Ивана Купала

6.

Дом был совсем новым. Часть квартир ещё не заселена. В подъезде, который Кира отыскала не без труда, стоял специфический запах стройки и ремонта.

Квартира располагалась на первом этаже. Судя по записи в графике, ветеран Афганской войны был инвалидом, передвигался в коляске.

На широкой лестнице Кира с удовлетворением отметила наличие пандуса. В новостройках это уже было нормой. В подъезд Кира вошла, набрав нужный номер на домофоне, поэтому, когда подошла к двери квартиры, та уже была приоткрыта.

– Заходите. Добрый день.

Мужчина в кресле-коляске отъехал от дверного проёма.

– Прикройте за собой, пожалуйста. Тапочки на полке возьмите. Или у вас бахилы?

– Предпочту тапочки, спасибо.

Коридор – просторный квадрат с необходимым минимумом мебели, из которого в разные стороны уходят широкие проёмы – две красивые новенькие двери под цвет ореха и две пустые арки. Выключатели и розетки по европейскому стандарту – не выше метра от пола. Удобно для колясочника.

Кира сняла пуховик, повесила на свободный крючок, переобулась, автоматически поправила волосы за уши и пошла за ветераном на кухню.

Ещё одна просторная комната в строгом холостяцком стиле с роскошным дубовым обеденным столом у окна.

– Присаживайтесь. Чаю будете?

Хозяин указал на тяжелый дубовый стул, почти что трон.

– Спасибо, не откажусь.

Пока афганец легко справлялся с подготовкой чаепития (кухня явно была обустроена специально для такого жильца), Кира достала из сумки планшет.

– Чёрный, зеленый, травяной?

– Какая трава?

– А бог его знает. В пакетиках.

– Тогда чёрный, пожалуйста. Сахара не надо.

– А у меня его нет. Сам без сахара давно. Лет 10 как отказался. Зато есть конфеты шоколадные. Без них никак не готов.

– Конфеты – это хорошо. Главное, в меру.

Она улыбнулась.

Афганец поставил стеклянные кружки на стол, чайник с чаем и коробку дорогих конфет.

– Итак, я вас слушаю, – сказал он.

– Обычное знакомство. Мне, Сергей Валерьевич, важно понять, как вы живёте, чем могу быть вам полезна. Ничего особенного, – ответила Кира.

– Понятно. Я, извиняюсь, но сразу вам скажу: вы, конечно, девушка милая, но мне помощь не нужна. Наверняка, есть люди, кому ваша помощь куда больше требуется. Я сыну так и говорил, а он ерунду придумал. Это у него от чувства вины, что не может быть рядом. Он в Штатах живёт. Давно уже. Но после аварии как девчонка стал чувствительный.

– После аварии?

Неприятие помощи у подопечного не было стандартным в её работе. Но работала она преимущественно с пожилыми одинокими людьми, которым не хватало общения и элементарной бытовой поддержки. Сергей Валерьевич оказался самым молодым в списке – согласно анкете, 61 год, а судя по квартире, не только самостоятельным, но и вполне обеспеченным человеком.

– У вас не отмечено?

Кира проигнорировала вопрос.

– Вот это, – он развел руками и крутанул коляску на 360 градусов, – у меня три года только. После Афгана контузия была, а это богатство я от пьяного дебила за рулём получил.

– Сочувствую.

– А не жалейте. Сам же этим дебилом и был. Нажрался и в дерево со всего маху. Дерево, к сожалению, ещё больше пострадало.

– Я не жалею. Я сочувствую. Это разные вещи. А вот дерево действительно жаль, – ответила Кира, поглаживая дубовую столешницу. – Вы любите дерево, я вижу. На заказ делали?

Лицо Сергея Валерьевича разгладилось.

– Сам. Я краснодеревщик. После армии занялся столярничеством. Тем и семью кормил. Только руки спасали в 90-е. Андрея сам поднял. Это сын мой. Его мать от рака умерла в 2000-ом. Он сейчас в Силиконовой долине. Жена американка, Джулия. Юлька по-нашему. Внук растёт, Сергеем назвали, в честь меня. А, может, и в честь Брина, но мне чешет, что в честь меня. Хотел меня забрать к себе сразу после аварии, но куда мне в Америку, да и ему заботы эти лишние зачем. Я и сам нормально справляюсь. Деньги есть, заработал себе на старость, да и сейчас к подработке вернулся, в новую квартиру, видишь, переехал, ко мне женщина приходит три раза в неделю – убирает и готовит. Так что, ты извини, не понимаю, зачем ещё и тебя гонять.

Перешёл на «ты». Это хорошо. Кира выждала несколько секунд, но Сергей Валерьевич, кажется, сказал всё, что был готов сказать на данный момент.

– Смотрите, как мы с вами поступим. Вы всё равно уже в моём графике до конца марта. Я буду приходить раз в неделю, можете пускать меня, можете не пускать, но я должна приходить – это моя работа, а вам придется только расписываться за мой визит.

Кира слукавила. Система работала иначе, но Сергею Валерьевичу не нужно было этого знать.

– В обычных случаях моя основная задача – социализация ветерана и при необходимости поддержка людей с ограниченными возможностями в решении элементарных бытовых вопросов. Но вы, как я вижу, действительно другой случай. Вам такая помощь не нужна. Так что предлагаю действовать дальше по обстановке: если до конца марта придём к выводу, что мои походы к вам абсолютно бесполезны, тогда я подготовлю соответствующий отчёт фонду, и мы с вами распрощаемся.

Сергей Валерьевич молчал.

– А теперь покажите мне квартиру. Для отчёта об условиях проживания.

