VII. Словакия в XX веке

1. Словакия между войнами

1.1. Борьба за Словакию

Декларация Словацкого национального совета от 30 октября 1918 г. явилась выражением воли к расставанию с Венгрией и созданию общего государства с чехами. Однако реализация этого решения была непростым делом. Словацкий национальный совет не располагал войсковыми частями, словацкие Национальные советы и вооруженные отряды гвардии, создаваемые по городам и селам, боролись за власть с администрацией, войском и жандармами, которые слушались только будапештское правительство. После революции 1 ноября 1918 г. в Будапеште на территории Словакии тоже возникали венгерские национальные советы, верные правительству Михая Каройи.

В некоторых областях Словакии, как и во многих регионах разваливающейся империи, царила анархия. Вооруженные солдаты, возвращающиеся с фронта, поддерживали стихийные бунты в деревнях и местечках. Грабеж и насилие обращались против ненавистной государственной администрации, нотариусов, жандармов как воплощения обид и страданий в годы войны, а также против торговцев, трактирщиков и зажиточных слоев.

Правительство М. Каройи пыталось удержать Словакию в рамках Венгрии обещанием автономии, но пражское правительство действовало со всей энергией. В новообразованное Национальное собрание в Праге в ноябре 1918 г. были кооптированы депутаты от Словакии, уже 6 ноября в западной Словакии начало действовать первое временное правительство по делам Словакии, 7 декабря Вавро Шробара назначили полномочным министром по делам Словакии с резиденцией в Жилине. После того, как 31 декабря 1918 г. чехословацкие войска заняли Братиславу, сюда переехало и правительство Шробара. Так Словакия впервые в истории стала иметь собственную столицу.

Чехословацкие войска, усиленные легионерами из Франции и Италии и добровольцами, после коротких боев до 20 января 1919 г. вытеснили венгерские части на юг, за демаркационную линию, установленную в декабре 1918 г. Антантой. На освобожденной территории вводились новые административные органы; министерство Шробара, которое было филиальным органом пражского правительства, быстро ликвидировало все конкурентные центры и органы власти. Были распущены революционные советы, отряды гвардии и центральный орган, Словацкий национальный совет. Роспуск СНС обусловило то обстоятельство, что он был слишком слаб, чтобы утвердить власть нового государства против Будапешта, так как лишь пражское правительство имело тогда в своем распоряжении самый важный инструмент власти — войско. Ликвидация Словацкого национального совета символизировала собой курс на строительство новой чехословацкой государственности как централистской, а также продемонстрировала соотношение сил чешской и словацкой политики.

Чехословацкая власть на территории Словакии пережила еще один критический момент — весной 1919 г. После коммунистического переворота в Будапеште 21 марта 1919 г. произошли вооруженные столкновения между чехословацкими войсками и венгерской Красной армией, которая после этого в июне захватила значительную часть Словакии. В тяжелых, кровопролитных боях с применением артиллерии, авиации и бронепоездов продвижение Красной армии было остановлено, и после ультиматума Антанты в конце июня территория Словакии была освобождена. С отходом венгерских войск прекратила существование и недолговечная Словацкая советская республика, провозглашенная 19 июня 1919 г. в Прешове.

До 1918 г. Словакия не являлась самостоятельной административно-территориальной единицей и, следовательно, не имела точно обозначенных границ. На севере и западе ими служили исторические границы Венгрии и австрийских провинций; на востоке после присоединения к Чехословакии Подкарпатской Руси между ней и Словакией в 1920 г. была проведена административная граница. Границу с Венгрией на юге после долгих переговоров на Парижской мирной конференции утвердил только Трианонский договор, подписанный 4 июня 1920 г. Граница была определена с учетом этнических, экономических и военно-стратегических моментов. Венгерский парламент договор ратифицировал, но ни одна более или менее значительная политическая сила в Венгрии с разделом страны и с присоединением ее территорий к Югославии, Австрии, Румынии и Чехословакии не смирилась. Венгерский реваншизм и оборонительный антиреваншизм государств-правопреемниц стал в последующие десятилетия важной составной частью политики в Подунавье. На севере в 1920 г. Польша вытребовала себе 25 населенных пунктов, что затрудняло взаимосвязи в межвоенный период.

1.2. Политическая система

Словакия в границах, установленных в 1920 г., имела площадь 49 006 кв. км и 2,998 244 жителей, 35% площади всей Чехословакии и 22% ее населения. К сельскому хозяйству и лесному делу имело отношение 60,6% населения, в чешских землях — только 31,6%. В индустриальных западных регионах государства к строительству, горному делу и к промышленности относилось 39,6% населения, в Словакии 17,4%. Значительные различия существовали и в уровне урбанизации и образованности, но главное — в уровне и интенсивности политической и общественной организованности и готовности действовать. Чешское общество до 1918 г. имело лучшие условия для развития, чем словаки в Венгрии, в новое государство они вошли с хорошо организованными политическими партиями, обществами, кадрами руководителей, с полным комплектом системы образования вплоть до университета и с традицией чешской государственности. Большинство депутатов в законодательном собрании уже до 1918 г. имело опыт работы в венском парламенте или в земских сеймах; из 54 членов словацкой фракции парламента подобный опыт имели только 6, в основном весьма кратковременный. Словакии, помимо искушенных в политике, экономике видных представителей общества, недоставало также интегрирующей харизматической личности. Генерал Милан Растислав Штефаник, который как ведущий деятель зарубежной освободительной миссии мог бы сыграть значительную роль, опираясь на свой авторитет, но при возвращении на родину в мае 1919 г. он потерпел авиакатастрофу и погиб.

Можно сказать, что если чешскому обществу не хватало лишь надстройки и венца собственной государственности, то словаки в новом государстве обрели прежде всего возможность в ускоренном порядке наверстывать то, что мадьяризация и недемократический режим Венгрии не позволили им развить. Возникновение Чехословакии бесспорно ускорило развитие словацкого общества, благоприятные условия для этого создавала прежде всего демократическая система.

Конституция 1920 г. определяла Чехословакию как республику с двухпалатным парламентом — палатой депутатов и сенатом. Главой государства был избранный парламентом на 7 лет президент, с 1918 по 1935 гг. им был Томаш Гарриг Масарик, с 1935 г. — его соратник Эдвард Бенеш. Выборы в парламент в 1920, 1925,1929 и 1935 гг., равно как и выборы в муниципальные органы — поселков, районов, жуп и в областные сеймы совершались на основе очень прогрессивного закона о выборах — со всеобщим избирательным правом, включая женщин, с прямым, равным и тайным голосованием. Это был разительный контраст по сравнению с венгерскими выборами, вся система гражданских прав в республике была весьма прогрессивна даже по европейским меркам своего времени.

Всеобщее избирательное право и широкие возможности объединений дали возможность на довоенных основах развить систему политических партий, которые влияли на жизнь общества в небывалой степени. Они создавались, исходя из трех принципов, которые по-разному переплетались и комбинировались: на первом месте национальный, на втором классовый и сословный и на третьем конфессиональный.

Национальный вопрос в межвоенный период имел несколько уровней. Первым было существование и положение национальных меньшинств в Словакии. В 1930 г. 17,8% жителей Словакии признавали своей национальностью венгерскую, 4,6% — немецкую, 2,2% — еврейскую и 2,9% принадлежали к восточно-славянским национальностям. Однако доля и влияние венгров и немцев в общественных верхах были гораздо выше. Венгры совершенно неожиданно для самих себя из господствующей в государстве нации стали меньшинством, республику считали временным явлением, продуктом определенной международной ситуации, все это могло быстро измениться. Большинство избирателей венгерской национальности отдавали свои голоса Венгерской христианско-социальной и Венгерской национальной партии, которые на выборах 1935 г. объединились. Часть венгров голосовала и за социал-демократов, много сельскохозяйственных рабочих из поместий на юге — и за коммунистическую партию.

Немцы до 1918 г., как и словаки, были объектом мадьяризации, в условиях Чехословакии они переживали в известном смысле национальное возрождение. Но они были разделены по трем изолированным областям проживания в западной, средней и восточной Словакии, которые стали налаживать связь между собой только после 1918 г. Их политические, экономические и культурные организации во многом находились под влиянием немцев в чешских землях, что в первое время им помогало, но впоследствии, во второй половине тридцатых годов оказалось шагом навстречу будущей трагедии.

Восточнославянское население на северо-востоке Словакии было в политическом и культурном отношении ослаблено спорами о национальной ориентации трех направлений: русинского как оплота существования самобытного четвертого восточнославянского народа, украинского направления и, наконец, русского. Эта раздробленность сказывалась в слабости их политических партий и культурных объединений. Ситуация еще осложнялась принадлежностью к двум конкурирующим церквям — православной и униатской.

Из граждан иудейского вероисповедания, которые составляли 4,1% населения, половина причисляла себя к еврейской национальности, треть — к чехословацкой, остальные — к венгерской или немецкой.

Специфическим было положение и деятельность чехов. После 1918 г. они приезжали в Словакию в качестве чиновников, учителей, военнослужащих, жандармов, железнодорожников, почтовых служащих, а также как предприниматели и ремесленники. В 1930 г. в Словакии их жило 120 926 человек, что хотя и составляло всего 3,7% населения, но их влияние на общественную, культурную, политическую и экономическую жизнь было намного больше. Они были важной неотъемлемой частью краеугольного камня национального вопроса в межвоенный период — словацко-чешских отношений и проблемы положения Словакии в государстве.

Словаки в 1918 г. стали, по терминологии того времени, «государствообразующей нацией». После переворота выяснилось, что интеллектуальный и политический потенциал словаков выше, чем это казалось в аномальных условиях Венгрии. Много вынужденно ассимилированных словаков вернулось к своей национальности, переворот вынес на поверхность множество новых личностей. Однако подобно тому, как словакам не хватало сил, чтобы с боем освободить свою территорию при распаде Венгрии, так и для нормальной работы государственной администрации, почты, железных дорог, органов безопасности и даже начальных и средних школ в первое время после переворота Словакия не могла обойтись без помощи из Чехии. Большое значение помощи чешской стороны в то время, при консолидации режима на территории Словакии было очевидно и общепризнано, но как только выяснилось, что одновременно она служит инструментом для воплощения концепции унитарного, централистского государства, так стали возникать проблемы.

Пражский централизм отчасти явился наследием империи, но свою лепту внесла и ситуация в новом государстве. Социальные бури после переворота взывали к необходимости «твердой руки», история с сопротивлением немецкого и венгерского меньшинства новому государству во время его формирования не прибавляла доверия к идее территориального самоуправления на основе этнического принципа. Представления Праги о том, каким будет государство, во многом были обусловлены наличием более чем трехмиллионного немецкого меньшинства в западных регионах республики, без словаков чехи составляли всего 49% населения государства. Именно чешско-немецкий фактор обусловил упорное настаивание чешской политики на концепции «чехословацкой нации». Эта концепция сыграла определенную роль при проведении в жизнь идеи будущего чехословацкого государства перед политиками Антанты, но она не соответствовала ни истории, ни реальной действительности и прежде всего резко расходилась с чувствами и мнением большинства словаков. Неожиданно вызволенные из Венгрии, многие со свежим, а значит, легкоранимым национальным самосознанием стремились быть только теми, кем прежде им было быть заказано, и в чем они видели одно из главных завоеваний республики — возможность быть словаками. Сторонников этнического чехословакизма, считавших чехов и словаков единой нацией, только временно исторически разделенной и устремленной к воссоединению, в Словакии была лишь горстка, зато очень влиятельных. В меньшинстве оставалась и идея политической чехословацкой нации, хотя она являлась официальной идеологической основой нескольких сильных партий, особенно аграрной и социал-демократической.

Этнический чехословакизм был закреплен и в преамбуле конституции 1920 г. («Мы, чехословацкий народ») и в законах о языке, в которых говорилось о «чехословацком языке». Практика жизни, а также неприятие в Словакии скоро заставили модифицировать предписания об употреблении этого несуществующего языка, в официальных учреждениях он должен был употребляться в двух вариантах, в «словацкой версии» и в «чешской версии». В Словакии, где проблема развития и спасения языка, словацкого языка играла большую роль не только в национальном возрождении, но и в последующей политической борьбе вплоть до мировой войны, это был весьма чувствительный вопрос, служащий инструментом политической мобилизации.

Слабость словацкой политики в период формирования государства, экономическое, культурное превосходство чешских земель и центра государства — Праги привели к тому, что законодательство, устройство государства, доминирующие идеи и стиль политики диктовались ситуацией вне территории Словакии, так что они не всегда соответствовали ее традициям и реальному экономическому и политическому положению. Мнение и запросы Словакии в первое время пыталась отстаивать в парламенте Словацкая фракция, но после упрочения политических партий она распалась. Правомочия Полномочного министерства по делам Словакии постепенно были урезаны, а в 1927 г оно было упразднено. Не удалось провести в жизнь идею создания союза словацких жуп, который представлял бы в Праге всю Словакию. Напротив, сами жупы, которых в Чехии никогда не существовало, были ликвидированы. В 1928 г., по образцу Чехии и Моравии, была создана словацкая Областная управа и избрано Областное представительство, но их правомочия были весьма ограниченны. Таким образом, вопрос о реальном самоуправлении Словакии до 1938 г оставался открытым.

Вопрос о самоуправлении Словакии встал еще при возникновении государства, на заседании Словацкого национального совета в Мартине, однако в первые годы основными разделительными линиями в словацком политическом спектре были другие, главным образом социальные проблемы. Перебои со снабжением, безработица, реквизиции скота и зерна в деревнях, накопившееся за войну нетерпение и радикализм привели к полной перемене довоенной политической структуры. На первых всеобщих и тайных парламентских выборах в 1920 г. победили социал-демократы, которые получили 38,1% голосов, вместе с немецкой и венгерской социал-демократической партией 46%. Однако сила левых партий была подорвана уже в 1921 г., когда от них откололась коммунистическая партия. В Словакии коммунисты, составная часть Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ), в 1925 г. получили вдвое больше голосов, чем реформистские социалистические партии, но социалисты уже с 1929 г. имели некоторый перевес и сохранили его и в тридцатые годы, несмотря на многолетний экономический кризис.

Возникшие в национальной эйфории после переворота идеи о создании единой словацкой гражданской партии оказались нереальными. Кристаллизация партий продолжилась в довоенном направлении. Партия предвоенной национальной и консервативной направленности, так называемая мартинская, и аграрная партия Годжи на выборы 1920 г. шли вместе, но потом сформировалось сильное словацкое ответвление чешской аграрной партии. Эта Республиканская партия земледельческого и мелкокрестьянского населения хотя никогда не получала в Словакии большинства голосов, но была самой влиятельной при получении мест в государственном управлении, при распределении государственных субсидий для земледельцев, у нее была лучше всех дотированная печать, сеть обществ, крепкая база в развитом кооперативном движении. Аграрная партия поставляла из Словакии в Прагу и больше всего министров и чиновников высшего ранга, ее лидер Милан Годжа был вообще первым словаком в истории, который в 1935 г. стал председателем чехословацкого правительства.

С середины двадцатых годов большинство голосов получала Глинковская словацкая народная партия (ГСНП), которая исходила из предвоенной традиции Словацкой народной партии, а также других католических и христианско-социальных движений. После переворота, обеспокоенная тем, что все чаще слышатся требования секуляризации, особенно в западной части государства, партия делала упор на защите католического школьного образования и церковных имений, которым грозила земельная реформа. Однако в 1920 г. это принесло ей только 17% голосов. После отделения от чешской католической партии в 1921 г. партия, наряду с конфессиональными проблемами, подчеркивала и значение национального вопроса. В 1922 г. ГСНП внесла в парламент первое предложение об автономии Словакии. Требование воплотить в жизнь обещанную в Питсбургском договоре от мая 1918 г. автономию Словакии было постоянным лейтмотивом, ядром и к тому же самым удачным агитационным инструментом Народной партии вплоть до 1938 г. Автономию она истолковывала как эффективнейшее средство решения социальных проблем Словакии, потому что в этом случае уделялось бы больше внимания ее специфическим потребностям и интересам. Автономия должна была стать надежным барьером против проникновения секуляризации, атеизма и социализма из западной части государства, оплотом традиционных ценностей.

Народная партия имела в виду автономию в рамках чехословацкого государства; группы, которые намеревались использовать самоуправление Словакии только как промежуточную ступень к восстановлению прежней Венгрии, среди словаков занимали периферийное положение, они недооценили интенсивность и стремительность становления национального самосознания после 1918 г. В условиях демократического государства в двадцатые годы обнаружили свою бесперспективность и группы авторитарного толка, имитаторы Муссолини. Наиболее многочисленная из них, Родобрана, составная часть Народной партии, открыто признавалась в симпатиях к итальянскому фашизму. После осуждения ее лидера Войтеха Туки в 1929 г. за шпионаж в пользу Венгрии Родобрана прекратила существование, возобновив свою деятельность снова накануне второй мировой войны.

Большинство политических партий находилось в заведомо невыгодном положении из-за ограниченной электоральной базы, будь то по конфессиональным причинам, как Еврейская партия и строго евангелическая Национальная партия, или по сословным, как Партия мелких предпринимателей. Все большие и успешные партии опирались прежде всего на сельский и провинциальный электорат, и даже коммунистическая партия имела самых верных сторонников среди рабочих крупных поместий. По сравнению с довоенным периодом в политической мобилизации и агитации большую роль играл этнический момент, а также вероисповедание. О том, насколько по-прежнему важное значение оно имело, свидетельствует большое число священников в парламенте, в руководящих органах партий, в редакциях, но оно же свидетельствует о неспособности католических и евангелических сторонников автономии, кроме краткого периода в 1932—1935 гг., скоординировать свою политику.

Характерной чертой словацкой политики в межвоенный период была ее оппозиционность по отношению к правительству. За исключением первых послевоенных лет и периода 1927—1929 гг., когда ГСНП была в составе правой правительственной коалиции, численность оппозиционного электората достигала 60 — 70%. Это обстоятельство отбивало охоту у партий правительственной коалиции всерьез думать о политическом самоуправлении Словакии в рамках ЧСР.

1.3. Экономические проблемы и социальные последствия

Весь межвоенный период политическая жизнь в республике проходила под знаком неблагоприятной экономической ситуации. Кроме цикличных колебаний конъюнктуры, которые характерны для кризисных лет 1921—1923 и 1930—1934, словацкая экономика долго не могла оправиться от последствий войны и распада Австро-Венгрии. По-прежнему сохранялись хронические структурные слабости словацкой экономики, прежде всего нехватка капитала.

Непосредственно военный ущерб в экономике был не слишком масштабным, гораздо дольше сказывалась гибель кормильцев семей, тысячи инвалидов войны, гибель тяглового скота, запустение и декапитализация предприятий. Последствия войны сказывались тем тяжелее, что их приходилось преодолевать в сложных обстоятельствах.

Определяющим фактором был распад экономического пространства империи, а значит, потеря освоенных рынков сбыта для словацкой промышленности, лесного дела, да и для сельского хозяйства. Новообразованные государства отгораживались таможенными барьерами, в первые послевоенные годы к этому добавлялись и непреодолимые транспортные и валютные преграды. Словацкая экономика должна была приспосабливаться к изменившимся условиям в жесткой конкуренции с гораздо более сильной чешской экономикой. В тридцатые годы, когда статистика позволяет делать более точные сравнения, Словакия имела 36% сельскохозяйственных угодий, но только 23% сельскохозяйственной продукции всей Чехословакии, менее 8% промышленной продукции, а банки в Словакии располагали лишь 7% общегосударственного капитала. Немногие предприятия финансировались банками с территории Словакии, отчасти продолжался довоенный контроль будапештскими и венскими банками, а частично их заменили банки, расположенные в Праге. Одновременное действие многих факторов — распад рынка империи, перемещение капитала, предпочтительное внимание государства пражскому центру и банкам своих, чешских предприятий и т. д. — привели к массовой ликвидации промышленных предприятий, особенно металлургических, стекольных, деревообрабатывающих и текстильных фабрик и рудников. Современники окрестили это явление «добиванием промышленности», оно стало первостепенной мишенью критики экономической и социальной политики нового государства. Новопостроенным предприятиям было не под силу возместить эти потери. Ликвидация предприятий продолжалась и во время мирового кризиса 1930—1934 гг. Перелом наступил только в результате повышения конъюнктуры вооружения после прихода Гитлера к власти в Германии.

Словакия по-прежнему была аграрной страной с островками промышленности. В сельском хозяйстве сохранялись разительные контрасты. С одной стороны, процветающие продуктивные поместья, которые нашли рынок сбыта в чешских промышленных агломерациях, с другой стороны, влачащие жалкое существование, зачастую в неблагоприятных горных условиях, мелкие крестьянские хозяйства. 88% сельскохозяйственных производителей с участками до 10 га имели 30,9% возделываемой земли, а 0,6% производителей с участками свыше 100 га владели 35,2% земли. Поэтому большинство крестьян возлагало большие надежды на земельную реформу, основы которой заложили еще законы 1918 и 1919 гг. Реформа разрешала продать крестьянам 21% обрабатываемых земель. И когда ее наконец провели в меньшем масштабе, она стала сильным аргументом аграрной партии, которая контролировала реформу. Продажа 291 000 га земли мелким крестьянам хотя и не внесла существенных изменений в структуру сельского хозяйства, зато навсегда утвердила в сознании деревни лозунг «земля принадлежит тем, кто на ней трудится», очень часто использовавшийся в политической борьбе, особенно в борьбе коммунистов за власть в 1945 г.

