Второй акт

Сцена пятая

Там же. Клитемнестра стоит или сидит там же, что и конце первого акта. Входит Кассандра с ларцом.

Кассандра: День добрый, госпожа.

Клитемнестра: Кто ты?

Кассандра: Невольница. Пленная троянка. Царь Агамемнон велел мне передать шкатулку эту вам. Но повозка наша застряла в грязи, мы отстали, и потому его приказ я выполняю с опозданьем.

Клитемнестра: Что тут?

Кассандра: Драгоценности женщин Илиона. (В сторону) Серьги, вырванные из ушей. Кольца, снятые с пальцев вместе с кожей.

Клитемнестра: Какая красота!

Кассандра: Это диадема Гекубы. Ожерелье с рубинами принадлежало Поликсене, той, которую зарезали на могиле Ахилла. Вот браслет Андромахи, жены Гектора, его хотели вернуть хозяйке, поскольку та благополучно выскочила замуж за ахейца, но в суете перед отплытием забыли.

Клитемнестра: А серьги эти, с сапфиром, золотые, чьи?

Кассандра: Кассандры, любимой дочери Приама.

Клитемнестра: Не утонули вместе с ней?

Кассандра: Уже задолго до печальной своей кончины она победителям их отдала не прекословя.

Клитемнестра: Изумительная работа.

Кассандра: И Кассандре они были дороги. Отец подарил их ей в день совершеннолетия. Как надела, так и снимать не хотела, только на ночь. Бывает, битый час крутится перед зеркалом, любуясь блеском камней.

Клитемнестра: Похоже, ты знала ее близко?

Кассандра: С самого детства. Моя мать служила Гекубе, и я росла во дворце. Мы с Кассандрой вместе в куклы играли, а повзрослев, подружились, несмотря на разницу в положении. Несчастная, так глупо лишиться жизни буквально за день до того, как стать царицей!

Клитемнестра: Царица здесь одна. И это я.

Кассандра: Да, может быть, теперь вам удастся ею остаться, хотя в лагере болтали, что Агамемнон все равно покарает вас с Эгисфом.

Клитемнестра: За что?

Кассандра: За прелюбодеяние. Царь все знает, Менетий ему рассказал.

Клитемнестра: Вот негодяй! То-то он мялся, не хотел говорить, что произошло между ним и Агамемноном. Ничего, видите ли, особенного, встретились, передал, что велели, царь поблагодарил, все. Тонкий нюх у парня, чует хозяина. А ты что тут стоишь? Принесла и шагай.

Кассандра: Прощай, госпожа.

Клитемнестра: Клитемнестра, спокойно! Главное — молчи, какую бы напраслину на тебя не возводили. Молчи и отрицай! О боги! Как трудно быть женщиной, вся честь ее в верности. Что мужчине? Он славу может подвигами заслужить, а в чем наш героизм? Стоять, как стена, и всех, кто пытается на тебя залезть, отпугивать. И какова награда за эту твердокаменную жизнь? Пара сережек, и те чужие. (уходит)


Сцена шестая

Там же через час. Хрисофемида, Электра и Орест разглядывают драгоценности.

Хрисофемида(прыгает и хлопает в ладоши): Золото Приама! Отец привез нам золото Приама!

Электра: Совсем ума лишилась! А еще замуж просится.

Орест: Потому и просится, что лишилась.

Хрисофемида (не обращая на них внимания): Сейчас я попробую угадать! Мне, я думаю, достанутся серьги, золотые с каменьями, отец ведь знает, что сапфиры особенно подходят к моим голубым глазам… Электре браслет, а маме ожерелье. А что Орест получит? Перстень?

Орест: Не хочу я никакого перстня! Я не девочка! Отец сказал, что припас для меня другой подарок, кинжал с резной рукояткой. Вечером получу, после того, как он уладит все дела.

Хрисофемида: Какие дела?

Орест: Не знаю.

Электра: Отец собирается убить Эгисфа.

Хрисофемида: О боги! За что? Эгисф был так мил с нами. И с матерью.

Электра: Вот именно за это.

Орест: А как убивают человека? Ножом, как поросенка, или из лука, как вепря?

Хрисофемида: Орест! Какие ужасные ты говоришь вещи. Отец вовсе не собирается никого убивать. Он не жестокий, он добрый и великодушный.


