Из истории отечественного оружия. Русская винтовка

ПЕРВЫЕ КАПСЮЛЬНЫЕ НАРЕЗНЫЕ РУЖЬЯ В РОССИИ

Открытие гремучих составов, воспламеняющихся при ударе, и изобретение металлического капсюля открыли новую страницу в истории стрелкового оружия, дали толчок развитию оружейной техники и способствовали появлению и распространению нарезного казнозарядного оружия. Столетиями безраздельно господствовавшие фитильный, колесный и кремневый ударные замки, последовательно сменявшие один другого, уступили свое место замку капсюльному, открывшему эпоху стремительного развития огнестрельного оружия.

В 1774 г. французский врач Бойен открыл гремучую ртуть. Опыты с гремучей ртутью во Франции продолжал Фуркруа (1785 г.), К. Бертолле (1788 г.) изобрел «бертолетову соль» — хлорноватокислый калий в соединении с серой и углем. Но это были открытия, не внедренные в практику. В 1788 г. англичанин Говард (Ховард) изготовил «говардов порох» — смесь гремучекислой закиси ртути с селитрой. «Говардов порох» имел огромное преимущество по сравнению с другими ударными взрывчатыми составами — он был безопасен при изготовлении, транспортировке и в капсюлях. Для его воспламенения требовался короткий, сильный, сосредоточенный удар. В 1807 г. англичанин Дж. Форсайт изобрел ударное оружие, в котором воспламенение заряда производил шарик из ударного состава, разбиваемый курком Гремучий (ударный) состав в те годы изготовлялся в виде порошка, зерен, шариков, лепешек, бумажных лент и трубочек. Все эти виды капсюлей были несовершенными, обращение с ними было небезопасным, они были очень чувствительны к сырости.

Появление металлических капсюлей резко повысило эффективность нового замка. Джошуа Шоу (США) в 1814 г. изобрел железный переснаряжаемый капсюль в виде колпачка[35]. В 1818 г. Джо Эгг в Лондоне сконструировал медный капсюль[36]. Это был день рождения капсюля современного типа. Для предохранения взрывчатого состава от сырости его стали покрывать лаком, фольгой или станиолем. Вскоре при изготовлении капсюлей красную медь стали заменять латунью — она не так скоро окислялась и давала меньше осколков при взрыве гремучего состава.

С 20-х годов XIX в. капсюль, или колпачок, как его называли в России, начал быстро вытеснять кремень. Капсюльные замки имели ряд преимуществ перед кремневыми. Уменьшилось число осечек. Если у кремневых ружей число осечек достигало 10 и даже 20 %, то у капсюльных замков число осечек снизилось до 0,03 %. Значительно возросли скорость сгорания пороха в канале ствола. Поэтому при стрельбе по движущимся целям не надо было брать большое упреждение. При капсюльном замке на производство выстрела не влияли ни дождь, ни ветер, ни снег, ни туман и пр. Искры от курка и полки не попадали в лицо стреляющему. Не беспокоила его в вспышка пороха на полке, что сказывалось на меткости стрельбы. Прорыв газов у капсюльного ружья значительно меньше, чем у кремневого, и обтюрация лучше. Меньшая утечка газов у капсюльного ружья обусловливала несколько большую скорость полета пули. В замке достигалось большее однообразие выстрелов. В капсюльном ружье не надо было отсыпать часть пороха на полку, поэтому и заряд в нем мог быть меньше, чем в кремневом. Капсюльный замок был скорострельнее, проще и дешевле в изготовлении, чем кремневый.

Однако было немало противников капсюльного замка. Они указывали на дешевизну и повсеместное распространение кремня, дороговизну капсюлей, на чрезвычайную малочисленность мастерских по их производству, на то, что грубые пальцы солдата не смогут орудовать с крохотным «колпачком» (капсюлем), особенно зимой, в темноте, на трудность прочистки затравочного стержня, на который одевался капсюль, наконец на возможность ранения стреляющего осколками капсюля в лицо или в левую руку, на порчу стержня ударами курка[37].

