Глава 22

Совершенно вымотавшаяся, Кесси спала все утро. Когда она наконец открыла глаза, то сквозь щелку в шторах в комнату лился яркий солнечный свет. В камине весело потрескивал огонь, было тепло и уютно. Но Кесси чувствовала во всем теле такую тяжесть, что ей совершенно не хотелось вылезать из-под одеяла. Кроме того, спина разламывалась от тягучей боли.

Дверь приоткрылась.

— Миледи? — прозвучал чей-то тихий голос.

Глория. Кесси подняла глаза и увидела, как та робко просунула голову в щель. Заметив, что хозяйка проснулась, она тут же бросилась к ней.

— О миледи! Наконец-то вы дома! Я и передать вам не могу, как счастлива, что вы вернулись! — Она опустилась на колени возле кровати и заплакала.

Кесси печально улыбнулась и погладила девушку по голове. Чтобы успокоить ее, она была готова ответить, что и сама рада возвращению. Но не чувствовала ни радости, ни сожаления. Если честно, то она была удивлена, что снова оказалась здесь.

Через несколько минут ей на колени пристроили поднос с неизменным кофейником, полным ее любимого шоколада. Аппетит у нее пропал, но она заставила себя выпить горячего и что-то съесть. Пока она ела, успели приготовить ванну, расположив ее на сей раз у самого камина, чтобы миледи не озябла. Кесси позволила себе подольше понежиться в ароматной воде, пока Глория весело щебетала, сообщая новости. При этом она сноровисто заправила кровать и навела порядок в комнате. И все это с таким видом, словно хозяйка и не пропадала.

Наконец Кесси выбралась из ванны, покорно подчинившись проворным ручкам Глории, которая умело растерла ее и решительно шагнула к шкафу. Кесси вздохнула.

— Боюсь, на меня уже ничего не налезет из этого вороха одежды, — пробормотала она. — Придется обойтись тем платьем, в котором я приехала.

Глория достала с полки широкую фланелевую ночную рубашку.

— Это все чепуха, — утешила она хозяйку. — Его сиятельство все равно приказал, чтобы вы оставались в постели.

Она быстро надела на Кесси рубашку, расчесала ей волосы и заплела. Завершив эту часть утреннего туалета, Глория решительно настояла, чтобы хозяйка снова легла.

Хотя Кесси и возражала, чтобы с ней носились как с писаной торбой, она все же послушно согласилась полежать еще с полчасика. Тело, однако, лучше нее знало, что ему нужно. Не прошло и пяти минут, как ее веки начали слипаться. Она задремала. ,

Когда она вновь проснулась, день уже клонился к вечеру. Почувствовав на себе взгляд, Кесси открыла глаза.

На пороге стоял Габриэль. Он только что вернулся с верховой прогулки. Сердце ее странно дрогнуло и ухнуло куда-то в пропасть. Она уже успела забыть, каким потрясающе красивым был ее муж. Узкие бриджи облегали мускулистые бедра словно вторая кожа.

Кесси уперлась ладонями в матрас и постаралась принять сидячее положение, чувствуя себя неуклюжей глыбой — явно не самое подходящее самочувствие для встречи с мужем вроде Габриэля. Она отвела спутанные пряди со лба, смутившись от того, что ей не дали времени привести себя в божеский вид.

Он присел на кровать, да еще так близко, что она ощутила тепло его бедра даже сквозь одеяло. Память о том, как она рыдала у него на груди, угнетала ее. Презирает ли он ее за проявленную слабость? Наверняка подобное отсутствие контроля над собой вызвало у него неприязнь. Она вцепилась в одеяло, не зная, что сказать.

Сильные, теплые пальцы ободряюще сжали ее руку. Она слегка вздрогнула, поскольку совершенно не ожидала подобной ласки.

— Как самочувствие, янки? Получше?

Кесси нервно сглотнула и кивнула. Он не улыбался, но и не казался угрюмым. Странно, но она гораздо больше привыкла к его иронии.

Габриэль внимательно вглядывался в жену. Она выглядела потрясающе юной и хрупкой. Волосы беспорядочно рассыпались по плечам и спине. И такая худенькая! Кожа бледная, как пергамент. Несмотря на выросший живот, она казалась такой слабенькой, что того и гляди сломается.

