ПТИЧЬЯ СТАЯ ОБМАНЧИВЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

Ренальд заметил женщину, когда та только входила в трамвай. Она споткнулась на ступеньке, но равновесие удержала, после чего осторожными шажками добралась до ближайшего свободного места, которое почему-то не подошло ей, ибо женщина села двумя сиденьями дальше, где сразу уткнулась взглядом в свои по-зимнему белесые коленки. Наверняка эта женщина обычно носит брюки, отрешенно подумал Ренальд и снова отвернулся к окну, за которым рядом с трамваем ехали блестящие автомобили, а на тротуарах сновали по-летнему одетые люди. Когда через несколько мгновений Ренальд вновь посмотрел на сидящую через проход женщину, ему в голову неожиданно пришла странная мысль, что если бы в вагоне пассажиров было побольше, женщина вполне могла сесть рядом с ним.

Ему показалось, что и впрямь он хотел бы ехать рядом с незнакомкой, украдкой поглядывая на ее округлые не прикрытые подолом платья колени.

С виду женщина могла быть на десяток лет моложе Ренальда, скорее всего, ей около сорока. Такая приятная, в самом соку — не худая и не толстая, оценивал он женщину, представляя себе при этом и кое-какие бесстыдства, что ввергло его в довольно сильное смятение, поскольку в последнее время он и думать забыл о плотской стороне жизни.

После безвременной кончины супруги Маарит Ренальд впал в тяжелую депрессию. Нет, внешне он в живой труп не превратился, ходил на службу, когда шутили, даже смеялся вместе со всеми, но при первой же возможности сбегал от людей, запирался в своей квартире, где только и делал, что спал и ел. Даже включенный телевизор действовал ему на нервы. Правда, иногда он слушал классическую музыку, под влиянием волшебных звуков размякал и становился сентиментальным, и ему чудилось, что отчаяние из-за горькой гримасы судьбы даже привносит в его душу какое-то особенное успокоение. Ему казалось, что до той поры хорошо налаженная жизнь несправедливо разрушена. Абсолютно незаслуженно, и что самое печальное — без предупреждения.

Ренальда до глубины души обидело то, что Маарит не поделилась с ним своей безнадежной болезнью, до последнего скрывала ее. Конечно, он понимал, что жена щадила его, но именно полнейшая неожиданность скорбного события его и подкосила. Ренальда повергла в ужас та роковая бесповоротность, которую представляла собой смерть. У него сложилось впечатление, что Маарит пыталась утаить от него свою смерть, засекретить ее, понимая, что когда однажды это неминуемо свершится, с нее уже ничего не спросишь.

После похорон Ренальдом завладело дрянное чувство, что даже близким не стоит, да и нельзя доверять, что все что-то скрывают, и до него доходит исключительно вранье. Ему казалось, что истинное лицо мира — это уродливая маска, способная лишь на пакостные сюрпризы, и жить дальше в таком мире муторно и неуютно. Но самое удивительное при этом, что он вовсе не желал последовать за супругой и не жаждал расстаться со своей бренной жизнью, как нередко случается с очень близкими людьми, — наоборот, он боялся смерти, и воспоминание о последних мучительных днях Маарит преследовало его как кошмарный сон. Однако именно явь стала для него настоящим кошмаром без какой-либо надежды проснуться, чтобы оглядевшись, вновь, уже ясным взором, увидеть нормальную жизнь.

Ренальд без опаски попасть в неловкое положение мог посматривать в сторону незнакомки и даже внимательно изучать ее, поскольку взгляд женщины по-прежнему был прикован к лежащим на коленях рукам, причем безымянный палец одной руки то почесывал, то поглаживал тыльную сторону другой руки. Палец красивой формы, ухоженный, но без лака на ногте. Ренальду показалось, что женщина вообще не осознает, что едет в трамвае, скорее она витает в заоблачных высях, в каком-то другом измерении, в совершенно иной реальности.