Но постепенно усовершенствование капсюльного замка устранило эти его недостатки. Стержень замка стали изготовлять из стали, ввели иглу для его прочистки (протравник) и ключ для отвинчивания, в курке сделали углубление и вырез спереди с тем, чтобы осколки капсюля не попадали бы в лицо, увеличили размеры капсюля и снабдили его «лапками» (крестообразные полоски внизу капсюля, отгибаемые под углом 90° по отношению к цилиндру капсюля), что значительно облегчило манипулирование с ним. Наконец, быстро росло число предприятий по производству капсюлей, казенных и частных, а стоимость их значительно снизилась.

Все это обусловило повсеместное и быстрое распространение ружей с капсюльным замком. В России начиная с середины 30-х годов капсюльный замок стал вытеснять кремневый. Нельзя не отметить, что капсюльные ружья распространялись прежде всего среди охотников. И это вполне понятно — недоступные по цене государству, эти ружья легко находили себе покупателя среди охотников. А капсюльные ружья были дороже кремневых. Поэтому, естественно, правительства стремились либо сохранить старые кремневые ружья, либо модернизировать их, приспособив их под капсюльный замок, что обходилось значительно дешевле по сравнению со снабжением армий новым капсюльным оружием.

В России, как и в большинстве других стран, капсюльные ружья охотничьего типа появились до того, как капсюльный замок завоевал военное стрелковое оружие (Э. Коллет в Варшаве, 1827 г, И. А. Яхтман в Петербурге, 1829 г.; Баумгартен в Саратове, 1837 г.; Беккер и Раушер в Варшаве, 1840 г., так называемая «беккерувка» и др.)[38]. Вскоре, в конце 20-х — начале 30-х годов, капсюльный замок стал вытеснять кремневый и в оружии военного образца (Нидерланды, Саксония, США, Франция, Англия, Пруссия, Австрия). Начался переход к капсюльному замку и в России[39]. Определенную роль в этом переходе сыграл «Военный журнал». Это был третий «Военный журнал», издававшийся с 1826 по 1859 г.[40], который печатал статьи о капсюльном оружии, о ружьях, испытывавшихся в России, конструкциях русских и зарубежных оружейников, гремучих составах («ударном порохе»), о капсюлях («ударных колпачках») и т. п., энергично ратуя за капсюльный замок. Публикуемые «Военным журналом» материалы представляют исключительный интерес[41].

«Военный журнал», активно пропагандировавший в России капсюльные ружья, убеждал в преимуществах «ударного ружья», производящего выстрелы «без кремня» и «огня», а «при помощи удара», а также в безопасности «ударного пороха» и «колпачков». Сотрудники журнала хорошо понимали, что противники нового оружия многочисленны и влиятельны и что их аргументы против «ударных ружей» основаны не столько на недоработке новой системы, обусловленной ее «молодостью», сколько порождены консерватизмом, «несчастной старобычливостью»[42]. Еще в 1827 г. на страницах журнала писалось: «Ныне всеми уже признана полезность употребления ударных ружей»[43]. Но очень трудно было наладить изготовление капсюлей. В 30-х начале 40-х годов они изготовлялись в небольшом количестве кустарным способом Купpияновым, Власовым, Рамбю, Орловым, Вагнером, Северцовым и по весьма высоким ценам[44]. Лишь с принятием в армии и во флоте капсюльных ружей, в начале 40-х годов XIX в., капсюльное производство в России было налажено в массовых масштабами. Армия и флот нуждались в 80 — 100 млн. капсюлей ежегодно[45]. Потребности вооруженных сил России в капсюлях стали удовлетворять в основном Охтинский завод в Петербурге и Шостенский завод в Глуховском уезде Черниговской губернии.

Несмотря на то, что принятие капсюльного замка в России произошло несколько позже, чем в ряде государств Западной Европы, изобретение его отнюдь не прошло мимо русских оружейников. Они внимательно следили за развитием стрелкового вооружения за рубежом и сами вносили свой вклад в развитие оружейной мысли, отбрасывая нерациональные системы и отбирая лучшее. Об этом, в частности, говорит отношение русских офицеров, оружейников, охотников к системе парижского оружейника С. И. Паули.

