Глава 18 — Cоветская государственная шизофрения

Пока андроповский КГБ СССР продолжал секретно охотиться за студентом МГИМО Сергеем Жаковым (объектом оперативной разработки "Фермер") по подозрению его в шпионаже и измене Родине, тот, в свою очередь, начал наивную охоту за своими французскими призами.


Как оказалось, выиграть из-за "железного занавеса" лингвистический конкурс на международном радио во Франции было куда более просто, чем получить выигранные награды из-за границы.


Жаков являлся гражданином формально коммунистической и реально мелкобуржуазной страны, официальной государственной политикой которой являлась чекистская закрытость, болезненная подозрительность и психиатрическая шизофрения — то есть, в которой говорилось одно, делалось совершенно другое, думалось третье, а мечталось о четвёртом. Поэтому Жаков столкнулся с двумя формальными проблемами и одной идеологической.


Закрытый город.


Первая формальная трудность заключалась в том, что советский гражданин Жаков проживал в закрытом (как бы секретном) центре советской микроэлектроники и, следовательно, военно-промышленного комплекса СССР — Зеленограде. Его родители трудились над формально секретными темами в формально секретном Московском институте электронной техники, который официально являлся "почтовым ящиком", и имели вторую форму допуска КГБ СССР к работе с секретными документами — то есть, были не только практически невыездными, но и "непоказными".


Зеленограда, как населённого пункта, ни на картах СССР, ни в почтовых сообщениях не существовало. Вместо этого официальный почтовый адрес Жакова выглядел так: Москва, К-498, корпус 406, кв.105. Ни названия города (Зеленоград), ни названия улицы (Центральный проспект).


Электронный наукоград, город-шарашка был поделён на "зоны" как колония строгого режима или поселение ссыльных в сталинско-бериевском ГУЛАГе. Предприятия и НИИ были расположены в северной и южной промышленных зонах. Названий улиц и площадей в городе, кроме трёх-четырёх основных (площадь и улица Юности, Центральный и Панфиловский проспект), не было.


Жилые кварталы назывались микрорайонами и имели лишь нумерацию, кодированное цифровое обозначение. Если номер дома начинался с четвёрки, это означало, что он расположен в 4-ом микрорайоне города — это знали все в Зеленограде, но почти никто вне его. Так же различались магазины — 1-ый торговый центр в первом микрорайоне, 8-тий торговый центр в восьмом микрорайоне.


Зеленоградские кирпичные башни повышенной комфортности для городской партийно-инженерной элиты в просторечии именовались "Царским селом" (площадь Юности) и "Дворянским гнездом" (5-ый микрорайон).


На общественном транспорте в Зеленоград можно было приехать только двумя путями, оба из которых постоянно и бдительно контролировались милицией, КГБ и их секретной добровольной агентурой среди водителей, автобусных кондукторов и контролёров электрички: на автобусе-экспрессе прямого 400-го маршрута "Северный речной вокзал Москвы — Зеленоград" или на пригородном электропоезде калининского направления с Ленинградского железнодорожного вокзала. Зеленоград официально считался закрытым городом, и факт его существования был формально засекречен. Иностранцам туда въезд был закрыт и даже советским гражданам — ограничен.


Наши замечательные андроповские "органы" не смущала ни новая (брежневская) Конституция СССР 1977 года, якобы гарантировавшая полные свободы всем советским гражданам, ни Хельсинский акт международного совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанный Брежневым в 1975 году, который взял от имени СССР на себя торжественные обязательства полностью соблюдать все признанные в цивилизованных странах гражданские свободы и права человека (свободу слова, вероисповедания, передвижения, переписки, собраний и т. п.).


Но самое главное, наших кадровых шизофреников с площади Дзержинского не смущал даже тот простой факт, что о существовании якобы секретного Зеленограда с его якобы секретными предприятиями микроэлектроники было давно и всё известно всем иностранным шпионам.