Входят Менетий и Эгисф.


Менетий: Привет, молодые люди. А где отец?

Хрисофемида: Отдыхает. Он очень устал от войны.

Менетий(Эгисфу): Сейчас доложу, что ты пришел. Подожди здесь. (уходит)

Эгисф: Откуда у вас эти украшения?

Хрисофемида: Принесла рабыня-троянка.

Эгисф: А вы уверены, что вам разрешено ими играть?


Дети быстро убирают драгоценности в ларец.


Орест: Мы тут спорили, убьет тебя отец или нет.

Хрисофемида: Орест!

Эгисф: И к чему пришли?

Орест: Ни к чему. Мнения разделились.

Эгисф: Это, дети мои, и есть греческая демократия.


Входят Агамемнон и Менетий.


Агамемнон: Дети, я думаю, во дворе вам будет веселее.


Хрисофемида, Электра и Орест уходят.


Агамемнон: А ты, Менетий, выйди и подожди за дверью. Позову, когда понадобишься.


Менетий выходит.


Эгисф: С возвращением тебя, Агамемнон.

Агамемнон: Здравствуй, братец! Нелегко же тебя разыскать.

Эгисф: Не там искали, наверно. Я сидел с приятелями в харчевне. Тут, недалеко. Прибытие ваше обсуждали.

Агамемнон: Симпозиум, что ли, устроили?

Эгисф: Да просто чесали языком. Долго вы все же копались. Трофеи, надеюсь, приличные привезли? Хватит доблестным воинам на старость?

Агамемнон: Не златом единым жив человек. Семейный уют, любовь близких и счастье детей важнее побрякушек. А как вы тут без меня время коротали?

Эгисф: Так себе.

Агамемнон: Тебе-то, может, и так, а мне каково? Думал, вот приеду, найду Эгисфа в постели у своей жены, обниму обоих и обратно на войну — привык настолько, что иной жизни не мыслю. А приехал — и на тебе, все шиворот-навыворот, жена меня, как бога, встречает, всю дорогу пурпурными покрывалами выстлала, а любовничек в харчевне затаился. Чего, спрашивается, боитесь?

Эгисф: Во-первых, не затаился, а жажду утолял. А во-вторых, не любовничек.

Агамемнон: Кто же?

Эгисф: Опора.

Агамемнон: Опора? Чтобы усесться поудобнее? На коня вскочить? Или чтобы с кровати не свалиться, когда три тысячи зверей там схватились, визжат, кричат, кусаются да царапаются?

Эгисф: Не ревнуй, Агамемнон. Не ты ли отобрал у Ахилла Брисеиду, что послужило в итоге причиной гибели Патрокла, воителя, полного всяческих достоинств, кроме разве что одного — умения трезво оценивать свои силы, без чего он чуточку зарвался, вступив в заранее проигранный бой с Гектором… Так мне, во всяком случае, рассказали сегодня утром в харчевне.

Агамемнон: Ты сравниваешь короткие любовные утехи воина с откровенным наглым сожительством?

Эгисф: Упрек не по адресу, мы всячески соблюдали пристойность, ни дети, ни кто-либо другой меня в твоей спальне не видел.

Агамемнон: А на моем месте за обеденным столом?

Эгисф: Ну Агамемнон, сам подумай, можно ли в течение многих лет жить в одном доме и вкушать яства в разных углах.

Агамемнон: Вот именно, яства. Мы в стане нашем под Троей о чечевичной похлебке мечтали. Не разумеет гражданское лицо ратника.

Эгисф: Успокойся, Агамемнон. Мы с тобой люди немолодые, негоже нам из-за какой-то бабы ссориться. Хочешь, забирай ее обратно, нет — выгони из дому. Я на нее не претендую. И на хоромы твои тоже.

Агамемнон: Что же получается. Сначала ты убиваешь моего отца, потом забираешься в постель к моей жене, а я должен все это терпеть?

Эгисф: Ну знаешь, твоя манера подавать факты в выгодном только тебе свете поразительна. Твоего родителя я прикончил за дело. Кормить моего отца мясом его собственных детей — можно ли представить что-либо более отвратительное?

Агамемнон: А твой папочка — воплощенная невинность, да? Кто мою мать соблазнил ради какой-то паршивой овечки?

Эгисф: Не паршивой, а золотой. Вкупе с престолом.

