Как я ловил диких зверей

Глава девятая МЫ ПОБЕЖДАЕМ ГОРНЫХ ДУХОВ

Одно темное пятно оставалось на истории всех моих похождений, которое я должен был, как бы то ни было, уничтожить: моя неудача с восхождением на Гору Духов не давала мне покоя. И через три года после моей первой злополучной попытки мне представился случай загладить неудачу, поправить свою репутацию и удовлетворить любопытство, взобравшись на вершину горы.

С шестью даяками, так великолепно помогавшими мне в охоте на орангутангов в Борнео, и моим боем Чуаем я прибыл в куалу Тренганы. Султан и Тунку-Безар встретили нас очень сердечно. На них, как и на всех жителей куалы, большое впечатление произвели мои даяки: они были светлее кожей и выше ростом, чем обыкновенные малайцы, но одевались так же, как и те — в саронги и тюрбаны на головах. Туземцы приняли их дружелюбно и гостеприимно. Интересно было наблюдать за Чуаем, когда он повел даяков с собой на местный рынок. Султан дал им четырех телохранителей, и они, точно целый полк, выступали по улицам, нагруженные провизией.

Я сообщил султану мой план восхождения на Гору Духов. Он постарался отговорить меня, и когда я попросил у него людей, он покачал головой и сказал:

— Туан знает, что на этой горе есть злые духи. Они опять пошлют туану неудачу. Из-за полосы зыбучих песков еще никто не возвращался назад… Мои люди не пойдут.

Но я твердо решился выполнить свое желание. Бесполезно было бы убеждать людей султана сопровождать меня: они все равно дезертировали бы. Впрочем, он согласился дать лодки и людей в мое распоряжение, чтобы проводить меня до кампонга Уэн-Мэта, откуда в сущности и начиналось самое путешествие.

Я оставался в куале четыре дня, заготовляя запасы риса, сушеной рыбы и факелов из дамара, пока приводились в порядок лодки. В утро нашего отъезда султан послал за мной и сказал, что он отправляет со мной одного из своих племянников, Тунку-Юсупа, который прикажет Уэн-Мэту в свою очередь сопровождать меня для охраны от сакаев. Я был очень тронут этим новым доказательством заботы о моей безопасности.

Пять дней спустя после того как мы покинули куалу, мы прибыли в наш отправной пункт — в кампонг Уэн-Мэта. Уэн-Мэт принял меня и Тунку-Юсупа со всеми знаками радушия и любезности, на какие только был способен. Он вспомнил и Чуая и сердечно приветствовал его. Даяки мои были для него новостью, и он прямо глаз не мог от них отвести. Мы прибыли в его кампонг утром. К вечеру для нас уже были выстроены три хижины.

Этим вечером мы сидели у Уэн-Мэта на веранде. Тунку-Юсуп передал ему приказ султана. Он склонил голову в знак согласия, но видно было, что особенного энтузиазма перспектива нашей экспедиции в нем не вызывала. Я объяснил ему, каким образом намереваюсь побороть встретившиеся мне в последний раз препятствия. Сказал, что с моими даяками, которые не боятся ни людей, ни зверей, ни духов, я уверен в успехе. План мой был таков: я хотел прорубить дорогу в двадцать футов шириной, начиная от полосы зыбучих песков до подножия горы, и от подножия до ее вершины. Потом сжечь срубленные деревья и таким образом открыть совершенно новый край, куда до тех пор, по уверениям старожилов, не ступала нога человека. Спутанные заросли лиан, вьющихся растений и кустарников были непроходимы — проделать среди них просеку было делом нелегким. Но я употребил всю силу убеждения, чтобы доказать Уэн-Мэту, что мои даяки не боятся никаких чар и что рубка деревьев и стук топоров будут пугать диких зверей и отгонять их с нашего пути, так что в конце концов мы победим Гору Духов. И он будет не только пенгхулю брани (смелый вождь), но еще и получит, подобно мне, славу пауанга (волшебника). Это произвело на него сильное впечатление, и после некоторого размышления он заявил, что он и его люди пойдут со мной.

