал, так мучился…

— Я помню, — хмуро пробормотал Рейстлин, снова сжимая виски ладонями. — Я помню боль…но…

Но он вспомнил кое-что еще: радужные всполохи разноцветного пламени; наполнявшее его ощущение победы и экстатического восторга; трубный рев драконьих голов, охранявших Врата, в бессильной ярости старавшихся — но не способных — помешать ему. И еще он помнил объятия, в которые он заключил Крисанию перед тем, как все исчезло.

Поднявшись на ноги, Рейстлин осмотрел окрестности. Он находился на какой-то унылой, серой равнине, напоминавшей пустыни Кринна. Вдали высились горы, очертания которых показались ему знакомыми. Ну конечно же, это Торбардин!

Королевство гномов!

Он повернулся и увидел руины крепости, напоминающие череп, пожирающий своим оскаленным ртом бесконечное пространство равнин. Значит, он в Дерготе, во всяком случае, ландшафт был ему знаком. И все же было в нем что-то странное.

Почему, например, все здесь имеет незнакомый красноватый оттенок, словно он смотрит вокруг налившимися кровью глазами? Да и рельеф местности показался ему каким-то неестественным.

Холм под названием Череп Рейстлин видел еще во времена Войн Копья, но он не помнил, чтобы тот скалился так явственно. Да и вершины гор, четко вырисовывавшиеся на фоне неба, казались ему чересчур острыми.

Да, а что там с небом?..

Рейстлин посмотрел вверх и ахнул. Небо было абсолютно пустым. Маг не увидел там ни солнца, ни звезд, ни лун. Он не мог даже сказать, какое сейчас время суток, потому что небо было очень странного цвета — что-то вроде приглушенного розового, — каким бывает оно после захода солнца.

Потом он опустил глаза и посмотрел на женщину, стоявшую на коленях рядом с ним.

Рейстлин улыбнулся, мрачно сжимая губы.

— Нет! — громко и уверенно сказал он. — Я не умер. Напротив — я победил!

— Маг сделал руками размашистый жест. — И все это — тому подтверждение. Я узнаю это место — кендер описал мне его достаточно точно. Он сказал, что это место похоже одновременно на все те края, в которых он когда-то бывал. Такая местность была вблизи Врат, сквозь которые я прошел. Теперь я уверен — я в Бездне!

Наклонившись, Рейстлин схватил женщину за руку и заставил подняться.

— Чудовище! Привидение! Где Крисания? Скажи мне, кто и что ты такое?!

Признавайся, или, клянусь богами, я…

— Остановись, Рейстлин! Ты делаешь мне больно!

От неожиданности маг вздрогнул и вытаращил глаза. Это Крисания говорила с ним, и именно ее он тряс за плечи. Потрясенный, Рейстлин ослабил свою хватку, но уже через несколько мгновений полностью овладел собой. Жрица попыталась вырваться, но маг держал ее крепко.

— Крисания? — переспросил он, пристально вглядываясь в знакомое лицо.

— Да, — Крисания ответила ему удивленным взглядом. — Но что случилось, Рейстлин? Ты говорил так странно…

В ответ маг только сильнее стиснул ее руку, так что жрица невольно вскрикнула. Да, боль в ее глазах была настоящей, неподдельным был и страх.

Рейстлин улыбнулся, вздохнул и, обняв Крисанию, крепко прижал к себе. Это было настоящее, живое, теплое тело, ровно бьющееся сердце и знакомый запах волос.

— О Рейстлин. — Крисания прильнула к его груди. — Я так испугалась. Мне было очень одиноко в этом жутком месте.

Пальцы мага запутались в ее черных волосах. Аромат ее тела опьянял Рейстлина, заставляя почувствовать жгучее желание. Крисания чуть шевельнулась в его руках и запрокинула голову. Губы ее были зовущими, мягкими.

Жрица затрепетала, Рейстлин посмотрел ей в глаза и…

…И увидел озера пламени.

— Итак, ты наконец вернулся домой, мой маг! Гулкий хохот раздался в его мозгу; тело, которое он обнимал, стало извиваться, и Рейстлин почувствовал, что сжимает в руке одну из шей Пятиглавого Дракона. Ядовитая, едкая слюна закапала из разверзшейся над его головой пасти; жаркое пламя опалило его; сернистые испарения заполнили легкие и гортань. Страшная голова неумолимо быстро скользнула вниз…

В отчаянии Рейстлин призвал на помощь свое магическое искусство, однако даже составляя в уме сложное защитное заклинание, он почувствовал, как сомнения закрадываются ему в душу. Что, если магия не сработает? Что, если у него, ослабевшего после перехода через Врата, не хватит силы, чтобы замкнуть и удержать заклятье?

Острый и холодный, словно лезвие кинжала, страх пронзил его сердце. Слова заклинаний куда-то исчезли, и горячая волна ужаса охватила все его существо.

Владычица! Королева Тьмы! Это она! Лет такар чет…Нет, не так…Что же делать?

До слуха Рейстлина снова донесся смех, но смех этот был торжествующим, победоносным…

Яркий и резкий свет почти ослепил мага, и он почувствовал, что проваливается куда-то в бесконечность, плавными кругами опускаясь из темноты навстречу дню.

Открыв глаза, Рейстлин увидел Крисанию. Перед ним несомненно было ее лицо, но он почему-то помнил его не таким. На его глазах Крисания старела, покрывалась морщинами и умирала. Ее старушечья рука сжимала платиновый медальон Паладайна, ослепительно яркое сияние которого заставило поблекнуть неестественное розовато-черное свечение неба.

Рейстлин снова закрыл глаза, чтобы не видеть состарившегося лица жрицы, и призвал на помощь воспоминания о том, какой он видел ее в прошлом — изящной, красивой, источающей любовь и страсть. Голос Крисании, прозвучавший над самым его ухом, показался Рейстлину неожиданно спокойным и твердым.

— Я едва не потеряла тебя.

Не открывая глаз, маг протянул руку и, нащупав пальцы жрицы, прижался к ним щекой, словно испуганный ребенок.

— Скажи, как я выгляжу? Я ведь изменился, верно?

— Ты выглядишь сейчас так, как выглядел в нашу первую встречу в Большой Библиотеке в Палантасе, — ответила жрица. Ее голос оставался прежним, быть может, он стал даже слишком твердым.

«Да, — подумал Рейстлин. — Я стал таким же, как был, а это означает, что я вернулся в настоящее».

И действительно, во всем своем теле он ощущал былую слабость, немочь, знакомую жгучую боль в груди. Болезненный, удушливый кашель сотрясал его тело, а в горле появилось уже изведанное ощущение, будто оно, а заодно и легкие сплошь затканы паутиной. Рейстлин знал, Что стоит ему взглянуть в зеркало, и он увидит странную кожу с золотистыми оттенком, седые волосы и все остальное…и он был уверен, что зрачки его глаз снова стали похожи на песочные часы.

В ярости он оттолкнул Крисанию и, сжимая кулаки, перевернулся на живот и заплакал от гнева и страха.

— Рейстлин! — В голосе Крисании послышался теперь неподдельный ужас. — Что случилось? Где мы, Рейстлин?

— Мой план осуществился, — прорычал маг и открыл глаза, чтобы снова увидеть высыхающее на глазах лицо жрицы. — Моя затея удалась. Мы — в Бездне.

Глаза Крисании широко распахнулись, а губы чуть приоткрылись, выражая не то испуг, не то радость. Рейстлин горько усмехнулся:

— А моя магия умерла.

Крисания чуть заметно вздрогнула и внимательно посмотрела на него.

— Я не понимаю… — негромко проговорила она.

Корчась от боли, Рейстлин заорал во все горло:

— МОЯ МАГИЯ КОНЧИЛАСЬ!!! Я слаб, слаб как ребенок, и беспомощен в ее королевстве!

Неожиданно опомнившись и сообразив, что она может слышать его в эти минуты, смотреть на него и наслаждаться его слабостью, Рейстлин затих. Его крик замер на покрытых кровавой пеной губах. Маг с опаской огляделся.

— Но нет, ты еще не победила меня, — прошептал он, стискивая в руках магический посох. Тяжело опираясь на него, как на обычную клюку, маг с трудом поднялся. Крисания бережно поддержала его.

— Нет, — шепнул Рейстлин, оглядывая безбрежную пустоту равнин и розовую бесконечность небосвода. — Я знаю, где ты! Я чувствую это. Ты теперь в Обители Богов, притаилась…Мне известно, как устроено твое царство, — в бреду кендер выдал мне эту тайну. Расположенная внизу, Бездна является зеркальным отражением верхнего мира. Пусть мой путь будет долог и опасен, но я все равно найду тебя!

Рейстлин снова огляделся по сторонам.

— Да, я чувствую, как ты проникаешь в мой мозг, читаешь мои мысли и пытаешься предвидеть все, что я скажу или сделаю. Тебе кажется, что победить меня будет легко, но и я тоже чувствую твою растерянность. Со мной та, чьих мыслей тебе никогда не разгадать. Она будет защищать и хранить меня, не так ли, Крисания?

— Да, Рейстлин, — негромко ответила жрица, продолжая поддерживать мага, чтобы тот не упал.

Рейстлин, опираясь на свой посох и на плечо жрицы, сделал шаг, потом еще и еще. И все же каждый новый шаг давался ему с трудом, каждый вдох обжигал легкие. Вокруг себя он видел только пустоту, немыслимую пустоту до самого горизонта.

И внутри у него была такая же пустота. Магия Рейстлина оставила его.

Он споткнулся, и Крисания вынуждена была крепко прижать мага к себе, помогая ему удержаться на ногах. По ее щекам текли слезы.

Рейстлину почудилось, что он слышит далекий смех.

«Может быть, мне лучше сдаться сейчас? — с горечью и отчаянием подумал он.

— Я устал, я так ужасно устал…Кто я без моей магии?

Никто. Просто слабое, больное дитя…»

Глава 3

После заявления Даламара в комнате надолго воцарилась тишина. Затем послышалось царапанье пера по бумаге — это Астинус записывал для истории слова темного эльфа.

— Да будет Паладайн милосерден, пробормотал Элистан. — А она с ним?

— Разумеется, — раздраженно бросил Даламар, будучи не в силах скрывать крайнее волнение, с которым он не мог справиться при всех своих магических способностях. — Как же еще ему удалось бы осуществить свой план перехода? Врата заперты для всех. Есть только одна-единственная возможность: когда могущественный черный маг и светлая жрица, обладающая невероятной силы верой

— как раз такой, как у нее, — объединятся.

Танис в недоумении переводил взгляд с темного эльфа на Элистана и обратно.

— Постойте-ка, — сердито заявил он в конце концов. — Что-то я ничего не пойму! О ком вы говорите? О Рейстлине? Что такого он натворил? Имеет ли это какое-то отношение к госпоже Крисании? Где Карамон? Он ведь тоже исчез, причем вместе с Тассельхофом. Я…

— Укроти свою нетерпеливую человеческую половину, полуэльф, — сухо заметил Астинус, не переставая выводить на пергаменте ровные и четкие строки. — Ты, Даламар, начни с самого начала, а не с середины.

— Или по крайней мере с конца, — негромко попросил Элистан.

Даламар пригубил вина и, не сводя глаз с догорающих в очаге поленьев, рассказал очень странную историю, которую до сих пор Танис знал лишь частично.

О многом полуэльф только догадывался, кое-что поразило его, а иное — просто повергло в ужас.

— Госпожа Крисания пленилась Рейстлином, или, если выражаться точнее, его влекло к ней. Никто, в том числе и я, не может быть в чем-либо уверенным, когда дело касается Рейстлина. Ледяная вода слишком горяча, чтобы течь в его жилах.

Кто знает, как давно созрел в его голове этот замысел? Но он всерьез готовился осуществить свою мечту. Для начала он спланировал путешествие в далекое прошлое. Там Рейстлин надеялся овладеть тем, что до сих пор не давалась ему в руки, — знаниями величайшего из когда-либо живших на Кринне магов — Фистандантилуса. Он подготовил для Крисании ловушку, надеясь заманить с собой в прошлое ее, а заодно — и своего брата-близнеца…

— Карамона?! — ахнул Танис. Даламар не обратил на его восклицание никакого внимания.

— Но случилось непредвиденное. Сводная сестра моего шалафи, Повелительница Драконов Китиара, послала…

Таниса как будто парализовало. Он перестал что-либо видеть и слышать.

Кровь бешено пульсировала во всем его теле, а кожа стала такой горячей на ощупь, что, казалось, можно обжечься, дотронувшись до нее.

Китиара!

Ее образ возник перед Танисом — сверкающие огнем глаза, вьющиеся темные волосы, обрамляющие лицо, чуть приоткрытые алые губы улыбаются слегка кривовато, но очаровательно и хитро, чешуйчатые доспехи блестят на солнце…Тогда,окруженная своимивоеначальниками могучими, безжалостными и властными воинами, — она посмотрела на него сверху вниз, сидя на спине своего синекрылого боевого дракона, и Танис едва не погиб на месте от одного ее взгляда…

А потом она лежала обнаженная в его объятиях, озорная, смеющаяся, любящая и любимая…

Танис по-прежнему ничего не видел вокруг, однако он почувствовал на себе сочувственный и в то же время жалостливый взгляд Элистана. Суровый, всезнающий взор Астинуса заставил его вздрогнуть, и Танис, изо всех сил старавшийся держать себя в руках, не заметил, что и у Даламара с лицом не все в порядке.

Если рыцарь покраснел, как свекла, то темный эльф был бледен, как смерть. Не обратил Танис внимания и на то, как задрожал у Даламара голос, когда он произнес имя Повелительницы Драконов.

После непродолжительной борьбы с самим собой Танис успокоился. Его огорчило лишь одно — что застарелая сердечная боль, которая, как он считал, давно прошла, возникла вновь с такой легкостью, словно никуда и не исчезала.

Да, наверное, она продолжала в нем жить…Танис был счастлив с Лораной и, казалось, любил ее так глубоко и сильно, как никто, никогда и никого на свете не любил. Он жил полнокровной, наполненной жизнью, в мире с собой и своими чувствами, поэтому его потрясло до глубины души, когда при звуке одного-единственного имени в нем открылась вдруг темная бездна, о существовании которой полуэльф позабыл или просто-напросто малодушно предпочитал не вспоминать.

— По приказу Китиары Рыцарь Смерти Сот Даргаардский наложил на госпожу Крисанию заклятие, которое должно было убить ее и непременно убило бы, не вмешайся Паладайн. Бог взял ее душу в свою небесную обитель, оставив на земле телесную оболочку. Я думал, шалафи побежден, но — нет. Даже из этого предательского поступка своей сестры Рейстлин сумел извлечь пользу. Его родной брат Карамон и кендер по имени Тассельхоф доставили тело Крисании в Вайрет, в Башню Высшего Волшебства, надеясь, что обитающие там маги сумеют вдохнуть в него жизнь. Они, конечно, не в силах были этого сделать, о чем шалафи, разумеется, прекрасно знал. Маги могли только отправить Крисанию в прошлое, в Истар, в то время, когда там царствовал Король-Жрец, — только он мог умолить Паладайна вернуть душу в тело Крисании. А именно этого Рейстлин и добивался!

Даламар стиснул кулаки.

— Глупцы! Я говорил магам, я предупреждал их, что этим они только сыграют Рейстлину на руку!

— Ты сказал им? — перебил его Танис. — Ты предал своего шалафи?

И он недоверчиво фыркнул.

— Это была опасная игра, Танис. — Даламар наконец-то отвернулся от подернувшихся золой углей в камине и посмотрел на Таниса, которому показалось, что глаза темного эльфа светятся изнутри тем же пламенем, что еще недавно бушевало в узком дымоходе. — Я был шпионом, посланным Конклавом, чтобы следить за каждым шагом Рейстлина. Да, ты удивлен, но ничего странного в этом нет. Его боялись маги и Белой, и Красной Лож…Особенно опасались Рейстлина его же коллеги из Ложи Черных Мантий, ибо они знали, какова будет их судьба, если он придет к власти.

Танис молча смотрел на темного эльфа. Тогда тот поднял руки и медленно раздвинул на груди складки своей накидки. На гладкой коже эльфа рыцарь увидел пять незаживающих страшных ран.

— Это след от его руки, — ровным голосом пояснил Даламар. — Так он наказал меня за мою измену.

Танис очень живо представил себе, как Рейстлин возлагает свои тонкие золотистые пальцы на грудь молодого эльфа; словно наяву видел рыцарь и лицо мага — не злое, не жестокое, не угрожающее — напрочь лишенное всего человеческого. Вот пальцы Рейстлина начали погружаться в тело, и Танис словно почувствовал запах горелого мяса…

Качая головой и чувствуя, как к горлу подступила тошнота, Танис откинулся на спинку кресла. Даламар тем временем продолжал:

— Но маги не захотели меня слушать. Утопающий, как известно, хватается за соломинку. Как и предвидел Рейстлин, их главная надежда была заключена в их собственном страхе. Они решили отправить Крисанию в прошлое, якобы для того, чтобы Король-Жрец исцелил ее. Во всяком случае, так они сказали Карамону, потому что иначе он ни за что бы на это не согласился. На самом же деле они надеялись, что Крисания погибнет или по крайней мере исчезнет вместе со всеми истинными жрецами, которые пропали неизвестно куда в канун Катаклизма. Кроме того, они рассчитывали, что Карамон, очутившись в прошлом и узнав, что его брат-близнец на самом деле не кто иной, как Фистандантилус, попытается убить Рейстлина.

— Это Карамон-то? — Танис с горечью рассмеялся, затем его лицо искалось гневом. — Как они могли рассчитывать на это? Карамон болен! И не способен никого прикончить, разве что пару бутылок «гномьей водки». Рейстлину ничего не стоит с ним расправиться, он, наверное, уже погубил его! Почему это твои маги…

Перехватив раздраженный взгляд Астинуса, Танис замолчал, но все еще никак не мог успокоиться. Полуэльф не видел ни капли смысла в том, что им только что рассказывал Даламар.

Посмотрев на Элистана, Танис догадался, что жрец наверняка знал многое из того, что явилось новостью для него самого. На лице старика не было видно следов потрясения или даже простого удивления, хотя он только что услышал о том, как маги отправили Крисанию навстречу гибели. Единственное, что Танис сумел разглядеть, — это глубокое сожаление и печаль в глазах жреца.

Даламар тем временем продолжал:

— Случилось так, что кендер Тассельхоф Непоседа помешал Пар-Салиану закончить заклинание. Если точнее, то по чистой случайности он отправился в прошлое вместе с Карамоном. Вмешательство кендера, однако, привело к тому, что ход истории мог быть изменен. Что случилось с ними в Истаре, я могу только предполагать. Доподлинно известно, что Крисания не погибла и что Карамон не убил своего брата. Рейстлин сумел завладеть уникальными знаниями Фистандантилуса и, отправившись в будущее, оказался в том периоде истории, где в лице Крисании он имел единственную истинную служительницу добра на всем Кринне. В том же временном промежутке Владычица Тьмы как раз была слабее всего и не могла помешать Рейстлину. Как и Фистандантилус, Рейстлин развязал среди гномов междоусобную войну, к которой активно подключился со всей своей армией, и таким образом получил доступ к Вратам, которые в том веке находились в магической крепости Заман. Если бы история повторилась и все пошло, как было предначертано, то Рейстлин непременно погиб бы при попытке проникнуть во Врата, потому что именно так закончилось существование Фистандантилуса в нашем плане бытия.

— Мы рассчитывали на это, — чуть слышно пробормотал Элистан, перебирая пальцами край одеяла, которым он был укрыт. — Пар-Салиан уверял, что Рейстлин никоим образом не сможет изменить историю.

— Во всем виноват этот дурацкий кендер! — прорычал Даламар с неожиданной злобой. — Пар-Салиан должен был предвидеть, что это жалкое существо совершит именно такой поступок, а именно — ухватится за первую предоставившуюся ему возможность пережить потрясающее приключение! Он должен был послушаться нашего совета и стереть маленького ублюдка в порошок…

— Скажи же, — холодно перебил Даламара Танис, — что случилось дальше с Тассельхофом и Карамоном? Мне наплевать, что было с Рейстлином и — прости меня, Элистан, — с Крисанией. Жрицу ослепила ее же собственная истовая праведность.

Мне жаль ее, однако она сама не захотела открыть глаза, проснуться и посмотреть правде в лицо, в то время как судьба моих друзей не может быть мне безразлична.

Что с ними произошло?

— Мы не знаем. — Даламар пожал плечами. — Однако на твоем месте, полуэльф, я не надеялся бы снова встретиться — с ними иначе, как на Том Свете…В любом случае, моему шалафи они не нужны.

— В таком случае, я услышал все, что мне было нужно, — отрезал Танис, вставая. Его голос дрожал от с трудом сдерживаемого бешенства. — Пусть это будет последним делом в моей жизни, но я найду Рейстлина и…

— Сядь, Танис, — перебил его Даламар. Голоса он не повысил, но в его глазах сверкнул опасный огонек, который заставил Таниса невольно потянуться к рукоятке меча. Впрочем, это движение лишний раз напомнило ему о том, что он находится в храме Паладайна, так как меча на месте не оказалось. Гнев его тем не менее нисколько не остыл. Не доверяя собственному голосу, который мог бы выдать его чувства, Танис молча поклонился сначала Элистану, потом Астинусу и направился к выходу.

— Тебе будет далеко не все равно, что случилось с Рейстлином, когда ты узнаешь все до конца, Танис Полуэльф, — настиг его голос Даламара. — Это может повлиять не только на тебя, но и на всех нас. Я не ошибаюсь, Посвященный?

— Он не ошибается, Танис, — негромко подтвердил Элистан. — Я понимаю твои чувства, но ты должен на время о них забыть.

Астинус помолчал; лишь скрип его пера напоминал о том, что в покоях находится кто-то еще.

Танис сжал кулаки и с проклятьем, которое даже Астинуса заставило подпрыгнуть, повернулся к Даламару.

— Хорошо, — вымолвил он нарочито спокойно. — Что же такого может сделать Рейстлин, чтобы принести всем нам еще больший вред?

— Мои первые слова были о том, что наши худшие опасения сбылись и план Рейстлина удался, — ответил Даламар, и его раскосые эльфийские глаза встретились со взглядом эльфа-полукровки.

— Ну? — резко спросил Танис. Даламар выдержал драматическую паузу, за что удостоился неодобрительного взгляда Астинуса.

— Рейстлин проник в Бездну. Он и госпожа Крисания хотят сразиться с Владычицей Тьмы.

Танис недоверчиво разглядывал Даламара, затем неожиданно рассмеялся.

— Ну что же, — сказал он почти весело. — Похоже, мне не о чем больше беспокоиться. Рейстлина несет навстречу неминуемой гибели.

Однако его смеха никто не поддержал. Даламар рассматривал его с циничной, довольной улыбкой, словно именно такого нелепого ответа он и ожидал от полуэльфа-получеловека. Астинус, не переставая записывать, лишь коротко фыркнул. Элистан еще сильнее ссутулился и, закрыв глаза, откинулся на подпиравшие его хрупкое тело подушки.

Танис с недоумением рассматривал всех троих.

— Но ведь не может он победить! — воскликнул он наконец. — Клянусь богами, мне самому случалось предстать перед Темной Воительницей. Я чувствовал ее мощь и чудовищную власть, незыблемое величие, если можно так выразиться, а ведь это было в то время, когда она еще только переступила границу нашего мира… — Плечи рыцаря непроизвольно вздрогнули. — Я…я просто не могу себе представить, каково это — сойтись с ней лицом к лицу в ее собственном…собственном…

— Не ты один встречался с Такхизис, — устало сказал Элистан. — Мне тоже приходилось…общаться с Королевой. — Он открыл глаза и слабо улыбнулся. — Ты удивлен? У меня ведь, как и у любого нормального человека, были свои испытания и свои искушения.

— Ко мне она являлась лишь однажды, — вставил Даламар и снова побледнел, нервно облизывая губы. — К несчастью — лишь затем, чтобы сообщить мне эти новости.

Астинус ничего не сказал, но зато прекратил писать. Бросив на него взгляд, Танис подумал, что голый камень, пожалуй, и то гораздо выразительнее лица летописца.

— Так ты тоже встречался с Темной Воительницей, Элистан? — с удивлением спросил Танис. — Ты почувствовал, насколько она могущественна, и продолжаешь считать, что болезненный, немощный маг и молодая жрица сумеют с ней совладать?

Глаза Элистана сверкнули, губы напряглись, и Танис понял, что зашел слишком далеко. Покраснев, он почесал бороду и хотел было извиниться, но на полуслове упрямо замолчал.

— Не вижу никакого смысла, не понимаю… — пробормотал Танис себе под нос, опускаясь в кресло.

Последовало непродолжительное молчание, потом полуэльф внезапно воскликнул:

— Но как, во имя Бездны, как нам остановить Рейсшина?!

Поняв, что он сказал, рыцарь покраснел еще сильнее.

— Прошу прощения, я не думал шутить, — извинился он. -. Что ни скажу — все получается как-то не так. Проклятье! Я просто ничего не понимаю, ничегошеньки!

Мы должны препятствовать Рейстлину или желать ему победы?

— Остановить вы его не сможете, — быстро вставил Даламар, увидев, что старый жрец собирается что-то сказать. — Сделать это можем только мы, маги. Наш план осуществляется вот уже несколько недель, а задумали мы его еще тогда, когда впервые узнали о грозящей опасности. Видишь ли, Танис, то, что ты сказал, отчасти верно. И сам Рейстлин, и все мы знаем, что он никогда не сможет победить Властительницу Тьмы в ее собственном царстве. Именно поэтому шалафи планирует выманить ее через Врата в наш мир…

Танис пошатнулся, как от сильного удара в живот, и некоторое время не в силах бью вдохнуть воздух.

— Безумие! — прошептал он наконец, с такой силой стискивая пальцами подлокотники, что резное кресло жалобно скрипнуло. — Мы же едва справились с ней в Нераке, едва загнали обратно, а он хочет снова выманить Королеву из ее владений?

— Если только ему не помешать, — кивнул темный эльф. — А это, как я уже говорил, моя задача.

— Что же тогда делать нам? — требовательно осведомился полуэльф, подаваясь вперед. — Для чего ты собрал нас здесь? Нам что — сидеть и смотреть, как Такхизис…

— Терпение, Танис! — перебил его Элистан. — Ты встревожен, ты боишься, и мы все разделяем твои чувства, однако…

«Все, за исключением этого писателя с каменным ликом древнего идола», — с горечью подумал Танис об Астинусе.

