ГЛАВА 12

Разумеется, Томми – это Томми. Он просто не способен приехать сразу. Хотя последние четыре года он только и делал, что умолял меня о переезде, теперь у него находилась куча предлогов, чтобы потянуть время. То ему надо предупредить, чтобы почту пересылали на новый адрес, то договориться, чтобы временно не доставляли молоко. Кроме того, ему потребуется день или два – решить, что взять с собой. Он даже постарался все переиграть и предложил, чтобы я вернулась к нему. Ну уж нет. Одно я знала точно: лучше я буду дрожать от страха у себя дома, чем проведу еще одну минуту, пытаясь выжить в кавардаке Томми.

Итак, я осталась наедине со своими тревогами. Я заставляла себя не ходить в заднюю часть дома, потому что обязательно выгляну из окна и увижу обгорелые развалины. Я позвонила маме во Францию, но, как ни странно, никого не застала дома. Я оставила сообщение и в ответ получила электронное письмо. Оказывается, мама знала о пожаре. Наверное, ей рассказал Макс Остин. Он связался с ней и спросил, может ли она подтвердить мое алиби. Удивительно, но она не позвонила мне в истерике. Вместо этого в письме содержались четкие и простые инструкции. Вот номер страховщиков. Еще пригласи Фелисити Вуд – пусть позаботится о восстановлении сада.

О Фреде не было ни слова. Значит, она, скорее всего, не в курсе, что в летнем домике кто-то был, и я с удивлением обнаружила, что это не на шутку меня огорчило. Я хотела, чтобы все оплакивали Фреда. Я никак не могла смириться с его гибелью. Я все еще видела, как он стоит перед летним домиком и смотрит на Анжелу с таким обожанием, что их разрыв незадолго до его смерти кажется еще ужаснее. Я постоянно возвращалась к тому кошмару, который приснился мне у Томми. Обычно я не вспоминаю свои сны, но этот был особенно яркий. Не говоря о том, что я тогда даже не спала. Я была уверена, что Фред пришел повидаться с Анжелой и уговорить ее помириться. И это желание погубило его.

Чем дольше я об этом думала, тем больше убеждалась, что именно так оно и случилось и что мне просто необходимо кому-то все рассказать. Одна из причин, почему я давала волю фантазии, заключалась в том, что мне не говорили ничего конкретного. Я должна рассказать этот сон инспектору Остину, и чем быстрее, тем лучше.

Мэри Мехта и слышать об этом не хотела.

– Позвольте уточнить. Вы хотите рассказать инспектору Остину сон? – Она засмеялась – мол, не хочет меня обидеть, но и не собирается соединять меня с инспектором. – Я передам, что вы звонили. – Вот и все, на что она была готова пойти. – Все остальное нормально? Как дома? Уже обустроились? Мы не оставили особого беспорядка?

Что ж, ничего не поделаешь, подумала я, повесив трубку. Я лишилась возможности быть в курсе происходящего. Надо жить дальше и оставить все это в прошлом.

Но через час Мэри Мехта перезвонила:

– Инспектор Остин хочет с вами встретиться.

– Вы рассказали ему о моем сне?

– Вообще-то нет. Решила оставить это вам. Наверное, это телепатия. Он пришел сразу после вашего звонка и сказал, что ему нужно с вами увидеться. Через полчаса подойдет?

На мне все еще была футболка, в которой я спала, и старые выцветшие спортивные штаны. Что надевают на встречу с детективом? – ломала я голову, принимая душ. Полицейский участок Лэдброук-гроув находился чуть дальше по дороге. Сияло солнце, и меня ждала приятная десятиминутная прогулка. Я надела джинсы, длинный серый свитер с высоким воротом и кашемировое пальто, которое купила в прошлом году на новогодней распродаже. Когда я добралась до участка, щеки у меня горели от мороза, а сил явно прибавилось. Я была готова ко всему, даже к новой встрече с Кэт – и на этот раз я ее не отпущу.

– Что вы здесь делаете? – взвизгнула Мэри Мехта, когда я попросила дежурного позвать ее. – Они только что поехали к вам домой. Но не волнуйтесь. Я позвоню Ричи на мобильный и верну их обратно. Посидите несколько минут вон там, хорошо?

