История Тайной канцелярии Петровского времени

I

Прежде чем приступать к основной задаче нашего исследования — собственно истории Тайной канцелярии Петровского времени, — я позволю себе предварительно остановиться возможно подробно на выяснении вопроса, какие материалы мы имеем для этого в нашем распоряжении, каково их происхождение и какова их ценность. Начну с материалов архивных.

Темна история русских архивов; но если тут все-таки кое-где и мелькнет просвет, то беспросветно темна история отдельных архивных фондов, входящих в состав разных архивов. Нам пришлось встретиться с этой трудностью, восстанавливая историю архивного фонда Тайной канцелярии, хранящегося в Санкт-Петербурге в Государственном архиве Министерства иностранных дел.

В Государственном архиве Министерства иностранных дел хранится сравнительно большое количество документов, зарегистрированных под общим названием «Дела Тайной Канцелярии и Экспедиции»; ими заполнен весь VII разряд Архива. Беглый просмотр описи этого разряда свидетельствует, что в первой части его мы имеем перед собой делопроизводственный материал учреждения, называвшегося Канцелярией тайных розыскных дел, или проще — Тайной канцелярией; продолжая просмотр описи, легко далее заметить, что все документы первой части VII разряда делятся на три группы: во-первых — дела петровской Тайной канцелярии (до 1726 года), во-вторых — дела, слушавшиеся в Верховном Тайном совете в промежуток между 1727 и 1730 годами, однородные по содержанию между собой и делами Тайной канцелярии, и в-третьих — делопроизводство Канцелярии тайных розыскных дел, учрежденной в 1731 году и просуществовавшей до 1762 года.

Делопроизводственные документы первой из этих трех групп, то есть относящиеся к деятельности Тайной канцелярии Петровского времени (1718–1726 годы), состоят, во-первых, из делопроизводственных форм (книги указов, книги протоколов, приходо-расходные книги, книги челобитий и проч.), а во-вторых, из отдельных «дел» о разных лицах по разным обвинениям. Далее, во второй группе мы имеем только отдельные «дела», производившиеся в Верховном Тайном совете. Наконец, в третьей группе имеем делопроизводство Канцелярии тайных розыскных дел, в 1731 году вновь учрежденной. Все эти дела в известной мере попорчены, и разбор их был сопряжен с большими неудобствами.

Среди этого материала преобладающая часть принадлежит к делопроизводству Тайной канцелярии; придется только выделить (очень условно) дела второй группы, то есть дела, бывшие в производстве Верховного Тайного совета; но дела эти были найдены в сундуках вместе с делами Тайной канцелярии; таким образом, видимо, канцелярией второго периода (1731–1762 годы) эти дела были приняты и сочтены относящимися к ее ведомству.

Некоторое сомнение могут возбудить и несколько дел, не носящих никаких следов их отношения к Тайной канцелярии и по времени к ней не могущих быть отнесенными; однако, коль скоро дела эти были найдены среди дел Тайной канцелярии и были так уложены, может быть, еще в самой Тайной канцелярии, это нельзя объяснить случайностью.

Громадное же, абсолютно преобладающее количество документов носит несомненные следы принадлежности к делопроизводству Тайной канцелярии. Об этом говорят прямые заглавия и формы приговоров, указов, повелений; в самих делах мы находим подлинные указы Тайной канцелярии за подписанием ее «министров»; все расспросы и бумаги скреплены секретарями Тайной канцелярии; почти везде есть прямые указания, что дело ведется в Тайной канцелярии, — все это в связи с еще многими, более мелкими признаками не оставляет сомнений, что перед нами находится подлинное делопроизводство Тайной канцелярии. Среди дел, ведавшихся Тайной канцелярией, мы имеем следующие: дела о непристойных выражениях об особе государя; об измене государственной; о покушении на здравие государя; о раскольниках; о непристойных речах о высших государственных сановниках (Меншикове, Бахметьеве, например); о непристойных речах о престолонаследии; дела по «слову и делу»; дела о непристойных речах и поступках по отношению к царским указам; дело, например, по обвинению, что смеялся в день погребения царевича Петра Петровича; или о распространении иезуитами «ложных учений»; или о взяточничестве высокопоставленных лиц (Апраксин и др.); или о «лживых толках» по поводу нововведений Петра; дела по обвинениям в волшебстве (редко), о неслужении молебнов и непраздновании царских дней, о лживых предсказаниях про императора Петра; дело по обвинению в самозванстве (называл себя братом государя). Во втором периоде, как видно из описи, дела идут исключительно уже «против первых двух пунктов».

