История государства инков

ОНА СОДЕРЖИТ ЖИЗНЬ И ДЕЛА МАЙТА КАПАКА, ЧЕТВЕРТОГО КОРОЛЯ. ПЕРВЫЙ ПЛЕТЕНЫЙ МОСТ, КОТОРЫЙ БЫЛ ПОСТРОЕН В ПЕРУ; ВОСХИЩЕНИЕ, КОТОРОЕ ОН ВЫЗВАЛ. ЖИЗНЬ И ЗАВОЕВАНИЯ ПЯТОГО КОРОЛЯ, ИМЕНОВАВШЕГОСЯ КАПАК ЙУПАНКИ. ЗНАМЕНИТЫЙ МОСТ ИЗ СОЛОМЫ И КАМЫША, КОТОРЫЙ ОН ПРИКАЗАЛ ПОСТРОИТЬ В ДЕСАГУАДЕРО. ОПИСАНИЕ ДОМА И ХРАМА СОЛНЦА И ИХ ВЕЛИКИХ БОГАТСТВ. ОНА СОДЕРЖИТ ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ГЛАВ.

Глава I МАЙТА КАПАК, ЧЕТВЕРТЫЙ ИНКА, ЗАХВАТЫВАЕТ ТИА-ВАНАКУ И ЗДАНИЯ, КОТОРЫЕ ИМЕЮТСЯ ТАМ

Инка Майта Капак (имя которого нет надобности интерпретировать, поскольку Майта является именем собственным — во всеобщем языке оно ничего не обозначает, — а имя Капак уже было объяснено), исполнив церемонии погребения своего отца и торжества восхождения на престол своего королевства, вновь посетил его как полновластный король, ибо, хотя он при жизни своего отца посетил его два раза, он был тогда ограниченным опекой воспитанником, который не мог выслушивать дела, отвечать на них и оказывать милости без присутствия и одобрения людей своего совета, которым надлежало определять ответ и решения по просьбам, выносить приговоры и обдумывать и предусматривать милости, которые должен был оказывать принц, хотя он и был наследником [престола] , однако он не достиг возраста, чтобы править [самому]; то был закон королевства. Поскольку теперь он был свободен от воспитателей и опекунов, он захотел вновь посетить своих вассалов в их провинциях, ибо, как мы уже указывали на это, то было одним из [главных] дел, которые совершали князья [и] которые воспринимались с наибольшей благодарностью подданными. В силу этого и чтобы показать свою великодушную и прекрасную, кроткую и любящую душу, он совершил поездку, [сопровождая ее] огромными, высоко ценимыми кураками и остальными простыми людьми милостями.

Завершив поездку, он вновь устремил душу к главному для тех инков целу чести, каковым являлось обращение и подчинение варварских племен своей пустой религии, а под предлогом своего “идолопоклонства они удовлетворяли тщеславие и алчность к расширению своего королевства.

То ли ради одного, то ли ради другого, или ради того и другого, ибо всемогущие могут все, он приказал поднять людей и с наступлением весны вышел с двенадцатью тысячами воинов, четырьмя мастерами боя и остальными офицерами и министрами армии, и шел он до водораздела великой лагуны Тити-кака, которая по причине того, что земли Кальяо были равнинными, представлялась более доступной для завоевания, чем любые другие [земли], а также потому, что люди того района казались более простыми и покорными.

Подойдя к водоразделу, он приказал построить большие плоты, на которых перешла его армия, и в первые же селения, которые он обнаружил, он направил обычные требования, которые нет нужды повторять столько раз. Индейцы легко покорились благодаря чудесам, которые они слышали об инках, и среди других селений, которые покорились, было одно — Тиа-ванаку, об огромных и невероятных зданиях которого будет правильно кое-что рассказать.[17] Так было, что среди других сооружений, которые имеются в том месте и вызывают восхищение, одно было горой или холмом, сделанным вручную; оно было таким высоким (исходя из того, что мог сделать человек), что вызывало восхищение, и, чтобы холм или нагромождение земли у них не расползалось бы и не исчез бы холм, они соорудили его на фундаменте из огромных камней, а зачем было построено то сооружение — неизвестно. В другой части селения, удаленной от того холма, стояли две высеченные из камня фигуры гигантов в длинных до земли одеяниях и со своими украшениями на головах, — все уже сильно разрушенное временем, что указывало на их большую древность. Видна также огромнейшая стена из таких огромных камней, что одна только мысль о том, какие человеческие силы смогли доставить их туда, где они находились, вызывала наибольшее восхищение, поскольку — и это правда — вокруг на громадном расстоянии нет скал или каменоломен, откуда можно было бы извлечь те камни. В другой части [Тиа-ванаку] видны другие великолепные сооружения, но больше всего поражают несколько огромных порталов из камня, поставленных в разных местах, многие из которых монолиты из одного только камня, обработанного со всех четырех сторон, но чудо этих порталов возрастает еще больше, ибо многие из них установлены на камнях, причем некоторые, будучи измерены, оказались тридцати футов в длину, пятнадцати в ширину и шести в высоту. И эти такие огромные камни и порталы были сделаны из одного куска; невозможно постичь и понять, каким инструментом или орудиями могли быть выполнены эти работы. Углубляясь в рассмотрение этой грандиозности, понимаешь, насколько более громадными были те камни до того, как их обработали.

Местные жители говорят, что все эти и другие сооружения, о которых не написано [здесь], были построены до инков, и что инки наподобие этим построили крепость Коско, о чем дальше мы скажем, и что они не знают, кто их соорудил, хотя слышали от своих предков, что все эти чудеса возникли в одну только ночь на рассвете. Похоже, что те сооружения не были доведены до конца и были лишь началом того, что думали построить основатели [Тиа-ванаку]. Все сказанное из демаркации Педро де Сиеса де Леона, которую он написал о Перу и его провинциях, глава сто пятая, в которой он подробно описывает эти и другие сооружения, что мы рассказали суммируя; к этому я счел нужным прибавить другие [описания], которые мне сообщил один священник, мой соученик, по имени Диего де Алькобаса (которого я могу назвать братом, так как оба мы родились в одном доме и его отец, словно воспитатель, растил меня); наряду с другими сообщениями, которые мне присылали он и другие [соученики], он рассказывает следующее, говоря об этих огромных сооружениях Тиа-ванаку: «В Тиа-ванаку, провинция Кольяо, среди прочих имеется одна древность, достойная бессмертной памяти. Она соприкасается с озером, которое испанцы называют Чукуиту, настоящее же Имя Чуки-виту. Там находятся огромнейшие сооружения, среди которых имеется квадратный двор в пятьдесят морских саженей с одной и с другой стороны, ограда которого превышает высоту в два роста. По одну сторону двора находится зала длиною в сорок пять, а шириною в двадцать два фута, покрытая так же, как покрывались соломой комнаты, которые ваша милость видела в доме Солнца в этом городе Коско. Двор, о котором я говорю, как и его стены, и пол, и зала, и ее крыша, и покрытие, и порталы, и пороги двух входов, которые имеет зала, и другой вход, который имеет [сам] двор, — все это один-единственный монолит (pieca), вырубленный и сделанный из одной скалы, а стены двора и залы толщиною в три четверти вары, а потолок залы с внешней стороны похож на солому, хотя он из камня, ибо, поскольку индейцы покрывают свои дома соломой, камень причесали и покрыли линиями, чтобы он был бы похож на другие [крыши] и казался бы соломенной крышей. Озеро бьется об одну из стен двора. Местные жители говорят, что тот дом и остальные сооружения были построены в честь творца вселенной. Недалеко оттуда находится большое скопление камней, сделанных в виде таких натуральных мужских и женских фигур, что кажется, что они живые [и] пьют из сосудов, [держа] их в руках, другие — сидя, другие — стоя на ногах, другие переходят ручей, который течет среди тех сооружений; другие статуи стоят со своими детьми, [прижавшимися] к юбкам и подолам; другие несут их на спине и другие на тысячу разных манер. Сегодняшние индейцы говорят, что [люди] того времени были превращены в те статуи за великие грехи, которые они совершили, и за то, что забросали камнями одного человека, проходившего по той провинции». Досюда слова Диего де Алькобаса, который во многих провинциях того королевства служил викарием и проповедником индейцев, ибо его проповеди (perlados) вынуждали его переходить из одного места в другое, ибо как метис-уроженец Коско — он знает язык индейцев лучше, чем другие неместные жители той земли, и приносит большие плоды.

Глава II ХАТУН-ПАКАСА ПОКОРЯЕТСЯ, И ОНИ ЗАВОЕВЫВАЮТ КАКЙА-ВИРИ

Возвращаясь к инке Майта Капаку, укажем, что случилось так, что он почти без сопротивления покорил большую часть провинции, именовавшуюся Хатунпакаса, каковой является земля, расположенная по левую сторону от Десагуадеро. Был ли это только один поход или много — [неизвестно]; среди индейцев нет единого мнения, ибо большинство из них утверждает, что инки завоевывали земли мало-помалу, потому что они обучали вассалов и возделывали землю. Другие же говорят, что вначале, когда они еще не стали могущественными, было [именно] так, однако, став таковыми, они завоевывали все, что могли. Случилось ли это так или по-другому — не имеет большого значения. Будет лучше, чтобы не раздражать многократным повторением одних и тех же вещей, сразу называть то, что каждый из этих королей завоевал, если у них не вызовет обиду то, что не будет указано [число] походов, которые каждый из них совершил в разных направлениях (partes). Предприняв свое завоевание, инка дошел до селения, именуемого Какйа-вири, вокруг которого было расположено много хуторов, разбросанных без какого-либо порядка, и каждый из них имел господинчика (senorete), который управлял и командовал остальными. Все они, зная, что инка шел покорять их, договорились и собрались на холме, который имеется в том районе, словно бы построенный вручную — высотою почти с четверть лиги и круглый, как сахарная голова, хотя вся тамошняя земля ровная. Этот холм, поскольку он был [там] единственным и по причине его красоты, те индейцы считали священным, поклонялись и приносили ему жертвы. Они пришли искать его покровительство, чтобы он, будучи их богом, защитил и освободил их от своих врагов. Они построили на нем укрепление из смеси сухих (seca) камней и дерна. Говорят, что женщины взялись принести весь дерн, который был необходим, чтобы воздвигнуть как можно быстрее это сооружение, а мужчины со своей стороны укладывали камни. Они в огромном количестве укрылись в крепости вместе со своими женами и детьми, со всей едой, которую только можно было собрать.

Инка направил им обычные требования и, в частности, велел сказать, что он не собирается отнимать у них их жизнь и их владения, а хочет оказать им благодеяния, которые Солнце приказывало ему оказывать индейцам, чтобы они проявили бы уважение к его сыновьям, не сопротивлялись бы им, ибо они были непобедимы, потому что Солнце помогало им во всех их завоеваниях и сражениях, и чтобы они считали бы его своим богом и поклонялись ему. Инка много раз направлял послание индейцам, которые все время упорствовали, отвечая ему, что их образ жизни был хорошим, что они не хотели его улучшать, и что у них были свои боги, одним из которых был тот холм, который защищал их и должен был оказать им помощь, что пусть инка уходит с миром и обучает других всему, чему они захотят, поскольку они не хотят чему-либо учиться. Инка не был расположен дать им сражение, ибо хотел победить их лаской или голодом, если иначе было невозможно; он разделил свою армию на четыре части и взял холм в окружение.

Индейцы кольа много дней упорствовали на своем, выжидая нападения на крепость, однако, видя, что инки не хотят сражения, они приписали это страху и трусости, и, становясь день ото дня все более решительными, они много раз совершали вылазки из крепости, чтобы сразиться с ними, но они, выполняя приказ и указание своего короля, лишь сдерживали их, хотя с одной и с другой стороны люди все же погибали, и больше⁸ со стороны кольа, потому что они, как люди безрассудные, [сами] бросились на оружие противников. Тогда среди индейцев Кольяо распространилась всеобщая молва, а позже инки распустили ее по всем своим королевствам, что в один из дней, когда осажденные индейцы сделали такую вылазку, чтобы сразиться с людьми инки, камни и стрелы и другое оружие , которое они метали в инков, возвращались назад против них же самих их что так погибли многие кольа, раненные своим же собственным оружием. Дальше мы расскажем эту сказку, относящуюся к числу наиболее почитаемых ими. Из-за многочисленных в тот день смертей мятежники, и в частности кураки, раскаявшиеся в своем упрямстве, сдались; опасаясь другого великого наказания, они собрали всех своих людей и направились группами просить милосердия. Они приказали, чтобы первыми шли бы дети, а за ними вслед их матери и старики, которые находились с ними. Немного спустя вышли солдаты, а затем шли капитаны и кураки со связанными руками и с веревками, свисавшими с шеи в знак того, что они были достойны смерти за то, что подняли оружие против сыновей Солнца. Они шли босые, что у индейцев Перу считалось знаков унижения, чем давали понять, что там присутствовало великое высочество или божество, которому они идут поклоняться.

Глава III ОНИ ПРОЩАЮТ СДАВШИХСЯ, И СКАЗКА ПРОВОЗГЛАШАЕТСЯ

Поставленные перед инкой, они, [как шли] по своим группам, унижались на земле и с громкими криками поклонялись ему как сыну Солнца. По совершении общего поклонения подошли сами кураки, с присущим им почтением они говорили, умоляя его величество о своем прощении, а если же ему было более желательно, чтобы они умерли, они сочли бы за счастье свою смерть, если бы он простил тех солдат, которые, видя их дурной пример и [повинуясь] приказу следовать ему, оказали сопротивление инке. Они также умоляли простить женщин, стариков и детей, которые не были виновны, ибо только они одни являлись таковыми и поэтому хотели сами заплатить за все.

Инка принял их, сидя на своем кресле, окруженный своими вассалами, и, выслушав их, он приказал развязать им руки и снять с шей веревки в знак того, что прощает их и дарует жизнь и свободу, и ласковыми словами он говорил им, что пришел не ради того, чтобы отнять у них жизнь или имущество, а совершить добро и научить их разумной жизни и закону природы, чтобы они оставили бы своих идолов и стали бы поклоняться Солнцу как богу, которому они были обязаны этой милости, что, поскольку так приказывало Солнце, инка прощает их и в виде милости вновь дарит им их земли и вассалов с единственным намерением оказать им добро, в чем они по долгому опыту убедятся сами, и их дети, и потомки, ибо так приказывало Солнце; поэтому они должны вернуться в свои дома, и вылечить свои болезни и раны, и подчиняться тому, что он им приказывает, ибо все совершается ради их блага и пользы. И, чтобы они унесли с собой свидетельство милосердия инки и большую уверенность в [своем] прощении, он приказал, чтобы кураки от имени всех своих [людей] объявили бы ему мир [прикасанием] к правому колену, чтобы было видно, что, разрешая им коснуться своей особы, он считает их своими. Эта милость и благодеяние считались среди них бесценными, ибо было запрещено и воспринималось как святотатство прикосновение к инке, который был одним из их богов, если [прикоснувшийся] не принадлежал к королевской крови или не имел на то его позволения. Увидя обнаженной благочестивую душу короля, они почувствовали свою полную безопасность в отношении наказания, которого боялись, и, вновь унижая себя на земле, кураки заявили, что будут добрыми вассалами, чтобы стать достойными столь великой милости, и что его величество словом и делом показал себя сыном Солнца, ибо людям, заслужившим смерть, он оказывал никогда никем не воображавшуюся милость. Провозглашая сказку, [о которой говорилось выше], инки рассказывают, что исторически достоверным (historial) в ней было то, что капитаны инки, видя наглость кольа, которая с каждым днем росла, тайно приказали своим солдатам, чтобы они приготовились бы сразиться с ними в огне и в крови и наказать их со всей силой своего оружия, ибо было неразумно [больше] допускать ту непочтительность, которую они позволяли себе в отношении инки. Кольа, как обычно, предприняли свои угрозы и бравады, не замечая ярости и готовности противника встретить их. Они были встречены и подвергнуты нападению с огромной суровостью; большинство из них погибло. И, поскольку до того случая люди инки сражались с ними не для того, чтобы убивать их, а только сдерживать, [инки] заявили, что в тот день они также не сражались, а что Солнце, не желая терпеть столь малое уважение, которое кольа проявили к его сыну, приказало, чтобы их собственное оружие повернулось бы против них сами и наказало бы их, поскольку [сами] инки не хотели делать этого. Индейцы, будучи такими наивными, верили, что это было так, поскольку так утверждали инки, считавшиеся сыновьями Солнца. Амауты, которые были философами, аллегоризируя сказку, говорили, что раз кольа не хотели оставить оружие и покориться инке, когда он им так приказал, оружие обернулось против них же самих, ибо их же оружие стало причиной их смерти.

Глава IV ПОКОРЯЮТСЯ САМИ ТРИ ПРОВИНЦИИ, ОСТАЛЬНЫЕ ЗАВОЕВЫВАЮТСЯ: ОНИ СОЗДАЮТ КОЛОНИИ И НАКАЗЫВАЮТ ТЕХ, КТО ПРИМЕНЯЕТ ЯД

Эта сказка и мягкий и милосердный приговор князя распространились среди соседей Хатун-пакаса, где произошел тот случай, и вызвали такое восхищение и удивление, а с другой стороны, и любовь, что многие селения добровольно покорились и пришли выразить покорность инке Майта Капаку; и они поклонялись и служили ему, как сыну Солнца, и среди других народов, выразивших покорность, были жители трех больших провинций, богатых множеством скота и могучих воинственными людьми, именовавшиеся Кавки-кура, Мальяма и Варина, где[позже] случилось кровавое сражение Гонсало Писарро и Диего Сентено. Инка, оказав милости и благодеяния как покоренным, так и тем, кто пришел по своей воле, вновь перешел водораздел в сторону Коско, и из Хатун Кольа он направил войско с четырьмя мастерами боя на запад от места, где он находился, и приказал им, чтобы они, пройдя ненаселенные земли, которые называются Хатун-пуна (у границ которых остановил свои завоевания инка Льоке Йупанки), покорили бы своему служению народы, которые они встретят по другую сторону ненаселенных земель на склонах Моря Юга. Он приказал им ни в коем случае не допускать развязывания сражения с противниками, и что если они повстречают какие-либо упорные и упрямые [народы], которые не захотят покориться иначе, как благодаря силе оружия, чтобы они не трогали бы их, ибо варвары теряли больше, чем инки выигрывали. С этим приказом и большим запасом провианта, который им пополняли день за днем, отправились в путь капитаны и перешли Снежные Кордильеры с некоторыми трудностями, вызванными тем, что там не было открытой дороги и в той стороне было более тридцати лиг пути по ненаселенным [землям]. Они дошли до провинции, называвшейся Кучуна, с разрозненным и разбросанным населением, хотя людей было много. Местные жители, узнав новость о новой армии, построили укрепление, куда ушли со своими женщинами и детьми. Инки окружили их, и, выполняя приказ своего короля, они не хотели нападать на укрепление, которое было весьма слабым; они предложили им пакт о мире и дружбе.