Почему? Хотя бы уже потому, что во время эпохи разрядки международной напряженности, по собственному, инициативному приглашению советских властей в Зеленоград приезжали с официальными, государственными визитами президент США Ричард Никсон и президент Франции Жорж Помпиду в сопровождении генсека ЦК КПСС Леонида Брежнева и предсовмина СССР Алексея Косыгина. Не говоря уже о Фиделе Кастро и прочих социалистических главах братских компартий, государств и правительств. О чём широко сообщили в своё время не только центральные советские СМИ, но и буржуазная пресса.


Но в стране победившей государственной шизофрении — СССР — не существовало ни здравого смысла, ни прагматической логики, ни даже формальной буквы своего собственного Основного закона, а только секретные инструкции и чекистские подзаконные акты, какими бы идиотскими они не являлись. И огромная армия высокооплачиваемых дармоедов-шизофреников — ментов, партаппаратчиков и чекистов, денно и нощно стоявших на страже всем известных и никому не нужных секретов в соответствии с никому не известными инструкциями, утверждёнными ещё при царе Горохе.


Таким образом, чтобы получить выигранные во Франции призы, Жаков официально не мог дать французам своего домашнего адреса, не ставя самого себя и своих родственников, которые были формально обязаны бдительно хранить тайну существования всемирно известного "секретного" города-спутника, в положение "шпионов", "изменников" и "предателей Родины". Чекисты-шизофреники во главе со свихнувшимся на секретности параноиком Андроповым готовы были засадить в тюрьму всякого нормального человека. И регулярно сажали.


Закрытый ВУЗ.


Прописка в Зеленограде была только половиной беды несанкционированного победителя лингвистического конкурса на радио Франции Сергея Жакова, ибо не только его место жительства было секретным, но и его место учёбы. Ведь он являлся студентом весьма (самого) престижного, но закрытого, ведомственного ВУЗа при МИДе СССР, готовившего будущих дипломатов, внешторговцев, журналистов-международников и правоведов по связям с внешними рынками и странами — бойцов переднего края идеологической войны с международным империализмом.


Это теперь в МГИМО при МИДе РФ чуть не каждую неделю выступают главы иностранных государств и правительств, лидеры зарубежных политических партий, руководители международных организаций, фирм и банков. Это сейчас там существуют международные программы межуниверситетского сотрудничества, студенческого, аспирантского и преподавательского обмена, совместные с иностранными ВУЗами учебные программы.


Это в нынешнее время МГИМО имеет свой официальный сайт во всемирной электронной сети "Интернет", свои официальные профили и страницы в международных социальных сетях и открыто демонстрирует всему миру своих преподавателей и студентов. Это в настоящее время новость о победе студента МГИМО в международном конкурсе в секунды обошла бы социальные сети и Твиттер, спровоцировав тысячи "лайков" и перепостов по всему миру.


В 1980 году советский партийный, идеологический ВУЗ — МГИМО МИД СССР был также закрыт и секретен как аппарат ЦК КПСС или КГБ СССР. Единственными иностранцами, допущенными туда, были только предварительно проверенные и специально отобранные КГБ студенты из стран соцлагеря и Кубы.


Даже элитным студентам-международникам тогда были строго запрещены все несанкционированные контакты с иностранными представителями внутри СССР и поездки за рубеж, в том числе — по приглашению коллег, иностранных студентов из стран соцлагеря. МГИМО был красивой, золотой, но клеткой — своего рода тюрьмой для золотой молодёжи.


Наконец, идеологической проблемой для Жакова явилось то, что он выиграл лингвистический конкурс не в какой-нибудь социалистической Болгарии или братской Монголии, а империалистической Франции — стране НАТО и Западной Европы, вражеском для СССР государстве.


При Сталине сажали и ссылали в ГУЛАГ сотни тысяч и миллионы мнимых шпионов и сфабрикованных врагов народа. А уж реальный контакт с заграницей — подарок судьбы для чекистов. Тут бы был немедленный расстрел виновника и ордена для карателей. При Андропове уже за простой контакт с иностранцами не расстреливали, но выигранные во Франции призы грозили обернуться для студента Жакова в лучшем случае отчислением из МГИМО.


Закрытая страна.