— …Однако с помощью поспешных действий и угроз мы ничего не сможем добиться. — Элистан перевел взгляд на темного эльфа, и его голос зазвучал мягче. — К тому же, насколько я понимаю, мы еще не знаем самого худшего. Я прав?

— Да, Посвященный, — ответил Даламар, и Танис с удивлением увидел в его раскосых глазах отблеск каких-то эмоций. — Недавно я получил известия о том, что Повелительница Драконов Китиара планирует нападение на Палантас.

Полуэльф откинулся на спинку кресла и подумал не без злорадства: «Говорил же я тебе, Амозус, предупреждал я тебя, Портиос…Вы все стремились спрятаться обратно в свои уютные гнездышки и считать, что войны никогда не было…»

Следующая его мысль была совсем иной, отрезвляюще-холодной и весьма неприятной. Он вспомнил объятый пламенем пожаров Тарсис, орды драконидов, штурмующих Утеху, и всюду страдания, боль, смерть…

Элистан что-то говорил, но Танис его не слышал. Закрыв глаза, он пытался размышлять. Что-то такое Даламар говорил о Китиаре, что-то важное, а он прослушал. Между тем эти слова не исчезли, они отложились в глубине подсознания, и их надо было оттуда извлечь. Он задумался о прошлом и почти пропустил их мимо ушей…

— Погодите! — Танис внезапно выпрямился. — Даламар сказал, что Китиара возненавидела Рейстлина и теперь она так же боится возвращения Владычицы в наш мир, как и все мы. Именно поэтому она приказала Соту убить Крисанию. Если все это правда, тогда почему она решила атаковать Палантас? Зачем ей это? Она накапливает силы в Оплоте. Там собрались злые драконы, и у нас есть сведения, что уцелевшие после войны дракониды тоже примкнули к ее армии. Но ведь Оплот так далеко от Палантаса, к тому же между ним и этим городом — территория, которую контролируют Соламнийские Рыцари. Как только злые драконы поднимутся в воздух, светлые драконы снова станут сражаться на нашей стороне. Почему же Китиара решилась рискнуть всем, что приобрела с таким трудом? И для чего…

— Ты, я вижу, неплохо знаешь госпожу Китиару, полуэльф? — перебил его Даламар.

Танис поперхнулся и пробормотал что-то маловразумительное.

— Как-как? — переспросил темный эльф.

— Да, проклятье, я знаю ее! — отрезал Танис и, перехватив предостерегающий взгляд старого жреца, откинулся в кресле. Щеки его пылали.

— В таком случае, ты совершенно прав. — Даламар говорил ровным голосом, но в его узких эльфийских глазах Танис заметил странное удовлетворение. — Когда Китиара впервые узнала о планах Рейстлина, она очень испугалась. Не за него, разумеется. Больше всего она опасалась, что гнев Владычицы Тьмы падет на нее.

Однако, — темный эльф передернул плечами, — это продолжалось недолго, всего лишь до тех пор, пока Китиара не сообразила, что у ее сводного братца есть шансы на победу. Она всегда стремилась сражаться на стороне победителя. Именно поэтому Повелительница Драконов планирует захватить Палантас и первой приветствовать мага, вышедшего из Врат. Кит предложит Рейстлину свои войска

— это несомненно. Если он окажется к этому времени достаточно силен — а это будет именно так, можете мне поверить, — он без труда сумеет заставить сторонников тьмы служить себе, а не их Королеве.

— Заставить Китиару? — Теперь настал черед Таниса довольно усмехнуться.

Даламар ответил ему легкой улыбкой:

— О да, полуэльф. Я знаю Китиару так же хорошо, как и ты.

Однако его сарказм, прозвучавший в первой половине фразы, быстро исчез, и закончил эльф с горечью, почти мрачно.

Танис неожиданно для себя кивнул магу с сочувствием.

— Значит, она предала и тебя тоже, — негромко подвел он итог. — Она обещала тебе свою поддержку, клялась быть рядом с тобой в трудные минуты и сражаться на твоей стороне, когда вернется Рейстлин…

Даламар грациозно поднялся на ноги и прошелся перед остывающим очагом, шелестя длинной накидкой.

— Я никогда не доверял ей полностью, — глухо сказал он, повернувшись ко всем спиной и неотрывно глядя не едва тлеющие угли. — Я знал, на какое коварство она способна, и был готов ко всему. Известие о готовящемся штурме Палантаса не было для меня неожиданностью.

Говоря это, он взялся рукой за каминную полку, и Танис увидел, как побелели костяшки его пальцев.

— Кто сообщил тебе об этом? — неожиданно спросил Астинус, и Танис вздрогнул. Он почти забыл о присутствии хрониста.

— Уж конечно, не Такхизис. Ей-то на это глубоко наплевать. — Даламар на долю секунды замялся. Очевидно, мысли его были слишком далеко от покоев Элистана. Вздохнув, он поднял голову. — Мне рассказал об этом Сот, Рыцарь Смерти.

— Сот?! — Танис неожиданно почувствовал, что вновь теряет твердую почву под ногами. Что же это, о небо? Маги шпионят за магами, жрецы Светоносного бога действуют рука об руку со злыми колдунами, темные силы доверяют свои секреты светлым и вместе противостоят мраку, а свет соединяется с тьмой…

— Сот поклялся Китиаре в верности! — растерянно заметил Танис. — С чего это ему вздумалось предать ее?

Даламар повернулся и заглянул рыцарю прямо в глаза. На краткое мгновение между ними образовалась крепкая душевная связь; словно мост, выкованный знанием одного и того же предмета по имени Китиара Ут Матар и опирающийся на общие несчастье, страдание и страсть. Китиара соединила сердца мага и эльфа-полукровки, и Танис, поняв это, задрожал. Даламар кивнул:

— Она нужна ему…мертвой.

Глава 4

Маленький мальчик медленно шел по улицам Утехи. Он не был хорошеньким, миловидным мальчуганом, и сам это понимал — как знал о себе многое другое, такое, чего обычно детям знать не дано. Зато благодаря тому, что он не обладал смазливым личиком и общительным характером — равно как и тому, что он знал о себе слишком много, — этот мальчик проводил довольно много времени наедине с самим собой.

Впрочем, сегодня он шел по улицам не один. С ним был Карамон — его брат-близнец. Поднимая босыми ногами пыль и глядя, как она клубами тянется вдоль улицы, Рейстлин ухмылялся своим мыслям, а думал он о том, что вместе с Карамоном чувствует себя еще более одиноко, чем без него. Объяснялось это довольно просто. Все, мимо кого бы они ни проходили, приветствовали обаятельного и милого братишку Рейстлина, и никто ни слова не сказал ему самому. Все мальчишки звали Карамона поиграть, но никто не приглашал в игру Рейстлина. Даже девчонки — и те искоса оглядывались на рослого не по годам паренька, смотрели по особенному, как умеют только они. Рейстлина девочки никогда не замечали.

— Эй, Карамон, будешь играть в «Царя горы»? — выкрикнул чей-то звонкий голос.

— Ты хочешь сыграть в эту игру, Рейст? — спросил Карамон, заметно оживившись. Он был не только высок, но и весьма силен для своего возраста и поэтому предпочитал игры грубые, где требовались проворство и физическая сила.

Рейстлин же знал, что после нескольких минут такой игры его настигнут головокружение и слабость. Для него к тому же не было секретом, что мальчишки часто спорили между собой, чьей команде придется принять в свои ряды хилого Карамонова братца.

— Нет, — ответил он. — Но ты, если хочешь, иди.

Карамон заметно поскучнел, потом как можно беззаботнее пожал плечами:

— Мне тоже не хочется, Рейст. Я лучше побуду с тобой.

Рейстлин почувствовал, как горло его перехватило, а в желудке образовался тугой комок. Справившись с собой, он негромко сказал:

— Все в порядке, Карамон. Иди поиграй.

— Ты не очень хорошо выглядишь. — Карамон озабоченно покачал головой. — Может, тебе нездоровится? А я обойдусь без этих дурацких игр, честное слово.

Давай лучше ты мне покажешь этот твой новый фокус с монетой…

— Перестань так со мной разговаривать! — услышал Рейстлин свой пронзительный вопль. — Ты мне не нужен! Я не хочу быть рядом с тобой! Иди играй со своими друзьями-придурками. Вы все — полные идиоты, мне не нужен никто из вас! Убирайся!!!

Лицо Карамона как-то странно сморщилось, и у Рейстлина появилось такое ощущение, словно он пнул ногой щенка, однако от этого его ярость только усилилась, и он отвернулся.

— Ну конечно, Рейст, если ты не хочешь… — пробормотал Карамон.

Рейстлин обернулся через плечо. Его брат уже весело мчался прочь вместе с ватагой остальных мальчишек. Вздохнув, Рейст опустился в тени под деревом и, стараясь не обращать внимания на беззаботные крики сорванцов, вытащил из сумки одну из своих колдовских книг. Раскрыв ее, он погрузился в изучение новых заклинаний, и скоро волшебное искусство магии так захватило его, что он позабыл и про смех детей, и про обиду в глазах брата. Книга уносила Рейстлина все дальше и дальше в заколдованный край, где он повелевал стихиями и он управлял реальностью бытия…

Магическая книга внезапно выпала у него из рук. Рейстлин поднял глаза.

Перед ним стояли двое мальчишек, оба старше и сильнее его. У одного в руках была палка. Ею он сначала выбил книгу из рук маленького мага, а потом ловко ткнул его толстым концом в грудь.

— Вы — клопы, — неслышно сказал Рейстлин обидчикам. — Насекомые. Вы ничего для меня не значите. Даже меньше, чем ничего.

Стараясь не обращать на двух представителей мира насекомых никакого внимания и преодолевая боль в груди, Рейстлин потянулся за книгой. Вооруженный палкой клоп наступил ему на пальцы.

Испуганный — но еще более рассерженный — Рейстлин вскочил на ноги. Руки были его самой большой драгоценностью. Именно своими тонкими, чувствительными пальцами Рейстлин перекладывал хрупкие магические снадобья и рисовал в воздухе изящные магические знаки.

— Оставьте меня в покое, — спокойно, но требовательно сказал он. Что-то было в его голосе и глазах такое, что мальчишки на мгновение опешили, однако вокруг них уже собралась небольшая толпа, и это придало маленьким наглецам храбрости. Их приятели, оставив игры, сбегались со всех концов улицы, чтобы поглазеть на драку. Чувствуя их молчаливую поддержку, мальчишка с палкой решил не давать спуску этому тощему, жалкому, готовому заплакать книжному червю.

— А что ты сделаешь? — с ухмылкой спросил он. — Превратишь меня в лягушку?

В толпе раздался смех, но Рейстлин лишь улыбнулся. В уме он уже произносил слова заклинания.

Этого заклинания ему, по идее, знать еще не полагалось. Это было не обычное охраняющее заклятие, а довольно серьезное, болезненное и агрессивное, использовать которое можно было только тогда, когда тебе грозит нешуточная опасность. Рейстлин знал, что учитель будет в ярости, но сейчас это заботило его меньше всего.

При виде тонкой, змеиной улыбки Рейстлина один из обидчиков попятился и дернул приятеля за рукав.

— Идем отсюда, — опасливо пробормотал он.

Но второй подросток уперся и никуда не пошел. За его спиной, в толпе мальчишек, Рейстлин увидел своего брата. На лице Карамона он разглядел сердитую гримасу.

Рейстлин начал читать заклинание вслух и…

…И застыл.

Что-то было не так! Он забыл слова. Его магия не поможет. О нет, только не теперь…Вместо необходимых формул на ум лезла какая-то бессмысленная чушь.

И ничего не произошло. Мальчишка рассмеялся и, взмахнув палкой, снова ударил ею Рейстлина в живот. Тот упал и скорчился на земле, не в силах вдохнуть воздух.

Когда он с трудом поднялся на четвереньки, кто-то лягнул его ногой. Палка опустилась ему на спину и с треском переломилась. Его снова ударили, и он покатился по земле, глотая пыль и отчаянно пытаясь прикрыть руками голову.

Пинки и удары, словно град, обрушились на него со всех сторон.

— Карамон! — выкрикнул Рейстлин. — Карамон, на помощь!

— «Ты мне не нужен», помнишь? — ответил ему глубокий, непреклонный голос.

Тяжелый камень ударил Рейстлина по голове, причинив жесточайшую боль. Ему даже не обязательно было смотреть, чтобы понять — этот камень бросил в него родной брат! Сознание уплывало, он словно провалился куда-то, а множество рук уже волокло его по пыльной дороге. Вот-вот его швырнут в какую-нибудь глубокую, очень темную и холодную яму, и он будет падать, падать и падать в эту ледяную тьму, и никогда не достигнет дна, потому что никакого дна у этой пропасти нет…

Крисания растерянно озиралась по сторонам. Где это она? Куда подевался Рейстлин? Лишь несколько мгновений назад он шел рядом, тяжело опираясь на ее руку, и вот маг исчез, а сама она оказалась на улице какого-то незнакомого поселка.

Незнакомого ли? Она, казалось ей, однажды побывала если не здесь, то в очень похожем месте. Со всех сторон ее окружали могучие деревья, такие толстые, каких она никогда и нигде не видала. Некоторые строения помещались прямо на мощных ветвях, а один дом очень напоминал постоялый двор. Потом она увидела верстовой столб с надписью.

Утеха!

«Как странно…» — подумала Крисания, озираясь. Да, это действительно была Утеха, куда она приехала с Танисом Полуэльфом в поисках Карамона. Только теперь знакомый поселок выглядел как-то необычно. Все здесь было как будто запорошено розоватой пылью, а здания имели неестественные пропорции. От этого Крисании хотелось протереть глаза, словно в них попали странные мелкие пылинки.

— Рейстлин! — позвала она.

Ответа не было. Проходившие мимо люди вели себя так, словно они не видели Крисанию и не слышали ее.

— Рейстлин! — крикнула жрица, чувствуя первые признаки надвигающейся тревоги. Неужели с ним что-то случилось? Куда он девался? Быть может, Владычица Тьмы сумела…

До ее слуха донесся какой-то шум. Она различила сердитые детские голоса и тонкий, едва слышный призыв о помощи.

Повернувшись на звук, Крисания заметила десятка полтора мальчишек, сгрудившихся вокруг распростертой на земле темной массы. Она видела мелькающие там и сям кулаки, пинающие кого-то ноги и взлетающую в воздухе палку.

Пронзительный крик о помощи повторился, но взрослые жители Утехи шли по своим делам как ни в чем не бывало.

Подобрав подол своего белого платья, Крисания торопливым шагом направилась к детям. К своему ужасу, она довольно скоро поняла, что распростертое на земле тело принадлежало мальчишке!

«Они убьют его!» — в страхе подумала Крисания.

Дойдя до места свалки, она схватила ближайшего к ней сорванца за плечо, повернула к себе, собираясь оттащить его в сторону, и в страхе отпрянула.

Вместо детской рожицы она увидела мертвенно-бледное, как у трупа, похожее на череп лицо. Пергаментная кожа туго обтягивала скулы, губы имели лиловый оттенок, а зубы были черными и гнилыми.

Воспользовавшись замешательством жрицы, мальчишка-мертвец вырвался, глубоко оцарапав кожу Крисании длинными ногтями. Жрица почувствовала острую, жалящую боль и ахнула. Мальчишка — с гримасой извращенной радости на страшном лице — снова повернулся к лежащему на земле телу, чтобы вместе с остальными продолжить свое изуверское занятие.

Глядя на набухающие кровью царапины на руке, Крисания покачнулась от неожиданной слабости. Боль туманила рассудок, парализовала волю. Избиваемая жертва издала еще один слабый, жалобный крик.

— Паладайн, помоги мне… — взмолилась Крисания. — . дай мне силу!

Преодолевая слабость, она решительно схватила за шиворот одного из маленьких демонов и отшвырнула в сторону, потом другого. Вскоре ей удалось дотянуться до окровавленного тела на земле и прикрыть его собой от ударов.

Одновременно с этим она старалась отогнать детей от их потерявшего сознание сверстника.

Она снова почувствовала, как длинные ногти вспарывают ей кожу, как яд растекается по жилам, однако вскоре Крисания заметила, что стоило кому-нибудь коснуться ее, как нападавший тут же отшатывался в сторону, испытывая, по-видимому, не меньшую боль, чем она сама. Наконец маленькие чудовища с мрачными лицами отступили на почтительное расстояние, оставив ее

— истекающую кровью и почти теряющую сознание от боли — наедине с несчастной жертвой.

Действуя предельно осторожно и ласково, Крисания перевернула бесчувственное, покрытое синяками , и пятнами крови тело на спину. Откинув со лба мальчугана влажные каштановые волосы, она заглянула ему в лицо и едва удержалась от крика. Ошибки быть не могло — эти правильные черты она ни с кем не могла спутать.

— Рейстлин! — прошептала жрица, стараясь унять дрожь в руках.

Мальчик медленно открыл глаза…

Одетый в черное маг с трудом сел и угрюмо осмотрелся по сторонам. Крисания молча следила за ним.

— Что происходит? — растерянно спросила она, вздрагивая то ли от страха, то ли от озноба, вызванного действием попавшего в глубокие царапины яда.

Рейстлин кивнул, обращаясь больше к самому себе, чем к своей спутнице.

— Вот как она мучает меня, — негромко проговорил маг. — Так наносит она свои удары, выбирая место, где моя защита слабее всего.

Его золотистые глаза со странными зрачками повернулись к Крисании, тонкие губы растянулись в улыбке.

— Ты сражалась за меня, ты одолела Темную Воительницу…

Он прижал жрицу к себе и, словно крыльями, обнял ее своими руками в широких черных рукавах.

— А теперь ты должна отдохнуть. Когда боль успокоится, мы пойдем дальше.

Не переставая вздрагивать, Крисания положила голову на грудь мага и услышала, как при каждом вздохе хрипят и булькают его легкие. От колдовских мантий Рейстлина исходил чуть слышный сладкий запах розовых лепестков и тлена…

Глава 5

— И вот что выходит из всех этих мужественных решений и обещаний, — сказала Китиара низким, густым голосом.

— А ты действительно ожидала чего-то другого? — спросил Сот и с лязгом пожал одетыми в броню плечами. Скрежет древних доспехов прозвучал бесстрастно, однако в тоне Рыцаря Смерти Китиаре послышалась какая-то странная нотка, которая заставила ее внимательно посмотреть на своего спутника.

Оранжевые глаза бессмертного рыцаря сверкали в черных глазницах столь ярко, что Китиара невольно вспыхнула, однако тут же спохватилась.

Шагая по комнате, битком набитой доспехами, оружием, надушенными рубашками и толстыми коврами из шкур диких зверей, она нервно сжимала на груди воротник своей тонкой, как паутина, ночной рубашки. Рука ее слегка дрожала. Этот непроизвольный жест не имел почти никакого отношения к скромности; Китиара знала это и не могла понять, что же заставило ее так смутиться. Стыдливость никогда не была ей свойственна, тем более в присутствии существа, которое превратилось в горстку праха триста с лишним лет назад. И все же под взглядом этих пылающих оранжевых глаза Китиаре вдруг стало не по себе.

— Разумеется, нет, — ответила она спокойно.

— Он, в конце концов, всего лишь эльф, — продолжал Сот неторопливым, почти ленивым тоном. — И не делает секрета из того, что боится своего брата больше, чем самой смерти. Разве удивительно, что он подумал и решил принять сторону Рейстлина, вместо того чтобы сражаться против него на стороне кучки дряхлых, выживших из ума, бессильных магов, из которых сыплется песок?

— Но ведь в случае их победы он мог бы многое получить, — возразила Китиара, пытаясь говорить в тон Соту. Все еще вздрагивая, она сняла со спинки кровати подбитый мехом ночной халат и накинула его на плечи.

— Маги обещали ему титул магистра Ложи Черных Мантий, после чего он почти наверняка занял бы место Пар-Салиана во главе Конклава, как признанный мастер магического искусства. На всем Кринне ему не было равных.

«Ты удостоился бы и других наград, темный эльф! — мысленно закончила Китиара, наливая себе бокал темно-красного вина. — Когда мой спятивший брат окончательно проиграет, тебя никто не сможет остановить. Как мы спланируем нашу дальнейшую жизнь? Ты будешь править при помощи своего магического посоха, а я — при помощи моего меча. Вместе мы смогли бы поставить на колени этих гордых Соламнийских Рыцарей. Мы изгнали бы эльфов из их родных краев — твоей родины, мой милый Даламар! Ты вернулся бы домой с триумфом, как победитель и владыка, а я была бы рядом с тобой…»

Бокал выскользнул из ее пальцев, Китиара попыталась поймать его на лету, но ее действия были слишком поспешными, а рука — слишком сильной. Хрупкое стекло треснуло у нее в ладони, острые осколки вонзились в мякоть, и смешанная с вином кровь закапала на ковер.

Вражеские копья и мечи касались ее тела едва ли не чаще, чем руки любовников, во многих местах на нежной коже Китиары остались их следы. Однако всегда Повелительница Драконов переносила боль не морщась и не жалуясь. Сейчас же ее глаза вдруг наполнились слезами. Боль казалась совершенно невыносимой.

Неподалеку на табуретке стояла полоскательница, и Китиара погрузила раненую руку в холодную воду. Ей пришлось даже прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. Вода в миске немедленно покраснела.

— Позови кого-нибудь из жрецов! — прорычала Китиара Соту.

Рыцарь немедленно подошел к двери и окликнул слугу, тут же бросившегося на поиски. Китиара, вполголоса бормоча проклятия и моргая глазами, чтобы стряхнуть с ресниц слезы, схватила полотенце и обмотала им кисть. К тому времени, когда, торопясь и путаясь в длинных полах своей накидки, в комнату вошел один из жрецов, полотенце уже насквозь промокло от крови, а загорелое лицо Китиары стало пепельно-серым.

Жрец наклонился над раной, и воительница почувствовала легкое прикосновение к своей руке. Это был медальон с изображением Пятиглавого Дракона, который висел на шее у лекаря, бормотавшего обращенные к Владычице Тьмы молитвы. Скоро кровотечение остановилось, и рана на глазах затянулась.

— Порезы были неглубокими, — успокаивающе сказал он. — Рука скоро перестанет болеть и будет действовать нормально.

— Тем лучше для тебя, — отрезала Китиара, все еще сражавшаяся с непонятной слабостью. — Это правая рука, в ней я держу меч.

— Уверяю тебя, госпожа, что ты будешь владеть мечом с той же ловкостью и мастерством, что и раньше, — заверил ее жрец. — Могу я еще чем-нибудь…

— Нет! Убирайся!

— Да, госпожа, — жрец поклонился и исчез. Китиара, не желая встречаться взглядом с Сотом, отвернула голову, словно прислушиваясь к удаляющемуся шороху черной накидки жреца.

— Какие они все глупые! Я с трудом выношу их присутствие. Впрочем, время от времени даже жрецы бывают полезны. — Китиара поморщилась, так как излеченная рука еще болела. «Это все мое воображение», — с горечью подумала она.

— Итак, что мне, по-твоему…делать с темным эльфом?

Но прежде, чем Сот успел ответить, воительница громко призвала слугу.

— Убери здесь, — распорядилась она, когда тот явился. — И принеси мне новый бокал!

С этими словами Китиара ударила униженно кланяющегося лакея по лицу.

— Да не такую хрупкую эльфийскую поделку, я их терпеть не могу! Подай золотой кубок. А эту дрянь выброси с глаз долой!

— Но как же госпожа… — несмело возразил слуга. — Им же цены нет! Эти бокалы привезены из Палантасской Башни Высшего Волшебства в подарок от…

— Я сказала — выкинь! — Китиара подхватила уцелевшие бокалы и швырнула их один за другим в стену. Слуга с трудом увернулся от первого летящего сосуда, который громко звякнул о камень и разлетелся вдребезги.

Расколотив последний бокал, Китиара села в кресло и затихла. Некоторое время она сидела молча и неподвижно.

Слуга поспешно смел осколки, убрал полоскательницу с окровавленной водой и торопливо вышел. Когда он вернулся с вином и золотым бокалом, в комнате ничего не изменилось.

— Не прикажешь ли зажечь свечи, госпожа? — негромко спросил лакей, опуская на столик бутылку и массивный золотой кубок.

— Пошел прочь! — ответила Китиара, едва шевеля губами.

Слуга с поклоном удалился и плотно прикрыл за собой дверь.

Рыцарь Смерти неслышным шагом пересек комнату и, остановившись рядом с воительницей, опустил руку на ее плечо. Китиара, которая, казалось, не видела его, дернулась от прикосновения железной перчатки. Исходивший от Рыцаря Смерти могильный холод пронзил ее насквозь, но она не сбросила его руки.

— Ну? — поторопила она, глядя в темноту комнаты, единственным источником света в которой были горящие нездешним огнем глаза мертвеца. — Я задала тебе вопрос. Что нам делать, чтобы остановить Даламара и этого безумца — моего брата? Как вести себя, чтобы Такхизис не уничтожила нас?

— Ты должна захватить Палантас, — ответил Сот.

— Думаю, это вполне возможно, — пробормотала Китиара, задумчиво похлопывая по бедру рукояткой кинжала.

— Совершенно справедливо, госпожа, — поддакнул предводитель ее армии с неприкрытым и неподдельным восхищением в голосе. — Гениально!..

Военачальник — человек лет сорока с небольшим — приложил невероятные усилия, зубами и ногтями пробивая себе путь наверх, к своему теперешнему положению главы Драконьей Армии. Сутулый, никем не любимый, с лицом, обезображенным кривым шрамом, этот человек ни разу не пользовался благосклонностью Китиары, хотя она, бывало, щедро одаривала приглянувшихся ей командиров. Но он не терял надежды.

Бросив взгляд на свою повелительницу, предводитель увидел, как ее лицо, бывшее в последние несколько дней необычайно суровым и замкнутым, просветлело и засияло от похвалы. Китиара снизошла даже до того, что улыбнулась в ответ своей знаменитой кривовато-лукавой улыбкой, которой она так умело пользовалась в случае необходимости, и сердце военачальника забилось чаще.

— Приятно видеть, что ты не утратила сноровки в военном деле, — прогудел стоявший тут же Сот.

Предводитель вздрогнул. Ему давно уже следовало привыкнуть к присутствию Сота; не раз и не два он сражался вместе с рыцарем-мертвецом и его воинами-скелетами, однако холод могилы, который распространяли вокруг себя древние, опаленные огнем доспехи Сота, всякий раз пробирал его до костей.

