Глава четырнадцатая

Смех в комнате не прекращался, он продолжался до тех пор, пока порог не переступил молодой мужчина в черной форме с тельняшкой под ней. Все лицо его было в сплошных кровоподтеках, губы лохматились обрывками кожи, а на голове с короткой стрижкой кровоточили свежие шрамы. И все равно, в нем можно было разглядеть человека образованного и с хорошими манерами, внушающим доверие даже в таком неприглядном виде. Анна с Софьей надолго приковались к нему взглядами, в зрачках у них постепенно вызревал немой вопрос. Наконец наступил момент, когда они не могли больше удерживать его в себе, молодые женщины разом повернулись к Захару с Петером. И те так — же молча удовлетворили их любопытство утвердительными кивками головы. Факт был настолько неправдоподобным и обескураживающим, что Анна с Софьей едва не закричали от чувств, переполнивших их души. Этого не могло быть, как не имела права произойти на Северном полюсе встреча близких родственников, разбросанных по разным уголкам земного шара. Но факт оставался фактом, каждый из иностранцев, стоящих сейчас возле порога комнаты, имел фотографии своих родственников из рода Даргановых. Их прислали и из Москвы, от семьи Ростиньяковых. На снимках был изображен в том числе и морской пехотинец при полном параде и с раскованной улыбкой на жизнерадостном лице. Он здорово походил обличьем на своих братьев и сестер, живущих за пределами России.

— Панкрат!.. — тихо позвала Анна, не сводя глаз с русского офицера. С

офья, Петер и Захар уставились на узника, введенного в комнату, а Натали Трепоф забегала зрачками от одного к другому. Между тем, молодая женщина повторила.

— Господин офицер, вы Панкрат Ростиньяков!?..

Морпех и ухом не повел, он продолжал в упор рассматривать боевиков, сидящих за столом вместе со своим главарем. Громкое чавканье и хруст хрящей на крепких зубах не прекращались, словно полевые командиры забыли обо всем на свете. Наконец Басаев бросил в тарелку обглоданную кость, он повернулся к пленникам и предложил:

— Познакомьтесь, родственнички, а то так и уйдете на тот свет, не узнав друг друга. Начинай, товарищ капитан, ты у нас самый смелый.

Офицер разлепил окровавленные губы, черты лица у него покривились от презрительной усмешки.

— Лично мне это ни к чему, на тот свет пропускают без всяких знакомств, даже с самим богом, — он передернул плечами. — Зачем вызвал, Басаев? Если по поводу дислокации нашей бригады и других частей армии Трошева, то ничего нового я тебе сказать не смогу.

— А ты нам ничего и не говорил, кроме того, что твои предки родом из здешних мест, — вытер салфеткой жирный подбородок Шамиль. — Они были терскими казаками из станицы Стодеревской, не так ли?

— Этого я тоже не знаю, — не согласился узник. — Я родился в Москве, в семье коренного москвича.

— Который был послом в Соединенных Штатах Америки, — влез в диалог Радуев. — А сейчас твой отец Вадим Ростиньяков заведует отделом в министерстве иностранных дел России.

— Это неправда, людей с одинаковыми фамилиями очень много. — Но другие Ростиньяковы мне на пути не попадались, иначе я бы их запомнил, — загоготал Радуев, разинув рот с вставными зубами.

Шамиль похмыкал в усы и подмигнул гостям:

— Фамилия очень редкая. Сдается мне, что она не русская и чем-то похожа на клички наших иностранных журналистов, — он кивнул на узников, продолжавших у порога прижиматься друг к другу. — Как их там, Де Арган, Де Аргстрем. Не какая-нибудь Натали Трепова, по ней сразу видно, что она газетчица и любит трепаться по всякому поводу.

— Я не позволяла себе писать неправду. Никогда, — не выдержала оскорбления в свой адрес преподавательница из Сорбонны. — Я всегда старалась правдиво освещать только то, что есть на самом деле.

— Госпожа Трепоф, вы запамятовали про ваши статьи об Ираке и Саддаме Хусейне, главе этого ближневосточного государства, — подал голос Абу аль Валид, по виду увлекшийся перебиранием четков из сандалового дерева. — Вы думаете, что мы неграмотные арабы и ничего не замечаем?