Не знаю, почему я решила, что должна идти к ним, а не наоборот. Мэри не просила меня этого делать, но, с другой стороны, не говорила, что они приедут сами.

Прогулка взбодрила меня, и мне не сиделось на месте. Я встала, подошла к чьему-то столу и принялась разглядывать фотографии в дешевых рамках. Никогда не могла устоять перед искушением сунуть нос в чужие дела. Вот как сейчас. У меня есть одна необычная страсть. Люблю смотреть на незнакомых людей и представлять, какие они. Правда, один человек на фотографии оказался очень даже знакомым. Я взяла снимок и уставилась на улыбающуюся Кэт. Ее нос и щеки усеивали веснушки, а длинные рыжие волосы были переброшены через плечо.

Кто бы ни сидел за этим столом, он знал Кэтлин Кларк, и, судя по всему, знал хорошо. Очевидно, это к нему она приходила в тот день, когда мы столкнулись в дверях. Я постаралась вспомнить, не было ли у Кэт брата или сестры, служивших в полиции, но на ум пришел только ее младший брат Билли, переехавший в Нью-Йорк.

Я огляделась. У противоположной стены стояла молодая женщина-констебль и подозрительно смотрела на меня. Я поставила рамку и вернулась на место.

Вернувшийся в участок Макс Остин был мрачнее тучи. Он кивнул мне и, махнув рукой, – мол, идите за мной, – скрылся в своем кабинете. Мне пришлось чуть ли не бежать за ним. Бросив взгляд через плечо, я увидела, что сержант Кросс на мгновение остановился у стола, где я нашла фотографию Кэт.

– Присаживайтесь, – Макс Остин снял куртку и повесил ее на спинку стула. – Очень любезно с вашей стороны прийти к нам.

Я промолчала, не зная, издевается он или нет. Он опустил свое долговязое тело на вращающийся стул, откинулся назад и вытянул длинные ноги под столом. Можно подумать, что он расслабился. Но он уперся локтями в подлокотники и начал постукивать кончиками пальцев, да так яростно, что это было слышно. Стук меня нервировал: например, меня всегда передергивает, когда люди хрустят суставами. Может, попросить его прекратить? Или он нарочно? Я оглядела комнату, и мой взгляд упал на большую кучу грязного белья, высыпавшегося из полиэтиленового пакета за, креслом. Я заметила, что рубашка на инспекторе чистая, но мятая. К пробковой доске над его головой был приколот вырванный из записной книжки листок. Я прищурилась и прочла список, написанный карандашом. Губки для мытья посуды. Молоко. Петрушка. Марки. Кухонные полотенца. Мармелад. Петрушка меня заинтриговала. Похоже на тесты, которые нам давали в школе. Какой пункт лишний? Петрушка подразумевала, что готовит он сам.

– Симпатичный кабинет. – Я машинально поддержала светский тон, которым он произнес: «Очень любезно с вашей стороны прийти к нам».

– Это не мой кабинет. Здесь работает Мэри. У Ричи тоже есть стол, а мой кабинет находится в Паддингтон-Грин. – Он сел прямо и наклонился над столом. – Мэри Мехта говорит, что вы – автор-«призрак».

Перемена была такой резкой, что я растерялась. Я кивнула.

– И вы как раз собираетесь начать работу над автобиографией Сельмы Уокер?

Я снова кивнула:

– Надеюсь. Я еще не начала книгу.

– Но вы встречались с ней, да? А значит, вы знаете ее менеджера, некоего мистера Роберта Кемпински?

– Роберта Кемпински?

– Может, вы знаете его как Базза?

– Да, мне его так представили. – Я понимала, что оправдываюсь.

– И вы познакомились с ним у нее дома?

– Да.

– Он никогда не приходил к вам домой?

О боже!

– Ну, однажды он проводил меня до дома. Она живет прямо за углом, знаете?

– Это было… – Макс Остин сверился с бумагами на столе и назвал дату моей первой беседы с Баззом. Я кивнула. – Но в дом он не заходил?

Я покачала головой. Нет, не заходил. Только не в тот день.

– Так нам сказала и ваша соседка, миссис О'Мэлли. Что он оставил вас на пороге.