Противники ничего не хотели принимать от них. И одни, и другие упорствовали так в течение пятидесяти дней, во время которых возникало немало случаев, когда инки могли причинить много ущерба своим противникам, однако, следуя своему старому обычаю и особому приказу инки, они не хотели сражаться с ними, лишь сжимая [кольцо] окружения. С другой стороны, на осажденных людей оказывал давление голод, их жестокий враг, и был он великим, ибо по причине внезапности прихода инков они не сумели запастись достаточным провиантом [и] не сообразили, что [инки] окажутся столь упорными в осаде, считая, что они уйдут, видя их упрямство. Взрослые люди, мужчины и женщины, переносили голод, не падая духом, однако юноши и дети не могли переносить его страдания; они шли на поля в поисках трав, и многие приходили к противникам, и родители разрешали им это, чтобы не видеть их смерть на своих глазах. Инки подбирали их и давали еду для них самих и кое-что, что они могли отнести своим родителям, и вместе с едой они посылали им обычные предложения мира и дружбы. Противники, видя все это и не ожидая помощи [со стороны], согласились сдаться без каких-либо условий, поскольку им казалось, что те, кто проявил себя столь милосердными и жалостливыми, когда они были бунтовщиками и неприятелями, станут еще милосерднее, когда увидят их побежденными и униженными. Так они покорились воле инков, которые приняли их приветливо, не проявляя гнева, не укоряя их за прошлое упрямство; они скорее проявили к ним дружелюбие, и дали им еду, и вывели их из заблуждения, объясняя, что инка, сын Солнца, стремится завоевывать земли не для того, чтобы тиранить, а для того, чтобы принести добро их жителям, как ему приказывал отец Солнце. И чтобы они увидели это на [своем] опыте, они дали предводителям (principales) одежду и другие дары, говоря, что инка оказывает им эту милость; простым людям они дали провиант, чтобы они шли по своим домам, отчего все остались весьма довольны.

Капитаны инки передали сообщение о всем том, что случилось во время конкисты, и попросили людей, чтобы заселить селения в той провинции, ибо земля показалась им плодородной и пригодной для значительно большего [числа] людей, чем она имела, и что было полезно поставить там крепость, чтобы обеспечить сохранность завоеванного и на всякий иной случай, который в дальнейшем может иметь место. Инка направил им людей, как они просили, с их женами и детьми, которые и заселили два селения; одно у подножья горы, где местные жители построили крепость; они назвали его Кучуна, что являлось именем самой горы; другое назвали Мокева. Одно селение удалено от другого на пять лиг, а сегодня те провинции называются по имени этих селений, и они входят в юрисдикцию Кольа-суйу. Когда капитаны закончили создание селений и указали принятый способ и порядок в своей вере и правлении, они дознались, что среди тех индейцев имелись некоторые, пользовавшиеся ядом против своих врагов, [и] не столько чтобы убить их, сколько для того, чтобы обезобразить и причинить вред их телу и лицу. Это был слабый яд, от которого умирали лишь слабые комплекцией; те же, кто был здоров, продолжали жить, но с великими страданиями, потому что их рассудок и члены становились непригодными и разум тупел, а лицо и тело обезображивались. Они становились очень страшными, [как] пораженные белой проказой, покрытые белыми и черными пятнами; словом, они были разрушены внутри и снаружи, и все родные (linaje) очень страдали, видя их такими. Те, кто имел эту отраву, радовались их страданиям больше, чем если бы смерть наступила сразу. Капитаны, узнав об этом зле, сообщили о нем инке, который направил им приказ заживо сжигать всех, кого обнаружат применяющим ту жестокость, и сделать так, чтобы от них не осталось бы даже памяти. Этот приказ короля оказался настолько приятен местным жителям той провинции, что они сами провели расследование и исполнили приговор; они заживо сожгли преступников и все то, что находилось в их домах, которые [также] были разрушены и засыпаны битым камнем, как вещи, принадлежавшие проклятым людям; они сожгли их скот и разрушили поместья, даже выкорчевали посаженные ими деревья; они приказали, чтобы никто и никогда не воспользовался бы [всем] этим, чтобы там царило опустошение и никто не смог бы унаследовать зло их прежних владельцев. Строгость наказания породила такой страх у местных жителей, что, как они заверяют, никогда больше во времена королей инков тот яд не был использован, пока ту землю не завоевали испанцы. Исполнив наказание и устроив поселения переселенцев (transplantados) и правление среди покоренных, капитаны вернулись в Коско, чтобы отчитаться в совершенном ими. Они были очень хорошо приняты и вознаграждены своим королем.

Глава V ИНКА ЗАВОЕВЫВАЕТ ТРИ ПРОВИНЦИИ, ОН ВЫИГРЫВАЕТ ОЧЕНЬ УПОРНОЕ СРАЖЕНИЕ

По прошествии нескольких лет инка Майта Капак решил направиться на покорение и присоединение новых провинций к своей империи, ибо день ото дня росла у этих инков жадность и стремление к увеличению своего королевства, для чего, собрав как только можно больше воинов и обеспечив себя провиантом, он пришел в Пукара в Ума-суйу, которая была последним селением, завоеванным в том направлении его дедом или, согласно другим, — его отцом, как мы говорили в должном месте. Из Пукара он пошел на восток в провинцию, которую называют Льари-каса, и без какого-либо сопротивления покорил ее местных жителей, которые с радостью признали его господином. Оттуда он пошел в провинцию, называемую Санкаван, и с той же легкостью подчинил ее себе, ибо, поскольку по тем провинциям прошла слава, восхвалявшая прошлые подвиги отца и деда этого князя, местные жители с большим желанием шли к нему в вассалы. Эти провинции составляют в длину более пятидесяти лиг, а в ширину с одной стороны тридцать, а с другой — двадцать; провинции были очень заселены людьми и богаты скотом. Инка, установив обычный порядок в своем идолопоклонстве, и в хозяйстве, и в правлении новыми вассалами, прошел в провинцию, называемую Пакаса, и в ней он покорил и заставил служить себе ее местных жителей, которые не оказали ему какого-либо противодействия ни в сражениях, ни сопротивлением; наоборот, они все покорились ему и восхваляли как сына Солнца.

Эта провинция является частью той, которую, как мы говорили, завоевал инка Льоке Йупанки; она очень большая и имеет много селений, и вот так оба эти инки, отец и сын, завершили ее завоевание. Закончив конкисту, он приблизился к королевской дороге из Ума-суйу, недалеко от селения, которое сегодня называют Вайчу. Там он узнал, что впереди собралось множество людей, объединившихся, чтобы начать с ним войну. Инка продолжил свой путь в поисках противников, которые вышли [ему навстречу], чтобы защитить переправу через реку, которую называют река Вайчу. Вышли тринадцать или четырнадцать тысяч индейцев, воинов из различных племен (apellidos), хотя все они назывались этим именем кольа. Инка, чтобы не начинать сражение, а продолжать завоевание, так же как он до этого осуществлял его, много раз посылал противникам великие предложения мира и дружбы, однако они ни разу не захотели принять их; наоборот, день ото дня они все больше наглели, ибо им казалось, что предложения [мира], которые предлагал им инка, и его нежелание идти с ними на разрыв происходили от страха, который они ему внушали. С этой пустой презумпцией они отдельными отрядами переправлялись во многих местах через реку и нападали с великим бесстыдством на королевское войско инки, который, чтобы избежать смерти с обоих сторон, пытался любым путем привлечь их добром и переносил оскорбления противников столь терпеливо, что даже его [люди] стали воспринимать все это как зло и они говорили ему, что величие сына Солнца не может разрешать и терпеть такую дерзость тех варваров, ибо в дальнейшем оно могло вызвать презрение и потерю завоеванной репутации.

Инка сдерживал гнев своих людей, говоря, что подражает своим предкам и ради исполнения приказания своего отца Солнца, который приказывал ему беспокоиться о благе индейцев, что он не хотел наказывать тех [индейцев] оружием; что, не причиняя им зла, не давая им сражения, нужно дождаться такого дня, когда можно будет увидеть, не зародится ли в них понимание добра, которое он желал принести им. Этими и другими схожими словами много дней удерживал инка своих капитанов, не желая давать разрешение, чтобы они начали рукопашную с противником. Пока однажды, побежденный настойчивостью своих [людей] и вынуждаемый дерзостью противников, которая была уже невыносима, он приказал начать сражение.

Инки, которые страстно желали этого, начали сражение со всей поспешностью. Противники, видя близость сражения, которого они так добивались, также выступили с великой радостью и поспешностью; вступив в рукопашный бой, и та, и другая стороны сражались с огромнейшей яростью и храбростью: одни, чтобы сохранить свою свободу и право не желать покориться и служить инке, даже если он был сыном Солнца, а другие, чтобы наказать за неуважение, которое проявлялось к их королю. Они сражались с великим упорством и слепотой, в особенности кольа, которые, словно не ощущая боли, бросались на оружие инков и, будучи варварами, упорствующими в своей непокорности, сражались отчаянно, без какого-либо порядка или согласованности [в действиях], благодаря чему смертность среди них была огромна. В этом упорном сражении они провели весь день без передышки. Инка был повсюду в сражении; ввязываясь или выходя [из боя], он то укреплял [ряды] своих воинов, выполняя обязанности капитана, то сам сражался с противником, чтобы утвердить славу доброго солдата.

Глава VI ЛЮДИ ВАЙЧУ СДАЮТСЯ; ОНИ ПОЛУЧАЮТ ЛЮБЕЗНОЕ ПРОЩЕНИЕ

Более шести тысяч [людей] кольа, как говорят их потомки, погибло по причине плохой согласованности и безрассудства, проявленных в сражении. Наоборот, со стороны инков благодаря порядку и хорошему руководству было потеряно не более пятисот [воинов]. С ночной темнотой одни и другие собрались в своих лагерях; кольа, испытывая боль от уже поостывших ран и видя тех, кто был убит, потеряв боевой дух и мужество, которые до этого были у них, не знали, что делать и какой совет принять, потому что у них не было сил, чтобы защитить свободу, сражаясь оружием, а, чтобы спастись бегством, они не знали, как и где можно было бежать, ибо противники окружили их и заняли проходы; им казалось, что и они не могут уже просить милосердия, ибо из-за своей великой гнусности и пренебрежения к стольким и столь прекрасным условиям, которые предлагал им инка, они были недостойны его.

В этой всеобщей растерянности они избрали самый надежный путь, который виделся самым старым из них; они советовали, что, если все сдадутся, хотя и поздно, они смогут вымолить милосердие у князя и что он, хотя и оскорбленный, в проявлении сочувствия последует примеру своих отцов, о которых было известно, что они были чрезвычайно милосердны с взбунтовавшимися и небунтовавшими противниками. Согласившись на это, они с рассветом оделись в самые презренные одежды, которые только могли придумать, обнажили головы, разулись, сняли накидки (manta), оставаясь в одних только рубашках. И капитаны, и знатные люди со связанными руками, не произнося ни единого слова, входили через ворота в лагеря инки, который принял их с большим благодушием. Кольа, встав на колени, сказали ему, что они не пришли просить милосердия, ибо хорошо знали, что недостойны, чтобы инка применил его к ним из-за их неблагодарности и великого упорства; что они просто просили его приказать своим воинам прикончить их кинжалами, чтобы они стали примером и другие не решились бы, как они, проявить непокорность сыну Солнца.

Инка приказал, чтобы один из его капитанов ответил бы от его имени и сказал бы им, что отец Солнце послал его на землю не для того, чтобы убивать индейцев, а чтобы приносить им благодеяния, вызволяя их из животной жизни, которую они вели, и обучая их познанию Солнца, своего господа, чтобы дать им порядок, законы и правление, чтобы они жили бы как люди, а не как животные; e что он ради исполнения этого приказания шел из земли в землю, в которых он не нуждался, чтобы привлекать индейцев к служению Солнцу, и что он, как его сын, прощает их и приказывает им жить, хотя они недостойны этого, а что за бунт, который они подняли, его отец Солнце должен был наказать и наказал их, что вызывает у инки сожаление; что с этих пор и дальше они должны загладить свою вину и проявлять покорность приказаниям Солнца, благодаря благодеяниям которого они будут жить в процветании и покое. Дав им этот ответ, он приказал одеть и лечить их, и чтобы с ними обходились по возможности лучше. Индейцы вернулись в свои дома, рассказывая о зле, которое им причинил их бунт, и что они остались жить благодаря милосердию инки.

Глава VII ПОКОРЯЮТСЯ МНОГИЕ СЕЛЕНИЯ; ИНКА ПРИКАЗЫВАЕТ ВОЗВЕСТИ ПЛЕТЕНЫЙ МОСТ

Затем новость о повальной смерти в том сражении и что она явилась наказанием, которому Солнце подвергло тех индейцев, потому что они не покорились его сыновьям инкам и не пожелали принять его благодеяния, распространилась по всей округе. В связи с этим многие селения, находившиеся еще дальше и жители которых [уже] поднялись на борьбу и построили военные лагери, чтобы оказать сопротивление инке, [сами] разрушили их, и, зная его милосердие и кротость, направились к нему, и попросили у него прощения, и умоляли его, чтобы он взял бы их своими вассалами, и что они были бы счастливы стать таковыми. Инка принял их весьма любезно и приказал дать им [свою] одежду и другие дары, чем индейцы остались весьма довольны, рассказывая повсюду, что инки были настоящими сыновьями Солнца.

Этими селениями, которые принесли покорность инке, были те, что расположены от Вайчу до Кальа-марка, на юге по дороге из Лос-Чаркас, имеющей тридцать лиг пути. Инка прошел дальше от Кальа-марка еще двадцать четыре лиги по той же самой королевской дороге из Лос-Чаркас до Каракольо, подчинив служению себе все селения, которые находятся по одну и по другую руку от королевской дороги, пока он не достиг лагуны Париа. Оттуда он вновь повернул на восток, к Андам, и дошел до долины, которую сегодня называют Чуки-апу, что на всеобщем языке означает капитанское копье, или главное копье, что одно и то же. В том округе он приказал заселить перемещенными индейцами много селений, ибо он признал, что те долины были более жаркими для выращивания кукурузы, чего нельзя было сказать о всех остальных провинциях, значащихся под этим названием Кольа. Из долины Кара-кавту он пошел на восток до склонов великой Кордильеры и снежных гор Анд, расположенных в тридцати и более лигах от королевской дороги Ума-суйу.

На тех дорогах и в покорении людей, и в начертании планов селений, которые были им заселены, и в наведении порядка в своих законах, и в правлении он провел три года. Он вернулся в Коско, где был встречен величайшим праздником и ликованием. И, проведя в отдыхе два или три года, он приказал собрать к следующему лету провиант и людей для осуществления нового завоевания, чтобы душа его не страдала от праздности, и еще потому, что он вознамерился пойти на запад от Коско, где находилось то, что они называли Конти-суйу и включало в себя многие и большие провинции. А так как ему было необходимо переправиться через большую реку, называемую Апу-римак, он приказал соорудить мост, по которому переправилась бы его армия. Он дал им план, как его следовало соорудить, обсудив его с некоторыми весьма талантливыми индейцами. И, поскольку писатели из Перу хотя и говорят, что [там] имеются мосты из плетеного камыша, но не рассказывают, каким образом они строились, я счел нужным описать его здесь для тех, кто не видел их, и еще потому, что этот [мост] был первым плетеным мостом, который построили в Перу по приказу инков.

Чтобы построить один из тех мостов, они собирают огромнейшее количество ивовых кустов, которые, однако, не являются такими же, как в Испании, — они другого вида, с тонкими и жесткими ветвями. Из трех простых ивовых лоз делается очень длинная плетенка, размером в длину, которую должен иметь мост. Из трех плетенок по три ивовые лозы делаются другие [плетенки] по девять лоз; из трех таких делаются другие плетенки, которые вместе имеют уже двадцать семь ивовых лоз, а из трех таких делаются другие, еще более толстые; и таким образом они увеличивают и утолщают плетенки, пока они не становятся такими толстыми, как тело человека, а то и толще. Таких очень толстых плетенок делается пять. Чтобы переправить их на другой берег реки, индейцы переправляются [туда] вплавь или на плотах. Они берут тонкий шнур, к "которому привязывают канат толщиною с трос из пеньки, которую индейцы называют чавар; к этому канату привязывается одна из плетенок, и огромная толпа индейцев тянет ее, пока она не перейдет на другую сторону [реки]. И, перетащив все пять [плетенок], они укладывают их на две высокие опоры, которые сделаны прямо из скалы (pena viva), где таковая имеется, а если она там не обнаружена, [то] опоры высекаются из таких же крепких, как скала, камней. Мост над [рекой] Апу-римак, который находится на королевской дороге из Коско в Лос-Рейес, имеет одну подпорку, [вырубленную] прямо в скале, а другая сделана из камней. Опоры на земле — пустотелые, с крепкими стенами по сторонам. В тех пустотах между одной и другой стенами каждая опора имеет пять или шесть поперечных балок, таких толстых, как быки, расставленных в своем порядке и соразмерности (compas), как ручная лестница; индейцы накручивают на каждую из этих балок каждую из толстых плетенок из ивовой лозы, чтобы мост был натянут и не ослабевал под своей собственной тяжестью, которая была огромна; однако, сколь сильно они ни тянули ее, она всегда вытягивается и провисает дугой, поэтому, войдя [на мост], до середины спускаются, а выходят, поднимаясь до самого конца, и при любом несколько более сильном ветре он начинает раскачиваться.