— Где Нэйзар, Уэн-Мэт?.. Он все еще в твоем округе? Он мне тоже нужен, — сказал я.

— Да, Нэйзар как раз приехал сюда десять дней назад, чтобы выменять сырой каучук на рис.

— Возьми кого-нибудь из своих людей, иди к пескам и дай ему сигнал, чтобы он возвращался в кампонг.

— Хорошо, туан.

На следующий же день он отправился, захватив с собой трех-четырех мужчин. Они были в отлучке часа два-три, как вдруг мы услыхали удары в пустую колоду — это был гонг Уэн-Мэта. Мы слышали глухие удары в течение минут десяти, потом их темп изменился: два коротких удара, пауза и четыре удара. Мужчины кампонга кивнули головами и осклабились. «Нашел его, туан!»

Немного времени спустя Уэн-Мэт вернулся в сопровождении Нэйзара и еще двоих мужчин.

Нэйзар узнал меня и оскалил зубы в приветливой улыбке. Но когда Уэн-Мэт представил его Тунку-Юсупу, племяннику султана, он испугался. Он никогда еще не разговаривал с принцами. Тунку уверил его в благожелательстве султана и презентовал ему саронги и паранги, которые захватил с собой для подарков. Нэйзар согласился сопровождать меня после бесконечной лести и обещаний щедрых даров. На следующий день он ушел, нагруженный подарками и запасами риса и рыбы, готовый отправиться на гору хоть сейчас же.

Целых пять дней мы заготовляли наши запасы, постели, утварь для стряпни и прочее, а также готовили кайанги — толстые циновки из пальмовых листьев, сшитые ратаном, которые натягиваются на шесты и служат превосходными водонепроницаемыми крышами. Их можно переносить, свертывая в длинные трубки весом в каких-нибудь пять-шесть фунтов.

Мои даяки держались немного свысока и в стороне от обитателей кампонга Уэн-Мэта, и я решил использовать это, чтобы заручиться помощью Уэн-Мэта и его людей. Я сказал даякам, что, когда дойдет дело до вырубки просеки, они увидят, как умеет работать народец из джунглей. Они выпрямились, и глаза их заблестели.

— Туан, мы им покажем, как работает даяк своим парангом, — был их ответ.

Я призвал Уэн-Мэта.

— Неужели ты позволишь этим даякам с Борнео учить народ Тренганы, как вырубать просеку в джунглях? — спросил я.

Уэн-Мэт нахмурился и несколько минут оставался в задумчивости. Потом он созвал своих людей. Не знаю, какое чудо он совершил, но после разговора с ним все хотели непременно идти с нами. Час тому назад я боялся, что они откажутся. Горные духи, очевидно, будут побеждены благодаря национальному соперничеству.

Утром на шестой день мы тронулись в путь. План мой был таков, что даяки и сакаи будут чередоваться: то прорубать дорогу, то нести запасы. Те, кто нес вещи, должны были идти вперед и отмечать свой путь молодыми деревьями и лианами, так чтобы по их следу было легко идти. Шедшие сзади должны были рубить деревья и складывать их по мере своего продвижения. Рубить деревья можно было только не больше одного фута в диаметре. Я же прокладывал бы, таким образом, по моему компасу прямую линию к вершине горы.

Экспедиция состояла из Нэйзара с шестью мужчинами, за которыми следовал Уэн-Мэт со своими людьми, я, двое моих людей и шестеро даяков, замыкавших шествие и рубивших деревья. Тунку около часу шел с нами, а затем отправился обратно в кампонг, где должен был ожидать нашего возвращения согласно приказу султана.