Я убью эту любопытную корову. Наверное, опять подглядывала из-за шторы. Что еще она видела? Откуда она знает Базза?

– Значит, он никогда не был у вас дома? – продолжал Макс Остин.

Я быстро взвесила все «за» и «против».

– Ну, в какой-то момент он мог и зайти. Я работаю с ним…

– В какие комнаты он мог заходить? – Тон Макса Остина стал насмешливым.

– Я не знаю, я…

– Вы не знаете? Может, я сумею вам помочь. Мы нашли его отпечатки в холле, на кухне, на перилах лестницы и в спальне. Мистер Кемпински был в вашей спальне.

Я знала, что покраснела, и этим выдала себя.

– Если я расскажу вам, это останется между нами? – Я не смотрела на него.

– Останется между нами? – Почему он повторяет мои слова? – Мисс Бартоломью, я расследую убийство. Погиб человек, и его смерть почти наверняка связана со смертью Астрид Маккензи. Если то, что вы мне скажете, имеет отношение к делу, а я пойду с этим домой и просто положу под подушку, никому не будет пользы. Не так ли?

Я не ответила.

– НЕ ТАК ЛИ? – зарычал он.

– Это была всего лишь одна ночь, – пробормотала я. – Со всеми такое случается.

– ТОГДА ПОЧЕМУ ВЫ НЕ СКАЗАЛИ МНЕ, КОГДА Я СПРАШИВАЛ ВАС, КТО БЫЛ В ДОМЕ?

Я глянула через стеклянную перегородку, чтобы узнать, слушают ли нас полицейские.

– Это называется, – произнес Макс Остин медленно, будто разговаривал с идиоткой, – препятствованием правосудию. Вы хоть представляете, в чем я могу вас обвинить? Неужели вы думали, мы не узнаем, что вы принимали у себя Базза Кемпински?

Я продолжала хранить молчание. Похоже, в данных обстоятельствах это лучшее, что можно сделать.

– Мы давно знаем мистера Кемпински, – продолжал Макс. – У нас есть отпечатки его пальцев. Несколько лет назад его арестовали – он избил Астрид Маккензи, свою любовницу. Она вызвала полицию, но потом заявила, что не хочет выдвигать обвинение – женщины вообще редко это делают. И нам пришлось его отпустить. Так что когда он объявился в связи с вашим пожаром – он ведь менеджер актрисы, на которую вы работаете, – мы решили проверить. На всякий случай. И пожалуйста – его отпечатки в вашей спальне и на канистре с керосином. Мы привезли его в участок, но он, разумеется, утверждает, что никогда не был у вас дома. А теперь вы говорите, что все-таки был.

– Какая канистра с керосином? – Секунду назад я боялась, что меня упекут в тюрьму за препятствование правосудию, но это было до того, как инспектор упомянул Базза вместе с керосином.

– Канистра, которая хранилась в сарае возле летнего домика. Та, с помощью которой и устроили поджог. Мы вызывали кинологов, и спаниели мгновенно его унюхали. Я сам почувствовал запах, когда прибыл на место преступления. Он остался даже после того, как пожарные устроили потоп. Зачем вы храните керосин, мисс Бартоломью?

– Я его не храню, – озадаченно проговорила я. – Зачем он мне нужен?

– Потому что, как я уже говорил, мы нашли канистру у вас в сарае.

– Я ее туда не ставила. Может, отец что-то делал с керосином, когда последний раз приезжал из Франции.

– Когда это было?

– Примерно год назад, на прошлое Рождество.

– Эту канистру купили недавно. Она из магазина на Вестбурн-парк-роуд, а он открылся всего месяц назад.

– Я ее не покупала. Вы говорили, что нашли на ней отпечатки пальцев.

– Еще как нашли. Отпечатки мистера Кемпински на канистре и на дверной задвижке. На задвижке были и другие отпечатки. Маленькие. Возможно, детские.

– Кевин О'Мэлли, – сказала я с тайным злорадством.

– Да, мы говорили с ним, – продолжал Макс Остин. – Мы думаем, он последним видел убитого. Кевин сказал, что ему нравился Фредерик Фокс, потому что играл с ним в футбол в саду.

– В моем саду?

– Вероятно.