Три толстые плетенки они укладывают в качестве пола моста, а две другие ставят по одну и другую стороны вместо перил. На те [плетенки], которые служат полом, они кладут тонкие, как прутья, деревья, сложенные и переплетенные, как плетень, занимающий всю ширину моста, которая равна двум варам в ширину. Они кладут то дерево для сохранения плетенок, чтобы они не ломались бы так быстро, и крепко связывают их с самими плетенками. На дерево они накладывают большое количество связанных и уложенных в своем порядке ветвей. Они кладут их так, чтобы ногам животных было бы во что упираться и чтобы они не скользили и не падали бы. Нижние плетенки, которые служат полом, и верхние, которые служат перилами, оплетены множеством очень крепко привязанных ветвей и тонких деревьев, которые образуют стенку вдоль всего моста, и он становится таким крепким, что по нему переходят люди и животные. [Мост] над Апу-римаком, являющийся самым длинным из всех [мостов], имеет шагов двести в длину. Я не измерял его, но в Испании вместе с теми, кто ходил по нему, мы старались подсчитать, и все давали ему [именно] эту длину, и скорее даже большую, нежели меньшую. Я видел многих испанцев, которые не спешивались, чтобы перебраться через мост, а некоторые переезжали его рысью, чтобы показать отсутствие страха, что не было лишено некоторого безрассудства, Эту столь гигантскую махину (maguina) начинают строить из трех только ивовых лоз, превращая в столь мощное и великолепное сооружение, каким оно [здесь] представлено, хотя и плохо нарисовано. Сооружение действительно чудесное; оно кажется невероятным, если бы его нельзя было бы увидеть, как [можно] увидеть сегодня, ибо всеобщая нужда в нем защитила и сохранила мост, хотя он мог бы быть разрушен временем, как случилось с другими, столь же крупными и [даже] большими [мостами], которые повстречали испанцы на той земле. Во времена инков те мосты подновлялись каждый год; на работы приходили соседние [с ним] провинции, между которыми в зависимости от их близости [к сооружению], от количества и возможностей индейцев каждой провинции были распределены [изготовление и доставка] материалов. Сегодня происходит то же самое.

Глава VIII МОЛВА О МОСТЕ ПРИВОДИТ К ДОБРОВОЛЬНОЙ ПОКОРНОСТИ МНОГИЕ НАРОДЫ

Узнав, что мост уже построен, инка поднял свою армию, в которой он вел двенадцать тысяч воинов с опытными капитанами, и направился к мосту, где он обнаружил добрый гарнизон людей для его защиты, если противники захотели бы его сжечь. Но они были столь восхищены новым сооружением, сколь жаждали заполучить своим господином [того] князя, приказавшего построить такую махину, ибо индейцы Перу в те времена, и даже когда пришли испанцы, отличались такой простотой, что, когда появлялась какая-нибудь новая вещь, кем-то другим изобретенная, и которую они не видели, этого было достаточно, чтобы они покорились и признали бы сыновьями Солнца тех, кто ее создал. Именно так, а не иначе они были настолько поражены видом испанцев, сражающихся верхом на таких яростных, как им показалось, животных, как лошади, стреляющих из аркебузов и убивающих противника в двухстах и трехстах шагах, что они сочли их за богов и в первой же конкисте покорились. Благодаря этим двум вещам, которые оказались главными из того, что они увидели в испанцах, они посчитали их сыновьями Солнца и почти без сопротивления покорились им, как это случилось тогда; и уже здесь [в Испании] всякий раз они проявляли и проявляют восхищение и признание [чужого превосходства], когда испанцы показывают какую-нибудь новую для них и дотоле невиданную штуку, будь то мельницы для помола пшеницы, пашущие буйволы, строительство сводной арки из камня при возведении мостов через реки, ибо им кажется, что вся та огромная тяжесть повисла в воздухе; они говорят, что за подобные и другие дела (cosas), с которыми они сталкиваются ежедневно, испанцы достойны того, чтобы им служили индейцы. Поскольку во времена инки Майта Капака была еще большей эта простота, те индейцы восприняли сооружение моста с таким восхищением, что он один внес вклад, благодаря которому многие провинции той округи приняли инку без всяких возражений, и среди них была одна, именуемая Чумпи-вилька, которая расположена в округе Конти-суйу и имеет двадцать лиг в длину и более десяти в ширину: они с большим удовольствием признали его своим господином как благодаря его славе сына Солнца, так и чуда нового сооружения, ибо им казалось, что подобные дела могли совершать только люди, спустившиеся с неба. Только в селении, именуемом Вильильи, он встретил некоторое сопротивление; там местные жители построили укрепление вне селения и укрылись в нем. Инка приказал окружить его со всех сторон, чтобы ни один индеец не ушел; с другой стороны, он призвал их к себе с обычным милосердием и кротостью.

Те [люди] из укрепления по прошествии немногих дней — их прошло не более двенадцати или тринадцати, — сдались, и инка полностью простил их, а оставив ту провинцию умиротворенной, он пересек ненаселенные [земли] Конти-суйу, что составляло десять и шесть лиг пути; он обнаружил [там] недоброе болото шириною в три лиги, которое лежало по одну и по другую руку вдоль многих земель, препятствуя проходу армии.

Инка приказал проложить по нему дорогу, которую соорудили из больших и маленьких камней, между которыми насыпался земляной дерн. Сам инка работал на строительстве, обучая [индейцев] мастерству или помогая поднимать большие камни, которые укладывались в сооружение. Этот пример вызвал такое усердие у его людей, что шоссе было готово за несколько дней, хотя оно было шесть вар в ширину и две в высоту. Это шоссе пользовалось и пользуется сегодня великим почтением у индейцев той местности как по причине того, что сам инка работал над [этим] сооружением, так и благодаря той пользе, которую они получают, передвигаясь по нему, ибо оно намного сократило их путь и те усилия, которые прежде приходилось вкладывать, чтобы пересечь болото с одной либо с другой стороны. И по этой причине они проявляют величайшую заботу о его ремонте, чтобы камень, не успев упасть, уже стоял бы снова на своем месте. Они поделили его между своими областями, чтобы каждый народ заботился бы о своей части [шоссе], и благодаря упорству одних и других оно содержится так, словно его только сегодня закончили [строить]; и в любом общественном строительстве существовало такое же распределение [обязанностей] по родовым линиям, если сооружение было небольшим, либо по провинциям, если оно было очень крупным, как-то: мосты, хранилища, королевские и другие подобные сооружения.

Дерн приносит шоссе большую пользу, ибо корни, переплетаясь между собой среди камней, обхватывают, и сцепляют, и очень сильно укрепляют их.

Глава IX ИНКА ЗАХВАТЫВАЕТ ДРУГИЕ МНОГОЧИСЛЕННЫЕ И КРУПНЫЕ ПРОВИНЦИИ И МИРНО УМИРАЕТ

[Когда] шоссе было построено, инка Майта Капак прошел [болота] вошел в провинцию, именуемую Алька; много индейцев, воинов из всей окрестности, вышли защитить от него проходы на ужаснейших откосах и тяжелых перевалах, которые имеются на дороге; они такие [опасные], что передвижение по ним даже в самое мирное время вызывает ужас и страх, возрастающий во много раз, когда, двигаясь по ним, нужно преодолевать сопротивление противника. На тех переходах инка проявил столько благоразумия, и выдумки (consejo), и столь прекрасное военное искусство, что, несмотря на то что они защищали их с одной и с другой стороны и гибло много людей, он постоянно отвоевывал земли у противников. Видя, что они не могут оказать ему сопротивление на столь труднодоступных проходах, скорее день ото дня проигрывая [войну], они решили, что инки действительно были сыновьями Солнца, поскольку показали себя непобедимыми. С этой пустой верой (хотя они сопротивлялись более двух месяцев), с общего согласия всей провинции они признали его королем и господином, обещая ему верность преданных вассалов.

Инка вошел с великим триумфом в [их] главное селение, именуемое Алька. Оттуда он пошел в другие крупные провинции, имена которых Тау-рисма, Кота-васи, Пума-тампу, Пари-вана Коча, что означает озеро птиц фламинго, потому что на небольшом клочке незаселенной земли, который имеется в той провинции, лежит большое озеро: на языке инки они называют коча море и любое озеро или лужу с водой, а пари-вана означает птицу, которую в Испании зовут фламинго, и из этих двух слов они составляют одно, говоря Пари-вана Коча, называя ими ту провинцию, которая отличается красотой, плодородием и величиной и имеет много золота; а испанцы делают синкопу, называя ее Парина Коча. Пума-тампу означает хранилище львов и составлено из пума, что значит лев, и тампу, что значит хранилище: должно быть, в той провинции когда-то имелось логово львов или в ней больше львов; чем в любой другой [провинции].

Из Пари-вана Коча инка пошел дальше, пройдя ненаселенные земли Коро-пуны, в которой возвышается красивейшая и высочайшая снежная пирамида, которую индейцы с большим уважением называют Baea, что среди прочих значений, которые имеет это слово, здесь означает восхитительная (оно так и есть), и по своей старой простоте жители округи боготворили ее за ее высоту и действительно восхитительнейшую красоту Пройдя незаселенные земли, он вошел в провинцию, именуемую Аруни оттуда он прошел в другую, которую они зовут Кольава, которая доходит до долины Аре-кепа, что, согласно отцу Блас Валера, означает звучная труба.

С большой легкостью для себя инка Майта Капак подчинил и включил в свою империю все эти народы и провинции, проявившие со своей стороны большую кротость. Ибо, поскольку они слышали о подвигах, которые совершили инки па тяжелых и ужасающих переходах в горах Алька, [и] считая их непобедимыми и сыновьями Солнца, они радовались [возможности] стать его вассалами. В каждой из тех провинций инка останавливался на время, которое было необходимо, чтобы дать ей порядок и законы, как полагалось для хорошего правления и ее спокойствия. Обнаруженная им долина Арекепа не имела обитателей; оценив плодородность [этого] места, теплоту воздуха, он решил перевести [туда] большое число тех индейцев, которых он завоевал, чтобы заселить ими ту долину. Разъяснив им выгоды и пользу, которые они получат, заселив то место и насладившись той землей, [и] не только те, кто [непосредственно] заселит ее, но также и весь его народ, ибо все они с избытком воспользуются благами той долины, он отобрал более трех тысяч дворов (casas) и основал четыре или пять селений. Одно из них называют Чимпа, а другое Сука-вайа, и, оставив в них губернаторов и других нужных министров, он вернулся в Коско, затратив на эту вторую конкисту три года, за время которых он подчинил и включил в свою империю в направлении, именуемом Кунти-суйу, почти девяносто лиг в длину, а в ширину — в одних местах десять или двенадцать, а в других пятнадцать лиг. Все эти земли соприкасались с теми, которые уже были завоеваны и подчинены его империей.

В Коско инка был встречен величайшими торжественными празднествами и ликованием, танцами и песнями, сочиненными в честь его побед. Инка, наградив своих капитанов и солдат благодеяниями и милостями, распустил свою армию, и, считая, что на тот период времени было достаточно того, что он завоевал, он решил отдохнуть от прошлых трудов и заняться своими законами и указаниями для хорошего правления своим королевством, [уделяя] особую заботу и внимание благодеяниям для бедных, вдов и сирот, на что он затратил оставшуюся часть своей жизни, которая, как и у предшественников, насчитывала более или менее тридцать лет царствования, хотя достоверно неизвестно, сколько [лет] он царствовал и сколько прожил, и я не смог узнать (pude haber) большего о его деяниях. Он скончался весь в подвигах и трофеях, которые совершил и добыл на войне и в мире. О нем горевали и плакали [целый] год в соответствии с обычаем инков; он был очень любим и желаем своими вассалами. Он оставил полновластным наследником Капака Йу-панки, своего первородного сына от своей сестры и жены Мама Кука. Помимо принца [наследника], он оставил других сыновей и дочерей, как от тех [женщин], которых называют законными по крови, так и от незаконных.

ГлаваХ

КАПАК ЙУПАНКИ, ПЯТЫЙ КОРОЛЬ, ЗАВОЕВЫВАЕТ МНОГИЕ ПРОВИНЦИИ В КУНТИ-СУЙУ

Инка Капак Йупанки, имя которого уже объяснено именами ею предшественников, после того как умер его отец, принял в знак восхождения [на престол] красную повязку с бахромой (borda) и, совершив подношение подарков, отправился посетить всю свою землю и прошел по ее провинциям, интересуясь, как живут их губернаторы и остальные королевские министры: он истратил на посещения два года. Он возвратился в Коско [и] приказал собрать к следующему году людей и провиант, потому что задумал конкисту в направлении Кунти-суйу, что значит на запад от Коско, где, как он знал, находились многочисленные и большие провинции с многочисленным населением. Чтобы пройти к ним, он приказал на большой реке Апу-римак, в местности, именуемой Вака-чака, соорудить другой мост, расположенный ниже [моста] в Акча, и он был построен со всем усердием и оказался более длинным, чем предшествующий/ибо в том месте река течет уже более широко.

Инка вышел из Коско и повел почти двадцать тысяч воинов; он дошел до моста, находящегося в восьми лигах от города, — дорога, весьма неровная и тяжелая, ибо один лишь склон, по которому следует спускаться к реке, имеет три большие лиги почти перпендикулярного спуска, хотя высота его [по прямой] не достигает половины лиги; а подъем по другую сторону реки — еще три лиги. Пройдя мост, он вошел в прекрасную провинцию, именуемую Йана-вара, в которой сегодня находится более тридцати селений; неизвестно, сколько их было тогда, но первое же селение, которое стояло на той стороне [реки] и которое они называют Пити, вышло [навстречу инке] со всеми своими жителями — мужчинами и женщинами, стариками и детьми, с великим праздником и ликованием, с громкими песнями и обращениями к инке, и они признали его своим господином и свою покорность и вассальную зависимость. Инка принял их с большим одобрением и дал им большие подарки из одежды и других вещей, которые обычно имелись при его дворе. [Люди] из селения Пити направили посланников в остальные селения своей округи, принадлежавшие тому же народу Йана-вара, сообщая им о приходе инки и как они признали его королем и господином; их примеру последовали остальные кураки, и с большой радостью они поступили так же, как и [люди] из Пити.

Инка принял их, как и первых, и одарил милостями и подарками, и для большего их удовлетворения он пожелал увидеть и посетить все их селения, расположенные на пространстве в двадцать лиг длиною и более пятнадцати шириною. Из провинции Йана-вара он прошел в другую, именуемую Аймара. Между этими двумя провинциями находится ненаселенная земля протяженностью в пятнадцать лиг. По другую сторону ненаселенной земли на холме, который называют Муканса, он встретил огромное число людей, намеревавшихся преградить ему дорогу и вход в свою провинцию, которая имеет более тридцати лиг в длину и более пятнадцати в ширину, населенную множеством людей, с многочисленным скотом, богатую шахтами с золотом, и серебром, и свинцом, которая до завоевания [инками] имела более восьмидесяти селений.

Инка приказал расположить свою армию у подножья холма, чтобы отрезать выход противникам, которые, будучи варварами, не [зная] военное искусство, бросили свои селения и собрались на той горе, как в укрепленном месте, не обращая внимания, что оказались обложенными, как в загоне. Много дней инка не хотел начинать бой и не допускал, чтобы им причинялось бы иное зло, кроме как оказание противодействий их снабжению провиантом, что могло случиться, ибо голод должен был заставить их сдаться; с другой стороны, он предлагал им мир.

Так более месяца упорствовали одни и другие, пока восставшие индейцы, вынуждаемые голодом, не направили посланцев к инке, заявляя, что они готовы и согласны признать его своим королем и поклоняться ему как сыну Солнца, если он в качестве такового сына Солнца даст им свою клятву и слово завоевать и включить в свою империю (после того как они покорятся) соседнюю с ними провинцию Ума-суйу, населенную воинственными и тираническими людьми, которые проникали к ним, пожирая их провиант прямо у самых дверей их домов, и причиняли им другие беды, в результате чего возникали войны со многими смертями и грабежами, [и], хотя они много раз замирялись, столько же раз вновь разгорались войны и всегда из-за тирании и нарушения соглашений [людьми] из Ума-суйу; поэтому они умоляли его, поскольку им придется стать его вассалами, чтобы он избавил их от тех злых соседей, и что на этом условии они покоряются ему и признают князем и господином.

Инка через одного капитана ответил, что он пришел туда ради уничтожения безрассудства и обид и обучения всех тех варварских народов, чтобы они жили по человеческим, а не по звериным законам, чтобы указать им познание своего бога Солнца, и что уничтожение обид и приведение к разуму индейцев являются обязанностью (oficio) инки; [поэтому] у них не было причин ставить условием то, что король был обязан осуществлять по службе; что он принимал их своими вассалами, но не на их условиях, ибо они должны были не диктовать ему законы, а принимать их от сына Солнца; что же касалось их распрь, ссор и войн, то пусть они оставят их на усмотрение инки, ибо он знал, что следовало делать.

С этим ответом вернулись послы, а на следующий день пришли все индейцы, которые укрывались на том холме и которых было более двенадцати тысяч воинов; они привели с собой своих женщин и детей, которых было более тридцати тысяч душ, [и] все они шли по своим отрядам, включавшим людей из каждого отдельного селения, и, встав по своему обычаю на колени, они выразили покорность инке, и вручили ему себя в вассальную зависимость, и в знак этого они отдали ему золото, и серебро, и свинец, и все остальное, чем владели. Инка принял их с великой лаской и приказал, чтобы им дали еду, ибо они исстрадались от голода, и обеспечивали бы их провиантом, пока они не доберутся до своих селений, чтобы они не страдали бы в пути, и он приказал им, чтобы они разошлись бы затем по своим домам.