Социальное напряжение в деревне не прекращалось. Граница на юге с Венгрией сделала невозможным традиционный ежегодный отход на сезонные работы сельскохозяйственных рабочих и мелких крестьян из горных областей, и лишь постепенно их поток переориентировался на Чехию, Австрию, Германию и Францию. Эмиграция в США, до войны важный вентиль для оттока избытка населения в деревне, была затруднена введением в 1921 г. иммиграционных квот, и это ограничение не могли возместить даже новооткрывшиеся цели эмиграции Канада и Аргентина.

Население аграрных областей потребляло большую часть собственной продукции, на рынок все сельское хозяйство поставляло ее только 30%. Это была одна из причин медленного накопления капитала, вечной проблемы словацкой экономики. Природные источники Словакии, за небольшим исключением, как лес и магнезит, для зарубежных инвесторов были малопривлекательны, из-за местоположения на окраине индустриальной Европы Словакия не имела шансов на западных рынках. Не оправдались и надежды, что словацкая экономика будет ориентироваться на юго-восток. На это намекало название новооткрывшейся торговой ярмарки в Братиславе — Ориентальная, впоследствии Дунайская торговая ярмарка. Аграрные страны-правопреемницы — Румыния, Югославия, Болгария — были бедны и потому начали с развития и защиты именно простейших отраслей промышленности, то есть тех же, которые были и в Словакии. Экономические связи с Венгрией стопорились и по политическим мотивам.

Экономическое срастание чешской и словацкой экономики продвигалось медленно. Многие жгучие проблемы, тяжким бременем ложившиеся на словацкую экономику, — как например, железнодорожные тарифы, которые делали невыгодным производство в Словакии, — тянулись годами. Правда, некоторые объединительные меры требовали больших инвестиций и длительного времени, в частности, переориентация главных железнодорожных магистралей. Вместо преобладающего первоначального направления север-юг (на Будапешт) надо было проложить новые железнодорожные пути в направлении восток-запад, переключающие Словакию и Подкарпатскую Русь на Чехию,

Колоссальная перестройка экономики после 1918 г. была связана с большими социальными потрясениями, упадком целых регионов, удаленных от главных экономических центров. Хроническая безработица, обнищание деревенской бедноты скорее всего не увеличились по сравнению с довоенным периодом, но в новых условиях выросли возможности социальной мобилизации и протеста. Количество профессиональных организаций и их членов возросло в несколько раз, равно как и количество и накал забастовок, особенно в поместьях и в районах добычи и обработки лесоматериалов. В радикальной послевоенной атмосфере трудящиеся добились целой серии социальных законов, которые в старой Венгрии долго значились в программах социалистических партий, но их осуществление виделось лишь в очень отдаленной перспективе. Был введен 8-ми часовой рабочий день, пособия по безработице, улучшено социальное, медицинское страхование, коллективные переговоры с работодателями. Демократический режим повысил самосознание рабочих, крестьян, что привело к уменьшению многих традиционных унизительных моментов во взаимоотношениях работодатель—служащий и типичного для старой Венгрии постфеодального отношения барин-простолюдин.

Экономика и современниками считалась узким местом нового государства, зато большинство считало его плюсом — и с этим согласна и преобладающая часть историков — всеобщий подъем культуры и цивилизованности. Отчасти речь шла о продолжении процесса модернизации с довоенного периода, новым и ускоряющим ее моментом было устранение национального гнета и всесторонняя демократизация социальной и общественной жизни.

Сразу же после переворота в официальных учреждениях был введен «чехословацкий», т. е. на практике чешский и словацкий языки. Закон номер 122 о языке 1920 г. разрешал пользоваться и языками национальных меньшинств в областях, где их численность превышала 20% населения. Обучение в начальных и средних школах впервые после десятилетий мадьяризации велось на словацком, венгерском, немецком и восточнославянских языках. Обучение на родном языке помогло повысить уровень усвоения учебного материала и облегчило доступ к высшему образованию и детям из менее состоятельных слоев. Закон от 1922 г. продлил обязательное школьное образование с 6 до 8 классов. Увеличилось число средних и специальных учебных заведений. Университет св. Елизаветы, основанный в последние годы существования старой Венгрии в Братиславе, после того, как его профессора отказались признать образование ЧСР, был упразднен, а вместо него возник Университет им. Коменского с юридическим, философским и медицинским факультетами. Студенты из Словакии учились и в университете в Праге и в техническом институте в Брно. Высшее техническое училище было открыто только в 1938 г. в Кошицах, после многолетней борьбы. Система школьного образования являлась предметом острых политических споров, главным образом вокруг его радикальной секуляризации или сохранения влияния церкви на школу.

Демократизация ускорила и строительство структуры современного гражданского общества. Наряду с политическими партиями, а нередко и в их рамках, возникали профессиональные организации, объединения работодателей, мелких предпринимателей, крестьян, различные кооперативы, спортивные, физкультурные, благотворительные, социальные, просветительные, культурные общества различной политической и национальной окраски. Помимо «Сокола», носящего светский и прочехословацкий характер, функционировал католический «Орол» и физкультурные организации социалистической направленности. Параллельно с коммунистическими, социал-демократическими, аграрными профсоюзами существовали и профсоюзы Глинковской народной партии, с католическим культурным «Обществом Св. Войтеха» — евангелический «Траносциус», венгерская «Урания» или немецкий «Культурфербанд» (Культурное общество). Скаутские организации были государственные и чехословацкие, а также католические и еврейские. По национальному и политическому принципу устраивались и многие спортивные соревнования и туристские союзы. В этой галактике объединений и союзов, организованных по национальным, конфессиональным и сословным принципам, взаимоотношения складывались по-разному, от неприятия и жесткой конкуренции до тесного сотрудничества или по крайней мере мирного сосуществования.

Деятельность обществ после 1918 г. не была абсолютным новшеством, но она приобрела небывалый размах. И она создавала атмосферу, в которой словаки, прежде во всем ущемленные, а переворотом 1918 г. поднятые на позиции политически национального большинства, получили возможность в действительности утвердиться в этом положении, воспитывать в себе чувство собственного достоинства и национальное самосознание. Активное участие в деятельности структур гражданского общества частично выравнивало низкое представительство словаков в верхах общества, в которых по-прежнему задавали тон венгры, немцы и евреи, а после 1918 г. прибавились чехи.

Формированию чувства гражданской и национальной уверенности в себе у словаков способствовало и создание новых или утверждение стародавних национальных символов. Словакия впервые имела собственный столичный город, официально переименованный с немецкого Пресбург, венгерского Пожонь и словацкого Прешпорок в Братиславу. Национально-патриотическая словацкая песня «Над Татрой молния сверкает» стала составной частью чехословацкого государственного гимна, синяя полоса словацкого трехцветного знамени в форме клина поместилась на чехословацком государственном флаге, словацкий двойной крест на трех вершинах вместе с чешским львом образовали государственный герб ЧСР. Была восстановлена распущенная венгерскими властями в 1875 г. общенациональная культурная организация Матица словацкая, постепенно создавался Словацкий национальный театр, общесловацкие просветительные, экономические, спортивные институты, организации и центры, административные и финансовые учреждения. Благодаря их деятельности, хотя нередко у них было мало полномочий, становился все более очевидным факт существования Словакии как самобытного субъекта. Иначе говоря, именно то, что до 1918 г. венгерская политика принципиально отрицала, а после 1918 г. чешская политика ставила под сомнение. Фиксирование Словакии в сознании словаков и частично в сознании ее соседей является одним из важных и долговременных последствий межвоенного периода.

Внутриполитическое развитие Словакии после краткой послевоенной волны радикализма в общем пошло по пути постепенного, эволюционного использования тех возможностей, которые предоставляла парламентская демократическая система. Это выразилось в стабилизации крайне левого направления в форме коммунистической партии на уровне 10% электората и в росте реформаторского социализма, в провале попыток сформировать крайне правые движения, но прежде всего в сдвигах внутри гражданских партий в сторону центра, к более умеренным и рассчитанным на перспективу программам и требованиям. Эта направленность продолжалась и в тридцатые годы, однако в модификации, обусловленной двумя факторами: великим экономическим кризисом и существенными изменениями в международном положении Чехословакии.

Аграрный кризис в Словакии начал проявляться еще в 1928 г., в промышленности кризис охватил большинство отраслей в 1930 г., наибольшей глубины он достиг в 1933 г. По статистическим данным невозможно точно определить уровень падения словацкого промышленного производства, в общегосударственном масштабе оно снизилось на 40%, то есть выше среднего мирового показателя. Кризис охватил отрасли со сбытом продукции за пределами Словакии, как например, рудники, производство целлюлозы, текстильную и кожевенную промышленность, а также отрасли, производящие преимущественно для потребления внутри страны, в частности, пищевую промышленность и производство строительных материалов. Кризис дал толчок новой волне ликвидации промышленных предприятий, особенно в металлургии, в текстильной, металлообрабатывающей отрасли, в стекольной и бумажной промышленности.

Большие социальные последствия вызвал кризис в лесной промышленности, усугубленный прекращением сбыта древесины в Венгрию, которая таким образом отреагировала на ограничение экспорта ее сельскохозяйственной продукции в Чехословакию. В конце 1930 г. не работало 80% лесопильных предприятий, численность рабочих сократилась на 50%. Тем самым лишились работы на производстве древесины рабочие и возчики в горных областях, где зачастую это был жизненно важный источник заработка и для мелких крестьян. Социальную напряженность обостряла и потеря побочных заработков на сезонных сельскохозяйственных работах. В Словакии во время кризиса число наемных сезонных рабочих сократилось на треть, уменьшилось и количество рабочих мест для них в Чехии, Австрии и Франции, а Германия отпала совсем. Сельскохозяйственные рабочие, постоянные и сезонные, составляли основную массу безработных, в 1933 г. их было зарегистрировано 130 937, но это неполное число, потому что в процессе кризиса еще только создавалась база социальной сети в виде посреднических бюро по поиску работы. Большинство безработных не выполняло строгие требования для регулярной выплаты пособий и могло рассчитывать на благотворительность, на раздачу продуктовых талонов в учреждениях или на разовые акции помощи.

Чехословацкая экономика в большой степени зависела от международных рынков, но в 1933 г. экспорт снизился на 28% от докризисного уровня. Одно это ограничивало возможности антикризисных шагов правительства. Для решения проблемы кризиса и его последствий правительство получило от парламента чрезвычайные полномочия, из многочисленных государственных мер по урегулированию ситуации самой значительной было введение в 1934 г. хлебной монополии. Несмотря на государственную поддержку и двукратную девальвацию кроны в 1934 и 1936 гг., которая снизила ее золотое содержание на треть, в 1937 г. чехословацкий экспорт составлял в материальном выражении 80%, а в финансовом только 40% от докризисного уровня. Таким образом, широкому развитию инвестирования, чтобы наряду со снижением уровня безработицы на местах оно смогло оживить экономику, мешала нехватка денег в казне государства и муниципалитетов.

Перелом к лучшему в экономике наступил только в 1934 г., однако трудно сказать, насколько это было обусловлено закономерностью развития экономического цикла, а что явилось следствием коренного изменения в международном положении государства после прихода Гитлера к власти в сопредельной Германии. Но в Словакии установка на укрепление обороноспособности и вооружение действовала с середины тридцатых годов вполне очевидно как существенный стимул оживления экономики.

1.4. Международный и внутренний кризис тридцатых годов

Стратегическая концепция обороны Чехословакии рассматривала Словакию в качестве территории, куда после оборонительных боев с немцами чехословацкие войска отступят и тем самым предоставят возможность для военного вмешательства союзников, прежде всего Франции и Советского Союза. Усиление обороноспособности Словакии должно было предотвратить реализацию планов Венгрии, которая в установлении реваншистского режима в Германии увидела шанс пересмотреть Трианонский договор. Началось строительство военных заводов, уже существующие военные заводы из западной части государства основывали в Словакии так называемые «теневые предприятия», которые были предназначены выпускать продукцию вместо них в случае войны с Германией. Именно в эти годы были заложены основы военно-промышленного комплекса, который составлял костяк словацкой индустрии до 1989 г. Ускорилось строительство железнодорожных магистралей и дорог в направлении восток-запад, на границах с Венгрией и Австрией возводились железобетонные укрепления. Передислокация нескольких полков и высшего командования в Словакию потребовала строительства казарм, общежитий, аэродромов и складов. Развернувшееся строительство оживило строительную индустрию, производство цемента и строительных материалов, численность занятых в тяжелой промышленности в 1937 г. превысила докризисный уровень на 17%. Тем не менее это было всего 105 000 занятых, Словакия по-прежнему оставалась преимущественно аграрной страной.

Ограниченные возможности трудоустроить избыток крестьянского населения возбудили с начала кризиса обсуждения и дискуссии вокруг экономического будущего Словакии. Концепция, которая считала Словакию естественным аграрным придатком промышленноразвитых чешских областей, никогда не пользовалась особой популярностью у словацких политиков и экономистов. Словацкое сельское хозяйство, несомненно, обладало большими резервами, могло в результате реформ быть и одним из источников накопления капитала, но одно оно не имело шансов достойно обеспечить страну. Выход из положения могла дать только индустриализация, развитие промышленности как движущей силы социального, а также культурного прогресса. Наиболее ярко эту идею сформулировали коммунисты, которые в стремлении создать политический базис для формирования антифашистского фронта в 1937 г. свели в один документ все предложения и проекты словацких некоммунистических партий по развитию инвестиций, земельной реформе, поддержке малого бизнеса, по организации специального образования и социальным реформам. Остальные партии игнорировали этот проект, но в последующие десятилетия он послужил коммунистам эффективным доказательством того, что они вовремя уяснили ключевую проблему страны.

Экономический кризис приводил к острым социальным конфликтам, волнениям, забастовкам и демонстрациям, часто подавляемым жестокими и кровавыми методами. В тридцатые годы четники (жандармы) стреляли в народ в Голиче, в Телгарте, в Погорелой, в Кошутах, в Поломке, в Чьерном Балоге и в других местах, их действия вызывали новые протесты и депутатские запросы в парламенте. Но кризис очень мало отразился на режиме. Было принято несколько законов, которые по сравнению с докризисным периодом ограничивали свободу печати, деятельность муниципалитетов, появилась возможность прекращать деятельность политических партий, но важнейший закон 1933 г., предоставлявший правительству полномочия в случае необходимости принимать меры без предварительного принятия соответствующего закона парламентом, был ограничен во времени и касался лишь чисто экономических вопросов. Таким образом, парламентская демократическая система в Чехословакии, в отличие от всех ее соседей, была сохранена.

Политические последствия вызванных великим экономическим кризисом нарушений нормального хода вещей наиболее ощутимо проявились в обострении национальных противоречий в стране. Ключевым и роковым для государства было обострение ситуации в немецких областях Чехии, где существовавшая до этого система политических партий полностью развалилась. На парламентских выборах 1935 г. наибольшее число голосов немецких избирателей получил Судетонемецкий патриотический фронт (Sudetendeutsche Heimatf front) под руководством Конрада Генлейна, который постепенно стал инструментом Гитлера. Активизация национализма дала себя знать и среди венгерского меньшинства в Словакии, где в 1936 г. объединились Венгерская национальная и Венгерская христианско-социалистическая партии. Среди избирателей словацких политических партий особых сдвигов не произошло, но национальный вопрос по-прежнему играл важную роль.

Глинковская словацкая народная партия («людаки»), которая в 1927—1929 гг. входила в правительственную коалицию, после перехода в оппозицию внесла на рассмотрение парламента в 1930 г. новое предложение об автономии Словакии. Внушительные демонстрации народа, как например, в августе 1933 г. по случаю празднования 800-летия основания первого известного христианского храма в Нитре, установление сотрудничества с автономистской, преимущественно евангелической Словацкой национальной партией позволили партии восстановить свои позиции, пошатнувшиеся из-за участия в пражском правительстве. На парламентских выборах 1935 г. ГСНП вместе с СНП и небольшими русинскими и польскими партиями получила 30,12% голосов. Партия по-прежнему опиралась на своего харизматического лидера Андрея Глинку, но на передний план уже выходило новое поколение политиков, представленное Йозефом Тисо, Каролом Сидором, и еще более молодые группы, особенно недавних выпускников уже чехословацких учебных заведений, которые требовали федерализации государства. В радикализированной среде все больше проявлялись и авторитарные черты идеологии ГСНП, выраженные на съезде в 1936 г. лозунгом «Один Бог, одна нация, одна партия», и традиционный антисемитизм в самой партии. Производила впечатление и привлекала античешская агитация, акцентирование того, что чехи занимают места в государственном управлении, в армии, на железной дороге, на почте, в школах в ущерб словакам, глухота центральной власти к нуждам словацкой экономики, вопрос о языке.

Словацкие представители и организации коалиционных общегосударственных партий, аграрной, социал-демократической и других партий перед националистическим натиском оказывались в незавидном положении: многие перегибы централизма они сами осуждали, но их критика была непоследовательна, а польза от нее была или нулевой, или рассчитанной на такое отдаленное будущее, что в данный момент была политически малоэффективна. В исторической ретроспективе нельзя не увидеть, что политика эволюционного выравнивания несоответствий между западной и восточной частью государства была успешной, что словацкое общество очень быстро встало на путь модернизации, приобретало национальный характер, но это шло с таким скрипом и с такой долговременной перспективой, что на это требовались многие десятилетия: дело было в лимите времени, которого демократической Чехословацкой республике не было отпущено. Многие словацкие члены общегосударственных партий, особенно молодежь, понимали это, в середине тридцатых годов они начинают выступать с идеей некой «демократической автономности» в качестве противовеса риторике глинковской партии, но это делалось неуверенно и неэффективно.

Приход Гитлера к власти в 1933 г. вызвал беспокойство за перспективы Чехословакии. Чехословацкая система безопасности опиралась на мирные договоры, подписанные после мировой войны в парижских пригородах, на весьма активное участие в работе Лиги наций, на договор с Францией от 1923 г. и договоры с государствами Малой Антанты — Румынией и Югославией. Малую Антанту объединяла прежде всего боязнь венгерского реваншизма. После заключения союзнического договора между Францией и Советским Союзом союзнический договор с Москвой заключила и Чехословакия. С середины тридцатых годов государство очень интенсивно готовилось к обороне: был продлен срок службы в армии, увеличен личный состав армии, началось масштабное перевооружение, строительство пограничных укреплений.

Нацеленность на оборону государства была поддержана большинством населения, в Словакии действовал страх перед венгерским реваншизмом. Народная партия, однако, отвергала союзническую систему республики, вместе со всей коалиционной политикой, которую считала слишком левой. Чехословакию, Францию с ее правительством Народного фронта и Советский Союз она называла «большевистским трилистником». Симпатии «людаков» к авторитарным диктатурам и ярковыраженным антисоциалистическим режимам в то время не оказывали сколько-нибудь существенного влияния на государственную политику, но они в полный голос заявили о себе во время кризиса государства в 1938 г.

1.5. Автономия Словакии и возникновение Словацкой республики

Аншлюс Австрии 13 марта 1938 г. значительно ухудшил стратегическое положение ЧСР. Германская граница придвинулась к предместьям Братиславы, бездействие великих держав было дурным предзнаменованием. При аншлюсе Австрии Гитлер использовал тамошнюю нацистскую агентуру, в Чехословакии подобную роль сыграла Судетонемецкая партия Генлейна. Она все время умышленно ужесточала свои требования, в сентябре 1938 г. вооруженные в Германии отряды Генлейна попытались совершить государственный переворот. Попытка путча провалилась, на угрозы Гитлера правительство ответило объявлением 23 сентября всеобщей мобилизации армии, войска заняли пограничные укрепления. Однако в конечном итоге под давлением великих держав Чехословакия капитулировала. Англия и Франция не хотели рисковать войной ради маленькой центральноевропейской страны. Ложное представление об истинных целях гитлеровской агрессии привело их к подписанию Мюнхенского договора 29 сентября 1938 г. Германия, Италия, Великобритания и Франция без участия представителей Чехословакии продиктовали ей новые границы с Германией, которые делали ее беззащитной перед Гитлером. Одновременно они продиктовали ЧСР срок для договоренности о новых границах и с Польшей и Венгрией. Мюнхенский диктат явился важным шагом к развязыванию второй мировой войны, причем при выгодных для агрессоров обстоятельствах; его принятие чехословацким правительством и президентом Бенешем на десятилетия наложило отпечаток на чешское и словацкое общество как в политическом, так и в моральном плане.

В Мюнхенском кризисе Словакия играла далеко не первостепенную роль. Хотя Народная партия с начала 1938 г. усиленно вела агитацию за проведение весной выборов в муниципалитеты, но даже многочисленные политические собрания и мероприятия не указывали на то, что ГСНП в одиночку удастся добиться этого. Летом 1938 г. она разработала новый проект автономии, вела интенсивные переговоры с правительством и президентом Бенешем. Правительство уже было готово во многом пойти на уступки, но решение было приостановлено и отложено ввиду переговоров с Генлейном. «Словацкий вопрос» все это время зависел от «немецкого» вопроса.