В любой нормальной стране городские или университетские власти, узнав о победе юного жителя их города и студента в международном конкурсе, порадовались бы этому выигрышу, написали бы о нём в городской и университетской газете, сообщили бы по городскому радио и телевидению, устроили бы торжественный, праздничный вечер для вручения призов. Пригласив на него представителей французского международного радио и другой прессы, дипломатов из посольства Франции и нашего МИДа, политиков, начальство, чиновников от культуры и образования.


Школа и престижный институт, где обучался победитель международного лингвистического конкурса, тоже сочли бы за честь похвалиться своими учебными успехами. Об этом весьма позитивном событии, наверняка, написали бы центральные газеты, возможно, даже сообщила бы программа "Время". Ведь это был такой прекрасный повод продемонстрировать европейские и мировые достижения замечательной советской системы образования, воспитания и культуры. Повод не придуманный, а реальный.


Но ни Москва, ни Зеленоград, ни МГИМО, ни весь СССР не были нормальными городами, учреждениями и странами. У нас нормальным считалось вовсе не публичное поощрение положительных достижений молодого гражданина в области образования и лингвистики, а возбуждение секретного дела оперативной разработки в КГБ СССР по его подозрению в шпионаже и измене социалистической Родине.


Жаков шёл по лезвию чекистской бритвы и даже не догадывался о серьёзности своего положения, потому что был ещё очень наивным молодым человеком. Но кое-что за два с половиной года обучения в МГИМО он соображать уже начал. Особенно после мрачной истории с Олимпиадой-80 в Москве (мы об этом уже писали в четвертой части книги). Поэтому он стал усиленно размышлять, что бы ему такое предпринять, чтобы и призы получить, и не вылететь из института.


Закрытое Гостелерадио СССР


Призы были выиграны в радиоконкурсе, поэтому он первым делом и логически подумал о советском радио. Нашёл по городскому справочнику телефон молодежной и международной редакций Всесоюзного радио и позвонил туда. Удивительно, но там ответили.


И он рассказал дежурному клерку-журналисту в нескольких словах о французском конкурсе, о победе, о призах, о своём проживании в закрытом городе и учёбе в закрытом ВУЗе. И спросил, нельзя ли организовать так, чтобы парижский корреспондент Всесоюзного радио получил бы во Франции для него призы и переслал бы их на Пятницкую улицу в Москву. Клерк взял паузу на размышление — наверняка, побежал стучать начальству.


В Гостелерадио СССР было своё иновещание — вещание на иностранных языках на весь мир, пропагандистская служба, которая была более-менее равносильна РФИ при Гостелерадио Франции. И оно вполне могло бы связаться с коллегами во Франции и урегулировать вопрос.


На Центральном телевидении была также большая Учебная редакция с отделом телепередач на иностранных языках, в том числе, и на французском. И она могла бы легко подключиться к профильной, лингвистической истории, поспособствовать её счастливому разрешению.


Если бы на нашем советском радио работали бы не советские, а настоящие журналисты, они бы, безусловно, заинтересовались необычной историей, встретились бы с её персонажем, сделали бы любопытный репортаж, может даже, организовали бы прямой радиомост с Парижем. Да, мало ли что придумали бы падкие на сенсации и на неординарные судьбы настоящие журналисты.


Но в Гостелерадио СССР в Москве и в его корпункте в Париже работали не журналисты, а советские журналисты, то есть, идеологические чиновники, верные слуги, административные подмастерья советского шизофренического режима и "подкрышники" — кадровые шпионы КГБ СССР. Их не интересовали ни интересные журналистские истории, ни сенсации, ни люди, ни судьбы. Они занимались государственным шпионажем, государственной пропагандой и идеологической манипуляцией сознанием 260 миллионов советских людей в угоду сумасшедшим кремлёвским старцам.