«Как только Китиара может спокойно его выносить? — задумался предводитель.

— Говорят, это металлическое пугало допущено даже в покои госпожи!»

Мысль об этом остудила его настолько, что сердце военачальника вернулось к нормальному ритму. Может быть, девушки-рабыни не так уж плохи, как ему начало казаться в последнее время? Во всяком случае, уединившись с ними на ночь, можно было не сомневаться, что ты действительно один.

— Разумеется, я не утратила ни умения, ни сноровки! — откликнулась Китиара с таким явственным гневом в голосе, что предводитель с беспокойством огляделся по сторонам, пытаясь выдумать достойный предлог, чтобы смыться. К счастью, весь город готовился к войне, и найти подходящую Причину было нетрудно.

— Если я больше не нужен тебе, госпожа, — поклонился предводитель, — позволь мне идти. Я должен проверить, как обстоят дела с. починкой доспехов.

Нужно еще немало сделать, а времени у нас не так уж много.

— Ступай, — с отсутствующим видом пробормотала Китиара, не отрывая взгляда от огромной карты, которая была выложена мозаикой прямо на полу штаба.

Предводитель отсалютовал и пошел к двери, придерживая меч, чтобы он не слишком бряцал о броню. У дверей его настиг голос Китиары:

— Эй!

— Слушаю, госпожа? — военачальник повернулся.

Китиара хотела что-то сказать, но вдруг передумала и, прикусив губу, слегка покачала головой.

— Я хотела спросить…не согласишься ли ты разделить со мной сегодня вечернюю трапезу? — Она пожала плечами. — Правда, уже довольно поздно. У тебя, вероятно, есть уже какие-то иные планы?..

Предводитель слегка растерялся и ответил не сразу. Ладони его немедленно взмокли.

— Видишь ли, госпожа, я действительно кое-что запланировал, однако это дело может подождать и до завтра…

— Нет, — сказала Китиара решительно и как бы с облегчением. — В этом нет необходимости. Как-нибудь в другой раз. Можешь идти.

Военачальник, все еще недоумевая, медленно развернулся и пошел к двери.

Оранжевые глаза Сота жгли ему спину даже сквозь кирасу.

Торопливо ступая по коридорам, командир размышлял о том, много ли он потерял. Он был уверен, что второго приглашения ждать придется недолго и свое он без труда наверстает. А сегодняшний вечер он компенсирует тем, что пошлет за кем-нибудь из рабынь порезвее…

— Тебе следует немного отдохнуть. Подари себе вечер удовольствий, — сказал Сот, когда шаги военачальника затихли вдали.

— Нужно еще многое сделать, а времени действительно мало, — повторила Китиара, притворяясь, будто полностью поглощена изучением карты. Сама она стояла на изображении Оплота, а взгляд ее был устремлен в северо-западный угол комнаты, где под защитой труднопроходимых гор расположился Палантас.

Проследив за взглядом Повелительницы Драконов, Сот медленно измерил шагами расстояние между двумя городами и остановился у единственного прохода через горы, недалеко от Башни Верховного Жреца.

— Рыцари, конечно же, попытаются задержать тебя здесь, — сказал он. — Тут они остановили твое воинство в прошлый раз.

Китиара ухмыльнулась, тряхнула своими вьющимися волосами и подошла к Рыцарю Смерти походкой, в которой сквозила легкая неуверенность.

— Разве это зрелище не заслуживает внимания? Все эти красавцы рыцари, выстроившиеся в шеренгу поперек прохода… — Неожиданно почувствовав прилив сил, какого она не испытывала уже давно, Китиара расхохоталась. — Представляю себе, какое на их лицах появится выражение, когда они увидят, что мы для них припасли. Да ради одного этого стоило затевать войну!

Она наступила на Башню Верховного Жреца и, повернувшись на каблуках, словно втаптывая мозаику в мрамор пола, сделала маленький шаг и остановилась у внешней стены Палантаса.

— Наконец-то красавец город почувствует, как меч войны рассекает его нежную, упругую плоть. — Улыбнувшись, воительница повернулась к Рыцарю Смерти:

— Думаю, мне все же стоит поужинать сегодня с главнокомандующим. Пошли за ним.

Сот поклонился, и его оранжевые глаза довольно блеснули.

— Нам необходимо обсудить несколько тактических вопросов, — продолжила Китиара и снова засмеялась, расстегивая пряжки на своих доспехах. — фланговые охваты, заход в тыл, стремительные атаки и пробивание брешей в стене…

— А теперь успокойся, Танис, — добродушно сказал повелитель Гунтар. — Ты преувеличиваешь опасность…

Танис Полуэльф пробормотал в ответ что-то неразборчивое.

— Как ты говоришь? — Гунтар повернулся к нему, держа в руке большую кружку с прекрасным элем (нацеженным из большой заплесневелой бочки в самом дальнем углу его погребов). Эль он вручил Танису.

— Я сказал, что действительно очень беспокоюсь, — отрезал полуэльф. Это была ложь, но гораздо более подходящая для разговора с главой Соламнийских Рыцарей, чем то, что он имел в виду на самом деле.

Гунтар Ут Вистан пригладил свои длинные усы — древний символ рыцарства, который и нынче был в почете, — пряча под рукой улыбку. Он, разумеется, слышал, что Танис пробормотал вначале. Гунтар задумался, почему вопрос об угрозе нападения не дали решать непосредственно военным. Теперь вместо серьезной подготовки к решительному отпору противнику, стремящемуся взять реванш после последнего поражения, ему предстояло думать о взаимодействии с какими-то учениками черных магов, белыми жрецами, нервными героями и библиотекарем!

Гунтар вздохнул и мрачно дернул себя за усы. Только кендера ему еще не хватало!

— Танис, мой друг, присядь, — сказал он. — Согрейся у огня. Ты проделал долгий путь, а вечерами у нас еще достаточно свежо. Моряки говорят что-то о неблагоприятной розе ветров и о всякой подобной чепухе. Надеюсь, твое путешествие было не слишком утомительным? По правде сказать, я предпочитаю драконам грифонов…

— Повелитель Гунтар, — перебил его Танис, — я прилетел в Санкрист не для того, чтобы обсуждать погоду и преимущества грифонов перед драконами! Мы в опасности! И не только Палантас, но и весь мир. Если план Рейстлина удастся…Он не смог продолжать и только сжал кулаки.

Гунтар наполнил свою кружку из кувшина, который принес из погреба его старый слуга Уиллс, и подошел к Танису. Положив руку на плечо рыцарю, он заставил того повернуться к себе лицом.

— Стурм Светлый Меч очень хорошо о тебе отзывался и высоко тебя ценил, — сказал он. — Ты и Лорана были его самыми близкими друзьями.

Танис склонил в ответ голову. Даже сейчас, больше чем через два года после смерти Стурма, он не мог вспоминать о нем без глубокой печали.

— Мне достаточно было бы одной этой рекомендации, ибо я любил Стурма и почитал его как собственного сына, — серьезно продолжал Гунтар, — однако я и сам уважаю и люблю тебя, Танис. Твоя отвага в битве не знала себе равных, твоя честь и благородство были достойны настоящего рыцаря…

Заслышав старую песню, Танис раздраженно покачал головой, но Гунтар этого не заметил.

— Те почести, которых ты удостоился по окончании войны, были тобой более чем заслужены. Твою деятельность после войны я назвал бы — не побоюсь этого слова — выдающейся. Вам с Лораной удалось посадить за стол переговоров народы, враждовавшие на протяжении столетий. Портиос подписал договор о мире, а теперь и гномы Торбардина, после избрания нового короля, тоже присоединятся к этому союзу.

— Благодарю тебя; повелитель Гунтар, — ответил Танис в соответствии с этикетом, однако не выпустил при этом из рук кружки с элем и не поклонился.

— Твои похвалы много для меня значат. Хотелось бы мне, чтобы я действительно их заслужил. А теперь мне любопытно узнать, куда ведет эта дорожка, столь щедро усыпанная сахарной пудрой?

— Я вижу, что человеческого в тебе куда больше, чем эльфийского, — заметил Гунтар с легкой улыбкой. — Хорошо, Танис, я согласен пропустить преамбулу и приступаю к сути. Мое мнение таково: ваш — твой и Элистана — былой опыт сделал вас излишне нервными и осторожными. Давай говорить откровенно, мой друг. Ты не воин и не получил соответствующей подготовки, — я имею в виду, конечно, подготовку теоретическую. Поэтому я хочу показать тебе кое-что. Идем…

Танис опустил свою кружку на каминную полку и позволил взять себя под руку. Он вышли с соседнюю комнату, которая, несомненно, служила Гунтару чем-то вроде штаба и была заставлена простой деревянной мебелью, которой рыцари отдавали предпочтение. По стенам были развешены мечи, щиты и знамена всех трех рыцарских Орденов — Розы, Меча и Короны. Военные трофеи, захваченные в давних битвах, сверкали на специальных подставках, а на почетном месте, во всю длину стены, висело драконье копье — первое из тех, что были выкованы Теросом Железоделом. Вокруг него холодно поблескивали кривые гоблинские сабли, клинки драконидов с зазубренными лезвиями, огромный меч великана-людоеда с обоюдоострым лезвием и сломанный клинок, принадлежавший злосчастному рыцарю Дереку, Хранителю Венца.

Что и говорить, это была внушительная коллекция, свидетельствующая о долгой и славной службе в союзе Соламнийских Рыцарей, однако Гунтар даже не взглянул на все это богатство, а направился в угол комнаты, где стоял большой деревянный стол. Скрученные карты были аккуратно вставлены в небольшие ячейки под столом, каждая из которых — как разглядел Танис — снабжалась крошечным ярлычком с пояснительной надписью.

Гунтар некоторое время изучал ярлычки, потом вынул карту, расстелил ее на столе и поманил Таниса. Полуэльф задумчиво поскреб бороду и подошел, стараясь придать своему лицу заинтересованное выражение. Гунтар, напротив, чувствуя себя в своей стихии, с удовольствием потер руки.

— Все дело в снабжении, Танис. Вот, смотри, это армии Повелительницы Драконов, заблокированные в Оплоте. Я согласен, что Китиара сильна: у нее под знаменами собралось немало драконидов, гоблинов и людей, которые ничего не желали бы так сильно, как новой войны. Я согласен, что Повелительница что-то задумала, так как наши шпионы уже давно докладывают о какой-то подозрительной активности во вражеском стане. Но напасть на Палантас!.. Клянусь богами, Танис, это же прямая дорога в Бездну! Взгляни только на громадную территорию, которую ей придется пересечь, а ведь она полностью контролируется Соламнийскими Рыцарями. Даже если у Китиары достаточно сил, чтобы с боями пробиться так далеко на север, это продвижение неизбежно повлечет за собой растягивание коммуникаций. Для того чтобы надежно их защищать, ей понадобится не одна, а целых две армии! Мы без труда сумеем перерезать эти коммуникации, и тогда у ее войска будут большие проблемы со снабжением.

Гунтар снова подергал себя за усы.

— Видишь ли, Танис, если я и уважал кого-то из драконьих повелителей, так это Китиару. Она безжалостна и честолюбива, не задумываясь проливает свою и чужую кровь, однако в уме ей не откажешь. По крайней мере, на бессмысленный риск она не пойдет. Два года Китиара выжидала, копила силы и перегруппировывала свою армию, укрывшись в месте, которое — как она прекрасно понимала — мы не отважимся атаковать. Она приобрела слишком многое, чтобы вдруг допустить такое безрассудство.

— Я думаю, что она это и не планирует, — сквозь зубы пробормотал Танис.

— Что же еще она может придумать? — терпеливо осведомился предводитель рыцарей.

— Не знаю, — излишне резко возразил Танис. — Ты только что сказал, что уважаешь Китиару, но настолько ли, чтобы считать ее действительно серьезным противником? В достаточной ли степени ты ее боишься? Я хорошо ее знаю, и меня не покидает ощущение, что у нее на уме какой-то блестящий и неожиданный фокус… — Замолчав на полуслове, полуэльф уставился в карту.

Гунтар некоторое время молчал. До него дошли кое-какие странные слухи, касающиеся отношений между Танисом и Китиарой. Он, разумеется, ни одному из них не поверил, однако посчитал нетактичным выяснять, насколько близко знает Танис Повелительницу Драконов.

— Ты же не веришь в опасность, не так ли? — неожиданно спросил Танис.

Гунтар в замешательстве переступил с ноги на ногу и пригладил сначала один седеющий ус, затем другой. Наклонившись вперед, он принялся с излишней тщательностью и осторожностью скручивать карту.

— Танис, друг мой, ты же знаешь, как я тебя ценю и уважаю…

— Мы уже говорили об этом, повелитель Гунтар. Глава Соламнийских Рыцарей не обратил на его реплику никакого внимания.

— …Ты знаешь также, что никого в мире я не почитаю так, как Элистана. И все же, когда вы рассказываете мне страшную историю, состряпанную кем-то из черных магов, — историю об этом волшебнике Рейстлине, который якобы проник в Бездну, чтобы биться с Владычицей Тьмы…Прости меня, Танис, я уже не молод и повидал на своем веку множество вещей, однако то, что я узнал от вас, кажется мне просто детской сказкой!

— Так говорили и о драконах, — пробормотал Танис.

Некоторое время он стоял задумчиво опустив голову и почесывая подбородок, затем вдруг поднял голову и пристально посмотрел на Гунтара.

— Властитель, — сказал он решительно. — Я видел, как мужал и набирал силу Рейстлин, мы вместе скитались, я сражался с ним рядом и сражался против него, — поверь, я знаю, на что способен этот человек! — Танис схватил Гунтара за руку.

— Если ты не хочешь последовать моему совету, то прислушайся хотя бы к словам Элистана. Ты нужен нам, повелитель Гунтар! Ты и твои рыцари! Мы должны укрепить Башню Верховного Жреца, хотя у нас осталось слишком мало времени. Даламар разъяснил нам, что в том плане бытия, где обитает Владычица Тьмы, время не имеет никакой власти — Рейстлин может биться с ней годами и месяцами, но для нас пройдет всего несколько дней. Даламар уверен, что его хозяин вернется очень скоро. Элистан ему верит, я тоже. Почему же мы поверили словам темного эльфа?

Все очень просто: Даламар боится. Не скрою, испугались и мы…твои шпионы донесли, что в Оплоте кипит какая-то подозрительная деятельность, — вот и доказательство! Поверь мне, Повелительница Драконов непременно придет на помощь своему сводному брату. Китиара знает, что в случае победы Рейстлин сделает ее повелителем нашего мира, а ведь она — заядлый игрок и ради этого готова рискнуть всем. Прошу тебя, властитель, если не хочешь выслушать меня, то поезжай в Палантас, побеседуй с Элистаном!

Гунтар внимательно рассматривал стоявшего перед ним Таниса. Сам он стал главой Соламнийских Рыцарей благодаря тому, что в душе был человеком простым и честным. К тому же он почти никогда не ошибался, определяя характер тех, с кем ему приходилось общаться. К полуэльфу Гунтар проникся уважением и любовью чуть ли не с первой их встречи, произошедшей сразу после окончания войны, однако доверительных, близких отношений между ними так и не возникло. В характере Таниса было что-то сдержанное, даже холодное; не многим он позволял пересечь те невидимые границы, которые сам же устанавливал.

Глядя на полуэльфа, старый рыцарь внезапно почувствовал себя гораздо ближе к нему, чем когда-либо за всю историю их знакомства. В слегка раскосых глазах эльфа-полукровки предводитель Соламнийских Рыцарей разглядел мудрость, которая никому не дается легко и приходит только с годами через великую боль и страдания. Увидел он в глазах Таниса и кое-что другое — непоколебимое мужество, которое дает ему столько сил, что он не боится признаться в своем страхе.

Теперь в Танисе Гунтар признавал прирожденного лидера, и не такого, кто, отважно размахивая саблей, первым бросается на врага, увлекая за собой остальных; нет, полуэльф был из таких вождей, что не лезут на рожон и управляют людьми исподволь, заставляя каждого делать все, на что он способен, и — иногда чуть больше, помогая человеку открыть в себе такие внутренние ресурсы, о существовании которых до определенного момента мало кто подозревает.

И наконец, Гунтар понял, почему Стурм Светлый Меч, чье безупречное генеалогическое древо уходило в глубь столетий, последовал за эти полуэльфом-получеловеком, рождением своим обязанным — если верить слухам — грязному насильнику — изуверу. Он понял и то, почему благородная Лорана — принцесса народа эльфов, одна из самых могущественных и прекраснейших женщин, каких он только видел на своем веку, — ради его любви рискнула всем, в том числе и самой жизнью.

— Хорошо, Танис, — кивнул Гунтар. При этом суровые морщины на лице его разгладились, а холодный официальный тон потеплел. — Я вернусь с тобой в Палантас. Рыцарей я мобилизую на оборону Башни Верховного Жреца. Как я уже сказал, наши лазутчики сообщили о необычайном оживлении, которое наблюдается в Оплоте, и будет совсем не лишним, если рыцари заранее подготовятся к любым неожиданностям. В конце концов, у нас давно не проводилось полевых учений.

Приняв решение, Гунтар начал немедленно действовать, и уже через несколько минут все в доме заходило ходуном. Он потребовал к себе Уиллса, приказал подать доспехи, наточить меч и оседлать его личного крылатого грифона. Слуги носились по коридорам с таким топотом, что на шум вышла супруга почтенного рыцаря, настаивая, чтобы Гунтар непременно взял в дорогу свой походный плащ на меху.

Танис, позабытый за всей этой суетой, вернулся к очагу, взял с полки свою кружку с элем и опустился в кресло, чтобы отдать должное великолепному напитку. Однако он так и не донес кружку до губ. Глядя в танцующие языки пламени, он снова увидел темные вьющиеся локоны и очаровательную, чуть искривленную, лукавую улыбку…

Глава 6

Крисания не могла сказать, как долго они с Рейстлином брели по розовато-серым равнинам Бездны. Время утратило свою протяженность, а может быть, это она потеряла чувство времени. Иногда ей казалось, что они очутились в этом гиблом и страшном месте всего несколько минут назад, а иногда — что блуждают они по этой постоянно меняющейся пустыне уже несколько лет. От яда, попавшего в раны, ей удалось излечиться, однако теперь она чувствовала себя истощенной, выжатой, лишившейся сил и желаний. Раны на руках никак не хотели заживать, и бинты, которые она накручивала каждый день, за ночь промокали насквозь.

Крисания испытывала чувство голода, но это не означало, что у нее появился аппетит. Здесь он сразу же у нее пропал и, похоже, надолго. Это чувство было скорее рефлекторным. Просто хотелось что-нибудь пожевать, вспомнить вкус свежеиспеченного хлеба или лесной земляники…Жажды она так же не ощущала, но все равно мечтала то о чистой ключевой воде, то о глотке шипучего сидра или густом, пряном аромате тарбеанского чая. В Бездне вода имела розовато-красный или бурый оттенок и сильно отдавала железом и кровью.

И все же они куда-то двигались, во всяком случае, так сказал Рейсшин. В то время как Крисания слабела, он, напротив, день ото дня становился сильнее.

Теперь он помогал Крисании идти, беспрестанно подгонял ее, заставляя шагать все вперед и вперед, без отдыха и почти без сна, мимо пустынных мрачных городов.

Каждый шаг, как он утверждал, приближал их к Обители Богов.

А у Крисании уже в глазах рябило от поселков нижнего мира, повторяющих строения мира живых — Кве-шу, Кзак Царота и прочих. Самое жуткое впечатление оставила переправа через Новое Море, в черных глубинах которого Крисания видела искаженные ужасом лица всех тех, кто погиб в Истаре во время Катаклизма.

Они высадились на берег в том месте, где, по словам Рейстлина, должен находиться Оплот. В этом месте Крисания чувствовала себя хуже всего, что было неудивительно, так как Оплот был центром, где собирались для поклонения своей темной королеве ее приверженцы. Храмы Такхизис были выдолблены в скалах глубоко под горами, известными под названием Властители Судеб. Именно в этих храмах, как сказал Рейстлин, жрецы Темной Воительницы совершали свои страшные обряды» которые превращали еще не вылупившихся из яиц светлых драконов в уродливых драконидов.

Между тем довольно долгое время — а может быть, всего несколько минут — с ними ничего особенного не случалось. На Рейстлина, одетого в черную развевающуюся мантию, мало кто обращал особое внимание, а Крисанию и вовсе не замечали, словно она была невидима для обитателей этого мира. Как бы там ни было, они без труда миновали подземный Оплот, и Рейстлин, который на глазах набирался сил, сообщил Крисании, что теперь они почти у цели. Обитель Богов находилась где-то к северу от них, в Халькистовых горах.

Каким образом он определил направление и стороны света в мире, где не было ни солнца, ни звезд, ни лун, Крисания понять не могла, да и не особенно старалась. Здесь никогда не наступала настоящая ночь, а день оставался сумрачным, неестественным, розовато-серым. Впрочем, она редко задумывалась над этим, с трудом поспевая за магом. По сторонам она уже не смотрела . — что толку, если везде — до самого горизонта — одна и та же угрюмая мгла? Когда Рейстлин внезапно остановился, для жрицы это явилось такой неожиданностью, что она едва не налетела на него. Почувствовав, как напряглось под черным бархатом его тело, услышав, как маг со свистом втянул в себя воздух, Крисания в тревоге подняла от земли взгляд.

Навстречу им брел по дороге старик в белой накидке Учителя…

— Повторяйте за мной слова, обращая внимание на интонацию и смысловые ударения.

Учитель медленно прочел заклинание. Класс так же медленно повторил за ним магическую формулу. Весь, кроме одного ученика.

— Рейстлин!

Класс мгновенно замер.

— Да, Учитель? — Рейстлин даже не пытался скрыть прозвучавшую в его голосе насмешку.

— Я не видел, чтобы твои губы двигались, когда все повторяли задание.

— Наверное, это потому, Учитель, что я его не повторял, — отозвался Рейстлин.

Скажи это кто-нибудь еще из молодых учеников-магов, собравшихся в классе, остальные непременно захохотали бы во весь голос или по крайней мере захихикали. Теперь же они молчали, прекрасно зная, что насмешка Рейстлина относится не только к Учителю, но и к ним самим. Лишь некоторые осмелились мрачно покоситься на смельчака и беспокойно заерзали на скамьях.

— Значит ли это, что ты знаешь это заклинание, ученик?

— Конечно знаю, — дерзко ответил Рейстлин. — Я знал его, когда мне было шесть лет. А когда ты выучил его, Учитель? Вчера вечером?

Учитель покраснел от ярости и бросил на юношу тяжелый взгляд.

— На этот раз ты зашел слишком далеко. Тебе не кажется, что в последнее время ты часто позволяешь себе быть дерзким?

Под взглядом Рейстлина ученики — те, кто еще осмеливался смотреть на него, — поспешно отвернулись и втянули головы в плечи. Один лишь Учитель не дрогнул, и на глазах у Рейстлина его белая накидка превратилась в черную. Грубое и глупое, слегка одутловатое лицо прорезали глубокие резкие морщины, превратив его во властную, волевую, хищную маску. Вокруг шеи Учителя обвилась длинная цепь, с которой свисал кроваво-красный рубин невиданных размеров.

— Фистандантилус! — невольно ахнул Рейстлин.

— Вот мы и встретились, ученик. Но куда же подевалась твоя магия? — Старый маг рассмеялся и принялся ощупывать своей высохшей рукой кровавый камень на груди.

Паника охватила Рейстлина. Где его магия? Нет ее!

Руки его затряслись, а слова заклинаний закружились в голове, словно подхваченные ураганом сухие осенние листья, ускользавшие от него прежде, чем он успевал их схватить. Между тем в руках Фистандантилуса возник огненный шар, и Рейстлин едва не захлебнулся собственным страхом.

«Посох, — промелькнула у него в голове спасительная мысль. — Его-то волшебная сила никуда не должна деться!»

Рейстлин поднял свой магический жезл и, держа его перед собой, воззвал к нему о помощи. Но — странное дело! — тот принялся извиваться и корчиться в его руках.

— Нет! — в ужасе крикнул Рейстлин. — Покорись мне! Подчинись!!!

В ответ посох обвился вокруг его руки. Собственно говоря, это был уже не деревянный посох, а огромная змея. Влажно блестящие ядовитые зубы вонзились в плечо мага.

Вскрикнув от боли, Рейстлин упал на колени, тщетно пытаясь что-либо противопоставить парализующему действию яда. Увы, сражаясь с одним противником, маг на время позабыл про второго и опомнился только тогда, когда до слуха его донеслись отрывки магического заклинания, произносимого вслух.

Боязливо подняв взгляд, он увидел, что Фистандантилус исчез, а на его месте стоит дронт — темный эльф, сражавшийся с ним на последней стадии Испытания.

Дронт внезапно превратился в Даламара, швырнувшего в него огненным шаром. Шар на лету превратился в сверкающий меч, который вонзил в его плоть по самую рукоятку безбородый гном со странно знакомым лицом.

Языки пламени окружили его, клинок проворачивался где-то в подвздошье, ядовитые клыки впивались все глубже. Рейстлин уже почувствовал, что проваливается во тьму, в бездонную яму, в пустоту, когда его резанул по глазам ослепительный белый свет. Складки мягкой белой ткани укрыли его, а чьи-то руки, остановив падение, прижали к мягкой, теплой груди…

Ощущая, как судорожно вздрагивает это тело, слыша хриплые вопли гнева и бессильной ярости, Рейстлин улыбнулся, хотя и знал, кому достаются мощные удары магического оружия…

Глава 7

— Повелитель Гунтар! — воскликнул правитель Палантаса Амозус, вскакивая на ноги. — Танис Полуэльф! Какая приятная неожиданность! Очень рад. Вы прибыли очень кстати. Могу ли я просить вас принять участие в организации праздника Окончания Войны? В этом году мы могли бы начать его пораньше и продлить торжества по крайней мере на неделю. Видите ли, я отвечаю за его проведение и надеюсь, что…

— Чушь, — ворчливо перебил Гунтар, обходя зал для приемов и критически его оглядывая. В уме он уже прикидывал, что необходимо сделать, чтобы здесь можно было обороняться. — Мы прибыли обсудить мероприятия по защите города.

Амозус вытаращился на рыцаря, который уже выглядывал из окон, что-то бормоча себе под нос. Наконец Гунтар повернулся к правителю Палантаса.