Сущность этой системы заключалась в том, что на заре появления ударных составов Паули сконструировал первые казнозярядные ружья и пистолеты под унитарный металлический и полубумажный патроны с медной шляпкой и капсюлем центрального воспламенения, извлекаемый из ствола при помощи экстрактора[46]. Свое изобретение Паули запатентовал в 1812 г., но испытания система Паули проходила лишь в 1814 г., когда русские войска вступили в Париж. Система Паули обгоняла оружейную мысль по крайней мере на полвека. Ее высоко оценил к сожалению оставшимся неизвестным по фамилии русский офицер из тех частей, которые вступили в Париж. Он приобрел и испытал несколько ружей Паули[47]. Возможно, что именно благодаря ему система Паули в 20-х годах стала хорошо известна в России под названием «паулиево ружье». B 1827 г. «Военный журнал» поместил описание «паулиева ружья»[48]. Но сложность системы Паули, трудности в изготовлении ее унитарных патронов заставили отказаться от ее применения уже как охотничьего ружья.

Трагедия изобретения Паули заключалась в том, что недоработка и сложность системы, чисто технические трудности были приняты современниками как свидетельство несовершенства самих принципов системы. Только через 50 лет идея Паули прочно утвердилась в стрелковом оружии.

Перевооружение армии требовало концентрации усилий оружейников и офицеров. Этой цели должен был служить созданный в 1830 г. Комитет об улучшении штуцеров и ружей. Мы не будем касаться переделки кремневых ружей на капсюльные (пехотных, казачьих, драгунских, а также карабинов по образцу, утвержденному в 1844 г.) и новых капсюльных ружей (пехотных, драгунских, казачьих, карабинов), принятых на вооружение в 1845–1849 гг., а остановимся лишь на нарезных ружьях.

В 1831 г. в крепости Замостье хранились захваченные у польских повстанцев штуцера с «пистонными замками»[49]. Следовательно, нарезные капсюльные ружья — штуцера в так называемое Царство Польское попали или были изготовлены на месте в конце 20-х годов.

Первые работы над капсюльными, и в том числе нарезными, системами в России по поручению правительственных кругов относятся к началу 30-х годов. экспериментальной базой стал Сестрорецкий завод, начальником которого был генерал-майор Аммосов, а испытания «в войсках» проводились в Образцовом пехотном, Егерском, Семеновском и главным образом в лейб-гвардии Финском стрелковом батальоне, командирам которого был полковник (впоследствии генерал) Э. А. Рамзай, будущий инспектор стрелковых батальонов[50]. Уже в 1833 г. генерал-фельдцехмейстер приказал Сестрорецкому заводу изготовить ружье с «ударным замком»[51]. В следующем 1834 г. Сестрорецкий завод изготовил капсюльное нарезное ружье по системе Дельвиня.

В те годы вопрос о преимуществах нарезного ружья над гладкоствольным все еще являлся дискуссионным. В «Военном энциклопедическом лексиконе» А. И. 3едделера мы читаем: «Некоторые полагают, что винтовки стреляют далее гладкоствольных ружей, но это мнение неосновательно, потному что трение пули в винтовочном стволе так велико, что она вылетает с меньшей начальной скоростью, нежели из гладкоствольных»[52].

Сравнительные испытания нарезных и гладкоствольных ружей в 1832 г. под руководством Э. А. Рамзая в Финском стрелковом батальоне показали, что хотя разница между боем гладкоствольных ружей и ружей нарезных (винтовок) не очень велика, но все же нарезные отличаются большей меткостью и дальнобойностью[53].