Глава XI ЗАВОЕВАНИЕ АЙМАРА, ПРОЩЕНИЕ КУРАКОВ. ОНИ УСТАНАВЛИВАЮТ ПОГРАНИЧНЫЕ ЗНАКИ НА СВОИХ ГРАНИЦАХ

Разослав [по домам] людей, инка пошел в одно. из селений той самой провинции Аймара, которое называется Вакирса, состоящее сегодня более чем из двух тысяч домов, а оттуда он направил [своих] посланцев к касикам Ума-суйу. Инка приказал им предстать перед ним, ибо он, как сын Солнца, хотел выяснить разногласия между ними и их соседями, [людьми] из Аймара, относительно пастбищ и лугов и [сообщил], что ожидает их в Вакирса, чтобы дать им законы и указы, благодаря которым они будут жить как разумные люди и не будут убивать [друг друга] как тупые звери за столь незначительные вещи, как пастбища для их скота, поскольку было очевидным, что и одним и другим хватало места пасти скот. Кураки из Ума-суйу, собравшись вместе, чтобы обсудить ответ, дабы он был общим, ибо таким именно был приказ [инки], заявили, что они не нуждаются в инке, чтобы идти туда, где он находился, но что если инка нуждался в них, то. пусть он ищет с ними встречи на их землях, где они ждут его с оружием в руках, и что они не знают, является ли он сыном Солнца, и не считают своим богом Солнце, и не хотят его [считать таковым]; что у них были природные боги своей земли, с которыми им было хорошо, и они не желали других богов; пусть инка дает свои законы и распоряжения (prematicas) тем, кто хочет соблюдать их, для них же было очень хорошим законом добывать оружием то, в чем они нуждались, и силой отнимать это у любого, кто этим владеет, а самим защищать свои земли от любого, кто ступит на них, причиняя им неприятности; что таков был их ответ, а если инка хотел иного, они его дадут ему на поле боя как храбрые солдаты.

Инка Капак Йупанки и его мастера боя, рассмотрев ответ [кураков] Ума-суйу, решили как можно быстрее захватить их селения, чтобы, застав их врасплох, подавить их решимость и наглость скорее страхом и угрозой оружием, нежели причинением вреда, ибо, как уже говорилось, для всех королей — потомков первого инки Манко Капака было законом и его ясным приказом ни в коем случае не проливать кровь, если этого хоть как-то можно было избежать, и чтобы они старались привлекать к себе индейцев лаской, и благодеяниями, и доброй сноровкой, ибо так завоеванные ими вассалы будут любить их по любви, а в противном случае, как покоренные и принуждаемые оружием, они будут ненавидеть их. Инка Капак Йупанки, понимая всю полезность для себя соблюдения этого закона ради увеличения и сохранения своего королевства, приказал со всей тщательностью подготовить восемь тысяч самых отборных из всей его армии мужей, с которыми он, шагая дни и ночи, в очень короткий срок оказался в провинции Ума-суйу, где проявлявшие беспечность противники ожидали встретить его не раньше, чем через месяц, поскольку его сопровождали огромная армия и большие трудности. Однако увидев его столь неожиданно с избранным войском посреди своих селений и [понимая], что вся остальная [армия], которая осталась позади, шла за ним следом, они решили, что не смогут достаточно быстро собраться вместе, чтобы защитить себя, ибо инка раньше успеет сжечь их дома; кураки, испытывая раскаяние за свой дурной ответ, бросив оружие и известив друг друга посланниками, со всей поспешностью направились просить милосердия и прощения за [свое] преступление. По мере того как они приходили, одни раньше, а другие позже, они предстали перед инкой и молили его простить их, ибо признавали его сыном Солнца, и просили, чтобы он, будучи сыном такого отца, взял бы их своими вассалами, публично обещая верно служить ему.

Инка совсем вопреки страхам курак, считавших, что он прикажет обезглавить их, принял их с великим милосердием и приказал сказать, что он не удивлялся, что они, будучи плохо образованными варварами, не понимали того, что было полезно для их религии [и] для их духовной жизни; что стоит им только испробовать вкус порядка и правления его предшественников королей, как они будут счастливы стать его вассалами, и что точно так же они станут презирать своих идолов, как только познают и признают множество благодеяний, которые они и весь мир получают от его отца Солнца, за что оно воспринимается как бог и достойно поклонения [в отличие от] тех, кого они называли богами своей земли, которые, будучи фигурами грязных и презренных животных, были прежде всего достойны презрения, а не поклонения как богам; посему он приказывал им, чтобы они во всем и всюду слушались его и делали бы то, что инка и его губернаторы прикажут им как в религии, так и в законах, потому что и одно и другое было приказано его отцом Солнцем.

С великим унижением кураки ответили, что обещают не иметь иного бога, кроме Солнца, его отца, не соблюдать иных законов, кроме тех, что он пожелает дать им; что, судя по тому, что они слышали и видели, они поняли, что все приказания делались ради чести и блага его вассалов. Инка, желая оказать милость новым вассалам, направился в главное селение той провинции, называвшейся Чирарки, и там, будучи осведомлен о расположении пастбищ, о которых шли споры и войны, и, рассудив то, что подходило обеим сторонам, приказал проложить границы там, где он счел, что будет лучше всего, дабы каждая из провинций знала свою часть [земель] и не проникала бы в чужую. Эти пограничные знаки охранялись и охраняются сегодня с великим почтением, ибо они были ?первыми установлены в Перу по приказу инки.

Кураки обеих провинций поцеловали руки инке, долго благодаря его за то, что их всех так удовлетворил раздел [земель]. Король, не торопясь, посетил те две провинции, чтобы утвердить свои законы и указания, и, совершив это, он решил вернуться в Коско и пока не продолжать завоевания, хотя он мог бы это сделать, о чем свидетельствовали процветание и добрый успех, которые сопутствовали ему до этого. Инка Капак Йупанки вошел со своей армией в свой королевский двор как триумфатор — кураки и знать из трех вновь завоеванных провинций, шедшие с королем посмотреть имперский город, несли его на своих плечах в золотых носилках в знак того, что они покорились и вошли в его империю. Вокруг носилок шли его капитаны, а впереди — воины, [сохраняя] военный строй и порядок, по эскадронам, каждая провинция отдельно от другой, по старшинству, в зависимости от того, когда они были завоеваны и подчинены империей, ибо те, кто были первыми из них, шли ближе всего к инке, а самые последние [шли] дальше всех. Весь город вышел встретить его с песнями и танцами, как это было принято.

Глава XII ИНКА ПОСЫЛАЕТ ЗАВОЕВАТЬ КЕЧВА. ОНИ ПОКОРЯЮТСЯ ДОБРОВОЛЬНО

Четыре года инка посвятил правлению и благодеяниям своим вассалам; однако ему показалось, что было неразумно тратить столько времени на спокойную жизнь и удовольствия в мире, и поэтому следовало уделить время военным занятиям; он приказал особо внимательно запастись провиантом и оружием и подготовить людей к наступающему году. Когда пришло время, он избрал генерал-капитаном своего брата по имени ауки Титу, а четырех инков из [числа] самых близких родственников, людей опытных в мире и войне, [назначил] мастерами боя, чтобы каждый из них возглавил одну терцию в пять тысяч воинов и все впятером командовали бы армией. Он приказал продолжить дальше завоевание, начатое им в округе Кунти-суйу. И, чтобы положить доброе начало кампании, он направился с ними до моста в Вака-чака; обязав их следовать примеру инков, своих предшественников, в завоевании индейцев, он вернулся в Коско. Инка-генерал и его мастера боя вошли в одну провинцию, именуемую Кота-пампа; они нашли господина [этой] провинции, которого сопровождал один его родственник, господин другой провинции, которую называют Кота-нера; обе они [принадлежали] народу, называвшемуся кечва. Касики, узнав, что инка направил свою армию в их земли, собрались вместе, чтобы признать его полностью [и] добровольно своим королем и господином, ибо они уже много дней желали этого, и поэтому они вышли в сопровождении множества людей с танцами и пением, и приняли инку ауки Титу, и с проявлениями большого удовлетворения и радости сказали ему: «Добро пожаловать тебе, инка апу (что значит генерал); ты дашь нам новое существо и новое качество, сделав нас слугами и вассалами сына Солнца; за это мы поклоняемся тебе, как его брату, и сообщаем тебе как чрезвычайно достоверную новость (cosa), что если бы ты не явился так скоро покорить и подчинить нас служению инке, то в наступающем году мы, как решили, пришли бы в Коско отдать себя королю и просить его приказать принять нас в свою империю, ибо слава подвигов и чудес, совершенных этими сыновьями Солнца в мире и на войне, превратила нас в таких сторонников [инков], и жаждущих служить им, и стать их вассалами, что каждый день становился для нас годом. Мы также хотели этого, чтобы почувствовать себя свободными от тирании и жестокостей, которые с давних времен, со времен наших дедов и предшественников, причиняют нам народы чанка и анко-вальу и другие их соседи, ибо у них [наших предков] и у нас они захватили много земель и причиняют нам много беспорядков и держат нас в страшном угнетении; по этой причине мы хотим [войти] в империю инков, чтобы ощутить себя свободными от тиранов. Пусть Солнце, твой отец, покровительствует и защитит тебя, ибо ты исполнил наше желание». Сказав это, они выразили свою покорность инке и мастерам боя, и передали им много золота, чтобы они отослали его королю. После войны, [начатой] Гонсало Писарро, провинция Кота-пампа стала репартимьенто дона Педро Луиса де Кабрера, уроженца Севильи, а провинция Кота-нера и другая, с которой мы познакомимся ниже, именовавшаяся Вамам-пальпа, принадлежали Гарси-ласо де ла Вега, моему господину, и они были вторым репартимьенто, которые он имел в Перу: о первом мы расскажем дальше в нужном месте.

Генерал ауки Титу и капитаны ответили им от имени инки и сказали, что благодарят их за добрые намерения в прошлом и настоящую службу, что о том, и о другом, и о каждом слове, которое они произнесли, они дадут подробный отчет его величеству, чтобы он приказал бы наградить их, как награждали всех, кто служил ему. Кураки остались очень довольны, узнав, что инке станут известны их слова и служба; и поэтому они с каждым днем проявляли все большую любовь и с большей радостью выполняли все, что им приказывали генерал и его капитаны. Эти же, установив, как обычно, добрый порядок в тех двух провинциях, перешли в другую, именовавшуюся Вамам-пальпа; они также покорили ее без войны и какого-либо сопротивления. Инки переправились через реку Аманкай, текущую по тем провинциям двумя или тремя рукавами, которые, соединясь вместе несколько ниже, образуют многоводную реку, именуемую Аманкай.

Один из этих рукавов проходит через Чуки-инка, где имело место сражение Франсиско Эрнандеса Хирона с маршалом Алонсо де Альварадо, и на этой же самой реке годами раньше имело место [сражение] дона Диего де Альмагро и названного маршала и оба раза был побежден дон Алонсо де Альварадо, как будет более подробно рассказано в надлежащем месте, если господь позволит нам дойти до него. Инки шли, покоряя провинции, расположенные по одну и по другую стороны реки Аманкай; их было много, и они объединены [одним] этим названием кечва. В них много золота и скота.

Глава XIII НА МОРСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ ОНИ ЗАВОЕВЫВАЮТ МНОГИЕ ДОЛИНЫ. ОНИ КАРАЮТ СОДОМИТОВ

Установив в них порядок, необходимый для правления, они вышли на ненаселенные земли Вальа-рипа — горная цепь, знаменитая огромным количеством золота, которое было там добыто, и еще большим, которое осталось там для добычи, — и, пройдя через одну из полос (manga) ненаселенной земли, которая в том месте имеет тридцать пять лиг пути, они спустились на равнину, каковой является побережье моря. Всякую землю, являющуюся морским побережьем, и любую другую жаркую землю (tierra caliente), индейцы называют йунка, что означает жаркая земля: под этим названием йунка понимаются многие долины, которые имеются по всему тому побережью. Испанцы же называют долинами земли, которые орошаются реками, сбегающими в море с гор. Именно эта земля обитаема на том побережье, ибо все то, до чего не доходит вода, дающая влагу земле, необитаемо, потому что это мертвые пески, на которых не растет трава, ни что-либо иное, приносящее пользу.

В местности, через которую эти инки спустились в долины, находится долина Хакари, большая, плодородная и очень густо населенная, ибо в прошлые времена в ней проживало более двадцати тысяч жителей-индейцев, которых они с большой легкостью подчинили своей власти и службе. Из долины Хакари они прошли в долины, которые называются Увиньа, Камана, Кара-вильи, Пикта, Келька и другие, которые расположены дальше вдоль того побережья с севера на юг в пространстве длиною в пятьдесят лиг. А эти поименованные долины имеют в длину более двадцати лиг вниз по [течению] реки от гор до моря, а в ширину они имеют столько [земли], сколько может оросить река по одну и по другую руку, ибо одни орошают две лиги, другие — больше, а другие — меньше, в зависимости от того, мало или много воды они несут. Некоторым из рек того побережья индейцы не дают дойти до моря, выводя их из русел, чтобы орошать свои поля и рощи. Инка генерал ауки Титу и его мастера боя, без сражений подчинив служению своему королю все те долины, направили ему отчет обо всем случившемся и, в частности, передали ему, что, исследуя тайные обычаи тех местных жителей, их ритуалы, и церемонии, и их богов, каковыми являлись рыбы, которых они убивали, они обнаружили, что там имеются содомиты, но не во всех долинах, а в такой-то и такой, [и] не повально среди всех жителей, а среди некоторых из них, в тайне совершавших тот страшный грех. Они сообщили также, что в том направлении не было больше земель, чтобы завоевывать их, ибо то, что осталось позади [уже] завоеванным, закрыло [путь] дальше к югу побережья.

Инка весьма возрадовался сообщению о завоевании, а еще больше, что оно было проведено без пролития крови. Он послал приказ, чтобы они, наведя принятый порядок для правления, вернулись бы в Коско. И он особо приказал, чтобы с великим старанием они выследили бы содомитов и на общественной площади сожгли бы живыми тех, кого обнаружат, [и] не только виновных, но и подозреваемых в преступлении, сколь незначительным не было бы [подозрение]; точно так же следовало сжечь их дома, и стереть их с земли, и сжечь деревья из их владений, вырвав их с корнями, чтобы никоим образом не сохранилась бы память о столь мерзком деле, и провозгласить нерушимым законом, чтобы отныне и впредь они остерегались бы совершать подобные преступления под страхом, что за грехопадение одного [жителя] будет опустошено все его селение и сожжены все его жители вообще, как сейчас [сжигались] отдельные [преступники].

Все это было исполнено, как приказал инка, вызвав величайшее восхищение местных жителей всех тех долин этой новой карой, которая свершалась над гнусностью, которая вызывала такое отвращение у инков и у всего их поколения, что даже само только его имя было им столь ненавистно, что они никогда не касались его своими устами, а если какой-либо индеец из уроженцев Коско, даже не являвшийся инкой, в гневе, в ссоре с другим произносил его в виде оскорбления, то сам оскорбитель покрывал себя позором, и много дней остальные индейцы смотрели на него как на гнусный и омерзительный предмет, ибо он коснулся своими устами такого слова.

Генерал и его мастера боя, завершив все то, что инка приказал им, вернулись в Коско, где были встречены с триумфом и им были оказаны великие милости и благодеяния. По прошествии нескольких лет после конкисты, о которой было рассказано, инка Капак Йупанки решил лично предпринять новый поход и расширить границы своей империи в направлении, называвшемся Кольа-суйу, ибо в двух прошлых конкистах они не выходили за пределы округа, именовавшегося Кунти-суйу. С этим намерением он приказал, чтобы к наступающему году подготовились бы двадцать тысяч отборных солдат.

В то время как люди готовились [к походу], инка предусмотрел все то, что подходило для правления всем своим королевством. Он назначил своего брата генерала ауки Титу губернатором и наместником. Он приказал, чтобы четыре мастера боя, которые ходили с ним [в поход], остались бы советниками брата. Чтобы взять с собой, он отобрал других четырех мастеров боя и капитанов, которые руководили бы армией — только инков, ибо поскольку они были ими, то [люди] других народов не могли стать капитанами, и даже если солдаты, приходившие из различных провинций, приводили капитанов, избранных из своего собственного народа, то после того, как они вливались в королевское войско, каждому чужеродному капитану придавался начальником инка, приказу и указанию которого в военных делах он подчинялся, выполняя их как его лейтенант: этим путем всей армией командовали [только] инки, но при этом другие не лишались должностей, которые они занимали, ибо если бы у них их отняли, то они сочли бы себя отвергнутыми и лишенными милости. Потому что инки во всем, что не противостояло их законам и порядкам, всегда доставляли своим управлением удовольствие и удовлетворение куракам и провинциям каждого народа: благодаря этой мягкости в правлении, проявлявшейся в любом деле, индейцы с такой быстротой и любовью отзывались на призыв служить инкам. Он приказал, чтобы принц-наследник сопровождал бы его для обучения военному искусству, хотя ему было немного лет.

Глава XIV ДВА ВЕЛИКИХ КУРАКИ ПЕРЕДАЮТ ИНКЕ НА РЕШЕНИЕ СВОИ СПОРЫ И СТАНОВЯТСЯ ЕГО ВАССАЛАМИ

Настало время похода, и инка Капак Йупанки вышел из Коско и дошел до лагуны Париа, являвшейся последней оконечностью [империи] в том направлении, завоеванной его отцом. Он шел со своими министрами по дороге, собирая воинов, которые в каждой провинции уже были готовы [выступить]. Он проявил заботу о том, чтобы по одну и по другую сторону дороги посетить все селения, до которых мог добраться, чтобы своим присутствием оказать милость тем народам, и они считали эту милость посещения инкой своих провинций столь великой, что многие из них все еще сегодня хранят в памяти многие места или селения, в которых инки соблаговоляли сделать остановку в пути, чтобы отдать какой-то приказ, или оказать им какую-либо милость, или отдохнуть от дороги. Такие места [и] сегодня почитаются индейцами, поскольку там находились их короли. Инка, после того как он прибыл в долину Париа, стремился покорить своей власти селения, которые он обнаружил в той округе: одни покорялись ему из-за добрых вестей, которые они слышали об инках, а другие потому что не могли оказать ему сопротивление. Он был занят этими завоеваниями, когда к нему прибыли посланцы двух великих капитанов, которые вели друг с другом жестокую войну. А чтобы лучше понять [эту] историю, необходимо знать, что эти два великих курака были потомками двух знаменитых капитанов, которые в прошлые времена — еще до инков — каждый сам по себе отличился в тех провинциях, и завоевал много селений, и стал великим господином. Не удовлетворяясь завоеванным, они направили свое оружие один против другого ради присущего всем стремления царствовать, не признавая себе равных. Они вели жестокую войну; то один, то другой выигрывал и проигрывал ее, хотя, будучи отважными капитанами, они оба до конца своей жизни продолжали храбро бороться. Эту войну и борьбу они оставили в наследство своим сыновьям и потомкам, которые продолжали вести ее с тем же мужеством, как и их предки, вплоть до времени [царствования] инки Капак Йупанки.