Агамемнон: Ты, ублюдок, сын собственной сестры!..

Эгисф: Маму не трожь! Она лучше вас всех,

Агамемнон: Ага, так и у тебя есть что-то святое? А у меня нет? Моя жена обесчещена, мои дети унижены, мой очаг осквернен. Ты заплатишь за это, Эгисф! Менетий! (Входит Менетий). Принеси мне со двора топор, да побольше.

Менетий: Неужто холодно в доме? Так велите, я дров нарублю.

Агамемнон: Не дрова я собираюсь рубить, а дурную голову. Меч пачкать не хочу. Неси топор.

Менетий: Сейчас найду подходящий. Только не разумнее ли будет всем во двор выйти? Голова не полено, кровищи напустим, а кому убирать?

Агамемнон: Ничего, жена уберет.

Менетий: Тебе виднее, господин. (уходит)

Эгисф: Прости, брат! Не думал я, что так скверно все кончится. Вначале мне просто жалко было смотреть, как хозяйство твое рушится, как слуги дурака валяют вместо того, чтоб работать, да вовсю тебя обкрадывают, а этот шустрый потомок привратника закрывает глаза на все, кроме прелестей твоей жены, которую он, можно сказать, извел своим настырным ухаживанием, этому-то надо было положить конец? Потом я детишек твоих полюбил, такие они славные, особенно Электра. Электру все прочие в доме побаиваются, даже жена твоя, слишком она, Электра, серьезная, но мне она пришлась по душе, частенько мы с ней на стене крепостной сидели и философствовали, об атомах толковали, об идеях, о богах, есть ли они, нет ли… И только потом, позднее…

Агамемнон: Она тебя соблазнила?

Эгисф: Кто, Электра?

Агамемнон: Не дури! О Клитемнестре спрашиваю.

Эгисф: Нет, Агамемнон, как-то само собой это случилось. Привыкли друг к другу, подружились. Страсти особой между нами никогда не было.

Агамемнон: Правду говори.

Эгисф: Правду? Ну если уж всю правду… Сам подумай, стал бы я ее домогаться, если б она авансов мне не делала…


Врывается Клитемнестра.


Клитемнестра: Трус и подонок! Не ты ли пялился на меня похотливо, как фавн таращится на нимфу, подкараулив ее за утренним туалетом, не ты ли вымогал ласки, как нищий вымаливает объедки, не ты клялся в вечной верности, стихи не ты складывал, достоинства мои бесчисленные превознося, избито, конечно, но в рифму? Покоя мне от тебя не было ни на час, ни на минуту, ведь ты словно не мужчина, на кабана не ходишь, даже в виноградник не заглянешь присмотреть за лозой, тебе же, пьянице, дарующей груз спелых гроздей, все в доме да в доме околачиваешься, порывы сладострастия перемежая нытьем. Будь проклят день, когда тебе позволила я переступить порог дворца, и все от жалости, урод!

Агамемнон: Ну наконец-то что-то начинает вырисовываться.

Клитемнестра: А ты что тут корчишь из себя героя, несправедливо обиженного ближними? Вправду, что ли, считаешь себя ниспровергателем Илиона? Да если б не Одиссей со своим деревянным конем, идиотской, надо признать, выдумкой, на которую только такие безмозглые ослы, как троянцы, и могли клюнуть, разве ты когда-нибудь завоевал бы этот жалкий городишко? Бездарный ты полководец и не только. Царем был таким же неспособным, если б не я, давно бы власть свою растерял без остатка. Об остальном молчу. Но даже если признать твои мнимые заслуги, разве настоящий герой позволил бы, чтобы на его глазах зарезали его собственную дочь? И ради чего? Какого-то попутного ветерка! Никогда тебе этого не прощу. И потому делай, что хочешь, мне все равно. Предай меня смерти, как Ифигению, я не боюсь. Зачем жизнь женщине, убедившейся, что нет на свете мужчины, достойного ее любви.

Агамемнон: Успокойся. Твоя дочь жива.

Клитемнестра: Не верю.

Агамемнон: Клянусь благосклонностью богов олимпийских.

Клитемнестра: И где она?

Агамемнон: Не знаю в точности.

Клитемнестра: То есть сам ты ее живой не видел.

Агамемнон: Нет, мне сказали.

Клитемнестра: Кто же?

Агамемнон: Покойная Кассандра.