— Слишком большие окна, слишком много стекла, — заметил он с довольным видом, приведя Амозуса в еще большее смятение. Последний только и смог, что выдавить из себя несколько невнятных фраз, похожих на извинения, да так и остался стоять в центре зала, нелепо вытянув перед собой руки.

— На нас что, уже напали? — робко спросил он, несколько придя в себя.

Гунтар, не прекращавший своих исследований, бросил на Таниса пронзительный взгляд, и полуэльф, подавив тяжкий вздох, напомнил Амозусу о предупреждении темного эльфа Даламара — о том, что Повелительница Драконов Китиара может попытаться захватить Палантас, чтобы помочь Рейстлину, хозяину Палантасской Башни Высшего Волшебства и своему сводному брату.

— Ах да, конечно! — Лицо Амозуса разгладилось, и он небрежно — и вместе с тем изящно — взмахнул руками, словно отгоняя назойливую мошкару. -Но я уверен, что Палантас вне опасности, повелитель Гунтар! Башня Верховного Жреца…

— Башня Верховного Жреца как раз сейчас подготавливается моими людьми к обороне. Я приказал удвоить численность гарнизона, так как главный удар несомненно придется на нее. Никакого другого пути на Палантас, кроме морского, не существует, а в морях господствуют наши корабли. Противник сможет добраться до его стен только по суше, и я хочу, чтобы город был готов защитить себя. А теперь…

Гунтар, если можно так выразиться, вскочил в седло действия и тут же ринулся в наступление. Не обращая внимания на неуверенные протесты Амозуса, который бормотал что-то о необходимости посоветоваться со своими военачальниками, Гунтар мчался напрямик к своей цели и вскоре оставил градоначальника задыхаться в пыли, поднятой перемещающимися отрядами, обозами с продовольствием, резервами и тому подобным. Амозус сдался почти сразу и опустился в кресло, на всякий случай сохраняя на лице выражение вежливой заинтересованности. Думал он, однако, о своем, ибо опасности, о которых в две глотки твердили ему гости, выглядели совершенно не правдоподобными. Палантас никогда не подвергался нападениям врагов и никогда не был побежден, ибо для того, чтобы приблизиться к его стенам, врагу нужно было пройти мимо мощной Башни Верховного Жреца. До сих пор это не удавалось никому, даже многочисленной драконьей армии, штурмовавшей крепость в прошлую войну.

Танис, читавший мысли Амозуса словно открытую книгу, мрачно улыбнулся и как раз задумался о том, как бы он поступил на его месте, когда в роскошные, обитые листовым золотом двери кто-то негромко постучал. Амозус вскочил на ноги с живостью терпящего поражение военачальника, заслышавшего вдали рога спешащих на помощь полков, однако прежде, чем он успел сказать хоть слово, двери отворились и в зал вошел его старый слуга.

Чарлз служил при дворе правителя Палантаса больше полувека. Он был здесь незаменим, и прекрасно это знал. Его поразительная память хранила огромное число самых разнообразных сведений, начиная с точного количества винных .

«бутылок в погребах и заканчивая тем, в каком порядке следует рассаживать за столом прибывших в Палантас гостей из страны эльфов и когда в последний раз проветривали постельное белье. Поведение и манеры Чарлза всегда отличались спокойствием и безукоризненным достоинством, однако на лице слуги частенько появлялось такое выражение, будто, случись ему умереть, тут же все здесь придет в упадок, а дворец немедленно обрушится на головы своих августейших хозяев.

— Прости, что побеспокоил тебя, господин… — начал было Чарлз.

— Очень хорошо! — воскликнул Амозус. — То теть все в порядке, ничего страшного. Что там у тебя?

— …но к нам поступило срочное послание для Таниса Полуэльфа, — невозмутимо, лишь с легким оттенком упрека, продолжил мажордом.

— Ох… — Амозус разочарованно вздохнул. — Для Таниса Полуэльфа?

— Совершенно верно, мой господин, — подтвердил лакей.

— А не мне? — с робкой надеждой вопросил правитель, представляя, как спешившие на помощь войска скрываются за горизонтом.

— Никак нет, господин. Амозус вздохнул:

— Хорошо. Спасибо, Чарлз. Может быть, ты, Танис…

Но полуэльф был уже на полпути к двери.

— Что такое? Уж не от Лораны ли…

— Сюда, прошу тебя, — Чарлз отступил в сторону, пропуская рыцаря в коридор. Уже на самом пороге, встретив строгий взгляд слуги, Танис повернулся и поклонился Амозусу и Гунтару. Глава Соламнийских Рыцарей улыбнулся ему и махнул рукой. Амозус, не удержавшись, бросил на Таниса завистливый взгляд, затем откинулся на спинку кресла и приготовился выслушивать продолжение длиннейшего перечня вещей, необходимых для того, чтобы кипятить масло и плавить свинец.

Чарлз медленно и плотно прикрыл двери, ведущие в зал для приемов.

— Ну что там? — спросил Танис, с трудом сдерживая нетерпение. — Посланник ничего больше не просил мне передать?

— Да, господин, — величественно кивнул Чарлз, затем его лицо внезапно смягчилось и стало чуть-чуть печальным. — Однако я должен был это сообщить тебе только в том случае, если ты сочтешь возможным прервать столь важное совещание.

Элистан, Посвященный Паладайна, первый среди праведных сынов Светоносного бога, умирает. Тот, кто послал за тобой, опасается, что он не переживет сегодняшний ночи.

Храм Паладайна выглядел совершенно спокойным и безмятежным в свете угасающего дня. Солнце садилось в огнедышащем великолепии заката, наполняя небо мягким перламутровым светом, отчего оно стало походить на гигантскую морскую раковину. Танис, ожидавший встретить перед храмом толпы прихожан, а также мечущихся в растерянности и тревоге жрецов, с удивлением увидел, что все здесь на редкость благопристойно. Немногочисленные паломники, как обычно, возлежали на лужайках, а жрецы чинно прохаживались вдоль клумб и цветников, ведя неспешные разговоры. Одиночных служителей культа Светоносного бога также отличала отнюдь не паника, а написанное на их лицах созерцательное спокойствие или сосредоточенность.

Танис даже подумал, что гонец, возможно, ошибся или был не правильно информирован, однако вскоре ему повстречалась совсем молодая жрица, лицо которой казалось заплаканным, а глаза — припухшими. Несмотря на это, девушка нашла в себе силы улыбнуться Танису как ни в чем не бывало, а затем пошла дальше, вытирая на ходу все еще влажные щеки.

Только потом Танис сообразил, что ни Амозус, ни Гунтар еще не были извещены о печальном событии, и грустно улыбнулся. Элистан умирал, как и жил, — со спокойным достоинством, не привлекая к своей персоне излишнего внимания.

У дверей храма Таниса встретил молодой послушник.

— Входи, Танис Полуэльф, и добро пожаловать, — приветствовал он рыцаря. — Тебя ждут. Сюда, пожалуйста…

Танис вступил в прохладную тень. Внутри храма всеобщая печаль гораздо явственнее бросалась в глаза. Эльфы-арфисты наигрывали на своих инструментах какую-то негромкую, грустную мелодию, а жрецы стояли обнявшись, небольшими группами, утешая друг друга в час ниспосланного им испытания. Танис ускорил шаги, чувствуя, как у него самого на глаза наворачиваются слезы.

— Очень хорошо, что ты успел, — продолжал послушник, идя за Танисом в глубь храма. — Мы боялись, что не сможем тебя найти. Правда, печальное известие было разослано во все концы, но посвящены в состояние дел очень немногие — лишь те, кто, по нашему мнению, сумеет сохранить в секрете постигшее нас великое несчастье. Элистан — да снизойдет на него вечный мир — просил, чтобы ему дали умереть спокойно и тихо.

Полуэльф слегка кивнул, радуясь тому, что полумрак и густая борода скрывают его слезы. Он, конечно, нисколько их не стыдился. Эльфы почитали жизнь как высшую драгоценность, как самый главный дар богов и, в отличие от людей, не прятали своих чувств. Просто Танис не хотел, чтобы его слезы расстроили Элистана, которому было нестерпимо больно знать, что его смерть заставляет страдать других.

Наконец Танис и его провожатый вошли во внутренние покои храма, где уже собралась группа жрецов во главе с Гарадом. Все они, низко опустив головы, вполголоса шептали друг другу слова утешения. Дверь, ведущая в следующую комнату, была плотно закрыта, однако заметив, как посматривают на нее жрецы, Танис догадался, кто находится за ней.

Увидев вошедших, Гарад сам пошел навстречу полуэльфу, чтобы приветствовать гостя.

— Мы так рады, что ты прибыл вовремя, — сказал он сердечно, и по его выговору Танис узнал эльфа из Сильванести. Должно быть, Гарад стал одним из первых новообращенных эльфов, снова вернувшихся к религии, позабытой этим народом давным-давно. — : Мы опасались, что дела могут тебя задержать…

— Должно быть, несчастье случилось внезапно, — пробормотал Танис, чувствуя некоторую неловкость: он забыл снять перевязь с мечом, и теперь оружие громко звякало о доспехи, издавая резкий металлический звук, столь неуместный среди траурной тишины храма. Пытаясь приглушить этот звон, Танис прижал меч к бедру.

— Совершенно верно. Элистану стало намного хуже вечером того же дня, как ты уехал из Палантаса, — вздохнул Гарад. — Я не знаю, о чем говорилось в тот день в его покоях, однако потрясение оказалось для него слишком сильным.

Посвященного Паладайна мучили сильные головные боли, и мы ничего не могли сделать, чтобы облегчить его страдания. В конце концов ученик мага Даламар…Гарад не удержался и нахмурился, — я вился в храм со снадобьем, которое, по его словам, должно было помочь нашему верховному жрецу. Я понятия не имею, как он узнал о случившемся, но факт . остается фактом. Странные вещи творятся в городе с некоторых пор…

И Гарад угрюмо покосился на окно, в котором темной тучей маячила громада Башни, бросающая вызов самому солнечному свету.

— Вы впустили его? — спросил Танис с тревогой.

— Я бы ему не позволил, — хмуро признал жрец, — но Элистан приказал не препятствовать темному эльфу. Должен признать, его снадобье подействовало. Боль отпустила, наш учитель сможет теперь умереть в мире и покое.

— А Даламар?

— Он все еще там. С тех пор как он вошел к Элистану и дал ему свои травы, он ничего больше не сказал и не сделал. Он просто сидит в углу и молчит, однако мне кажется, что его присутствие успокаивает учителя, поэтому мы позволили ему остаться.

«Интересно, как бы вы смогли его выгнать!» — подумал про себя Танис, но вслух ничего не сказал.

Между тем дверь в покои верховного жреца Паладайна приоткрылась, и собравшиеся перед ней испуганно вскинули головы. Это, однако, был всего лишь послушник, встретивший Таниса у ворот. Негромко постучав, он дождался, пока ему откроют, и теперь совещался с кем-то невидимым, стоящим по ту сторону двери.

Наконец он повернулся и поманил Таниса за собой.

Рыцарь вошел в небольшую, скромно обставленную комнату. Он старался двигаться как можно тише — как это делали жрецы, одетые в длинные шелестящие накидки и мягкие сандалии, однако у него ничего не выходило. Меч лязгал и гремел, башмаки стучали, кожаные ремни скрипели, а пряжки на доспехах звонко тенькали. Даже для него самого шум этот был подобен топоту армии гномов, и Танис попытался исправить положение, двигаясь на цыпочках, однако и это не дало результатов.

Элистан, лежавший на постели, с трудом повернул на подушке голову и засмеялся.

— Можно подумать, друг мой, что ты пришел сюда, чтобы меня ограбить, — заметил он, приподнимая руку и протягивая ее Танису.

Полуэльф попытался улыбнуться. Он слышал, как входная дверь за ним плотно затворилась, и чувствовал присутствие темной фигуры в дальнем углу комнаты, однако ни на что не обращал внимания. Опустившись на колени рядом с кроватью человека, которого он спасал из каменоломен Пакс Таркаса и чье ненавязчивое влияние сыграло такую важную роль в его жизни и в судьбе Лораны, Танис взял руку умирающего и крепко ее пожал.

— О, если бы я мог сразиться с этим врагом вместо тебя, Элистан, — прошептал он, глядя на высохшие белые пальцы жреца, лежащие в его собственной сильной, медно-красной от загара руке.

— Это не враг, Танис. Старый друг пришел, чтобы навестить меня и забрать с собой. — Элистан осторожно высвободил свою немощную руку из пальцев рыцаря и слегка похлопал его по плечу. — Вижу, вижу, что ты ничего не понимаешь, но обещаю — когда-нибудь ты все поймешь. А теперь — к делу. Я попросил разыскать тебя вовсе не для того, чтобы отягощать твою душу прощанием. У меня есть для тебя одно поручение…

Элистан сделал слабый жест, и вперед выступил еще один молодой послушник с деревянным ларцом в руках, который он передал своему учителю. Зачем послушник бесшумно отступил и снова занял свое место возле дверей.

Темная фигура в углу даже не шелохнулась.

Элистан приподнял крышку ларца и достал оттуда сложенный в несколько раз лист белого пергамента. Вложив его в руку рыцаря, старый жрец сказал:

— Передай это Крисании. Если ей удастся уцелеть, то именно она должна стать следующим верховным жрецом.

Заметив на лице Таниса сомнение, смешанное с недоверием и даже неодобрением, старик светло улыбнулся:

— Друг мой! Ты тоже блуждал во тьме — я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Мы чуть не потеряли тебя, Танис. Но ты сумел превозмочь мрак, выжить в кромешной тьме и в конце концов увидел свет дня. Испытания лишь закалили тебя, сделали сильным и мудрым. То же самое, я надеюсь, произойдет и с Крисанией. Ее вера сильна, но, как сам ты заметил, ей недостает теплоты, сострадания, человечности. Она должна своими собственными глазами увидеть, как на нас повлияло падение истарского Короля-Жреца. Крисании нужно почувствовать боль, Танис, величайшую боль, чтобы научиться с сочувствием относиться к страданиям других. Кроме того, ей необходимо было полюбить.

Элистан закрыл глаза, и на его лице, усталом и как-то сразу постаревшем, отразилась невыразимая печаль.

— Будь это в моих силах, Танис, я направил бы ее на иной путь. Я знаю, какую дорогу она избрала. Но кто может подвергать сомнению волю богов? Никто, разумеется, хотя я… — Элистан прикрыл глаза, но Танис успел заметить в них гневный огонек. — Я мог бы немного с ними поспорить!

Танис услышал за спиной мягкие шаги послушника. Элистан кивнул:

— Да, я знаю. Они боятся, что посетители утомляют меня. Это верно, однако мне осталось не так уж много…наконец я обрету покой. — Жрец снова опустил веки и улыбнулся. — Да, скоро я отдохну. Мой старый друг проводит меня и направит мои неверные шаги…

Танис поднялся и бросил вопросительный взгляд на послушника. Тот покачал головой.

— Он очень много говорит о своем старом друге, но мы не знаем, кто это.

Одно время мы даже считали, что это ты…

— Прощай, Танис Полуэльф! — раздался неожиданно сильный чистый голос старого жреца. — Передай мой последний привет Лоране. Гарад и другие…Элистан слабо кивнул в направлении дверей, — знают о моей последней воле относительно преемника. Они знают, что за послание я доверил тебе, и окажут тебе любую посильную помощь. До свидания, Танис, да благословит тебя Паладайн, Свет Несущий…

Танис не в силах был ничего сказать. Он лишь пожал протянутую руку умирающего. Резко повернувшись, полуэльф стремительным шагом пошел прочь из спальни, мимо неподвижной темной фигуры в углу. Глаза его застилали слезы.

Гарад проводил полуэльфа до главных ворот храма.

— Я знаю, каким было последнее поручение Элистана, — сказал старший жрец.

— Поверь мне, я от всего сердца желаю, чтобы его воля сбылась. Госпожа Крисания, как я понял, совершает сейчас некое довольно опасное паломничество…

— Да.

Это было все, что Танис решился произнести, и не потому, что не доверял Гараду, а просто не был уверен в собственном голосе. Жрец вздохнул:

— Да пребудет с ней Паладайн! Мы все молимся за нее. Она еще молода, но крепка духом и чиста сердцем, — наше Братство нуждается в свежей силе, чтобы и дальше укреплять свое влияние. Если тебе понадобится помощь, Танис Полуэльф, ты всегда можешь к нам обратиться.

Танис с трудом подыскал какие-то вежливые слова для ответа и невнятно их пробормотал. Гарад поклонился и поспешил назад, торопясь вернуться к своему умирающему учителю. Полуэльф еще на несколько мгновений задержался перед входом, пытаясь взять себя в руки. Он размышлял над последними словами Элистана и вдруг услышал снаружи какой-то жаркий спор.

— Прошу прощения, но я не могу тебя пропустить, — донесся решительный голос кого-то из младших жрецов.

— Но я же сказал, что прибыл для встречи с Элистаном! — раздался в ответ старческий каркающий голос.

Танис закрыл глаза и привалился спиной к холодной стене. Он узнал этот голос. Воспоминания нахлынули на него с такой силой, что в висках застучало, а в сердце словно вонзилась холодная игла. Несколько долгих секунд он не мог ни сдвинуться с места, ни заговорить.

— Может быть, если ты назовешь себя, — терпеливо вопрошал молодой жрец, — я мог бы спросить учителя…

— Я…меня зовут… — В старческом голосе послышалась нерешительная интонация с некоторой примесью ярости. — Проклятье, я же помнил это еще вчера!..

Танис услышал нетерпеливый стук деревянного посоха о каменные ступени храма, а старческий голос взял на два тона выше:

— Я — весьма важная персона, молодой человек, и не привык, чтобы со мной обращались подобным образом! Возмутительно! Убирайся с моей дороги, иначе я могу сотворить что-нибудь такое, о чем сам потом пожалею. То есть я хотел сказать — ты пожалеешь! Короче, один из нас пожалеет…

— Мне очень жаль, господин, — повторил жрец, явно теряя терпение. — Но пока ты не назовешь свое имя, я не могу тебя пропустить.

Послышалась какая-то возня, затем наступила непродолжительная тишина, и до слуха Таниса донесся зловещий звук — сухой шелест торопливо переворачиваемых страниц. Улыбаясь сквозь слезы, полуэльф толкнул дверь и выглянул наружу.

Картина, открывшаяся ему, и в самом деле была весьма подозрительной. На ступенях храма стоял старый маг в мантии мышиного цвета, а его волшебная шляпа, казалось, готова была свалиться с головы при первой же возможности. Свой простой деревянный посох он прислонил к стене храма и, не обращая никакого внимания на покрасневшего от негодования жреца, перебирал страницы своей колдовской книги, невнятно бормоча:

— Огненный шар…огненный шар…с чего же начинается это дурацкое заклинание? А может, превратить его в жабу?..

Танис осторожно положил руку на плечо жреца.

— Он и в самом деле очень важная персона, — сказал рыцарь негромко. — Пропусти его. Всю ответственность я беру на себя.

— Это он-то? — Жрец все еще сомневался. Заслышав голос Таниса, старик быстро поднял голову и огляделся по сторонам.

— Как? — закудахтал он. — Важная персона? Где?

Увидев Таниса, старый маг вздрогнул.

— Ах, вот где она, эта важная персона!.. Как поживаешь? Прости, я тебя не заметил… — Он протянул руку, но запутался в своей мантии и уронил фолиант себе на ногу. Наклонившись за ним, он сшиб свой посох, который покатился вниз по ступенькам с сухим деревянным стуком. В довершение всего шляпа все же слетела с головы старика, и он едва не упал, пытаясь подхватить ее на лету. Танису и жрецу понадобилась вся их сноровка, чтобы собрать вещи и не дать старику что-нибудь себе повредить.

— О моя нога! — запричитал маг, приплясывая на месте. — Я едва не оступился! Дурацкий посох, идиотская книга. А где моя шляпа?

В конце концов ему удалось более или менее сосредоточиться — ровно настолько, чтобы сначала убрать магическую книгу в сумку на поясе, а затем натянуть на голову шляпу (сначала он попытался проделать эти действия в обратном порядке). К несчастью, шляпа немедленно съехала ему на самые глаза.

— Я ослеплен богами! — с благоговейным трепетом заявил маг, ощупывая руками пространство вокруг себя, очевидно, в поисках посоха.

Однако поразившую его слепоту оказалось довольно легко исцелить. Молодой жрец — поглядывая на Таниса с явным недоверием — осторожно сдвинул шляпу старику на затылок. Маг наградил его раздраженным взглядом, брошенным из-под седых кустистых бровей, и снова обратился к Танису:

— Важная персона? Так ты…тебя…Скажи-ка, нам приходилось встречаться раньше?

— Разумеется, — ответил Танис. — Только та самая важная персона, о которой я говорил, это ты, Фисбен…

— Я? — От удивления старый маг даже слегка покачнулся, затем негодующе фыркнул и с неодобрением воззрился на младшего жреца.

— Ну да, конечно. Говорил я тебе? А теперь посторонись, посторонись!

Войдя в двери храма, старик повернулся и посмотрел на Таниса из-под полей своей помятой шляпы. Задержавшись на мгновение, маг положил руку на плечо рыцаря. Дурашливое выражение сползло с его лица, и он пристально и внимательно заглянул Танису в глаза.

— Ты никогда в своей жизни не переживал столь страшных часов, полуэльф, — сказал он мрачно и торжественно. — Но надежда есть, и любовь должна победить…

С этими словами он отошел в сторону и немедленно врезался в шкаф. Двое жрецов, выбежавших из-за угла, поспешили к нему на помощь и под руки повели старика в глубь храма.

— Кто же он такой? — недоуменно спросил у Таниса младший жрец, глядя вслед удаляющейся процессии.

— Друг Элистана, — пробормотал в ответ рыцарь. — Его старый друг…

Он уже почти спустился со ступеней, когда до его слуха долетел пронзительный вопль:

— Где моя шляпа?

Глава 8

— Крисания…

Вместо ответа раздался лишь низкий, протяжный стон.

— Тише, тише, теперь все в порядке. Тебя слегка ранили, только и всего.

Выпей лекарство, оно снимет боль…

Рейстлин достал из мешочка травы и высыпал их в кружку с кипящей водой.

Приподняв Крисанию с кучи окровавленных листьев, служивших ей подстилкой, он поднес целебное питье к ее губам. Молодая женщина глотнула обжигающую горькую жидкость, лицо ее сразу разгладилось, а глаза открылись.

— Да, — прошептала она с благодарностью. — Мне уже лучше…

— Теперь, — продолжил Рейстлин ровным голосом, — ты должна помолиться Паладайну, чтобы он исцелил тебя до конца, праведная дочь. Нам нужно идти дальше.

— Я…я не знаю, Рейстлин. Я так ослабела, а Паладайн так далеко…

— Молиться Паладайну? — раздался вдруг суровый голос. — Ты кощунствуешь, Черная Мантия!

Рейстлин нахмурился и раздраженно поглядел вверх. Глаза его непроизвольно расширились.

— Стурм! — ахнул он.

Но рыцарь не слышал его. Он в упор глядел на Крисанию, со страхом и благоговением наблюдая, как на глазах затягиваются глубокие раны на ее теле.

— Колдовство! — воскликнул он, вынимая из ножен меч. — Ведьма!

— Нет, — молодая женщина подняла голову. — Ты ошибаешься, рыцарь, я не ведьма. Я — жрица великого Паладайна. Посмотри на медальон, который я ношу на груди…

— Ты лжешь! — свирепо перебил ее Стурм. — Жрецов больше нет. Все они исчезли незадолго до Катаклизма. К тому же, будь ты истинной жрицей Светоносного, разве ты путешествовала бы вместе с черным магом, несущим одно лишь зло?

— Стурм, это я, Рейстлин! — Маг вскочил на ноги. — Погляди на меня! Ты меня не узнаешь?

Молодой рыцарь немедленно повернулся к нему, держа сверкающий клинок в опасной близости от горла Рейсшина.

— Я не знаю, какими колдовскими способами ты узнал мое имя, Черная Мантия, но смотри: если ты произнесешь его еще хоть раз, это может для тебя плохо кончиться. Здесь, в Утехе, с ведьмами и колдунами не очень-то церемонятся.

— Поскольку ты — добродетельный и благородный рыцарь, связанный к тому же присягой, я молю тебя о справедливости, — проговорила Крисания, медленно вставая.

Суровые морщины на лице рыцаря разгладились. Он поклонился и убрал меч в ножны, искоса бросив на Рейстлина осторожный взгляд.

— Ты совершенно права, госпожа. Я действительно дал клятву неукоснительно следовать Кодексу чести, и я обещаю, что справедливость восторжествует.

Не успел он сказать это, как подстилка из листьев превратилась в деревянный пол, деревья стали скамьями, а небо над головой — потолком. «Мы — в Зале Суда», — понял Рейстлин, на мгновение оглушенный такой неожиданной переменой.

Продолжая поддерживать Крисанию, он помог ей сесть за небольшой столик, стоявший в самом центре комнаты. Перед ними возвышалась небольшая трибуна.

Обернувшись, Рейстлин с удивлением отметил, что зал полон людей. И многих из них он знал!

Здесь были и Отик — хозяин таверны «Последний Приют», который держал в руках тарелку с жареным картофелем, и огневолосая Тика; она указывала пальцем на Крисанию и, смеясь, что-то говорила. И даже Китиара! Прислонившись к дверному косяку и положив ладонь на рукоять меча, воительница стояла, окруженная восхищенными молодыми людьми, и подмигивала Рейстлину.

Маг затравленно огляделся. В углу сидел его отец — бедный дровосек с сутулой спиной и никогда не исчезавшим выражением озабоченности и тревоги на лице. Рядом с ним — и вместе с тем как-то отдельно — сидела Лорана, и ее холодная эльфийская красота сияла, словно звезда в темной ночи.

— Элистан! — вдруг выкрикнула Крисания и, вскочив на ноги, протянула вперед руки, но старый жрец только поглядел на нее печально и отрицательно покачал головой.

— Встать, суд идет! — раздался чей-то громкий и властный голос.

Присутствующие недружно поднялись, громко шаркая ногами и двигая тяжелыми скамьями.

Когда вошел судья, в зале установилась почтительная тишина. Он был одет в серую мантию жреца Гилеана — Бога Равновесия и Нейтралитета, однако стоило ему занять свое место на трибуне, как Рейстлин узнал старого друга.

— Танис! — воскликнул маг, делая шаг вперед. Но полуэльф только нахмурился при виде такого неподобающего поведения, бейлиф — ворчливый старый гном — приблизился к Рейстлину слева и ткнул его в ребра рукояткой своего боевого топора.

