Мы находились в чрезвычайно щекотливом положении. Боязнь, что нас растопчут враги, а, возможно и свои, так и вертелась в голове, поэтому многие не выдержали и начали стрелять уже с расстояния в 300 метров. Понятное дело, меткость с такого расстояния уже была не такая высокая, но для такого плотного строя, ни одна пуля не пропадала даром. Всё-таки, как хорошо, что это не 20 век, когда в атаку идут рассыпным строем или цепями и приходится целиться внимательней и патронов тратить в разы больше. Пришлось и остальным открывать огонь.


Конница не успела набрать скорость и поэтому эффект от стрельбы оказался намного ниже ожидаемого. Не получилась куча-мала. Всадники объезжали упавших и продолжали скакать вперёд, но уже гораздо медленней, но, тем не менее, близость к врагу, дала ему возможность сблизиться уже через полторы минуты скачки.


Выпущенные семьюстами стрелков, до 4000 пуль, возымела действие, но не столь большое, ввиду построения колонной. Действительно, первые ряды были сметены, но тысячи тел сохранили жизнь скачущим сзади, а наше время кончилось, и все юнкера кинулись в коридоры между солдатами, убегая от копыт, рвущихся навстречу противнику, лошадей. Атака французов сомкнутым строем, не удалась.


К цели они пришли разрозненной кучей, а вот 1000 катафрактов ударили слитно, разбрасывая остатки скомканного строя. Задним рядам французов пришлось объезжать кучи трупов коней и всадников, так что, даже численное превосходство в середине построения не помогло. Французов смяли, опрокинули, заставив задние ряды остановиться и попятиться назад, под натиском Никейцев.


Как бы то ни было, но пули снесли с сёдел или свалили на землю с конями, до 1500 рыцарей, совершенно сломав их строй. А разрозненные группы или, одиночные рыцари, никак не смогут устоять против слаженной атаки сомкнутого строя. Вот и получилось, что при ударе катафрактов, сразу же были опрокинуты ещё тысяча рыцарей, а ударный отряд катафрактов пронёсся сквозь строй и врубился в стоящий сзади, резерв, из двух тысяч пехотинцев, пройдя сквозь них, как раскалённый нож сквозь масло. Следующие за катафрактами тысяча пехотинцев и 2 тысячи ополченцев, добивали упавших рыцарей и вломились в опрокинутые ряды резерва французов, вступив с ними в схватку, вокруг шатров императора. Пехота, наступающая с обеих сторон конных рыцарей, бежала в атаку, но медленней лошадей и пули начали их доставать ещё в 400 метрах от никейцев.


Как они не пытались закрываться щитами, пули, всё равно прошивали их, выкашивая ряд за рядом, заставив их остановиться и попятиться. Но вот юнкера побежали назад, давая путь кавалерии и стрельба прекратилась. Сержанты вновь погнали пехоту вперёд и те, потеряв от огня противника не меньше 4 тысяч соратников, вскоре схлестнулись с пехотой никейцев. Завязалась битва.


На флангах, картина боя выглядела следующим образом – половцы помчались на лёгких кавалеристов спереди и сбоку, окружая их с флангов. Однако БРДМ и БМД, стреляя из пушек и пулемётов остановили толпу нападавших и те, продолжая терять своих соплеменников, сначала остановились, потом вновь бросились вперёд, воспользовавшись моментом перезарядки пулемётов, опять остановились.


Патронная лента вмещала в себя 250 патронов и пулемёт, выплюнув 250 пуль, прекращал стрельбу на 2-3 минуты, для перезарядки. Но для 5000 всадников мчащимся широким фронтом, потеря сотни или двух, не была катастрофой и не

остановила их продвижения вперёд. Со стен забухали миномёты, посылая мины в тыл пехоте французов, но и это мало помогло Никейцам. Всё –равно, наёмников, было слишком много. Тем не менее, успех в центре, несколько остудил стремление пехоты и они, опасаясь нападения сзади, отпрянули в стороны, пропуская мимо себя катафрактов и скучившись, ослабили натиск на нашу пехоту.


БРДМ и БМД выехали уже во фланг половцев с обеих сторон и поливали их свинцом, останавливаясь, чтобы сменить очередную ленту и, отбросив раскалённый ствол, вставить новый. За 15 минут по половцам выпустили по 5 лент, более тысяче пуль, но они этого не замечали, продолжая напирать на наших всадников, которые уже подумывали об отступлении. Множество половцев кидались на БМД и БРДМ, пытаясь поразить их копьями и мечами, как правило, безрезультатно, сами падая, сражённые, под гусеницы и колёса.