Поэтому, вернувшийся клерк, ещё раз и очень подробно расспросив Жакова по телефону о деталях истории, вместо того, чтобы сделать всё то нормальное, что сделали бы нормальные журналисты в нормальной стране, нормальные сотрудники международной, молодежной и учебной редакций Гостелерадио СССР или иновещания, не дал никакого внятного ответа. А только посоветовал ему написать подробное письмо, запрос на имя товарища Лапина — главного телерадио министра Советского Союза. Как подумал наивный Жаков, для более подробного изучения вопроса в положительном ключе.


Он не знал, что это посоветовал ему кадровый оперативный сотрудник действующего резерва КГБ СССР, служивший под "журналистским" прикрытием в международной редакции Гостелерадио СССР, после короткого оперативного разговора со своим настоящим начальством на площади Дзержинского.


И цель этого (оперативного) совета чекиста, прикрывавшего воинское звание журналистским, была лишь в том, чтобы получить собственноручные письменные "признания" потенциального "шпиона" и "изменника Родины". Чтобы затем подшить их в его уголовное дело, подследственное КГБ СССР, и использовать их как формальные доказательства его вины в советском суде, готовом осудить любого, кто попал под колпак Гештапо Мюллера, пардон — Комитета госбезопасности Андропова.


О чём опер, чекист "подкрышник" написал в подробной секретной справке после окончания телефонного разговора с Жаковым. Пройдя по линии 5-го управления (идеологические диверсии противника) КГБ СССР, эта справка, прочитанная и завизированная его начальником, генерал-лейтенантом Филиппом Бобковым, была доложена Андропову и затем, по принадлежности, легла в уже третий том дела оперативной разработки "Фермер".


Контора пишет…


На быстро составленный и отправленный подробный запрос студента Жакова, министр советского телевидения и радио Сергей Лапин очень (слишком) оперативно (за два дня) ЛИЧНО ответил заявителю на правительственном бланке заказным письмом, что Гостелерадио СССР не имеет к французскому радиоконкурсу никакого отношения и ничем не может содействовать в получении призов из Франции.


Вы когда-нибудь писали очень большому начальству, в ведущую газету, в популярный журнал или на Центральное телевидение? Нет?! Тогда вы не знаете, что миллионы писем приходили (и продолжают приходить) в редакции и большие инстанции.


Над этим великолепно и тонко поиронизировал Владимир Высоцкий в своей песне "Письмо из сумасшедшего дома, с Канатчиковой дачи, в редакцию телепередачи "Очевидное невероятное":


"Дорогая передача!

Во субботу, чуть не плача,

Вся Канатчикова дача

К телевизору рвалась.

Вместо, чтоб поесть, помыться,

Уколоться и забыться,

Вся безумная больница

У экранов собралась…"


В стране, где была и остается повсеместно развитой коррупция, взяточничество и круговая порука местных властей и правоохранительных органов, единственная надежда, остававшаяся у людей, была написать в Москву — самому большому начальству, на телевидение или в самую главную газету.


А из Москвы либо не было ответа, либо приходили пустые отписки, либо ваше письмо просто возвращалось к тому, на кого вы жаловались — и он сводил с вами счёты. Позднее подобную обратную пересылку запретили партийными инструкциями и законодательно обязали всех чиновников в течение месяца давать развернутый и мотивированный ответ по сути жалобы.


Понятно, что даже с нашими повсеместно раздутыми, огромными штатами чиновников, никаких кадровых бюрократов не хватило бы содержательно отвечать на этот огромный массив корреспонденции. Поэтому при всех государственных конторах и редакциях появился специальный бюджет для внештатных корреспондентов, внешних референтов и консультантов, которые подрабатывали на этой довольно прибыльной работе.


Ушлый и писучий человек мог легко, левой ногой, настучать бюрократическую, но формально мотивированную отписку в четверть или половину печатной странички на официальном бланке, за что платили копеек 50. За три-четыре часа сверхурочной подработки в субботу, воскресенье или другое свободное время можно было, не сильно утруждаясь, приработать себе вторую зарплату старшего инженера, школьного учителя или вузовского преподавателя.


"Уважаемый редактор,

Отвечайте нам,

А то,

Если Вы не отзовётесь,

Мы напишем в "Спорт-лото"!"


