Глава 2

Подмосковный поселок Черный Лог

– Последний сон! – прошептал кто-то, и Глория открыла глаза.

Она лежала на своей кровати, в спальне с гобеленами. На одном из них царь в золотой короне встречал женщину в пышных одеждах, сопровождаемую свитой прислужниц. Соломон и царица Савская.

При взгляде на эту придворную сцену Глория каждый раз вспоминала одно и то же: ее собственную встречу с хозяином коттеджа, где она теперь живет[1]. Может, карлик Агафон и не был царем, но Глорию он называл царицей.

Перед смертью он написал для нее письмо, которое попросил сжечь. Она старалась забыть те неожиданные запоздалые признания, выведенные на бумаге рукой карлика. Они волновали ее, лишали покоя. Строчки всплывали в памяти как бы сами собой, когда она даже не думала о письме. Прав был Агафон: уничтоженное в физическом мире, письмо осталось только между ними. Где двое, там третий неуместен.

Но он был, этот третий. Он существовал во плоти, причем плоть его выглядела потрясающе. Сероглазого брюнета звали Роман Лавров. Ее бывший начальник охраны, а ныне частный детектив на вольных хлебах.

Глория спустила ноги на пол и ощутила мягкий ворс ковра. Она уже несколько лет вдова и вторично выходить замуж не собирается. Но любовь и брак – разные вещи.

Этой ночью ей опять приснилась бесконечная анфилада комнат с высокими потолками и окнами в сад. Она шла из двери в дверь, из арки в арку… и попала в аллею, обсаженную липами. Деревья были обсыпаны душистым желтым цветом. Глория держала в руке письмо…

«Не исключено, что Соломону была известна формула творения, – писал Агафон. – И царица Савская приезжала именно за ней. Не исключено, что она получила то, чего желала. Или не получила. И первое, и второе одинаково возможно…»

– Получила или не получила? – прошептала Глория.

Казалось, от ответа на этот вопрос зависит ее жизнь. Или смерть. «И то, и другое!» – сообразила она.

По цветущей липовой аллее ей навстречу шагала обнаженная девушка. Когда та приблизилась, стало заметно, что ее ноги не касаются земли. Девушка держала в руке жезл. Каким-то глубинным чутьем Глория ощутила, что видит саму себя, хотя они с девушкой совершенно не похожи. У той за плечами парили ангел и орел, а по бокам сопровождали бык и лев. Призрачные, едва заметные. А Глория – сама по себе.

Они остановились друг напротив друга и молчали. Глория догадалась, что ее длинный путь наконец-то подходит к концу. Это было странное и приятное ощущение.

В дверь постучали, и в спальню заглянул слуга.

– Завтракать подано, – важно сообщил он.

Глория прыснула со смеху. Когда-то она считала Санту искусственным человеком, созданным Агафоном при помощи каббалы[2]. Как она была глупа и наивна!

– Кто знает? – усмехнулся карлик. – Может, так и есть.

Он сидел в своем любимом креслице и болтал в воздухе короткими кривыми ножками. Античный бог с безобразным телом тролля. Никто, кроме Глории, не видел его.

– Мне больше не будет сниться дворец в заколдованном саду. Нынешней ночью я побывала там в последний раз.

– Да, – кивнул он. – Я же говорил, что вскоре ты все поймешь.

– Ничего себе, скоро…

Она быстренько привела себя в порядок, накинула халат и выпорхнула в коридор. Из кухни пахло кофе и булочками с корицей.

Санта с удовольствием потчевал свою прелестную хозяйку. Подсовывал то сливки, то масло, то смородиновый джем. С аппетитом уплетая булочки, Глория обронила:

– Не завести ли нам собаку?

– Это еще зачем? У нас уже есть Найда! Толку никакого, одно беспокойство. Корми ее, купай, расчесывай, а она днем дрыхнет, а ночью облаивает все, что шевелится. Как вы ее терпите?

Дворнягу по кличке Найда подобрал и привез в Черный Лог «телохранитель»: так Санта прозвал Лаврова, которого недолюбливал. Должно быть, поэтому великан всякий раз ворчал на собаку. Хотя на самом деле та пришлась ему по душе.

– Что это вы вдруг про собаку заговорили, Глория Артуровна? Мало нам Найды?

– Я подумала, сторож из нее никакой.

– А чем же я не сторож? – обиделся Санта. – У меня сон чуткий, лучше, чем у пограничного пса. Ей-богу! Что сторожить-то надо? К нам и так никто не полезет. Дурная слава лучше всяких замков. Вон, местные, за версту нас обходят. Никакими коврижками не заманишь.

Глория молча допила кофе и отодвинула чашку. Хмурый слуга принялся убирать посуду. Не понравился ему этот разговор. Ох, не понравился!

– Гостей, что ли, ждем? Уж не «телохранитель» ли пожалует?

– Он самый, – кивнула хозяйка.

– Что ж, на него собаку спустить не помешает. Не Найду, вестимо, а какого-нибудь добермана или ротвейлера. Я бы за милую душу…

После завтрака Глория отправилась в беседку читать, а Санта занялся обедом. Полистав, она отложила книгу, потому как в голову лезли навязчивые воспоминания. Казалось бы, ни с того ни с сего вспомнилась ее первая любовь, Павел Нефедов и свидание, которое он ей назначил… с того света.