Мы дошли до знаменитых зыбучих песков и легко перешли через них. После трех часов пути мы напали на источник воды, и я решил здесь расположиться на ночь. Моментально были построены четыре платформы из ратана, укрепленные на шестах, прилажены каянги и устроены постели. Чуай развел огонь и поставил кипятить воду для ужина. Время от времени били в тамтам, чтобы дать знать даякам, прорубавшим просеку, что мы уже на привале и ждем их. Скоро мы услыхали лязг их парангов. Они работали с ожесточением. Уэн-Мэт и его люди предложили свою помощь, но даяки гордо отвергли ее. Я должен отдать справедливость дипломатическим способностям Уэн-Мэта. Он рассыпался в похвалах их быстрой и четкой работе, говоря, что его люди так бы не сделали. Даяки были очень довольны. Но это было и правдой. Нэйзару, Уэн-Мэту и их людям казалось сном, что они зашли так далеко в джунгли. Там, где несколько часов назад была густая, дремучая чаща джунглей, теперь тянулась светлая просека футов в двадцать ширины между зелеными стенами…

Как только мы поужинали, я велел построить еще платформу, и туда мы поместили все наши запасы и утварь, чтобы предохранить их от сильной ночной росы. Нэйзар и его люди собирали хворост, разводили небольшие костры и кидали на них сырые листья, чтобы было побольше дыма, — в защиту не столько от диких зверей, сколько от москитов. Скоро каждый лежал под своей сеткой от москитов. В джунглях царила полная тишина, изредка нарушаемая воем леопарда или кашлем тигра. Довольные достижениями первого дня, мы скоро уснули.

Зарю нам возвестил странный крик «уа-уа» обезьяны гиббона, на зов которого вскоре стали отзываться его сородичи, и весь воздух был наполнен резкими, гикающими криками. Джунгли проснулись и звучали на тысячу ладов: отовсюду неслось пение птиц, жужжание насекомых, болтовня обезьян. Мне всегда нравилось спугнуть группу этих зверьков и наблюдать за их паническим бегством. Они взбирались на дерево — выше, все выше, на самые верхние ветви. Оттуда они без малейшего колебания бросались прямо в пространство, не обращая внимания, далеко ли до следующей ветки. Расставив руки, они точно пролетали по воздуху, хватались за гнущуюся под их тяжестью ветку и сейчас же прыгали дальше, казалось, без всякого усилия перепрыгивая с дерева на дерево.

Ранним утром, когда все еще влажно от росы, джунгли кишат пиявками. Эти отвратительные твари вытягивают свои веретенообразные тельца вверх и ползут, как гусеницы, выгибая спинки и передвигаясь необыкновенно быстро. Целые массы темно-коричневых пиявок ползают по всем направлениям по опавшим листьям; иногда среди них встречается зеленая с желтой полосой, но обыкновенно этот сорт держится на зеленых листьях и присасывается к вашей одежде, когда вы пробираетесь между ветвей. Иногда они заползают вам за воротник, но чаще вползают в рукав и всасываются в руку. Укус зеленых пиявок ядовитее, чем коричневых: то место, куда они присосутся, обыкновенно воспаляется и долго не заживает.

Солнцу нужно много времени, чтобы высушить росу. Оно блестит сквозь листву и дает странное освещение: все в отдалении кажется смутным, мелькающим, испещренным пятнами, так что часто различаешь леопарда или змею только тогда, когда почти что наткнешься на них.

Запах джунглей забыть невозможно. Я могу закрыть глаза и вызвать его в любую минуту. Это странный, пронзительный запах влажной растительности.

После завтрака мы опять двинулись вперед. На этот раз людям Уэн-Мэта представлялся случай показать свое искусство в деле рубки деревьев. Мы не прошли и четверти часа, как Нэйзар вдруг остановился, поднял руку и тихо воскликнул: «Бадак!» (Носорог!)