Этот краткий перечень дел заставляет нас сделать вывод, что главной обязанностью Тайной канцелярии первого периода, как и второго, являлось преследование так называемых государственных преступлений.

Это общий вывод, получаемый непосредственно из поверхностного просмотра архивного материала. Чтобы можно было получить более полное и точное представление об этом материале, нужно проследить историю его хранения.

В протоколе от 16 июня 1724 года говорится: «…для собрания дел в Архив по тайной канцелярии за покупные два сундука мерою в длину полтора аршина, в ширину по тринадцати вершков… рубль семьдесят копеек, записав в расход, выдать с роспискою»; немного ранее, 11 января того же года, в другом протоколе: «…вынесен из судейской светлицы ящик с тайными делами… и поставлен в казарму, которая за печатью иностранной коллегии: при том были той иностранной коллегии архивариус Алексей Почайнов… и ту печать у ящика он архивариус осматривал». Таким образом, еще в первый период существования Тайной канцелярии время от времени старые дела ее заключались в сундуки-ящики и за печатями помещались на хранение в архив иностранной коллегии, причем, видимо, архив этот помещался в казармах (куда ставили сундуки Тайной канцелярии), находившихся, как увидим далее, в пределах Санкт-Петербургской крепости, где помещалась и сама Тайная канцелярия в то время.

В 1726 году, когда происходила ликвидация деятельности канцелярии первого периода, согласно резолюции императрицы Екатерины I, решенные дела были отданы за печатями «судей» и «кабинетной» в архив в «коллегию иностранную», то есть, вероятно, дела также были упакованы в сундуки и поставлены в одну из казарм крепости, с наложением на дверь казармы печати «иностранной коллегии». Видимо, таков был обычный способ архивного хранения дел Тайной канцелярии.

В 1732 году был дан следующий указ: «…в походной канцелярии тайных розыскных дел генерала и кавалера и лейб-гвардии Семеновского полку (Андрея) Ивановича Ушакова… Ее Императорское (Величество)[72] … соизволила указать: (из) преждебывшей Тайной Канцелярии (дела), которые положены в Санкт-Петербургской крепости, взять ныне в поход (ную т) айную канцелярию» (в скобках поставлены слова и отдельные буквы, которые пришлось восстанавливать, так как документ сильно попорчен водой).

По этому указу походная Тайных розыскных дел канцелярия определила: «…преждебывшей Тайной Канцелярии дела, которые содержаны были за печатями в Санкт-Петербургской крепости… взять в походную Тайную Канцелярию, и о том в военную походную канцелярию господина генерал фельдмаршала и кавалера графа фон Миниха[73] послать указ; и для отдачи оных дел требовать Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии секретаря Алексея Щеглова; и как означенный секретарь прислан будет, то велеть ему означенные дела все, в чем они хранились, сдать в походной тайной канцелярии немедленно»; и эти дела, «приняв, хранить в походной Тайной Канцелярии».

12 июля 1732 года секретарь Щеглов явился в Тайную канцелярию и дал показания, что он был «взят к секретным делам» из гарнизонной канцелярии только в 1727 году, а «в каком смотрении и у кого» до него были дела Тайной канцелярии, он не знает. До этого, в апреле 1731 года, по приказу «бывшего плац-майора» вскрыли караульные офицеры печати на казармах, где хранились дела Тайной канцелярии «для того, что в нижней казарме от снегу набралась вода, а в верхней от гнилости пол обломился, и письма — в воде; и по распечатывании в тех казармах имеющиеся сундуки и ящики, и коробки с письмами мокрыми перенесены в другую казарму…». Об этом было донесено Сенату, который в сентябре 1731 года прислал указ: «…дела преждебывшей Тайной Канцелярии, которые имеют в Санкт-Петербургской крепости в казармах и от прибывшей воды подмокли, пересушить… и пересуша, запечатав… поставить в удобное место». После этого дела, которые подмокли и погнили, пересушили (а те, которые были сухими, не перебирали), положили в новые сундуки и перенесли в «сухую казарму, которая имеется в Санкт-Петербургской же крепости от Петровских ворот под нумером 59». После этой переноски дела и лежали до июля 1732 года, когда новый комендант Есипов[74] вместе с Щегловым начали осмотр сундуков, и, осмотрев сперва четыре, нашли в них «дела драные и гнилые», однако в одном ящике нашли пачку целых писем царевича Алексея и доставили их Миниху, а этот последний, взяв с собой Щеглова, отвез их к императрице, которой в руки письма и были переданы.