Начались работы по апробированию капсюльных нарезных ружей в лейб-гвардии Финском стрелковом батальоне в 1833 г., когда Э. A. Рамзай представил два штуцера, № 1 и 2, которые царь по представлению Комитета об улучшении штуцеров и ружей утвердил «для всех стрелковых батальонов», Штуцер № 1 являлся дульнозарядным, «заряжался как обыкновенное ружье сверху», имел калибр 6 линий (15,24 мм), 8 нарезов и весил 11 фунтов 2,5 золотника (4,5 кг). Ружье было снабжено «пистоном» (брандтрубкой). Изготовление штуцера на Сестрорецком заводе стоило казне дорого — 51 р. 34 к. Штуцер № 2 представлял собой казнозарядное (8 нарезов) капсюльное шестилинейное ружье с «пистоном». Штуцер № 2 имел «отдвижную разборную камеру» с «пистоном», в которую вкладывался заряд пороха и пуля. Он весил 11 фунтов 82 золотника (4,7 кг), и его производство на Сестрорецком заводе обходилось в 51 р. 33 к.

Сестрорецкий завод получил заказ на 165 штуцеров № 2 (Казнозарядных) и 100 штуцеров № 1 (дульнозарядных). К 1 января 1834 г. завод должен был его выполнить. Штуцера были изготовлены, и так как казенное производство капсюлей еще не было налажено, то для испытания штуцеров их приобрели у мастера Куприянова[54]. Результаты испытаний этих штуцеров неизвестны, но вряд ли они были удачными, так как никаких дальнейших опытов над ними не последовало.

В 1832 г. старший смотритель Сестрорецкого завода К. И. Поппе сконструировал капсюльное ружье своей системы[55]. В течение ряда лет Поппе много и успешно работал над созданием различных капсюльных ружей[56]. В частности, в 1833 г. под его руководством была сделана капсюльная казнозарядная винтовка Н. И. Лебница[57]. В 30-х — начале 40-х годов испытывалось много переделочных и новых систем капсюльных гладкоствольных и нарезных ружей, предложенных отечественными и зарубежными оружейниками: Косинским, Коневым, А. Житинским, Э. Коллетом, А. Коллетом, Ф. Вишневским, Бибиковым, Контелло, Шарруа, Лепажем, Сигристом, Детриво, Дельвинем, Шелем, Жоли, Консолем, Брюнелем, Цейллером, Брегманом, Фоссом, Барвальдом, Вилькинсоном, Молерба, Гартманом, Лейброном и др.

Особо следует отметить системы, предложенные талантливыми оружейниками (из мелких польских шляхтичей) Эгидием и Августом Коллетами. Эгидий Коллет, как уже указывалось, выделывал нарезные ружья еще в конце 20-х годов. Нарезных ружей его системы довольно много. Например, в 1834 г. в Новгородском арсенале было произведено 256 штуцеров. Изготовленные им в этом году на Сестрорецком заводе 10 штуцеров на испытаниях показали хорошие результаты. В начале 40-х годов в крепости Замостье насчитывалось 54 штуцера его работы[58]. Август Коллет («в полном значении сего оружейный мастер по всем отраслям оружейного дела») сначала работал на Сестрорецком заводе, где в 1846 г. создал капсюльный пистолет, «высочайше утвержденный», а впоследствии он служил на Ижевском заводе[59].

По мере перевооружения европейских армий капсюльными ружьями в наиболее здравомыслящих правительственных кругах росла тревога за ружье русского солдата. Многие военные приходили к выводу, что «введение у нас ударной системы представляется безотлагательной необходимостью»[60].

Русских оружейников особенно заинтересовала капсюльная система французского врача барона Эртелу (Herteloup)[61]. Вместо «ударных колпачков» в ней применялась оловянная лентообразная пластинка с вделанными в нее зарядами ударного состава. Замок и курок в ружьях Эртелу помещался снизу, у спусковой скобы. На Сестрорецкий завод, где изготовлялись ружья Эртелу, в том числе нарезные (штуцер), ввиду сложности работ из Тулы и Ижевска направляли лучших оружейников: туляков Николая Гольтякова, Михаила Аверина, Василия Батищева; ижевцев Давида Крылова, Афанасия Феклистова, Петра Красильникова и др. Из сестрорецких рабочих к изготовлению этих ружей привлекли лучших оружейников: браковщика Федорова, мастеров Фирфарова и Кочерегина[62]. «Запальные пластины» производили на Охтинском заводе и в петербургском арсенале унтер-офицеры Александров, Белкин и мастеровой Финогенов.