Мюнхен внес драматические перемены в политическую карту государства; прежние союзнические договоренности рухнули, западные демократии лишились доверия, на передний план выходили приверженцы авторитарных, экспансионистских и в данный момент триумфальных режимов. Народная партия не преминула воспользоваться кризисом государства. 6 октября 1938 г. исполнительный комитет ГСНП провозгласил в Жилине автономию Словакии, к нему примкнули и представители пяти других партий. Центральное правительство в Праге признало автономию и назначило словацкое правительство во главе с Иозефом Тисо. 22 ноября 1938 г. Национальное собрание приняло закон об автономии Словакии.

Первой серьезной проблемой, с которой столкнулось автономное правительство, были территориальные притязания Польши и Венгрии, вытекающие из решения Мюнхенской конференции. Чехословацкое правительство, стремясь избежать сколько-нибудь серьезного конфликта, в ноябре уступило Польше часть Силезии и северной Словакии. Переговоры с Венгрией, которая настаивала на присоединении всей Словакии, результата не дали. 2 ноября в Вене арбитраж Германии и Италии вынес решение о новых границах Словакии: Венгрии были переданы 10 390 кв. км территории с 854 217 жителей, из которых свыше 270 000 словацкой национальности. Подписавшие Мюнхенский договор Франция и Англия уже не принимали участия в принятии решений в Вене, гегемония Германии в этом регионе была очевидной.

Мюнхен знаменовал собой конец парламентской демократической системы во всем государстве, которое официально называлось уже Чехословацкая республика. Название, относящееся к периоду от Мюнхена по март 1939 г. — «Вторая республика» — говорит не только об уменьшении территории государства, автономной администрации Словакии и Подкарпатской Руси, но и об изменении режима в сторону авторитаризма. Братиславское правительство строило собственный вариант диктатуры. Левые политические партии были ликвидированы, гражданские партии либо распущены, либо под давлением или добровольно слились с ГСНП в единую партию ПСНЕ — Партия словацкого национального единства. Были распущены многочисленные общества, принудительно объединены профсоюзы, разогнаны неугодные режиму органы муниципального самоуправления. Выборы в сейм автономии 18 декабря 1938 г. проходили в форме плебисцита и по единому списку кандидатов, из 63 депутатов было 47 «людаков», остальные — перебежчики из других партий и представители немецкого и венгерского меньшинств. Большая роль в общественной жизни придавалась ударным отрядам партии — Глинковской гвардии, которая была и движущей силой, и исполнителем первых антиеврейских мер правительства автономии.

Внешнеполитический курс братиславского правительства, подобно его партнеру и сопернику в Праге, был ориентирован на Германию. Во время Мюнхена в нацистских концепциях Словакия еще не фигурирует, все изменилось в октябре—ноябре 1938 г. Гитлер, планируя ликвидацию остатков Чехословакии, предназначил Словакии ту же роль, какую нацисты сыграли в Австрии и генлейновцы в Чехословакии, то есть роль взрывателя, обеспечивающего обоснованность агрессии и оккупации якобы вследствие «развала изнутри». Во время многочисленных бесед и переговоров нацистские политики давали понять представителям «людаков», что поддержат Словакию, но лишь в том случае, если она будет самостоятельной. Это лило воду на мельницу первоначально слабому направлению в Народной партии, выступающему за полный суверенитет. Руководство партии старалось переходить к самостоятельности постепенно, шаг за шагом, посредством отвоевывания позиций в управлении, армии, полиции. Германию такой долговременный процесс не устраивал, радикально разрубить этот узел нацистам помогло вмешательство центрального пражского правительства в дела Словакии 9 марта 1939 г.

Центральное правительство было обеспокоено известиями о переговорах деятелей словацкого правительства в Берлине. Президент Гаха отправил премьер-министра автономного правительства Йозефа Тисо в отставку, в Словакии была введена военная диктатура, и новым премьер-министром стал «людак» Карол Сидор. Воспользовавшись сложной ситуацией, нацисты энергично добивались от «людаков» отторжения от Праги. С продолжавшейся несколько дней неопределенностью. Гитлер покончил самым решительным образом, пригласив уволенного Й. Тисо в Берлин. Там его приняли 13 марта уже как главу государства, во время переговоров Гитлер поставил Тисо перед дилеммой: или немедленное провозглашение самостоятельности, или перспектива раздела Словакии между Германией, Польшей и Венгрией. На следующий день, 14 марта, Тисо доложил наскоро созванному сейму о переговорах в Берлине, и сейм проголосовал за суверенитет нового государства. В тот же день Гитлер повторил угрозы и нажим на чехословацкого президента Эмиля Гаху, который в конце концов подписал документ о принятии германского протектората над остатками Чехо-Словакии. В это время немецкие военные части уже направлялись в Прагу.

Межвоенная республика была кратким, всего двадцатилетним отрезком словацкой истории. Однако это был единственный период, вплоть до 1989 г., когда в Словакии функционировала полнокровная парламентская демократия, общество быстро модернизировалось не только в техническом смысле, но и с точки зрения своих структур. Последующие режимы и диктатуры официально занимали к нему критическую позицию, однако во многом им жили и из него черпали. Падение первой республики, связь элементов долговременных и исторически случайных, соотношение компонентов внешних и внутренних, вопросы этики в связи с мюнхенской капитуляцией не сходят с повестки дня, на них отвечают снова и снова. Мюнхен остается открытой проблемой чешской и словацкой историографии, а также незаживающей раной чешского и словацкого общественного сознания.


2. Словацкая республика 1939—1945 годы

2.1. Международное положение и политическая система Словацкой республики

Площадь Словацкой республики составляла 38 004 кв. км, население — 2 655 053 человек. На западе, а после поражения Польши в сентябре 1939 г. и на севере, соседом республики была германская империя с оккупированными ею территориями. На юге и востоке Словакия граничила с Венгрией. Словацкая республика имела все институты и символы самостоятельного государства: парламент, правительство, президента, гимн, герб, государственный флаг, собственную валюту (словацкую крону), зарубежные представительства. Она была признана 27 странами, всеми тогдашними державами, кроме США[78]. Однако существование государства было сначала довольно нестабильным. Уже в апреле 1939 г. Гитлер предлагал Словакию или её часть Польше в качестве компенсации за уступки в отношении Гданьска (Данцига — В.М.) и польского коридора в Пруссию[79]. После отказа польского правительства пойти на эти уступки немецкая армия использовала Словакию в сентябре 1939 г. в качестве одного из плацдармов нападения на Польшу.

В годы войны Словацкая республика выполняла в нацистской политике функцию некой витрины, которая должна была демонстрировать, прежде всего, народам Юго-Восточной Европы, что Гитлер не только оккупирует страны, но и «освобождает» народы. Одновременно Словакия была испытательным полигоном нацистской политики, например, при разработке статуса немецкого меньшинства на юго-востоке Европы или в так называемом решении еврейского вопроса. На роль «образцового государства» Словацкая республика подходила благодаря своему положению где-то на полпути между прямо оккупированной страной, или протекторатом, каким являлись Чехия и Моравия, и суверенными государствами, находившимися под немецким контролем, какими были Венгрия, Румыния или Болгария.

Положение Словакии в германской сфере влияния определял Охранный договор, подписанный 18—23 марта 1939 г. Охранным договором «Германская империя берет на себя охрану политической независимости Словацкого государства и целостности его территории», — гласил параграф 1. Взамен Словакия обязалась проводить внешнюю политику «в тесном согласии с германским правительством», создавать свою армию «в прямом соответствии с германскими вооруженными силами». Вдоль западной границы государства была создана Охранная зона, в которой немецкая армия пользовалась исключительными правами. Последующие соглашения и протоколы обеспечивали Германии свободный доступ к использованию природных богатств и эксплуатации промышленных предприятий, важных в военном отношении. В экономике происходило стремительное вытеснение чешского и австрийского капиталов германскими корпорациями, прежде всего Немецким банком, Дрезденским банком и военным концерном Герман Геринг Верке. Доля немецкого капитала в промышленных акционерных обществах возросла с 4% в 1938 г. до 51, 6% в 1942 г.

Внешнеполитическая зависимость от Германии была удручающе всеохватывающей, но в то же время не давала твердых гарантий. Сразу же после возникновения государства она оказалась неэффективной, когда венгерские войска в марте 1939 г. при оккупации Подкарпатской Руси перешли границу Словакии, и в течение нескольких дней здесь велись бои с применением авиации и танков. Словацкая республика должна была уступить Венгрии новую территорию площадью 1 697 кв. км с населением 69 639 человек. Министр иностранных дел Фердинанд Дюрчанский пытался сбалансировать неблагоприятное геополитическое положение государства установлением связей с Западом, но после поражения Франции в 1940 году немцы эти попытки энергично пресекли. Во время переговоров 28 июля 1940 г. в Зальцбурге Гитлер принудил президента Тисо реорганизовать правительство и отправить в отставку Дюрчанского. Его место занял председатель правительства, пронацистски настроенный Войтех Тука; министром внутренних дел стал радикальный националист глава Глинковской гвардии Александр Мах. С Советским Союзом Словакия имела хорошие экономические и культурные контакты[80], которые однако были лимитированы идеологией, но прежде всего тем, что Советский Союз считал Словакию страной, входившей в сферу влияния Германии.

Во внешней политике правительство преследовало две главные цели. Во-первых, сохранение самого государства и его укрепление в контролируемом Германией пространстве. Значительным шагом оно считало присоединение Словакии 24 ноября 1940 г. к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии[81]. Таким парадоксальным способом Словацкая республика оказалась также союзником Венгрии. Между тем, именно конфронтация с южным соседом являлась вторым основным компонентом внешней политики словацкого правительства. Оно стремилось создать для словаков на оккупированной венграми территории более сносные условия существования, но, прежде всего, добиться ревизии Венского арбитража от ноября 1938 г. При гегемонии Германии в Дунайском бассейне всё это побуждало словацкие власти к стремлению зарекомендовать себя в Берлине как надежного союзника с точки зрения внешней и внутренней политики государства. Во внешней политике это проявилось в участии словацкой армии в кампании против Польши в сентябре 1939 г., в участии словацкого военного контингента в войне против Советского Союза с июня 1941 г., в объявлении войны США и Великобритании в декабре 1941 г. В отношениях с Венгрией подобная стратегия не принесла осязаемых результатов, нацисты откладывали решение словацко-венгерского спора на период «после войны». Вместе с тем, внешнеполитические акции тесно связывали государство с судьбой нацистской Германии, этому способствовала и его внутренняя политика.

Самостоятельное государство дало возможность народной (глинковской) партии реализовать свою концепцию организации словацкого общества. Военные условия, с одной стороны, это осложняли, но во многом и облегчали. Уже само возникновение государства, в конце концов, стало возможным только в результате существенного изменения соотношения сил влияния в Центральной Европе. Война облегчала радикальное вмешательство в политическую и общественную жизнь, что вполне сочеталось с авторитарными и фашизоидными компонентами людацкой[82] идеологии и политики.

Контуры режима обозначило только развитие ситуации после Мюнхена. Конституция, принятая сеймом 21 июля 1939 г., в параграфе 58 устанавливала, что «словацкий народ участвует в государственной власти посредством Глинковской словацкой народной партии (Партии словацкого национального единства)». Конституция формально еще сохраняла некоторые положения домюнхенской чехословацкой конституции — выборы президента, выборы сейма, но постепенно режим эволюционировал в сторону укрепления и углубления диктатуры. Сейм постепенно был отстранен от принятия решений, была усилена распорядительная власть правительства, президент получил право дополнять сейм назначенными депутатами. Окончательное оформление режима было завершено в 1942 году принятием закона о Глинковской словацкой народной партии. Президент получил титул «Вождя», была обеспечена персональная связь функционеров партии и государства с мест через районы и жупы вплоть до высших органов государства. Принцип вождизма оказал влияние также и на заимствованные из представлений католицизма об обществе положения о сословиях, которые должны были стать одним из столпов политической системы. Сословия заменили ликвидированные профсоюзы, в обязательном порядке объединяли работников и работодателей, и находились под прямым контролем партии. Скопированная у нацистов «система вождизма» была последовательно воплощена и в организации правящей «государственной партии», ГСНП.

При формировании режима столкнулись две концепции, одна из которых представляла традиционные течения внутри народной партии, всего националистического движения, другая отражала притягательность и влияние пользовавшегося тогда успехом немецкого нацизма. Группировка, возглавляемая Йозефом Тисо, ставшего с октября 1939 года президентом, а с 1942 года и «Вождем», намеревалась строить диктатуру, используя традиционные структуры партии, прагматически привлекая также не состоявших в людацкои партии, но готовых к сотрудничеству людей, и перебежчиков. В идеологии и каждодневной политике эта группировка исходила из традиционных постулатов католицизма и консерватизма, в экономической политике — из учения католицизма об обществе. Другая группировка во главе с профессором Войтехом Тукой, который в октябре 1939 г. сменил Тисо на посту премьера, настаивала на более радикальных методах и более последовательном следовании нацистским образцам. Тука, в двадцатых годах возглавлявший фашистскую «Родобрану», в отличие от проповедуемой Тисо «народной Словакии» пропагандировал «словацкий национал-социализм», стремлению опираться на традиции противопоставлял «перманентную революцию». Главной опорой Туки была Глинковская гвардия во главе с Александром Махом, которая была организована по образцу немецкой СА[83] и претендовала на весомое участие в государственной политике.

В споре о характере диктатуры в Словакии Тисо опирался прежде всего на партию, которая в 1944 г. насчитывала примерно 300 тысяч членов, и пользовался также поддержкой католической церкви. Священники были широко представлены среди функционеров партии, а также в сейме и государственном совете, сам Тисо был католическим священником. Церковь поддерживала социальную, культурную, образовательную политику правительства, её устраивали также авторитарные и патерналистские элементы политической системы, однако она не готова была поддерживать последовательное копирование нацистского образца. Группировки Тисо и Туки интенсивно добивались поддержки со стороны Германии, где каждая имела своих патронов, гардистское[84] крыло — прежде всего в кругах СС. Однако самым важным и решающим являлся Гитлер, отдавший предпочтение Тисо, который в условиях разгоравшейся войны был лучшим гарантом стабильности, чем крикливые, но в обществе слабо укорененные группки «словацких национальных социалистов». Однако Гитлер не позволил Тисо окончательно ликвидировать своих противников, Тука остался в правительстве, отборные группы Глинковской гвардии проходили обучение в Германии под руководством представителей СС, радикалы были неким резервом и средством давления.

Функцию нажима и контроля в интересах нацистов выполняла и организация немецкого меньшинства. После Мюнхена Карпатонемецкая партия во главе с Францем Кармазиным преобразовалась в Немецкую партию (Deutsche Partei — DP), она получила от правительства монополию на организацию и репрезентацию всего немецкого населения. DP создала густую организационную сеть, параллельную Глинковской гвардии организацию ФС (Freiwillige Schutzstaffel)[85], молодежные, женские, профсоюзные, спортивные организации, собственную администрацию школ. Призывы части словацких немцев о присоединении к Германии, раздававшиеся в 1938—1939 гг., в Берлине не получили поддержки; возобладала концепция, что пока, во время войны, словацкие немцы должны стать гарантом великогерманских интересов в словацкой среде и образцом статуса немецкого меньшинства в юго-восточной Европе. Немцы добились создания особых подразделений в рамках словацкой армии, с 1942 года производился массовый набор в СС, с весны 1944 г. они в обязательном порядке проходили действительную военную службу в СС.

Стремление к исключительному положению в государстве, вызывающее поведение Немецкой партии как представителя воли «державы-покровительницы» вели к взаимному, почти неведомому прежде отчуждению и, в конечном счете, — к открытому словацко-немецкому антагонизму. Словацкие приверженцы режима, питавшие свежеприобртенные представления и иллюзии о национальной суверенности и самостоятельности, чувствовали себя оскорбленными непомерными претензиями официальных представителей немецкого меньшинства во главе с Францем Кармазиным, противникам же режима демонстративные действия и публичные выступления кармазинцев напоминали нацизм, Гитлера, насилие, антисемитизм, агрессию. Антифашистски настроенные группки словацких немцев, прежде всего социалистической и коммунистической ориентации, продержались вплоть до конца войны, но не смогли преодолеть это отчуждение, перераставшее в ненависть.

Национализм, один из основных столпов людацкого режима, вступил в конфронтацию со всеми национальными меньшинствами. После Венского арбитража в Словакии осталось около 60 тысяч венгров; в качестве их политического представителя режим разрешил выступать Венгерской партии в Словакии во главе с депутатом Яношем Эстерхази. Венгры на территории Словацкой республики были в значительной степени заложниками политики будапештского правительства по отношению к словацкому меньшинству на оккупированных территориях. Словацкая конституция (параграф 58) предоставляла национальным меньшинствам столько прав, сколько имели словаки на территории «этнической отчизны» этих меньшинств. На практике это приводило к перманентным спорам между Братиславой и Будапештом о разрешении на открытие школ, культурных обществ, газет, спортивных клубов национальных меньшинств, к взаимной травле и преследованиям. Словацкое и венгерское правительства непрестанно жаловались и писали доносы в Берлин, где стремились споры уладить, но без существенного результата.

Русинское меньшинство также было представлено в сейме, хотя и не имело собственной политической организации, как немцы и венгры. Государство поддерживало русинское течение против украинского, а в церковной политике — униатство. Русинская проблематика не была первоочередной в сфере интересов правительства, русинские элиты не представляли в то время серьезного конкурента словацким. Радикальный национализм режима проявлялся особенно в отношении чехов и евреев.

Уже в период автономии братиславское правительство добилось от Праги перемещения в Чехию 9 тысяч государственных служащих. После марта 1939 года наступила очередь и других: военнослужащих, железнодорожников, почтовых служащих, управленческих работников, педагогов, судей, технических служащих, врачей. До лета 1940 г. число чешских государственных служащих сократилось до 2 205, свое положение сохранили незаменимые специалисты, мужья словацких женщин и т. д. Принудительное выселение менее затронуло служащих частных фирм и предпринимателей, общее сокращение числа чехов по сравнению с 1939 г. достигло по примерным оценкам 1/3, Из опасения переселения в Протекторат, где жизненные условия были гораздо более неблагоприятны, часть чехов заявила о себе уже при переписи 1938 г. как о словаках или немцах. Чехи были предметов непрестанных нападок со стороны радикалов, которые видели в них пятую колонну, агентов чехословацкого эмигрантского правительства в Лондоне, и периодически выдвигали требование «полного очищения» Словакии. Выселение большинства чехов, хотя и без грубых эксцессов, подпитывало в чешском обществе ощущение словацкой «измены», государственной неблагонадежности, что выразительно проявилось в спорах и рассуждениях о положении Словакии в восстановленной Чехословацкой республике, как во время, так и после войны, и имело отголоски вплоть до 1992 года.

Диктатура, агрессивная атмосфера и политические условия, созданные в ходе войны нацистской Германией, содействовали переходу традиционного людацкого антисемитизма к жестоким, систематическим и определяемым государством формам, которые в конечном счете вели к уничтожению большинства словацких граждан иудейского вероисповедания.

В 1939 г. на территории Словацкой республики проживало около 90 тысяч евреев, в том числе несколько тысяч беженцев из Германии, Австрии и иностранных граждан. Иммигрантов прежде всего постигли преследования и насильственное выселение уже автономного словацкого правительства. Пропаганда обвиняла евреев в том, что они стали причиной Венского арбитража, кампания, проводимая в прессе и посредством листовок, подготавливала почву для акций, которые начали проводиться после марта 1939 г.

18 апреля 1939 г. вышло распоряжение правительства, которое давало дефиницию «еврей» на религиозной основе. Таким образом выделенная группа граждан подвергалась все большей дискриминации. Им были запрещены некоторые профессии, получение высшего образования как основного, их предприятия, земельная собственность, магазины были постепенно «аризованы» в пользу словацких и немецких заинтересованных лиц, сторонников режима. Евреи постепенно были лишены гражданских прав, низведены до положения людей второго сорта. Различные направленные против евреев меры и ограничения были прописаны в 270 параграфах распоряжения правительства № 198/1941, так называемом Еврейском кодексе, который давал определение «еврей» на расовом принципе, аналогично Нюрнбергским законам в Германии. Евреи должны были носить пятиконечную желтую звезду, такое же обозначение должны были иметь их почтовые отправления, они были ограничены в поездках, не имели права владеть средствами транспорта, радиоприемниками, фотоаппаратами, имели ограниченный доступ в парки, кинотеатры, рестораны, плавательные бассейны, кафе, для них было четко определено время покупок и свободного передвижения по городу. Евреи должны были выселяться с некоторых улиц, против них велась систематическая полная ненависти пропаганда, совершалось физическое насилие со стороны членов Глинковской гвардии и ФС.

Самой действенной защитой против антисемитской волны была эмиграция, однако многие страны не проявляли желания принимать еврейских эмигрантов, некоторые транспорты, в начале войны следовавшие в Палестину, застряли в пути. Еврейские организации и противники антисемитизма могли его последствия только сглаживать, создавая рабочие места для евреев в специальных трудовых лагерях, добиваясь исключений под предлогом «хозяйственной необходимости», прибегая к обряду крещения.