Видя, что неутихавшая и жестокая война, которую они вели, уже не раз приводила их к почти полному истреблению, и опасаясь, что они уничтожат друг друга без какой-либо выгоды [хотя бы] для одного из них, ибо всякий раз их мужество и сила были одинаковыми, они по совету и по мнению своих капитанов и родичей пришли к соглашению отдать себя суду и воле инки Капак Йупанки и поступить так, как он прикажет и укажет им в отношении их войн и страстей. Они пришли к этому соглашению, побуждаемые прошлой и настоящей славой инков, чья справедливость и прямота вместе с чудесами, которые, как рассказывали, их [руками] совершал их отец Солнце, были так широко известны среди тех народов, что все они хотели познакомиться с ними. Одного того господина звали Кари, а другого Чипана: эти же имена имели их предки, начиная с самых первых; потомки хотели сохранить их в памяти, один за другим наследуя их имена, чтобы помнить и подражать своим старшим, ибо они были отважными [людьми]. Педро де Сиеса де Леон, глава сотая, коротко касается этой истории, хотя [по времени] ставит ее гораздо позже, чем она случилась; одного из кураков он называет Кари; а другого — Сапана. Поскольку кураки знали, что инка вел завоевания неподалеку от их провинций, они направили к нему посланников, сообщив ему о своих сражениях и борьбе, умоляя его, чтобы он счел бы за благо дать им позволение прийти поцеловать ему руки и передать ему самое подробное сообщение о своих страстях и разногласиях, чтобы его величество уладил бы их и примирил, что они публично заявляют, что сделают то, что инка прикажет им, поскольку весь мир признает его сыном Солнца, справедливость которого, они надеются, станет правосудием для обеих сторон, чтобы был бы вечный мир.

Инка выслушал посланников и ответил, что пусть кураки прибудут, когда сочтут удобным, а он постарается примирить их и надеется установить мир и сделать их друзьями, потому что законы и порядки, которые он им дает, будут приказаны его отцом Солнцем, с которым он посоветуется по тому делу, чтобы решение по нему оказалось бы наиболее разумным. Ответ очень обрадовал кураков, и через несколько дней они пришли в Парна, где находился инка, и вошли они туда с разных сторон, ибо так они договорились. Представ перед королем, они одновременно поцеловали ему руки, дабы ни один из них не имел преимущества перед другим. И Кари, земли которого были расположены ближе к инке, заговорил от имени обоих и подробно рассказал о ссоре, которая существовала между ними, и о ее причинах. Он сказал, что иногда ею была зависть, которую каждый из них испытывал к подвигам и богатствам другого, а в других случаях — амбиция и алчность толкали их на захват [чужого] государства (estado) или по крайней мере пограничных районов и на [расширение своей] юрисдикции; что они умоляли его величество умиротворить их, приказав то, что ему заблагорассудится, ибо они оба пришли для этого, устав от войн, которые ведутся между ними с давних пор Приняв их с обычной любезностью, инка приказал им провести один день в его армии и чтобы два самых пожилых капитана инки обучили бы каждый своего [кураку] законам, в основе которых лежит закон природы, при помощи которых инки правили своими королевствами, чтобы их вассалы жили в мире, уважая друг друга как в [делах] чести, так и имущества. А чтобы решить разногласия, которые имелись в отношении границ и юрисдикций, из-за которых у них возникали войны, инка направил двух: своих родичей инков провести в провинциях тех кураков расследование» чтобы выяснить корень причин тех войн. Будучи осведомлен обо всем и посоветовавшись с членами своего совета, инка позвал кураков и в немногих словах сказал им, что его отец Солнце приказывал ei для жизни в мире и согласии соблюдение законов, которым их обучили инки, и заботу о здоровье и росте [числа] вассалов, ибо войны прежде всего служили для уничтожения одних и других, а не для их приумножения; что они должны знать, что, видя их раздоры, другие кураки могут встать против них и покорить их, ибо они окажутся слабыми и обессиленными, и отнять у них их государства, и стереть навсегда память об их предках; в мире же все это и сохранится, и укрепится. Он приказал им установить в тех и тех местах пограничные знаки и не нарушать границ. Напоследок он сказал, что так приказывал и указывал его бог Солнце ради их жизни в мире и отдыхе, а инка подтверждал это под страхом строгого наказания того, кто это нарушит, ибо в их разногласиях он был судьей.

Кураки ответили, что полностью подчиняются его высочеству и ради любви, которой они прониклись к службе инке, они станут настоящими друзьями. Затем касики Кари и Чипана обсудили между собой законы инки, правление его домом, и королевским двором, и всем его королевством, мягкость, с которой он действовал на войне, и его справедливость, оказываемую всем, не допускавшую нанесения кому-либо обиды. Так они увидели, в частности, сколь мягким и беспристрастным было его отношение к ним обоим, и сколь справедливым был его раздел их земель. Рассмотрев и обсудив все это должным образом со своими родственниками и подданными, которых они привели с собой, они решили вручить себя инке и стать его вассалами. Они поступили так еще и потому, что видели, что империя инки очень близко подошла к их государствам и однажды неизбежно они будут завоеваны силой, ибо они не были столь могущественны, чтобы оказать ему сопротивление. Будучи благоразумными, они решили стать его вассалами добровольно, а не по принуждению, чтобы не утратить заслуги, которые они приобретали таким путем перед инками. Согласившись на этом, они предстали перед инкой и сказали, что просят его величество принять их к себе на службу, что они хотят стать вассалами и слугами сына Солнца и что с этого момента они передают ему свои государства; пусть его величество направит [своих] губернаторов и министров обучить новых подданных тому, что им следует делать на своей службе.

Инка сказал им, что благодарит их за доброе стремление и не забудет одаривать их каждый раз милостью. Он приказал вручить им много одежды для касиков из своего гардероба и другой, не такой дорогой, для их родичей; он оказал им много других богатых и высокоценимых милостей, чем кураки остались весьма довольны. Таким образом инка подчинил своей империи многие провинции и селения, которыми те два касика владели в области Кольа-суйу, среди которых были Поко-ата, Муру-муру, Макча, Кара-кара и все то, что находится на востоке от этих провинций до великой Кордильеры Анд, и еще все те огромные ненаселенные земли, которые доходят до оконечностей большой провинции, называемой Та-пак-ри, которую испанцы зовут Тапа-кари; [а] те ненаселенные земли имеют в поперечнике более тридцати лиг очень холодной земли, и, поскольку она является таковой, она не населена жителями, однако из-за множества пастбищ на ней обитает бесчисленное множество дикого и домашнего скота, и есть там множество источников такой горячей воды, что невозможно даже на миг удержать в них руку, а по пару (baho), который, выходя [из земли], выбрасывает вода, видно, где находится источник, если он даже расположен далеко. И вся эта горячая вода воняет серным камнем, и следует отметить, что среди этих источников столь горячей воды имеются другие с холоднейшей и очень вкусной водой, и из тех и других рождается река, которую называют Коча-пампа.

За большой ненаселенной землей с источниками начинается горный склон, спуск по которому до равнины провинции Танак-ри равен семи лигам пути; это был первый репартимьенто индейцев, которым владел в Перу Гарсиласо де ла Вега, мой господин. Он состоит из плодороднейших земель со множеством людей и скота и имеет двадцать лиг в длину и более двенадцати в ширину. В восьми лигах дальше расположена прекраснейшая провинция, именуемая Коча-пампа; [эта] долина с многоводной рекой, образующей долину, имеет тридцать лиг в длину и четыре в ширину. Среди прочих эти две прекрасные провинции вошли в то, что кураки Кари и Чипана подчинили [империи инков], когда они, как было рассказано, поступили так со своими государствами. С [этим] завоеванием империя инков увеличилась в длину на шестьдесят лиг. В провинции Коча-пампа, которая была столь прекрасной и плодородной, испанцы в году тысяча пятьсот шестьдесят пятом основали селение; они назвали его Сан-Педро-де-Карденьо, потому что его основателем был кабальеро, уроженец Бургоса, которого звали капитан Луис Осорио.

Завершив покорение, инка приказал, чтобы два мастера боя из тех, что находились с ним, направились в государство тех курак и взяли министров, необходимых для правления и обучения новых вассалов; проделав это, он счел, что для того года было вполне достаточно [уже] осуществленных завоеваний, ибо они оказались значительнее того, что он ожидал, и вернулся в Коско, взяв с собой обоих касиков, чтобы они увидели бы королевский двор, и чтобы одарить их, и торжественно принять при дворе. В городе их принимали очень хорошо, и обоим куракам было устроено множество празднеств, оказаны им честь и уважение, ибо так приказал инка. По прошествии нескольких дней он дал разрешение, чтобы они вернулись в свои земли, и они отправились весьма довольные милостями и благодеяниями, которые он им оказал, а перед отправлением инка сказал им, чтобы они были готовы, ибо он думал вскоре направиться в их государства на покорение индейцев, которые жили по другую сторону их [государств].

Глава XV ОНИ СТРОЯТ МОСТ ИЗ СОЛОМЫ, КАМЫША И ХУНСИИ НАД ДЕСАГУАДЕРО. ЧАЙАНТА ПОКОРЯЕТСЯ САМА

Инка Капак Йупанки был удовлетворен строительством моста, как мы говорили, в Вака-чака на реке Апу-римак, и поэтому он приказал построить другой [мост] в водоразделе лагуны Тити-кака, ибо он думал вскоре приступить к завоеваниям провинций, которые находились в Кольа-суйу, потому что та земля была ровной и удобной для передвижения армий, что благоприятствовало их завоеванию инками, и по этой причине они не успокоились, пока не завоевали весь тот округ. Мост в Вака-чака и все другие, имеющиеся в Перу, построены из плетенки; [мост] через ту реку, которую испанцы называют Десагуадеро, сделан из хунсии и других материалов. Он лежит на воде, как [мост] в Севилье, который составлен из лодок, а не висит в воздухе, как из плетенок, согласно нашему рассказу. Во всем Перу выращивается длинная трава, мягкая и упругая, которую индейцы называют ичу [и] которой они покрывают свои дома; та, что выращивается в Кольяо, имеет большие преимущества, и она — очень хороший подножный корм для скота; из нее кольа делают корзины, и маленькие коробы, и то, что они называют патакас (словно маленькие ларьки), и веревки, и канаты. Кроме этой хорошей травы, на. берегах Тити-кака выращивается в огромнейшем количестве хунсиа и шпажник, который иначе называется эпеа [камыш]. В нужное время индейцы провинций, которые обязаны строить мост, срезают огромное количество камыша и хунсии, чтобы они высохли, когда нужно будет возводить мост. Из соломы, о которой мы говорили, они делают четыре каната, [каждый] толщиною с ногу; два из них бросают на воду, [затем] переправляют с одного берега реки на другой, которая, если судить по поверхности, кажется, что не течет, а в глубине у нее сильнейшее течение, как утверждают те, кто пожелал на опыте убедиться в этом. На канаты, заменяющие лодки, накладывают огромные связки хунсии и камыша толщиною с вола, крепко связывая их одни с другими и с канатами; затем на связки хунсии и камыша бросают два других каната и крепко привязывают их к связкам, чтобы соединить и укрепить одно с другим. На эти канаты, чтобы они не так быстро ломались бы от топота животных, накладывают другое множество камыша в тонких связках размером с руку или ногу, которые в нужном порядке сшиваются одни с другими и с канатами. Эти маленькие связки испанцы называют шоссе моста. Мост в ширину имеет тринадцать или четырнадцать футов, и более вары в высоту, и более или менее сто пятьдесят шагов в длину, что дает возможность представить себе, какое количество хунсии и камыша необходимо для такого большого сооружения. И следует указать, что они обновляют его каждые шесть месяцев,—я хочу сказать, что строят его заново, ибо материалы, которые они употребляли, были такими слабыми, как солома, камыш и хунсиа, что их нельзя было снова употреблять. А чтобы мост был надежным, они обновляют его прежде, чем канаты протрутся и сломаются.

Этот мост и другие крупные сооружения, во времена инков были распределены между соседними провинциями, и они знали, какое количество материалов должна была каждая из провинций поставлять, и, поскольку это делалось из года в год, индейцы сооружали мост в кратчайшее время. Концы больших канатов, которые являлись основанием моста, вкапывались в землю, а не крепились на каменных подставках, к которым их привязывали. Индейцы говорят, что это было лучше всего для того типа (manera) моста; они делали так еще и потому, что меняли место, возводя мост иногда выше, а иногда ниже, но всегда рядом. Узнав, что мост построен, инка с принцем, своим наследником, вышел из Коско и прошагал в походном порядке до последних провинций касиков Кари и Чипана, каковыми являлись, как уже было сказано, Тапак-ри и Коча-жампа, Касики вместе с воинами были готовы нести службу инке. Из Коча-пампы они пошли в Чайанту; они пересекли лежащие между ними тридцать лиг плохих ненаселенных земель, где нет ни горсти полезной земли, а только утесы, и скалы, и каменные поля, и голый камень; ничто не растет в той пустыне, кроме сириосов (cirios), имеющих шипы длиною с палец на руке, из которых индианки делали иглы, чтобы шить то немногое, что они шили; те сириосы растут во всем Перу. Пройдя ненаселенную землю, они вошли в провинцию Чайанта, которая имеет в длину двадцать лиг и почти столько же в ширину. [Здесь] инка приказал принцу направить посланников с обычными требованиями.

У индейцев Чайанты не было единства относительно ответа на послание, ибо одни говорили, что было бы весьма справедливым, чтобы сын Солнца был бы принят господином, а его законы соблюдались бы, ибо следовало верить, что, коль скоро они были приказаны Солнцем, они были справедливы, мягки, и полезны, и все до одного направлены на благо вассалов, а не ради интересов инки. Другие заявили, что они не нуждались в короле и в новых законах, ибо те, что были у них, были хорошими, поскольку их соблюдали их предки, и что им хватало своих богов, [и незачем было] принимать новую религию и новые обычаи, но самым худшим они считали подчинение воле одного человека, который проповедовал религию и святость, а завтра, когда они станут покорны ему, он мог навязать им любые законы, которые будут во всем ему на пользу, а вассалам во вред, и что не следовало испытывать на себе это зло, а жить, как раньше, на свободе или на том умереть.

В этом разногласии они провели несколько дней, пока каждая из сторон пыталась отстоять свое мнение, однако, с одной стороны, страх перед оружием инки, а с другой — молва о его хороших законах и мягком правлении привели их к согласию. Они ответили, но не абсолютным согласием и не полным отказом, а объединив вместе оба мнения; они заявили, что с радостью приняли бы инку своим королем и господином, однако они не знают, какие законы он прикажет им соблюдать [и] окажутся ли они им на пользу или пойдут во вред. В силу этого они молили его о перемирии обеих сторон, и чтобы (пока их обучат законам) инка и его армия вошли в провинцию, дав им слово уйти и сохранить им свободу, если его законы не удовлетворят их; однако, если они окажутся столь хорошими, как он говорил, они будут поклоняться ему как сыну Солнца и признают его господином.

Инка ответил, что согласен с условием, на котором они его примут, хотя он мог бы покорить их силой оружия; однако он готов последовать примеру своих предков, что означало покорение вассалов любовью, а не силой, и своей верой и словом клянется оставить им свободу, которую они имели, если они захотят поклоняться его отцу Солнцу и соблюдать его законы, ибо он надеялся, что, узнав и поняв их, они не только не станут питать к ним отвращение, но полюбят их и будут испытывать боль, что не познали их много веков тому назад.

Дав это обещание, инка вошел в Чайанта, где был принят с почтением и послушанием, однако не с празднеством и ликованием, как имело место в других провинциях, потому что не было известно, во что выльется это соглашение. И так пребывали они между страхом и надеждой, пока пожилые мужи, избранные инкой, которых он имел в качестве советников и для управления армией, в присутствии наследного принца, который несколько дней находился при этом обучении, продемонстрировали им законы как своего идолопоклонства, так и правления государством; и это совершалось много раз и много дней, пока они хорошо не поняли их. Индейцы, внимательно изучив, сколько чести и пользы они им приносят, заявили, что Солнце и инки, его сыновья, дававшие людям такие правила и законы, достойны, чтобы им поклонялись и считали их богами и господами земли. Поэтому они обещали хранить их власть и установления и отвергнуть всех идолов, ритуалы и обычаи, которые у них имелись. И с этим публичным заявлением, сделанным перед принцем, они преклонились перед ним вместо его отца Солнца и инки Капак Йупанки.

Когда клятва была произнесена и закончилась торжественная церемония, начались, по их обычаю, грандиозные танцы и пляски, незнакомые инкам. Они вышли разодетые в праздничные украшения и с песнями, сложенными для восхваления Солнца и инков, и их добрых законов и правления, радовались (festinaron) и служили им со всем проявлением любви и доброй воли, которые только могли высказать.