Работы по изготовлению ружей Эртелу, или «Koptiptier», шли с «наивозможной скоростью»[63]. Эти ружья проходили широкие испытания, в том числе и «в военных условиях» на Кавказе. Но когда в 1843 г. по настоянию полковника Б. Г. Глинки-Маврина для переделки кремневых гладкоствольных ружей на капсюльные был принят простой и дешевый, так называемый «французский», способ и было принято на вооружение «переделочное» капсюльное ружье образца 1844 г., испытания ружей Эртелу прекратили.

Морское министерство старалось не отставать от военного, хотя уже тогда складывался тот взгляд на матроса, который позднее был сформулирован так: «Солдат без ружья не солдат; матрос без ружья — матрос»[64]. Но парусный флот (паровой в России только нарождался) предусматривал абордажный бой, требовавший огнестрельного и холодного оружия. Абордажный бой не требовал от ружей и пистолетов дальности стрельбы, а следовательно и нарезного оружия. Необходимо было скорее и вернее поразить врага, а дальнобойность огнестрельного оружия особой роли не играла. Поэтому стрелковое оружие моряков, обычно короткоствольное, было приспособлено для стрельбы не только пулей, но и картечью. Как правило, короткоствольные ружья моряков (мушкетоны) имели «распалы» (раструбы), рассеивающие картечь и этим самым усиливающие эффективность огня. Конечно, важна была и скорострельность.

Стрелковое оружие было необходимо флоту и при десантных операциях. Поэтому флот не стоял в стороне от тех коренных перемен, которые вносила эволюция стрелкового оружия. В частности, в области конструирования пистолетов флот шел впереди армии. Уже в 1836 г. в Николаеве были изготовлены «мушкеты и пистолет с пистонными замками»[65]. Они были введены сначала в Черноморском, «лазаpевском», флоте. Их создали Ф. Вишневский, Орлов и Вагнер в Петербурге; Ф. Батов и Г. Малков в Туле[66]. Тем не менее консерватизм правящих кругов оказывал воздействие даже на передовой Черноморский флот, где считалось, что для «российских войск поныне еще изготовляется оружие с кремневыми замками»[67].

Несмотря на одобрение адмирала М. П. Лазарева, перевооружение флота капсюльным оружием, сконструированным для моряков, растянулось на столь длительное время, что при стремительном развитии оружейной техники оно успевало уже устареть до того, как было принято на вооружение. Поэтому, забегая вперед, отметим, что вице-адмирал В. А. Корнилов в 1853 г. отменил изготовление мушкетонов и приказал заменить их на штуцера Гартунга. Таким образом, мушкетоны были исключены из числа «абордажного оружия». В 1856 г. флот принял драгунские нарезные ружья (винтовки)[68].

Первым капсюльным нарезным ружьем, принятым на вооружение в 1839 г. в русской армии явилось казнозарядное крепостное нарезное ружье видного французского оружейника Фалиса, известное во Франции под названием «рампар», сконструированное им в 1831 г. Оно имело калибр 8,33 линии (21,16 мм), вес — 10,9 кг, длину — 181,1 см. Прицельная дальность составляла 747 м. Ружье производило один выстрел в минуту и стреляло пулями круглой (57,5 г) и конической (73,2 г).

Важнейшей частью этого ружья являлся затвор, в камеру которого вкладывались заряд пороха и пуля. Вверху затвора помещалась брандтрубка, на которую надевался капсюль, сверху — рожки, служившие рукояткой для поднимания затвора. Сзади затвора находился откидной рычаг, плотно прижимавший затвор к стволу[69]. Ружье Фалиса было далеко несовершенным. Изготовление затвора требовало точности, недоступной для техники того времени. Прорыв газов был велик и устранить его не удавалось. Отправленные в гарнизоны Кавказского корпуса ружья Фалиса себя не оправдали[70].