Мы насторожились и стали продвигаться с опаской, потому что никогда нельзя сказать, кинется ли на вас носорог или пройдет спокойно мимо. Мы видели его следы. Не желая терять времени, я скомандовал Уэн-Мэту ударить в тамтам. Сам же выстрелил из ружья. Эффект получился неожиданный. При первом ударе тамтама послышался громкий визг и хрюканье, и вместо огромного носорога наперерез нам кинулось целое стадо диких свиней, сваливших по дороге четверых людей Нэйзара и скрывшихся в джунглях. К счастью, пострадал только один из четырех, да и то несерьезно: ему сильно оцарапала икру одна из свиней. Я промыл рану кипяченой водой, которую всегда имею при себе, и марганцовым кали, а Нэйзар приложил к ней какие-то листья и травы. Пациент наш был очень доволен операцией, потому что я дал ему выкурить папироску, а затем вкатил ему такую порцию крепкого виски, что он чуть не задохся. Люди Уэн-Мэта, заслышав тамтам, прибежали на выручку, но мы сейчас же отправили их обратно.

По мере продвижения вперед, мы встречали следы тигров, леопардов и селадангов. Попадалось множество диких свиней и ланей, и я решил что-нибудь раздобыть нам на ужин. После нашего приключения мы шли не очень быстро, потому что я не хотел слишком удаляться от вырубавших деревья людей, и мы опередили их на какую-нибудь сотню ярдов. Мы были очень довольны — вместе идти веселей и безопасней.

Вдруг мы вышли на поляну ярдов в сто шириной, где трава была высокая и спутанная. Я взял ружье на прицел, готовый выстрелить, что бы ни завидел.

— Барьби! (Свиньи!) — закричал Уэн-Мэт, указывая в дальний угол.

Целиться особенно не надо было: там паслось штук двадцать — тридцать. Я выстрелил наудачу, зная, что в какую-нибудь да попаду. От выстрела свиньи кинулись бежать. Двое из моих даяков, подбежавших к месту, закричали: «Попал, туан!»

Интересно было видеть удивление на лицах Нэйзара и его товарищей. Им никогда еще не случалось видеть, чтобы на таком расстоянии и так быстро можно было убить зверя. Мое ружье было для них предметом любопытства, но они еще не видели его в действии. Чуай, широко улыбаясь, сказал: «К ужину жареная свинина, туан!..»

Хотя было еще рано, но я решил сделать привал, чтобы дать отдохнуть раненому сакаю. Люди построили платформы. Чуай и один из даяков принялись свежевать свинью, в то время как Нэйзар и его люди отправились на поиски воды. Вырыли яму, в которой развели огонь, а над ней положили накрест бревна. Свинью вымыли, вычистили, связали и надели на длинный шест — вертел. Что за пиршество! Чуай был истым художником своего дела. Люди наелись до отвала. Уэн-Мэт и его люди решили временно забыть, что мусульманам запрещено употреблять свинину в пищу, и с удовольствием уплетали свою долю.

Третий и четвертый день прошли без всяких приключений. Мы шли прямо к вершине горы — по стрелке компаса. Продвигались мы медленно, держась все вместе.

К концу четвертого дня мы почувствовали, что почва повышается, и я увидел, что мы стоим у самого подножия горы. Мы приготовились сделать привал.