Афганец, наконец, хлебнул чаю, поставил кружку и, ухмыльнувшись, согласился:

– Хорошо. Пошли.

Он шустро выехал в коридор, Кира пошла следом.

– Давно переехали?

– Третий месяц. Купил ещё на стадии стройки. Я раньше ближе к Садовому жил, но там сталинка, на коляске неудобно. Здесь долго ремонт делали. Безрукие попались мужики.

Кира делала отметки в планшете.

– Сын дизайнера нанял – ну чтоб и красиво, и функционально – под инвалида. А она дурёха молодая, только рисовать хорошо умеет, а с мужиками справиться не могла. Целый год возились, три бригады сменили. Видишь, специальная ванна для колясочника.

Ванная комната – просторная и полностью обустроенная под специфику жильца с ограниченными возможностями: в необходимых зонах к стенам крепятся поручни, душевая без поддона, в неё можно легко заехать на коляске, откидная скамейка, съемный смеситель на уровне плеча сидящего человека, ванна – специальная, с дверцей. На стене телефон. Красиво и функционально.

Вторая арка из коридора вела в жилую комнату. Здесь всё было почти так же лаконично, как в коридоре: минимум мебели. Вдоль одной из стен – шкаф-купе, большая деревянная кровать, на тумбочке – книга и несколько тюбиков с таблетками.

– Кровати пришлось подрезать ножки, высоковата была.

Кира машинально отметила в голове набор лекарств.

– Мастерскую тоже показывать?

– У вас мастерская?

– Ну мастерская или рабочий кабинет. Я мастерской называю.

Это была вторая комната, которая отделялась от коридора дверью.

– Кухню и комнату не стали дверьми закрывать, удобней передвигаться, а мастерскую звукоизолировали. Я, конечно, крупными формами не занимаюсь, но по мелочи иногда пилю, строгаю, под заказ и для души, а это громко бывает и грязно.

Кира никогда раньше не бывала в мастерской столяра. Стены здесь оказались покрыты грубой штукатуркой с эмульсионкой желтоватого оттенка. Поверх кое-где виднелись подтёки. В отличие от других комнат по-мужски уютной квартиры здесь ощущалась сырость. Посереди комнаты стоял тяжелый прямоугольный стол с отверстиями в столешнице, по всей видимости, верстак. На двух смежных стенах – стройные ряды инструментов. По полу разбросаны куски дерева, коряги, хаотично расставлены пластиковые банки, стружка, куски ниток. В углу – перевёрнутая навзничь табуретка с резными узорами. Творческий беспорядок?

– Да что ж такое. Опять!

Лицо Сергея Валерьевича перекосило от боли.

– Что случилось? – дёрнулась Кира. – Сердце? Какие таблетки?

– Да не, – отмахнулся афганец. – Опять это.

Он попытался проехать к верстаку, попутно подхватывая с пола деревяшки, но неловко наезжал на разбросанные мелкие преграды.

Творческий бардак в его положении оказался не настолько уместен.

– Давайте помогу.

– Ты не думай, у меня обычно всё на своих местах. Беспорядок на рабочем месте – беспорядок в голове. Не пойму… Второй раз такое.

Кира не совсем понимала, что мусор, а что часть творческого процесса, но, ориентируясь на афганца, помогла ему навести относительный порядок.

– Я бы понял, если б в окно кто залез, но стеклопакеты же. Милицию вызывал, они только руками развели. Говорят, может, я лунатик.

– А вы лунатик?

– До сих пор не был.

– Спите крепко?

– Всю ночь кошмары мучали. Только лёг, у соседей сверху новоселье что ли, крики, гам, я уж и по батарее стучал, без толку, еле уснул, всю ночь ересь какая-то снилась, задыхался, а разбудить себя не мог. У тебя такое было?

– У всех, наверное, случается.

– Как сонный паралич. Жуткая штука. Всю ночь промучился. А утром захожу в мастерскую – хаос. Полиция говорит, следов взлома нет. Я и сам вижу, что нет. Но что за ерунда? Мистика какая-то. Домовой что ли завёлся. Или точно лунатиком стал, по ночам на своих двоих хожу…

– Может, и домовой. Почему бы и нет? – Кира улыбнулась.

– И леший заодно с русалкой, ага, – засмеялся афганец.

– Ладно, Сергей Валерьевич, мне пора. Вот моя визитка, здесь мобильный, почта, в случае необходимости звоните, пишите. Я доступна 24 часа в сутки, семь дней в неделю, хотя в выходные всё-таки в крайнем случае. И ещё здесь телефоны прямой линии службы поддержки. К ним тоже можно по любым вопросам обращаться.

Он молча взял визитку, наблюдая, как Кира, вернувшись в коридор, переобувается и надевает массивный пуховик.

– Если позволите, завтра к вам забегу с утра. Я совсем забыла про подарочный пакет. Там ерунда всякая – чай, печенье, шоколад, но при первом визите положено, а я забыла.

– Да бог с ним.

– Нет, никак не могу, так положено.

– Ну хорошо. Но раньше девяти не приходи, я долго сплю.

– Договорились. До завтра.

Распрощавшись Кира вышла в подъезд, открыла записную книжку в телефоне и сделала пометку: «Дербенник». Настой его корня хорошо снимал головные боли, облегчал ревматизм, действовал как антисептик широкого спектра, отвар из травы работал как мочегонное и общеукрепляющие. Новому подопечному трава тоже не помешает.

А заодно, на всякий случай защитит.

Плакун-трава, она же дербенник иволистый, издавна заставляла плакать злых духов.