— А что я по вашему могла написать оскорбительного в адрес Ирака и его руководителя? — не сдавалась молодая женщина. — Я только затронула тему о репрессиях иракцев против курдского народа и о коррупции, поразившей высшие эшелоны власти в этой стране.

— Разве это твое дело, женщина? — вежливо улыбнулся Абу аль Валид. — Ты должна всего лишь ублажать мужа и воспитывать детей. В остальном мужчины разберутся сами.

— Так заставляют поступать своих жен-рабынь только мужчины в Азии и на арабском Востоке, а я свободная гражданка европейской страны… — Вот и оставайся ею, зачем лезть туда, куда тебя не приглашают. В комнате наступила настороженная тишина, нарушаемая лишь раздраженным мужским сопением да тихим шарканьем тапочек на женщинах, занимавшихся уборкой посуды со стола. Казалось, они летали по воздуху, изредка прикасаясь ногами к полу, покрытому толстым слоем ковров. Затем Басаев вздернул свои прямые брови и бросил на морского офицера взгляд, полный холодного отчуждения:

— Значит, ты ничего нам не расскажешь? — со скрытой угрозой спросил он у него. — Кто ты, откуда и какие были планы у вашей группы, которой ты руководил? — Нам с тобой беседовать не о чем, — передернул плечами морпех.

Главнокомандующий чеченской армией машинально коснулся пальцами кобуры с пистолетом, висящим у него на ремне, в углах его рта появились две резкие черточки.

— Здесь иностранные студенты договорились до того, что Шамиль Басаев, то есть я, всем вам приходится близким родственником. Ты тоже одинакового с ними мнения? Ведь твои предки из того же населенного пункта, и фамилия у них была Даргановы.

— Я уже сказал, что родился в Москве и лично мне ничего выяснять не надо, ни с кем. Тем более, с тобой, — непримиримо угнул голову офицер. — Ты сам не раз убеждался, кавказец, что за нас лучше всего говорит наше оружие.

Басаев снова надолго ушел в себя, видно было, несмотря на внешнюю его невозмутимость, что внутри у него идет жестокая борьба. И кто в ней победит — добро или зло — не мог знать даже он. За окнами дома на низкой высоте в который раз пронесся над улицей боевой вертолет, вызвавший очередное раздражение на лицах полевых командиров. Летчик или разведывал обстановку в ущелье и в горах вокруг, или чувствовал шестым своим чувством, что в мирном ауле не все в порядке.

— Разлетался, зеленый петух, — процедил сквозь зубы один из горцев. — Скоро мы и ему обломаем его пятнистые бока с крыльями.

— Винты, дорогой Исмаил, — поправил соплеменника его товарищ. — Это русская попрыгунья-стрекоза, которая лето красное пропела, оглянуться не успела, как «стингер» вспорол ей брюхо.

Вокруг раздался дружный хохот мужчин с лужеными глотками. Он заполнил всю комнату, неприятно надавив пленникам на ушные перепонки. Басаев поморщился, подвернув рукава камуфляжа он обнажил костлявые запястья. Затем выпрямил спину и сразу превратился в каменное изваяние, в котором живым остался один рот, укрытый густым волосом.

— Морпехов мы никогда не брали в плен, — с легким сожалением, проскользнувшем в равнодушном голосе, сказал он. — Десантниками из ВДВ еще не брезговали, а от морской пехоты толку никакого.

— У нас установка на врагов иная, — согласно кивнул офицер.

Стрекот «вертушки» прибавил ему, как и остальным узникам, уверенности в себе.

— Ты прав, капитан, с морпехов брать нечего, в таких случаях русские говорят — как с козла молока, — Главнокомандующий посмотрел на полевого командира с лицом, похожим на харю мясника — такую же красную и всю в черных оспинах. И отдал приказ. — Пустить в расход в половине восьмого утра. Пусть для русских это будет первой их потерей перед нашим завтрашним наступлением.

— Только морпеха? — переспросил палач. — Всех. Пленных поместить в одну яму, чтобы они успели перезнакомиться.