— Слава Богу, что я нашел тебя. — Голос его сорвался. — Меня в дрожь бросает при мысли, что я мог бы и не отыскать тебя.

Кесси застыла.

Он стиснул ее пальцы, не причиняя боли, но и не позволяя отнять их.

— Не надо, — мягко приказал он, — не шарахайся от меня, как от чумного.

Она ничего не ответила. Лишь глаза, огромные и тревожные, испуганно уставились на него.

— Я был абсолютно искренним вчера, — спокойно заговорил он. — И глубоко сожалею о той боли, которую причинил тебе. И… очень надеюсь, что мы оба сумеем забыть об этом… и начать все сначала.

Кесси задрожала. Таким она своего мужа еще не видела. Скромным. Смиренным. В раскаянии. И могла бы поклясться, что в уставившихся на нее глазах сияет нежность. Нежность и забота.

Нет… нет! Она боялась верить в подобную метаморфозу. Больше она ничему такому не поверит. Это вредный самообман, от которого позже только больнее.

— Мне как-то невдомек, зачем вам это? — Тон ее отнюдь не располагал к задушевной беседе или примирению. Она не могла скрыть своей горечи, да и не хотела. Потому что до сих пор помнила разящее жало его гнева во время их последней ссоры. — Я ношу вашу фамилию, но это все, что нас объединяет.

В глазах Габриэля сверкнула сердитая молния.

— Извини, но не могу с этим согласиться. Нас объединяет и это. — Резким движением он сдернул с нее одеяло и по-хозяйски обхватил ее выпуклый живот обеими руками. — Скоро ты родишь моего ребенка. А это все меняет!

— Ничего это не меняет! — Кесси попыталась сбросить его руки со своего живота. Могла бы и не тратить сил. Когда Габриэлю что-то втемяшится в голову, его уже не переупрямишь. Что ж, хотя бы испепелим его взглядом: — Вы выразились совершенно однозначно, милорд, так что и речи не может быть о том, что я ошиблась и недопоняла. Вы заявили, что не желаете ребенка и вообще наследника. Последующие слова убедили меня в том, что вам противна сама мысль о ребенке от меня!

Господи, помоги! Как же больно говорить это вслух! Но и держать все это в себе невыносимо!

— Я уже это говорила: все повторяется, Габриэль. Наши отношения складываются столь же несчастливо, как когда-то у вашего отца с матерью!

— Уверяю тебя, ты ошибаешься. Ты — моя жена. И я хочу и тебя, и ребенка!

— О, прекратите! — потеряла терпение Кесси. — Давайте не будем морочить друг другу голову! Я для вас лишь орудие мести. Поэтому мне приходит в голову лишь одна причина, по которой вы вдруг могли возжелать этого ребенка: не иначе решили обзавестись еще одной дубинкой против герцога!

Габриэль побагровел:

— Я изо всех сил пытаюсь наладить с ним отношения. Знайте это!

— Что-о-о? Хотите сказать, что в вас заговорило раскаяние? Осознали, что взяли на себя роль карающего судьи, а сами не безгрешны? Решили измениться? Ах да, как же я забыла, что однажды вы тоже станете герцогом? Пора начинать думать о долге и своих обязанностях. Жена и наследник тут на первом месте, не так ли?

Он резко отдернул руки от ее живота.

— Вряд ли мужчину можно обвинить за желание заботиться о жене и ребенке.

Если бы все было так просто! Она вдруг смутилась, не понимая, как отнестись к этой перемене в муже. Она и в своих-то чувствах не уверена, не то что в его.

— Вы все время говорите о том, чего хотите вы. Что, если ради разнообразия мы поговорим о моих желаниях? Вы думали обо мне, когда везли меня в этот дом?

— Естественно! — Он стоял, нависая над ней, как скала, раздраженный и доведенный до отчаяния. — Боже, Кесси, ты хоть смотрелась в зеркало? Ты выглядишь ужасно!

Она даже задохнулась от обиды. Подобное оскорбление, да еще из его уст, было просто невыносимо. И вдруг окружающий ее мир рассыпался на мелкие кусочки: такая боль пронзила ее. Но нельзя, чтобы он догадался об этом. Гораздо легче разрядиться через злость.

— Что ж, тогда тем более жаль, что вы отыскали меня. И я не останусь здесь, слышите? Не останусь!