— Сядь, колдун, и молчи, пока к тебе не обратятся.

— Флинт? — Рейстлин схватил гнома за руку. — И ты тоже не узнаешь меня?

— И не смей прикасаться к бейлифу! — рявкнул свирепо Флинт и отошел на свое место позади судьи, но Рейстлин все равно расслышал, как он бормочет себе под нос:

— Футы, елы-палы! Никакого почтения ни к моему возрасту, ни к моему положению! Можно подумать, что я — мешок с едой, который может хватать кто ни попадя…

— Хватит, Флинт, — прервал его Танис, строго глядя на Рейстлина и Крисанию. — Кто будет обвинять этих двоих?

— Я! — отозвался, поднимаясь, облаченный в сверкающие доспехи рыцарь.

— Хорошо, Стурм Светлый Меч, — кивнул судья. — Ты получишь такую возможность. Кто будет их защищать?

— Я! Я здесь, Танис…то есть ваша честь! Погоди, я, кажется, застрял…

В Зале Суда раздался смех; почти все присутствующие повернулись, чтобы поглядеть на кендера, нагруженного толстыми книгами. Кендер со своей ношей никак не мог пролезть в дверь. Ухмыляющаяся Китиара схватила его за торчащий хохолок волос на голове и без церемоний рванула вперед с такой силой, что бедняга растянулся в проходе. Книги с грохотом посыпались на пол, а толпа взорвалась хохотом. Кендера, однако, не так-то легко было смутить.

Поднявшись, он тщательно отряхнулся и, споты. каясь о книги, добрался наконец до передних рядов.

— Мое имя — Тассельхоф Непоседа, — заявил кендер звонко, протягивая Рейстлину свою маленькую руку. Маг воззрился на него с недоумением и не сдвинулся с места. Пожав плечами, Тас поглядел на свою повисшую в воздухе ладошку и со вздохом убрал ее за спину. Затем он обернулся к судье:

— Привет! Я — Тассельхоф Непоседа…

— Сядь! — рявкнул гном. — С судьей не полагается здороваться за руку, дверная ты ручка!

— Ну хорошо, — с негодованием возразил Тас. — Я не думал, что это запрещено. В конце концов, я просто старался быть вежливым, а вежливость — это такая штука, о которой вы, гномы, не имеете никакого понятия. Правда, вашей вины в этом, наверное, нет…

— Сядь и заткнись! — взорвался гном, свирепея и яростно стуча об пол своим топором.

Тряхнув хохолком, кендер повернулся и пошел на свое место рядом с Рейстлином, однако, прежде чем сесть, он так удачно передразнил Флинта, что толпа, видевшая его лицо, взвыла от восторга. Гном разозлился еще больше, но на этот раз вмешался судья.

— Соблюдайте порядок! — строго воззвал он, и зрители затихли.

Тас плюхнулся на скамью возле Рейстлина. Маг, почувствовав легкое прикосновение к своему телу, мрачно глянул на кендера и протянул руку.

— Верни ка мне эту штуку, — потребовал он.

— Какую? Ах, эту?.. Так это — твоя? Должно быть, ты случайно обронил…Тассельхоф с самым невинным видом протянул магу один из его кошельков с магическими снадобьями. — Я нашел его на полу.

Рейстлин выхватил кошелек из лапки кендера и снова прицепил его к шнуру, которым была перепоясана его черная накидка.

— Ты мог бы, по крайней мере, сказать мне «спасибо», — заметил кендер пронзительным шепотом, но, перехватив серьезный взгляд судьи — Таниса, успокоился.

— Каковы обвинения против этих двоих? — спросил судья.

Стурм вышел вперед и встал в центре зала. Среди собравшихся послышались аплодисменты — очевидно, молодого рыцаря с печатью скорби на лице, прославившегося своей незапятнанной честью, здесь уважали и любили.

— Я встретил этих двоих на пустоши, ваша честь. Человек в черной мантии назвал имя Паладайна… — При этих словах в толпе раздалось сердитое бормотание.

— На моих глазах он сварил какое-то колдовское снадобье и дал его выпить женщине. Она была серьезно ранена. Кровь покрывала ее одежды, лицо было обожжено и покрыто глубокими ранами. Но, выпив это зелье, прямо на моих глазах она исцелилась.

— Нет! — перебила рыцаря Крисания, неуверенно вставая. — Совсем не так.

Лекарство, которое дал мне Рейстлин, просто облегчило мою боль. Исцелили меня мои собственные молитвы. — Я — служительница Паладайна, и…

— Прошу слова, ваша честь! — завопил кендер, вскакивая. — Моя клиентка вовсе не хотела сказать, что является служителем Паладайна. Молодая женщина имела в виду, что она служила пантомиму! Да-да, именно так, ваша честь! — Кендер хихикнул. — Просто устроила небольшое представление, чтобы скрасить долгое путешествие. Мои подзащитные развлекались подобным образом всю дорогу.

Ха-ха!

Повернувшись к Крисании, кендер прошептал так громко, что его слова наверняка были слышны всем:

— Что ты делаешь? Как я смогу тебя вытащить, если ты будешь говорить правду?

— Тихо! — громогласно рявкнул гном. Кендер повернулся к нему.

— Между прочим, Флинт, ты мне надоел! — крикнул он звонко. — Перестань стучать по полу этим своим топором, а не то я завяжу его узлом вокруг твоей шеи.

Зрители снова захохотали, и даже судья, не выдержав, улыбнулся.

Крисания устало опустилась на сиденье рядом с магом.

— Что это? — с испугом прошептала она. — Насмешка? Спектакль?

— Не знаю, — ответил Рейстлин, — но я собираюсь положить этому конец.

— Замолчите все! — негромко сказал он, поднимаясь из-за стола, причем его шелестящий, с присвистом шепот немедленно заставил заткнуться самых отъявленных зубоскалов. — Эта женщина на самом деле является жрицей великого Паладайна, а я — маг, причисляющий себя к Ложе Черных Мантий и владеющий магическим искусством…

— Так сделай же скорее что-нибудь магическое! — заверещал кендер, подпрыгивая на скамье. — Вж-жикни меня в пруд с утками…

— Сядьте оба! — загремел гном.

— Чтоб у него борода повылезла! — засмеялся кендер, указывая на Флинта пальцем. Зрители поддержали это необычное пожелание дружными хлопками в ладоши.

— Да, колдун, покажи нам что-нибудь магическое, — кивнул Танис, с трудом перекрикивая шум.

На мгновение в зале восстановилась тишина, затем собравшиеся снова забормотали:

— Да, колдун…Что-нибудь волшебное, маг…Покажи нам, покажи, покажи!

— Покажи пару фокусов, слабосильная развалина! — разнесся под сводами зала полнозвучный и сильный голос Китиары.

А у Рейстлина язык прилип к гортани. Крисания смотрела на него со страхом и надеждой во взгляде, и руки мага задрожали. Он подхватил свой посох, который стоял возле стола, однако вспомнив, чем это кончилось в предыдущий раз, не посмел им воспользоваться.

Совладав с собой, он надменно оглядел собравшихся.

— Не думаю, что мне стоит оправдываться и что-либо доказывать таким, как вы!

— А я считаю, это было бы неплохо, — заканючил кендер, дергая Рейстлина за плащ.

— Видите! Он не может! — закричал Стурм. — Я требую огласить приговор!

— Приговор! Приговор! — принялась скандировать толпа. — Сжечь колдуна и ведьму! Спалить их тела! Спасти их души!

— Так что же, маг? — строго спросил Танис. — Можешь ли ты доказать, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь? , Рейстлин был не в состоянии что-либо отвечать. Шум оглушил его. Он не мог думать, не мог сосредоточиться! Ему хотелось остаться одному, оказаться где-нибудь подальше от этих ужасных криков и умоляющих глаз Крисании.

— Я… — Он запнулся и опустил голову.

— Сжечь их!

Грубые, сильные руки схватили Рейстлина. Судебный зал внезапно исчез, как будто растворился в воздухе. Маг пытался сопротивляться, но все его усилия ни к чему не привели. Человек, державший его, был высок и необычайно силен, а лицо его, прежде добродушное и сердечное, стало теперь серьезным и неумолимым.

— Карамон! Брат мой! — выкрикнул Рейстлин, извиваясь в руках гиганта и стараясь заглянуть ему в глаза.

Но Карамон словно не слышал его. Схватив Рейстлина поудобнее, он потащил пленника вверх по склону холма. Там, на вершине, маг разглядел два высоких деревянных столба, врытых глубоко в землю. К их подножию горожане — бывшие друзья и соседи Рейстлина — с радостными восклицаниями и восторженными воплями подносили охапки сухих дров и хвороста.

— Где Крисания? — спросил Рейстлин у Карамона, надеясь, что молодой женщине удалось освободиться и она сможет освободить его. Карамон не ответил, но в это время маг заметил мелькнувшее в толпе белое платье. Молодую жрицу сам Элистан привязывал к одному из столбов. Крисания отчаянно билась в его руках, стараясь вырваться, однако страдания ослабили тело и сломили дух праведной дочери. Вскоре она прекратила борьбу и, всхлипывая от страха и отчаяния, прижалась спиной к столбу, в то время как Элистан заводил назад и связывал ее руки. Затем он прикрутил веревками к столбу и ноги жрицы.

Черные волосы Крисании рассыпались по гладким обнаженным плечам; раны открылись, и на белой ткани расплылись алые пятна выступившей из них крови.

Рейстлину показалось, что он слышал ее отчаянный крик, обращенный к Паладайну, но за шумом толпы зевак и добровольных помощников палачей не смог разобрать ни слова. Очевидно, она ослабела настолько, что и в своей искренней и крепкой вере уже не находила поддержки.

Рядом, как из-под земли, появился Танис с пылающим факелом в руке.

Повернувшись к Рейстлину, он сказал:

— Гляди на ее судьбу и страшись, ибо тебе уготован такой же жребий!

— Нет! — Рейстлин рванулся, но Карамон держал его крепко.

Наклонившись, Танис ткнул факелом в кучу хвороста, обильно политого маслом Занялось сразу. Огонь быстро пополз по веткам вверх и в стороны, в мгновение ока охватив и дрова, и белое платье Крисании. Раздался душераздирающий крик.

Молодая женщина с трудом подняла голову, чтобы взглянуть на Рейстлина в последний раз.

При виде ее глаз, в которых были и страдание, и ужас, и любовь, Рейстлин почувствовал, как сердце его запылало сильнее, чем сто таких костров. «Они хотели магию — они ее получат!» — подумал Рейстлин и, оттолкнув ошеломленного Карамона, очутился на свободе. Запрокинув голову, он поднял обе руки к небу, и…

И в этот момент слова всех заклинаний вернулись к нему, вошли в его мозг и сердце навеки, чтобы никогда больше их не покидать.

Ослепительная, хищная молния сорвалась с пальцев Рейстлина и ударила в серо-розовый небосвод. Повисшие наверху тучи отозвались подобием эха, послав на землю огненную птицу, вонзившуюся в рыхлую почву возле самых ног мага.

Рейстлин в ярости обернулся к толпе, но собравшихся на холме людей уже не было, они растаяли, испарились, словно никогда и не существовали.

— О моя Королева! — воскликнул маг, чувствуя, как на губах у него закипает смех, а тело и душу переполняет радость обладания могущественными магическими силами. Наконец-то он понял свою главную ошибку и снова увидел открывшиеся перед ним возможности.

Он был обманут, и кем? Самим собой! Еще в подземелье крепости Заман Тассельхоф дал ему в руки ключ, а он пропустил слова кендера мимо ушей, не дав себе труда задуматься о них как следует.

— Достаточно было мне подумать о чем-то, — сказал тогда Тас, — и бац — оно тут же появлялось. Когда я желал отправиться куда-то, мне достаточно было просто представить это место, и тотчас же либо я переносился куда хотел, либо само это место приближалось ко мне — в этом я так и не успел разобраться.

Бездна была похожа одновременно на все города, в которых я когда-то бывал, и все же она не была ни одним из них…

Так говорил кендер.

«Я-то думал, что Бездна — это отражение нашего мира, — рассуждал Рейстлин.

— Именно поэтому я пытался преодолеть ее пешком, словно я все еще на земле.

Между тем все обстоит совершенно иначе. Бездна — это не что иное, как отражение моего разума, и все, что до сих пор происходило, случалось из-за меня ведь я путешествовал по своей собственной памяти!

Властительница действительно в Обители Богов, потому что я считал, что она находится именно там. А Обитель Богов, в свою очередь, может быть и близко, и далеко — в зависимости от того, как я решу. Моя магия не работала, ибо я сам усомнился в ней, а вовсе не потому, что мне мешала Темная Королева. Боги мои, я чуть было не победил самого себя!

Но теперь я знаю, моя Такхизис! Теперь я все понимаю и могу победить!

Обитель Богов в одном шаге отсюда, а Врата — в двух шагах!.. «

— Рейстлин!..

Голос был низким, усталым, измученным. Маг повернул голову. Толпа исчезла, поскольку ее никогда и не было. Она существовала только в его воображении.

Поселок, край, континент — все, что пригрезилось ему, — все исчезло в одночасье. Маг стоял посреди плоской, унылой пустоты. Землю и небо невозможно было отличить друг от друга, они были одинаково пусты и тускло светились сверхъестественными розово серыми красками. Едва видимый горизонт напоминал тонкий порез, сделанный словно острым ножом.

Только один предмет никуда не делся — четко вырисовывающийся на однообразном фоне обгорелый столб, вокруг которого смрадно дымили остывающие головни. У подножия столба лежало неподвижное тело, некогда одетое во все белое, но теперь обгоревшая ткань выглядела почти черной. Запах горелого мяса был непереносим.

Рейстлин осторожно приблизился. Опустившись на колени среди все еще горячего пепла, он перевернул тело на спину.

— Крисания, — констатировал он спокойно.

— Рейстлин? — Лицо жрицы было страшно обожжено, пустые глазницы незряче уставились в небо. С огромным трудом Крисания приподняла скрюченную руку, от которой почти ничего не осталось, кроме обугленных костей и сухожилий.

— Рейстлин? — простонала она в мучительной агонии.

— Да, — отозвался маг.

— Я проиграла, Рейстлин…

— Нет, Крисания, ты не проиграла, — ответил он ровным невыразительным голосом. — Я не пострадал, и моя магия снова всесильна. Теперь я могущественнее, чем когда бы то ни было за всю мою жизнь. Я пойду вперед и одолею Темную Воительницу.

Потрескавшиеся, опаленные губы Крисании разошлись в страшной улыбке.

— Значит, мои молитвы были услышаны… — Она задохнулась от приступа боли, но рука ее по-прежнему слабо цеплялась за полу плаща Рейстлина. Слегка отдышавшись, молодая женщина прошептала что-то едва слышное, и маг наклонился пониже, чтобы лучше слышать.

— Я умираю, Рейст…С каждой секундой я слабею, и долго это не продлится.

Скоро Паладайн заберет меня к себе. Побудь со мной, Рейстлин, пока я не умру…

Маг бросил взгляд на умирающую и увидел перед собой лишь жалкие останки.

Взяв ее за руку, он вдруг вспомнил, какой Крисания была в лесу под Кэрготом — тогда, когда он чуть не потерял над собой власть и не сделал ее своей. Как светилась ее атласная кожа, как искрились черные волосы, как лучились глаза! Он помнил, помнил сиявшую в этих глазах любовь, помнил, как держал молодую женщину в объятиях, как целовал эту гладкую кожу…

Одно за другим Рейстлин погасил в памяти эти воспоминания, выжег магическим огнем, а теплый пепел пустил по ветру.

Затем он освободился от цеплявшихся за него страшных черных пальцев, на которых странно желтели пластинки ногтей.

— Рейстлин! — в ужасе выкрикнула Крисания, хватая руками пустоту.

— Ты сыграла свою роль до конца, Посвященная. — Рейстлин говорил голосом ровным и холодным, как лезвие серебряного, кинжала, который он носил у запястья. — Время не ждет. Уже идут к Вратам те, кто попытается остановить меня. Я должен бросить вызов Владычице и выиграть мою последнюю битву с ее слугами. Затем, когда я выиграю, я должен вернуться к Вратам и пройти сквозь них прежде, чем кто-нибудь попытается меня остановить.

— Рейстлин, не бросай меня! Не оставляй меня одну в этой темноте!

Опираясь на свой магический посох, который светился теперь ярким холодным светом, маг поднялся на ноги.

— Прощай, праведная дочь, — промолвил он негромким, свистящим шепотом. — Ты мне больше не нужна.

Крисания слышала удаляющийся шорох черной мантии и негромкое постукивание посоха о землю. Сквозь едкий, тошнотворный дым и запах горелой плоти она уловила слабый аромат розовых лепестков…

Затем наступила тишина. Маг ушел. Крисания осталась одна; жизнь покидала ее тело, а иллюзии — разум и сердце молодой жрицы.

— Ты прозреешь, Крисания, когда тьма ослепит тебя…бесконечная тьма…

Это сказал ей Лоралон, эльфийский жрец, незадолго до гибели Истара.

Крисания, наверное, заплакала бы, но огонь выжег не только ее глаза, но и слезы.

— Теперь я прозрела, — прошептала Крисания в темноту. — Я вижу так ясно! Я обманывала себя, я была для него ничем — игрушкой, пешкой, которую он мог как угодно передвигать по клеткам на доске в своей главной партии. Но и я, я тоже использовала его! — Молодая женщина застонала. — Я использовала его, чтобы тешить свою гордость, свое тщеславие! Моя тьма делала окружавший его мрак еще более глубоким. Теперь, если он и победит Властительницу, то лишь затем, чтобы занять ее место!!!

Глядя в небо, которого она не могла видеть, Крисания закричала от боли и отчаяния:

— Я сделала это, мой Бог, и это моя вина! Я убила себя, убила наш мир! Но ответь мне, Паладайн, разве могла я причинить ему больший вред?!.

В вечной тьме, которая окружила Крисанию, горькими слезами обливалось ее сердце — вместо глаз, которых у нее не стало.

— Я люблю тебя Рейстлин, — с трудом прошептала она. Острая боль жгла ее тело сильнее огня. — Я не смогла бы сказать об этом тебе, не смогла бы признаться в этом даже самой себе…Но что бы изменилось, если бы я и призналась?

Крисания приподняла голову; боль утихла. Она медленно соскальзывала куда-то, сознание понемногу уходило.

«Хорошо, — подумала молодая женщина устало. — Я умираю. Пусть смерть поскорее настанет, она прекратит мои мучения».

— Прости меня, Паладайн… — пробормотала Крисания и вздохнула.

Послышался еще один вздох:

— Рейстлин…

И еще один, совсем тихий:

— …прости…

ПЕСНЯ КРИСАНИИ

Вода из песка и песок, из воды

Растят континенты, как солнце — цветы.

Не видят глаза, только дочь Паладайна

И пальцами зрит — ее мысли чисты.

Из темной воды ничего не возникнет —

При первой молитве так думаем мы,

Но солнце и звезды — как на небе боги,

Невидимы верящим лишь до поры.

Песок из воды, и вода из песка,

Цвет белый вобрал все живые цвета.

И в память — страну, обретенную в вере,

Вернется он светом в соцветье листа.

Прольются из праха ручьи горьких слез

На то, что создать на земле удалось.

И освободится наш край от страданий.

Чтоб радостней нам и счастливей жилось.

Глава 9

Танис некоторое время стоял перед храмом, обдумывая слова мага. Затем он насмешливо фыркнул. Любовь должна победить, — это надо же!..

Вытерев слезы, он с горечью покачал головой. Похоже, магия Фисбена на этот раз бессильна. В пьесе, действие которой развертывалось столь стремительно, любовь не получила даже самой маленькой роли. Давным-давно Рейстлин посмеялся над чувствами своего брата-близнеца и использовал их в своих целях, в конце концов превратив Карамона в полубезумного, бормочущего что-то бессмысленное пьяницу, насквозь пропитавшегося «гномьей водкой». Что касается Крисании, то мрамор — и тот, пожалуй, более горяч и пылок, чем эта холодная дева. Ну а Китиара…Да любила ли она вообще?

Танис осклабился. Он не собирался вспоминать о ней снова, однако его слабые попытки загнать в тайники души свои воспоминания, похоже, заставили их вспыхнуть еще ярче. Внезапно он поймал себя на том, что представляет то время, когда они впервые встретились на пустоши вблизи Утехи. Обнаружив молоденькую девушку, которая не на жизнь, а на смерть билась с целой бандой гоблинов, Танис ринулся на помощь и был с позором изгнан разгневанной воительницей, которой он, видите ли, испортил все удовольствие.

Так Танис попал в плен. До того случая его сердце вроде бы принадлежало изящной и хрупкой эльфийской принцессе Лоране, однако оба понимали, что то была всего лишь детская влюбленность. Танис и Лорана выросли вместе, так как отец девочки из жалости приютил эльфа-полукровку, мать которого умерла при родах.

Фактически именно из-за этого раннего влечения к нему Лораны — чувства, которого ее отец никогда бы не одобрил, — Танис покинул свою эльфийскую родину и отправился по миру вместе со старым гномом-кузнецом Флинтом.

Разумеется, Танис никогда прежде не встречал женщины, подобной Китиаре, — отважной, дерзкой, прелестной и чувственной. Она не делала никакого секрета из того, что полуэльф показался ей привлекательным с первой же встречи. Их наполовину притворная стычка закончилась сладострастной ночью под меховыми одеялами в жилище Китиары. После этого они часто проводили время вдвоем или в компании друзей: молодого рыцаря по имени Стурм Светлый Меч и сводных братьев Китиары Рейстлина и Карамона.

Услышав собственные протяжные вздохи, Танис сердито тряхнул головой. С него довольно! Собрав свои разбегающиеся мысли, он решительно отбросил их прочь, захлопнул дверь и повернул ключ. Китиара никогда не любила его; просто он доставлял ей удовольствие, ей было приятно с ним — вот и все. Он не давал ей скучать и за это был ценим ею…некоторое время. Когда же ей представился шанс получить то, чего она на самом деле желала, — власть и могущество, — Китиара оставила его не раздумывая.

И все же, поворачивая ключ в замке воспоминаний, Танис снова услышал голос Китиары. Она повторяла слова, которые он уже слышал однажды в ту ночь, когда была низвергнута Властительница Тьмы и когда Китиара помогла бежать ему и Лоране.

— Прощай, полуэльф. Помни, я сделала это ради любви к тебе!

Темная фигура, напоминающая живое воплощение своей собственной тени, возникла рядом с Танисом. Первое время Танис разглядывал ее с внезапным, необъяснимым страхом, ибо на мгновение ему показалось, что он сам ненароком вызвал из собственного подсознания какое-то страшное видение. Однако фигура произнесла несколько приветственных слов, и полуэльф сообразил, что на сей раз все обошлось и что перед ним — существо из плоти и крови. Впрочем, что лучше, он сказать затруднялся.

Вздохнув с некоторым облегчением и в то же время опасаясь, не почувствовал ли темный эльф, насколько абстрактны были только что его мысли, Танис кивнул в ответ. Он был наполовину уверен, что Даламар способен угадать, о чем он только что думал. Слегка откашлявшись, полуэльф поспешил перехватить инициативу.

— Элистан?..

— Умер ли Элистан? — спокойно переспросил Даламар. — О нет. Еще нет.

Просто я почувствовал приближение человека, чье присутствие мне было бы крайне тяжело переносить, и потому, видя, что мои услуги больше не нужны, откланялся.

Отступив с дорожки на лужайку, Танис повернулся и встал напротив темного эльфа. Даламар еще не успел натянуть на голову свой черный капюшон, и рыцарь хорошо видел его лицо, освещенное мирным мягким светом безмятежных сумерек.

— Почему ты так поступил? — требовательно спросил он. Даламар с легкой улыбкой покосился на Таниса:

— Как именно?

— Пришел сюда, к Элистану. Облегчил его страдания. — Танис взмахнул рукой.

— Насколько я успел заметить, каждый час и даже лишняя минута, проведенная на священной площадке храма, причиняют тебе адские муки. Я не могу поверить, что ученику Рейстлина может быть какое-то дело до страданий простых смертных, — добавил он мрачно.

— Нет, — ровным голосом ответил Даламар. — Ученик Рейстлина не дал бы ломаного гроша и за жизнь любого из жрецов. Но этот ученик знает, что такое честь. Его научили всегда возвращать долги и никогда ни у кого не одалживаться.

Ну как, соответствует это твоим представлениям о моем шалафи.

— Соответствует, — неуверенно признал Танис. — Однако…

— Я отдавал долг, не более того, — перебил его Даламар и зашагал дальше по тропинке. Танис успел заметить на его лице болезненную гримасу; очевидно, темному эльфу и впрямь было худо во владениях Паладайна, и он стремился выбраться отсюда как можно скорее. Танис с трудом нагнал его.

— Дело в том, — продолжил Даламар, — что Элистан однажды пришел в Башню Высшего Волшебства, чтобы помочь моему шалафи.

— Рейстлину? — От неожиданности Танис остановился. Даламар же продолжал идти, и рыцарю пришлось догонять его чуть ли не бегом.

— Да. — Темный эльф говорил с таким видом, будто ему было все равно, слышит его Танис или нет. — Об этом не знает никто, даже сам Рейстлин. Примерно год назад шалафи заболел. Ему было очень плохо, а я остался один и растерялся.

Я ничего не знал об этой болезни и о том, как ее лечить. В отчаянии я послал за Элистаном. И он пришел…

— И он…вылечил Рейстлина? — потрясение спросил Танис.

— Нет. — Даламар покачал головой, и его длинные черные волосы разметались сзади по капюшону. — Болезнь шалафи неизлечима — это цена, которую он платит за свое магическое искусство. Но Элистан сумел облегчить его страдания и позволил Рейстлину отдохнуть и набраться сил. Сегодня я просто вернул ему долг.

— Неужели Рейстлин тебе так…дорог7 — запинаясь, спросил Танис.

— К чему все эти разговоры: любит — не любит, плюнет — поцелует? А, полуэльф? — нетерпеливо перебил Даламар, заметив, что за разговором они оказались уже недалеко от площадки храма, на которую легли длинные прохладные тени, похожие на ласковые пальцы, протянувшиеся, чтобы закрыть глаза умирающему. — Как и Рейстлина, меня интересует только одна вещь на свете — Искусство и то. могущество, которое оно дает. Ради этого я оставил свой народ, свою родину, свое наследство, в конце концов. За это я был лишен света.