– Я никогда не видела его у себя в саду. Мы с его матерью не ладим. Но он мог общаться с Фредом, пока я была во Франции. Значит, Кевин видел Фреда в канун Нового года?

– Миссис О'Мэлли видела, как мисс О'Лири ушла в пять часов. Мисс О'Лири тоже говорила нам, что ушла именно в это время. Примерно через полчаса появился Фредерик Фокс, он искал ее. Кевин гулял на улице и спросил Фреда, не хочет ли тот поиграть, но Фред ответил, что у него нет времени. По словам Кевина, он был навеселе и кричал, что мисс О'Лири – его подружка и ему нужно ее увидеть.

– ДА! – Я ударила кулаком в воздух, словно только что выиграла Уимблдонский турнир.

Макс Остин взглянул на меня.

– Все это увязывается с моим сном, – объяснила я.

– С вашим сном? – повторил он, но без иронии. – Расскажите мне ваш сон.

– Вообще-то я не такая, – запротестовала я. – Я не верю во всю эту чепуху про анализ сновидений. Кроме того, это даже не совсем сон. Я дремала, и у меня в голове внезапно возникли образы того, что могло произойти. Вроде видения, но по ощущениям похоже на сон.

Я понимала, что несу полную чушь.

– Просто расскажите мне, – тихо попросил он. Когда я добралась до той части, где Фред закурил вторую сигарету и не затушил ее, Макс остановил меня:

– Вы знали, что он курил?

– Вообще-то нет, я просто предположила…

– Мы спрашивали мисс О'Лири, и она сказала, что, насколько ей известно, Фред не курил. Да и окурков не нашли.

– Тогда, может, внутрь что-то бросили, и начался пожар?

– Вы это видели в вашем… вашем «видении»? – В его тоне проскользнули скептические нотки.

– Я просто рассматриваю это как возможность, – призналась я.

– Продолжайте.

Запинаясь, я вымученно изложила свою версию гибели Фреда.

– Но было темно. Вы не могли этого видеть, – заметил Макс Остин.

– Я ничего не видела. Это все у меня в голове. Меня там не было. – Я уставилась на него. На что он намекает?

– Вполне возможно, что Фредерик Фокс умер именно так, как вы описали. Пожарные установили, что был поджог.

– С канистрой керосина. – Я гнала прочь мысли о том, что на канистре остались отпечатки Базза и что из этого следует. – А на ней были отпечатки Кевина? – с надеждой спросила я.

– Нет. Хотя снаружи мы нашли следы, которые совпадают с его теннисками.

– Ну, если он играл в футбол…

– Еще мы нашли следы другого ребенка, но Кевин утверждает, что играл только с Фредом и что тридцать первого декабря вообще не был у вас в саду.

– И вы ему поверили? И что за другой ребенок?

– Это мы и пытаемся выяснить, потому что такие же следы нашли возле дома Астрид Маккензи в ночь пожара.

Я вся обратилась в слух.

– Но я думала, вы допрашивали мужчину?

Макс Остин холодно взглянул на меня.

– Да, – протянул он. – Естественно, мы беседовали со всеми, чьи отпечатки нашли в доме, но я говорю об отпечатках снаружи. На почтовом ящике, например. Кто-то просунул в него тряпку, вымоченную в керосине, а потом бросил зажженную спичку. Так начался пожар в доме Астрид. Кто бы ни топтался вокруг почтового ящика, засовывая в него тряпку, он оказался довольно глуп и не надел перчатки. Мы имеем дело с любителем.

– Может, ребенок? В конце концов, она ведь вела детские передачи.

Макс искоса взглянул на меня, и я догадалась, что он до сих пор не сопоставил эти два факта. Я могу собой гордиться.

– Мы не уверены, что это ребенок, – коротко сказал он. – Но не исключаем этого. У нас есть свидетель – ваш сосед. Говорит, что видел ребенка, бегущего по вашему саду примерно в то же время, когда погиб Фред. Точного описания нет: на ребенке была куртка с капюшоном. Он даже не понял, мальчик это или девочка. Было очень темно. Просто маленький силуэт на лужайке. Кевин говорит, что не был у вас в саду, но мы допускаем, что он лжет. Он знает, что ему туда нельзя. Очевидно, мать запретила ему играть в вашем саду. Мы составим список его друзей и побеседуем с ними.