— Предпочитаешь вернуться туда, где я нашел тебя?

— Да… да! Я ненавижу вас, ясно? Не-на-ви-жу!

Лицо Габриэля застыло.

— Я отказываюсь позволить тебе это безумие, — проговорил он с трудом. — Тебе придется остаться здесь, Кесси, хочешь ты этого или нет. Если нужно, то я готов запереть тебя. Потому что сейчас ты явно переутомилась и не в состоянии здраво мыслить. Так что не вижу смысла продолжать этот спор.

Он повернулся к ней спиной и зашагал к двери.

Кесси отбросила в сторону одеяло и опустила ноги на пол.

— Как похоже на вас: просто уйти, не выслушав вздорную женщину! Но я не позволю распоряжаться собой! Слышите?

Он вышел в холл. Даже не приостановился, чтобы выслушать ее.

— Дьявол побери! Габриэль!.. Габриэль!

Она выкрикнула его имя в полуистерике. Но в нее примешалась и нотка отчаяния, отчего у него тревожно кольнуло сердце. Он мгновенно рванулся назад в спальню. Она стояла у кровати и растерянно смотрела вниз. Рубашка ниже талии была мокрой.

Кесси подняла на него огромные, наполненные слезами глаза.

— Воды отошли, — выдохнула она. — О Господи, у меня начались роды…

Он склонился над ней и обнял с такой нежностью и заботой, что у нее защемило сердце. Поднял ее на руки и уложил на кровать. Вглядываясь в знакомые до боли черты, Кесси заметила там кое-что совершенно неожиданное… Страх.

Тут и до нее дошло то, что она только что сказала… Она зарыдала:

— О Боже, не может быть!.. Еще слишком рано… Это… преждевременные… роды!

Он постарался успокоить ее, погладив по руке. Она вцепилась в него:

— Не уходите, Габриэль! Не оставляйте меня одну!

— Конечно, конечно, не волнуйся, ласточка моя… — Он легонько поцеловал ее в дрожащие губы. — Я только пошлю Томаса за врачом. И сразу же вернусь сюда. Клянусь, любимая!..

Любимая. Сердце словно стиснули две гигантские ладони. Габриэль не любит ее… и никогда не полюбит. И все же так ласков, а слова его полны поддержки и участия. Как тут не поверить, что ему все же небезразлично то, что происходит… Эх, вот только верить-то ему нельзя!

Через минуту в спальню влетела запыхавшаяся Глория:

— Миледи! Граф сказал, что уже началось!

Кесси попыталась успокоиться и храбрилась, но сил у нее было маловато. Хотя она и стремилась поскорее избавить свое тело от тяжелого груза, ее очень пугали предстоящие муки. Она слабо улыбнулась Глории:

— Уверена, на все это уйдет немало часов… Мне говорили, что первые роды всегда затягиваются…

С помощью Глории она сменила промокшую рубашку на свежую. Но едва она откинулась на подушку, как ее живот свело болезненным спазмом. Она охнула и постаралась дышать медленно и глубоко. Именно в этот момент вернулся Габриэль, Он, казалось, никуда не торопился, а по-хозяйски поставил стул к кровати и сел, взяв Кесси за руку. Что хотите со мной делайте, но с места вы меня не сдвинете, говорило упрямое выражение его лица.

Прошло какое-то время, прежде чем приехал врач. Доктор Хэмптон оказался коренастым мужчиной с выпирающим животиком и располагающими манерами. Кесси слабо постанывала при каждой новой схватке, потому что они становились все сильнее и дольше. Габриэль уже начал было беситься из-за задержки доктора, но сдержался и довольно вежливо отказался покинуть спальню, когда врач посоветовал ему развеяться и пойти выпить:

— Меня из этой комнаты не выгнать. Я был здесь, когда этот ребенок был зачат. Не вижу причин, почему бы мне не присутствовать, когда он появится на свет.

Доктор Хэмптон в шутливом отчаянии закатил глаза и покачал лохматой головой. От большинства будущих папаш не было никакого толку в таком серьезном деле, как роды. Только лишняя забота, отвлекающая врача. Наверняка и этот упрямец окажется таким же. Но шли часы, и оказалось, что граф — приятное исключение из правил. Более того, его присутствие хорошо действовало на роженицу, помогая ей справиться со страхом.