Боевик со шрамом на лице поморщился и со злым оскалом сказал:

— Ты стал великодушным, Шамиль. Трое мужчин и три женщины — не слишком ли щедрый подарок на всю ночь для паршивых гяуров?

Басаев прошелся стальным взглядом по всем присутствующим в комнате, на его лице не дрогнула ни одна черточка:

— Я никогда не был щедрым на жизни своих врагов, я всегда был расчетливым, — не повышая голоса, веско отрезал он. — Если они родственники, то за ночь вспомнят свою родословную, чтобы утром было труднее прощаться. Для них это время должно стать мучительным.

— Пусть будет так, как этого хочет аллах! — Аллах акбар! Солнце еще не успело взойти над ледяными пиками гор. Его лучи только пробивались мощными потоками света между склонами, высвечивая самые потаенные уголки в скалах, поросших корявыми деревьями и колючим кустарником. Первозданная тишина ничем не нарушалась, лишь со дна ущелья доносился рев речной стремнины, сметающей все на своем пути. Величественная природа пока не проснулась, она ждала, когда ее разбудит небесный гром или удалой джигит, пальнувший из ружья. Так случалось при грозе, во время горской свадьбы или при кровной мести. Но третье в этих краях, забытых самим Богом, в последние годы происходило чаще, чем следовало бы. Вот и сейчас грохот возник, казалось бы, ниоткуда и покатился неизвестно куда, не предвещая ничего хорошего жителям аула, угнездившегося на вершине горы. Он приближался, намереваясь утопить селение в жутких раскатах, как при сходе лавины из камней. Люди выбегали из хижин и приставляли ладони к лбам. Они видели, как две эскадрильи вертолетов, по пять машин в каждой, влетели в узкое ущелье и по нему добрались до их горы с тремя десятками саклей, сложенных из нетесаных камней. Среди них возвышались несколько домов европейского типа с железными крышами и со стенами из сибирской лиственницы. Сами сибиряки позавидовали бы умению, с которым собирали пятистенки. Бревнышко к бревнышку, плаха к плахе, доска к доске. Но не зря у смышленого русского народа по каждому такому случаю была заготовлена поговорка. Вот и здесь он бы отметил со свойственным ему безразличием, что сапожник и должен быть без сапог. Но летчиков, сидящих за штурвалами винтокрылых машин, волновали другие проблемы, они пристально вглядывались в гору, нацеливаясь посадить на одном из ее склонов свои аппараты. Вместе с ними приникли к иллюминаторам десантники, находящиеся внутри «вертушек», им предстоял бросок к окраине аула, ощетинившегося пулеметами. Время подходило к половине восьмого утра, было уже светло и можно было бы опустить «вентиляторы» на площади селения, расположенной в его середине. Но тогда все огнестрельное оружие, имеющееся у защитников, ударило бы в упор, пробивая броню и не давая открыть люки для высадки десанта.

— Вон за тем валуном, кажись, хорошее место.

Сухощавый майор в камуфляже, стоящий рядом с креслом летчика, указал пальцем на громадный камень с крохотным пятачком за ним. Был он широкогрудым, ростом за метр восемьдесят, с длинными и крепкими ногами, с такими же руками, обнаженными по локоть. Майор походил на человека-паука, сериалы про которого часто крутили по телевизору, на удлиненном лице у него выделялись большие губы и карие выразительные глаза с длинными ресницами. Ровный нос с черной строчкой усов под ним имел небольшую горбинку посередине. Десантник был очень молод, несмотря на высокое звание, и красив той мужской красотой, заставляющей женщин забывать обо всем на свете. Ему подошел бы престижный подиум с светскими раутами после показа мод, или карьера артиста, достойного пройтись по ковровой дорожке за получением очередного «Оскара». А за спиной у майора болтался АКС с шляпным искрогасителем и с подствольником, на кожаном поясе все брезентовые мешочки были заняты боеприпасами. Еще пара рожков, обмотанных изоляционной лентой, торчала из-под пряжки с звездой, начищенной словно для парада.

— Слышь, Дарган, а не пошел бы ты со своими подсказками подальше, — не отрывая взгляда от земли, посоветовал майору летчик, громадный детина с крупным носом и с волосатыми запястьями рук. Он цепко держался за штурвал, нацеливая летательный аппарат на крутой разворот как раз над тем самым валуном. — Тут и без тебя советчиков море.