В конце 1941 г. государство начало воспринимать евреев, лишенных собственности, возможности трудиться и оттесненных на периферию общества, как обузу. Подготавливалось создание гетто, что, однако, в определенных для этого местах встречало сопротивление местных функционеров. В это время пришло предложение нацистов определить словацких евреев «на работу» в оккупированных Германией областях. 25 марта 1942 г. из Попрада был отправлен первый эшелон с тысячью молодых женщин и девушек, на следующий день в нем уже была проведена селекция на платформе концентрационного лагеря Освенцим. С 25 марта по 20 октября 1942 г. в нацистские лагеря было отправлено 57 628 евреев, Особым законом они были лишены остатков собственности, гражданства, а словацкое правительство обязалось заплатить Германии за каждого еврея 500 марок в качестве «переселенческого сбора». Из депортированных этой первой волны в живых осталось только несколько сот людей.

Вторая волна депортаций осуществлялась с конца сентября 1944 г. по март 1945 г., когда было вывезено примерно 13 500 человек, из которых 10 000 погибли. После марта 1944 г.[86] в пламене холокоста сгорели и евреи, проживавшие на территориях, оккупированных Венгрией. Среди них были и многие из тех, кто бежал туда после 1942 г., опасаясь депортации с территории Словацкой республики.

Холокост практически ликвидировал словацкую еврейскую общину и оказал глубокое и длительное воздействие на все общество. Он разоблачил радикальные, фашистские группы, но продемонстрировал и желание честных людей, не взирая на риск быть заклейменным как «белый жид», оказывать помощь подвергавшимся преследованиям. Если значительная часть общества рассматривала режим как «меньшее зло» по сравнению с прямой нацистской оккупацией, то антиеврейские мероприятия демонстрировали, как и участие в войне, трансформацию «меньшего зла» в зло как таковое. Проявилась также ограниченность и непоследовательность некоторых важных общественных институтов. Католическая церковь, подобно тому, как она поддерживала авторитарный режим и остановилась лишь перед его нацификацией, не осудила решительно и с самого начала антиеврейскую кампанию в целом, она выступила лишь против ущемления крещеных евреев и введения расового принципа в сентябре 1941 г. Протесты Ватикана против расовых законов, направленные братиславскому правительству и президенту Тисо, успеха не имели, но критика депортаций Ватиканом была одной из причин, которые временно в октябре 1942 г. их приостановили.

«Решение еврейского вопроса» наложило позорную печать на режим и государство. Аризация собственности вела к коррупционной коррозии людацких элит, расизму, усилению радикальных групп, зависимых от нацистов. Предупреждения словацких евреев, адресованные президенту Тисо уже во время подготовки депортаций, о том, что они обрекают их на гибель, постепенно подтверждались. Соучастие в холокосте стало одной из цепей, связывавших режим с судьбой нацистской Германии вплоть до конца войны.

Депортация коснулась и цыган, которых в Словакии до войны было около 100 тыс. Законодательство Словацкого государства, касавшееся цыган, было копией законодательства третьего рейха. Цыгане были лишены возможности служить в армии, взамен чего вместе с евреями выполняли определенную трудовую повинность. Цыганам было запрещено кочевать, пользоваться общественным транспортом, разрешалось посещать селения и города лишь в назначенные дни и часы; они обязаны были не располагаться табором вблизи оживленных дорог. В 1941—1944 гг. во многих местах Словакии существовали «трудовые бригады для асоциальных элементов», в которые попадали прежде всего цыганские мужчины. После подавления Словацкого национального восстания части СС приступили в Центральной Словакии к массовому уничтожению цыганского населения. Цыгане из областей, присоединенных к Венгрии, были депортированы в немецкие концентрационные лагеря, главным образом в Дахау.

2.2. Антифашистское Сопротивление

Диктатура народной партии с самого начала вызывала критику и сопротивление. Несогласие с режимом было продиктовано прежде всего политическими и только в меньшей мере, и лишь в первые годы также экономическими мотивами. Забастовки и демонстрации против дороговизны и плохого снабжения в первые годы после переворота были неприятны правительству, забастовку шахтеров в Гандловой в 1940 г. оно вынуждено было подавить даже с помощью армии, но постепенно ситуация стабилизировалась. Безработица была ликвидирована в результате мобилизации рабочих на работу в Германию, быстрого роста числа занятых на военных предприятиях на территории Словакии, производивших для Германии орудия, боеприпасы, запасные части снаряжения и вооружения. Подъем переживала и легкая промышленность, избавившаяся от конкуренции чешских предприятий, переведенных на выпуск военной продукции. Занятость в промышленности на территории Словакии, включая оккупированные, возросла с примерно 105 000 в 1937 г. до 174 019 в 1944 г. Сельское хозяйство извлекло пользу из того, что Венгрия оккупировала наиболее продуктивные области, таким образом улучшился сбыт из предгорных и горных районов. Много людей было занято на строительстве путей сообщения, военных предприятий и гражданских объектов, поскольку предприниматели, извлекшие уроки из опыта первой мировой войны, стремились вложить военные прибыли в недвижимость. Инфляция до 1944 г., если иметь в виду условия войны, была низкой, а снабжение, кроме первых двух лет, удовлетворительное. Экономические мотивы протеста, таким образом, отходили на второй план, и наоборот, возрастающую тенденцию имели политические инициативы.

Часть недовольных переходила к оппозиции и сопротивлению, будучи несогласной с ликвидацией демократии, закрытием союзов, организаций, которые создавались в течение многих лет и имущество которых теперь было захвачено людаками и членами ненавистной Глинковской гвардии. Парламентская демократия укоренилась сильнее, чем это казалось в период мюнхенского маразма, значительная часть членов и активистов нелюдацких партий не приняла насильственное объединение с людаками или же смотрела не него как на неизбежное и временное зло.

На сторону оппозиции и сопротивления оттеснялись протестанты, у которых были сильные позиции в экономике, культуре и управлении. В подчеркнуто католическом государстве они чувствовали себя забытыми и обойденными, в то время как сторонники режима, наоборот, считали это справедливым, учитывая привилегированное положение протестантов в Чехословакии. Многие чехи и их родственники, оставшиеся в Словакии, поддерживали связи с Протекторатом Чехия и Моравия, а некоторые и с кругами, связанными там с Сопротивлением. Либерально настроенную часть интеллигенции отталкивал от режима и его политический клерикализм. Значительная часть недовольства, которое приобрело характер организованного сопротивления, приходилась на левые силы.

Гражданские, то есть все некоммунистические, группы Сопротивления уже с 1939 г. помогали переправлять военнослужащих через Венгрию и Югославию на Запад, передавали туда сообщения о политической ситуации и военных передвижениях немцев. Эти группы имели сотрудников и информаторов и среди высоких государственных чиновников. Некоторые из указанных групп были немногочисленны, другие объединяли достаточно много людей, например, группы Демец, Защита нации, Флора. Гражданские группы были связаны с чехословацким Сопротивлением в Париже, а потом в Лондоне.

Наилучшим образом в силу своей предшествующей деятельности к работе в нелегальных условиях были подготовлены коммунисты. Они поддерживали связь с заграничным руководством Коммунистической партии Чехословакии в Москве, которое руководило партией также после признания Словацкой республики Советским Союзом и после создания осенью 1939 г. самостоятельной Коммунистической партии Словакии (КПС). Коммунисты создали вертикаль управления общесловацкой подпольной сетью, хотя и непрестанно разрушаемую арестами и заключением функционеров в тюрьмы. До 1943 г. друг друга сменили четыре нелегальных руководства партии. После нападения Германии на Советский Союз и отправки на восточный фронт частей словацкой армии коммунисты стремились текущую деятельность, т. е. распространение листовок, нелегальной печати, сбор информации, дополнить саботажем, а с 1942 г. пытались создавать и партизанские отряды. Однако для таких форм борьбы в Словакии еще долго не существовало ни политических, ни психологических условий.

Гражданские, коммунистические, социал-демократические нелегальные группы длительное время существовали параллельно. Они открыто не конфликтовали, как это было, например, в Польше или Югославии, но и не сотрудничали. Их разделяли взгляды на будущее политической системы и государства. Они негативно относились к людацкой диктатуре, но коммунисты вели настойчивую пропаганду за установление в Словакии советского режима, а гражданские группы — за восстановление парламентской демократии. Коммунисты видели свой идеал в Словацкой республике, которая стала бы составной частью некой более широкой советской федерации или прямо Советского Союза. Некоммунистическое Сопротивление поддерживало восстановление Чехословацкой республики, при чем постепенно утвердилось в отрицании её централистского, домюнхенского облика. Взаимоотношения чехов и словаков определялись как «равный с равным», т. е. как некая форма федерации. Судьба и развитие этих представлений о будущем были связаны с ходом войны, особенно с возникновением антифашистской коалиции[87].

Словаки с первого дня войны участвовали в ней на обеих сторонах: словацкая армия вместе с немецкой участвовала в нападении на Польшу, за что Словакии были возвращены территории, отторгнутые у неё в 1920 и 1938 гг. Однако словаки находились и в рядах первой заграничной чехословацкой воинской части, организованной в Польше летом 1939 г. В Польшу улетело несколько словацких летчиков, а в гарнизонах, мобилизованных для участия в войне, произошли открытые бунты. Словаки сражались в чехословацких воинских частях во Франции, на Ближнем Востоке, в Северной Африке, участвовали в воздушных боях за Англию, а после 1941 г. — в чехословацких частях, созданных в Советском Союзе. Организация этих воинских частей, сражающихся на стороне союзников, помогла Эдварду Бенешу, эмигрировавшему после Мюнхена, создать сначала в Париже, а потом в Лондоне центр чехословацкого Сопротивления, а вскоре даже и эмигрантское правительство, и добиться его признания со стороны союзников по антигитлеровской коалиции.

В лондонском руководстве Сопротивления были представлены и словаки. Попытки части словацких политиков, группировавшихся вокруг бывшего председателя правительства Милана Годжи, создать чисто словацкий политический центр в эмиграции успеха не имела. Союзники включили восстановление Чехословакии в число своих военных целей, Москва также в интересах сохранения важной для неё антигитлеровской коалиции затормозила агитацию за «советскую Словакию». Заграничное руководство КПЧ ориентировало словацких коммунистов на восстановление Чехо-Словакии. Послевоенное положение Словакии таким образом уже летом 1941 г. прорисовывалось четко: в случае победы союзников — восстановление Чехо-Словакии, пока с неопределенным внутренним устройством; в случае победы Германии — судьба, рамки которой определяла политика нацистов в отношении остальных славянских народов.

2.3. Словацкое национальное восстание

Переломным для режима и Сопротивления был 1943 год. Упоение созданием собственного государства испарилось, режим ослаблялся внутренней борьбой, компрометировал себя аризацией, но, прежде всего, неспособностью дать населению ясную послевоенную перспективу. В то время как правительства Венгрии, Румынии могли искать выход из обозначившегося поражения Германии, «выскочив» из войны, судьба Словацкой республики оказалась неразрывно связанной с судьбой гитлеровской империи. Сторонники режима начали от него дистанцироваться, активисты все чаще попадали в изоляцию. Словацкая армия на советско-германском фронте также находилась в состоянии разложения. Охранную дивизию, находившуюся в Белоруссии и на Украине, немцы в виду неблагонадежности солдат и офицеров и их дезертирства к партизанам, в конце концов, передислоцировали как строительную часть в Италию. Элитная «Быстрая дивизия»[88], которая в 1942 г. дошла вплоть до Кавказа, во время отступления на Украине имела столько перебежчиков, что из них в чехословацкой воинской части в СССР была организована самостоятельная парашютно-десантная бригада.

В конце 1943г. коммунисты и некоторые гражданские группы Сопротивления подписали так называемое Рождественское соглашение. Они создали совместный орган Сопротивления — Словацкий национальный совет (СНС). Коммунистов представляли в СНС Карол Шмидке, Густав Гусак и Ладислав Нрвомеский, гражданский блок — Йозеф Леттрих, Ян Урсини и Матей Йоско. Вскоре СНС был расширен путем включения представителей других групп Сопротивления. Совет должен был координировать деятельность гражданских групп и участников сопротивления в словацкой армии; главной целью была подготовка восстания как вспомогательной акции фронту союзников.

План восстания исходил из продвижения советских войск в направлении Карпат, в подходящий момент словацкая армия должна была открыть фронт и дать возможность советской армии быстро продвинуться через Словакию к предместьям Вены. Военное восстание готовил нелегальный Военный центр, который сотрудничал с СНС, но руководствовался также указаниями президента Бенеша из Лондона. Возглавлял Военный центр подполковник Ян Голиан, начальник штаба сухопутных войск в Банской Быстрице. Аналогичный план разработал самостоятельно также министр национальной обороны Словацкой республики генерал Ф. Чатлош.

Условием успеха восстания была координация действий с советским командованием, чего стремилась достичь летом 1944 г. делегация СНС, переправленная самолетом в Москву. Однако события в Словакии опередили стратегическое планирование. Советское командование направляло в 1944 г. в Словакию многочисленные десанты с задачей развертывания партизанской борьбы. В тревожной атмосфере к ним присоединялись сотни и тысячи гражданских лиц и военнослужащих; партизанские отряды разрастались, кроме проведения диверсионных и террористических акций против коллаборационистов и немцев, они начали занимать целые села и районы. Братиславское правительство было бессильно против них, его силовой аппарат, армия, жандармерия, не оправдали надежд. 29 августа 1944 г. с согласия президента Тисо немецкие части начали оккупацию Словакии. Нелегальный Военный центр отдал приказ командирам частей, участвовавшим в подготовке восстания, оказать сопротивление немцам. Началась двухмесячная борьба, которая вошла в историю Словакии как Словацкое национальное восстание.

Повстанческим частям удалось задержать немецкое наступление настолько, что в Центральной Словакии под их контролем оказалась компактная территория с центром в Банской Быстрице. Здесь была установлена власть Словацкого национального совета, возникла Первая чехословацкая армия в Словакии, численность которой в конца сентября возросла примерно до 60 000 человек. Партизанские отряды, которые частично действовали на повстанческой территории, частично в немецком тылу, насчитывали около 18 000 бойцов. Большинство партизан составляли словаки, много было представителей народов Советского Союза, чехов, французов, евреев, болгар, но также венгров, немцев и других национальностей. Части повстанцев в ходе боев были усилены 2-ой чехословацкой парашютно-десантной бригадой, переброшенной самолетами из Советского Союза; с повстанческой территории действовал и 1-ый чехословацкий истребительный полк, сформированный в Советском Союзе. Большой потерей в самом начале восстания явилась утрата двух лучше всего вооруженных дивизий на востоке Словакии, которые не оправдали возложенных на них надежд и которые немцы на удивление быстро разоружили. Недостаток некоторых видов оружия, особенно противотанкового, пополнялся по воздушному мосту советской авиацией, оружие поставляли и американские самолеты с территории Южной Италии.

Немцы сначала бросили против восстания только наскоро сформированные силы, около 15 000 человек, поскольку успешный переворот в Румынии 23 августа грозил подорвать порядок во всем юго-восточном регионе. Значительные немецкие силы были оттянуты также наступлением советской армии и чехословацкого армейского корпуса через Карпаты в Восточную Словакию, начавшимся в спешном порядке 8 сентября. Оборонительные бои повстанцев с использованием артиллерии, авиации, бронепоездов, сдерживали немецкое продвижение в течение шести недель. Перелом наступил 17 октября, когда численность немецких войск возросла до 30—40 000 человек. 27 октября пала Банска Быстрица. Часть армии разбежалась по домам, часть попала в плен, в том числе и командующие армией генералы Ян Голиан[89] и Рудольф Виест, которых немцы казнили. Отдельные военнослужащие и некоторые подразделения перешли к партизанам или же образовали собственные партизанские отряды. В начале 1945 г. на территории Словакии в немецком тылу действовало примерно 13 500 партизан[90].

Восстание свидетельствовало о крайней поляризации словацкой политической жизни. На повстанческой территории организацией жизни занимался Словацкий национальный совет и его исполнительный орган Корпус уполномоченных. Здесь был восстановлен суверенитет Чехословацкой республики, запрещена Глинковская словацкая народная партия и её организации, отменено расистское законодательство. СНС публично заявил о присоединении к антифашистской коалиции, союзники признали повстанческую армию союзной. На повстанческой территории начала создаваться новая политическая структура в виде Коммунистической партии, которая объединилась с социал-демократами, и Демократической партии, вобравшей в себя гражданские элементы. СНС выступал уверенно как государственный орган, что, хотя и с неохотой, должны были признать также лондонское эмигрантское правительство и президент Бенеш. Восстание было реальным фактом, после которого трудно было вернуться к какой-либо форме довоенного централизма.

В ходе восстания формировались новые политические элиты, которые впоследствии сыграли важную роль в послевоенном развитии. Подавление восстания немцами на время формально сохранило позиции людаков, но одновременно их сильно скомпрометировало. Органы безопасности, Глинковская гвардия и организации местных немцев тесно сотрудничали с оккупационными силами в борьбе против повстанцев и в последующие шесть месяцев в охране немецкого тыла. В боях и во время «зачисток» были сожжены многие деревни, в которых находили прибежище партизаны; евреи, скрывавшиеся от вновь начавшихся депортаций, нередко расстреливались на месте. Братиславское правительство попыталось восстановить и армию, но, в результате, после нескольких попыток отправить её на фронт большая часть армии осталась невооруженной. Полностью зависимое от немцев братиславское правительство, в конце концов, в начале апреля 1945 г. вместе с президентом Тисо эвакуировались в Австрию и Баварию. В это время советские войска уже подошли к Братиславе.

2.4. Области, оккупированные Германией, Польшей и Венгрией

В это время были освобождены и последние населенные пункты той части Словакии, которые пережили войну, будучи прямо оккупированными Германией и Венгрией. Германия в 1938 г. оккупировала предместье Братиславы на правом берегу Дуная, что облегчило ей контроль над Словакией. Возникла курьезная ситуация: председатель правительства и министр иностранных дел Словацкой республики прямо из окна видели территорию «охраняющей державы». Словацкое общество особенно тяжело переживало немецкую оккупацию древнего Девина при слиянии рек Моравы и Дуная, который в словацком историческом сознании имеет важное символическое значение.

Населенные пункты в Северной Словакии, оккупированные после Мюнхена Польшей, в 1939 г. после её поражения были возвращены Словацкой республике в качестве награды за участие словацкой армии в походе против Польши. Составной частью СР стала и территория, переданная Польше еще в 1920 г. После войны, в 1945 г. была восстановлена домюнхенская граница с Польшей[91].

Четвертая часть населения Словакии во время войны находилась на территориях, оккупированных Венгрией. Оккупация этих территорий стала сильной травмой для большинства словаков, для которых привычной, начиная с 1918 г., была Словакия «от Татр до Дуная». К тому же на оккупированной территории снова, как до 1918 г., начала проводиться политика денационализизации. Согласно переписи населения 1941 г. здесь проживало только 86 716 словаков, а по переписи 1930 г. их было в три раза больше. Было закрыто множество словацких школ, изгнаны за границу более 900 учителей и тысячи крестьян, получивших тут землю по аграрной реформе. Были закрыты и уничтожены словацкие библиотеки, союзы, печать; проявления национальной жизни жестоко подавлялись жандармерией и властями. Принцип взаимности, последовательно проводимый братиславским правительством, и опасения за судьбу венгерского меньшинства на территории Словацкой республики принудили будапештское правительство к определенным уступкам. Были открыты две гимназии, разрешены некоторые союзы, а в 1942 г. и политическая партия, Партия словацкого национального единства. Её ежедневный орган Словацкое единство был связующим звеном словаков и с южной Словакией, и с остальными краями Венгрии, особенно с сильной словацкой диаспорой в той части Югославии, которую в 1941 г. оккупировала Венгрия.

Словацкое меньшинство сначала ориентировалось на присоединение к Словацкой республике, а с 1941 г., после признания союзниками чехословацкого правительства в изгнании, постепенно утверждалась и ориентация на воссоздание Чехословакии. Это была основа разногласий с венгерским, численно преобладавшим населением указанных областей. Местные венгры после всплеска эйфории в связи с «национальным освобождением» вскоре ощутили на себе некоторые стороны диктаторского режима Хорти. Привыкшие к чехословацкой демократии, они тяжело переносили ограничение гражданских свобод, их унижало предпочтение, отдаваемое переселенцам с «этнической родины». Сказывалось и общее отставание в социальном и экономическом развитии, что влекло за собой чувствительное снижение жизненного уровня. Однако режим Хорти праздновал триумф: оккупировал, по его терминологии «воссоединял», части Словакии, Румынии, Югославии. Участие в войне против Советского Союза обещало полную ревизию Трианонского договора и восстановление Великой Венгрии. Подобные настроения и иллюзии ослабляли оппозицию, к этому добавлялось и давление режима, который с 1919 г. имел достаточно времени для укрепления диктатуры. В ходе изменения военной ситуации в 1943 г. именно груз оккупированных территорий не позволил будапештскому правительству порвать с Гитлером.

Эксцессы во время оккупации 1938 г., насилия, изгнания, убийства, различия во взглядах на тогдашнюю ситуацию и надежды на послевоенное урегулирование обусловили поляризацию отношений словаков и венгров на оккупированной территории. Собственно, единственным межэтническим связующим звеном были коммунисты, которые имели здесь прочные позиции. В 1940—1942 гг. на них в решающей степени держалась вся подпольная деятельность коммунистической партии в Венгрии, уничтоженной длительным террором. Многие коммунисты были казнены или погибли в тюрьмах.