Когда родовые схватки усилились, Кесси стиснула зубы, стараясь не кричать. Но один мучительный стон все же сорвался с ее губ.

— Извините, — прошептала она, как только сумела отдышаться. — Я такая трусиха.

Сердце Габриэля сжалось от сочувствия. Ее глаза были двумя огромными заводями бесконечной боли. Он убрал влажную прядь с ее брови.

— Глупости! Ты не похожа ни на одну из женщин — такая храбрая и сильная. Самая сильная из всех, кого я знаю.

Он нежно промокнул капли пота, выступившие у нее на лбу. Лицо у него посерело, пока он наблюдал за мучениями жены. Он непрестанно шептал ей ободряющие слова. Если бы она провела последние месяцы в холе и неге да ела бы, как полагается беременным, у него было бы куда спокойнее на душе. А так… она выглядела хрупкой былинкой, да и схватки отнимали у нее силы, капля за каплей. А их у нее и так в запасе немного…

Следующий спазм, скрутивший ее, оказался длиннее и мучительнее прежних. Между бедер Кесси возникло огромное давление, и у нее вырвался крик отчаяния.

Она вонзила ногти в ладонь Габриэля. Когда схватка отпустила, ее голова бессильно рухнула на подушку. Чудесные волосы Кесси были влажными и спутанными. Охнув, она замерла в беспомощной, расслабленной позе, так что Габриэль даже перепугался.

В глубине души он был потрясен. И ненавидел себя за абсолютную беспомощность и бесполезность. Но как и чем он мог помочь ей? По спине пробежали мурашки холодящего страха. Он то ругался про себя, то молился. Боже праведный! Сколько этих мук она еще сумеет выдержать?

Но уже во время следующей схватки врач громко возвестил:

— Ну вот, я уже вижу головку! В следующий раз вы должны не бороться, а помогать, тужиться изо всех сил… Да-да, именно так! Вот умница… Вот она — головка, я уже держу ее… Еще разочек, и можно будет передохнуть…

Раздался пронзительный крик ребенка. Габриэль даже не заметил крохотного извивающегося тельца на руках у врача. Все его внимание, все его существо было сконцентрировано на хрупкой фигурке, бессильно вытянувшейся на кровати. Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Вот все и позади, дорогая. Я знал, что ты сумеешь вытерпеть все это. Я верил!..

Габриэль встал. Он словно в полутрансе смотрел, как доктор Хэмптон передал новорожденного Глории, а сам принялся за послеродовые процедуры с роженицей. А Габриэль застыл у кровати и очнулся лишь от того, что кто-то настойчиво дергал его за рукав. Глория, сияя всем своим круглым личиком, подала ему маленький сверток.

Он слегка отодвинул в сторону край пеленки и принялся разглядывать крохотное существо, только что в муках появившееся на свет. Смотрел на маленькое личико с темными бровками, которые сердито хмурились… Габриэль сглотнул от волнения, стиснувшего грудь… Обратил внимание на розовую, здоровую кожу, голые дрыгающие ножки… Смотрел и… не верил… И был ошеломлен потрясающим чувством гордости и счастья, отчего даже колени ослабели, а грудь раздувалась, как паруса от ветра. Ему хотелось завопить и упасть на колени в благодарной молитве…

Но вместо этого он прошептал:

— У нас сын, Кесси. У нас сын!

Веки Кесси затрепетали, и она приоткрыла глаза. Однако все было словно затянуто серой пленкой. Собрав силы, она сражалась с бесконечной усталостью — уж очень ей хотелось взглянуть на малыша.

Габриэль поднял глаза, как раз когда она пыталась приподняться на локте, дрожа от усилия и слабости. Когда это ей не удалось и она без сил опустила голову на подушку, в глазах у нее блеснули слезы. И с ним самим творилось нечто странное: будто она протянула свою слабую руку и взяла его сердце в ладонь. Уже через секунду он склонился к ней, чтобы она смогла как следует полюбоваться малышом.

— С ним… все в порядке?..

Габриэль едва расслышал ее шепот.

— Ну-у, я вижу десять пальчиков на двух руках, десять на ногах… Его, конечно, нельзя назвать упитанным, но, на мой взгляд, он чудесный и красивый малыш.