– Значит, в моем саду играли дети? – уточнила я.

– О, это не все. Ваш сад неплохо огорожен. Единственный доступ – через переулок вдоль дома. Поэтому мы искали людей, которые около пяти часов тридцать первого декабря видели кого-нибудь в переулке.

– И?..

– Кроме свидетеля, видевшего из окна ребенка в куртке, мы поговорили с женщиной, которая живет через дорогу. Она говорит, что человек был действительно в куртке, но слишком большой для ребенка. Она заметила маленькую – или большую – куртку, потому что он очень торопился. И она говорит, что это было позже, ближе к шести. Еще есть мужчина. В тот вечер он разносил листовки по почтовым ящикам и сообщил, что видел женщину, выходящую из переулка «после пяти часов» – точнее он сказать не может. Мы ищем эту женщину. Дальше – у нас есть продавец с рынка. Он говорит, что знает вас…

– Крис?

Макс Остин заглянул в свои пометки:

– Кристофер Петаки, да. Он производил предновогоднюю доставку. Он доставляет вам продукты на дом, мисс Бартоломью?

– Нет. – Сменив мать за прилавком, Крис предложил новую услугу – он бегал через дорогу в рестораны и к некоторым любимым клиентам и доставлял овощи и фрукты прямо к двери. Я же всегда считала, что ходить по рынку – само по себе удовольствие.

– Так или иначе, он видел мужчину, заходящего в переулок в шесть часов. Он говорит, что остановился и понаблюдал за ним. Он знал, что это ваш дом и что вы в отъезде.

– Базз?

– Описание подходит. Высокий, смуглый. Но мистер Петаки говорит, что он был в коричневой кожаной куртке, а мистер Кемпински утверждает, что не носит кожаных курток. Не его стиль.

– Значит, у вас есть мужчина, женщина и ребенок. У вас есть отпечатки этих людей?

Макс Остин кивнул:

– Еще у нас есть куча отпечатков пожарных, топтавшихся в саду. Но их мы пока не берем в расчет.

– А как же Анжела? – спросила я. – Она не видела в саду кого-нибудь чужого?

– Она утверждает, что не видела там никого, кроме погибшего и ее нового парня, Скотта.

Может, сказать, что Анжеле известно, что Базз был в доме, подумала я, но не успела и рта раскрыть, как инспектор продолжил:

– В каких вы отношениях с мистером Кеннеди? – Опять он за свое. Сменил тему без предупреждения и застал меня врасплох. – Вы не живете вместе.

– Мы как раз собираемся, Томми переезжает ко мне. – Пока вы не разберетесь со всем этим, и я снова не почувствую себя в безопасности, хотела добавить я, но передумала и медленно проговорила: – Значит, вы ищете человека, у которого был мотив поджечь и Астрид Маккензи, и Фреда?

– Не Фреда, – возразил Макс.

– Вы думаете, Фреда спалил кто-то другой?

– Нет. Я вообще не думаю, что охотились за Фредом.

Я переварила его слова.

– Значит, кто-то хотел убить Анжелу?

– Ну, это ведь она должна была находиться в домике. И было темно. Если допустить, что ваше видение довольно близко к правде, тогда кто бы ни поджег летний домик, он не видел, что внутри не мисс О'Лири, а Фред. Очертания фигуры через шторы, не больше.

Мысль о том, что Фред погиб потому, что его спутали с Анжелой, была почти невыносима. Я долго молчала и, наверное, слишком помрачнела, потому что Макс Остин вдруг встал и велел мне идти домой.

– Вы отпускаете меня, хотя я не рассказала про Базза? – изумилась я.

– Если вы вспомните хоть что-то, любой пустяк, который, по-вашему, мне нужно знать, вы должны поднять телефонную трубку и позвонить либо мне, либо Мэри Мехте. Если я узнаю, что вы снова утаиваете улики, то предъявлю вам обвинения. Вы меня поняли?

Он взглянул на меня в упор, я испугалась и яростно закивала.

– Галопом примчусь, – пообещала я.