Как видно из изложенного, принятию на вооружение в русской армии капсюльных гладкоствольных и нарезных ружей предшествовала большая и напряженная деятельность русских оружейников — офицеров, мастеров, рабочих. Она протекала отнюдь не изолировано от передовой современной европейской и американской оружейной мысли. Это было время поисков, экспериментов, порой слабо связанных с теорией, теоретических успехов, которые не могли быть обеспечены техникой и технологией своего времени. Правильное и целесообразное решение технических проблем, создание рациональных систем стрелкового оружия, являлись результатом длительных поисков, опытов, испытаний, преодоления нерациональных решений. И пришло все это не сразу.

Первые принятые на вооружение в России гладкоствольные капсюльные ружья — переделочные 1844 г. и новые 1845 г. — означали новый этап в развитии русского стрелкового оружия. В налаживании переделки кремневых ружей в капсюльные «по французской системе» большую роль сыграли опытные оружейники Петербургского арсенала, Тульского и Ижевского оружейных заводов и особенно мастера Сестрорецкого завода Павел Кочерегин и Павел Фирфаров[71].

Вслед за пехотным ружьем 1845 г. («новым») армию вооружили гладкоствольными новыми ружьями: казачьим (1849 г.), драгунским (1847 г.), кавалерийским карабином (1849 г.), солдатским пистолетом (1848 г.)[72]. Последним капсюльным гладкоствольным ружьем было ружье образца 1852 г. Оно мало чем отличалось от своих предшественников, разве лишь ложей. Изгиб ложи довели с 9,5 до 11° и расширили затылок приклада, после чего прицеливаться стало легче. Ф. Энгельс отмечает огромное значение изогнутой ложи[73]. Правило — «стреляет ствол, а попадает ложа» — стало серьезно приниматься во внимание[74].

На этом конструирование и производство стрелкового гладкоствольного оружия прекратилось. Наступала пора безраздельного господства нарезных ружей.

Крымская война показала даже самым отъявленным консерваторам все преимущество нарезного стрелкового оружия, но попытки ввести капсюльные нарезные ружья в полевых войсках восходят к более раннему времени. Еще в 1840 г. Комитет об улучшении штуцеров и ружей решил ввести в качестве оружия стрелковых частей так называемый «литтихский штуцер»[75]. Прообразом его было нарезное ружье военного образца, сконструированное генерал-майором брауншвейгских войск Вернером.

В 1843 г. «литтихский штуцер» был принят на вооружение русской армии в стрелковых батальонах и у застрельщиков Черноморского казачьего войска. «Литтихский штуцер» имел два широких винтовых нареза, расположенных друг против друга. Заряжался штуцер круглой пулей с выступающим пояском, который должен был входить в нарезы. Вставлять пулю было нелегко — надо было следить, чтобы поясок пришелся в нарезы. Позднее штуцер снабдили четырьмя нарезами, а круглую пулю — двумя поясками[76]. Штуцер был калибром в 7 линий (17,78 мм), весил 4,34 кг, имел длину 1242 мм. Круглая пуля весила 33 г. Начальная скорость пули составляла 334 м/cек, прицельная дальность — 1200 шагов.

«Литтихский штуцер» русские оружейники непрерывно совершенствовали. Старый прицел из двух щитков — неподвижного и откидного — был заменен гессенским прицелом, усовершенствованным русским мастером Ижевского завода Юнгом. Деления на стойке прицела были нанесены от 200 до 1200 шагов[77]. В 1848 г. к штуцеру приняли остроконечную пулю полковника Куликовского с двумя выступами («ушками»). Она показала по сравнению с круглыми значительно лучшие результаты[78]. Уроженец Ревеля (Таллина) Ф. Ф. Труммер изменил прицел штуцера и пристрелял его «пулей с ушками» на расстоянии до 900 шагов[79].

К 1848 г. русская армия располагала 20 756 литтихскими штуцерами[80]. В почти миллионной русской армии это была капля в море. «Литтихский штуцер» ни количественно, ни качественно не мог удовлетворить потребности армии в нарезном стрелковом оружии. Испытания продолжались.