Улыбка лишь слегка растянула утолки ее губ. Все ее страхи улетучились, силы иссякли. Она закрыла глаза и уснула.


Когда Кесси проснулась, в окна щедро светило послеполуденное солнце. Она пошевелилась и слегка поморщилась, повернувшись на бок. Глория тут же подскочила к ней с подносом-

— Как раз вовремя, миледи! Не хотите подкрепиться?

— Ох, кажется, я просто умираю от голода!

Кесси и сама удивилась, какой у нее разыгрался аппетит. Она выпила до капли наваристый бульон и до крошки съела свежий хлеб. После того как Глория помогла ей умыться, причесаться и сменить ночную рубашку, она почувствовала себя более уверенно.

— Мой муж дома?

— Да. Кажется, он в кабинете. — Служанка весело прыснула. — Видели бы вы его вчера, миледи. Раздулся от гордости, как павлин. Вот попомните мое слово, он будет таким отцом, каких поискать! Доктору пришлось просто отнимать у него малыша, чтобы осмотреть его.

Та-ак, значит, Габриэль доволен своим сынишкой… Частичка ее страхов тут же улетучилась. Может быть, это было и глупо, только она в глубине души побаивалась, что Габриэль может отказаться от сына. Она с тоской посмотрела в угол, куда поставили симпатичную колыбельку. Отсюда Кесси видела лишь выглядывавшую из-под байковой пеленки темноволосую макушку.

Как раз в этот момент тельце под пеленкой дернулось. И жалобный вопль буквально оглушил ее и Глорию. Служанка весело расхохоталась, заметив радость и удивление в глазах хозяйки. Кесси оперлась на локоть и с любопытством смотрела, как служанка ловко меняла малышу пеленки. Она уже почти справилась с этим, когда в дверях появилась высокая фигура.

Габриэль, видимо, недавно принял ванну и побрился. У Кесси сразу подскочил пульс. Его волосы поблескивали от влаги, и до нее донесся запах его одеколона. Глория выпрямилась и прижала плачущего малыша к плечу. Габриэль молча поманил ее пальцем, и служанка послушно вручила ему сверток с новорожденным. Чудесным образом малыш мгновенно успокоился, попав на руки к отцу. Служанка сделала книксен и исчезла. Кесси даже не заметила этого, ибо ее глаза приклеились к парочке, шедшей к ней.

Габриэль уверенно держал малыша и беседовал с ним:

— Думаю, твоей мамочке хочется познакомиться с тобой поближе, мой маленький лорд.

В серебряных глазах совершенно определенно сияла нежность. Габриэль подал ей малыша.

Кесси даже не почувствовала, как он слегка коснулся ее руки, передавая сверток. Габриэль был забыт, все отошло на задний план, как только руки ощутили вес крохотного тельца, головку которого она удобно устроила на изгибе локтя. Ее охватило чувство восторга. Малыш уставился на нее со всей серьезностью своего папаши; маленькие бровки сурово насупились над крошечным носиком. Глаза глубокого синего цвета и темный пушок на головке. Хотя Кесси и не очень разбиралась в таких вещах, она все же поняла, что он меньше, чем положено нормальному новорожденному.

Погладив малыша по головке, она прошептала:

— Какая же он кроха! Ох, Габриэль, а что, если?..

— Доктор сказал, малыш в отличной форме, хотя и слегка поспешил появиться на свет, — нежно успокоил ее муж.

Кесси зажмурилась, слишком взволнованная, чтобы говорить. Ей чертовски повезло, поняла она, потрясенная до глубины души. Если бы с малышом что-то оказалось не так, она бы никогда себе этого не простила.

Мгновение спустя она уже с интересом разглядывала тоненькую белую распашонку на сынишке.

Габриэль присел на край кровати.

— Боюсь, мы оказались плохо подготовлены к появлению малыша, — с улыбкой проговорил он. — Вот мы и позаимствовали кое-что у дочки поварихи, пока миссис Мак-Ги и отец не вернутся из Лондона. Они выехали с утра пораньше, чтобы закупить все необходимое.

Память смутно высветила картинку: Эдмунд стоит возле ее кровати со сморщенным от улыбки лицом. Эдмунд?.. Улыбающийся Эдмунд! Наверняка это игра воображения.