Пробиваясь сквозь девственные джунгли, мы вспугнули стаю зеленых голубей. Пока люди вырубали чащу для нашего ночлега, собирали ратан, срезали колья и кору для подстилок, я с Уэн-Мэтом пошел посмотреть, не удастся ли настрелять голубей нам на ужин. Не прошли мы десяти минут, как услышали крики. Мы поспешили обратно. Все толпились около Абдула, одного из людей Уэн-Мэта. Оказалось, что на него напал и ранил леопард; леопард лежал тут же, пронзенный тремя стрелами, с размозженным черепом. Все были так взволнованы, что мы едва могли добиться, как было дело. Выяснилось, что Абдул проходил мимо большого дерева, вырывая ратан из зарослей, как вдруг леопард, притаившийся под деревом, кинулся на него, не издав ни одного звука, и свалил его на землю. Крики Абдула, которому зверь вонзил когти в мышцы и разрывал шею, привлекли остальных. Все кинулись спасать его. Стрела Нэйзара попала леопарду в бок, за ней две другие, пущенные его товарищами. Леопард повернулся, чтобы встретить нового врага, но Нэйзар опередил его и одним ударом паранга размозжил ему череп, убив его на месте. Абдул был так тяжело ранен, что, несмотря на наш уход, умер в эту же ночь, и рано утром мы похоронили его. Эта была первая настоящая трагедия за нашу экспедицию, и на людей она подействовала очень обескураживающе. Мне понадобилась вся сила убеждения, чтобы уговорить их, что леопард вовсе не был злым духом, посланным на нашу погибель. В конце концов они все-таки согласились попытаться достигнуть вершины горы.

Мы взяли с собой только то, что было совершенно необходимо. Люди Уэн-Мэта несли воду на всех, так как уверенности, что мы найдем воду на горе, не было. Упорно взбираясь, мы дошли до вершины около четырех часов дня. Никто из моих спутников не хотел поверить, что он действительно победил Гору Духов: им казалось это сном. В эту ночь они веселились, били в тамтам, пели и плясали и приносили в жертву духам и божествам джунглей рис и травы, чтобы умилостивить их. Я думаю, они боялись заснуть, чтобы не подпасть во сне под власть духов.

Ранним утром мы начали вырубать джунгли. Я выбрал самое большое дерево, какое только было, и срезал все развесистые ветки, чтобы взобраться на самую верхушку и оттуда хорошенько оглядеть окрестности. Я надеялся открыть что-нибудь новое, но ничего, кроме джунглей, я не увидел — джунгли, джунгли всюду, куда только достигал мой полевой бинокль. Тут я решил отдать все мои мысли тому, что для меня было в сущности самой главной целью моего предприятия, то есть установке западней и силков в этой свежевырубленной просеке, среди девственных джунглей.

Скоро мы уже были в полном порядке, готовые пуститься обратно в кампонг Уэн-Мэта, с тем, чтобы там заготовить сети и западни и потом расставить их по всей просеке.

Когда на обратном пути мы приближались к пескам, наши люди начали бить в тамтам. Скоро мы услыхали звуки ответных тамтамов. Тунку-Юсуп и весь кампонг с нетерпением ожидали нас и приготовили нам торжественную встречу. Они смотрели на нас с суеверным уважением. Путешественники павлинами расхаживали по кампонгу, рассказывая свои приключения, приукрашивая их, чтобы произвести впечатление на остававшихся дома. Вся ночь прошла в веселье и пирах.

На следующий день начались работы — приготовления к моей большой ловле. Весь кампонг поголовно принимал участие в сборе ратана, который затем промывался и шел на плетение сетей. Больше недели мы работали с утра до ночи, пока не были готовы сорок сетей, больших и малых, из разной толщины ратана. Я расставил их на расстоянии от пятидесяти до ста ярдов одна от другой вдоль по нашей просеке, мили на две вперед. Лишний раз мои даяки, как истые дети джунглей, доказали свою ловкость и быстроту, и пример их вызвал соревнование у остальных, не желавших ударить в грязь лицом. Не только до половины горы расставлены были сети, но еще были вырыты во многих местах ямы и прикрыты, а кроме того, нарезаны были колья, которые оставалось только пустить на изготовление клеток.

Теперь, когда были готовы все мои западни и сети, надо было приготовить все к пожару в джунглях, который должен был доставить мне моих зверей. Лесной пожар в малайских джунглях редкость. Его можно вызвать, только если пустить в дело срубленные деревья и срезанные лианы, которые предварительно, дней на десять, надо оставить сохнуть на солнце на открытом месте. Деревья по обеим сторонам просеки гореть не будут: они для этого слишком влажны — только опалятся и почернеют.