На остановке, где Ренальду надо было выходить, нечто необъяснимое удержало его на месте. Словно незримая рука или привязь, с изумлением подумал он, но отдал затем себе отчет в том, что спешить ему некуда и можно позволить маленькое приключение, и выйти из трамвая вслед за женщиной. Он внезапно ощутил непреодолимое желание увидеть походку незнакомки, ему захотелось полюбоваться движениями ее тела в ритме шагов. Он жаждал уловить какой-либо многозначительный жест или, при возможности, даже узнать, куда она направляется.

Нежданно-негаданно возникшее желание обрадовало его. Ренальд понимал, что в оболочке капсулы, куда он на многие месяцы заточил себя, образовалась узенькая щелочка, через которую виден просвет, и он даже подумал, что при сильном желании эту щелочку можно было бы расширить, чтобы потом в один прекрасный день целиком выбраться на белый свет. А может, и эта женщина, которую, похоже, ничего вокруг не интересует, точно так же заперта в своей капсуле, предположил Ренальд и при этой мысли ощутил странное удовлетворение.

На конечной остановке все пассажиры покинули трамвай, однако женщина осталась сидеть, и по ее виду не похоже было, чтобы она собиралась вставать или вообще двигаться. Ренальд медлил и тоже не поднимался, пока не почувствовал неловкость своего положения. Видно, женщина и не думает выходить, решил Ренальд и нехотя, словно через силу, поплелся к двери. Ему и впрямь некуда было спешить, а в такую ласковую теплую погоду в самый раз убивать время в парке, можно даже прогуляться по парковой дорожке до моря, где бронзовый ангел держит над головой крест. Там он может посидеть на скамье и поглазеть на идущие по морю суда.

Когда он через некоторое время оглянулся, то увидел, что женщина все же покинула трамвай и теперь торопливо шагала в одном с ним направлении. Ренальд совсем замедлил шаг и, пропустив женщину вперед, потихоньку прибавил темпа.

Как он и ожидал, телодвижения незнакомки возбудили его. Изгибы форм в обтягивающем платье давали представление о полноте женщины, и моментами Ренальду казалось, будто он способен раздеть ее глазами. Так он и следил жадным взором за идущей впереди женщиной, то давая ей уйти довольно далеко вперед, то поспешно настигая и идя почти вплотную за ней.

Поравнявшись с дворцом, женщина прошла через распахнутые чугунные ворота. Ренальд решил, что теперь она войдет в двери здания, что она работает в расположенном там художественном музее или собралась посетить какую-либо выставку, но преследуемая пошла дальше в сторону моря, туда, где далеко в конце дорожки виднелся ангел, занесший над головой крест.

Она направляется туда, куда собирался идти и я, возликовал Ренальд, и вдруг ему показалось, что между ними возникла какая-то удивительная связь, пока еще тончайшая, почти невидимая. Невидимая связь, думал он. Если приложить усилие, то ее вполне можно превратить в видимую, улыбаясь, думал он.

Женщина присела на скамейку в тени только что распустившихся кустов сирени. Ренальд сел на следующую скамейку. Совсем близко плескалось море, где-то за сиренью, и хотя этого моря видно не было, но Ренальду казалось, что оно ощутимо благодаря особенному свету, в котором камешки под ногами казались гораздо светлее, чем они были на самом деле.

Красота, расслабился Ренальд, позволив глазам бесцельно блуждать по небу с редкими кучевыми облаками и кружащейся в высоте стайкой маленьких птиц, потом он скользнул взглядом по свежей и сочной парковой зелени пока не наткнулся на округлость груди в декольте незнакомки. Я подсматриваю за женщинами, будто какой-нибудь стареющий извращенец, мрачно подумал он. Выслеживаю, наблюдаю сладострастно и подогреваю в воображении похотливые сцены.

Рядом со скамейкой из галечника проклюнулся одуванчик с чахлыми листьями, но крупным и пышным цветком.