В 1851 г. было принято на вооружение крепостное ружье полковника Куликовского. Это было дульнозарядное нарезное ружье со стержнем Тувенена калибром 8,33 линии (21,16 мм), весом 6,66 кг. Остроконечная (цилиндро-коническая) пуля с «ушками» и чугунным шпеньком в головке, предохраняющим пулю от расплющивания при ударах шомполом, весила 76 г. Прицельная дальность составляла 1000 шагав (710 м). Ружье имело рукоятку у спусковой скобы, предназначенную для удобства прицеливания. Для уменьшения отдачи на приклад одевался кожаный чехол с войлочными прокладками.

Ружье Куликовского получилось очень удачным: кучность боя была в два раза выше, чем у ружей Дельвиня и Фалиса, осечек не было, заряжалось оно даже быстрее, чем казнозарядный «Рампар» Фалиса. Крепостное ружье Куликовского 1851 г. получило название «крепостной штуцер»[81].

Но стержневая система все же была сложной, неудобной для чистки, да и удары шомполом по пуле не настолько ее расширяли, чтобы она заполняла глубокие нарезы ствола[82].

Работы над созданием капсюльного нарезного ружья для солдата полевых войск продолжались. В 1845 г. русский офицер Гартунг, учитель «цельной» (целевой) стрельбы гвардейского корпуса, предложил свое семилинейное капсюльное нарезное ружье. Штуцер Гартунга, как и первоначально «литтихский», имел два нареза. Получался он путем переделки драгунского кремневого гладкоствольного ружья образца 1839 г. Кремневой замок заменялся капсюльным, нарезались два широких нареза, устанавливался новый прицел. В начале он состоял из неподвижного щитка, предназначенного для стрельбы на 200 шагов, и второго откидного с отверстиями, предназначенными для стрельбы на 300, 400 и 500 шагов.

Затеи на штуцере Гартунга установили гессенский прицел, усовершенствованный мастером Ижевского завода Юнгом. Весил штуцер Гартунга 3,82 кг, имел в длину 1328 мм. Пуля цилиндро-коническая (с «ушками»), сменившая круглую с ободками, весила 49,56 г. Прицельная дальность составляла 500 шагов (356 м) скорострельность 1–2 выстрела в минуту. Обходился казне штуцер Гартунга в три раза дешевле «литтихского»[83].

Штуцер Гартунга был испытан в лейб-гвардии Финском стрелковом батальоне, на Кавказе и принят на вооружение в 1848 г.[84]. Его получили полки гвардейского и гренадерского корпусов, лейб-гвардии конно-гренадерские и драгунские полки, саперные батальоны, черноморские казаки, гвардейский флотский экипаж и другие части[85]. Штуцерами Гартунга очень интересовался вице-адмирал B. А. Корнилов. В 1851–1852 гг. тульские оружейники изготовили для Черноморского флота 288 штуцеров Гартунга[86].

Неудобство штуцера Гартунга, как и «литтихского штуцера», заключалось в том, что пулю надо было вводить с дула в канал ствола так, чтобы ее «ушки» приходились бы точно по нарезам, а это затрудняло стрелка и замедляло заряжание. Для облегчения заряжания на дульном срезе штуцеров Гартунга и «литтихского» стали делать выемки, дававшие возможность вставлять пулю в нарезы на ощупь[87]. Кроме того, применялась особая окраска патронов для пуль «c ушками».

В 1849 г. кавалерийский гладкоствольный карабин был переделан в капсюльный кавалерийский штуцер (калибр 7,1 линии — 18,03 мм). Он получился из кавалерийского гладкоствольного карабина образца того же года путем нарезки двух нарезов как у штуцера Гартунга. Штуцер имел в длину 807 мм (ствол — 416 мм) и весил 2,6 кг. Цилиндро-коническая пуля (с «ушками») весила 49,56 г.[88].