Посмертные послания сыграли в ее судьбе роковую роль. Сначала Пашка, потом Агафон. Карлик оставил ей признание в любви, которое не забыть, на которое не ответить.

Глория погрузилась в прошлое и размышляла о своих ошибках, пока ее не отвлек звонкий лай Найды. Собака прыгала у ворот и отчаянно виляла рыжим лисьим хвостом.

– Ну, вот и он…

Черный «Туарег» медленно вкатился во двор. Найда радостно кинулась к водителю. Глория встала и приложила ладонь ко лбу, вглядываясь в залитую солнцем статную фигуру гостя. Как всегда, неотразим. Бодр, подтянут, в джинсах, белой тенниске и темных очках. Чем не Джеймс Бонд!

Глория вышла из беседки. Они сдержанно поздоровались. В ее присутствии Лавров чувствовал себя неловко и не мог скрыть этой неловкости. На Глории было зеленое домашнее платье и туфли на босу ногу. В блестящих волосах застрял листочек. Сыщик загляделся на ее декольте, и она рассмеялась.

– Как дела с агентством? Оформил бумаги?

– В процессе.

– Ты прирожденный частный детектив, – не преминул поддеть его Санта.

Он стоял, подбоченясь и бесцеремонно разглядывая давнего недруга. Впрочем, их взаимная вражда была скорее игрой.

– Стараюсь соответствовать.

– Тебя ждет кое-что интересное, – заметила Глория.

Ее вдруг осенило, что так называемые «ошибки» – это шаги на пути к истине. Чувство, которое она не могла поделить между покойным Агафоном и живым Лавровым, дано ей как испытание. Она должна достойно пройти его.

– Неужели?

Лавров привез торт, шампанское и фрукты. Торт Санта беспощадно раскритиковал. Мол, такой гадостью можно отравиться.

– Что туда кладут? – ворчал белый, как лунь, великан. – Кондитерский жир, разрыхлитель и прочую ядовитую химию. На коробке забыли написать: «Опасно для жизни!»

– Неси шампанское в холодильник, – не моргнув глазом, парировал гость. – Остуди, потом принесешь. А фрукты вымой, нарежь и тащи сюда. Мы с твоей хозяйкой будем угощаться.

Санта фыркнул, сверкнул глазами и удалился выполнять поручение.

– Рома, что такое первая любовь? – внезапно спросила Глория.

– Гормональная интоксикация мозга, – не задумываясь, выдал он.

– Ты говоришь о своем опыте?

– Видишь ли, я познаю вещи на практике, а не в теории.

– Я сегодня вспомнила Пашу Нефедова. Прошли годы, а все как будто вчера случилось. Сейчас я думаю, это была судьба, которая привела меня сюда, к Агафону.

– Присядем?

Роман шагнул в беседку и устроился на теплой деревянной скамье. Глория покорно села рядом. Он коснулся рукой ее пальцев, и она не отняла их.

– У тебя день воспоминаний?

– Мне приснилась девушка. То была я, только другая. Такой я себя раньше не знала, не видела. Это мое прошлое и будущее в одном лице. Я долго шла… и теперь, кажется, впереди брезжит финиш. Давняя история, с которой все началось.

– Не очень понятно.

– Да, прости… – спохватилась она. – Прости.

– Что с тобой?

– Наверное, я еще нахожусь под впечатлением сна. Мне часто снится одно и то же: какие-то бесконечные комнаты… сад с аллеями и тропинками… странные существа, похожие на людей…

– Ты рассказывала, – кивнул он, изнывая от жары.

– Это похоже на греческий лабиринт. Одна прямая линия, на которой так легко заблудиться.

Ветра не было, зато солнце палило вовсю. Надо бы умыться и выпить чего-то холодненького.

– Так вот… это был мой путь! Я менялась, и вместе со мной менялись мои сны.

Лавров был далек от ее снов и от того, что ее взволновало. Конец, начало… Глория любит философствовать. А он любит ее. Чувство невероятно физическое, особенно когда она так близко. Стоит только прижать ее к себе, найти ее губы… и вот оно, блаженство. Но в какой-то момент понимаешь, что рядом лишь ее тень. Что сама она – мираж, отражение в зеркале.

– Можешь на меня рассчитывать, – зачем-то сказал он. – В любых обстоятельствах.

– Ты о чем?

– Ну… если я открою агентство, то это не значит, что… В общем, я всегда готов прийти на помощь. Я…

– Отлично, – усмехнулась она. – Скоро ты мне понадобишься.

Глория не бросала слов на ветер. Раз говорит, что скоро – возможно, уже завтра она позовет его. Она видит наперед. И то, что она видит, беспокоит ее.

С тех пор, как Глория поселилась в доме колдуна Агафона, она сама постепенно превратилась в колдунью. Это свершалось на его глазах, но, черт возьми, он проморгал превращение. Теперь он имеет дело с другой женщиной. И эта другая – во сто крат ему милее и дороже прежней. И эту другую ему мучительно трудно любить…

Загрузка...