— Ишь, богатырь, какой, — восхищенно пробормотал Ренальд и в очередной раз взглянул на сидящую поодаль женщину, бесстрастно уставившуюся вдаль. Наверняка она кого-то ждет. Возможно, это свидание вслепую — в каком-нибудь форуме или на сайте знакомств узнают друг друга, переписываются, потом договариваются о встрече, рассуждал Ренальд. Так это и бывает. С другими, не с ним.

Незнакомка поправила волосы, после чего, прикрыв ладошкой рот, зевнула. Этот жест и последовавший за ним зевок заставили Ренальда вздрогнуть. Его Маарит частенько именно так поправляла прическу, и внезапно его озарило, что у этой женщины точно такие же темные волосы и почти такая же стрижка, как у его рано ушедшей супруги. В чем-то они были разными, но при этом загадочно похожими. Ренальд отвернулся, чтобы больше не смотреть в сторону женщины. В сторону женщины… все это время он не упускал из виду незнакомую женщину, как некое неопределенное существо женского пола, как имя нарицательное, не думая о том, что у нее есть своя жизнь и множество индивидуальных качеств, что наверняка придают неповторимость ее личности.

Он подумал: у этой женщины есть собственное имя и фамилия…

И вдруг Ренальд безумно пожалел, что вскоре станет свидетелем того, как некий безымянный мужчина уведет с собой безымянную женщину. Мимолетное ощущение близости, которую он уже узрел в себе, отомрет и исчезнет, как дотла сгорят и чувственные образы, толпящиеся в его мозгу. Ему понравилась пришедшая в голову метафора «огня», что означает полное и окончательное уничтожение всего. Даже пепла, который позже напоминал бы о чем-то, не останется от этих воображаемых представлений. Я должен быть выше всего этого, подталкивал он себя к трезвой рассудочности. И вздыхал.

Нет никакого смысла сходиться с женщиной, напоминающей мне Маарит, наконец, решил Ренальд, и от безнадежности еще раз глубоко вздохнул. Это только привело бы к постоянному сравнению, и заранее можно предсказать, что победителем всегда будет Маарит.

Он стал рисовать в своем представлении картины весьма правдоподобного будущего, когда женщина, после того как они сблизились, оглядывается в его квартире, насмешливо задерживается глазами на снимке, где они в обнимку с Маарит, счастливы и смеются… Он хотел бы узнать, будет ли в следующее мгновение фотография перевернута лицами вниз, чтобы раз и навсегда отрезать прошлое? Или что произойдет, когда женщина распахнет шкаф и увидит в нем платья Маарит? Она свяжет их в узел и запихнет в мусорный мешок? Или начнет по очереди примерять каждое, вскрикивая от неподдельного восторга, если что-то ей подойдет?

Ренальд впервые осознал, что Маарит и эта женщина в самом деле почти одного размера. Как сестры-близняшки, размышлял он с теплотой и трепетом в душе. Если этой чуть укоротить волосы, то издали сходство было бы поразительное.

Ренальд прикрыл глаза. Похожесть Маарит и незнакомки причиняла сладкую боль. Сладостно-щемящие образы благоухали, были волнующе мягкими и нежными, казались очень реальными. Так и могло бы сложиться, подумал он и открыл глаза, чтобы посмотреть на проходящую мимо него стайку туристов, лопочущих на чужом языке. Он увидел, что метрах в десяти от него на скамейку присел некий господин в светлом летнем костюме и соломенной шляпе. Эдак выглядеть могут только иностранцы, подумал Ренальд, обратив внимание на то, что и женщина с интересом и даже каким-то любопытством посмотрела в сторону мужчины. Неожиданно он почувствовал укол жгучей ревности.