После чего все заготовки внештатника отвозились в официальную контору, с которой он сотрудничал, где их формально подписывал какой-нибудь 457-ой замзав 129-го сектора 62-го подотдела 28-го отдела 15-го управления 3-го главка министерства или госкомитета.


А тут, вдруг, вместо дежурного старшего помощника младшего дворника до письменного ответа заявителю снизошёл аж сам министр!!!


Ответ министра Лапина


Большего держиморды и мракобеса, чем Лапин, при Брежневе трудно было сыскать. Даже на фоне Щёлокова, Суслова, Кириленко, Тихонова, Гришина или Черненко. За свой солдафонский характер и за то, что он ездил на чёрной министерской "Чайке" с це-ко-вскими номерами 11-11-МОС, партаппаратчики прозвали Лапина "барабанными палочками".


Выжив в 1930-х годах в период нескольких волн массовых "чисток" в Ленинграде и сталинского "Большого террора" в стране после убийства Кирова, 27-летний чиновник от советской партийной журналистики Лапин в 1939 году удачно поступает в Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б). После окончания которой, пока вся страна воюет, истекает кровью и голодает, Лапин хитро пролезает на ответственную и сытую работу в тылу — сначала в отдел пропаганды и агитации аппарата ЦК в Москве, а потом в Радиокомитет. К концу 1940-х годов он там становится большим начальником в ранге зампреда.


С 1953 по 1967 год его ждёт дипломатическая карьера — в одно время с Андроповым и в начале — по линии стран соцлагеря. В 1956-60 годах, по протекции доживавшего свои последние политические дни сталинского министра Скрябина (подпольная партийная кличка "молотов), Лапин — Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Австрии, которая являлась одним из самых активных центров шпионского противостояния между странами соцлагеря и Западом, когда в соседней пылающей пожаром восстания Венгрии послом был ещё Андропов.


Затем недолгая работа первым зампредом Госкомитета при Совмине СССР по связям с зарубежными станами, служащего "легальным" прикрытием для шпионской деятельности КГБ, потом — два года во главе МИДа РСФСР, кукольной и искусственной, но престижной организации и три года в замах у нового министра Андрея Громыко в настоящем министерстве иностранных дел СССР.


После чего — в 1965-67 годах — важная и заметная должность Посла СССР в Китае, когда отношения с Китаем ухудшаются, и в то время, когда "легальным" резидентом КГБ при СМ СССР в Пекине работает Юрий Дроздов, будущий замначальника ПГУ и начальник нелегальной разведки.


При протекции Брежнева и Громыко в 1966 году Лапин становится членом ЦК КПСС (откуда его выпрет только в 1986 году Горбачёв), и после возвращения из Китая в 1967 году его ждёт новое повышение — его назначают генеральным директором ТАСС, мирового рупора советской государственной пропаганды и одной из "легальных крыш" для международной, советской, преступной, шпионской деятельности.


Когда в 1970 году Брежнев, продолжая задвигать сторонников Шелепина, снимает с работы "комсомольца" Николая Месяцева, Лапин занимает освободившееся место во главе реорганизованного Гостелерадиокомитета при СМ СССР. Он также становится депутатом Верховного Совета СССР (и будет им последующие 19 лет).


Лапинский период во главе советского телевидения и радио известен как время глобальной реорганизации, политической и технологической перестройки системы ЦТ СССР. Среднесуточный объём вещания вырос с 1673 часов в 1971 году до 3700 часов в 1985 году. К Московской Олимпиаде был введён в эксплуатацию Олимпийский телерадиокомплекс (ОТРК), после чего телецентр в Останкино стал одним из крупнейших в мире. Во второй половине 1970-х годов к спутнику "Молния" прибавились спутники "Радуга", "Экран" и "Горизонт", существенно увеличившие возможность космической телевизионной трансляции.


Но более всего Лапин получил печальную известность своими запретительными решениями, идеологическим закручиванием гаек после "оттепели" 1950-1960-х годов. С его именем связано введение жёсткой цензуры на радио и телевидении. Тщательной проверке на предмет идеологической "чистоты" стали подвергаться развлекательные и эстрадные передачи. Была введена система разнообразных запретов.