Из всего этого ясно, в каком виде находились дела «преждебывшей Тайной Канцелярии» уже в начале 30-х годов XVIII века. При показании Щеглова приложена опись, но в ней описан только внешний вид сундуков, в которых хранились дела; этих сундуков было восемь.

16 июля 1732 года «в походную Канцелярию Тайных Розыскных Дел приняты под охранение преждебывшей Тайной Канцелярии дела и письма в сундуках и в ящиках по объявленной тем сундукам и ящикам от секретаря Щеглова описи; и оные сундуки и ящики при том Щеглове и при… капрале Саве Краснопевове запечатаны печатью Тайной Канцелярии, и оставлены те сундуки и ящики в той же казарме, где имелись, под присмотром оного Краснопевова». Итак, дела остались лежать на старом месте, в крепостной казарме, запакованные в сундуках, уже частично попорченные и сгнившие от сырости. Перемена надзиравшего ведомства и поручение «смотрения» другому человеку ничего не изменили: дела продолжали по-прежнему гнить в своих сундуках.

8 декабря 1738 года, то есть через шесть лет после всего только что нами изложенного, в Канцелярию тайных розыскных дел от Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии было прислано донесение: «…сего декабря 5 дня в поданном в оную гарнизонную канцелярию от определенного к Санкт-Петербургскому гарнизонному цейхаузу копорско-го гарнизонного полка от поручика Федора Прозоровского доношении написано: бывший в Санкт-Петербургском гарнизонном цейхаузе у приходу и расходу оружья, мундирных и амуничных и прочих вещей копорского полку капитан Петелин по описи между прочими вещами при смене сдал ему, Прозоровскому, двадцать два сундука, в этом числе восемь сундуков с делами за печатью канцелярии тайных розыскных дел; и оные де сундуки имеются в казарме, в которой содержатся неокладных гарнизонных доходов денежная казна; а в той де казарме, как зимой так и летом, имеется немалая течь, отчего тем делам может учиниться трата. И требует поручик Прозоровский тем доношением, дабы поведено было оные восемь сундуков положить в удобное место, где бы помянутой Тайной Канцелярии делам не могло учиниться какой траты, и того б на нем не взыскалось». Подписал эту бумагу полковник Федор Норов.

Но в Тайной канцелярии не спешили; прошло полгода, и, не получая никакого ответа, Норов снова пишет новое «доношение» почти в тех же выражениях, сообщая, что по предыдущей по этому поводу бумаге «решения учинено не было». К сожалению, окончание этой переписки до нас не дошло, но, как сейчас увидим, дела и далее по-прежнему хранились в казармах крепости, а условия такого хранения нисколько не изменились: бумаги продолжали гнить. В 1744 году, то есть еще через пять лет, Тайных розыскных дел канцелярия получает «промеморию», часть которой испорчена, но и оставшееся являет собой довольно яркую картину: «…минувшего июня 26 дня в присланном сообщении… за рукою секунд майора Ивана Вралова к дежур-майорским делам объявлено: имеется с казенным вином по правую сторону Петровских ворот третья казарма… по осмотру той конторы… на полу явилось несколько ветхих… баул и скатула и прочее; а которого оные ведомства и с чем оные ж баулы и скатула имеются, о том в той конторе… неизвестно; и сего ж июля по определению Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии велено имеющуюся по правую сторону от Петровских ворот третью верхнюю казарму, в которой стоит ведомства камор-конторы вино, дежур-майору Игнатьеву при гарнизонном фискале Фуфаеве и обретающемся на даточном дворе секунд-майоре Вралове, также и инженерной команде при… Ельчанинове осмотреть, и что по осмотру в той казарме явится, описать и в гарнизонную канцелярию рапортовать». По осмотру же этими чинами оказалось: «…казармы запечатанные. А чьи печати — неизвестно, и с чем закрыты, или стоят пусты, о том в Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии известия не имеется», а у «многих» казарм «лестницы сгнили и полы обвалились». Вслед за этим приписано: «По справке… о бывшем Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии секретаре Алексее Щеглове… явилось, что в Санкт-Петербургской крепости имеется одна казарма, в которой хранятся преждебывшей Тайной Канцелярии дела под смотрением… гарнизонной канцелярии, и о обстоятельстве отдачи оных дел под сохранение в той гарнизонной канцелярии известие имеется…»