Из опасения, чтобы Венгрия не последовала примеру Италии[92], 19 марта 1944 г. она была оккупирована немецкими войсками. К власти пришли шовинистические и фашистские группировки. Террор гестапо и организации «Скрещенные стрелы» должен был удержать страну в состоянии войны. Евреи вывозились в нацистские концентрационные лагеря, тогда нашли смерть и тысячи евреев из Словакии, которые искали убежища в Венгрии из-за опасения депортаций из Словакии в 1942 г. Во время проведения арестов, казней, насильственной мобилизации вплоть до последних минут войны уже не было существенных различий между словаками и венграми. Безуспешные попытки Венгрии «вырваться из войны» на манер Финляндии или Румынии привели к тому, что венгерские части сражались на стороне Германии вплоть до последних дней войны[93].


3. Послевоенная Словакия

На территории Словакии военные действия продолжались восемь месяцев. В сентябре 1944 г. советские войска перешли Карпаты, 6 октября вступил на землю Словакии первый солдат чехословацкого армейского корпуса в СССР[94]. Бои за Дуклинский перевал были самым кровавым сражением чехословацких заграничных военных частей во время войны[95]. Территорию Словакии освобождали на севере советские и чехословацкие войска, центральную и западную Словакию — советские и румынские войска. 1-ый Чехословацкий армейский корпус насчитывал к маю 1945 г. 97 299 человек личного состава, в том числе 72 400 словаков. Об упорных боях, — хотя направления главных стратегических ударов находились севернее Словакии, на Берлин, и южнее, на Вену, — свидетельствуют понесенные потери. На территории Словакии похоронено 60 659 воинов советской армии, 10 435 — румынской армии и 1 736 — 1-го Чехословацкого армейского корпуса.

Столица Словакии, Братислава, была освобождена 4 апреля 1945 г., последний крупный город, Жилина, только 30 апреля. Страна была опустошена и парализована. Кроме авиационных бомбардировок и боев, огромный ущерб был нанесен и намеренными разрушениями, проводимыми отступавшими немецкими частями. Была уничтожена треть железнодорожных путей, более половины мостов, из 665 локомотивов осталось только 22 пригодных к эксплуатации. Было уничтожено и повреждено 93 000 домов, отступающие войска вывозили в Германию оборудование электростанций, заводов, а также скот и лошадей. Обширные территории были заминированы. Ущерб достигал размеров трехлетнего валового национального дохода Словакии.

Десятки тысяч мужчин находились в армии, на родину возвращались эвакуированные, заключенные концентрационных лагерей, беженцы из областей, во время войны оккупированных Венгрией. Из восточной Словакии советские органы безопасности отправили в лагеря в СССР тысячи людей, многие из которых погибли, часть вернулась на родину только в середине пятидесятых годов. Наоборот, с отступающей немецкой армией эмигрировали тысячи активистов военного режима.

Лондонское правительство возвратилось на родину через Москву, где с коммунистами была согласована программа нового чехословацкого правительства. Она была провозглашена 5 мая в восточно-словацком городе Кошице[96]. Власть должно было осуществлять правительство Национального фронта чехов и словаков, а на местах — национальные комитеты. Во внешней политике упор делался на сотрудничестве с Советским Союзом. Кошицкая правительственная программа провозгласила конфискацию имущества немцев, венгров и коллаборационистов, проведение земельной реформы, осуществление контроля со стороны государства над ключевыми отраслями промышленности, банками и природными источниками сырья. Немцы и венгры, за исключением антифашистов, должны были быть лишены гражданства. Программа носила компромиссный характер: в основе она еще базировалась на принципах парламентской демократии, хотя уже и значительно ограниченной. Борьба за толкование и реализацию отдельных пунктов Кошицкой правительственной программы являлась сутью политических дискуссий вплоть до 1948 г. Это касалось и положения Словакии в новом государстве.

В Москве при переговорах представителей лондонской эмиграции с руководителем коммунистов К. Готвальдом 23—29 марта 1945 г. представители Словацкого национального совета настаивали на таком устройстве государства, которое соответствовало федерации. Однако они добились только признания существования словацкого народа и обещания, что положение словаков в восстановленном государстве будет решено на основе принципа «равный с равным»[97]. Если в послевоенные годы представления повстанцев о последовательной федерализации государства не были реализованы, то этому способствовала, кроме нежелания чешской стороны, и внутриполитическая борьба в Словакии. Её ядром был судьбоносный вопрос: будет ли государство развиваться как демократическое либо пойдет в направлении диктатуры советского типа?

Исходные позиции для обоих решений в Словакии являлись как бы равными. В повстанческом СНС, в органах власти на освобожденной территории, в национальных комитетах, которые управляли в селах, городах и районах, были равномерно представлены в пропорции 1:1 коммунисты, объединившиеся с социал-демократами, и гражданский блок, который представляла Демократическая партия. Коммунисты имели большее влияние в единых профсоюзах, во влиятельной организации партизан, но, прежде всего, в органах безопасности. Коммунисты располагали более солидной организацией и были способны вывести на улицы недовольных. Демократическая партия имела большее влияние среди крестьян, самой многочисленной части общества, и городских средних слоев. Радиус действия Демократической партии существенно увеличился, когда её преимущественно протестантское руководство заключило в апреле 1946 г., т. е. непосредственно перед парламентскими выборами, соглашение с политическими католическими кругами.

Острые столкновения между коммунистами и демократами происходили по вопросам экономической политики, поскольку коммунисты после конфискации крупных предприятий выдвинули требование национализации также более мелких заводов и фабрик, земельных владений свыше 50 га, выступали за ограничение мелкого предпринимательства. Политический спор велся вокруг вопроса о соблюдении законности, а также о преодолении наследия прошлого. Демократы во время процессов над активистами режима периода войны, которые велись чрезвычайными народными судами, а также при проведении политических чисток отстаивали более умеренные действия, которые дали бы возможность попутчикам потерпевшего крах режима снова быть востребованными обществом. Самая острая дискуссия разгорелась по поводу судьбы бывшего президента Йозефа Тисо, который вместе с другими членами правительства, находившимися в эмиграции, был передан союзниками Чехословакии. Тисо был приговорен Национальным судом к смерти; вопреки усилиям Демократической партии правительство не удовлетворило его просьбу о помиловании, и он был казнен в апреле 1947 г.

В отличие от ситуации 1920 г., когда «левица», благодаря послевоенной радикализации масс, добилась крупной победы на выборах, на парламентских выборах в мае 1946 г. победу одержала Демократическая партия. Она получила 62% голосов, коммунисты — 30%, остальные — возрожденная социал-демократия[98] и католическая Партия свободы. В насчитывавшем сто членов Словацком национальном совете ДП имела 63, КПС — 31, Партия свободы и Партия труда — 6 мест. Председателем СНС стал председатель Демократической партии Йозеф Леттрих, председателем исполнительного органа Совета, Корпуса уполномоченных, — коммунист Густав Гусак.

В выборах, кроме лиц, на которых народными судами были заведены дела, не участвовали немцы и венгры, которые были лишены гражданства. Большинство немцев эвакуировалось из Словакии уже перед приходом фронта, после войны оставшиеся и вернувшиеся были отправлены в лагеря. К октябрю 1946 года 32 415 немцев были вывезены в Германию. Венгры, которые переселились на территории, оккупированные после 1938 г. Венгрией, были немедленно выселены. На основе соглашения Чехословакии с Венгрией об обмене населением, заключенным в 1946 г., 73 000 словаков из Венгрии переселилось в Словакию, а 74 000 венгров из Словакии в Венгрию. 44 000 венгров было насильственно переселено в чешское Пограничье в целях возмещения немецкой рабочей силы[99]. В напряженной атмосфере реванша и в абсолютном противоречии с длительной борьбой самих словаков за признание их национальной самобытности 326 697 венгров было «ресловакизировано». Взамен признания себя словаками они получили гражданские права и возможность найти работу. После 1948 г., когда венграм были возвращены гражданские права, школы с обучением на родном языке, печать, возможность создавать культурные объединения, большинство «ресловакизированных» восстановило свою прежнюю национальность.

Сразу после войны казалось, что положение Словакии в государстве будет существенно отличаться от предвоенного с его централистской организацией, но ситуация быстро изменилась. Тремя так называемыми Пражскими соглашениями 1945—1946 гг. правомочия словацких национальных органов, Словацкого национального совета и его исполнительного органа, Корпуса уполномоченных, были существенно урезаны в пользу пражских институтов. Инструментом восстановления централизма оказались и словацкие коммунисты. Они сохранили со времен войны и восстания самостоятельную партию, КПС, что позволило коммунистам занять в пражском правительстве больше мест и в Словакии использовать национальный фактор вместо непопулярного интернационализма. Однако оглушительное поражение на выборах 1946 г. заставило словацких коммунистов в борьбе за власть искать помощи в Праге. В Чешских землях на выборах в мае 1946 г. одержала победу «девица». Коммунистическая партия и социал-демократия, уже сильно инфильтрированная коммунистами, получили вместе 55,75% голосов. Коммунист Готвальд стал председателем чехословацкого правительства, коммунисты получили важное министерство внутренних дел, контролировали органы безопасности, сильные и по-боевому настроенные единые профсоюзы.

В 1947 г. уже ясно обозначился конец послевоенных компромиссов, режима «народной демократии», неизбежность либо возврата к полнокровной парламентской демократии, либо движения в сторону коммунистической диктатуры. В международной ситуации дело также шло к развязыванию политических узлов, определению фронта «холодной войны». Ясно выраженным и предупреждающим сигналом в июле 1947 г. стало категорическое возражение Москвы против намерения Чехословакии присоединиться к плану Маршалла[100].

Словакия стала неким опытным полигоном в этой борьбе за власть во всей Чехословакии. Непорядки в снабжении, недовольство партизан и левого крыла участников Сопротивления ходом «чисток» и темпами национализации, а крестьян медленным проведением земельной реформы и т. д. создали взрывоопасную ситуацию. Контроль профсоюзов, некоторых крестьянских организаций и организаций участников Сопротивления, но, прежде всего, органов безопасности коммунистами позволил им эту социальную напряженность использовать в борьбе против Демократической партии. Органам безопасности в течение 1947 г. удалось раскрыть несколько нелегальных групп, связанных с людацкой эмиграцией, а создание других групп либо спровоцировать, либо просто сфальсифицировать. Вымышленная связь этих антигосударственных групп с высшим руководством Демократической партии вкупе с социальным недовольством дали возможность Готвальду при помощи словацких коммунистов 20 ноября 1947 г, провести такую принудительную реконструкцию Корпуса уполномоченных, в результате которой в противоречии с итогами выборов 1946 г. Демократическая партия потеряла в нем большинство.

Испытанную в Словакии комбинацию давления «снизу», то есть разных контролируемых коммунистами организаций, с бесцеремонным и одновременно ловким использованием властных позиций в правительстве, парламенте, органах безопасности, государственном аппарате, армии коммунисты в феврале 1948 г. использовали во всей Чехословакии. Уход в отставку 20 февраля в знак протеста против насильственных действий органов безопасности 12 некоммунистических министров пражского правительства создал для коммунистов выгодные исходные позиции для осуществления политического переворота. 24 февраля они организовали всеобщую забастовку, на другой день президент Бенеш принял отставку правительства и назначил новое опять во главе с Клементом Готвальдом. В нем несколько постов было оставлено и некоммунистам, но гегемония коммунистов, как показало последующее развитие событий, была уже полной. Ситуация в Словакии было зеркальным отражением ситуации и сценария, разыгранного в Праге. Демократическая партия, хотя и отвергла отставку своих представителей в Корпусе уполномоченных, но пражский переворот позволил и словацким коммунистам завершить изменения во власти, начатые в период осеннего политического кризиса 1947 г. Председатель СНС Йозеф Леттрих 26 февраля ушел со своего поста и вскоре эмигрировал. Председателем СНС стал коммунист Карол Шмидке, в Корпусе уполномоченных 11 из 15 кресел заняли коммунисты. Сторонники демократии были оттеснены и деморализованы. Во всех общественных организациях, в местных органах самоуправления, в государственных учреждениях, на радио, в редакциях, и даже в некоммунистических партиях создавались «комитеты действия», которые выбрасывали нежелательных людей и насаждали коммунистов или их приверженцев. Февраль 1948 г. открыл путь к более чем сорока одному году диктатуры.


4. Коммунистическая диктатура в Словакии

4.1. Политическая система

Укрепление политической власти коммунистической партии осуществлялось во всем государстве по единому сценарию. Аналогично пражскому парламенту была проведена «чистка» и Словацкого национального совета. Часть неугодных депутатов была исключена, часть уже находилась в заключении, эмигрировала, а некоторые просто боялись участвовать в заседаниях. Урезанный СНС избрал нового председателя, коммуниста Карола Шмидке, и проголосовал за программу «окончательного утверждения народно-демократического строя в Словакии и недопущения оживления подрывной деятельности реакции».

«Комитеты действия» в учреждениях и государственных институтах, обществах, профсоюзах, в школах, в органах местного самоуправления энергично проводили «чистку». Местные и районные национальные комитеты, в которых коммунисты не имели большинства, были распущены, избранные органы самоуправления также остались только в третьей части населенных пунктов, а избранные районные национальные комитеты — только в 6 из 79 районов. На предприятиях чистки проводились рабочими советами. В феврале на предприятиях стали организовываться вооруженные отряды Народной милиции, используемые как ударные отряды КПЧ. Незаконную узурпацию всех решающих позиций в государстве дополнительно 21 июля 1948 г. подтвердил закон, который легализовал изменения, происшедшие после февраля, хотя они и противоречили действующим законам. Уже 29 апреля 1948 г. государственный суд в Братиславе приговорил ведущих деятелей Демократической партии к длительным срокам заключения. Политические процессы над реальными или мнимыми противниками режима стали привычной нормой его существования. 9 мая 1948 г. Национальное собрание приняло новую конституцию ЧСР, которая разрабатывалась несколько лет. После февраля КПЧ добилась включения в неё дальнейшего ограничения частной собственности, хотя мелкое и среднее предпринимательство еще допускалось. Конституция, действовавшая до 1960 г., имела, однако, лишь формальный характер; диктатура непрестанно её нарушала и игнорировала.

Политическая система являлась разновидностью советской диктатуры, сохранившей некоторые оправданные с исторической и социально-экономической точек зрения отличия. Во главе государства, как и прежде, стоял президент. После отречения от этого поста Э. Бенеша президентом был избран Клемент Готвальд. Тем самым была установлена традиция объединения функций главы коммунистической партии и государства. Законодательная власть принадлежала Национальному собранию, исполнительная — правительству, функции государственного управления и избранного местного самоуправления — местным, районным и краевым национальным комитетам. Монополия политической власти КПЧ вплоть до 1960 г. не была отражена в законодательстве, но последовательно осуществлялась. Внесение предложений о каких-либо списках кандидатов находилось в руках коммунистической партии, списки в принципе были «едиными», выборы проходили по сути в форме плебисцита. Первые выборы в парламент 30 мая 1948 г., проведенные на основании новой конституции, еще разрешали использование и нейтральных, белых, бюллетеней, чем в ЧСР в целом воспользовались 10,7%, а в Словакии — 14,1% избирателей. На последующих выборах уже и эта возможность была ликвидирована. Они проходили стандартным для современных диктатур способом с участием примерно 99% избирателей и таким же количеством бюллетеней, поданных за выдвинутых кандидатов.

Ядром диктатуры была коммунистическая партия. С февраля по июль 1948 г. число её членов в Словакии удвоилось, достигнув 407 170, что составляло 19,3% взрослого населения. В ходе последующих проверок это число, хотя несколько и сократилось, но вплоть до падения режима в конце восьмидесятых годов КПС оставалась массовой партией. С приходом к власти и с ростом членской базы, охватывающей все слои общества, компартия навсегда утратила пролетарский характер: до февраля рабочие составляли 70% членов КПС, а в 1949 г. — только 41,7%.

В июне 1948 г. Коммунистическая партия Словакии объединилась с КПЧ и потом функционировала только как региональная организация с постепенно ограничиваемой автономией. Политическую мобилизацию и одновременно контроль партия осуществляла посредством массовых организаций, входящих в Национальный фронт. Эти массовые организации и официально именовались «приводными ремнями» коммунистической партии. Они заняли место элементов гражданского общества, которые формировались с конца 19 столетия, бурно развивались в межвоенное время и после их разрушения людацкой диктатурой начали воссоздаваться с 1945 г.

Составными частями Национального фронта были также не имевшие значения Партия свободы и Партия возрождения, которая возникла вместо ликвидированной Демократической партии. Социал-демократия, которая шла на выборы 1946 г. под названием Партия труда, принудительно самораспустилась. Ни политики, ни общественность не воспринимали некоммунистические партии всерьез, заявления о безусловной поддержке коммунистической программы сразу же вывели их из ряда подлинно политических партий. Реальные функции в системе выполняли другие составные части Национального фронта. Революционное профсоюзное движение практически охватило всех трудящихся, через заводские комитеты они имели определенное влияние на решение вопросов о заработной плате, условиях труда, социальной политике, о предоставлении жилья, организации отдыха и занятии спортом. Профсоюзы, таким образом, принимали решения по вопросам, касавшимся каждодневной жизни. Подобно профсоюзам были объединены и получили монопольное положение в своей сфере деятельности и другие организации — Чехословацкий союз молодежи, организации женщин, физкультурные общества, культурные и просветительные учреждения, объединения писателей, деятелей искусств, музыкантов, вплоть до филателистов, садоводов, рыболовов и пчеловодов.

Ключевым фактором коммунистической диктатуры было распространение монополии государства и на область экономики. Вслед за первой послевоенной волной национализации 1945 г., в результате которой в руки государства перешли крупные предприятия, банки, внешняя торговля, после февраля настала очередь и более мелких предприятий, кустарей и ремесленников. В мелком ремесленном производстве еще в 1948 г было занято 150 000 человек, а в 1953 г. — уже только 7 500. После национализации оптовой торговли мелкие торговцы должны были свои предприятия «добровольно» передавать кооперативным союзам или сети государственной торговли, ремесленники — коммунальным или государственным предприятиям. Были ликвидированы частная практика врачей, дантистов, адвокатские конторы, практически все виды свободных профессий. Сдаваемые в наём частные дома формально оставались в руках собственников, но распоряжалось ими государство. Таким образом, в течение 2—3 лет был ликвидирован самостоятельный городской средний слой. Часть людей перешла на службу в государственные предприятия, но явно ощущалось стремление заменить их новыми, «преданными режиму», кадрами. Во главе предприятий были поставлены «рабочие управленцы», из преданных режиму рабочих на краткосрочных курсах готовились судьи, учителя средних школ. Армия пополнилась наскоро обученными офицерами, органы безопасности были усилены надежными партийцами. Противоречие между преданностью режиму и профессионализмом рассчитывали преодолеть путем воспитания новой интеллигенции. В высшие учебные заведения принимались студенты преимущественно из преданных режиму семейств. Чтобы ускорить процесс «ротации кадров», созданные для рабочих особые курсы помогали им в короткое время получить образование.

Изменения собственности, чистки, проверки, понижения по службе и остракизм коснулись сотен тысяч людей, и еще в течение десятков лет их дети с большим трудом получали образование и квалифицированную работу. Характерным проявлением желания режима добить городские предпринимательские и средние слои была акция «Б», во время которой из Братиславы без решения судов и только на основе административных решений были выселены в сельские районы тысячи семей. Подобные акции проводились и в других городах.

Более сложно и в течение более длительного времени по сравнению с городскими средними слоями проходило подчинение режиму самой многочисленной группы населения, крестьян. В 1947 г. они составляли 47,45% населения. Во время борьбы за власть КПС решительно отрицала намерение создать какие-либо колхозы советского типа, наоборот, она обещала мелким крестьянам разделить земельные участки размером более 50 га. После февраля реформа действительно началась, но уже с 1949 г. энергично проталкивалась идея «социализации деревни» путем создания Единых сельскохозяйственных кооперативов (ЕСХК). Коллективизация сельского хозяйства шла более медленно по сравнению с «социализацией» иных сфер экономики. В 1953 г. кооперативы вели хозяйство на 35,8% земли, и только в 1958 г. кооперативы и государственные хозяйства стали распоряжаться 66,6% угодий, индивидуальные крестьянские хозяйства еще некоторое время сохранялись, хотя только в горных и малопродуктивных областях.

Кооперирование, ликвидация индивидуальных крестьянских хозяйств достигались только путем непрестанного давления. Государственная монополия лишила крестьянина возможности свободно покупать машины, удобрения, продавать продукты своего труда. Система принудительных поставок государству предписанного количества продуктов («продразверстка») давала возможность налагать на крестьян невыполнимые обязательства, а потом объявлять их «кулаками» и «саботажниками». «Деревенские богачи» выселялись из сел, подвергались штрафам, отправлялись в лагеря принудительного труда, однако террор коснулся всех крестьян. Только в 1951 г. за невыполнение продразверстки и иные способы «угрозы строительству социализма» было наказано 60 000 крестьян. Около 70% крестьян вынуждены были искать приработки на стройках, в промышленности, на железной дороге, в лесном хозяйстве. Им предъявлялся ультиматум: передать землю кооперативу или же потерять работу. Действенным способом давления была и угроза непринятия детей в средние школы или высшие учебные заведения.