Очевидно, у них действительно свидание вслепую, с грустью вздохнул Ренальд. Теперь они оценивают друг друга, и если понравятся, мужчина вынет из-за пазухи красную розу, или газету, или любой другой предмет, о котором договорились в переписке, чтобы женщина узнала его… Он читал, что так все и бывает, и, скорее всего, это правда, но тут произошло нечто совсем иное, так как в следующую минуту к мужчине подошла одетая в светлое женщина, при виде которой тот встал, и они оба, заливаясь смехом, медленно направились к морю.

Ренальд испытал такое облегчение, словно с его души и плеч свалился тяжкий груз, но теперь он стал мучиться вопросом, почему, завидев этого мужчину, незнакомка в прямом смысле очнулась от летаргии. Что-то вдохнуло в нее новую жизнь, и через несколько мгновений, когда женщина взглянула на Ренальда, на ее лице угадывалось нечто вроде улыбки, в ответ на которую Ренальд поспешно и смущенно отвел глаза.

Ну и что, если бы она надела какое-нибудь из платьев Маарит… ни от кого кусок не отвалился бы… — додумал он одну из прежних мыслей.

Мысленно Ренальд уже представлял, как он возвращается с работы, а Маарит возится на кухне… он встает за спиной жены, скользит руками вдоль ее тела, крепко прижимает к себе, и жизнь течет ровно так, как все эти счастливые двадцать лет, которые они прожили с Маарит… и вообще, он страстно желал, чтобы на этой, пока еще незнакомой женщине, он видел всю одежду Маарит, чтобы она пахла как Маарит, чтобы готовила те же изысканные блюда, что и Маарит, чтобы он мог… а вдруг ему будет позволено называть ее именем покойной супруги…

Воображение увлекло Ренальда в свои медовые сети, он уже лихорадочно подыскивал слова для знакомства. Слова, которые помогут преодолеть отчуждение и сомнения, и эти целомудренные слова стали бы единственно надежным прикрытием для его вожделения и нестерпимой страсти. Вожделение… Нет, больше он не в силах бегать от себя. Целибат продолжался слишком долго. Невероятно долго. И Ренальд решил, что Маарит поняла бы его, возможно, даже одобрила… Он был почти уверен в этом.

Но так ли уж он был уверен?

Разыгравшееся воображение внезапно показалось ему непристойным сновидением, в которое он против воли оказался втянутым. Он думал: сны не подвластны нашим желаниям, но сновидение беззастенчиво обнажает то, чего хочется на самом деле… Однако в конечном итоге все это выглядит как осквернение памяти Маарит, уже всерьез рассердившись на себя, решил Ренальд.

— Так, хватит! — решительно пробормотал он, захотев бросить на эту женщину последний, щедро приправленный пренебрежением прощальный взгляд, но наткнулся на обращенное к нему улыбающееся, даже как-то приторно улыбающееся — как он припомнил спустя минуту — женское лицо, на котором не осталось и следа отрешенности или замкнутости. Улыбка была словно протянутая рука, что начисто стерла расстояние между ними. Под влиянием чего-то необъяснимого, уничтожившего его намерение, Ренальд поднялся со скамьи. Встала и женщина и прямиком направилась к нему.

— Вы не хотели бы поразвлечься часок? — произнесла женщина хрипловатым голосом. — Здесь неподалеку есть довольно дешевая гостиница.

— Нет, нет, я занят, — вскричал Ренальд и отскочил на пару шагов. На миг ему показалось, что сейчас незнакомка набросится на него, скрутит руки за спиной или принудит к чему-нибудь неописуемому.

— Послушайте, мне нужны деньги, — сказала женщина с бесстыдным нетерпением в голосе и шагнула вплотную к Рональду, обдав его неприятным, спертым запахом чеснока.

— Я же сказал, что занят, — потеряв самообладание, взревел Ренальд, развернулся и торопливо зашагал прочь. Нет, он не побежал, а очень быстро пошел, и все те обманчивые представления, что плотным облаком обволокли его, одно за другим посыпались на светлую гальку дорожки — как внезапно упавшая с небес стая мертвых птиц.

Загрузка...