Рейстлин — шалафи, мой господин, он владеет Искусством, как никто из магов.

Когда я вызвался шпионить для Конклава, я знал, что это может стоить мне жизни, однако для меня это была совсем небольшая цена за возможность учиться магии у великого мастера. Как я мог позволить себе потерять его? Даже теперь, когда я думаю о том, что мне придется с ним сделать, о тех знаниях, которые безвозвратно пропадут с его смертью, я начинаю…

— Что? — резко спросил Танис, испытав внезапный приступ страха. — Начинаешь задумываться, не пропустить ли его сквозь Врата? Сможешь ли ты в самом деле остановить Рейстлина, когда он вернется? Захочешь ли ты сделать это?

Даламар и Танис подошли к самой границе парка. Землю укутали мягкие теплые сумерки, напоенные запахами новой жизни. Среди осин сонно чирикали поздние пташки. В городе загорелись огни — то были выставленные на окна подсвечники, которые своим светом освещали влюбленным дорогу домой, а над горизонтом поднялся мерцающий диск Солинари, словно и боги затеплили свою главную свечу, чтобы осветить ночь. И все же взгляд Таниса был устремлен не на прекрасную луну и красоты погружающегося в сон города. Глаза полуэльфа были словно прикованы к единственному пятну ледяного мрака, тонущего в душистом полумраке весеннего вечера.

Башня Высшего Волшебства высилась над городом — грозная, темная, зловещая.

В узких окнах не горел ни единый огонек, и Танис на мгновение задумался, кто или что встретит возвращающегося домой молодого мага.

— Позволь, я расскажу тебе о Вратах, полуэльф, — заметил Даламар. — Я поведаю тебе о них так, как рассказывал мне шалафи…

Темный эльф проследил за взглядом Таниса, непроизвольно устремившимся к самой вершине Башни, и заговорил приглушенным голосом:

— Да, в той лаборатории, в углу, есть дверь без замка. Пять драконьих голов, выкованных из серебра, охраняют ее. Загляни в нее, и ты не увидишь ничего, одну лишь ледяную пустоту. Драконьи головы тоже холодны и неподвижны.

Это и есть Врата. Кроме них, существуют еще одни — они находятся в Вайретской Башне. Третьи Врата, о которых мы знаем, были в Истаре и перестали существовать одновременно с городом во время Катаклизма. Палантасские Врата некогда находились в Замане — так было нужно для того, чтобы оградить их от восставшей черни и Короля-Жреца, который пытался захватить здешнюю Башню. Когда же Фистандантилус уничтожил магическую крепость, Врата снова перенесли в Палантас.

Что касается их происхождения и предназначения, то все трое Врат были сотворены магами в незапамятные времена для того, чтобы владеющие Искусством могли легко общаться между собой, однако их создания завели их слишком далеко — в другие планы бытия…

— В Бездну, — негромко вставил Танис.

— В том числе и в Бездну, — подтвердил Даламар. — Слишком поздно маги поняли, что за страшную дверь они приоткрыли, ибо через Врата кто угодно мог войти в Бездну и выйти обратно. Таким образом, Властительница Тьмы получила доступ в наш мир, которого так давно и настойчиво добивалась. Испугавшись дела своих рук, маги с помощью жрецов Паладайна надежно — во всяком случае, так им казалось — запечатали Врата. По их замыслу, только существо, абсолютно преданное злу, отдавшее мраку всю свою душу, могло надеяться добыть знания, необходимые для того, чтобы отворить эту страшную дверь. И только один человек — воплощение чистоты, добра и непоколебимой веры, — действуя в союзе со злом, мог удержать эту дверь открытой.

— Рейстлин и Крисания.

Даламар цинично улыбнулся:

— В своей бесконечной мудрости эти жрецы и высохшие старики-маги не задумывались о том, что объединить два столь разных начала может великая и безумная любовь. Ты ведь и сам теперь видишь, полуэльф: когда Рейстлин попытается вернуться из Бездны через Врата, я должен его остановить. Потому что следом за ним в наш мир явится Темная Королева.

И все же эти объяснения не успокоили Таниса. Темный эльф осознавал всю величину грозящей миру опасности, хотя выглядел спокойным и уверенным в своих силах…Ну и что с того?

— Но сможешь ли ты остановить его? — настойчиво спросил Танис, непроизвольно бросая взгляд на грудь Даламара, где под черным бархатом — он знал это — зияли глубокие, кровоточащие раны, выжженные в смуглой гладкой коже.

Темный эльф заметил его взгляд и невольно поднял руку к груди. Глаза его потемнели и наполнились тоской.

— Я знаю пределы своих возможностей, полуэльф, — негромко сказал он и, улыбнувшись, чуть заметно передернул плечами. — Буду с тобой откровенен. Если бы шалафи возвращался через Врата, обладая всей своей силой и могуществом, которыми он потенциально владеет, тогда — нет, не смог бы. И никому другому это не по плечу. Но Рейстлин должен стать намного слабее. Он уже истратил немало сил на то, чтобы уничтожить в битве слуг Властительницы Тьмы и заставить ее выйти с ним один на один. Он будет слаб и изранен. Его единственная надежда — выманить Такхизис сюда, в наш план бытия. Только здесь Рейстлин может восстановить свои силы, и только здесь Темная Воительница будет слабее всего.

Тогда — да, я смогу его остановить, да и то лишь потому, что он должен серьезно пострадать в Бездне. И я хочу его остановить.

Танис все еще сомневался; очевидно, это было видно по его лицу, так как улыбка Даламара внезапно стала какой-то кривой, неестественной, нарочитой.

— Видишь ли, полуэльф, — сказал он холодно. — Я выигрываю так много, что предпочитаю рискнуть.

Сказав это, Даламар поклонился и, бормоча заклинания, исчез, однако Танис расслышал последние слова темного эльфа, донесшиеся до него уже из пустоты:

— Сегодня ты видел солнце в последний раз, полуэльф. Рейстлин и Властительница Тьмы встретились, и Такхизис уже собирает свои войска. Битва начинается. Назавтра никакого рассвета не будет…

Глава 10

— Итак, Рейстлин, мы снова встретились…

— Моя Королева…

— Ты кланяешься мне, маг?

— Да, я решил в последний раз отдать тебе почести.

— А я кланяюсь тебе, Рейстлин.

— Для меня это великая честь, твое Темное Величество. — Напротив, я получила огромное удовольствие, наблюдая за твоей игрой. На каждый мой ход ты находил остроумный ответ. Несколько раз тебе приходилось рисковать всем, чтобы сделать хотя бы один шаг вперед. Ты доказал, что являешься умелым и достойным противником, и наша игра доставила мне немало приятных минут. И все же, мой уважаемый оппонент, эта пьеса подходит к концу, как и все в том мире, к которому ты принадлежишь. У тебя на доске осталась только одна фигура — ты сам.

А противостоят тебе мои темные легионы, во всем их неизмеримом могуществе. И все же твои дерзость и мастерство пришлись мне по нраву, Рейстлин, и я готова отнестись к тебе со снисхождением. Вернись к своей жрице, маг. Она умирает, медленно угасает в полном одиночестве, страдая от невероятной боли души и тела, которую умею насылать только я одна. Встань рядом с ней на колени, обними ее в последний раз и крепко прижми к себе. Темное покрывало смерти падет на вас обоих. Оно накроет вас бесшумно и быстро, и ты уплывешь во мрак, где обретешь наконец вечный покой.

— Моя Королева!

— Ты качаешь головой?

— Такхизис, великая Властительница! Искренне благодарю тебя за столь великодушное предложение. Но я затеял эту — как ты ее назвала — игру для того, чтобы победить. И я буду играть до конца.

— Это будет ужасный и крайне неприятный для тебя конец, Рейстлин. Я дала тебе шанс, который ты заслужил благодаря своим знаниям и дерзости. Ты отвергаешь мое предложение?

— Твое Темное Величество, ты слишком добра ко мне. Я недостоин столь трогательной заботы…

— А теперь ты еще и насмехаешься надо мной! Улыбайся, улыбайся своей кривой улыбкой, маг, пока можешь! Если поскользнешься и упадешь, допустив малейшую ошибку, — тогда ты попадешь наконец в мои руки! Когти мои вонзятся в твою плоть, и ты станешь молить о смерти, но она не придет к тебе. В моем мире дни длятся миллионы лет, Рейстлин Маджере, и каждый день я буду являться к тебе в тюрьму, навещать тебя в темнице твоей собственной памяти. Раз уж ты сумел доставить мне удовольствие, то будешь развлекать меня и дальше. Я буду мучить твой разум и твое тело, ты будешь извиваться и визжать от боли, а вечером каждого дня — умирать, но только всякий раз я буду снова возвращать тебя к жизни. Ты не сможешь уснуть, тебе придется все время лежать без сна и дрожать от страха перед наступающим новым днем, и каждое утро первое, что ты будешь видеть, — это мое лицо.

Что? Ты, кажется, побледнел, маг? Твое тщедушное тело уже дрожит, твои руки трясутся от страха? Пади ниц предо мной! Моли о прощении!..

— Моя Королева…

— Как? Ты все еще стоишь?!

— Твой ход, Такхизис…

Глава 11

— Проклятая облачность! Хоть бы ветер поднялся, уж он бы покончил с ней раз и навсегда! — пробормотал Гунтар.

«Неблагоприятная роза ветров!» — подумал Танис насмешливо, но вслух ничего не сказал. Он также промолчал и о последних словах Даламара, зная, что полководец все равно ему не поверит. Полуэльф нервничал и был фактически на Ограни срыва. Ему всегда было нелегко общаться с неизменно добродушным, внешне всем довольным рыцарем. Сейчас, когда Танис глядел на странное, затянутое мрачными облаками небо, он чувствовал себя совсем уж скверно, вспоминая зловещие слова Даламара: «Ты видел солнце в последний раз…» Как и предсказывал темный эльф, рассвет так и не наступил. Вместо солнца к утру на небе появились причудливые лилово-красные облака, освещенные изнутри сверхъестественным светом беснующихся где-то в вышине молний. Ни ветра, ни дождя не было, а жара стояла изнуряющая; она заставляла рыцарей в тяжелых чешуйчатых доспехах, обходивших дозором бастионы Башни Верховного Жреца, бормотать что-то о весенних штормах, то и дело вытирая заливающий глаза пот.

Всего лишь пару часов назад Танис был еще в Палантасе, ворочаясь с боку на бок на шелковых простынях в гостевых покоях властителя Амозуса и обдумывая загадочные слова, которые произнес при прощании Даламар. За всю ночь полуэльф так и не сомкнул глаз, пытаясь разгадать тайный смысл этих слов и вспоминая Элистана.

Примерно около полуночи во дворец Амозуса примчался гонец с известием, что старейший из жрецов Паладайна перешел в другой, лучший и более светлый, мир. Он умер спокойно, без боли, положив голову на колени смешного и доброго старого мага, который таинственным образом появился в храме и столь же загадочно исчез. Эта горестная весть, тревога и горькие мысли о том, что он, Танис, повидал на своем веку слишком много смертей, не давали рыцарю уснуть.

Задремал он лишь под утро, незадолго до того, как во дворце появился гонец с посланием, лично ему адресованным.

Письмо было коротким и лаконичным:

Незамедлительно требуется твое присутствие. Башня Верховного Жреца.

Властитель Гунтар Ут Вистан.

Плеснув на лицо холодной воды и с трудом отбившись от попыток одного из слуг Амозуса помочь ему застегнуть пряжки на доспехах, Танис оделся и выскочил из дворца, вежливо отклонив предложение Чарлза позавтракать. Снаружи его ждал молодой бронзовый дракон, назвавшийся Огнекрылым. Его настоящее, тайное драконье имя было Хирсах.

— Я знаком с двумя твоими друзьями, Танис Полуэльф, — сказал дракон, легко взмывая на своих сильных крыльях над высокой городской стеной. — Я участвовал в битве при Вингаардских горах и имел честь нести в бой гнома Флинта Огненного Горна и кендера по имени Тассельхоф.

— Флинт погиб, — сказал Танис и потер кулаком глаза. Много, слишком много смертей…

— Я слышал об этом, — с уважением отозвался дракон. — Мне было грустно узнать об этом, хотя почтенный гном прожил достойную жизнь. Для таких, как он, смерть — высшая честь и последняя награда.

«Разумеется, — устало подумал Танис. — А что стало с Тассельхофом? С веселым, беззаботным, добросердечным кендером, которому для счастья всего-то и нужно было, что приключения да кошелек с безделушками? Если Рейстлин и вправду убил его, как доверительно сообщил Даламар, то что же это были за награда и честь? А бедный пьянчужка Карамон? Смерть ли от руки собственного брата-близнеца вознаградила его за все перенесенные страдания, или же это был чей-то нож, просто-напросто положивший конец его несчастьям?»

Размышляя подобным образом, Танис в конце концов задремал прямо на спине у дракона и проснулся только тогда, когда Хирсах опустился во внутреннем дворе крепости.

Мрачно оглядевшись по сторонам, Танис почувствовал, что настроение у него совсем испортилось. Он летел сюда, думая о смерти, и она же встретила его здесь, ибо в Башне Верховного Жреца был похоронен Стурм Светлый Меч.

Таким образом, Танис был далеко не в самом веселом расположении духа, когда его провели в комнаты Гунтара, находившиеся в одном из самых высоких бастионов крепости. Отсюда открывался превосходный вид во все стороны света, однако теперь земля была слишком мрачной, а небо — затянуто тучами. Зловещие предчувствия снова зашевелились в душе Таниса, как только он выглянул из окна, поэтому он едва не пропустил момент, когда в комнату вошел Гунтар.

— Прошу прощения, властелин, — сказал Танис, поворачиваясь к нему лицом.

— Может быть, тарбеанского чаю? — спросил Гунтар, протягивая полуэльфу большую кружку, над которой вился ароматный парок.

— Благодарю. — Танис принял кружку с настоем и сделал несколько больших глотков, обжигая себе небо и язык.

Властитель Гунтар тоже подошел к окну и встал рядом, глядя на грозовые тучи. При этом он потягивал свой чай с таким ледяным спокойствием, что Танису захотелось оторвать ему усы.

«Зачем ты послал за мной?» — мысленно торопил Гунтара Танис, хотя и знал, что старый воин непременно будет придерживаться традиционного ритуала, сложившегося за века существования рыцарства.

— Ты слышал об Элистане? — спросил наконец Танис.

Гунтар кивнул.

— Да, мы узнали об этом сегодня утором. Рыцари проведут траурную церемонию здесь, в Башне…если нам дадут это сделать.

Танис едва не подавился своим чаем и поспешно глотнул. Только одна вещь могла помешать рыцарям устроить пышные похороны старейшего жреца Паладайна — война.

— Дадут? переспросил он. — У вас, стало быть, есть новости? Возможно, какие-то донесения из Оплота? Что же сообщили вам лазутчики?

— Наши лазутчики были перебиты все до одного, — ровным голосом ответил Гунтар.

Танис повернулся к нему:

— Как это понимать?!

— Вчера вечером их изуродованные тела сбросили с высоты во двор Солантусской крепости черные драконы. Потом появились эти странные облака — возможно, как прикрытие для драконов. Кроме того… — Гунтар нахмурился и надолго замолчал, глядя в окно.

— Что еще? — требовательно спросил Танис, оставив всякий этикет. В его голове начала понемногу формулироваться смутная догадка. Руки его задрожали так сильно, что горячий чай выплеснулся из полупустой кружки и потек по рукам.

Танис поспешно поставил кружку на подоконник.

Гунтар подергал себя за усы, и на его лице резче обозначились глубокие морщины.

— Странные вести пришли к нам сначала из Солантуса, затем из Вингаарда.

— Какие сообщения? Они видели что-нибудь подозрительное? Что это было?

— Видеть они ничего не видели. Только слышали. Странные звуки, доносившиеся то ли из облаков, то ли из-за облаков…

Танис вздрогнул, вспомнив, что Речной Ветер рассказывал ему об Осаде Каламана.

— Это были драконы? — спросил он. Гунтар только покачал головой.

— Голоса, смех, стук открывающихся и захлопывающихся дверей, скрип, лязг железа…

— Я так и знал! — сжатый кулак Таниса с силой ударил по подоконнику. — Знал, что Китиара задумала что-то необычное. Разумеется, это она!.. Ничего другого просто не может быть!

Он мрачно обвел взглядом облачный горизонт.

— Воздушная Цитадель снова поднялась в небо!

Гунтар тяжело вздохнул за его спиной.

— Я говорил тебе, что уважаю Повелительницу Драконов, и все же я ее недооценил. Одним этим ходом она решила все проблемы, связанные с передвижением войск и их обеспечением. Ей не нужны линии коммуникаций, все, что ей необходимо, она несет с собой. Башня Жреца была выстроена, чтобы успешно противостоять атакам пеших войск, но и я не имею никакого понятия, сколько времени мы продержимся против этой Цитадели. В Каламане дракониды выпрыгивали из нее и планировали вниз на своих коротеньких крыльях, с ходу завязывая уличные бои. Черные маги засыпали Каламан огненными шарами, и, разумеется, там же были злые драконы. Я не сомневаюсь, что рыцари сумеют защитить Башню даже от Воздушной Цитадели, — добавил Гунтар сурово. — Просто это будет гораздо более свирепая и жестокая битва, чем та, к которой мы готовились. Нам нужно пересмотреть нашу стратегию. Каламан выстоял только потому, что выждал, пока большинство войск противника высадится с Цитадели, а затем светлые драконы с наездниками на спинах вылетели из укрытия и овладели этим летучим островом.

Теперь же большинству рыцарей придется остаться внизу, чтобы сражаться с драконидами, которые попытаются проникнуть в Башню. Наготове у меня будет сто рыцарей и столько же бронзовых драконов, готовых по первому сигналу подняться в воздух и напасть на Цитадель.

«В этом есть смысл», — не мог не признать Танис. Нечто подобное и Речной Ветер рассказывал ему о штурме Каламана. Но полуэльф знал и другое: каламанцы не сумели захватить Цитадель, защитники города лишь отогнали ее подальше.

Войска Китиары, отступившие от стен крепости, без труда вернули себе летучий остров и доставили в Оплот, и теперь Кит, несомненно, выбрала удачный момент использовать его еще раз.

Он как раз собирался указать на это Гунтару, но не успел.

— Мы ожидаем нападения в любую минуту, — сказал властитель. — Фактически…

Танис схватил старого рыцаря за плечо.

— Смотри! Вон там!.. — И он показал рукой. Гунтар кивнул. Повернувшись к двери, он крикнул:

— Воздушная тревога!

Внизу загудели трубы, застучали барабаны. Быстро и слаженно рыцари занимали свои места на бастионах Башни Верховного Жреца.

— Мы были наготове почти всю ночь, — зачем-то объяснил Гунтар.

Рыцари были столь выдержанны и дисциплинированны, что никто из них не произнес ни слова и даже не вскрикнул, когда прямо из облаков плавно выплыла гигантская Воздушная Цитадель. Танис видел, как спокойно прохаживаются вдоль стен командиры, отдавая негромкие распоряжения, слышал, как ревут сигнальные трубы и боевые рога. Вскоре, однако, некоторые из защитников крепости начали беспокойно переминаться с ноги на ногу, позвякивая оружием, — высоко в небе послышался шум мощных крыльев, со свистом рассекающих воздух. Почти одновременно несколько эскадрилий светлых драконов, тускло сверкнув бронзовой чешуей, взмыли с башен навстречу неприятелю.

— Я благодарен тебе за то, что ты уговорил меня укрепить Башню, — проговорил Гунтар с наигранным спокойствием. — Хотя я сумел собрать только тех рыцарей, которые явились ко мне по первому зову, все же здесь, в крепости, больше двух тысяч воинов. У нас достаточно провианта и воды…Да,

— повторил он после небольшой паузы. — Мы сможем удержать Башню, вне всяких сомнений. Вряд ли в этой летучей штуке помещается больше тысячи воинов.

Танис мрачно пожелал про себя, чтобы старый рыцарь перестал наконец говорить об этом. Со стороны все выглядело так, словно Гунтар настойчиво пытается убедить самого себя, к тому же его бормотание заглушало внутренний голос, который настойчиво пытался докричаться до Таниса, предупредить его о чем-то очень важном и опасном.

И все же, глядя на медленно плывущую в небе крепость, Танис не мог сдвинуться с места. Цитадель, выплывшая из облаков, поглотила все его внимание.

Полуэльф вспомнил, как он впервые увидел ее в Каламане, и столь мощным было потрясение от этого страшного и величественного зрелища, что его буквально пригвоздило к земле. И теперь, как и тогда, он не мог ничего сделать — только стоял и смотрел.

Когда-то давно черные маги и жрецы Такхизис, работавшие в подземных лабораториях Оплота под надзором тогдашнего Повелителя драконов Ариакаса — предводителя вражеских армий, чей военный и технический гений едва не привел Властительницу Тьмы к победе, — сумели при помощи магии вырвать из земли громадный кусок скалы вместе со стоящим на ней замком и заставили его летать.

За время войны летучая крепость атаковала несколько городов, причем Каламан был последним из них — он подвергся нападению за считанные дни до конца войны.

Тогда город едва не захватили, хотя стены его были отлично укреплены, а гарнизон заблаговременно подготовился к обороне.

Цитадель медленно плыла в воздухе на крыльях черной магии, окруженная облаками, в которых сверкали ослепительные молнии. Она становилась все ближе и ближе, и вскоре Танис уже мог рассмотреть огни в окнах трех ее башен и услышать гортанные голоса, громкие приказы и лязг оружия. Звуки эти, вполне обычные на земле, казались особенно грозными и зловещими, ибо они слетали с небес. Еще немного, и до него донеслось бы, наверное, монотонное бормотание магов, готовящихся сбросить вниз свои смертоносные снаряды — огненные шары и разящие молнии. Черные драконы описывали вокруг Цитадели ленивые спирали. Она была уже так близко, что Танис смог рассмотреть во всех деталях даже заваленный щебнем двор и обломки одной из стен, которая обрушилась, когда замок вырвали из земли.

Полуэльф был словно парализован; он глядел в небо с беспомощным восхищением и трепетом, а внутренний голос продолжал звучать. Две тысячи рыцарей, собранных в последний момент и скверно подготовленных! Всего несколько десятков драконов! Конечно, даже при таких условиях Башня может выстоять, но слишком дорогой ценой. И все же несколько дней они продержаться обязаны — за это время Рейстлин будет побежден, и Китиаре больше не придется штурмовать Палантас. Возможно, и подкрепление подоспеет. Тогда можно будет попытаться контратаковать и уничтожить армию Китиары раз и навсегда.

Китиара нарушила хрупкий мир, или, вернее, перемирие, которое существовало между Повелительницей Драконов и свободными людьми Ансалонского континента. Она рискнула покинуть свое убежище в Оплоте и выйти на открытое место. Это — хорошая возможность покончить с ней и ее воинством. Они победят, возможно, даже возьмут Китиару в плен…

Танис почувствовал в горле болезненный комок. Допустит ли Кит, чтобы ее взяли живой? Нет, конечно же нет. Он должен быть там, когда рыцари окружат Цитадель, возможно, именно ему удастся убедить ее сдаться. Несомненно, ему придется проследить за тем, чтобы с ней обошлись по справедливости, как с достойным противником…

О, он так ясно видел Китиару, которая словно живая вдруг возникла у него перед глазами! Вот она, дерзко выпрямившись, стоит в кольце врагов и готовится как можно дороже продать свою жизнь. Но что будет, если Кит увидит среди рыцарей его? Возможно, эти блестящие, непреклонные глаза смягчатся, она опустит меч и протянет к нему руки…

О чем только он думает! Танис потряс головой. Грезит наяву, словно прыщавый юнец в полнолуние. И все же надо устроить так, чтобы в решающий момент он оказался вместе с рыцарями.

Заслышав внизу, на бастионах Башни Верховного Жреца, какой-то шум, Танис поспешно выглянул из окна, хотя в этом не было необходимости. Он знал, что это за явление, первые признаки которого он заметил несколько минут назад.

Драконобоязнь — болезнь более губительная, чем стрелы и огненные шары, — поражала недостаточно подготовленных бойцов при виде злых драконов, которые обладали способностью помрачать рассудок врага и насылать страх одним своим видом. Вот и теперь, завидев на фоне туч черные и голубые крылья, многие из рыцарей, стоявших на бастионах в ожидании нападения, почувствовали себя в высшей степени неуютно. Только старшие рыцари — ветераны Войн Копья — держались неколебимо и лишь крепче сжимали в руках оружие, справляясь со страхом, заполонившим против воли их сердца. Их более молодые соратники, которым еще не приходилось участвовать в битвах с этими жуткими созданиями, бледнели и закрывали глаза, некоторые не выдерживали и с криком ужаса отворачивались.

Несколько таких поддавшихся панике рыцарей Танис заметил на бастионе прямо под окном и заскрипел зубами. Он тоже ощущал тошнотворный страх, от которого похолодело сердце, а во рту стало горько от желчи, поднявшейся из сведенного судорогой желудка. Лицо Гунтара, казалось, ничего не выражало, но Танис знал, что и он испытывает нечто подобное.

С трудом подняв голову, Танис заметил в небе бронзовых драконов, несших Рыцарей Соламнии, которые летели правильным строем чуть выше Башни. Он знал, что они не станут нападать до тех пор, пока сами не будут атакованы — таковы были условия договора, существовавшего между светлыми и злыми драконами с конца последней войны. И все же вожак бронзовых — Хирсах — гордо изгибал шею, а его оскаленные изогнутые клыки ослепительно сверкали при каждой вспышке молнии.

Очевидно, у него не было сомнений, что очень скоро им всем предстоит вступить в битву.

Но внутренний голос Таниса никак не мог успокоиться. Все было как-то слишком уж просто. Вряд ли Китиара действовала бы так прямолинейно — это было совсем не в ее характере.

Цитадель тем временем подлетела совсем близко, и полуэльф подумал, что она напоминает колонию каких-то мерзких насекомых. Дракониды облепили ее со всех сторон, заполнив своими уродливыми телами буквально каждый дюйм свободного пространства. Они свисали со стен, сидели на камнях вывороченного из земли фундамента, толпились на смотровых площадках. В окнах и дверях тоже виднелись оскаленные морды гнусных рептилий, а из каждой бойницы торчали их острые мечи или короткие кожистые крылья.