Глава XVI РАЗЛИЧНЫЕ ОРУДИЯ, КОТОРЫЕ ИНДЕЙЦЫ ИМЕЛИ ДЛЯ ПЕРЕПРАВЫ ЧЕРЕЗ РЕКИ И ДЛЯ СВОЕГО РЫБОЛОВСТВА

Поскольку уже было сообщено о двух типах мостов, которые сооружались по приказам инков для переправ через реки, — один из плетенок, а другой из хунсии и камыша, имеет смысл рассказать о [других] способах и приспособлениях, которые имелись у них для переправы, ибо мосты из-за больших расходов и многосложности они позволяли себе строить только на королевских дорогах. А поскольку та земля такая широкая и длинная и ее пересекает столько рек, индейцы, обученные одной лишь необходимостью, создали различные орудия для переправы через реки, соответствовавшие различному профилю (dispusiciones), который они имеют, а также для того ограниченного плавания по морю, которого они достигли. Они не умели или не знали, как для этого строить пироги или каноэ, как их делали во Флориде или на островах Барловенто и материке, изготовлявшиеся наподобие корыт, ибо в Перу не было толстого дерева, пригодного для этого, и хотя правда, что там имеются очень толстые деревья, их древесина чрезвычайно тяжела, словно железо, по причине чего они ценили другое дерево, тонкое, как ляжка, легкое, как смоковница; самое лучшее, согласно утверждению индейцев, росло в провинции Киту, откуда по приказу инки его вывозили ко всем рекам. Из него делали большие и маленькие плоты из пяти или семи длинных бревен (palos), связанных одно с другим; среднее из них было самым длинным; первые боковые были менее длинными; затем вторые — еще более короткими, а третьи — еще короче, ибо так они лучше рассекают воду, чем если бы все стояли одним фронтом; одна и та же форма была у кормы и у носа. К ним привязывали две тонкие веревки и за них тянули, чтобы переправить плот с одного берега на другой. Часто из-за отсутствия плотовщиков сами пассажиры тянули веревку, чтобы переправиться с одного мыса на другой. Я помню, как переправлялся на нескольких плотах, построенных [еще] во времена инков, и индейцы с почтением относились к ним. Кроме плотов, они строили другие более легкие лодочки: их делают из круглой связки камыша толщиною с вола; ее крепко стягивают, заостряя от центра к началу связки, задирая его вверх, словно нос корабля, чтобы он рассекал и разрезал воду; в двух третях от начала связку расширяют; верх связки — плоский, туда бросают груз, который следует переправить. Только один индеец управляет каждой такой лодкой; он располагается на конце кормы, ложась грудью на лодку; руки и ноги служат ему для гребли, и так он гонит ее по поверхности воды. Если река стремительная, то он выйдет [на берег] на сто или на двести шагов ниже, чем вошел. Когда переправляют какого-то человека, его грудью кладут вдоль лодки, головой в сторону лодочника; ему приказывают ухватиться за веревку от лодки и прижаться к ней лицом и не поднимать его, не открывать глаза и ни на что не смотреть. Меня переправляли таким образом через многоводную с быстрым течением реку (это приказывают на таких только реках, ибо на спокойных в этом нет нужды); из-за чрезмерной и излишней настойчивости, с которой индеец-лодочник требовал, чтобы я не поднимал голову и не открывал глаза, ибо я, будучи ребенком, испытал бы страх и потрясение, как будто бы тонула земля и падали небеса, у меня появилось желание посмотреть, чтобы узнать, нет ли там какой-нибудь колдовской или потусторонней штуки. С этими мыслями, когда я почувствовал, что мы находимся на середине реки, я немного приподнял голову и посмотрел на бег воды, и мне действительно показалось, что мы падаем с неба вниз, а произошло это потому, что голова моя пошла кругом из-за стремительного течения и той ярости, с которой камышовая лодка рассекала поверхность воды.

Страх заставил меня закрыть глаза и признаться, что лодочники правы, приказывая, чтобы их не открывали. Другие плоты делают в виде квадрата, напоминающего сеть, из целых больших тыкв, крепко привязывая их одну к другой на расстоянии более или менее одной с половиной вары в зависимости от необходимости. Впереди к плоту привязывается упряжка из сыромятной кожи, как у седла для верховой езды, в которую индеец-лодочник вставляет голову; он бросается вплавь и тянет за собой плывущий плот и груз, пока не переправится через реку, или бухту, или морской залив. А если имеется необходимость, то за ним плывут один или два индейца-помощника, которые подталкивают плот.

На больших реках, которые из-за своего сильного и свирепого течения не позволяют, чтобы по ним ходили ни плоты из тыкв, ни лодки из соломы, или они не могут плавать из-за множества скал и утесов, которые имеются на одном и другом берегу, и нет пляжа, где можно было бы их загружать или разгружать, индейцы протягивают по воздуху с одной горы на другую очень толстый канат из того тростника, который называют чавар: они привязывают его к толстым деревьям или большим крепким утесам. По тросу ходит плетеная корзина с де ревянным ушком, толстым, как рука; она выдерживает трех или четырех человек. Корзина имеет две веревки, привязанные одна к одному берегу [реки], другая к другому, за которые тянут находящиеся в корзине, чтобы переправить ее с одного берега на другой. А так как трос бывает таким длинным, он вытягивается и провисает в середине; необходимо передвигаться, мало-помалу отпуская корзину до середины троса, ибо он свисает весьма отвесно, а дальше ее тянут [вверх] силой рук. Для этой [службы] имеются индейцы, которых в порядке очереди выделяют соседние провинции; они находятся на тех переправах для [обслуживания] путников без какой-либо платы (interes); и пассажиры в корзине [также] помогают тянуть веревки, а многие переправлялись в одиночку без чьей-либо помощи: стоя в корзине, они руками передвигали [ее] по тросу. Я помню, как переправлялся два или три раза этим способом переправы, еще будучи юношей, который едва только переступил порог детства; по дорогам индейцы несли меня на спине. В корзинах они переправляли также свой скот в небольших количествах, но с большим трудом, так как им приходилось связывать его, бросать в корзину и так переправлять его, теряя много времени. То же самое они делают с мелким скотом из Испании, как-то: овцами, козами и свиньями. Однако таких крупных животных, как лошади, мулы, оспы и коровы, из-за их силы и веса они не переправляли в корзинах, а проводили их по мостам или хорошим бродам. Этот способ переправы не применяли на королевских дорогах, а только на частных, которыми индейцы соединяли одно селение с другим; его [этот способ] называют уруйа.

Индейцы всего побережья Перу выходят в море ловить рыбу в лодочках из соломы, о которых мы рассказывали; они уходят на четыре, и пять, и шесть лиг в открытое море и больше, если необходимо, потому что то море спокойно и оно разрешает покорять себя (hollar) столь слабым суденышкам. Чтобы привозить или отвозить большие грузы, они пользуются плотами из дерева. Рыбаки, чтобы плыть по морю, садятся па корточки, [предварительно] встав на колени на свою связку из соломы; они гребут толстым тростником, длиною с морскую сажень, расколотым пополам на всю длину. На той земле имеется тростник, столь же толстый, как нога и как ляжка; дальше мы подробнее расскажем о нем. Чтобы грести, они берут тростник обеими руками; одной они берутся за конец тростника, а другой — за его середину. Выемки тростника служат им лопатой, чтобы сделать более сильным [гребок] в воде. Они гребут так: едва ударив по воде с левой стороны, они сразу же меняют [положение] рук; тростник скользит по рукам так, чтобы следующий удар нанести с правой стороны, и там, где у них была правая рука, они кладут теперь левую, а где была левая — правую: таким способом они гребут, меняя [положение] рук и тростника по одну и по другую сторону [лодки], и среди прочих вещей, вызывающих восхищение тем, как они занимаются этим своим плаванием и рыбной ловлей, наиболее достойно восхищения именно эта [гребля]. Когда одна из таких лодок идет со всей поспешностью (furia), ее не догонит почтовая лодка, какой бы хорошей она ни была. Они ловят острогой рыб величиной с человека. Эта рыбная ловля острогой (ради нужды индейцев) схожа с той, что имеет место с китами в Бискайе. Они привязывают к остроге тонкий шнурок, который моряки называют леской; он имеет двадцать, тридцать, сорок морских сажень; один его конец привязывается к носу корабля. Ранив рыбу, индеец высвобождал ноги и обхватывал ими свой корабль, а руками он выпускал леску с убегающей рыбой; когда же шнурок кончался, он накрепко обхватывал свой корабль, и так на поводу (asido) его тащила рыба, если она была очень крупная, и тащила с такой скоростью, что казалось, будто птица летела по морю. Таким образом, они сражаются, пока рыба не устанет и не попадет в руки индейца. Они также ловили рыбу сетями и на крючки, однако все это было бедностью и нищетой, ибо сети для ловли рыбы в одиночку, а не сообща были очень маленькими, а крючки очень плохими, потому что они не познали ни сталь, ни железо, хотя имели рудники, однако они не умели выплавлять его. Железо они называют килъай. Они не ставили парус на лодочки из соломы, ибо ему просто не на чем было держаться; и я не думаю, чтобы она пошла с ним так быстро, как она шла с одним только веслом. На плоты из дерева они ставили парус, когда плавали по морю. Эти орудия, которыми индейцы Перу пользовались для плавания по морю и переправы через многоводные реки, оставались в употреблении, когда я уехал; то же самое имеет место сейчас, потому что те люди, будучи столь бедными, не стремятся к большему, чем то, что они имеют. В Истории Флориды, книга шестая, мы рассказали кое-что об этих орудиях, говоря о каноэ, которые строятся на той земле для переправы и плавания по рекам, [которых там] так много и они такие же полноводные, как и реки в Перу. А на этом мы вернемся [к рассказу] о завоеваниях инки Капака Йупанки.

Глава XVII О ПОКОРЕНИИ ПЯТИ БОЛЬШИХ ПРОВИНЦИЙ, ПОМИМО ДРУГИХ, МЕНЬШИХ

Инка ушел из Чайанты, оставив в ней гарнизон и министров, необходимых для его идолопоклонства и для его владений, и направился он в другие провинции, которые имеются в той округе, которую называют Чарка. Это имя включает в себя многие провинции с разными народами и языками, и все они относятся к направлению Кольа-суйу. Главные из них — это Тутура, Сипи-сипи, Чаки, а на востоке от них, т. е. в сторону Анд, находятся другие провинции, которые называют Чамуру (в которой также растет трава, которую называют пука, хотя она не столь хорошая, как та, [что растет] в пределах Коско), и другая провинция, называемая Сакака, и много других, которые мы не называем, чтобы избежать многословия; инка направил в них обычные предупреждения.

Те народы, которые уже знали о том, что случилось в Чайанта, ответили почти все одними и теми же соображениями, мало, чем отличавшимися одно от другого: в целом они сказали, что считают за счастье поклоняться Солнцу и иметь господином инку, его сына; что они уже слышали о его законах и хорошем правлении; они просили его принять их под свое покровительство и предлагали ему свои жизни и богатства; [они просили], чтобы он послал завоевать и усмирить остальные соседние с ними народы, дабы они не начали с ними войну и не обращались с ними плохо, поскольку они отвергли древних идолов и приняли новую религию и новые законы.

Инка приказал ответить, чтобы они возложили бы на него ответственность и обязанность завоевать их соседей, что он позаботится осуществить это так и тогда, когда оно окажется полезнее всего для его вассалов; чтобы они не боялись бы, ибо никто не обидит их за то, что они покорились инке и приняли его законы, а когда они испытают их, одни и другие станут восхвалять жизнь по этим законам, потому что их дало Солнце. С этими ответами они без сомнений приняли инку во всех тех провинциях, [и], поскольку не случилось ничего, что было бы достояно памяти, мы даем сообщение в целом. Инка потратил на это завоевание два года, а другие говорят, что три, и, оставив достаточный гарнизон, чтобы соседи не рискнули бы начать с ними войну, он вернулся в Коско, посетив по дороге селения и провинции, которые стояли на его пути. Своему сыну, наследному принцу, он приказал идти другим окольным путем, чтобы он также посетил бы вассалов, поскольку они считали великим благом увидеть в своих селениях своих королей и принцев.

Великим праздником и ликованием был принят инка в своем королевском дворе, куда он вошел в окружении своих капитанов, впереди которых шли кураки, которые пришли из тех вновь завоеванных провинций посмотреть имперский город. Несколько дней спустя [в Коско] вошел наследный принц Инка Рока, и он был принят с тем же удовлетворением. Оказав милости своим капитанам, инка приказал им разойтись по своим домам, а сам остался в своем [дворе], занявшись правлением своих королевств и провинций, оконечности которых в стороне, направленной на юг, были уже удалены от Коско более чем на сто восемьдесят лиг и доходили до Тутура и Чаки, а на западной стороне они доходили до Моря Юга, что составляет в одном направлении (parte) более шестидесяти лиг от города [Коско], а в другом—более восьмидесяти; а на востоке от Коско они доходили до реки Паукар-тампу, что составляет тринадцать лиг прямо на восток; на юго-востоке они достигли Кальа-вайа, что составляет сорок лиг от Коско. В силу этого инка решил не предпринимать на это время новых завоеваний, а сохранить завоеванное дарами и благодеянием, [оказываемыми] вассалам, и так он занимался этими делами несколько лет в большом мире и спокойствии. Он посвятил себя приданию великолепия дому Солнца и [дому] избранных девственниц, который основал первый инка Манко Капак; он счел нужным приказать построить другие здания в городе [Коско] и во многих провинциях, где имелась необходимость увеличения их числа; он приказал вырыть большие оросительные каналы, чтобы оросить обрабатываемые земли; он приказал построить многие мосты через реки и большие ручьи для безопасности путников; он приказал проложить новые дороги из одних провинций в другие, чтобы все дороги его империи сообщались между собой. В целом он сделал все, что считал подходящим для общего блага и пользы для своих вассалов и для собственного могущества и величия.

Глава XVIII НАСЛЕДНЫЙ ПРИНЦ ИНКА РОКА ПОКОРЯЕТ МНОГОЧИСЛЕННЫЕ И БОГАТЫЕ ВНУТРЕННИЕ И ПРИМОРСКИЕ ПРОВИНЦИИ

В этих и других схожих занятиях провел тот инка шесть или семь лет, в конце которых он счел, что будет правильно вернуться к военной службе и к увеличению своего королевства, для чего он приказал подготовить двадцать тысяч воинов с четырьмя мастерами боя, которые двинулись бы с принцем Инка Рока, его сыном, в направлении Чинча-суйу, что значит на север от Коско. Потому что в том направлении инки не увеличили свою империю по сравнению с тем, что им оставил первый инка Манко Капак, т. е. она доходила до Римак-тампу, семь лиг от города [Коско], ибо инки не стремились ее завоевать, поскольку та земля была очень суровой и малонаселенной.

Наследный принц вышел из Коско и дошел до реки Апу-римак; через нее он переправился на больших плотах, которые для него построили заранее, и, поскольку та земля не была заселена, он прошел вперед до Кура-васи и Аманкай, десять и восемь лиг от города: с большой легкостью он покорял немногочисленных индейцев, которых повстречал в той округе. Из провинции Аманкай он двинулся по левую руку от королевской дороги, которая следует из Коско на Римак, и, пройдя ненаселенные земли, которые именуются Коча-каса, в том месте они имеют двадцать две лиги пути, он вышел в провинцию, именуемую Сура, в которой живет много людей, богатую многочисленным золотом и скотом, где инку приняли с миром и признали господином. Оттуда он прошел в другую провинцию, именуемую Апу-кара, где его приняли точно так же, а причиной столь легкого подчинения этих провинций было то, что каждая из них жила сама по себе и они враждовали друг с другом и ни одна из них не могла [самостоятельно] оказать сопротивление инке.

Из Апу-кара он прошел в провинцию Рукана, разделенную на две провинции; одна именуется Рукана, а другая — Хатун-Рукана, что означает Большая Рукана. Там живут красивые и очень стройные люди, которых он подчинил к великой радости местных жителей. Оттуда он спустился вниз к морскому побережью, которое испанцы называют льяно, и он дошел до первой долины, которая имеется в тех местах [и] называется Нанаска, что означает поврежденная или строго наказанная, и неизвестно по какой причине ей дали такое имя, ибо это не могло произойти случайно, а по причине какого-то наказания или другого подобного бедствия (испанцы называют ее Ланаска), где инка точно так же был принят с великим миром и полной покорностью; и то же самое случилось во всех остальных долинах, которые расположены от Нанаска до Аре-кепа — вдоль побережья на расстоянии длиною в восемьдесят и шириною в четырнадцать и пятнадцать лиг. Наиболее значительными долинами были Хакари и Камата, в которых проживало двадцать тысяч жителей; другие долины были небольшими, меньшего значения, каковыми являются Атику, Укуньа, Ати-кипа и Келька. Всех их с большой легкостью покорил своей власти Инка Рока как потому, что у них не было сил, чтобы оказать ему сопротивление, так и потому, что они были нищими и каждая даже маленькая долина имела своего собственного господинчика, а более крупные — по два и по три, и среди них шли ссоры и вражда.

Поскольку мы добрались до этого места, будет правильно, прежде чем тронуться дальше, рассказать об одном удивительном случае, который произошел в долине Хакари вскоре после того, как испанцы захватили ее, хотя по времени мы предвосхитим события; случилось так, что в долине жили два курака, все еще не крещенные, имевшие столь великие разногласия в отношении границ, что дело дошло до сражений и с обеих сторон имелись убитые и раненые. Испанские губернаторы направили комиссара, чтобы он совершил правосудие и примирил их так, чтобы они стали друзьями. Он по своему усмотрению установил границы и приказал куракам, чтобы они жили в мире и дружбе. Они это обещали, хотя один, считая себя обиженным в разделе, остался недоволен и хотел тайно отомстить своему противнику, прикрываясь личиной той дружбы. Итак, в день, когда торжественно праздновался мир, они все вместе обедали, т. е. на одной площади, расположившись одни напротив других. Когда обед закончился, курака, страдавший от обиды, встал и поднял два сосуда со своим питьем, чтобы выпить со своим новым другом (это является у индейцев всеобщим обычаем); в одном из сосудов он нес отраву, чтобы умертвить его; подойдя к другому кураке, он предложил ему сосуд. Угощаемый то ли заметил, что угощающий изменился в лице, то ли он не был настолько уверен в своем положении, чтобы доверять ему, заподозрив случившееся, сказал: «Ты дай мне тот другой сосуд, а сам выпей этот». Курака, чтобы не проявить слабость, с большой легкостью поменял сосуд и дал своему врагу здоровый, а сам выпил смертельный, и через несколько часов он лопнул как от крепости яда, так и ярости, что он вместо своего врага убил самого себя.