После этого, видимо, было приказано отобрать сведения, не имеются ли у кого еще дела Тайной канцелярии, оставленные в крепости; а если есть, то «сколько именно» и «чьими печатями запечатаны». Из всех служащих только «истопники, находящиеся в Тайной Канцелярии… объявили, что с начала определения их в Тайную Канцелярию под смотрением их имеется в Санкт-Петербургской крепости одна казарма, состоящая близ старых Тайной Канцелярии покоев… без печати, токмо за замком имеются многие письма Тайной Канцелярии, и ключ от оной казармы в хранении имеется у них;… а какие именно оные письма… о том де они не знают, понеже де те письма во оной казарме имеются издавна». По следам этого известия в октябре того же 1744 года Тайная канцелярия пишет определение, которое заканчивается так: «Понеже те письма во оной казарме имеются издавна, а Тайной конторы канцеляристы и служители подписками объявили, что в оной казарме повытий их по делам писем и дел никаких не имеется, того ради означенные, имеющиеся по объявлению помянутых истопников письма из означенной казармы забрать все без остатку, перенесть в Тайную Контору и в той конторе оным письмам, осмотря, учинить надлежащую опись; и ежели те письма по описи явятся по делам Тайной Канцелярии, об оных у канцелярских служителей взять еще подписки, и у кого именно те письма по повытьям имелись и что по описи по подпискам явится, о том доложить немедленно». Соответственно этому определению была написана «промемория»: «Имеющиеся в казарме письма все без остатку забраны и в Тайную контору перенесены и осматриваны, а по осмотру явились по большей части по решенным Тайной Канцелярией делам всякие черные и к делам ненадобные». За этим идет длинная опись, наполовину сгнившая; все дела, там помеченные, относятся к деятельности Тайной канцелярии второго периода, так как начинаются с 1732 года. Дела же «прежде-бывшей» Тайной канцелярии продолжали находиться в неизменном положении.

Прошло еще семь лет. Наконец в конце 1752 года кн. Ф. Мещерский[75] прислал в Канцелярию тайных розыскных дел «доношение» с напоминанием о сундуках (восьми счетом) и с ссылками на донесения Прозоровского об этих сундуках в декабре 1738 года. На это Тайная канцелярия определяет: «…оные (то есть сундуки) распечатать и имевшие в них дела, осмотря, учинить надлежащую опись, хранить в Тайной Канцелярии; буде ж паче чаяния по осмотру… дела к описи неспособны, то оные, не описывая, поставить в тех же сундуках в Архив Тайной Канцелярии».

Проходит еще год; в декабре 1753 года в ответ на это определение секретарь Набоков[76] донес, что он осмотрел и открыл сундуки, которые «явились преждебывшей Тайной Канцелярии», но дела в них «весьма от мокроты и сгнили и описать их никаким образом невозможно». Конца этой переписки, к сожалению, не имеется, и чем в данном случае дело кончилось, остается неизвестным.

Все вышеизложенное отлично характеризует общие приемы хранения дел, даже важнейших, в Санкт-Петербургской крепости; через десять — двенадцать лет дела, засунутые в сундуки и поставленные в жилых казармах, оказываются совершенно забытыми; с трудом восстанавливается принадлежность этих дел. При этом в крепости находят немало дел, о которых никто вообще ничего не знает. Дела Тайной канцелярии Петровского периода лежали так, обреченные на порчу, по крайней мере до 1754 года. Дела же Тайной канцелярии второго периода, частью бывшие в крепости и там начавшие гнить, были все перевезены «в сенатские покои», где, видимо, архив Тайной канцелярии этого периода и был в дальнейшем храним.

Проходит еще около десяти лет. Что претерпели за это время дела «преждебывшей Тайной Канцелярии», нам выяснить не удалось, но с февраля 1768 года дела эти значатся уже хранящимися в I отделении архива Кабинета императорского двора. В одном из реестров этого архива (от 6 февраля 1768 года), подписанном кн. М.М. Щербатовым[77], помечены два ящика с делами неизвестного содержания. В архиве Кабинета эти ящики так не раскрытыми и оставались. Когда со вступлением на престол императора Николая Павловича министр императорского двора кн. Волконский[78] представил ему в ноябре 1826 года описи дел архива Кабинета, то между прочими делами под № 5 значились «два сундука больших с неизвестными делами, запечатанные»; собственноручной резолюцией императора Николая было поручено Д.Н. Блудову[79] их распечатать, осмотреть и донести. Во исполнение высочайшего повеления Блудов, по приглашению кн. Волконского, 8 декабря 1826 года прибыл в архив Кабинета, с помощью двух чиновников вскрыл ящики, разобрал, описал в них имеющиеся дела и опись представил царю. Из этой описи ясно видно, что в сундуках он нашел, во-первых, дела по розыску царевича и, во-вторых, дела Тайной канцелярии Петровского времени, как прямо и гласили этикеты на сундуках, найденных им внутри ящиков; причем ясно было, что кто-то уже рылся в лежавших там делах.