Над Башней Верховного Жреца воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь нервными всхлипами наименее стойких рыцарей; Танис отчетливо слышал даже негромкое бормотание жрецов и черных магов, которые своими заклинаниями удерживали это невероятное сооружение в воздухе и направляли его движение. Тем временем рыцари, совладав с собой, изготовились к бою: вынули из ножен мечи, ощетинились копьями, натянули тетивы луков. Повсюду стояли ведра с водой, предназначенные для того, чтобы заливать огонь, а отряд, находившийся во дворе крепости, отступил к стенам, готовясь принять на острия пик и мечей драконидов, которые там приземлятся.

Хирсах разбил своих крылатых воинов на боевые звенья по два-три дракона в каждом. Эти двойки и тройки сразу же поднялись выше, под самые облака, готовясь разить врагов из поднебесья — словно стремительные бронзовые молнии.

— Я нужен внизу, — сказал Гунтар и, надев шлем, вышел из штаба, чтобы занять свое место на главном бастионе. Его адъютанты и помощники поспешили за ним.

Танис никуда не пошел, он даже не ответил на запоздалое приглашение Гунтара, вскользь заметившего, что полуэльф может присоединиться к ним, когда пожелает. Внутренний голос у него в голове звучал все громче, все настойчивей.

Закрыв глаза, Танис отвернулся от окна и попытался отключиться от отупляющего действия страха и вычеркнуть из памяти образ смертоносной Цитадели.

И наконец он услышал, что твердил ему внутренний голос.

— Боги мои, нет!.. — прошептал Танис. — Какими же мы были глупыми, какими слепыми! Мы же сыграли ей на руку, сделали все, чего она от нас хотела!

План Китиары стал ему теперь абсолютно ясен, как будто воительница стояла с ним рядом и подробно рассказала ему о своих намерениях. Чувствуя, как страх стиснул его грудную клетку словно железным обручем, Танис открыл глаза и прыгнул к окну, с силой ударив сжатым кулаком по резному каменному подоконнику и содрав при этом кожу. Чашка с остатками чая упала на пол и разбилась, но полуэльф не замечал ни крови, ни хруста черепков под ногами. Глядя в небо, он напряженно следил за тем, как черная тень Цитадели наползает на крепость и засевших в ней рыцарей.

Вот она приблизилась на расстояние полета стрелы. Вот уже в пределах броска копья.

Танис, ослепленный непрерывно сверкающими молниями, мог подробно рассмотреть доспехи драконидов, насмешливые выражения на лицах людей-наемников, мог сосчитать блестящие чешуи на броне драконов, летящих буквально над его головой.

И вдруг все куда-то пропало.

Из Цитадели не было выпущено ни одной стрелы, не сброшено ни одного огненного шара. Хирсах и бронзовые драконы растерянно кружились в опустевшем небе, глядя вслед своим злым собратьям налившимися кровью глазами, но не смея все же первыми нарушить условия договора и напасть на тех, кто их еще не атаковал. Рыцари, стоящие на стенах, задрали вверх головы, глядя, как огромный каменный остров проплыл над ними и исчез по другую сторону крепости, зацепив на лету самый высокий шпиль и обронив во двор несколько камней, которые с сухим дробным звуком разбились о брусчатку.

Вполголоса бормоча проклятья, Танис ринулся К двери и врезался в Гунтара, который неожиданно появился на пороге своего штаба.

— Я ничего не понимаю, — озадаченно говорил Гунтар, обращаясь к своим помощникам. — Почему Китиара не напала на нас? Что она задумала?

— Она решила нанести удар прямо по Палантасу! — Танис схватил Гунтара за обе руки и едва ли не изо всей силы стиснул их. — Даламар все время предупреждал нас именно об этом! Китиаре некогда было возиться с нами, а теперь ей и вовсе не придется этого делать. Вместо того чтобы штурмовать Башню, она решила пролететь над ней!

Глаза Гунтара, едва видимые сквозь прорези шлема, сузились.

— Это безумие! — холодно сказал он, но не сдержался и, резким движением сорвав с головы шлем, не глядя протянул его ординарцу. — Кто же так делает?

Китиара же оставляет незащищенным свой тыл. Даже если она войдет в Палантас, ей его не удержать. Ее отряд окажется меж двух огней — между нами и защитниками города. Нет, она должна была разделаться с нами и только потом двинуться на город — так учит стратегия. В противном случае мы без труда разобьем ее войско, если только враги не улизнут от нас на своей летучей Цитадели. У Китиары нет выхода.

— Послушайте же меня! — взревел Танис. — Я не шучу — Китиара идет на Палантас. К тому времени, когда вы с вашими рыцарями подойдете к городу, ее брат уже вернется к нам через Врата. А она будет уже ждать его там — в городе, лежащем у ее ног.

— Ерунда! — возразил властитель Гунтар. — Ей не взять Палантас так скоро.

Светлые драконы тоже поспешат на его защиту…Проклятье, Танис, я не хуже тебя знаю, что палантасцы — не лучшие в мире вояки, но они сумеют сдержать напор Китиары, хотя бы за счет своей численности! Старью воин фыркнул.

— Рыцари могут выступить немедленно. Через четыре дня мы будем уже под стенами города.

— Вы забыли об одном факторе… — возразил Танис, вежливо, хотя и решительно, проталкиваясь к выходу из комнаты. — Мы забыли об одном факторе, который уравняет шансы Китиары и защитников Палантаса. Это — Сот…

Глава 12

Оттолкнувшись своими мощными задними ногами, Хирсах легко взмыл в воздух и грациозно перемахнул через высокую крепостную стену Башни Верховного Жреца.

Мощные взмахи его широких крыльев помогли дракону и его седоку довольно скоро нагнать медленно движущуюся, неповоротливую Цитадель. И все же, как мрачно заметил Танис, воздушная крепость летела достаточно быстро, чтобы достичь Палантаса к завтрашнему утру.

— Не приближайся, — предостерег он Хирсаха. Черный дракон широкими плавными кругами парил над ними и вытягивал шею, но не нападал — очевидно, он получил приказ лишь присматривать за своим бронзовым кузеном и его всадником.

Остальные черные драконы едва виднелись вдали, а поравнявшись с Цитаделью, Танис рассмотрел и голубых чудищ, которые, медленно взмахивая крыльями, летали вокруг башен. В одном из них, самом крупном, полуэльф узнал Ская — личного дракона Китиары.

«Интересно, где она сейчас?» — задумался Танис, тщетно всматриваясь в окна крепости, но видел лишь драконидов, которые показывали на него пальцами и выкрикивали оскорбления. Внезапно испугавшись того, что Китиара может его узнать, бросив в окно случайный взгляд, Танис накинул на голову капюшон плаща.

Затем, тоскливо улыбнувшись, он поскреб бороду. На таком расстоянии Китиара если и увидит одинокого наездника на спине дракона, то решит, что это гонец рыцарей спешит в Палантас, чтобы предупредить защитников города об опасности.

Он мог бы дословно пересказать, что творится сейчас в штабе Воздушной Цитадели.

— Мы могли бы сбить его стрелой или молнией, госпожа Китиара, — предложит кто-нибудь из генералов.

Китиара засмеется — до боли знакомым Танису смехом — и ответит:

— Нет, пусть себе летит, пускай несет свою весть в Палантас и расскажет защитничкам, что их ожидает! Дадим им время как следует пропотеть!

Пропотеть…Танис вытер лицо рукавом. Несмотря на прохладный горный воздух, его рубашка под кожаной туникой и доспехами насквозь промокла и прилипла к спине. Теперь он почувствовал холод и плотнее завернулся в плащ.

Мускулы ног и спина ныли с непривычки — в последнее время он слишком часто ездил в каретах и совсем не летал на драконах, поэтому сейчас Танис поймал себя на том, что скучает по своему теплому и уютному экипажу.

Впрочем, это продолжалось недолго. Посмеявшись над собой, Танис тряхнул головой, надеясь хоть немного взбодриться, — ему было странно, что одна бессонная ночь так сильно на него подействовала, — и попытался не думать о неудобствах путешествия верхом на драконе, чтобы сосредоточиться на возникшей перед ними проблеме.

Хирсах тем временем старался изо всех сил, презрительно не замечая парившее над ним чудовище. Ему удалось существенно увеличить скорость, и черный дракон отстал, а затем повернул назад, к Цитадели, безмятежно плывшей над высочайшими горными пиками, которые непременно остановили бы любую пешую армию.

Танис тщился придумать какой-нибудь план, однако все, что приходило ему в голову, никуда не годилось, так как любому шагу, на котором он останавливался, должен был предшествовать другой, еще более сложный. В конце концов Танис начал чувствовать себя как дрессированная мышь на ярмарке, которая стремительно перебирает лапками по маленькому колесу, торопится, хотя не имеет возможности никогда и никуда прибежать.

Хорошо еще Гунтару удалось как следует запугать генералов властителя Амозуса (в Палантасе это был почетный титул, которым награждались вельможи, отличившиеся на государственной, а отнюдь не на военной службе, — ни один из нынешних генералов при дворе Амозуса ни разу не участвовал в настоящем сражении) и заставить их провести мобилизацию жителей города. К несчастью, большинство восприняло это как повод для очередного праздника. Гунтар и его рыцари со смеху покатывались, глядя, как новобранцы строем ковыляют по пустырю.

В довершение всего Амозус выступил перед ополченцами с двухчасовой зажигательной речью, после чего они, вдохновленные напутствием, напились до состояния полного ступора, причем обе стороны — и пламенный оратор, и его слушатели — остались в итоге весьма довольны собой.

Представляя себе раздобревших владельцев таверн и постоялых дворов, взмыленных, суетливых торговцев всех мастей, худых портных и кузнецов с мясистыми кулаками, которые спотыкаются о свое оружие и друг о друга, пытаются следовать приказам, которые не были отданы, и не слышат команд охрипших от крика офицеров, Танис едва не заплакал от досады. «И эти горе-солдаты, — подумал он, — должны будут не позднее завтрашнего утра противостоять Соту и его страшному отряду оживших мертвецов…»

— Где повелитель Амозус?! — рявкнул Танис, ворвавшись сквозь медленно открывающиеся двери дворца и едва не сбив с ног удивленных и встревоженных лакеев.

— Он с-спит, — начал было один из слуг. — Еще довольно рано; господин никогда не…

— Разбуди его, живо! А кто командует рыцарями?

Слуга удивленно округлил глаза и забормотал что-то невнятное.

— Проклятье! — прервал его Танис. — Кто здесь есть из рыцарей? Рыцарей высокого ранга?

— Только Маркхэм, Рыцарь Розы… — ответил на его вопрос величественный Чарлз, появляясь откуда-то из-за дверей. — Прикажешь позвать…

— Да! — крикнул Танис, чувствуя на себе взгляды тех, кто собрался в огромной прихожей дворца. Люди — и слуги, и знатные господа — смотрели на него как на безумца, и полуэльф сообразил, что паника здесь вовсе ни к чему. Закрыв на мгновение глаза рукой, Танис глубоко вдохнул воздух и, сосчитав до десяти, заставил себя говорить спокойно.

— Да, — повторил он. — Пошлите за Маркхэмом, и за магом — Даламаром — тоже…

Это его последнее распоряжение повергло в ужас даже невозмутимого Чарлза.

Некоторое время он обдумывал его, затем — с глубоким сожалением на лице — отважился возразить Танису:

— Прошу прощения, господин, но я не знаю, каким способом доставить сообщение в Башню Высшего Волшебства. Ни одно живое существо не может войти в эту проклятую рощу, которая окружает ее, даже кендер…

— Проклятье! — снова выругался Танис и задумался. — Я должен с ним поговорить!

Идеи, одна другой невероятней, проносились в его мозгу. Наконец он немного просветлел лицом и поднял голову:

— У вас ведь есть пленные гоблины? Кто-нибудь из них наверняка сможет преодолеть Шойканову Рощу. Возьмите одну из этих тварей, пообещайте ей свободу, деньги, полцарства, хоть самого Амозуса — лишь бы он прошел к Башне и постучал в ворота…

— В этом нет необходимости, полуэльф, — раздался рядом спокойный голос.

Мрачная фигура в длинном черном плаще возникла из пустоты прямо посередине холла, заставив вздрогнуть Таниса и до смерти перепугав лакеев. Даже Чарлз слегка приподнял брови.

— Ты действительно могуществен, — заметил Танис, пока Чарлз отдавал лакеям распоряжения: разбудить Амозуса и разыскать Маркхэма. — Мне необходимо побеседовать с тобой один на один. Идем со мной.

Даламар холодно улыбнулся:

— Спасибо за комплимент, полуэльф, но я не могу его принять. Никакой магии на этот раз или чтения мыслей — просто я предвидел твое возвращение. Когда же из окна лаборатории я заметил бронзового дракона с тобой на спине, приземлившегося на дворцовой площади, я поспешил во дворец. Мне самому нужно поговорить с тобой, и не меньше, чем тебе.

Танис толкнул дверь, и они вошли в одну из комнат.

— Нужно спешить, пока здесь никого нет. Тебе известно, какая опасность движется сюда?

— Я узнал об этом позавчера вечером и немедленно послал записку, но тебя уже не было. — Даламар криво улыбнулся. — Мои шпионы летают на быстрых крыльях.

— Если они вообще летают на крыльях, — пробормотал Танис, задумчиво почесывая бороду. Вздохнув, он поднял голову и пристально посмотрел на Даламара. Темный эльф стоял совершенно спокойно, спрятав руки в рукава, однако лицо его было напряженно-сосредоточенным. Даламар производил впечатление человека, способного в самые тяжелые минуты действовать обдуманно и решительно.

К сожалению, тот, ради кого он явился, все еще был полон сомнений.

В некотором смятении Танис потер лоб. Как просто все было раньше (тут он поймал себя на том, что думает словно чей-то прадедушка, у которого выпали все зубы, вспоминающий о том, какое нежное мясо готовили в дни его юности), когда зло и добро находились по разные стороны баррикад и каждый знал, за что или за кого он сражается. Теперь же ему приходилось заключать союз со злом для того, чтобы бороться против другого зла. Неужели это возможно? Или действительно зло обращается против себя самого, как прочел Элистан на Дисках Мишакаль?

Сердито тряхнув головой, Танис решил больше не терять времени. Он должен был довериться этому Даламару — если не ему самому, то по крайней мере его честолюбию.

— Есть ли способ остановить Сота? Даламар медленно кивнул:

— Ты быстро соображаешь, полуэльф. Значит, и ты считаешь, что Рыцарь Смерти примет участие в атаке на Палантас?

— Это очевидно, разве нет? — огрызнулся Танис. — Именно таким должен быть план Китиары, ведь появление Сота с его отрядом увеличивает ее шансы.

Темный эльф пожал плечами:

— Что касается ответа на твой вопрос — нет. Здесь ничего нельзя сделать, по крайней мере в ближайшее время.

— А ты? Разве ты не можешь остановить его?

— Я не могу надолго оставлять свой пост возле Врат. Даже сейчас я пришел только потому, что знаю — Рейстлин еще далеко, однако медлить нельзя. Наверное, это моя последняя вылазка из Башни, поэтому я и спешил поговорить с тобой, предупредить…Времени осталось мало.

— Он побеждает?! — Танис недоверчиво покосился на Даламара.

— Ты всегда его недооценивал, — насмешливо парировал темный эльф. — Говорю тебе, на данный момент Рейстлин необычайно силен и могуч, он — величайший из всех магов прошлого и настоящего. Разумеется, он побеждает, но какой ценой…Какой дорогой ценой!

Танис нахмурился. В голосе Даламара явно прозвучала гордость, а его слова отнюдь не напоминали речь ученика, готового убить своего шалафи, если возникнет необходимость.

— Давай вернемся к Соту, — холодно предложил Даламар, прочитав по лицу полуэльфа больше, чем тому хотелось показать. — Когда я сообразил, что он непременно воспользуется этой возможностью, чтобы свести свои личные счеты с городом и его жителями, которых, если верить древним легендам, он люто ненавидит с тех пор, как произошло его грехопадение, я тут же попытался связаться с Башней в Вайрете…

— Ну конечно! — перебил Танис, облегченно вздыхая. — Пар-Салиан и Конклав!

Уж они-то смогли бы…

— …Но я не получил на свое послание никакого ответа, — продолжал Даламар, не обращая внимания на восклицание полуэльфа. — Там происходит что-то непонятное, и я не знаю — что именно. Мой гонец обнаружил, что подступы к Башне блокированы, и это стало для него непреодолимым препятствием, несмотря на его собственную, гм-м…скажем так, эфирную природу.

— Однако…

— Ну разумеется, я буду продолжать мои попытки. — Даламар снова шевельнул плечами. — Но думаю, что рассчитывать на помощь из Вайрета было бы неразумно, хотя они единственные могли бы справиться с Рыцарем Смерти.

— Но есть еще и жрецы Паладайна…

— …Которые еще недостаточно крепки в вере. Только при Хуме истинные жрецы могли призывать Паладайна и, используя его могущество, при помощи священных заклятий, побеждать таких, как Сот. В настоящее время на всем Кринне нет никого, кто смог бы сделать что-то подобное. Танис некоторое время размышлял:

— Китиара стремится к твоей Башне, чтобы встретиться там со своим братом, верно?

— И попытается помешать мне, — напряженным голосом подсказал темный эльф и побледнел.

— Сможет ли она пройти сквозь Шойканову Рощу?

Даламар снова пожал плечами, но Танис заметил, что его спокойствие внезапно стало наигранным, плохо скрывавшим внутреннее напряжение.

— Я полностью контролирую Рощу и не пропустил бы никого, ни живую Китиару, ни мертвого Рыцаря. — Даламар улыбнулся, но без тени веселости. — Твой гоблин, кстати, не прожил бы там и пяти секунд. К сожалению, у Китиары есть «слеза ночи» — талисман, который дал ей Рейстлин. Если он сохранился и у нее хватит мужества им воспользоваться, а Сот пойдет с нею — тогда она, может быть, и выйдет к Башне. Но внутри ее Китиаре придется сразиться с хранителями, не менее страшными, чем обитатели Рощи…Короче, это не твоя, а моя забота…

— Не слишком ли много ты на себя берешь? — с легким презрением спросил Танис. — Дай мне талисман, проводи меня в Башню. Я сумею обойтись с Китиарой как надо…

— Ну да, — парировал Даламар с явным удовольствием. — Мне прекрасно известно, как ты «обходился» с ней в прошлом. Выслушай меня, полуэльф, выслушай и не горячись. Тебе понадобятся все твои силы, чтобы попытаться отстоять город, — к тому же ты позабыл одну вещь — истинную цель Сота. Китиара нужна ему самому, и нужна мертвой. Именно так он мне и сказал. Разумеется, он должен сделать так, чтобы кончина воительницы выглядела достойно. Добившись своего — погубив Китиару и отомстив жителям Палантаса, — он уйдет. На Рейстлина ему в высшей степени наплевать.

Танис почувствовал, как внутри у него все похолодело. Он действительно позабыл о том, чего на самом деле добивался Сот, и теперь, когда Даламар напомнил ему об этом, полуэльф не сдержал дрожи. Китиара сделала много зла: умер Стурм, пронзенный ее копьем, из-за нее погибли и другие, множество людей она погубила, многих еще заставит страдать. И все же она не заслужила той участи, которая ожидала ее. Бесконечная жизнь после смерти, страшное существование в противоестественном брачном союзе с этим чудовищным порождением Бездны, наполненное нескончаемой мукой…

Тьма заволокла его глаза. Почувствовав внезапную слабость и головокружение, Танис представил себя балансирующим на краю пропасти, в которую он готов был сорваться…и вот…

Ему казалось, будто его накрыли черным бархатным покрывалом; он чувствовал, что его поддерживают и направляют чьи-то сильные, крепкие руки.

Затем все куда-то пропало.

Прохладное, гладкое стекло — край кубка или бокала — коснулось губ Таниса.

Крепкое вино обожгло язык и согрело горло. Все еще чувствуя головокружение, полуэльф открыл глаза и увидел над собой озабоченное лицо Чарлза.

— Ты проделал слишком долгий путь, ничего не ел и не пил, — укоризненно сказал старый дворецкий. — Так сказал мне темный эльф. Ты совсем не бережешь себя, господин.

За его спиной проплыло в воздухе бледное, встревоженное лицо Амозуса.

Правитель Палантаса, закутанный в серый ночной халат, напоминал восставшее из могилы привидение, — Да, — пробормотал Танис, отталкивая стакан и делая попытку встать. Он чувствовал, как закачался пол у него под ногами, но все же предпочел сидячее положение. — Ты совершенно прав, Чарлз, мне нужно что-нибудь поесть. — Он огляделся по сторонам. — А где Даламар?

Лицо Чарлза посуровело:

— Кто знает, мой господин? Должно быть, вернулся в свою мрачную обитель.

Нам он сказал, что решил с тобой все вопросы. А теперь, если позволишь, я пойду скажу повару, чтобы он приготовил завтрак.

Дворецкий с поклоном удалился, пропустив в дверях Маркхэма.

— Ты уже позавтракал, Маркхэм? — нерешительно приветствовал его Амозус, весьма озадаченный тем фактом, что какой-то темный эльф считает себя вправе появляться в его дворце и исчезать, когда ему заблагорассудится. — Нет?

Тогда давайте поедим втроем. Какие яйца ты предпочитаешь? Вкрутую? Всмятку?

— Быть может, мы не станем обсуждать эту важную проблему сейчас, повелитель? — ответил Маркхэм, с легкой улыбкой кивая Танису, сомкнутые брови, взъерошенные волосы и измученный вид которого свидетельствовали о том, что полуэльф принес во дворец какие-то ужасные новости.

Амозус вздохнул, и Танис понял, что старый правитель просто пытается оттянуть неизбежное.

— Я недавно вернулся из Башни Верховного Жреца… — начал он.

— Ах, — перебил его Маркхэм, удобно устраиваясь в кресле и наливая себе бокал бренди, которым только что отпаивали Таниса. — Властитель Гунтар сообщил мне, что ожидает столкновения с противником сегодняшним утром. Как идет сражение?

Маркхэмбылдовольно состоятельным молодымрыцаремпривлекательным, беззаботным, добродушным и веселым. Отличился он во время Войн Копья, сражаясь под командованием Лораны, и за доблесть был произведен в Рыцари Розы. Танис, однако, помнил слова своей супруги о том, что Маркхэм сражался хоть и отважно, но как-то равнодушно, почти небрежно, проявляя храбрость вне всякой зависимости от обстоятельств. («У меня все время было ощущение, — говорила Лорана, — будто он сражается просто потому, что в данный момент ему больше нечем заняться». ) Теперь же беспечный тон молодого человека заставил Таниса припомнить эту оценку, и он нахмурился.

— Не было никакой битвы, — отрезал полуэльф. При этих его словах на лице Амозуса расцвела столь комическая улыбка облегчения и надежды, что Танис едва не расхохотался, и лишь мысль о том, что смех этот будет скорее истерическим, нежели веселым, помогла ему совладать с собой. Маркхэм лишь слегка приподнял брови:

— Не было битвы? Что же, противник еще не подошел?

— О, противник-то подошел, — с горечью пояснил Танис. — А потом пошел себе дальше. Мимо. Вернее, пролетел. Фьюить!.. — Он показал руками, как пролетела над его головой Цитадель.

— Фьюить?.. — Амозус побледнел. — Я не совсем понимаю…

— Это была летучая крепость.

— Клянусь Бездной! — Маркхэм негромко присвистнул. — Цитадель…

Он ненадолго задумался, машинально оглаживая складки на своем безупречном костюме для верховой езды.

— Противник не стал атаковать Башню Верховного Жреца. Теперь он летит над горами, а это значит, что…

— Китиара планирует бросить все свои силы на Палантас, — закончил за него полуэльф.

— Но…разве рыцари не смогли остановить врагов? — растерянно спросил Амозус.

— Это было невозможно, повелитель, — пояснил Маркхэм, беспечно пожимая плечами. — Воздушной Цитадели могут противостоять только драконы, да и то…успех не гарантирован.

— А по условиям договора о сдаче светлые драконы не могут атаковать первыми, пока на них не нападут, — устало напомнил Танис. — У нас в Башне была рота бронзовых, однако даже если бы они могли вступить в бой, то для того, чтобы остановить летучую крепость, понадобилось бы гораздо большее количество драконов, в том числе серебряных и золотых.

Маркхэм, откинувшись на спинку кресла, о чем-то задумался.

— Вблизи Палантаса, — заметил он наконец, — есть несколько десятков серебряных драконов, которые в случае необходимости непременно прилетят к нам на помощь, как только завидят своих злых сородичей, но этого, наверное, слишком мало. Можно, однако, позвать и других…

— Цитадель — это не главная опасность, — сказал Танис. Закрыв глаза, он боролся с головокружением. «Что со мной? — думал он. — Старею? Наверное, я действительно слишком стар для всего этого».

— Не главная? — удивился Амозус. Он был на грани обморока, но — будучи светским человеком — прилагал огромные усилия, чтобы держать себя в руках и не уронить своего достоинства.

— Я почти уверен, что атаку на город возглавит Сот.

— Рыцарь Смерти, — промурлыкал с улыбкой Маркхэм. Амозус же так сильно побледнел, что Чарлз, вернувшийся с завтраком, поспешно поставил поднос на подвернувшийся столик и кинулся на помощь своему господину.

— Спасибо, Чарлз, — сказал властитель напряженным, неестественным голосом.

— Налей мне немного бренди, я думаю, это не повредит…

— Много бренди было бы гораздо полезнее! — весело заметил Маркхэм, осушая свой бокал. — В данных обстоятельствах уместно было бы учинить грандиозную попойку. Что толку оставаться трезвым, особенно если придется биться с Рыцарем Смерти и его отрядом скелетов?..

И он неуверенно затих на полуслове.

— Господа, завтрак подан, — твердо сказал Чарлз, устраивая своего господина поудобнее. Маленький глоток бренди уже вернул на лицо Амозуса румянец, хотя руки его дрожали. Почувствовав запах еды, Танис понял, что он действительно очень голоден, поэтому не стал возражать, когда Чарлз, быстро и умело накрывший на стол, положил ему двойную порцию.

— Ч-что все это значит? — слегка заикаясь, продолжил Амозус, машинально расправляя на коленях салфетку. — И что теперь будет? Я слышал об этом Соте

— мой пра-пра-пра-прадед судил его в Палантасе бог знает сколько лет назад. И это тот самый Сот, который похитил Лорану, не так ли, Танис?

Танис скрипнул зубами и не ответил.

— Но что он может сделать против городских стен и наших защитников? — снова спросил Амозус.