Глава XIX ОНИ ЗАБИРАЮТ ИНДЕЙЦЕВ С ПОБЕРЕЖЬЯ ДЛЯ КОЛОНИЙ В ГЛУБИНЕ МАТЕРИКА. УМИРАЕТ ИНКА КАПАК ЙУПАНКИ

Инка забрал из Нанаска индейцев того народа, чтобы переселить их к реке Апу-римак, потому что та река рядом с королевской дорогой; идущей из Коско в Римак, течет по такому жаркому району, что индейцы с гор, поскольку они [жители] холодных или теплых земель, не могут жить в такой жаре, ибо вскоре заболевают и умирают. По этой причине, как уже говорилось, инки дали приказ, чтобы всегда, когда вот так индейцы переселяются из одной провинции в другую, у них это называлось митмак, районы должны были соответствовать друг другу, чтобы [переселение] происходило в подобную же по климату землю и им не причинялся бы вред от климатических различий при переводе из холодной земли в жаркую землю или наоборот, ибо они потом умирают. И поэтому было запрещено спускать индейцев с гор в льянос, ибо там они действительно через немного дней умирали. Инка, принимая во внимание эту опасность, переселил индейцев с жарких земель, чтобы заселить ими жаркую [же] землю, и было их немного, ибо было немного земли, чтобы заселить ее, поскольку река Апу-римак, текущая среди высочайших и очень крутых гор, имеет по одну и по другую руку от своего течения очень мало пригодной земли; но инка не хотел, чтобы пропадала и эта малость; он хотел, чтобы ее использовали под сады хотя бы ради наслаждения многочисленными и очень хорошими фруктами, которые растут на берегах той знаменитой реки.

Совершив это и установив обычный порядок для правления во вновь завоеванных провинциях, наследный принц Инка Рока возвратился в Коско, где был очень хорошо принят своим отцом и его двором. Он приказал распустить капитанов и солдат, одарив их милостями и благодеяниями за службу на войне. И тогда инка Капак Йупанки решил не продолжать дальше свои завоевания, ибо он уже чувствовал себя старым и хотел наладить и укрепить завоеванное для служения своей [империи]. В этом спокойствии он прожил несколько лет, уделяя много внимания благодеяниям своим вассалам, которые точно так же отвечали большой любовью и поспешностью в служении инке как на строительстве дома Солнца, так и других сооружений, которые возводились одни по приказу инки, а другие были придуманы индейцами, чтобы услужить ему и доставить удовольствие, и каждая провинция сама в своем округе [поступала так].

Умер инка Капак Йупанки в этом спокойствии и отдыхе; он был храбрейшим князем, достойным имени Капак, которое индейцы так уважали. С великим сожалением оплакивали его королевский двор и все королевство; он был забальзамирован и положен вместе со своими предками. Он оставил наследником Инку Рока — своего перворожденного сына от койи Мама Курильпай, своей жены и сестры; он оставил многих других сыновей и дочерей, законных и незаконнорожденных, число которых, поскольку оно точно неизвестно, не называется, однако считается, что их было более восьмидесяти, потому что остальные инки оставляли по сто и по двести, а были некоторые, которые оставили больше трехсот сыновей и дочерей.

Глава XX ОПИСАНИЕ ХРАМА СОЛНЦА И ЕГО ВЕЛИКИЕ БОГАТСТВА

Одним из главных идолов, которые имелись у королей инков и их вассалов, был имперский город Коско, которому как святыне поклонялись индейцы, поскольку его основал первый инка Манко Капак, а также благодаря бесчисленным победам, которые он одержал в своих завоеваниях, и потому, что он был домом и королевским двором инков, их богов. Поклонение это доходило до такой степени, что проявлялось даже в весьма малозначительных вещах; так, если два индейца одинакового общественного] положения, один из которых шел из Косно, а другой направлялся туда, встречались на дороге, то тот, который шел оттуда, пользовался уважением и почтением того, кто шел туда, словно речь шла о вышестоящем и нижестоящем [лицах], а происходило это только лишь потому, что один из них побывал и шел из города [Коско]; однако положение изменялось куда больше, если кто-то был жителем и, что еще важнее, уроженцем Коско. То же самое было с семенами и овощами или любыми другими вещами, которые привозились из Коско в другие места, ибо если они не обладали преимуществами в качестве, то только за то, что они были из того города, их ценили выше, чем из других районов и провинций. Отсюда легко понять, что случалось с более значимыми предметами. Чтобы держать его в этом почитании, те короли придавали городу какое только можно великолепие роскошными зданиями и королевскими домами, многие из которых они строили для самих себя, как мы расскажем об этом при описании [Коско]. Среди них был дом и храм Солнца, над которым они особенно усердствовали, ибо они украсили его невообразимыми богатствами, приумножавшимися каждым инкой, стремившимся превзойти своего предшественника. Грандиозности того дома были настолько немыслимыми, что я не рискнул бы описать их, если бы их не описали все испанские историки Перу. Однако то, что говорят они, и то, что скажу я, не может передать того, что там имелось [в действительности]. Создание того храма приписывается королю Инке Йупанки, деду Вайна Капака, не потому, что он его построил (fundasse), ибо он был построен во времена первого инки, а потому, что завершил его украшение и придал богатства и величие, которые повстречали там испанцы.

Однако, прежде чем начертать планировку храма, следует знать, что ложем Солнца являлось то, что сейчас является церковью чудотворца святого Доминго, но, поскольку я не располагаю точной его длиной и шириной, я не называю их здесь; что же касается размеров помещения (pieza), то оно сохраняется сегодня. Оно построено из ровных, превосходных и великолепно отшлифованных монолитных камней (canteria).

Большой алтарь (назовем его так, чтобы было понятно, хотя те индейцы не умели делать алтари) находился на востоке; крыша была из длинных бревен, чтобы там гуляли бы сильные воздушные потоки; кровлей служила солома, ибо они не знали черепицу. Все четыре стены были сверху донизу покрыты пластинами и брусками из золота. На фасаде, который мы назовем большим алтарем, стояла фигура Солнца, выполненная из золотой пластины, которая была в два раза толще тех, что покрывали стены. Фигура [Солнца] со своим круглым ликом, и со своими лучами, и с языками пламени была вся сделана из одного слитка (piesa) — точно такая, какой ее рисуют художники. Она была такой огромной, что занимала от стены до стены весь фасад храма. Рядом с изображением Солнца инки не держали других идолов — ни своих, ни чужих, как в том храме, так и в других, ибо они не поклонялись другим богам, а только Солнцу, хотя нет недостатка в тех, кто говорит противоположное.

Когда испанцы вошли в тот город, фигура Солнца досталась по жребию знатному человеку, одному из первых конкистадоров, по имени Мансио Серра де Легисамо, которого я знал и он был жив, когда я уехал в Испанию, великому игроку в любые [азартные] игры, ибо он, несмотря на то что фигура была столь крупной, поставил на нее и проиграл ее a одну ночь. Из этого, согласно отцу учителю Акосте, можно сказать, родилась поговорка, которая гласит: «Поставь на солнце, прежде чем оно взойдет» (Juega el Sol antes que amanezca). Позднее, в другое время, кабильдо того города, видя, что этот его сын по причине игры совсем опустился, ради его спасения избрал его на один год очередным алькальдом (alcalde ordinario). Он приступил к служению своей родине с таким старанием и усердием (потому что обладал весьма добрыми прирядными качествами кабальеро), что весь год не брал карты в руки. Город, видя это, следующий и многие другие годы возлагал на него [разные] публичные должности. Мансио Серра, [занимая] очередные должности, забыл об игре и навсегда бросил ее, посвятив себя множеству дел и обязанностей, которые каждый день вставали перед ним. Из чего ясно видно, как безделие помогает греху и сколь полезна бывает занятость для добродетели. Возвращаясь к нашей истории, мы укажем, что только по тому предмету, который достался в качестве его доли одному лишь испанцу, можно судить о сокровищах, которые обнаружили испанцы в том городе и в его храме. По одну и по другую сторону изображения Солнца в порядке старшинства (antiguedad) находились тела мертвых королей, как сыновей этого Солнца; будучи забальзамированы (неизвестно как), они казались живыми. Они восседали на своих золотых креслах, поставленных на золотые толстые брусья (tablon), на которых они имели привычку восседать. Лица их были направлены в сторону народа (pueblo); только Вайна Капак имел преимущество перед другими, ибо он был помещен перед фигурой Солнца, с лицом, повернутым в его сторону, как самый любимый и обожаемый сын, поскольку он превосходил всех остальных, ибо еще при жизни ему стали поклоняться как богу за его добродетели и королевские достоинства (ornamentos), которые он проявил еще совсем молодым. Эти тела [вместе] с остальными сокровищами были [тайно] спрятаны индейцами, поскольку большинство из них так и не было обнаружено вплоть до сегодняшнего дня. В году 1559 лиценциант Поло нашел пять из них: три королей и два королев.

Главная дверь храма, как и сегодня, была устремлена на север; помимо нее, имелись другие, меньшие двери для служб храма. Все они были обшиты золотыми пластинами в форме порталов. С внешней стороны храма по верхней части его стен шел золотой бордюр из бруска шириною с вару, охватывавший храм в виде короны.

Глава XXI КРЫТАЯ ГАЛЕРЕЯ ХРАМА И ЛОЖИ ЛУНЫ И ЗВЕЗД, ГРОМА И МОЛНИИ И НЕБЕСНОЙ РАДУГИ

К храму примыкала крытая галерея в виде четырехугольника; одной из ее стен был храм. Сверху по всей длине галереи лежал сплошной бордюр из золотого бруска толщиною более чем с вару, служивший венцом галереи; испанцы в память о прошлом приказали сделать вместо него другой белый бордюр из гипса такой же толщины; я застал его на стенах, которые были целы и [еще] не обрушились. Галерею окружали пять приемных залов или больших квадратных лож, стоявших отдельно и не соприкасавшихся друг с другом; они имели покрытия в виде пирамиды; ложи образовывали остальные три стены фасада галереи.

Один из тех приемных залов являлся ложем Луны, жены Солнца; именно он был ближе всего расположен к главной молельне (capilla) храма; зал и его двери были целиком обшиты серебряными пластинами, чтобы по белому цвету было бы видно, что то было ложе Луны. Там, как и у Солнца, находились ее образ и портрет, сделанные и нарисованные на толстом слитке (tablon) серебра в виде женского лица. Они восходили на то ложе, чтобы посетить Луну и заручиться ее покровительством, ибо они Считали ее сестрой и женой Солнца и матерью инков и всего их поколения и поэтому они называли ее Мама Кильа, что означает Мать Луна; они не приносили ей жертв, как Солнцу. По одну и по другую руку от изображения Луны находились тела покойных королев, расположенные в порядке старшинства; Мама Окльо, мать Вайна Капака, находилась прямо напротив Луны, лицом к лицу с ней, имея преимущество перед всеми остальными, поскольку она была матерью такого сына.

Другое из тех лож, самое близкое к Луне, было предназначено для звезды Венеры, и семи Плеяд, и всех остальных звезд вместе взятых. Звезду Венеру они называли Часка, что означает длинноволосый и кудрявый; они почитали ее, потому что говорили, что она паж Солнца, который был к нему ближе всех, иногда шагая впереди него, а иногда сзади. К семи Плеядам они проявляли уважение по причине необычности их расположения и одинаковых размеров. Они считали звезды служанками Луны и поэтому их ложе расположили рядом с их госпожой, чтобы они были у нее под рукой для услужения, ибо они говорили, что звезды идут по небу [вместе] с Луной, как ее служанки, а не с Солнцем, ибо их можно видеть ночью, а не днем.

Это ложе было обито серебром, так же как Луны, и портал был из серебра; весь верх потолка был усеян большими и малыми звездами наподобие звездного неба. Другое ложе, рядом с ложем звезд, было посвящено молнии, грому и удару молнии (rayo). Эти три явления (cosas) они называли и понимали под одним словом Ильапа, а с [помощью] глагола, который с ним употребляли, они различали их значение, ибо, говоря «ты видел ильапа?», они знали, [что речь шла] о молнии; если говорили «ты слышал ильапа?», они знали, [что речь шла] о громе а когда говорили: ильапа упал в таком-то месте или причинил такой-то вред, они понимали, [что речь шла] об ударе молнии.

Они не поклонялись им как богам, [а] лишь уважали их в качестве слуг Солнца. Они относились к ним так же, как античное язычество относилось к молнии, которая считалась инструментом и оружием их бога Юпитера. По этой причине инки предоставили молнии, грому и удару молнии ложе в доме Солнца, как его слугам, и оно было сплошь украшено золотом. Гром, молнию и удар молнии они не изображали в виде статуи или рисунка, потому что не могли изобразить их с натуры (как они всегда пытались делать со всем изображаемым); свое уважение к ним они выражали [самим] словом Ильапа, тройное значение которого до сих пор не сумели понять испанские историки, ибо они превратили его в триединого бога (dios trino y uno) и приписали его индейцам, придавая тем самым сходство их идолопоклонству с нашей священной религией; ибо даже в других, менее вероятных и очевидных вещах они изобретали троицы, составляя новые слова в языке индейцев, которые и не воображали их себе. Как я говорил в других местах, я пишу то, что впитал с материнским молоком, и видел, и слышал от naieo старших. А относительно грома выше было сказано, как они его воспринимали.

Другое ложе (которое было четвертым) они предназначили радуге, ибо они постигли ее происхождение от Солнца, и поэтому короли инки сделали ее своим девизом и геральдическим знаком, ибо они похвалялись своим происхождением от Солнца. Это ложе было сплошь украшено золотом. На одном из его фасадов прямо на золотых пластинах была нарисована радуга, очень похожая на натуральную [и] такая огромная, что расположилась вдоль всей стены всеми своими живыми цветами. Они называют радугу куйчи, и поскольку они относились к ней с таким почтением, то, когда видели ее на небе, закрывали рот и клали на него ладонь, ибо считали, что, если перед радугой обнажить зубы, они разрушатся и сгниют. Они верили в эту и другие подобные наивности, не объясняя их смысл. Пятое и последнее ложе было предназначено для верховного жреца и для других жрецов, которые занимались служ бами храма; все они должны были быть инками королевской крови. Они пользовались тем ложем не для сна или еды в нем; оно было присутственным залом для устройства жертвоприношении, которые не обходимо было свершить, и для всего остального, что составляло службу храма. Это ложе, как и остальные, было сверху донизу украшено золотом.[18]

Глава XXII ИМЯ ВЕРХОВНОГО ЖРЕЦА И [ОПИСАНИЕ] ДРУГИХ ЧАСТЕЙ ДОМА

Верховного жреца испанцы называют виляома, тогда как его следует называть вилъак уму — имя, составленное из этого глагола вилъа, что означает говорить, и из этого существительного уму, что означает прорицатель или волшебник. Вильак с [буквой] к является причастием настоящего времени; с прибавлением существительного уму получается [фраза]: прорицатель иди волшебник, который говорит; и они не объясняют, что именно он говорит, давая, однако, понять, что он говорил народу, что он, как верховный жрец, совещался с Солнцем, и о том, что Солнце приказывало ему сказать, — как рассказывают их сказки, — и о том, что ему говорили дьяволы из идолов и святилищ, и о том, что он сам, как понтифик, предсказывал и узнавал из своих предвестий, наблюдая (cantando) жертвоприношения, толкуя сны и остальные приметы, которые имелись в их язычестве. И в них не было слова, которым можно было бы сказать жрец; они составляли его из [названий] тех вещей, которыми занимались жрецы.

Из пяти [описанных] помещений я застал три, стены и крыши которых все еще стояли на своих старых местах. Не хватало лишь слитков золота и серебра. Два других, являвшихся ложами Луны и звезд, были уже повержены на землю. В стенах всех этих помещений, выходивших на крытую галерею, с их наружной стороны, в каждом этом фасаде прямо в толще самих стен, построенных из камня, как и все помещения того дома, имелось по четыре молельни (tabernaculos). Углы и все пространство молелень имели свои украшения, и в соответствии с украшениями, которые были высечены из камня, были обложены золотом не только стены и потолок, но также и пол молелень. По углам карнизов проходила широкая оправа (muchos engastes) с изысканными камнями — изумруды и бирюза, ибо в той земле не было ни алмазов, ни рубинов. Когда совершались празднества в честь Солнца, инка восседал в этих молельнях иногда одного фасада, иногда другого, что зависело от времени празднества.

В двух таких молельнях, которые находились в стене, смотревшей на восток, помню, я видел множество дырок в украшениях, которые были высечены из камня; те, что были в углах [молелен], пересекали их от одного конца до другого, от других же, [прежде] размещавшихся по всему пространству молельни, остались лишь следы на стенах. Дома я слышал от индейцев и от монахов, что в тех самых местах во времена язычества обычно поверх золота прикреплялись оправы с драгоценными камнями. Молельни и все двери, выходившие на крытую галерею, — их было двенадцать (исключая ложе Луны и ложе звезд) — были целиком обшиты (chapadas) золотыми листами и слитками в виде порталов, а две другие, которые своим цветом должны были походить на своих хозяев, имели серебряные порталы.

Помимо пяти больших гальпонов, о которых мы рассказали, в доме Солнца имелось много других помещений (aposentos) для жрецов и слуг дома, которыми были инки, [но] по привилегии, поскольку в тот дом не мог войти ни один индеец, каким бы великим господином он не был бы, если он не являлся инкой. Также не имели права входить туда женщины, даже если они были дочерьми и женами самого короля. Жрецы служили в храмах по неделям, которые исчислялись лунными четвертями. На этот период времени они воздерживались от своих жен и не покидали храм ни днем, ни ночью.

Индейцы, служившие в храме в качестве слуг, т. е. привратниками, метельщиками, поварами, подавальщиками напитков (botelleres), кондитерами, охранниками драгоценностей, дровосеками, водоносами или занимавшиеся любыми другими делами, относившимися к службе в храме, были уроженцами тех же самых селений, [жители] которых несли службу в королевском доме и которые были обязаны выделять этих самых мастеров (oficiales) для домов инки и Солнца; ибо оба эти дома, как дома отца и сына, ни в чем не отличались в службах, за исключением того, что в доме Солнца не допускалась женская служба, а в доме инки — жертвоприношения: все остальное было одинаковым в своем величии и великолепии.