— Миша, о каких советчиках ты говоришь? — чуть отстранился от кресла десантник.

— А что мигают разными огоньками, стрелочками еще покачивают, — кивнул летун на приборную панель. Он резко оттолкнул штурвал от себя. — Приготовились, майор, желаю тебе и твоим парням удачи.

— Давай, Мишаня, потом договорим…

— О чем, Дарган?

— О бабах, конечно! О чем нам еще погутарить, твою дивизию…

Гул винтов боевых машин поднял на ноги уже весь аул. Мужчины выбегали на улицу, на ходу передергивая затворы на автоматах и ручных пулеметах, женщины заготавливали перевязочные материалы, дети спешили подносить родным боеприпасы. Старики со старухами тоже не сидели на месте, они взялись наполнять узкогорлые кувшины родниковой водой и виноградным вином. С северной окраины селения прозвучали первые очереди, за ними последовали разрывы гранат. Один из горцев подскочил к яме, в которой содержались пленники, он отомкнул замок и отодвинул в сторону тяжелую железную решетку.

— Подыхайте, поганые гяуры! Вы думали, что вас освободят ваши сип-сиповичи? — боевик зло сплюнул себе под ноги и бросил вовнутрь ямы гранату «Ф-1». Не оглядываясь, он заспешил туда, откуда доносились выстрелы. — Сейчас и они вслед за вами пойдут на тот свет. Аллах акбар!..

Не успел горец воздать хвалу своему богу и отбежать от зиндана метров на пять, как за его спиной раздался негромкий хлопок. Еще один взрыв гранаты, пущенной из подствольника, поднял вверх сухощавое тело боевика, успевшее надломиться, и с размаха припечатал к пыльной дороге.

— Вот суки, они пленников уничтожают, — прорычал здоровенный десантник в голубом берете, показавшийся из-за сакли. Он перекинул автомат в правую руку. — Командир, ты видел, как этот шакал кинул «эфку» вон в ту яму? Они в таких держат своих рабов.

— Сейчас посмотрим, хотя, что там после этого может остаться… — откликнулся его товарищ с погонами майора на плечах. — Но взрыва в том зиндане я что-то не слыхал.

Не успели гвардейцы приблизиться, как из отверстия вдруг показалась рука, затем голова молодого парня со спутанными светлыми волосами. Быстро осмотревшись, он оперся на локти и сам вызволил себя из ямы. На ноги встал человек в форме морского пехотинца, все лицо у него было в кровоподтеках, а форменка порвана во многих местах.

— Морпех, — крикнул ему майор.

Человек резко крутнулся на каблуках ботинок и впился пристальным взглядом в десантников. Подождав, пока он признает своих, майор продолжил:

— Ты здорово не рисуйся, тут все пространство простреливается, — он радушно махнул рукой. — Заруливай до нас, у нас боеприпасов море. Отомстишь.

Словно в подтверждение его слов вдоль улицы пронеслось несколько трассирующих пунктиров из раскаленных пуль, они перехлестнулись с такими же разноцветными строчками, посланными перпендикулярно. Вскоре все пространство между саклями перечеркнули торопливые очереди.

— Надо остальных из ямы вызволить, — невольно пригинаясь, отозвался морской пехотинец. — Нас там целых шесть человек.

— Нехилый погребок…

Из-за домов выскочили еще несколько парней, увешанных оружием с ног до головы, среди них болтался радист с рацией за плечами. Он сразу пристроился сбоку своего командира. У одного из гвардейцев был ручник Дегтярева с круглым магазином, который он только что насадил на самый верх ствольной коробки. Майор указал ему вдоль улицы и коротко приказал: — Прикрой, пока мы с узниками разберемся. Десантники бросились к зиндану, возле него уже крутился с жердиной в руках первый из пленников, сумевший выбраться самостоятельно. Но толстая палка оказалась гладкой, руки узников, находившихся внизу, скользили по ней, не давая возможности подтянуться к краю отверстия, чтобы ухватиться за протянутые ладони. Кто-то из гвардейцев сцепил вместе несколько ремней, кто-то уже разматывал тонкую и прочную веревку, захваченную с собой на случай бегания по горам. Наконец из ямы показалась молодая женщина со светлыми волосами, за ней вторая перекинула ноги через бетонный выступ. Потом и третья их подруга вылезла наружу, стараясь прикрыть обрывками кофточки растерзанную свою грудь. Когда последний из пленников-парней отпустил веревку, намотанную вокруг его кисти, и прилег на землю рядом со своими товарищами, майор повернулся к морпеху с погонами капитана и спросил:

— Все здесь, пехота? Или еще кого забыли?