И снова ему никто не ответил. В этом, собственно, не было никакой нужды — достаточно было взглянуть на мрачное лицо эльфа-полукровки, чтобы понять:

Рыцарь Смерти может очень и очень многое. Маркхэм, горько улыбаясь, методично тыкал острием ножа в кружевную скатерть, проделывая в ней крошечные дырочки.

Старый правитель все понял. Так и не прикоснувшись к завтраку, он встал из-за стола и, уронив на пол салфетку, неуверенным шагом подошел к высокому окну с огромным стеклом, отшлифованным вручную и покрытым по краям замысловатыми узорами, которые обрамляли прозрачный овал в центре. В этом овале — словно картина в ледяной раме — виднелся прекрасный город, легендарный Палантас. Небо над ним было темно и затянуто тучами, но грозовой мрак, казалось, только оттенял красоту и безмятежность белоснежных башен и дворцов.

Амозус стоял неподвижно, стискивая рукой парчовую занавеску и глядя на город, на людей, которые спешили с корзинами на базарную площадь, изредка поглядывая на мрачное небо и переговариваясь между собой.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Танис, — сказал наконец Амозус дрогнувшим голосом. — Ты думаешь об Утехе и Тарсисе, о Сильванести и Каламане. Ты вспоминаешь своего друга, который покоится в Башне Верховного Жреца, и всех, кто погиб во время последней войны, в то время как мы, жители Палантаса, отсиживались за неприступными горами и высокой стеной, ты обвиняешь нас за то, что война обошла нас стороной…

Танис ничего не ответил. Он ел.

— А ты, Маркхэм… — Амозус тяжело вздохнул. — Третьего дня я слышал, как ты и твои рыцари насмехались над жителями Палантаса, как вы предлагали им взять с собой на баррикады свои мешки с деньгами и, крича «Убирайтесь! Убирайтесь!», закидать врага золотом.

— Против Сота это поможет точно так же, как мечи и копья! — Маркхэм пожал плечами и с сардоническим смехом протянул Чарлзу свой пустой бокал.

Амозус уперся лбом в оконный переплет.

— Мы никогда не думали, что война придет к нам. Этого никогда не было! Во все века Палантас оставался неприкосновенным городом, оплотом мира, процветания и света. Боги хранили нас всегда, даже во времена страшного Катаклизма. И вот теперь, когда на всем континенте царит мир, война идет сюда! — На лице правителя застыли горе, гнев и негодование. — За что? За что?!

Танис отставил тарелку и, откинувшись на спинку кресла, с наслаждением потянулся, пытаясь унять дрожь в мышцах. «Я действительно постарел, — подумал он. — Постарел и размяк. Я привык сладко есть и крепко спать, я теряю создание по пустякам, я тоскую по дням давно прошедшим, по друзьям, которых давно уж нет…И я до смерти устал, наблюдая, как гибнут люди в бессмысленных войнах!»

Тяжело вздохнув, Танис потер усталые глаза и, уперевшись локтями в стол, опустил голову на руки.

— О каком мире вы говорите? — спросил он. — Мы вели себя словно дети, родители которых только и делали, что ссорились и дрались между собой. Когда они наконец помирились, мы стали ходить на цыпочках, не в меру улыбаться, говорить «спасибо» и «пожалуйста» и есть кашу по утрам — лишь бы кошмар не начался снова. И это мы называли миром! — Танис горько рассмеялся. — Одно твое слово, властитель, неверно сказанное или неверно понятое, — и Портиос вместе с эльфами обрушится на вас, как снег на голову. Стоит тебе не так погладить бороду, и гномы снова запрут ворота в свои чертоги под горой!

Полуэльф увидел, что правитель Палантаса поник головой и смахнул изящной рукой слезу со щеки. Его плечи жалобно ссутулились, и весь гнев Таниса куда-то улетучился. На кого, в конце концов, он так рассердился? На судьбу? На богов?

Устало поднявшись с кресла, Танис тоже подошел к окну, чтобы бросить взгляд на мирный, величественный, обреченный город.

— Я не знаю ответа на твой вопрос, — тихо сказал он. — Если бы я мог ответить, то в мою честь был бы воздвигнут храм, где сотни жрецов возносили бы мне молитвы. Я знаю только одно — мы не должны сдаваться, опускать руки. Нужно действовать, предпринимать какие-то шаги, чтобы выпутаться из этой беды.

— Еще бренди, Чарлз! — провозгласил Маркхэм, протягивая дворецкому опустевший стакан. — У меня тост, господа… — Он поднял бокал. — За старание…которое рифмуется с закланием!

Глава 13

В дверь негромко постучали, и Танис, погруженный в раздумье, слегка вздрогнул.

— Входите, кто там? — позвал он. Дверь осторожно отворилась.

— Это Чарлз, господин. Ты просил, чтобы я известил тебя, когда будет смена караула.

Танис повернул голову и посмотрел в окно, которое он открыл, чтобы впустить в кабинет немного свежего воздуха, однако ночь была теплой, душной и безветренной. Небо по-прежнему было затянуто плотными облаками, которые изредка освещались неестественными розоватыми вспышками молний. Прислушавшись, Танис различил звон колоколов, отбивающих восход Темной Стражницы, услышал голоса солдат, заступающих на посты, и мерный шаг патрулей, возвращающихся в казармы.

Что ж, пусть отдохнут, пока можно. Ждать осталось недолго.

— Спасибо, Чарлз, — кивнул Танис. — Зайди на минутку.

— Слушаюсь, господин.

Старый слуга вошел, осторожно прикрыв за собой дверь. Танис внимательно посмотрел на лист пергамента, который лежал перед ним на столе, и, решительно сжав губы, твердой рукой дописал две заключительные строки. Посыпав письмо песком, чтобы дать высохнуть чернилам, он попробовал перечитать написанное, но перед глазами все расплывалось, и он оставил свои попытки. Расписавшись внизу, он свернул пергамент в трубочку и надолго замолчал, сидя неподвижно и держа письмо в руке.

— Господин! — осторожно окликнул его Чарлз. — Тебе нехорошо?

— Чарлз… — Танис замолчал, снимая с пальца стальной перстень с золотой печаткой.

— Приказывай, я слушаю тебя.

— Это письмо к моей жене, Чарлз, — тихим голосом продолжил Танис. — Она сейчас в Сильванести. Нужно отправить его сегодня же, прежде чем…

— Я понимаю, — кивнул Чарлз, протягивая руку.

Танис виновато покраснел:

— Я знаю, что существуют гораздо более важные документы, ждущие отправки,

— депеши, распоряжения приказы, — однако…

— У меня есть подходящий гонец, господин. Он эльф, и как раз из Сильванести. Надежный человек, к тому же, говоря откровенно, он будет рад оставить город под таким благовидным предлогом.

— Спасибо, Чарлз, — искренне поблагодарил слугу Танис и пригладил рукой волосы. — Если что-то должно случиться, то мне хотелось бы, чтобы Лорана знала…

— Разумеется, я все понимаю, и не думай больше об этом. Может быть, ты запечатаешь его?

— Ах да, конечно, — спохватился Танис. Взяв перстень поудобнее, он вдавил его в мягкий горячий сургуч, который Чарлз растопил на свече и накапал на пергамент, — на письме отпечаталось изображение осинового листа.

— Прибыл властитель Гунтар, — доложил Чарлз, пряча письмо. — Как раз сейчас он беседует с господином Маркхэмом.

— Гунтар? — Морщины на лбу Таниса разгладились. — Превосходно. Я сейчас…

— Они хотели бы встретиться с тобой, если это удобно, — невозмутимо закончил Чарлз.

— Удобно, удобно. — Танис в нетерпении вскочил. — Насколько я понимаю, Цитадель еще не…

— Никак нет. Господина Маркхэма и властителя Гунтара ты найдешь в летней трапезной. Теперь это официальный штаб обороны.

— Спасибо, Чарлз, — выдавил из себя Танис.

— Что-нибудь еще?

— Нет, благодарю. Я знаю, что…

— Хорошо, господин. — Чарлз поклонился и, придержав дверь для Таниса, запер ее, как только полуэльф вышел. Помедлив у двери несколько мгновений — на случай, если Танис вдруг вспомнит о чем-нибудь важном, дворецкий поклонился еще раз и величественно удалился.

Все еще раздумывая над своим письмом, Танис некоторое время постоял в приятной прохладе полутемного коридора. Затем он судорожно вздохнул и пошел разыскивать летнюю трапезную.

Полуэльф уже взялся за ручку двери штаба, когда заметил уголком глаз какое-то движение. Повернув голову, он увидел темного эльфа, образовавшегося из пустоты.

— Даламар? — удивился Танис и, оставив дверь в покое, сделал несколько шагов навстречу магу. — Я думал, что…

— Я искал тебя, Танис.

— Есть новости?

— Ни одной, которой я был бы рад поделиться. — Даламар пожал плечами. — У меня мало времени, наша судьба висит на волоске. Но я принес тебе это…

Он сунул руку в черный замшевый кошелек, достал оттуда серебряный браслет и протянул его Танису.

Полуэльф взял украшение и с любопытством осмотрел, поднеся к подсвечнику на стене. Браслет из кованого серебра имел четыре дюйма в ширину и казался очень тяжелым. Судя по его величине, он был рассчитан на запястье мужчины.

Серебро потускнело, не то от времени, не то в результате специальной обработки, но зато вставленные в браслет черные камни блестели даже в полумраке коридора.

Не было никаких сомнений, что эта штука — из Башни Высшего Волшебства.

— Он… — неуверенно заговорил Танис, держа браслет двумя пальцами.

Откровенно говоря, он вовсе не стремился узнать, для чего предназначена эта диковина.

— Магический? Да, — ответил Даламар. Танис нахмурился:

— Он принадлежал Рейстлину?

— Нет. — Темный эльф насмешливо улыбнулся. — Шалафи не нуждается в магических амулетах такого рода. Этот браслет я выбрал из коллекции, собранной в Башне. Он очень старый, наверное, его сделали во времена Хумы, а может быть, и раньше.

— А для чего он предназначен? — с сомнением поинтересовался Танис, продолжая хмуриться.

— Он защищает того, кто его носит, от магического воздействия.

— И от магии Сота? — Танис поднял голову.

— От любой. И разумеется, он защитит своего обладателя от магических слов Сота «умри», «замри», «ослепни». Он не дает своему владельцу поддаться страху, который внушает Рыцарь Смерти. Он оградит также от заклятий огня и льда, которыми так любит пользоваться Сот.

Полуэльф пристально посмотрел на Даламара:

— Это действительно ценный дар. Он дает всем нам шанс.

— Обладатель талисмана может поблагодарить меня потом — если вернется живым. — Даламар сложил руки в рукавах. — Даже без своей магии Сот — опасный противник, не говоря уже о тех, кто следует за ним и связан с ним такими страшными клятвами, которые не может отменить сама смерть. Да, полуэльф, скажи мне спасибо — когда вернешься.

— Я? — удивился Танис. — Но я уже почти два года не брал в руки меч. Почему я?

И он с подозрением уставился на темного эльфа. Улыбка мага стала еще шире, а в темных глазах промелькнула довольная искорка.

— Дай его кому-нибудь из рыцарей, полуэльф, и увидишь, что будет. Помни — этот браслет явился из мира тьмы. Он признает только своих.

— Постой! — Видя, что темный эльф приготовился растаять в воздухе, Танис схватил его за рукав. — Еще секунду…Ты сказал, что у тебя есть новости…

— Они тебя не касаются.

— И все же скажи мне.

Даламар промолчал, раздраженно поигрывая бровями. Танис почувствовал, как напряглась под темным бархатом его мускулистая рука.

«Он боится, — неожиданно понял Танис. — Боги, как же он боится!»

Но Даламар уже овладел собой, а его благородные черты не выражали ничего, кроме ледяного спокойствия.

— Жрица, госпожа Крисания, была смертельно ранена. Но ей удалось спасти Рейстлина. Шалафи не пострадал и продолжает поиски Властительницы Тьмы. Так сообщила мне ее Темное Величество.

Танис почувствовал, как горло его сжалось.

— Что с Крисанией? — хриплым голосом спросил он. — Он что, бросил ее умирать?

— Разумеется. — Даламар, казалось, даже удивился подобной наивности. — Она ему больше не нужна.

Танис хмуро посмотрел на браслет и испытал сильное желание вбить его в глотку темного эльфа, однако вовремя опомнился. Он не мог позволить себе такой роскоши, как гнев. Что за безумная, запутанная, дикая ситуация! А тут еще некстати вспомнилось, как Элистан отправился в Башню, чтобы облегчить страдания великого мага…

Круто повернувшись на каблуках, Танис сердито зашагал прочь. Браслет он крепко сжимал в руках.

— Магия начнет действовать, когда ты наденешь его, — донесся до его слуха тихий голос Даламара. Полуэльф нашел в себе силы не оборачиваться, но готов был поклясться, что Даламар смеется.

— В чем дело, Танис? Что случилось? — спросил Гунтар, заметив полуэльфа, вошедшего в трапезную. — Друг мой, ты бледен как смерть…

— Ничего особенного. Я…просто я только что получил не очень приятное известие. — Танис перевел дух и спокойно посмотрел на обоих рыцарей. — Вы и сами выглядите не слишком хорошо.

— Хочешь выпить? — поинтересовался Маркхэм, приподнимая свой бокал с бренди.

Гунтар с осуждением посмотрел на него, но молодой рыцарь ничего не заметил, так как именно в этот момент опорожнял бокал.

— Цитадель появилась в пределах видимости. Ее заметили над горами. На рассвете она будет здесь. Танис кивнул:

— Да, по моим расчетам так все и должно быть. — Он почесал бороду, потом устало потер глаза. Бросив взгляд на полупустую бутылку с бренди, он только покачал головой. Даже пара глотков способна была свалить его с ног — так он устал.

— Что это у тебя в руке? — поинтересовался Гунтар, протягивая руку к браслету. — Какой-нибудь эльфийский талисман, приносящий удачу?

— Не при… — начал было Танис.

— Проклятье! — Старый рыцарь отдернул руку с таким проворством, словно прикоснулся к раскаленному железу. Браслет упал на пол и остался лежать там

— на толстом и мягком ковре ручной работы. Пальцы Гунтара скрючились от боли.

Наклонившись, Танис поднял браслет; Гунтар следил за ним с недоверием и испугом на лице. Маркхэм счел за благо проглотить смешок.

— Темный эльф принес его нам, — объяснил полуэльф, не обращая внимания на недоверчивый взгляд Гунтара. — Он защитит того, кто его наденет, от воздействия магии. Только этот браслет даст возможность обычному человеку хотя бы приблизиться к Соту.

— Обычному человеку… — эхом повторил за ним Гунтар и, посмотрев на свою руку, увидел, что кончики пальцев, которыми он так неосторожно прикоснулся к магической вещице, обожжены. — Да он же раскален, хоть это и не видно! Кроме того, меня словно тряхнуло, да так сильно, что чуть сердце не остановилось.

Кто, скажи на милость, сможет надеть его себе на руку?

— Я, например, — ответил Танис, вспоминая слова Даламара: «Этот браслет явился из мира тьмы. Он признает только своих».

— То, что браслет так сильно подействовал на тебя, наверняка связано с твоим рыцарством и священной клятвой Паладайну, — пробормотал он, краснея.

— Выброси его и забудь! — проворчал Гунтар. — Нам не нужна такая помощь, тем более если ее оказывают темные маги.

— Нам нужна любая помощь, властитель, — спокойно возразил Танис. — Позволь мне также напомнить тебе, что каким бы странным это ни казалось, но сейчас мы все сражаемся на одной стороне. А тебя, Маркхэм, я попросил бы рассказать нам о планах по защите города.

Опустив браслет в кошелек и поклявшись себе не замечать мрачных взглядов Гунтара, Танис повернулся к молодому рыцарю, который хоть и вздрогнул от неожиданности, но тут же справился с волнением и помог Танису отвлечься, представив на удивление полный и толковый доклад.

Две тысячи рыцарей оставили Башню Верховного Жреца и двигались к Палантасу, однако им необходимо было по меньшей мере несколько дней, чтобы добраться до города. К светлым драконам отправился гонец, но даже они, скорее всего, не успели бы помочь палантасцам вовремя.

Город жил ожиданием и готовился. Амозус произнес еще одну речь, на сей раз короткую, в которой разъяснил горожанам, что их ждет. К великому удивлению Гунтара, никакой паники не возникло. Несколько наиболее состоятельных купцов попытались, правда, подкупить капитанов стоящих в порту кораблей, но все они отказались выходить в море, опасаясь шторма, — уж больно страшен был вид нависших над головами грозовых туч.

Ворота Старого города были пока открыты. Тот, кто хотел бежать из города и попытаться укрыться на пустоши, был волен это сделать — никто этим людям не препятствовал, — и все же таковых оказалось довольно мало. В городе хоть какую-то защиту обеспечивали стены и рыцари, а на открытом пространстве беглецы могли рассчитывать лишь на свои собственные силы.

Танис считал, что если люди узнают, какая опасность им грозит, то они сами приложат все усилия, чтобы попытаться с ней справиться. Как бы там ни было, но женщины оставили свои богатые наряды и, переодевшись для удобства в мужскую одежду, запасали воду, чтобы тушить пожары. Те, кто жил в Новом городе, не защищенном стенами, перебрались в Старый и теперь трудились не покладая рук над укреплением его бастионов. Дети дневали и ночевали только в винных погребах и штормовых укрытиях. Торговцы открыли лавки и склады и раздавали продовольствие и ткань для бинтов, оружейники распределяли оружие

— топоры, вилы, косы — и спешно ковали доспехи, мечи и наконечники для копий, чинили древние щиты и кольчуги и укрепляли стальными пластинами кирасы.

Теперь, глядя из окна на город, Танис видел во многих окнах свет: палантасцы готовились к утру, хотя — полуэльф помнил это много лучше других,

— как бы они ни старались, никто из них не мог быть уверен в благоприятном исходе предстоящего сражения.

Вздохнув, он подумал о своем письме к Лоране, и эта мысль неожиданным образом помогла ему принять важное решение. Он знал, однако, что объяви он о нем сейчас — и не миновать долгого яростного спора. Необходимо было так повести разговор, чтобы его оппоненты сами пришли к тому, чего он хотел от них добиться.

Отвернувшись от окна, Танис жестом прервал доклад Маркхэма, а сам обратился к главе Соламнийских Рыцарей:

— Как ты считаешь, повелитель Гунтар, какого плана будет придерживаться противник при штурме?

— Я думаю, все будет предельно просто. — Гунтар подергал себя за усы. — Враг захочет повторить то же, что было при осаде Каламана. Сначала он попытается подогнать Цитадель как можно ближе к городу — при Каламане противнику помешали это сделать драконы, но… — старый рыцарь пожал плечами, — у нас их пока довольно мало. Как только Цитадель повиснет над стенами, дракониды начнут высадку и попытаются взять город изнутри. Злые драконы начнут атаковать…

— …А властелин Сот — ломиться в главные ворота, — закончил за него Танис.

— Рыцари должны поторопиться, чтобы по крайней мере не дать ему времени унести наши трупы, — вставил Маркхэм, снова подсаживаясь к бутылке и наполняя бокал.

— А Китиара, — продолжал вслух рассуждать Танис, — попытается проникнуть в Башню Высшего Волшебства. По словам Даламара, ни одно живое существо не сможет преодолеть Шойканову Рощу, но у Кит есть какой-то амулет, который дал ей Рейстлин. Она может также дождаться, пока Сот прорвется в город, надеясь на его помощь.

— Если ее цель — Башня… — заметил властитель Гунтар, выделив голосом словечко «если». Очевидно, он все еще не верил тому, что порассказал ему Танис о магах и Вратах. — Тогда она полетит на своем драконе и постарается приземлиться как можно ближе к Шойкановой Роще, так как в суматохе сражения уследить за ней, вероятно, будет действительно не просто. Может быть, нам стоит поставить там часть рыцарей, чтобы они ей помешали?

— Рыцари не выдержат там и десяти минут. Роща имеет неприятную особенность сильно действовать на нормальных людей, находящихся от нее даже на расстоянии нескольких сотен шагов, — вставил Маркхэм и, подумав, запоздало присовокупил:

— Повелитель.

— Кроме того, рыцари нам понадобятся, чтобы сдерживать мертвецов Сота, — добавил Танис. — У меня есть один план…

Он глубоко вздохнул. Пора!

— Позвольте мне изложить его вам.

— Давай, — отозвался Маркхэм задумчиво.

— Вы уверены, что Цитадель будет атаковать крепость сверху, а Сот — штурмовать главные ворота, отвлекая вас таким образом от Китиары, которая попытается в суматохе пробраться к Башне. Я верно понял?

Гунтар кивнул.

— Тогда нужно посадить всех рыцарей на драконов; я сам оседлаю Огнекрылого. Поскольку браслет защищает меня от Сота, я им и займусь, а остальные воины могут сосредоточиться на его отряде. Как бы там ни было, у меня личные счеты с Рыцарем Смерти, — поспешно добавил полуэльф, видя, что Гунтар отрицательно качает седой головой.

— Это абсолютная чушь, мой мальчик, — печально возразил старый воевода. — Ты действительно проявил себя героем в последней войне, но у тебя, к сожалению, нет почти никакой военной подготовки. Выйти на поединок с Рыцарем Соламнии…

— Тем более с мертвым, — вставил Маркхэм и пьяно хихикнул.

Усы Гунтара сердито встопорщились, но он сдержался, хотя продолжил довольно прохладно:

— В бою против подготовленного рыцаря, особенно такого, как Сот, у тебя нет ни одного шанса выстоять — ни с браслетом, ни без него.

— Без браслета, повелитель, умение обращаться с мечом не имеет никакого значения, — резонно возразил Маркхэм и выпил еще один бокал. — Тот, кто может указать на тебя пальцем и приказать, чтобы ты умер, имеет явное преимущество перед любым из нас.

— Прошу тебя, — вставил Танис. — Я признаю, что формально моя военная подготовка не была такой тщательной и организованной, как у остальных, однако по количеству лет, что я владею мечом, я превосхожу вас по меньшей мере вдвое.

Моя эльфийская кровь…

— Провались ты в Бездну со своей эльфийской кровью… — пробормотал Гунтар и покосился на Маркхэма, который, не обращая решительно никакого внимания на своего командира, снова потянулся за бутылкой.

— Ну что же, — сказал Танис негромко. — Если меня вынудят, то я, пожалуй, воспользуюсь своим положением в иерархии рыцарей, повелитель.

Гунтар покраснел:

— Проклятье, да это же просто почетное звание! Танис улыбнулся:

— Кодекс чести не различает настоящих рыцарей и почетных: ты либо рыцарь, либо нет. Я — Рыцарь Розы, и мой возраст — сто с лишним лет — дает мне право на старшинство.

Маркхэм громко рассмеялся:

— Ради всех богов, властитель Гунтар, разреши ему умереть. Какая тебе разница?

— Он пьян, — процедил сквозь зубы Гунтар, уничтожающе глядя на молодого рыцаря.

— Он молод, — возразил Танис. — Итак, что скажешь, повелитель?

Гунтар сверкнул на него глазами. Горькие слова упрека готовы были вот-вот сорваться с его губ, но они так и не прозвучали. Старый рыцарь как никто другой знал — тот, кто рискует выйти сражаться с Сотом, обрекает себя на неминуемую гибель, вне зависимости от наличия или отсутствия магического браслета. Сначала он, правда, посчитал Таниса либо совсем наивным, либо слишком упрямым, однако, глядя в глаза эльфа-полукровки — непреклонные и решительные, — он снова подумал, что недооценил Таниса.

Поэтому, вместо резких и горьких слов, которые он приготовил для полуэльфа, Гунтар только хрипло откашлялся и указал рукой на Маркхэма:

— Проследи, чтобы этот фрукт протрезвился, и будь наготове. Я пойду предупрежу рыцарей.

— Благодарю, — Танис поклонился.

— Пусть боги будут на твоей стороне, — неожиданно добавил Гунтар низким, сдавленным голосом и, быстро пожав Танису руку, вышел из комнаты.

Полуэльф проводил его взглядом, а затем посмотрел на Маркхэма, который с кривой улыбкой заглядывал одним глазом в горлышко пустой бутылки из-под бренди.

«Он не настолько пьян, как кажется, — подумал Танис. — Или как ему хотелось бы».

Полуэльф отвернулся и подошел к окну. Он стоял, уставясь невидящими глазами вдаль. Рассвет близился.

Лорана!

Возлюбленная жена моя! Когда мы прощались с тобой неделю назад, ни один из нас не думал, что придется надолго расстаться. За нашу жизнь мы провели с тобой в разлуке слишком много времени, однако, должен признаться, именно сейчас я почти не горюю о том, что тебя нет рядом. Ты теперь в безопасности, и это утешает меня, но если Рейстлину удастся осуществить свой план, то, боюсь, на Кринне безопасных мест не останется и в помине.

Откровенно говоря, любимая, у меня нет почти никакой надежды, что кому-то из нас удастся уцелеть, однако мысль о моей — вполне вероятной — смерти нисколько меня не пугает. Я говорю это совершенно честно. Однако я не могу думать об этом спокойно — гнев и ярость беспрестанно терзают мое сердце. В прошлой войне я мог позволить себе безрассудную отвагу — у меня ничего не было, и, следовательно, мне нечего было терять. Но никогда так сильно я не хотел жить, как сейчас. Словно скупец, храню я в памяти счастливые дни и минуты, проведенные вместе с тобой, ни за что и никому не желаю их отдавать. В последние дни я часто размышлял о наших планах на будущее, о детях, которые у нас могли бы появиться…И конечно, я думал о тебе, любимая, о том горе, которое причинит тебе моя смерть…

Никакая бумага не выдержит шквала раздирающих меня на части противоречивых чувств, которые я испытываю при мысли об этом.

Единственное, чем мог бы я утешить тебя, — это мысль о том, что наше расставание действительно было последним. Мир больше никогда не разлучит нас, Лорана. Я буду ждать тебя, родная, ждать в том королевстве, где умирает само время.

И тогда, в один из вечеров в этой стране вечной весны и бесконечных сумерек, я посмотрю на дорогу и увижу на ней тебя. Я так ясно представляю себе, как ты идешь по теплой земле, как последние лучи закатного солнца сверкают в твоих волосах и глаза твои светятся любовью, переполняющей и мое сердце, — что у меня нет никаких сомнений: так все и случится!

Ты придешь ко мне.

Я крепко обниму тебя.

Мы закроем глаза и уснем навеки.

Загрузка...