— Люлька тоже старая. Когда-то в ней спал я, а передо мной… Стюарт. Отец послал Дэвиса на чердак, и тот отыскал ее. Но мы вполне можем купить и новую, если эта тебе не понравится.

Снова он заговорил об отце. Кесси едва удержалась от того, чтобы не вытаращить глаза. Обычно когда Габриэль поминал отца, то в его голос всегда вкрадывалась язвительная нотка. Сейчас этого, как ни странно, не случилось. Могло ли так быть, что в ее отсутствие эти двое помирились?

Но размышлять об этом было некогда, поскольку малыш решил, что терпел достаточно долго. Он хотел есть и громко возвестил об этом миру.

Кесси охнула, глядя на оглушительно вопящий комочек. Габриэль вздохнул и нехотя потянулся за сыном.

— Мы наняли в деревне кормилицу, — пробормотал он. — Я принесу его сразу же, как он поест, честное слово…

Но Кесси решительно отказалась расстаться с драгоценным свертком.

— Кормилицу? — возмутилась она. — Еще чего! Я и сама в состоянии кормить сына!

Габриэль нерешительно замялся:

— Доктор сказал, что его надо кормить каждые два часа, пока он не начнет прибавлять в весе. И… леди обычно не… кормят своих детей… грудью…

— Можете не переживать! — вздернула подбородок Кесси. — Мы оба прекрасно знаем, что я — не леди! Габриэль поджал губы.

— Я не против того, чтобы ты кормила его сама. Просто волнуюсь, хватит ли у тебя на это сил? — Тут его обычная уверенность вернулась к нему: — Но должен заявить, что не позволю никаких оскорбительных намеков на то, что ты не леди. Даже если они исходят от тебя самой, ясно? Ты — это ты, и этим все сказано. Ты — графиня Вэйкфилд и мать моего сына!

Кесси склонилась над малышом, который разошелся не на шутку. Она вдруг устыдилась своей мелочности. Хм, Габриэль, судя по всему, не собирается покидать комнату, чтобы дать ей покормить сына в тишине и покое. Ладно, не отступать же.

Неотрывное внимание Габриэля действовало на нервы. Она потянула завязки рубашки, и та покорно соскользнула с плеч, обнажив ее круглую, пополневшую грудь с розовыми сосками. Чувствовала она себя крайне неуютно, но все же слегка повернула головку малыша к груди. Он совершенно случайно наткнулся ртом на сосок и принялся усердно сосать.

Тишина, наступившая в комнате, показалась ей еще более изматывающей, чем крики малыша.

— Пожалуйста, не сердитесь на меня, — попросила она.

Он ласково погладил ее по щеке и склонился так, что она ощутила тепло его дыхания, и на какую-то головокружительную секунду ей показалось, что он поцелует ее. И ведь она хотела этого, поняла вдруг Кесси. Хотела с такой силой, что ее бросило в жар.

— Я не сержусь, — мягко ответил он. — Я просто очень-очень счастлив, что ты наконец там, где и должна быть.

Пораженная откровенным желанием в его глазах, Кесси не отвела взгляда. Но он лишь обвел пальцем контуры ее нижней губы и убрал руку.

Его внимание всецело перенеслось на пыхтящего от усердия сына.

— Ты уже думала о каком-нибудь имени для него? Ощущая легкое разочарование, Кесси ничем не выдала себя.

— Вообще-то одно имя я уже выбрала. — Она промолчала о том, что ни секунды не сомневалась, что родит мальчика. — Мне всегда нравилось имя Джонатан… И мне кажется, что в качестве второго подошло бы Стюарт.

Она затаила дыхание и ждала. И совершенно не представляла себе, как он отреагирует на это.

— Джонатан Стюарт, — пробуя, произнес Габриэль и вдруг улыбнулся. — Мне нравится, дорогая! Значит, так и назовем: Джонатан Стюарт.

Сердце ее возликовало. Ей еще не приходилось испытывать такого трепетного счастья, такого мира в душе. Возможно, Габриэль был прав, когда привез ее сюда. Он любил своего сына, в этом не было никаких сомнений. Одно это наполняло ее радостью. И даже если он никогда не сумеет полюбить ее, гордость за сына у них будет общей…

Чего же еще желать?

Загрузка...