Перед обеими машинами уже лежали горы убитых, когда половцы, поражаемые ко всему минами, сообразили, что их, даже в случае победы над почти разгромленными никейцами, ожидает неминуемая гибель от плюющихся огнём монстров, которых не берёт никакое оружие. Мало того, заметив, что наши фланги вот-вот побегут назад, из ворот города выехал ЗИЛ и напал на правый фланг противника, а два САУ, на правый, добавив по ещё одному пулемёту к имеющимся на флангах.


САУ также стреляли из пушек по толпам половцев, а из амбразур в кузове ЗИЛа, строчили из автоматов, стоящие там юнкера. Отступившие вначале сражения первые 700 юнкеров, влезли на стены и начали отстреливать французов сверху, поражая каждым залпом по 300-400 человек, двигающихся сзади сражающейся пехоты, пока те, вдруг не заметили, что сзади у них, не имеется поддержки. Вот тут, наконец, наступил перелом в битве, французы и половцы развернулись и побежали прочь.


Однако их никто не преследовал, слишком велики были потери и усталость. Никейцы опустили руки, пытаясь отдышаться. Только несколько сотен всадников пытались преследовать отступающих, но достигнув императорского шатра, остановились. Здесь шло отчаянное сражение между двумя сотнями личной охраны императора и остатков резерва, с пехотой никейцев, ополчением и спешившимися катафрактами. Здесь имел место следующий расклад сил – катафракты, опрокинув рыцарей, пробились сквозь резерв и упёрлись прямиком в шатры со свитой императора.


В то время, как часть катафрактов начала отбиваться от воинов резерва, три сотни катафрактов, спешились и попытались пленить императора, на защиту которого встали 200 его телохранителей и свита. Резерв дополнительно связали боем, достигшие шатров ополченцы. Бой продолжался 25 минут и вокруг шатров лежали сотни поверженных. Конные катафракты едва сдерживали наседающих на них пехотинцев французского резерва. Ещё 2-3 минуты и император получил бы свободный выход к отступлению, но триста всадников, начавших было преследование убегающих наёмников и половцев, врубились в толпу рубивших друг друга рыцарей и тяжело вооружённых Никейцев.


Пехота прекратила атаку и разбежалась, а, соскочившие с коней лёгкие всадники вступили в бой с охраной императора. Надо сказать, к чести последнего, он сражался в одном ряду со всеми. Его окружение уже, едва насчитывало 30 человек, когда количество нападающих возросло до двухсот. Поняв безысходность положения, император крикнул, что он сдаётся и приказал окружающим его рыцарям прекратить сопротивление. Его сдачу принял командир катафрактов, доместик Михаил Хониат, который и привёл императора с остатками его свиты в город.


Победители немедленно вошли в покинутый лагерь французов и начали его грабить. Из города вышли 3 тысячи ополченцев греков и начали стаскивать убитых в одно место. Одновременно их освобождали от доспехов, оружия и ценных вещей. Раненых, французов и никейцев, переносили в больницы города. Из города прискакал комендант Василаки и приказал командирам никейцев соблюдать порядок, а все, оставленные французами вещи складывать в одном месте, приставив к нему охрану. Вокруг лагеря стали нести охрану наши машины, 300 дружинников и 30 юнкеров.


Казакам предоставили возможность поучаствовать в грабеже лагеря, стаскивая добычу в отдельное, от никейцев, место. Оставленного имущества было настолько много, что просто не было возможности оприходовать его за один день. Кстати, практически не оказалось пленных, кроме императора, его свиты, менее сотни пехотинцев, да разве ещё раненые. Убитых было очень много, включая и никейцев.


Их ещё не считали, но, по предварительной оценке, полегло примерно: половцев до 5 тысяч, рыцарей – более 2000, остальных, приблизительно 13 тысяч, итого противник потерял более 20 тысяч убитыми и ранеными. Убежали, по крайней мере, 2 тысячи половцев и 3-4 тысячи французов. У нас убитых насчитали почти 5 тысяч никейцев и 3 тысячи ополченцев. Катафракты погибли почти все. Точные цифры пока ещё не были известны. Ещё и раненых в больницы поступило, где-то 4-5 тысяч.


Битва продолжалась совсем недолго –два часа, да на построение ушло тоже 2 часа. Так что подошло время обеда, и солдаты начали собираться на обед. Но в это время затрещали выстрелы и все, вновь схватились за оружие и кинулись на шум схватки.


Оказалось, что половцы, не смирились с потерей награбленного имущества, оставленного ими в своём лагере, собрались вместе и сделали попытку прорваться к своим шатрам. Они были замечены и обстреляны. Встретив организованное сопротивление, они предпочли убраться окончательно, потеряв 15 человек убитыми. На этом, сегодняшние схватки закончились. Больше, нас в этот день, никто не тревожил. Мне же, сразу после окончания битвы, Судейкин велел лететь на разведку. Мне удалось вылететь в половине второго, так как пришлось переправляться в Галату и

вывозить самолёт из крепости. Летели, как обычно, с Арзамасом.