При этом Сергею Лапину были присущи широкая эрудиция, довольно глубокие познания в литературе и искусстве и даже чувство юмора. Лапин являл собой особый, иезуитский тип просвещённого деспота и мракобеса, несмотря на 14 лет работы в дипломатии.


К примеру, он не разрешал появляться на экране телевизора людям с бородами. Мужчинам-ведущим было запрещено выходить в эфир без галстука и пиджака. Женщинам не разрешалось носить брюки. Лапин запретил показывать по ТВ крупным планом певицу Аллу Пугачёву, поющую в микрофон, так как счёл это напоминающим оральный секс.


Деятельность главного начальника советского телевидения и радио носила явные, системные черты государственного и партийного антисемитизма. На Центральном телевидении постепенно перестали показывать Вадима Мулермана, включившего в свой репертуар несколько еврейских песен (и это — на фоне обостряющегося идеологического противостояния СССР и "сионистского" Израиля), а также таких популярных исполнителей, как Валерий Ободзинский, Майя Кристалинская, Аида Ведищева, Лариса Мондрус, Эмиль Горовец, Нина Бродская.


Лапин много лет целенаправленно вытравливал на всё более затхлом советском телевидении и радио всё более-менее думающее и свободно дышащее, чудом остававшееся после печального окончания "хрущевской оттепели" и последующей эпохи "шестидесятников".


Многие передачи и фильмы подвергались серьёзной правке, иногда отменялись целиком. Уже в 1972 году прекращён показ в прямом эфире "Клуба весёлых и находчивых" (КВН), бившего рекорды популярности, особенно среди молодёжи. Была на продолжительное время снята с эфира популярнейшая программа "Кинопанорама", когда её ведущим был Алексей Каплер.


Закручивание Лапиным гаек на телевидении и радио происходит одновременно с раскручиванием Андроповым "холодной войны" и повышением идеологической роли КГБ. Центральное телевидение выполняет важную роль в улучшении образа чекистов в глазах народа после двух десятилетий сталинских чисток и репрессий, и почти пятнадцати лет хрущевского уничтожения органов госбезопасности. При Лапине выходят в свет главные чекистские сериалы по произведениям Юлиана Ляндреса "17 мгновений весны", "ТАСС уполномочен заявить", "Противостояние".


За все эти заслуги перед партией, правительством и КГБ Лапину по случаю 70-летия в 1982 году — за полгода до смерти Брежнева, повесят на старческую грудь звезду Героя соцтруда и четвёртый Орден Ленина. 73-летнего Лапина отправят на пенсию только осенью 1985 года, через полгода после прихода к власти Горбачёва.


Чтобы на письмо какого-то ничтожного студента Жакова в декабре 1980 года лично ответил в два дня и лично подписал свой ответ сам председатель Гостелерадио СССР в ранге союзного министра Сергей Георгиевич Лапин нужно было только одно: чтобы дело ничтожного студента Жакова стояло на контроле в Политбюро и Секретариате ЦК КПСС.


Держиморда, солдафон и мракобес Лапин серьёзно боялся только одного человека — Юрия Андропова. Ясно, что скорый ответ председателя Гостелерадио СССР не мог быть объясним ничем другим, кроме как личным интересом всесильного члена Политбюро ЦК КПСС и Председателя КГБ СССР к истории Жакова и его французских призов.


Для Жакова ситуация начинала заходить в тупик, тем более, что каждое последующее воскресенье упорный, последовательный и настырный Жаков продолжал отсылать свои правильные ответы в Париж и выигрывать там всё новые иностранные гаджеты и диски французских певцов.


Итак, за подписью Лапина он получил первый официальный отказ помочь ему вылезти из чекистской петли, всё туже затягивавшейся на его тонкой студенческой шее. А секретное дело оперативной разработки "Фермер" в Зеленоградском райотделе УКГБ по городу Москве и Московской области быстро пухло от десятков новых справок оперов-чекистов, отчётов "наружки" и секретных донесений агентуры КГБ.

Загрузка...