Клитемнестра: Врешь.

Агамемнон: Я ведь сказал, клянусь благосклонностью богов…

Клитемнестра: Что стоят клятвы, истинность которых проверить невозможно.

Агамемнон: Ладно! Эгисф, пойди и приведи сюда рабыню по имени Александра.

Эгисф: Иду. (уходит)

Агамемнон: Совсем недавно кто-то мне красочно расписывал, как верность соблюдал, чтобы не утратить молодость.

Клитемнестра: Так и есть. Душа моя безгрешна.

Агамемнон: А что, плоть это грязная посуда, которую с радостью дают помыть любому, кто пожелает?

Клитемнестра: Плоть моя взбунтовалась, узнав, что стало с той, кто столь долго, девять месяцев, была ее частицей. Ей захотелось отомстить за преступление.

Агамемнон: Хороша же плоть, которая поступает наперекор душе.

Клитемнестра: Такой не я ее создала, а бессмертные боги.

Агамемнон: От подобных рассуждений попахивает богохульством.


Входят Эгисф и Кассандра.


Эгисф: Твое поручение выполнено, братец.

Агамемнон: Кассандра, а ну-ка расскажи нам, что сталось с ненаглядной дочерью моей Ифигенией.

Клитемнестра: Кассандра?

Агамемнон: Да, это она, дочь Приама.

Клитемнестра: Она же утонула.

Агамемнон: Это я придумал, чтоб ее от ваших козней обезопасить. Итак, Кассандра?

Кассандра: Ифигения жива. Артемида пощадила ее, забрав с жертвенника и заменив ланью.

Агамемнон: Я собственными глазами видел эту лань. Однако же подумал, что Артемида проделала сей трюк, дабы напомнить мне о проклятом олене, ставшем причиной ее гнева.

Клитемнестра: Но если Ифигения жива, то где она?

Кассандра: Далеко. Я в том месте не была и назвать вам его не могу. Но лицо ее курносое вижу ясно.

Клитемнестра: Да, верно, курносенькая была наша дочурка, в кого, не знаю. А глаза? Глаза ее ты видишь? Какого они цвета, скажи.

Кассандра: Темно-синие, как Эгейское море.

Клитемнестра: Да-да, это так. А брови? Какие у нее брови?

Кассандра: Высокие, каким и следует быть бровям царской дочери.

Клитемнестра: Она, без сомнения, она. Однако… Ее мог описать тебе Агамемнон.

Агамемнон: О боги! До чего же недоверчивое существо женщина.

Кассандра: Ты не веришь мне?! Мне, дочери Приама?

Клитемнестра: Поклянись памятью отца, что говоришь правду.

Кассандра: Клянусь.

Клитемнестра: Я успокоилась. Она жива. О, Агамемнон, прости меня. Пощады не прошу, только прощения.

Эгисф: И меня прости. Нехорошо вышло. Виноват. Каюсь.

Агамемнон: Вот видишь. Кассандра, какие плоды принес твой дар. Преступники вину свою полностью признали. Не буду говорить, что я доволен, о каком довольстве речь, когда обмануты надежды и похоронены иллюзии. Однако даже в такой злосчастный час надо быть последовательным. Война окончена. И не только у стен поверженной Трои, но и здесь, в наших сердцах. Объявляю свое решение: Эгисф, убийца моего отца, и ты, неблагодарная жена, вы, столько лет позорнейшим прелюбодеянием осквернявшие мой дом — я вас прощаю.

Эгисф: Спасибо, Агамемнон, ты великий человек.

Клитемнестра: Благодарю, мой великодушный супруг.

Агамемнон: Как будем жить дальше, обсудим вечером, за праздничным столом. Пока же я вернусь к прерваннному отдыху.


Входит Менетий с топором.


Менетий: Взгляни, государь, такой подойдет?

Агамемнон: Вполне, однако тут у нас кое-что переменилось. Поэтому используй его по назначению, наруби дров. Да, и позаботься о Кассандре. Помести ее в лучших покоях и проследи, что она ни в чем не испытывала нужды. Словом, заботься о ней, как об особе царской крови, какая она, в сущности, и есть. И смотри, чтобы никто ее не обидел, не оскорбил или, упаси Зевс, не причинил вреда. Отвечаешь головой.

Менетий: Слушаюсь,


Все расходятся.