Приблизительно через две недели после нашего возвращения с Горы Духов все для пожара было совершенно готово. Мы ушли из кампонга на пески и там разложили костры и сухие травы с таким расчетом, чтобы огонь хорошо занялся. В тропиках на закате солнца всегда поднимается свежий ветерок: на него-то мы и рассчитывали, полагая, что он раздует наш пожар и погонит его по просеке между двух зеленых стен.

Первые огоньки начали посылать свои искры дальше и дальше с каждым порывом ветра, и наконец пламя с ревом взвилось в вышину деревьев и помчалось вдоль просеки, как по трубе. Языки пламени лизали все, что попадалось им по дороге, и скоро все было выжжено, словно выметено вдоль всей просеки, между почерневшими стволами колоссальных деревьев, а земля была совсем черна и занесена золой.

Опять кампонгу было не до сна в эту ночь. Для него, казалось, вся жизнь началась с того дня, как мы вырубили просеку! Туземцы больше не боялись Горы Духов: они были уверены, что я огнем выгнал всех демонов из джунглей. На рассвете я разослал людей группами по всем направлениям, чтобы осмотреть сети и приготовить клетки. Успех наш превзошел самые смелые ожидания.

Из сорока ловушек, расставленных нами, в шестнадцати мы нашли добычу: попались два тигра, три леопарда (один черный и один пятнистый), один тапир, три медведя, два бинтуронга, два кабана, одна бабирусса[12] и две лани. Кабанов и ланей мы пустили на корм хищным зверям. Тигры и леопарды так безнадежно запутались в сетях, что их ничего не стоило связать и посадить в грубые клетки, с тем чтобы в кампонге пересадить в лучшие. В одну из ям провалился носорог, и его было труднее всех остальных животных доставить в кампонг. Трудность заключалась в том, что у нас не было ни слонов, ни буйволов, чтобы вытащить клетку вверх из ямы, в которую мы ее спустили на катках. Я устроил ворот, прикрепил его к двум деревьям и, употребляя вместо катков бревна, в конце концов вытащил клетку с запертым в ней носорогом наверх.

Потом пришлось соорудить нечто вроде грубых розвальней и по специально расчищенному пути отвезти клетку в кампонг. Тридцать пять туземцев работали в течение трех дней над тем, чтобы доставить ее туда. Там приготовлялся плот, чтобы всю добычу перевезти в куалу Тренганы.

Все мои приготовления к отъезду из кампонга уже были завершены, когда ко мне прибыл старейшина Камаманского округа с известием, что там появился огромный тигр и наводит ужас на окрестности. Он умолял меня прийти и избавить их от этого чудовища. Тигр устраивал набеги на кампонг и уносил кур, уток и даже быков, но пока еще не трогал туземцев, которые с трепетом ожидали своей очереди. Как ни старались, они никак не могли увидать животное: только находили его следы да убеждались в результатах его посещений. С обычным суеверием они решили, что это дух, и были прямо в панике от его нашествий. Слава о моей победе над Горой Духов разнеслась далеко кругом, и репутация моя как пауанга была непоколебима. Вся надежда была на меня, я должен был освободить кампонг от этого ужаса. Помимо этого, я не мог воспротивиться желанию поймать еще один хороший экземпляр тигра. На тигров всегда спрос. Тут, очевидно, был особенно интересный тигр, и я решил заняться им.

Я оставил все наставления, как перевезти моих животных, и отправил даяков с Тунку-Юсупом в Тренгану.

Чуая и Тая я взял с собой и отправился со старейшиной в его кампонг. Он находился в пяти днях пути вверх по реке, в местности, носившей название «Оловянный Холм». Прибыв в кампонг, мы были окружены туземцами, которые смотрели на меня, широко открыв глаза, с каким-то благоговением. Я узнал от них, что тигр продолжал свои ночные посещения, несмотря на то что они разводили костры вокруг кампонга. Он был, конечно, духом; никто, кроме пауанга, не мог бы справиться с ним.