Подавление недовольства крестьян, весьма активно выражаемого и после первой фазы становления режима, обнажило террористический характер его методов. Другим таким фактором было устранение из общественной жизни влияния церкви. В 1950 г. 76,20% населения принадлежало к католической церкви, 6,55% — к греко-католической, 12,88% относилось к евангеликам аугсбургского вероисповедания, 3,25% — к кальвинистам. Сначала режим попытался вызвать раскол католической церкви путем создания коллаборационистской, подчиненной государству церкви, и проведения так называемой Католической акции. Поскольку она не имела успеха ни среди духовенства, ни среди верующих, церковь, как и все неугодные организации, была подчинена грубым способом. Законами о положении церкви 1949 г. ранее существовавший надзор над церквями был заменен их подчиненностью государству. После конфискации церковной собственности деятельность церкви оказалась зависимой от государственных дотаций и выплат, для исполнения священниками их обязанностей требовалось разрешение государства, деятельность церкви контролировалась Словацким управлением по делам церкви. Печать, религиозные и благотворительные организации были лимитированы и ограничены в своей деятельности. На Пасху в 1950 г. силами органов безопасности и Народной милиции были произведены нападения на монастыри, интернированы 728 монахов, а спустя несколько недель — еще 281. В августе органы безопасности ликвидировали и женские монастыри, в которых находили приют 1962 монахини из 24 монашеских орденов. В январе 1951 г. на монстр-процессе в Братиславе епископ Ян Войташак был осужден на 24 года тюремного заключения, епископы Михал Бузалка и Павол Гойдич — пожизненно. Из 2056 католических и греко-католических священников в 50-е годы 302 было посажено в тюрьмы. Греко-католическая церковь в 1950 г. была ликвидирована, и верующие насильственно приписаны к православной церкви, поскольку она представлялась в силу своей независимости от Ватикана менее опасной. Под государственный контроль были поставлены и протестантские церкви, много евангелических священников побывало в тюрьмах.

Действия, направленные против церкви, сопровождались сопротивлением верующих, местными волнениями, попытками насильно освободить задержанных священников и монахов. Эти акции подавлялись силами органов безопасности, Народной милиции и армии, в столкновениях были убитые и раненые, только в первой половине 1949 г. было арестовано 717 противников Католической акции. Государство постепенно парализовало наиболее активные центры сопротивления, но проблема самого существования церкви, нарушающего коммунистическую монополию на идеологию, мировоззрение и влияние на общественные дела, возникала перед режимом с разной степенью интенсивности вплоть до его конца.

4.2. Коммунистическая модель индустриализации и модернизации

Разрушение традиционных структур, целенаправленно осуществляемый террор, экономическая монополия государства интерпретировались правящей партией как условие и неизбежная цена за достижение конечной цели — построения сначала социалистического, а потом коммунистического общества. Эта цель, прописанная в пятилетних планах, в решениях и указаниях съездов партии, имела в словацких условиях вид радикальной модернизации, ускоренного развития инфраструктуры, экономики, культуры, образования, урбанизации. И самое значительное вторжение в структуру общества, ликвидация крестьян-единоличников, мотивировалось необходимостью создания высокопроизводительных, модерных сельских хозяйств. Ключом, «красной нитью» всех преобразований считалась индустриализация.

Темпы промышленного строительства были огромны, число занятых в промышленности увеличилось с 216 884 в 1948 г до 409 933 в 1960 г., 504 844 — в 1965 г. и продолжало расти в последующие десятилетия, а в восьмидесятых годах превысило 800 000. Чехословакия вместе с восточной Германией была наиболее развитой страной советского блока, который в рамках Совета экономической взаимопомощи, созданного в 1949 г., развивался как закрытое, самодостаточное экономическое пространство. Традиционные чешские предприятия, как, например заводы Шкода, работали на полную мощность и перемещали свои технологически более простые производства в Словакию. Содержание индустриализации определялось и геополитическим положением Словакии. Поскольку она была более удалена от границ соприкосновения со странами НАТО, сюда перемещалось производство вооружения. Расположение на границе с Советским Союзом и достаточное количество рабочей силы приводили к строительству предприятий легкой промышленности, обувных, текстильных, мебельных, конфекционных фабрик, производящих товары, предназначенные для советского рынка в обмен на руду, газ, нефть. На оси переправки грузов восток-запад в Кошицах возникло крупнейшее словацкое предприятие Восточнословацкий металлургический комбинат и крупная перевалочная база с европейской железнодорожной колеи на советскую в Чиерной-над-Тисой. Многие предприятия по производству цветных металлов, химикатов возникли как следствие западного эмбарго на стратегически важные товары, при этом мало учитывались расходы и рентабельность. Таким образом ориентированная словацкая экономика была весьма уязвима по номенклатуре. Однако, функционируя на протяжении десятилетий, она сделала возможным проведение модернизации без непосильной и постоянной перекачки средств из сельского хозяйства, как это было, например, на родине коммунизма, в Советском Союзе.

После первого трудного десятилетия, когда кооператоры работали в ЕСХК почти даром и существовали за счет приусадебных участков и приработков на стороне, жизнь деревни начала стабилизироваться. Часть кооперативов, благодаря и государственной помощи, процветала, индустриализация расширила возможности заработков вне сельского хозяйства. Многочисленный слой сезонных рабочих исчез, работа на промышленных предприятиях и в учреждениях означала движение вверх по социальной лестнице и уверенность в завтрашнем дне. Деревня в шестидесятые годы перестала быть для режима областью риска.

С конца пятидесятых годов в деревнях и городах велось обширное жилищное строительство, строительство медицинских и культурных учреждений, школ. Число учащихся в гимназиях и особенно в профессиональных школах быстро росло. В 1945 г. высшие учебные заведения были только в Братиславе, Постепенно они появились в Кошицах, Трнаве, Нитре, Зволене, Жилине, Банской Быстрице, Прешове, Мартине, Липтовском Микулаше. Расширилась сеть профессиональных театров, музыкальных учреждений, галерей, музеев, научных и исследовательских институтов, создавались словацкие художественные фильмы и т. д. Так как индустриализация дала возможность значительной части общества приобщиться к более современным профессиям и таким образом создала у неё ощущение социального роста, этот, в определенной мере «созидательный период» для многих видов культурной деятельности обеспечил работой большую часть интеллигенции и на некоторое время приглушил воспоминания, связанные с разрушительной практикой после-февральского периода.

Ограниченность возможностей «управляемой модернизации» коммунистического типа проявилась в экономике уже в шестидесятые годы, а именно в сфере решения национального вопроса. Одной из провозглашенных целей индустриализации Словакии было её экономическое, социальное и культурное выравнивание с чешскими областями страны. Различия, которые еще при возникновении государства в 1918 г. были значительными, постепенно стирались, но без политических последствий, ожидаемых в связи с этим. В духе довоенного чехословакизма и чешские коммунисты взяли на вооружение представление о постепенном слиянии обоих народов. Из этого они делали вывод о ненужности особого положения Словакии, тем более, что оно находилось в противоречии с эндогенным централизмом и иерархической структурой коммунистической партии и режима. Поэтому и после февраля продолжалось ограничение правомочий словацких национальных органов, достигшее пика в 1960 г. Новая конституция ЧСР провозгласила строительство социализма завершенным, что проявилось и в изменении названия государства, которое стало именоваться Чехословацкая социалистическая республика — ЧССР. КПЧ в статье 4 конституции уже буквально определялась как «руководящая сила общества», марксизм-ленинизм — как обязательная основа культуры, образования и воспитания.

Конституция, принятая 11 июля 1960 г., низвела Словацкий национальный совет до марионеточного уровня и подчинила всю администрацию напрямую Праге. Ликвидация словацкого самоуправления, как и все тогдашние крупные политические акции, сопровождалась политическими процессами, направленными на устрашение противников. Уже в 1951 г. был заключен в тюрьму один из главных творцов коммунистической диктатуры в Словакии Густав Гусак и уже после смерти Сталина, т. е. во время некоторой «оттепели», осужден как «буржуазный националист» на пожизненное заключение. Перед принятием новой конституции 1960 г. серия процессов над представителями словацкой интеллигенции должна была заранее парализовать сопротивление и словацкий «сепаратизм».


4.3. Реформаторское движение шестидесятых лет. 1968 год

Недовольство централизмом и попытками обновления довоенного чехословакизма стало важной составной частью реформаторского движения шестидесятых лет. Признаки оживления более независимого мышления после шока террора, последовавшего за февральскими событиями, обнаружились уже во второй половине пятидесятых годов, что было связано с критикой Хрущевым Сталина на XX съезде КПСС в Москве. Однако режим, напуганный революцией 1956 г. в соседней Венгрии, быстро подавил эти попытки. В начале шестидесятых годов коммунистическая диктатура в Чехословакии оказалась в состоянии кризиса. Экономическая модель, ориентировавшаяся на количественный рост, исчерпала себя, государственные предприятия, опутанные волюнтаристскими планами и бюрократическими распределительными цепями, не способны были идти в ногу с развитием мировых технологий. Рост экономики прекратился, ограниченные средства лимитировали рост потребления. «Социалистическая» конституция 1960 г. и риторика представителей режима о скором переходе от социализма к коммунизму очутились в резком противоречии с реалиями каждодневной жизни в Чехословакии и за западными границами государства. И хотя государство всячески ограничивало связь с миром, в среднеевропейском пространстве изоляция никогда не оказывалась такой действенной, как в Советском Союзе или Китае. Каналы информации были разными, начиная с родственных связей с диаспорами в западных странах и кончая торговыми связями, научными командировками, передачами радиостанций Свободная Европа, Би-Би-Си, Голос Америки, Немецкая волна, австрийского телевидения и даже поездками на отдых в Югославию. Эта информация подрывала два основных аргумента режима: исключительность развития как якобы свойственную лишь социализму и, во-вторых, необходимость ограничений из-за острой угрозы «социалистическому лагерю» со стороны империализма.

Морально режим был надломлен публичным разоблачением, по крайней мере, части злодеяний, свершенных при его строительстве. Как и в Советском Союзе в случае с критикой Хрущевым Сталина, толчком явилась борьба партийных элит за власть, поэтому разоблачения были непоследовательными, реабилитация лишь частичной и касалась, прежде всего, коммунистов, например, Густава Гусака. Сотни политических заключенных оставались в тюрьмах и лагерях на урановых рудниках, и в шестидесятые годы к ним прибавились даже новые, особенно представители церковных кругов. Отношение к процессам и реабилитациям явилось одной из причин дифференциации и внутри коммунистической партии на «реформаторов» и «догматиков». Постепенно прибавлялись новые проблемы, и, прежде всего, в экономике: оживлять ли её усилением планирования, централизации, или проведением реформ с внедрением элементов рыночного хозяйства?

Диктатура не давала возможностей для открытого изложения позиций, и тем более для объединения сторонников реформ, критика режима велась, по преимуществу, в иносказательной, завуалированной иными вопросами форме. Органом реформаторских воззрений стал еженедельник «Культурны живот» («Культурная жизнь»), который от критики упрощенного представления о «социалистическом реализме» и ознакомления читателей с идейными течениями на Западе перешел к дискуссиям о неизбежности реформирования экономики и общественного статуса гражданина. Поводом для критики конституции I960 г. явилась и дискуссия о Словацком национальном восстании[101], олицетворявшем попрание унитаризма и централизма. Формально историческая дискуссия породила требование возврата к повстанческой концепции «равный с равным» и федерализации государства.

Реформаторские идеи и предложения проникли и в правящую партию, при её узаконенной монополии на политику они имели надежду на успех только в случае поддержки в партийной среде. В первой половине шестидесятых годов «жертвами» споров в руководящих кругах стали представители КПС Вильям Широкий, Карол Бацилек и некоторые другие сторонники ортодоксального коммунизма и пражского централизма. Партию в Словакии возглавили Александр Дубчек, Василь Биляк и другие представители следующего поколения. Они были менее замараны участием в терроре пятидесятых годов и более открыты для диалога с молодым, уже не наспех обученным, а получившим нормальное образование поколением. Оно теперь энергично добивалось соответствующего положения, влияния и возможностей реализовать свое видение общества, которое Александр Дубчек позднее назвал «социализмом с человеческим лицом». Недовольство и требование реформ, которые ощущались во всем государстве, в Словакии приобрели определенный пафосный характер и национальный размах также в связи с оскорбительным выступлением президента и первого секретаря ЦК КПЧ Антонина Новотного во время его посещения Словакии. Однако ключевое значение в условиях централистского режима приобретали прежде всего события в Праге.

Реформаторское течение в КПЧ осенью 1967 г. обрело такое влияние, что в ходе дискуссий в руководящих кругах партии добилось отставки Новотного и изменений в её руководстве. Первым секретарем ЦК КПЧ впервые в её истории стал словак Александр Дубчек, который хотя и не был инициатором реформ, но сделал возможным их проведение. Началась подготовка обширной экономической реформы, был смягчен контроль над предприятиями и сельскохозяйственными кооперативами. Была введена пятидневная рабочая неделя, о резервах экономики свидетельствовал тот факт, что вопреки всему этому производство росло. Была отменена цензура, в печати относительно свободно могли публиковаться различные точки зрения, «железный занавес» получил серьезные пробоины: начала приходить зарубежная пресса, прекратилось глушение зарубежных радиостанций. Спустя двадцать лет можно было вновь выезжать на Запад, чем воспользовались сотни тысяч людей, в том числе студенты. Уменьшилось давление на церковь, например, верующим, насильно обращенным в православие, была дана возможность возвратиться в греко-католическую церковь. Реабилитация несправедливо осужденных и понесших наказание была распространена и на те группы, которым прежний режим категорически в этом отказывал. В рамках разработки реформы политической системы началась подготовка к изменению положения Словакии, причем словацкая сторона однозначно требовала федерализации ЧССР. Страна была охвачена энтузиазмом и эйфорией: разоблачение злодеяний режима, открывшиеся возможности к сравнению с развитыми странами инициировали бурные митинги, дискуссии, появление на свет бесчисленных резолюций. Впервые стало ясно ключевое значение телевидения, как средства моментального доведения до общества различных взглядов и позиций.

Политическую активность неожиданно проявила значительная часть словацкого общества. Объединяющим моментом было требование федерализации, разделяющим — взгляд на необходимость, глубину и методы реформирования экономики и политической системы. Реформаторская группа отражала взгляды как социал-демократического толка, так и предложения всего лишь о косметическом ремонте коммунистической диктатуры, то есть ни о социализме, а лишь «коммунизме с человеческим лицом». Это различие пока частично перекрывалось борьбой с догматиками. Они сохранили серьезные позиции, прежде всего в партийном аппарате, но и среди той части хозяйственной и культурной номенклатуры, у которой партийный билет заменял профессиональную квалификацию. Четвертое, гражданское, течение, идеалы которого находились целиком вне рамок режима, установленного после февраля, проявляло себя пока невыразительно, например, в попытках создать организацию людей, репрессированных коммунистическим режимом. Эти усилия не получили широкого резонанса. По контрасту с предшествующей ситуацией реформы 1968 г. ощущались как существенный сдвиг, а инициативное участие в этом коммунистов обеспечивало им такую поддержку, которую КПЧ никогда не имела.

Процессы, проходившие в Чехословакии, подготовка реформ, отмена цензуры, обращение лицом к Западу с самого начала вызывали беспокойство Москвы, а также руководства других коммунистических партий Восточной Европы, опасавшихся, что искра перемен может переброситься и на них. Во время переговоров с руководством чехословацких коммунистов весной и летом 1968 г. они пытались это развитие хотя бы притормозить. После переговоров на пограничной чехословацко-советской железнодорожной станции Чиерна-над-Тисой 3 августа 1968 г. в Братиславе было подписано заявление представителей коммунистических партий Чехословакии, Советского Союза, Польши, Венгрии, Болгарии и Германской Демократической Республики, в котором говорилось, что защита социалистической системы является делом всех социалистических стран. Эта «брежневская доктрина» стала идеологическим обоснованием вторжения в Чехословакию 21 августа 1968 г.

Войска стран Варшавского договора, исключая румынские, в ночь с 20 на 21 августа провели единственную за все время существования блока (1955—1990 гг.) вооруженную акцию, причем против одного из своих членов. Советские, польские, венгерские, болгарские войска в ходе комбинированной десантно-наземной операции заняли территорию Чехословакии, на северо-западе границы блокировала армия ГДР. В операции участвовало около полумиллиона человек. В военном отношении операция прошла успешно: чехословацкая армия по приказу своего командования не оказала сопротивления, оккупационные войска быстро овладели средствами связи, военными складами, контролировали границы. Политически акция была менее успешной.

В соответствии с советским планом власть в Праге должно было взять «рабоче-крестьянское правительство», состоявшее из советских агентов. Однако они упустили решающий момент, президиум ЦК КПЧ принял заявление, осуждающее оккупацию. Против войск интервентов начались бурные демонстрации, в столкновениях погибли десятки граждан. Советские военные арестовали и отправили в Москву А. Дубчека, председателя Национального собрания Иозефа Смрковского и председателя правительства Олдржиха Черника. После серии переговоров в Москве, в которых участвовал и президент Людвик Свобода, чехословацкие представители, поддавшись нажиму, капитулировали. Московский протокол, подписанный 27 августа, стал, собственно, началом процесса, который длился несколько лет и получил название «нормализация».

Советская гегемония утверждалась шаг за шагом: под маркой Варшавского договора армия была снова целиком подчинена советскому командованию, были проведены существенные кадровые изменения в руководстве коммунистической партии и государства, был подписан договор о «временном пребывании» советских войск на территории Чехословакии. В апреле 1969 г. Дубчека в руководстве КПЧ сменил Густав Гусак, который до оккупации снискал определенный авторитет среди реформаторов, но постепенно стал послушным инструментом в руках советского руководства.

В течение нескольких месяцев после оккупации казалось, что курс на реформы, хотя и в более урезанных формах, будет продолжен. 27 октября 1968 г. Национальное собрание согласилось с одним из основных требований реформаторского движения в Словакии, с требованием федерализации государства. 1 января 1969 г. были образованы Словацкая социалистическая республика и Чешская социалистическая республика с собственными национальными советами и правительствами. Вместе они составляли Чехословацкую социалистическую республику с общим президентом, федеральным правительством и Федеральным национальным собранием, которое состояло из двух палат — Народной палаты и Палаты национальностей. Сложная система голосования должна была воспрепятствовать осуществлению воли большинства в отношении представителей Словакии, в которой проживала только 1/3 населения страны.

В течение длительного времени продолжались и протесты населения против оккупации, особенно бурные в связи с её первой годовщиной в августе 1969 г. Однако в обстановке восстановления советской гегемонии они ничего не могли изменить, республика и Словакия перешли от эйфории «эры Дубчека» к покорности «нормализации» Гусака.

4.4. «Нормализация» диктатуры

Период с 1969 г. до переворота 1989 г. — единственный из эпохи коммунистической диктатуры, имеющий в историографии, а также в общественном сознании однозначное наименование. Термин «пятидесятые годы» увязывается со временем установления диктатуры и наиболее драматической фазой террора, «шестидесятые годы» — с определенной либерализацией режима, кульминацией которой был 1968 год. Термин «нормализация» был следствием открыто провозглашенного стремления нового руководства коммунистической партии дистанцироваться от попыток реформирования, получивших официальное наименование «правый оппортунизм», возвратиться к «норме», что означало к чехословацкой модели советской диктатуры[102].

Программа и идеология «нормализации» в 1970 г. были изложены в документе «Уроки кризисного развития в партии и обществе после XI11 съезда КПЧ». В документе после критики общественного развития во второй половине шестидесятых годов формулировались, — в таком открытом виде, собственно, впервые, — «постоянные и неизменные ценности», отказ от которых причислялся к антисоциалистическим и контрреволюционным действиям. Этими столпами объявлялись: 1. Руководящая роль в обществе рабочего класса и его авангарда, коммунистической партии; 2. Социалистическое государство как инструмент диктатуры пролетариата; 3. Марксистско-ленинская идеология и её пропаганда всеми средствами массового воздействия; 4. Общественная собственность на средства производства и плановое ведение национальной экономики; 5. Принципы пролетарского интернационализма и их последовательное осуществление во внешней политике, особенно в отношении Советского Союза. Согласно «Урокам», именно сомнение в правильности этих принципов привело в 1968—1969 гг. к подрыву существующих устоев, «острой опасности контрреволюции», а «интернациональная помощь» союзников создала для коммунистов «прочный тыл» для ведения борьбы против антисоциалистических, контрреволюционных и правых сил.

Нормализация началась массовыми чистками. В партийных организациях создавались так называемые «здоровые ядра», которые сверху донизу, от руководства партии до первичных организаций, проверили членов партии и разделили их на три категории: проверенных, вычеркнутых за неактивность, и, наконец, исключенных «правых оппортунистов». Исключенные составляли 21,7% членов партии. Они автоматически потеряли руководящие посты на предприятиях, должны были в большинстве уйти из учебных заведений, армии, органов государственной безопасности, государственных учреждений, редакций, издательств, культурных и просветительных организаций. Некоторые виды деятельности им вообще были запрещены, их дети подвергались дискриминации при приеме в учебные заведения, у них отбирались заграничные паспорта, их лишали воинских званий. В учреждениях, научно-исследовательских институтах и организациях культуры были проверены и беспартийные, несогласие с «братской помощью», оказанной в августе 1968 г, имело такие же последствия, как и для исключенных коммунистов. Однако гонения в период нормализации не носили столь жестокого характера, как террор после февраля 1948 г., политические процессы были редкостью и только в связи с оппозиционной деятельностью после 1968 г., приговоры более мягкими. Однако проверки и чистки довольно успешно решили задачу устрашения.