Сначала полетели через Мраморное море к проливу Дарданеллы, но ничего в море не обнаружив, вернулись вдоль побережья и разглядели колонну французов, со стенобитными машинами, двигающимися в направлении Константинополя. Осада Цурула была снята. Французы совсем недавно оставили Цурул, скорее всего, сегодня утром. С этими машинами, они прибудут к городу не раньше вечера, завтрашнего дня.


Зато, уже приближаясь к Константинополю, увидели колонну половцев, идти которым оставалось чуть более 40 км. Эти прибудут в лагерь уже вечером, так как их сдерживает обоз, но передовой отряд прибудет уже через 3 часа. Времени оставалось совсем ничего, поэтому я посадил самолёт в старом месте, у стен, где мы сами, совсем недавно стояли, осаждая город. Я ссадил Арзамаса, чтобы он немедленно оповестил наши войска, занимающиеся сбором добычи, а сам полетел в Галату и приземлившись, вновь заставил дружинников загнать самолёт в крепость.


Собирающие убитых и раненых, а также трофейные команды, заторопились и через пару часов, прекратили свои работы, вернувшись в город. С собой загнали всех лошадей, которых удалось поймать. Наверно тысячи три. Но ещё больше лошадей продолжали пастись снаружи стен. Все своих убитых и раненых, как и раненых наёмников, внесли в город, оставив убитых французов и половцев лежать перед своим лагерем аккуратными рядами. Обшарить все вражеские палатки не успели и оставили их, как есть. Однако захватили все продукты противника, приготовленные для обеда вместе с котлами. Большую часть добычи половцев даже не стали трогать.


Это были малоценные вещи ограбленного, местного населения. В шатре императора изъяли сундук с деньгами для ежедневных расходов. Там лежали золотые и серебряные деньги в кошелях. Их не успели сосчитать, но вес сундука составлял примерно 2 центнера. Через час после того, как последние защитники укрылись в городе, к разорённому лагерю примчались на взмыленных конях остатки разбитых половцев, с подошедшими соплеменника из Цурула, которых прибыло 2 тысячи.


Они кинулись к своим шатрам и убедившись, что награбленное ими имущество, практически не тронуто, ринулись грабить оставленные шатры французов. Однако, на подходе, нарисовались выжившие в битве, 3 тысячи французов, которые были оповещены своими разведчиками об отступлении византийцев в город и немедленно бросились на защиту своего имущества. Половцы были вынуждены отступить.


Голодные наёмники начали выискивать в лагере остатки продовольствия и готовить из него обед. В городе, несмотря на большие потери, царило праздничное настроение. Разгром основного войска наёмников, пленение императора, вызвало взрыв радости среди населения, омрачённого горем родственников погибших ополченцев. Погибших разложили в нескольких церквях, и священники уже начали производить похоронные обряды. На кладбище рылись могилы на 7 тысяч человек. Все затраты на похороны, принял на себя город. Похороны назначили на завтра.


Захваченная в лагере казна императора, также была передана городу. Византийцы занялись сортировкой добычи и подсчётом её стоимости. Мы тоже занялись этим приятным процессом. На стены города были отправлены достаточное количество наблюдателей. К вечеру в лагерь наёмников прибыл обоз половцев и последние их воины – примерно 3 тысячи. Общее число половцев достигло 7 тысяч, менее половины первоначального состава. И нам был приготовлен сюрприз. На другую сторону Босфора прибыло пополнение, присланное никейским императором. Ещё одна тысяча катафрактов, тысяча скутатов и 4 тысячи пехотинцев –псилы. Всего 6 тысяч человек.


Это было всё, что имелось у императора на сегодня, в ближайших пределах Никомедии. Их предводитель – сам великий доместик империи, Никифор Тарханиот, являлся одним их известнейших полководцев того времени. Император послал его, понимая всю важность сохранения Константинополя в составе империи. Никифор, тут же принял на себя командование обороной города. Его громадный авторитет высоко поднял дух защитников города, что привлекло в последующие дни, в ополчение ещё несколько тысяч добровольцев. Таким образом, гарнизон Константинополя увеличился и составил почти 16 тысяч никейцев и примерно 4000 ополченцев.


9 июня. Суббота. День начинался обычным порядком. Все выспались и отдохнули. Ситуация вокруг города вырисовывалась следующим образом –снаружи расположилась армия наёмников, в количестве 2 тысяч французов и 7000 половцев. В городе расположилась вдвое большая армия, что и вдохновило Никифора вывести из города войска в составе 1000 катафрактов,3 тысячи конных трапезитов, 5 тысяч пехотинцев и 5000 ополченцев, взятых для создания видимости огромного численного перевеса.

Загрузка...