Сцена седьмая

Там же, в сумерках. Эгисф, затем Клитемнестра.

Клитемнестра: Эгисф!

Эгисф: Клитемнестра?

Клитемнестра: Что с нами будет?

Эгисф: Понятия не имею. Ты ему веришь?

Клитемнестра: Нет.

Эгисф: И я нет. Не может ревность погаснуть, как свеча, от одного порыва великодушия. Рано или поздно она снова о себе напомнит, и тогда нам несдобровать. Да и сейчас, я думаю, он с нами наверняка поведет себя не по-братски, или выставит из дворца или на чердаке комнатушку выделит.

Клитемнестра: Довольно и того, что он может Кассандру объявить царицей. Какое унижение… Но что же делать? Он скоро ванну принимать отправится, удобней мига быть не может. Удар кинжалом, от силы два, и кончено. Но кто поднимет руку на царя? Я? Недостататочно во мне отваги.

Эгисф: И я не в состоянии. Из-за детей. Они мне, как родные, стали за эти годы, да и я им люб. Какими глазами они посмотрят на меня, если я расправлюсь с их отцом. Нет, не могу.

Клитемнестра: Тише, кто-то идет. Лучше, если нас вместе не увидят.

Эгисф: Прощай, моя царица.

Клитемнестра: Прощай, мой бедный друг.


Эгисф уходит.


Клитемнестра: Кто это может быть? А вдруг Агамемнон идет мириться.


Входит Менетий


Менетий: Царица!

Клитемнестра: Ах это ты, Менетий?

Менетий: Госпожа моя, я перед тобою виноват. Мне надо было предупредить тебя, что царь все знает, однако я не осмелился, он строго запретил мне это. Но, к счастью, все обошлось.

Клитемнестра: Не знаю, не знаю.

Менетий: Конечно, я не говорю об унижении, которому он тебя подверг прилюдно. Каким же черствым надо быть, чтобы наложницу поставить выше супруги. Но это поправимо.

Клитемнестра: Каким образом?

Менетий: Я ее убью.

Клитемнестра: Нет, не надо крови.

Менетий: Но, царица…

Клитемнестра: А с какой стати тебе ее убивать? Что это тебе даст?

Менетий: Царица, я тебя люблю.

Клитемнестра: Ну и люби на здороьве. Зачем себя губить, месть царя навлекая на себя? Или ты намерен и его убить?

Менетий: Если прикажешь.

Клитемнестра: Нет, Менетий, тут и без этого у всех руки в крови. Хватит. И для чего мараться, я и так твоя. Обними меня, целуй, будем вместе радоваться жизни, а чем там занимаются мой муж с наложницей, какое нам дело.

Менетий: Так ты…

Клитемнестра: Действуй же! Хотя тут как на проходном дворе. Ощущение, что кто-то за нами наблюдает. Пойдем в мои покои. Какой ты молодой, красивый, сильный…


Клитемнестра и Менетий уходят. Через некоторое время входит Кассандра.


Кассандра: Жалкие ничтожества! У каждого есть причина покончить с царем, и все боятся. Кто мог подумать, что подобный народ завоюет Илион.

Голос Агамемнона: Кассандра! Кассандра, где ты?

Кассандра: А вот и завоеватель собственной персоной.


Входит Агамемнон в банном халате.


Агамемнон: Ах вот ты где, а я ищу, ищу. Уже думал, что кто-то с тобой все-таки расправился.

Кассандра: Нет, все в порядке. Просто не сидится мне. Видения замучили. Будто б я иду по дороге с вашим сыном и даю ему наставления.

Агамемнон: Вполне возможно, что так однажды и будет. Вскоре мы с тобой свои отношения оформим официально. Клитемнестре пинок под зад и пусть катится с Эгисфом куда-нибудь подальше, а мы поженимся, и ты действительно будешь воспитывать моих детей. Ты рада?

Кассандра: Безмерно.