Вместе с кавалерийским штуцером в том же году был принят на вооружение капсюльный короткоствольный (длиной 330 мм) штуцер образца 1849 г. Короткоствольный штуцер получен путем переделки кремневого кавалерийского штуцера образца 1818 г., калибром 6,5 линии (16,51 мм), весом в 3,03 кг. Круглая пуля весила 23,85 г, прицельная дальность составляла 1000 шагов (710 м).

Восьмигранный его ствол имел 8 нарезов и снабжался прицелом с двумя щитками, неподвижным и откидным[89]. Этот «переделочный~ кавалерийский штуцер испытывался во флоте. Простота переделки и ее дешевизна (6 р. 70 к. серебром) привлекла к себе внимание флотского начальства. К весне 1855 г. Тульский завод изготовил 500 штуцеров, направленных в гвардейский экипаж и Черноморский флот. Но на испытаниях штуцер показал невысокую меткость, и от него отказались и флот и кавалерия[90].

Рис. 2. Кавалерийский капсюльный штуцер образца 1849 г.

В 1851 г. приняли на вооружение штуцер лейб-гвардии Финского стрелкового батальона штабс-капитана Эрнрота. Штуцер имел калибр 7,1 линии (18,03 мм), длину 1470 мм, вес — 4,33 кг, цилиндро-коническая пуля весила 49,56 г. Штуцер представлял собой переделку пехотного капсюльного гладкоствольного ружья образца 1845 г. В стволе было сделано 5 нарезов, а в казенник ввинтили конусообразный стержень, на который насаживалась пуля. На ствол штуцера Эрнрота врезался гессенский прицел[91].

Штуцер Эрнрота имел определенные недостатки. Переделка гладкоствольного ружья по его системе была сложна и дорога. Несмотря на наличие сконструированной Эрнротом протирки, чистка канала ствола была очень трудной, меткость штуцера — крайне невелика, и широкого распространения этот штуцер не получил. Им вооружили только застрельщиков некоторых полков[92].

Явное преимущество нарезных ружей и наличие большого числа капсюльных гладкоствольных ружей побудили приступить к переделке последних на нарезные. В 1854 г. были приняты на вооружение пехотные и драгунские «переделочные» ружья. В гладком стволе калибром 7,1 линии (18,03 мм) нарезалось 4 нареза, а на стволе на особом основании устанавливался гессенский прицел. Пехотное «переделочное» ружье имело длину (без штыка) 1470 мм и вес 4,34 кг. Драгунское соответственно — 1328 мм и 3,37 кг. К этим ружьям принята цилиндро-коническая, так называемая «бельгийская», пуля Петерса, усовершенствованная Тиммергансом[93]. Вопрос о типе пули имел во времена дульнозарядного нарезного оружия, как это мы увидим дальше, огромное значение.

Рис. 3. Капсюльное нарезное ружье образца 1854 г.

В этом же 1854 г. были приняты на вооружение новые капсюльные нарезные ружья — пехотное и драгунское. Оба ружья имели семилинейный калибр (17,78 мм), гессенский прицел, две мушки (на стволе и на штыке) для стрельбы с примкнутым штыком. Длина пехотного ружья составляла 1470 мм, вес — 4,4 кг, драгунского соответственно — 1328 мм и 3,54 кг, пуля — «бельгийская» (Петерса — Тиммерганса), позднее Минье[94]. Кроме того, в 1854 г. приняли на вооружение нарезное ружье стрелкового полка императорской фамилии. Его отличие от других нарезных ружей 1854 г. заключалось в большей тяжести (более толстые стенки ствола) и оксидировке (ствол коричневый, гайка и спусковая личинка синие, замок, казенник и спуск серые). К нарезным ружьям 1854 г. генерал-майор Б. Г. Глинка-Маврин внес некоторые усовершенствования[95]. И в переделочных, и в новых нарезных ружьях 1854 г. пуля имела калибр 6,9 линий, что ускоряло заряжание, но зазор отсутствовал, так как при выстреле пуля расширялась. Драгунское капсюльное нарезное ружье 1854 г. принял и флот[96]. Таково было нарезное капсюльное ручное оружие русской армии и флота с моменту вступления России в Крымскую войну.