Глава XXIII МЕСТА ДЛЯ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЙ И ГРАНИЦА, ГДЕ ОСТАВЛЯЛИ ОБУВЬ, ЧТОБЫ ВОЙТИ В ХРАМ. ИСТОЧНИКИ, КОТОРЫЕ У НИХ ИМЕЛИСЬ

Места, где сжигались жертвы [при жертвоприношениях], соответствовали торжественности акта: одни осуществлялись в одних дворах, другие — в других, ибо дом имел много дворов для тех и других праздников соответственно обязанностям или наклонностям инков. Главные (generales) жертвоприношения, имевшие место во время главного праздника Солнца, называвшегося Райми, совершались на главной площади города. Другие же, не столь важные жертвоприношения и праздники проходили на большой площади, которая имелась перед храмом, на которой все провинции и народы королевства исполняли свои танцы и пляски; а оттуда они не могли войти в храм, хотя даже там [на площади] они должны были находиться без обуви, поскольку считалось, что это уже входит в пределы [территории], где следовало находиться босым; мы укажем ее здесь, чтобы было известно, где она находилась.

Три главные улицы выходят с главной площади Коско и идут с севера на юг в сторону храма: одна из них та, что следует вниз по ручью; другая та, что в мои времена называли улицей тюрьмы, потому что на ней находилась тюрьма испанцев, которая, как мне рассказали, уже переведена в другое место; третья та, что выходит из угла площади и идет дальше этим же направлением. Дальше на восток от этих трех есть [еще] одна улица, которая идет тем же направлением [и] которую сейчас называют [улицей] святого Августина. По всем этим четырем улицам они шли к храму Солнца. Однако самой главной улицей, которая идет прямо к дверям храма, является та, которую мы называем улицей тюрьмы, ибо она подходит к середине площади; по ней шли и приходили к храму поклониться Солнцу и принести ему свои прошения (emhaxadas), подношения и жертвоприношения, и она была улицей Солнца. Все эти четыре [улицы] пересекает другая улица, которая идет с запада на восток, от ручья до улицы святого Августина. Та, что пересекает другие [улицы], являлась границей и пределом, где разувались те, что шли к храму, и даже если они не шли в храм, они должны были, подойдя к тем постам, снять обувь, потому что было запрещено идти дальше обутым. От улицы, о которой мы говорили, что она являлась границей, до дверей храма было более двухсот шагов. На востоке, западе и юге от храма были установлены такие же границы, достигнув которые следовало разуться. Возвращаясь к украшениям храма, [нужно сказать], что внутри дома имелись пять [искусственных] источников воды, которая поступала в него из различных мест. У них были трубы из золота; бассейны были сделаны из камня, другие из золота [в виде] кувшина со срезанным верхом или из серебра; в них в соответствии с их качеством и величием праздника происходило омовение жертвы. Я застал только один из источников, служивший для орошения овощного огорода, который имел тогда тот монастырь; остальные были разрушены; [испанцы] допустили их разрушение то ли потому, что не нуждались в них, то ли потому, что не знали, откуда к ним подводилась [вода], что представляется более достоверным. И даже тот источник, о котором я говорил, что я его видел, через шесть или семь месяцев оказался также испорченным, а огород запустелым из-за нехватки орошения, и весь монастырь и даже город опечалились из-за его потери, ибо они не могли найти индейца, который мог бы сказать, откуда поступала вода того источника.

Тогда причиной его разрушения стал ручей, который бежит посреди города, ибо вода, поступавшая в монастырь с запада под землей, пересекала тот ручей. Во времена инков он имел глубокие берега из искусно обтесанных камней, а ложе — из больших каменных плит, что предотвращало разрушение дна и берегов при подъеме [воды], и это сооружение выходило за город более чем на четверть лиги. По причине нерадивости испанцев оно начало разрушаться, особенно каменное покрытие [дна], ибо у того ручья (хотя в нем крайне мало воды, потому что он родится почти, в самом городе) иногда бывают стремительные и невероятной силы подъема воды, которые уносили каменные плиты.

В году тысяча пятьсот пятьдесят восьмом унесло те [плиты], что лежали поверх труб того источника, а сама труба оказалась сломана, и разбита, и все было покрыто тиной; таким образом, путь для воды оказался отрезан и огород высох, а из-за отбросов, которые весь год выбрасывают в ручей, все закупорилось и не осталось даже признаков труб.

Монахи, как они ни старались, все же не обнаружили следов, а для того, чтобы проследить направление труб, начиная от источника, нужно было разрушить многие здания и выкопать с глубины много земли, ибо источник был расположен довольно глубоко; они не смогли разыскать индейца, который мог бы указать им направление [труб], поэтому они потеряли веру в тот источник так же, как и в другие, которые имелись в доме. Из этого можно сделать вывод, насколько мало традиций хранят от своего прошлого те индейцы сегодня, ибо сегодня, спустя [лишь] сорок два года, оказалось утеряно столь великое дело, каковым являлась вода, которой снабжался дом их бога Солнца. Подобное было бы невозможно, если бы сохранились традиции, [передаваемые] старшими мастерами и жрецами [своим] преемникам, чтобы не допускались бы подобные ошибки. В действительности же, поскольку в те времена уже не было старших мастеров и жрецов, имевшихся в этом государстве и сохранявших традиции тех дел, которые считались священными и являлись славой и службой храмов, то сообщение [о трубах] отсутствовало, как и многие другие, о которых индейцы не имеют представления; ибо, если бы [эта] традиция сохранялась бы в узелках [кипу] по сбору налогов или распределению королевских служб или в историях об ежегодных событиях, относившихся к мирским делам (cosas profanas), без всяких сомнений было бы найдено объяснение устройства (razon) тех источников, как находят и объясняют другие такие же великие и более значимые дела счетчики [узлов] и историки, сохраняющие их традиции, хотя и это уже утрачивается полным ходом в связи с заменой новыми формами учета и современными историями новой империи.

Глава XXIV О ЗОЛОТОМ САДЕ И ДРУГИХ СОКРОВИЩАХ ХРАМА, ПО ОБРАЗЦУ И ПОДОБИЮ КОТОРОГО БЫЛИ СОЗДАНЫ МНОГИЕ ДРУГИЕ [ХРАМЫ] В ТОЙ ИМПЕРИИ

Возвращаясь к источнику, скажу, что по прошествии шести или семи месяцев после того, как он был потерян, несколько индейских мальчишек, игравших у ручья, увидели родник воды, выбивающийся из разбитой и покрытой тиной трубы. Новость о воде передавалась от одних к другим, пока не дошла до взрослых индейцев, а от них к испанцам, которые, подозревая, что это та самая вода, которой лишился монастырь, ибо ее обнаружили рядом с ним, определили направление труб и, видя, что они идут к дому, убедились в своем предположении, о чем сообщили монахам. Те с великим ликованием починили трубы, правда не с той тщательностью, с какой раньше они были сделаны, и восстановили [поступление] воды в свой огород, даже не попытавшись узнать, откуда она поступала и где протекала. Правда, на трубах сверху лежало много земли, потому что они были проложены очень глубоко.

Тот огород, который сейчас служит для обеспечения монастыря овощами, во времена инков являлся садом из золота и серебра — такие сады имелись в королевских домах королей; в них находилось множество трав и цветов различного происхождения (suertes), множество малых растений и больших деревьев, множество больших и малых, свирепых и домашних животных и пресмыкающихся, которые ползают, как змеи, большие и маленькие ящерицы и улитки, бабочки и птицы и другие более крупные воздушные пернатые — каждая вещь стояла так и на том месте, которое более всего делало ее схожей с изображаемой ею натурой.

Было [там] большое кукурузное поле и растение (semilla), которое они называют кинуа (quinua), и другие овощи и фруктовые деревья со своими плодами, целиком из золота и серебра, повторявшие натуру. В доме имелись также повторенные в золоте и серебре груды дров, как те, что находились в королевском доме; [там] были также большие фигуры мужчин, и женщин, и детей, отлитые из того же самого [металла], и много житниц и амбаров, которые они называют пирва, — все для украшения и большего величия дома своего бога Солнца. Поскольку каждый год на всех главных праздниках, которые проводились в его [честь], они подносили ему так много золота и серебра, которое полностью использовалось для украшения его дома, что изобретали каждый день новые [символы] величия; все золотых дел мастера, которые находились на службе Солнцу, не занимались иными делами, кроме как изготовлением и повторением [в металле] названных вещей. Они изготовляли бесконечное множество посуды, которую держали в храме для своей службы, включая горшки, кувшины, маленькие и большие сосуды. В целом в том доме не было вещи, которой пользовались для какой бы то ни было службы, чтобы она не была бы сделана целиком из золота и серебра, включая [инструменты], служившие киркой или маленьким заступом для очистки садов. По этой причине с большим основанием и точностью они называли храм Солнца и весь дом [инки] Кори-канча, что означает золотой квартал.

По образцу и подобию этого храма города Коско были построены остальные [храмы], находившиеся во многих провинциях того королевства; о многих из них и о домах избранных девственниц упоминает Педро де Сиеса де Леон в проведенной им демаркации той земли; поскольку он описывает ее почти [последовательно] провинцию за провинцией, он имел возможность указать, где они находились, однако он не назвал все дома и храмы, которые там имелись, а только те, которые повстречались ему на королевских дорогах [и] которые он нарисовал и описал, оставив в забвении те, что находятся в больших провинциях по одну и по другую руку [в удалении от] королевских дорог. Я также не стану касаться их, чтобы избежать многословия, ибо нет того, ради чего их стоило бы упомянуть, поскольку я описал самый главный из них, по образу и подобию которого строились все остальные храмы, в украшении которых каждый курака изощрялся соответственно имевшемуся в его землях богатству золота и серебра, и каждый из них стремился сделать все, что он мог, чтобы почтить и услужить своему богу и польстить своим королям, которые чванились тем, что были сыновьями Солнца. Поэтому все храмы тех провинций также были обиты золотом и серебром, соперничая с храмом Коско.

Самые близкие родственники кураков являлись жрецами храмов Солнца. Верховный жрец наподобие епископа каждой провинции был инкой королевской крови, ибо жертвоприношения, которые совершались [в честь] Солнца, должны были соответствовать ритуалам и церемониям Коско, а не предрассудкам, которые существовали в некоторых провинциях и были запрещены инками, например принесение в жертву мужчин, и женщин, и детей, и кушание человеческого мяса тех жертв, и другие очень варварские вещи, которые, как мы говорили, имелись у них в период первого язычества. А чтобы подданные снова не возвращались бы к ним, их заставляли иметь в качестве верховного жреца инку, что значит — мужчина королевской крови.

Их также направляли [в провинции], чтобы оказать честь вассалам, ибо, как мы говорили во многих частях [книги], они высоко ценили, когда им давали начальником инку, будь то жрец в мире или капитан на войне, ибо это означало, что подчиненные становились частями [тела] той головы; и сказанного было достаточно для того во много раз большего, что о том богатейшем храме мог бы сказать другой, который сумел бы лучше поставить его на свое место.

Глава XXV О ЗНАМЕНИТОМ ХРАМЕ ТИТИ-КАКА И О ЕГО ЛЕГЕНДАХ И АЛЛЕГОРИЯХ

Среди других знаменитых храмов, которые в Перу были посвящены Солнцу [и] которые своими украшениями и богатствами золота и серебра могли состязаться с Коско, был один на острове по имени Тити-кака, что означает свинцовый холм, составленном из [слова] тити, что означает свинец, и из кака, что означает холм; оба слога кака следует произносить в глубине гортани, ибо произнесенные так, как звучат по-испански, oни означают дядя, брат матери. Озеро, именуемое Тити-кака, на котором находится остров, получило от него свое название; от материка остров расположен менее чем в двух выстрелах из аркебуза; он имеет по окружности от пяти до шести тысяч шагов; как рассказывают инки, Солнце сюда спустило тех своих детей — мужчину и женщину, когда послало их на землю, чтобы они обучили бы вере и человеческой жизни самых варварских людей, которые тогда находились на земле. К этой легенде они прибавляют другую, на много веков более древнюю: рассказывают, что после потопа [именно] на том острове и на том гигантском озере раньше чем где-либо увидели лучи Солнца. Местами оно достигает семидесяти и восьмидесяти локтей (brazos) в глубину и имеет восемьдесят лиг по окружности. О его особенностях и их причинах, ибо оно не допускает, чтобы корабли плавали по поверхности его вод, писал отец Блас Валера, и я не вмешиваюсь в это, поскольку он говорит, что озеро имеет много магнитного камня.

Первый инка Манко Капак, воспользовавшись этой древней сказкой и большою своею одаренностью, изобретательностью и проницательностью, видя, что индейцы верят в нее и считают озеро и остров священным местом, придумал вторую сказку, заявив, что он и его жена были детьми Солнца и что их родитель спустил их на тот остров, чтобы они оттуда пошли бы по всей земле, обучая вере этих людей, как об этом было подробно рассказано в начале настоящей истории. Инки-амауты, которые были философами и мудрецами своего государства, подчинили первую сказку [интересам] второй, выдавая ее за предсказание или пророчество, если так можно сказать. Они говорили, что поскольку Солнце свои первые лучи бросило на тот остров, чтобы дать миру свет, то это был знак и обещание, что именно в этом месте оно спустит своих первых двух детей, чтобы они обучили и дали свет тем людям [и] спасли их от безрассудства, в котором они жили, что затем и совершили те короли. С помощью этих и им подобных выдумок, созданных в их пользу, инки заставили всех остальных индейцев поверить, что они были детьми Солнца, а своими многочисленными благодеяниями они это подтверждали. Благодаря тем двум сказкам инки и все [люди] их империи считали тот остров священным местом, и поэтому они приказали построить на нем богатейший храм,[19] целиком обшитый слитками золота, посвятив его Солнцу, куда поголовно (universalmente) все провинции, подчиненные инке, каждый год приносили подношения [в виде] множества золота, и серебра, и драгоценных камней как знак выражения благодарности Солнцу за два благодеяния, которые оно оказало им на том самом месте. Тот храм нес ту же службу, что и храм в Коско. О подношениях золота и серебра, которые были собраны на острове, [при этом] не считая и того, что использовалось для служб храма, индейцы говорят такое, что следует скорее удивляться, нежели верить. Отец Блас Валера, рассказывая о богатстве того храма и о том многом, что было накоплено и превышало [его нужды], говорит, что переселенные индейцы (которых зовут митмаками), проживающие в Копа-кавана, заверяли его, что имелся такой избыток золота и серебра, что из него можно было бы построить другой храм, начиная от его фундамента и кончая крышей, без применения какого-либо другого материала. И что, как только индейцы узнали о приходе на те земли испанцев и что они забирали себе все богатства, которые находили, они бросили все в то великое озеро.

Мне вспомнился другой похожий рассказ, а именно, что в долине Оркос, расположенной в шести лигах на юг от Коско, находится небольшое озеро, которое имеет в окружности меньше половины лиги, однако оно необычайно глубокое и окружено высокими горами. Шла молва, что индейцы бросили в него много сокровищ из тех, что хранились в Коско, лишь только они узнали о приходе испанцев, и что среди других сокровищ они бросили золотую цепь, которую приказал изготовить Вайна Капак, о чем мы расскажем в должном месте. Двенадцать или тринадцать испанцев, жителей Коско, но не из тех, что владеют индейцами, а торговцы и продавцы, движимые этой молвой, образовали компанию по потере или по выигрышу, чтобы обезводить то озеро и насладиться его сокровищами. Они прозондировали его и обнаружили, что озеро имеет одной воды двадцать три или двадцать четыре локтя, не считая тину, что было [достаточно] глубоко. Они договорились прорыть шахту с восточной стороны озера, где протекает река Йукай, ибо с той стороны земля находилась ниже, чем дно озера, и вода могла бы стечь туда, и озеро стало бы сухим; с другой же стороны его нельзя было обезводить, так как там оно окружено горами. Они не стали копать водоотводный канал сверху открытым способом (возможно, так было бы для них лучше), поскольку им казалось, что гораздо дешевле подойти к озеру под землей с помощью наклонной шахты. Свое сооружение они начали в году тысяча пятьсот пятьдесят седьмом с великой надеждой найти сокровище, но, пройдя более пятидесяти шагов в глубь холма, они уперлись в скалу, и, хотя они пытались пробить ее, они лишь убедились, что перед ними скальный монолит, а упорствуя на своем, они видели, что вместо камней они выбивают искры. По этой причине, когда многие дукаты из их состояния были истрачены, они потеряли свои надежды и бросили предприятие. Два или три раза я посещал ту пещеру, когда они вели строительство. Таким образом, живет известная всем молва, как та, которой поверили те испанцы, что индейцы укрыли неисчислимые сокровища в озерах, пещерах, горах, хотя нет надежд заполучить их.

Короли инки не только храмом и его богатейшими украшениями облагородили тот остров, поскольку он был первой землей, на которую ступили их прародители, спустившиеся, как они говорили, с неба. Они сколько могли выровняли его, убрав с него камни и глыбы; построили платформы, которые засыпали хорошей плодородной землей, [специально] привезенной издалека, чтобы посадить здесь маис, ибо во всем том районе, поскольку это очень холодная земля, он никак не принимался. На тех платформах они высаживали его вместе с семенами других [растений], и, хотя за ним много ухаживали, они собирали лишь немногочисленные початки, которые как священная вещь доставлялась королю, а он относил их в храм Солнца, и посылал избранным девственницам, которые находились в Коско, и приказывал, чтобы их направили [и] в другие обители и храмы, которые имелись в Королевстве: в один год — одним, в другой — другим, чтобы все насладились бы тем зерном, которое принесли как бы с неба. Его высаживали в садах храмов Солнца и домов избранниц в провинциях, где они имелись, а то, что собиралось, распределялось среди селений тех провинций. Несколько зерен кидали в житницы Солнца и короля и в хранилища советов, чтобы они, будучи божественного происхождения, охраняли бы, увеличивали и спасали бы от порчи хлеб, который был там собран для всеобщего поддержания (sus tento). Если же индеец мог заполучить одно зернышко того маиса или любого другого злака (semilla), чтобы бросить его в свои склады, он считал, что всю свою жизнь не будет испытывать недостатка в хлебе; такими вот суеверными они были во всем, что касалось их инков.