Укреплению режима способствовало и возвращение к проверенным методам изоляции и запугивания. Железный занавес снова действовал, как и до 1968 г.: поездки на Запад были ограничены, как и импорт зарубежной периодики, книг, кинофильмов, возобновилось глушение «подстрекательских радиостанций». Средства массовой информации, которые сыграли такую важную роль в 1968 г., были подвергнуты нормализации с особой тщательностью. Предварительная цензура, хотя и не была восстановлена, но система личной ответственности редакторов и следовавшие за этим суровые санкции, оказывались достаточными. Некоторые журналы реформаторского направления, прежде всего «Культурны живот», были закрыты.

Весьма быстро была урезана и федерализация. Сохранилась «руководящая роль КПЧ», которую никак не затронул принцип федерализации. Правомочия Словацкого национального совета и парламента точно по рецепту периода после 1954 г. были постепенно ограничены, а некоторые словацкие министерства ликвидированы. Серией законов о компетенциях 1970 г. при сохранении федеральной формы режим возвратился к централистскому варианту устройства до 1968 г. Словацкий вопрос, как важная проблема функционирования и существования чехословацкого государства, остался неразрешенным.

Триумф нормализации внешне был полный. Последующий период диссидент Милан Шимечка метко назвал «эрой неподвижности» по контрасту с шестидесятыми годами с характерными для них поисками и экспериментами. Однако оккупация 1968 г. была таким шоком, после которого ничто, ни общество, ни даже коммунистическая партия, не могли уже просто возвратиться к коммунистической «норме». На территории Чехословакии в отличие от соседних Венгрии или Польши до августа 1968 г. не было советских войск, советская гегемония была менее заметна, хотя и одинаково действенна. Август изменил это, сделав советскую гегемонию явной. Отношение Запада к событиям в Чехословакии, которое не вышло за рамки платонических симпатий, подтвердило, что республика воспринимается международным сообществом как составная часть советского блока, без перемен в центре которого невозможны существенные преобразования в Чехословакии. Тем более, что периодические кризисы режимов в странах советского блока происходили асинхронно, в период венгерской революции 1956 г., последовавших за ней польских событий и во время 1968 г. СССР и его агентуре в соответствующих странах удавалось не допустить перелета искры к соседям. Понимание этого вело к покорности судьбе, ориентации скорее на необходимость пережить случившееся, чем на активное сопротивление.

Коммунистическая партия внешне преодолела кризис, но её жизнеспособность и претензии на монопольный контроль над обществом были сильно подорваны. Гораздо отчетливее и масштабнее она воспринималась как прислужница чужой власти, а в Словакии — вдвойне; и как советского патрона и как его пражской клиентуры. Если до 1968 г. в партии определенную роль играли пафос и энтузиазм участников антифашистского сопротивления и революционеров, то теперь она превратилась в объединение, принадлежность к которому являлась пропуском для вхождения в политическую, хозяйственную, бюрократическую и даже культурную элиту. Чистки укрепили позиции коммунистических догматиков и непрофессионалов, которые теперь мстили за страх утратить свое положение. Последовательно реализовывалась номенклатурная система: назначения на каждый более или менее важный пост в управлении, экономике, армии, науке и культуре проходило через соответствующий партийный орган, который одобрял кандидатов; назначения на высшие посты в партии, государстве, армии, органах безопасности подлежали одобрению Москвы. Номенклатурная система была на руку циникам или же в лучшем случае прагматикам. В любом случае она покончила с иллюзиями о революционной партии.

Идеологические проблемы коммунистов в период нормализации оказались непреодолимыми. От первоначальной идеи мировой революции они отказались, по крайней мере, внешне уже после войны, в 1960 г. они объявили Чехословакию социалистическим государством. Согласно доктрине, вслед за этим должно было последовать строительство коммунистического общества. Президент Новотный с трибуны съезда в Москве в 1961 г.[103] действительно заявил, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме. Открытие окон в мир оттеснило идею коммунистического общества совершенно бескомпромиссно туда, где она и родилась, в область утопии. После 1968 г. о коммунизме перестали рассуждать, писать, говорить; программные документы съездов коммунистической партии говорили только об «окончании строительства социалистического общества», о «развитом социалистическом обществе» или о «реальном социализме». При формулировании целей и средств их осуществления возникала и проблема, связанная с тем, что после 1968 г. режим нормализации отвергал само понятие «реформа», допускал лишь «дальнейшее совершенствование» уже существующего якобы превосходного положения. Тем самым умерщвлялась любая существенная попытка решить старые проблемы и те, которые несла с собой быстро меняющаяся экономическая и международная ситуация семидесятых и восьмидесятых годов.

Закрытый советский блок с собственной системой цен и торговых отношений защитил Чехословакию от нефтяного шока семидесятых годов, но одновременно содействовал продолжению разбазаривания энергии, сырья и человеческого труда. Самые современные отрасли, электроника, биотехнология, информатика, находились в забвении, а также в зависимости от эмбарго Запада на экспорт новейших технологий в страны советского блока. Индустриализация Словакии продолжалась, как и прежде, но преимущественно путем развития металлургии, крупных химических предприятий и, как и в предшествующие десятилетия, легкой промышленности с ассортиментом и качеством, рассчитанным преимущественно на восточноевропейский рынок. Специализация производства в рамках Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) проходила относительно успешно, в Словакии, в частности, был налажен массовый выпуск гидравлического оборудования, подшипников каления, строительных агрегатов, грузовых автомобилей, некоторых видов вооружения, особенно орудий, боеприпасов, танков и бронемашин, некоторых химикатов.

4.5. Кризис и падение коммунистической диктатуры в 1989 г.

В середине восьмидесятых годов число занятых в промышленности в Словакии превысило 800 000. Международные договоренности об ограничении вооружения конца восьмидесятых лет уже стали сигналом к падению конъюнктуры. Однако динамика экономики пока позволяла наряду с использованием резервов и ограничением инвестиций в модернизацию производства поддерживать относительно высокий по меркам СЭВа жизненный уровень. Правда, все более раздвигались ножницы в производительности труда и потреблении по сравнению с Западной Европой. Основой идеологии и пропаганды режима уже являлась не социальная утопия, коммунизм, а «социальные ценности»: гарантированная работа, бесплатные здравоохранение и образование, дешевое жилье и дотации на основные продукты питания. Нарождающийся новый средний класс добавлял к этому автомобиль, дачу или садовый участок, отпуск у моря в «социалистических странах». Представители высшей номенклатуры, кроме удовлетворенности от обладания властью, пользовались особыми местами отдыха, закрытыми медицинскими учреждениями, покупали импортные товары в специальных магазинах и имели иные привилегии. Организованный подобным образом режим был неспособен на динамичное развитие, что в исторической перспективе означало всё большее отставание от Западной Европы, однако он не был и настолько невыносим, чтобы давать основания к каким-то радикальным выступлениям, подобным, например, периодически повторяющимся на предприятиях соседней Польши.

Несогласие с режимом, если прибегнуть к терминологии, используемой в отношении периода Второй мировой войны, имело скорее форму дистанцирования от него, неотождествления себя с ним. Это не исключало формального участия в «обрядах» режима, например, демонстрациях на 1-е Мая, формального членства в «массовых организациях» или даже в коммунистической партии. Режим сознавал, что подобное поведение ему ничем не угрожает, а какой-то воодушевленной поддержки после восстановления контроля над всеми властными и идеологическими институтами и индоктринации ему уже не требовалось. Лагерь «дистанцирующихся», включающий вероятно большую часть общества, оказался, однако, весьма важным фактором в тот момент, когда режим утратил стабильность и на поверхность выступили группировки, которые по разным мотивам его однозначно отвергали.

В период «Пражской весны» были смягчены некоторые ограничения, касающиеся церкви, восстановлена в правах греко-католическая церковь, в Словакию из Чешских земель возвратились депортированные монахи. Режим «нормализации», однако, постоянно подавлял свободную деятельность церкви; за несоблюдение ограничительных предписаний, за распространение религиозной литературы в 1968—1988 гг. было арестовано более 70 священников и мирян. Недопущением назначения епископов государство стремилось парализовать деятельность наиболее многочисленной — католической церкви. Поддержанию духа верующих служили паломничества, в которых участвовали ежегодно сотни тысяч людей. Организации «тайной церкви» были связаны друг с другом и с заграницей, католические диссиденты имели наиболее широко развитую сеть по изданию и распространению нелегальной печати. 28 марта 1988 г. они организовали в Братиславе и самую известную за все двадцатилетие акцию сопротивления, так называемую «демонстрацию горящих свечей» — массовое выступление верующих за свободу церкви.

Гражданское диссидентство имело форму кружков и групп, объединявших близких по духу и настроениям людей, без иерархического оформления и постоянной организации. Дискуссии и критика режима появлялись на страницах нелегальных изданий, таких, как «Контакт», «Фрагмент К», в «самиздатовских» аналитических статьях, например, Милана Шимечки, Мирослава Кусы, в эмигрантской прессе за рубежом и выступлениях на радио «Свободная Европа». Во времена советской «перестройки» начали активизироваться и левые группировки, однако внутри партии не произошло каких-либо существенных сдвигов, подобных инициативам 1968 г., коммунизм был уже идейным трупом. Существовало огромное количество различных неформальных объединений молодежи, деятелей искусств, «групп позитивной девиации», которые либо отвергали режим, либо, по крайней мере, игнорировали его. Активны были группы защитников окружающей среды. Их нелегальная публикация «Братислава во весь голос», показывавшая катастрофическое состояние окружающей среды, скрываемое государством, получила широкий резонанс не только из-за своего содержания, но явилась для многих неким призывом покончить с бездеятельностью. Для всех этих движений, включая католическое диссидентство, большое значение имели события в соседней Польше. Движение «Солидарность» рождало симпатии, однако его подавление военной диктатурой снова свидетельствовало об ограниченных возможностях реформ в странах коммунистического блока.

Акции против режима носили изолированный характер; они были неприятны, но не опасны для государственной власти. Вплоть до 1988 г. диссидентство имело в Чехословакии прежде всего моральное значение. Ситуация начала меняться в 1988 г. Вслед за массовыми демонстрациями в Праге по случаю двадцатилетия оккупации 1968 г., затем — в октябре в связи с годовщиной возникновения ЧСР в 1918 г., последовала так называемая «неделя Палаха», серия демонстраций в январе 1989 г., приуроченных к двадцатой годовщине самосожжения студента Яна Палаха в знак протеста против оккупации. Аресты и преследования не нагнали страха, особенно что касается молодых людей, не имевших опыта общения с коммунистическим режимом пятидесятых лет. Развитие событий ускорялось падением коммунистической диктатуры в соседних Польше, Венгрии, массовым бегством граждан Германской Демократической Республики на Запад через Чехословакию и Венгрию. Каждая неделя приносила нечто новое. Группа словацких диссидентов заявила властям о намерении отметить в Братиславе возложением венков места, где в августе 1968 г. от рук советских солдат погибли мирные граждане. Инициаторы этой акции были немедленно арестованы, в ноябре начался судебный процесс над Яном Чарногурским. Пикеты перед зданием суда вскоре сменились, однако, более крупными акциями.

16 ноября 1989 г., накануне международного дня студентов, состоялась мирная демонстрация студентов в Братиславе. 17 ноября, шествие студентов в Праге было насильственно разогнано полицией. На следующий день студенты и актеры договорились о проведении в течении недели забастовки протеста, к ним постепенно присоединились студенты и театральные работники всей республики. 19 ноября в Праге был создан Гражданский форум, как координационный центр инициатив за изменение режима. В Братиславе в здании бывшей «Умелецкой беседы»[104] возник аналогичный центр — Общественность против насилия. Начались регулярно проводимые в вечерние часы на площадях митинги, в которых участвовали десятки тысяч людей; выдвигались основные требования: покончить с монополией власти коммунистической партии, назначить свободные выборы.

Слабые попытки власти парализовать движение не привели к успеху; коммунисты без поддержки Москвы пребывали в растерянности и смятении. Решающим моментом стала успешная общегосударственная генеральная забастовка 27 ноября. Правительство вынуждено было начать диалог с Гражданским форумом и Общественностью против насилия, постепенно сдавая им позиции. В качестве члена Национального собрания в Праге был кооптирован Александр Дубчек, избранный затем его председателем. Было сформировано федеральное правительство «национального согласия», в котором власть поделили коммунисты и революционеры. Подобные изменения произошли и в Братиславе. Скомпрометированного советского агента В. Шалговича, стоявшего во главе Словацкого национального совета, сменил более приемлемый коммунист-прагматик Рудольф Шустер; председателем правительства стал коммунист Милан Чич, бывший министр юстиции. В новом словацком правительстве было 6 коммунистов и 9 беспартийных. Президент Густав Гусак, который после смещения с поста первого секретаря ЦК КПС в 1987 г. утратил власть и находился в изоляции, подал в отставку, и 29 декабря Федеральное собрание ЧССР избрало президентом самого яркого и наиболее известного за границей представителя чехословацкого диссидентского движения, драматурга Вацлава Гавела[105].

В течение нескольких недель рухнула вся конструкция диктатуры, выстраиваемая и сохраняемая 41 год. Она пала без кровопролития, в результате мирного, но интенсивного давления. Поэтому и появилось название «бархатная» или «нежная» революция. Режим отказался от инструментов власти, которыми еще располагал. За возможность участия в новых властных и экономических структурах коммунистические элиты отказались от сопротивления, особенно, учитывая, что главный гарант их власти, Советский Союз, не проявил желания оказать им действенную помощь. Ноябрь вскрыл их сущность как ставленников иностранной власти. Мирная смена режима стала возможной прежде всего вследствие поражения Советского Союза в холодной войне, его ухода с позиций супердержавы.

Чехословацкая республика, а следовательно и Словакия, покончив с советской гегемонией, оказались на стороне победителей, но как составная часть советского блока с его деформированной экономикой, социальной структурой, политической культурой находились также и среди побежденных. Ноябрь 1989 г. создал возможности для решения этой исторической дилеммы.


5. От Чехо-Словакии к Словацкой республике

5.1. Три стратегии трансформации после 1989 года

После 1989 г. общество должно было решить три больших и неотложных задачи: во-первых, вместо коммунистической диктатуры создать плюралистическую демократическую систему, во-вторых, перевести директивно плановое хозяйство на рельсы рыночной экономики и в-третьих, выяснить государственно-правовое положение Словакии в республике и ее место в Европе. В модифицированном виде они остаются и после возникновения Словацкой республики в 1993 г. С первых посткоммунистических дней в суждениях о методах и сроках их решения сталкивались различные точки зрения, концепции и интересы. В условиях нарождающейся демократии они вылились в форму институтов, легли в основу новых политических партий. После десятков лет политического оцепенения плюрализм разнонаправленных воззрений стал составной частью повседневной жизни.

В девяностых годах международная обстановка была благоприятной. Поражение Советского Союза в холодной войне лишило его возможности вмешиваться в дела стран Центральной Европы. Варшавский договор утратил силу, в июне 1991 г. с территории Чехо-Словакии ушли последние советские части. 24 августа 1991 г. образовалась самостоятельная Украинская республика, вместо Советского Союза с его глобальными геополитическими интересами у Словакии появился сосед, который старается включиться в центральноевропейский и вообще европейский контекст.

К числу самых распространенных посткоммунистических лозунгов принадлежит и призыв к «возврату в Европу». Под этим подразумевалось не только восстановление традиционных ценностей, но и подключение к интеграционным процессам, которые шли в Западной Европе с конца второй мировой войны. Вступление в Европейское сообщество, после 1992 г. в Европейский союз — вот цель, которую на официальном уровне выдвигали все посткоммунистические чехословацкие и словацкие правительства, хотя было ясно, что это потребует многолетней подготовки. Второй приоритетной внешнеполитической целью было вступление в Северо-Атлантический пакт, который представлялся самым надежным гарантом против попыток восстановления советской гегемонии и обеспечения политической стабильности в этом регионе.

Большие надежды возлагались и на «Вышеградскую тройку», названную так по месту подписания договора о сотрудничестве между президентами Чехо-Словакии, Польши и Венгрии. Однако «тройка», а после образования Словацкой республики — «Вышеградская четверка» пала жертвой незаинтересованности стран, подписавших договор, которые отдали предпочтение индивидуальному бегу на скорость вступления в авторитетные западноевропейские интеграционные структуры.

Очень сложным и для большинства населения неблагоприятным было экономическое положение. В 1990—1993 гг. Словакию, как и другие посткоммунистические страны, охватил тяжелый экономический кризис. В ценах 1990 г. промышленное производство сократилось с 276,1 млрд. крон в 1989 г. до 186,9 млрд. крон в 1993 г. Продукция строительной промышленности снизилась с 46,9 млрд. крон до 22 млрд., производство сельскохозяйственной продукции сократилось на треть, автомобильные перевозки на треть и железнодорожные — на 50% от докризисного уровня. Валовая национальная продукция сократилась на 74%, потребительский спрос снизился на треть, реальная заработная плата в 1993 г. составляла всего 72,8% от уровня 1989 г. Скачок инфляции обесценил сбережения, изменения в структуре ценообразования не в пользу основных продуктов питания ударили прежде всего по пенсионерам, семьям с детьми и социально незащищенным группам населения.

Новым, к тому же шоковым явлением, с которым не сталкивалось уже несколько поколений, была массовая безработица. В 1990 г. было зарегистрировано 39 603 человека без работы, в 1993 г. почти в десять раз больше — 368 095 человек. Высокий уровень безработицы удерживался и в конце девяностых годов, приблизившись к цифре 500 000 человек, или 20% трудоспособного населения.

Главной причиной кризиса был развал традиционных рынков вообще и рынков сбыта в частности, изменения в структуре собственников и переход на рыночный механизм, для которого лишь постепенно создавались условия. Республики бывшего Советского Союза постиг еще более глубокий и долговременный кризис, чем Чехо-Словакию; тем самым лишились рынка сбыта многие машиностроительные, металлургические и электротехнические предприятия, но особенно производители текстиля, одежды, мебели, изделий из стекла, продовольственных товаров. Распад и ненадежность постсоветских рынков удалось частично возместить переориентацией на рынки сбыта в странах с развитой рыночной экономикой, но лишь ценой больших потерь. Однако это удалось сделать сравнительно быстро, и доходы от западных рынков позволили из полученных таким образом средств платить за российское сырье и энергоресурсы.

Многие предприятия пострадали по причине свободного ввоза товаров из зарубежья, что привело к упадку и ликвидации многих электротехнических и машиностроительных предприятий, а сокращение потребительского спроса отразилось на производстве мяса, молока, одежды, обуви. Катастрофическое падение жилищного строительства с 33 437 квартир в 1989 г. до 3 093 в 1995 г. сказалось на производстве строительных материалов, машин, арматуры, мебели, бытового текстиля и на сокращении наполовину численности занятых в строительстве.

Важным и для многих регионов неизбежным фактором кризиса было падение производства вооружения, в котором в конце восьмидесятых годов работала примерно одна десятая часть всех занятых в промышленности. Разрядка международной напряженности уже в восьмидесятые годы привела к трудностям сбыта, после подписания международных соглашений о контроле за вооружением производство в этой отрасли в 1989 г. сократилось наполовину, а в последующие годы от него осталась лишь толика того, что было во времена холодной войны. Кризис военной промышленности усугубил распад рынка ее гражданской продукции — строительных и сельскохозяйственных машин, транспортного оборудования, гидравлики, литья, поковки, которым трудно было найти сбыт на западе.

Параллельно с переориентацией внешней торговли было необходимо построить сеть современных банков, страховых компаний, биржу, разработать десятки экономических законов, ликвидировать государственную монополию на внешнюю торговлю, ввести новую налоговую систему, конвертируемую валюту. Но важнейшей из всех посткоммунистических реформ было восстановление частной собственности.

Первым шагом в этом направлении явилась реституция имущества, конфискованного и национализированного после февраля 1948 г. Дома, предприятия, мастерские, поля и леса были возвращены исконным владельцам или их наследникам, если они являлись чехословацкими гражданами. Реституции лишь в малой степени подлежали крупные фабрики и крупные поместья, которые по большей части были конфискованы у их владельцев еще после 1945 г.