Скоро весь кампонг был за работой: плели сети, ставили западни и мазали пальмовые листья птичьим клеем. Вокруг загона, где помещались быки, я велел выстроить ограду из ратана, усаженную наверху острыми шипами. Листья, смазанные птичьим клеем, разложены были кругом нее на пространстве в двадцать пять футов. Внутри я расположил сети так, чтобы тигр, если бы он миновал птичий клей или перескочил через ограду, неминуемо попал в них.

На пятую ночь после моего прибытия в кампонг, часов в десять вечера, когда вся жизнь уже затихла, козлы, которых я держал для приманки, начали беспокоиться, блеять и вообще производить страшный шум. Потом вдруг наступило полное молчание. Затем какой-то треск, грохот, страшный рев и рычание взбешенного зверя, в котором были и гнев и страдание. Потом опять треск, громче первого, вопли женщин и проклятия мужчин. Со всех сторон во мраке сбегались туземцы. Появились факелы. Кто-то подбежал ко мне с криком: «Туан, скорей, тигр разрушил дом!..»

Мы все побежали к указанному месту; это оказалось правдой: тигр сломал подпорки хрупкого туземного шалаша. Женщины и дети с криком убегали во все стороны. Вдруг вспыхнул язык пламени, и в пять минут от шалаша ничего не осталось. При зареве пожара я увидел страшного зверя, — он был придавлен упавшими столбами, свободны были только его морда и грудь. Спина его наверно была переломлена, его рев страшно было слышать. Нечего было и думать поймать его живьем, можно было только прекратить агонию несчастного животного. Я быстро выпустил в него три пули и убил его.

Туземцы были вне себя от возбуждения. Я был готов ко всему, опасаясь, что кто-нибудь из них станет жертвой внезапного помешательства, свойственного малайцам и выражающегося в потребности самоубийства. Но, к счастью, возбуждение постепенно улеглось, и после того как я убедился, что все успокоились, приказал вытащить тигра из-под развалин дома. Шерсть на нем почти совсем обгорела, на голове была широкая рана от пули. Листья, смазанные птичьим клеем, прилипли к его морде так, что он был как бы ослеплен. Очевидно, он перескочил через ограду и каким-то чудесным образом избежал сетей. Но так как он ничего не видел, то в бешенстве своем кинулся вперед по кампонгу и наткнулся на подпорки дома с такой силой, что свалил их и сам был придавлен развалинами дома. Тут опрокинулся светильник с кокосовым маслом, поджег дом — и жизнь тигра была окончена. К счастью, обитатели дома отделались только ушибами. Дом стоял на окраине кампонга, так что пожар не был опасен другим строениям.

Тигра вытащили. От конца морды до хвоста он имел десять футов два дюйма. Весил он наверно больше трехсот семидесяти пяти фунтов — великолепный экземпляр, самый большой, какой я видел в Малакке. Я горько сожалел, что он не достался мне живым.

Но туземцы были вне себя от радости, что злой дух погиб. Они проклинали его на все имевшиеся в малайском наречии лады и плевали на него до тех пор, пока я не приказал вырыть большую яму и закопать его, потому что зловоние было ужасающее.

Кампонг не спал всю ночь. На воздухе разложили костры, приготовили пирушку, и пение и пляска продолжались до зари.

Старейшина был так благодарен мне за избавление кампонга от чудовища, что решил непременно сопровождать меня в куалу и лично рассказать султану, как был убит тигр.

Но Тунку-Юсуп уже успел прославить меня, и туземцы до того преувеличили мои подвиги, что уважение их ко мне как к пауангу было бы прямо смешно, не будь оно так искренно. Султан был поражен не менее своих подданных и очень горд тем, что я совершил «невозможное». Я же был главным образом доволен тем, что взобрался-таки на Гору Духов и, что было еще важнее для меня, поймал необыкновенно много зверей, чтобы увезти с собой в Сингапур.