Агамемнон: Вот и отлично. (Целует ее). Что ж, теперь пойду, полежу немного в ванне, всю дорогу о ней мечтал. А ты, чуть погодя, помоешь меня и умастишь добрым оливковым маслом. (Уходит, задерживается в дверях). Однако ловко я их приструнил, а? (уходит)

Кассандра: И что теперь? Стать его женой, царицей? Какое славное будущее! Тысячи девушек, ахейских, троянских, любых, визжали бы от радости. И как завидовать мне будут — надо же, рабыня, хоть и царской крови, но рабыня, ничто, пыль придорожная, царицу с трона сбросила и сама уселась… Но разве этого я жаждала?! Разве я — такая же ягница, как Андромаха, которая покорно разделила ложе с сыном убийцы мужа? Ну нет, тысячу раз нет! Люди могут мириться, но народы — никогда. (Достает кинжал) Народ, однажды побежденный, восстанет при первом удобном случае. А если он разбит совсем и вынужден скитаться по миру, и тогда найдется утешение — месть. Потому — трепещи Атрид! Да, умащу тебя, но не оливковым маслом, а твоею собственною кровью! (уходит туда же, куда Агамемнон)


Короткий мужской вскрик. Возвращается Кассандра без кинжала.


Кассандра: Он мертв. Но это далеко не все! Вместо славы победителя его могила будет овеяна позором, таков удел воина, павшего от руки женщины. И не просто женщины, а собственной жены, да, она тоже ответит мне за всех изнасилованных и обращенных в рабство троянок, не жизнью, правда, но вечным стыдом — ибо кто усомнится, что это сделала она… Не я же, та, которой предстояло в недальнем будущем взойти на трон… Но и это не все! Преступления его проклятого рода будут продолжены его сыном, я об этом позабочусь… Орест будет расти и мужать под гнетом тягостного знания, которое я ему преподнесу. Он поверит, что его мать убила собственного мужа, и что пролитая кровь вопиет о мщении, которое ему, злосчастному, должно осуществить. (уходит).


Пауза. Появляется Эгисф.


Эгисф: Эй, кто тут кричал? (проходит в ванную. Возвращается, шатаясь.) Она все-таки сделала это. Я не осмелился, а она сделала. Вот женщина! Но где же она сама? Клитемнестра! Клитемнестра! (уходит)


Входит Клитемнестра.


Клитемнестра: Что случилось? Кто звал меня? (проходит в ванную).

Голос Клитемнестры: Что это тут? Откуда кровь?.. Ах! (выходит из ванной с кинжалом в руке). Он все же осмелился. Я спасена.


Прибегают Электра и Хрисофемида.


Хрисофемида (истерично): Смотри, у нее кинжал, кинжал!

Клитемнестра: Глупости, детка. Кинжал лежал на полу, я об него споткнулась и подняла.

Хрисофемида: Кассандра говорила правду! Отец хотел, чтобы она стала царицей, и мать убила его!.

Электра(мрачно): Я знала, да, знала, что она это сделает…

Хрисофемида: О нет! (падает в обморок)


Приходит Эгисф.


Эгисф: Что тут происходит?

Электра: Мать убила отца.

Эгисф. Ну уж мать! Я думаю, это Кассандра. Кстати, где она? Сейчас мы ее поймаем и развяжем ей язык. Признается — казним.

Электра: Кассандры нет. Она бежала.

Эгисф: Тогда убийца точно она. Менетий! Где Менетий?


Входит Менетий.


Эгисф: Догони и верни Кассандру, она убила Агамемнона.

Электра: Вам ее не найти. Надеюсь, что так, ибо она должна спасти Ореста.

Клитемнестра: От кого?

Электра: От вас с Эгисфом. Я дала ей письмо к нашей тете, фокидской царице, при дворе Строфия мой брат будет в безопасности. Но даже если вы ее поймаете и под пытками заставите признаться, я не поверю, я знаю, что убила мать, и расскажу об этом всем.

Менетий: Но царица не могла…

Эгисф: Почему? А, заговор! Меня хотите сделать убийцей? Не выйдет! У меня алиби.

Клитемнестра: Прекрати истерику, Эгисф. И ты, Электра, перестань скрежетать зубами. Да, это сделала я. Ваш отец глубоко унизил меня и заслужил тем самым свою участь. Завтра мы предадим его земле. И будем с тобой, Эгисф, править в Микенах, уж наверняка у нас это выйдет лучше, чем у солдафона, который умел только мечом махать. Подумаешь подвиг — разорить город и поубивать его жителей! А ведь говорят, Троя была очень красива.

Эгисф: Тем не менее мы похороним его со всеми надлежащими почестями. Менетий, займись!

Менетий: Слушаюсь.

Загрузка...