По представлению Блудова высочайше было поведено перенести все эти дела на хранение в архив Коллегии иностранных дел, куда они и поступили в 1827 году. С образованием Государственного архива Министерства иностранных дел в 1836 году дела были переданы туда, и с тех пор они составляют I часть VII разряда названного архива, хотя некоторые из них (главным образом дело царевича Алексея и к нему примыкающие) были отнесены и к VI разряду архива. К сожалению, остается неясным, откуда кн. Щербатов взял ящики с делами Тайной канцелярии, хотя есть основание полагать, что он извлек их именно из крепостных казарм.

Что же из дел Тайной канцелярии дошло до нас в этих Блудовым разобранных ящиках? Мы видели, что сначала дела помещались в восьми отдельных сундуках; Блудов получил уже только три сундука, вложенные в два ящика; мы знаем, что дела Тайной канцелярии один раз, в 1732 году, перекладывались в новые сундуки, но не знаем размеров этих сундуков, так что трудно установить, все ли дела сохранились. Мы видели, что они гнили, и гнили сильно: уже секретарь Щеглов говорил, что многие дела так намокли, что недоступны для разбора. Все это дает указания, что дошедшее до нас собрание бумаг значительно пострадало. В 1726 году, когда дела Тайной канцелярии передавались в Преображенскую канцелярию кн. Ромодановскому, то число «вершенных дел» было помечено числом около 280–290 (невершенных же передали в Преображенскую канцелярию не более трех); тут не считались дела по царевичеву розыску, кикин-ские и суздальские. Трудно теперь точно восстановить «дела» в первоначальном их составе, однако по сделанным на «делах» современным номерам эту реставрацию до известной степени произвести можно, и в результате получается, что мы теперь имеем около 225 дел из тех 260–290, которые числились в 1726 году, как составлявшие весь архивный фонд петровской Тайной канцелярии.

Таким образом, оказывается, что ныне мы не досчитываемся приблизительно 60 70 дел, то есть менее даже четверти всего бывшего архивного фонда является утраченной; нельзя не признать такой процент сохранившихся дел, то есть основных, важнейших делопроизводственных документов, — очень высоким. Не следует, впрочем, упускать из виду, что до нас, очевидно, дошла лишь очень небольшая часть других делопроизводственных форм данного архивного фонда — я имею тут в виду книги протоколов, книги указов (эти, впрочем, дошли в относительно большой сохранности), книги по приходо-расходным делам, книги по челобитьям разным, книги по отправлению курьеров в разные места, книги по мелким хозяйственным делам и т. п. Утрату этой части архивного фонда можно, впрочем, считать не такой существенной.

Все предыдущее изложение позволяет сделать заключение, что имеющийся в нашем распоряжении материал по истории Тайной канцелярии Петровского времени является достаточно полным и единственным фондовым материалом Тайной канцелярии, на который поэтому можно уверенно опираться и которым возможно довольствоваться при выяснении ее истории.

II

Литература по истории петровской Тайной канцелярии почти отсутствует. Нам известны только две статьи, которые трактуют специально о Тайной канцелярии; но одна из них касается канцелярии Елизаветинского времени (см. Русская старина, 1875 г., № 3, с. 523–539: «Тайная Канцелярия в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761 г.)»), то есть совершенно не относится к нашей теме, а другая была написана Н.М. Карамзиным в 1803 году и трактовала вообще о Тайной канцелярии. С этой статьи мы и начнем обзор скудной литературы по истории петровской Тайной канцелярии.