– Так или иначе, вы нам очень помогли, – пробормотал он, и его лицо смягчилось. – Мне жаль, что вам пришлось впутаться в это.

Доброта в его голосе тронула меня. Кажется, у него ужасно переменчивый характер. Мне показалось, что во время разговора он обращал на меня лишь половину внимания. Вторая половина его головы занималась чем-то другим. Я протянула руку, но он уже отвернулся, и я тихо выскользнула из комнаты. А то, чего доброго, он придумает, о чем еще спросить.

Сержант Кросс сидел за столом, на котором я видела фотографию Кэт.

– Почему у вас на столе фотография Кэтлин Кларк? – спросила я.

– Она моя девушка. – Кажется, он удивился, что я знала ее.

– И давно? – спросила я.

– Восемь месяцев. Вы знакомы, да?

– Мы давно не виделись. Я потеряла с ней связь. Раньше она жила в доме двадцать четыре по Олл-Сейнтс-роуд. На втором этаже.

– Теперь она живет со мной. У нас квартира в Шепердс-Буш. Выгодная покупка, терраса на крыше. Правда, нельзя сказать, что я провожу там много времени. – Он грустно улыбнулся. Такие дела, как пожар в моем летнем домике, и удерживали его вдали от этой квартиры.

– Мы выросли вместе, – объяснила я. – Учились в одной школе. Мы были лучшими подругами, а потом вроде как потерялись. Мне хочется снова ее увидеть, правда. Может, вы дадите мне ее…

Зазвонил телефон. Он предостерегающе поднял руку, одними губами произнес: «Не уходите», и его лицо расплылось в улыбке.

– Как ты вовремя позвонила. – Он снова одними губами произнес: «Это она». – Послушай, ты ни за что не догадаешься, кто сейчас стоит рядом со мной. Говорит, что давно тебя не видела. Натали Бартоломью. Сейчас я передам ей трубку, сама с ней поговоришь. Алло? Алло, Кэт? Ты там? Что? А, хорошо. Я передам ей. Да, сегодня вечером. Я должен вернуться вовремя. Тогда и поговорим. Прекрасно. Пока. – Он взглянул на меня. – Она говорит, что позвонит вам. Вечером я дам ей ваш телефон.

– У нее есть мой телефон, – пробормотала я. Потом сержанта окликнули, и он извинился. Ему явно было неловко, и я ломала голову, что успела сказать обо мне Кэт. Когда он ушел, я тайком взяла его телефон и проверила последний поступивший звонок. Кэт не заблокировала свой номер, я записала его и спрятала листок в карман.

Что-то заставило меня вернуться. Я просунула голову в кабинет Макса Остина, чтобы попрощаться. Он стоял ко мне спиной, разбирал грязное белье и с кем-то разговаривал.

– Что означают эти дурацкие значки, Сэди? Откуда мне знать, можно их стирать в машине или нет?

Я вошла в кабинет и огляделась. Он был один.

Я постучала в открытую дверь.

– Я могу чем-нибудь помочь? Он подпрыгнул и оглянулся.

– А, это вы. Я тут пытаюсь разобраться, что из этого нужно отдавать в химчистку. Никогда не понимал, что означают эти картинки. Зато всегда прихожу в прачечную, когда у приемщицы перерыв. Вот и приходится ковыряться самому.

У него был такой беспомощный вид, что я согласилась изучить инструкции по стирке на каждом ярлычке.

– Это значит стирать отдельно. Это – не класть в сушилку. Это – стирать в прохладной воде, не больше тридцати градусов.

Я не верила своим глазам. Он все записал и на каждую вещь прилепил по желтой самоклейке.

– Иначе ни за что не запомню, – пояснил Макс. – Спасибо.

– Я просто зашла попрощаться.

– Да, хорошо. До свидания.

Я уже выходила, когда он крикнул мне вслед:

– Но если вы еще что-то скрываете от меня, я посажу вас в тюрьму!

Полагаю, это слышали все в полицейском участке. Мэри Мехта тронула меня за плечо:

– Не бойтесь его.

– Кто такая Сэди? – спросила я.

– Сэди? – Она нахмурилась. – Это его жена. То есть была его женой. Она умерла пять лет назад. А что?

– Нет, ничего. Это я так.

Загрузка...