Собственность, которая не могла быть возвращена исконным владельцам, приватизировалась, исходя из предпосылки, что частный предприниматель способен лучше ее использовать, чем анонимное «государство». Имущество, предназначенное к приватизации, сосредоточивалось в Фонде национального имущества. В ходе первого этапа приватизации на аукционах были проданы магазины, мелкие предприятия бытового назначения, заведения общественного питания и мастерские. Таким образом, уже в 1991—1992 гг. большинство предприятий малого бизнеса перешло в частные руки. В 1992—1994 гг. прошел второй этап приватизации, в которой на продажу уже было выставлено имущество, исчисляемое несколькими сотнями миллиардов крон, — фабрики, крупные поместья, универсальные магазины и транспортные предприятия, гостиницы. В этом случае преобладающая часть имущества была приватизирована посредством приватизационных купонов, этот метод впервые применился в Чехо-Словакии, а впоследствии в модифицированном виде — и в других посткоммунистических странах. Каждый совершеннолетний гражданин мог за 1000 крон купить приватизационную купонную книжку, которая давала ему право на 20 акций предназначенного к приватизации предприятия, или вложить купоны в инвестиционные фонды, которые в приватизационных целях создавались банками, а также частными предпринимателями. Инвестиционные фонды не всегда оказывались тем, кем они должны были быть по замыслам инициаторов купонной приватизации, то есть ответственными управляющими полученного имущества. Много вверенных им средств было спущено на бирже, много попросту разворовано. Уже на аукционах по приватизации мелкого бизнеса проявились элементы коррупции и мафиозные методы, которые по мере увеличения приватизированной собственности приобретали все большие масштабы. Именно явные нечистоплотные махинации инвестиционных фондов позволили правительству после образования Словацкой республики остановить на полном ходу второй круг купонной приватизации и проводить ее в другой форме.

Более полугода, вплоть до выборов 8—9 июня 1990 г. в Чехо-Словакии и в Словакии государственными делами занимались правительства «национального согласия». Федеральное правительство возглавлял словак, бывший коммунист Мариан Чалфа, премьер-министром словацкого правительства тоже был представитель предшествующего режима Милан Чич. Самым сильным политическим объединением в чешских землях являлась антикоммунистическая коалиция Гражданский форум, в Словакии — объединение подобного характера Общественность против насилия. Вскоре на почве этих объединений, а также независимо от них стали формироваться политические партии с различными представлениями о путях преодоления прошлого, об объеме, глубине и темпах перемен. Свою роль тут играли и традиции, национальные и конфессиональные интересы, а также исключительно личные честолюбивые замыслы» которые в переломные годы оказывают большее влияние на политическую арену, чем в спокойные времена.

На выборах 1990 г. из нескольких десятков партий в Словакии необходимое число голосов для прохода в парламент собрали семь. Общественность против насилия (ОПН) получила 29,3%, Христианско-демократическое движение (ХДД) 19,2%, Словацкая национальная партия (СНП) 13,9%, коалиция венгерских партий Сосуществование и Христианско-демократическое движение 8,7%, Демократическая партия (ДП) 4,4% и партия зеленых 3,5%. Эти выборы явились своего рода плебисцитом «за» или «против» предшествующего режима, Коммунистическая партия Словакии, даже несмотря на первые шаги к внутреннему преобразованию в партию социал-демократического типа, получила всего 13,3% голосов. Ее позиции подорвал и закон о люстрации 1991 г., который запретил в течение 5 лет занимать высокие посты номенклатурным функционерам КПЧ предшествующего — до 1989 г. — периода и состоящим на учете агентам госбезопасности.

Реальную картину новой политической структуры Словакии показали только парламентские выборы в июне 1992 г., когда граждане уже освоились с демократической системой, политические партии сформировали каждая свои структуры, имели больше времени на пропаганду своих взглядов и концепций и более отчетливо проявили себя отдельные политические личности.

Движение Общественность против насилия, главные функционеры которого выступали преимущественно с либеральных позиций и которое особо не проявило себя в государственно-правовых вопросах, не сумело организоваться в полнокровную политическую партию и в виде Гражданско-демократического союза собрало на выборах только 4% голосов, Демократическая партия, сходной ориентации, 3,3%. Если эти организации представляли правое направление, то на левом крыле политической сцены Партия демократической левой (ЦДЛ) — трансформированная КПС — сохранила свои позиции с 14,7% голосов избирателей. ХДД снизилось до 8,9% и СНП до 7,9%. Свои позиции удержала и коалиция венгерских партий, в парламент прошло и Словацкое христианско-демократическое движение, отколовшееся от ХДД. Безусловным победителем на выборах стало Движение за демократическую Словакию (ДЗДС) с 37,3% голосов, возглавляемое Владимиром Мечьяром. В. Мечьяр стал премьер-министром словацкого правительства.

Владимир Мечьяр как член ОПН уже был премьер-министром коалиционного правительства после выборов в июне 1990 г. После распада ОПН в марте 1991 г. премьером стал лидер ХДД Ян Чарногурский. ДЗДС перешло в оппозицию, из которой посредством усиленной агитации и при поддержке большинства печати оно сумело выйти победителем на выборах в июне 1992 г. Победа ДЗДС, несомненно, способствовала личность его лидера В. Мечьяра, а также то обстоятельство, что оно представляло собой не профилированную партию с определенной идеологией и концепцией, а широкое движение, в котором нашлось место самым разным, даже противоположным концепциям. Оно обращалось к широкому спектру граждан, ищущих простых, прямолинейных и быстрых выходов из экономического и социального кризиса. Столь же многозначными были и позиции по отношению к государственно-правовому статусу Словакии, который постепенно становился ключевой проблемой политической жизни.

Проблема устройства государства проявилась уже в начале 1990 г. в дискуссии о названии и государственной символике. Словацкая и чешская стороны были согласны в том, что должна быть исключена коммунистическая символика, а из названия государства, введенного в 1960 г., слово «социалистическая». Было принято и словацкое пожелание вернуть традиционный символ — двойной крест на трех вершинах. Неохотно было встречено чешской стороной словацкое пожелание одинакового изображения чешского и словацкого символа на государственном гербе и написания названия государства через дефис, Чехо-Словакия или Чехословакия? Спор разрешился компромиссом, однако сам ход дискуссии, эмоции, ею вызванные, сигнализировали, что чешские и словацкие политические элиты, равно как и общество, по-разному подходят к устройству государства, придают этому разное значение. В то время как в Словакии преобладало недовольство федеративной формой государства времен «нормализации» и требования «широкой» федерации, конфедерации двух государств или даже полной самостоятельности, в чешских землях преобладало отрицательное отношение к федерации как якобы изобретению оккупационного режима, и взгляды расходились в амплитуде от унитарного, централизованного государства до самое большее очень ограниченной федерации. Некоторые сформулированные чешскими политиками концепции вообще обходили национальный принцип и предлагали переустроить государство на территориально-федеративной основе.

На протяжении 1990—1992 гг. состоялось множество переговоров представителей чешского и словацкого национальных советов, национальных правительств и федеральных органов об устройстве государства, в переговорах принимал участие и президент Вацлав Гавел. Переговоры показали, что в известной мере повторяется ситуация 1968 г., когда чешская сторона считала стремление Словакии к большему самоуправлению тормозом в решении более важных задач, провинциализмом, тогда как словацкая сторона расценивала его как неотъемлемую часть действительной демократизации государства. Силу и неудержимость процесса эмансипации недооценили и словацкие политики либеральной направленности, так что в конце концов проблема полностью вышла из-под их влияния. На этот раз в известной степени повторялась ситуация с межвоенной Чехословакией. Если ХДД и ПДЛ пытались как можно больше расширить словацкое самоуправление в рамках общего государства, то в ДЗДС точки зрения от первоначального федерализма сдвигались в сторону конфедерации и в конечном итоге к самостоятельному государству, на чем изначально стояла только СНП и часть христианско-демократических политиков. Попытки договориться на основе конфедерации двух государств наподобие Австро-Венгрии чешские правые силы отвергли, часть чешских политических верхов выразила решимость разделиться. Итоги выборов в июне 1992 г., когда в ЧР выиграла правая Гражданская демократическая партия, а в Словакии ДЗДС, воспринимаемое в чешских кругах как лево-популистское движение, тенденции к разделению усилились.

В позициях чешских и словацких политических верхов переплетались долговременные тенденции с краткосрочными интересами. Со словацкой стороны это было неопровержимое свидетельство прогресса общества с момента, когда в 1918 г. общее государство создавалось, что, однако, не нашло в достаточной степени выражения в государственном устройстве. Чешское общество этого не замечало, а если замечало, то недооценивало или отвергало. Краткосрочными были разные представления о методах и темпах преобразований, которые сформулировали сильные и хорошо организованные чешские правые силы во главе с федеральным министром финансов Вацлавом Клаусом. После выборов 1992 г. он стал премьер-министром чешского правительства. Поскольку до этого чешская политика считала существование чешских национальных органов лишь причиняющей неудобство уступкой -принятой по принуждению словаков федерации, это сигнализировало близкое разделение.

От разделения чешские правые силы ожидали более легкой и более быстрой перестройки экономики, без груза словацкого военно-промышленного комплекса и слишком ориентированной на восток промышленности, плюсом было и создание барьера против беспокойных Балкан и распадающегося Советского Союза. Создавали неудобства и проблемы с венгерским меньшинством и международный спор из-за гидроузла Габчиково — Надьмарош на Дунае. Без Словакии можно было легче достичь главной чешской геополитической цели — скорейшего вступления в Европейский союз и в НАТО.

И хотя большинство общественности в обеих республиках высказывалось за сохранение общего государства, бесконечные споры с туманной перспективой, предложения и контрпредложения вызывали усталость и сознание того, что позиции обеих сторон примирить трудно. 17 июля 1992 г. Словацкий национальный совет принял Декларацию о суверенитете Словацкой республики. Ускорилась работа над подготовкой словацкой конституции, которая формулировалась таким образом, что она могла стать основным законом самостоятельного государства. Конституция была принята СНС 1 сентября 1992 г. и торжественно подписана в братиславском замке. Распад Чехо-Словацкой федеративной республики был уже только делом техники. 29 октября премьер-министры Владимир Мечьяр и Вацлав Клаус подписали договор о будущих взаимоотношениях СР и ЧР, были согласованы способы раздела собственности, и наконец 25 октября Федеральное собрание небольшим перевесом голосов приняло постановление о роспуске федерации. Тем самым открылся мирный путь к созданию двух суверенных республик. 31 декабря 1992 г. прекратила свое 84-летнее существование Чехо-Словацкая республика, оба государства стали ее правопреемниками, политическими и идеологическими наследниками ее истории, успехов и поражений.

5.2. Словацкая республика

После возникновения Словацкой республики надо было быстро выстроить всю структуру управления государством. Словацкий национальный совет стал полнокровным парламентом и был переименован в Национальный совет Словацкой республики. Продолжало работать правительство во главе с Владимиром Мечьяром, сформированное по результатам выборов в июне 1992 г. Были доукомплектованы министерства и созданы некоторые новые, например, министерство обороны. В феврале 1993 г. президентом был избран Михал Ковач.

Раздел собственности Чехо-Словакии был согласован на основе соотношения численности населения 2:1 и был произведен быстро, хотя кое-где не без больших сложностей, например, при разделе имущества армии, зарубежных представительств, крупных транспортных систем. Чешская сторона находилась в более выгодном положении, так как уже до этого контролировала головные экономические учреждения в Праге и к разделу готовилась заранее. Некоторые спорные вопросы, особенно касающиеся банковских задолженностей и депонированной в Праге словацкой части золотого запаса, оставались неразрешенными и до 1999 г., однако это не создало непреодолимых барьеров во взаимоотношениях двух государств. Появилась самостоятельная словацкая и чешская валюта, а таможенный союз позволял сохранить значительный объем обоюдной торговли.

Метод и процесс возникновения двух самостоятельных республик и их отношение друг к другу так разительно отличались от ситуации на территории бывшего Советского Союза и Югославии, что международное сообщество признало их без всяких проблем. После «бархатной» революции «бархатное» разделение обеспечило Словакии, которую за рубежом плохо знали, ценный политический капитал.

Словацкую республику сразу же признали все сопредельные страны и великие, авторитетнейшие государства. Словацкая республика как преемница Чехо-Словакии без проблем стала членом многих международных организаций, как например, ОБСЕ — Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, Международный валютный фонд, Всемирный банк. Уже 19 января 1993 г. СР была принята в члены ООН как 180-е по счету государство, в июле 1993 г. стала членом Совета Европы. В октябре 1993 г. было подписано соглашение о присоединении СР к Европейскому союзу, вступающее в силу с февраля 1995 г., в 1995 г. СР стала участником программы Партнерство во имя мира, которая явилась определенной компенсацией за пока еще несвоевременное вступление некоторых посткоммунистических стран в НАТО. Отношения с Венгрией, осложненные спорами из-за гидроузла Габчиково — Надьмарош, которые должен был разрешать Международный суд в Гааге, получили новое измерение благодаря договору, подписанному в марте 1995 г. в Париже. О международном признании Словакии говорит и участие еще с 1993 г. словацкого саперного батальона в нормализации обстановки на территории бывшей Югославии.

Экономическая ситуация была по-прежнему сложной. Кризисная кривая достигла нижнего предела в 1993 г., в 1994 г. валовая национальная продукция выросла на 4,9%, и в последующие годы рост превышал 6%, инфляция снизилась с катастрофических 61,2% в 1991 г. до 21,2% в 1993 г. и до 1997 г. стабильно держалась в пределах 6% в год, но уровень безработицы постоянно повышался. Валовая национальная продукция только в 1998 г. приблизилась к уровню 1989 г., однако реальная заработная плата оставалась значительно ниже этого уровня. Плохое состояние экономики постоянно отражалось и на положении дел в здравоохранении, школьном образовании, в культуре и науке. Здесь наглядно проявились последствия переходного периода, когда старые механизмы управления и поддержки в рамках централизованной экономики переставали действовать, а новые, соответствующие рыночной экономике, еще только начинали создаваться. Массовая безработица, ликвидация предприятий, которые не сумели приспособиться к изменившимся условиям, поддерживали в политическом мышлении и в культуре состояние неуверенности. Поиски сильной личности, простых решений, суррогатных ответов на проблемы в виде национализма и надуманных внутренних и внешних врагов затрагивали общественное сознание гораздо сильнее, чем непосредственно после поражения коммунистической диктатуры.

Правительство Владимира Мечьяра сначала опиралось только на ДЗДС, позднее и на СНП. Когда из обеих партий вышли группы депутатов, правительство В. Мечьяра в марте 1994 г, лишилось большинства в парламенте и пало. Отколовшиеся от ДЗДС и СНП группы создали новую партию — Демократический союз (ДС), заявившую о приверженности к либеральным идеям.

Премьер-министром нового коалиционного правительства, которое составляли представители ДС, ХДД и ПДЛ и которое поддерживали и венгерские партии, стал Йозеф Моравчик из ДС. Правительство само объявило себя временным и, хотя полномочия парламента заканчивались только в 1996 г., назначило досрочные выборы на сентябрь 1994 г. ДЗДС использовало кратковременное пребывание в оппозиции на восстановление сил, к тому же помогло то обстоятельство, что новое правительство оставило в его руках ведущие средства массовой информации. На выборах 1994 г. ДЗДС получило 35% голосов, ХДД 10,1%, ДС 8,6%, Венгерская коалиция 10,2%, СНП снизилась до 5,4%. В парламент с 7,3% голосов попало и Объединение рабочих Словакии (ОРС), которое возникло как реакция левых радикалов на социал-демократическую политику ПДЛ. Последняя в коалиции с тремя другими партиями получила 10,4% голосов.

После долгих переговоров В. Мечьяру удалось сформировать правительство, которое могло иметь большинство в парламенте не ранее декабря 1994 г. Третье правительство В. Мечьяра было коалицией ДЗДС, СНП, а также ОРС, влияние которого на правительство было малозначительно. Более существенным было влияние СНП, к примеру, ее стараниями целый год откладывалась ратификация парламентом словацко-венгерского договора. После возникновения самостоятельного государства СНП свое национальное острие направляла на венгерское меньшинство, ставила под сомнение целесообразность стремления Словацкой республики быстрее вступить в ЕС и в НАТО, хотя это входило в программу правительства. Однако обоим партнерам ДЗДС нравился энергичный стиль руководства В. Мечьяра, который после двукратного ухода с поста премьера посреди выборного периода с той же энергией взялся на этот раз капитально упрочить свои позиции. При распределении парламентских постов в ноябре 1994 г. представители оппозиции были оттеснены в малозначащие комитеты, а важные посты, контроль над органами безопасности находились только в руках коалиции. В государственных органах были произведены значительные кадровые перестановки в пользу сторонников коалиции, для укрепления ее позиций было использовано и новое, 1996 г. административно-территориальное деление государства на 8 областей и 79 районов. Точно так же и приватизация попала исключительно в руки коалиции без всякой возможности какого-либо контроля извне.

Новое правительство отказалось от купонной приватизации, каждый гражданин должен был получить компенсацию долговыми обязательствами на сумму 10 000 Sk (словацких крон), подлежащими оплате до 31 декабря 2000 г. Большинство собственности было приватизировано путем прямых продаж избранным заинтересованным лицам, причем реальные покупатели часто скрывались за созданными для этой цели компаниями. При приватизации наиболее прибыльных фабрик, земельной собственности, курортных объектов решающим было взаимодействие с правительственными структурами и банками, которые предоставляли кредиты на первый взнос. Большинство предприятий было продано гораздо ниже их реальной стоимости. Таким образом, произошло сращивание политики и экономических тузов, за несколько лет сформировался слой граждан, который располагал имуществом стоимостью в сотни миллионов и даже миллиардов крон, главным образом из рядов менеджеров предприятий и политических верхов. Образование этого нового слоя “денежных мешков” было составной частью провозглашенной ДЗДС программы. Но лишь некоторые из таких искусственно созданных по политическим соображениям собственников сумели как следует распорядиться имуществом, особенно в сложный период формирования новой экономической системы и переориентации на новые рынки. Следствием избранного метода приватизации явился весьма низкий, по сравнению с окружающими посткоммунистическими странами, приток иностранного капитала, который мог бы дать средства для инвестиций и необходимые знания для проникновения на мировые рынки. Некоторые исключения, как например, «Фольксваген» или «Сименс», показали, каких ферментов развития Словакия тем самым лишается.

Сдержанность иностранных инвесторов подкреплял и неспокойный политический климат. Ухудшалось и внешнеполитическое положение государства, Словацкая республика оказывалась в определенной изоляции. Постепенно таяла надежда на скорое решение проблем безопасности и долговременной перспективы экономического процветания путем вступления в ряды ЕС и НАТО. С конца 1994 г. Европейский союз не раз упрекал Словакию как своего ассоциированного члена за недостатки в соблюдении демократических принципов контроля над государственной властью, особенно на парламентских выборах, над службой безопасности. ЕС критиковал и поползновения урезать права венгерского меньшинства, некорректное отношение к главе государства, когда правительственная коалиция систематически и недопустимыми методами пыталась досрочно сместить Михала Ковача с поста президента. Вызывала опасения и бесконтрольная приватизация, при которой даже стратегические экономические объекты, как например, «Нафта Гбели», попали неизвестно в чьи руки за бесценок. Вызывала сомнения искренность попыток добиться приема Словакии в европейские структуры, потому что на ключевые посты по его подготовке были назначены сторонники СНП. Некоторые высказывания и действия представителей правительства внушали подозрение, что оно держит про запас и вторую, «российскую» карту. Вследствие этого Словацкую республику, в отличие от соседних Польши, Венгрии и Чехии, в 1995—1997 гг. постепенно исключили из списка первоочередных кандидатов на вступление в НАТО и в Европейский союз.

Оппозиция, кроме непрозрачной приватизации, коррупции и политического протекционизма, критиковала правительство за отсутствие концепции экономического развития, когда за благополучными макроэкономическими выкладками скрывается жизнь в долг. Внешняя задолженность СР выросла с 4,3 млрд. долларов в 1994 г. до 11,9 млрд. по состоянию на сентябрь 1998 г. Лишь часть заёмных средств была использована продуктивно, главным образом на инвестиции с длительным сроком окупаемости, в частности, в строительство автомагистралей. Стремительно рос дефицит во внешней торговле, углублялся кризис в таких чувствительных для всех областях, как здравоохранение, школьное образование.

Политический кризис 1998 г. проявился в том, что после истечения срока полномочий М. Ковача несколько попыток парламента избрать нового президента закончились неудачей. Коалиция старалась поднять свои шансы на выборах с помощью таких поправок к закону о выборах в парламент и в муниципалитеты, которые существенно ущемляли выборные коалиции. Оппозиция ответила созданием партии Словацкая демократическая коалиция (СДК) и Партии венгерской коалиции (ПВК). Как реакция на обострение обстановки на политической сцене возникла новая Партия гражданского согласия (ПГС) под руководством Рудольфа Шустера.

На выборах в парламент в ноябре 1998 г. 5%-ный порог преодолели шесть партий. Крупнейшей партией осталось ДЗДС с 27% голосов, СДК получила 26,34%, ПДЛ 14,6%, ПВК 9,1%, СНП 9% и ПГС 8%. В. Мечьяру не удалось сформировать правительство, в декабре 1998 г. было сформировано правительство Микулаша Дзуринды. Образовалась и коалиция четырех партий — СДК, ПВК, ПДЛ, и ПГС, причем к СДК присоединились, кроме ХДД, ДС и ДП, еще и небольшая социал-демократическая партия и партия зеленых, а ПВК образовалась путем слияния трех партий. Такая действительно широкая коалиция располагала в парламенте 93 голосами, что обеспечивало ей, в отличие от предыдущих правительств, конституционное большинство, а, следовательно, и больший простор для маневра при принятии решений. Новая коалиция имела количественный перевес и на муниципальных выборах в декабре 1998 г. В мае 1999 г. прямым голосованием граждан президентом республики был избран Рудольф Шустер.


Загрузка...