Статья эта носит заглавие: «О Тайной Канцелярии». Приводя известие Левека[80], что царь Алексей Михайлович учредил Тайную канцелярию, и презрительно замечая, что, при способе писания истории французами, такого рода утверждение не удивительно, Карамзин нападает на Шлецера[81]за его такое же мнение об учреждении Тайной канцелярии Алексеем Михайловичем; но, установив, что источником Шлецеровой ошибки было аналогичное утверждение, делаемое Татищевым[82], Карамзин соглашается, что действительно «Тайная Канцелярия точно была при Алексее Михайловиче», но слово «тайный» тогда значило «домашний» или «приватный»; оспаривая Татищева далее, Карамзин говорит: «…она была Кабинетом и никогда не занималась наказанием государственных преступников». «Имя тайно обмануло Татищева», — заключает Карамзин свои возражения. На последней странице этой статьи знаменитый историк пытается дать свое решение вопроса о Тайной канцелярии: «…обратимся к Тайной Канцелярии; желаете ли видеть ее первую сцену? Подите в село Преображенское; там Великий Император, преобразуя отечество и на всяком шагу встречая неблагодарных, злые умыслы и заговоры, должен был для своей и государственной безопасности основать сие ужасное судилище. Так Петр Великий был его учредителем». Из вышеизложенного нетрудно сделать вывод, что русская историография до Карамзина включительно безнадежно путалась в вопросе о Тайной канцелярии, соединяя такие разнородные учреждения, как Приказ тайных дел, Преображенский приказ, петровскую Тайную канцелярию и ей родственную Канцелярию тайных розыскных дел 1731 года; только Карамзин сумел выделить хотя бы Приказ тайных дел, однако все остальное рисуется знаменитому историку чем-то цельным и единым; говоря об учреждении собственно Преображенского приказа, он думает, что говорит об учреждении Тайной канцелярии.

Издание Полного собрания законов и несколько помешенных там указов, касающихся Тайной канцелярии, позволили Неволину[83] пролить больший свет на историю этого учреждения. Руководствуясь, видимо, исключительно указами Полного собрания, названный историк общими штрихами набрасывает историю Тайной канцелярии: «Она была в С.-Петербурге и имела здесь такой же предмет ведомства, как Преображенский Приказ последнее время в Москве. Она учреждена была для некоторых чрезвычайных тайных розыскных дел, случившихся в то время (П.С. 3. № 4892). Но по окончании ею своего дела существование ее продолжалось (П.С. 3. №4494). В 1729 г., при уничтожении Преображенского Приказа (П.С. 3. №5379), Тайной Канцелярии, кажется, уже не было. Впрочем, в 1731 году для дел по преступлениям против первых двух пунктов было опять учреждено особенное место под названием “Канцелярия Тайных Розыскных Дел”».

Эта схема истории петровской Тайной канцелярии страдает большой туманностью и некоторыми погрешностями. Однако для историка тут уже ясно, что Тайная канцелярия — учреждение особенное, и смешивать ее в одно с Преображенским приказом нельзя; более того — Неволин намечает раздельность петровской канцелярии от Канцелярии 1731 года.

Это уже большой шаг вперед. Но при всем том встречаются в этой схеме Неволина и неточности, и неясности; не верно утверждение, что Тайная канцелярия «была в Петербурге» и что предмет ее ведомства был «такой же», как у Преображенского приказа в последнее время; неясным, по Неволину, остается, что это могли быть за «чрезвычайные тайные розыскные дела», ради которых Тайная канцелярия была учреждена; обходит Неволин молчанием и вопрос о времени действия этого учреждения; упустил он из виду и указ, напечатанный тоже в Полном собрании законов, о передаче в 1726 году Тайной канцелярии в ведение кн. Ромодановского; заметно еще некоторое колебание в вопросе о тождестве или раздельности Петровской канцелярии и Канцелярии 1731 года.

Соловьев[84] в своей «Истории России» совершенно обходит вопрос о петровской Тайной канцелярии, иногда упоминая ее название по какому-либо поводу, и только. В позднейшее время, сколько нам известно, никаких более или менее подробных самостоятельных изложений истории петровской Тайной канцелярии не появлялось. Однако ее делами пользовались многие, начиная с Соловьева, но пользовались ими как материалом для бытовой и частью социальной истории Петровского (и более позднего) времени. М.И. Семевский[85], А. Арсеньев[86] и Г.В. Есипов[87] использовали дела Тайной канцелярии именно с этой точки зрения, совершенно оставляя в стороне историю самого учреждения, почему на трудах названных историков нам останавливаться не приходится.

Этим мы и заканчиваем обзор литературы по истории Тайной канцелярии Петровского времени. Не беря на себя смелости думать, что мы исчерпали все сведения, встречающиеся в нашей литературе по истории Тайной канцелярии, надеемся, однако, что все главнейшее и более существенное в этой области нами отмечено.