— Экипаж в полном составе, — откликнулся тот. Он зло ощерил зубы. — Майор, ты обещал поделиться оружием. — Выбирай любое — автомат, пистолет, гранаты, — десантник указал себе за спину, где болтался еще один автомат, и за край оттянул ремень, на котором висела остальная амуниция. Затем кивнул на труп горца на дороге. — У него тоже экипировочка не хилая. Кстати, кто это умудрился его скопытить? В зиндане у вас, как я понимаю, бомбочек при себе не имелось. — Этот скот и подкинул. Когда он подошел к краю ямы и заблеял по своему, я понял, что горный человек решил нас прикончить, — еще сильнее ощерился морпех, видно было, что изнутри его раздирает праведная ярость. — Умирать раньше времени не хочет никто, поэтому я заранее приготовился поймать от него подарок. — Он оказался негожим, и ты решил вернуть гранату обратно.

— Оставлять ее у себя я посчитал преждевременным, — морпех снова покрутил головой вокруг, как бы оценивая обстановку. Затем кивнул в сторону десантника, прикрывавшего своих товарищей. — Ладно у твоего гвардейца РПД стучит, еще одного такого не найдется?

— Есть ПК с полной коробкой патронов.

— Коробки будет маловато.

— И запасную найдем.

Новый огневой шквал из автоматных очередей смертельной метелью запорошил улицу с подслеповатыми саклями по обеим сторонам. Он повыметал всю живность с дороги, заставил ее искать укрытия за крепкими каменными стенами. Аул вымер, на одном краю размеренно тарахтел переносной гранатомет, где-то вторили ему пулеметы, слышны были разрывы гранат и ракет, предназначенных для работы по воздушным целям. Все селение было охвачено войной, далекой отсюда до этого случая, собиравшей кровавый урожай больше на равнинной части маленькой республики, вздумавшей возомнить себя пупом земли. Уроки мировых баталий редко шли впрок даже цивилизованным нациям, не говоря о нациях из третьего мира. И все повторялось заново. К убитому боевику уже спешили Захар с Петером, на лицах у них застыло выражение гнева, смешанного с чувством презрения. Но не одни они мечтали наказать боевиков, женщины тоже горели желанием отомстить за оскорбленные свои достоинства. К майору вдруг потянулась госпожа Натали Трепоф, она схватилась рукой за кобуру с пистолетом, висевшую у него на поясе, и ловко отстегнула кнопку:

— Пардон, мадемуазель, — попытался было тот пресечь попытку ограбления, стараясь завернуть ей локоть. — Как раз вот этого женщинам трогать не следует.

— Но пардон, месье! — воскликнула бывшая преподавательница Сорбоннского университета, угрем ускользая от болевого приема. — Но пардон, господин солдат, силь ву пле. Вы еще не знаете, что они со мной хотели сделать.

Натали Трепоф выдернула пистолет Стечкина из майорской кобуры, затем провела грязными пальцами по своим щекам и как заправская десантница передернула затворную раму на оружии и сняла его с предохранителя. Вид у нее был настолько решительным, что майор лишь усмехнулся и отступил немного в сторону, тем более, что две других подружки готовились повторить ее прием. Они уже нацелились на поясные ремни солдат, на которых топорщились гранаты «РГД» со штык-ножами. В том числе и на радиста, благо, руки у него были заняты мотками с проводами. В это время морской пехотинец, успевший раздобыть ручной пулемет Калашникова с полной коробкой патронов, указал на дом под железной крышей в центре аула, обнесенный ажурной галереей:

— Майор, в этом гнезде прячется сам Шамиль Басаев, Главнокомандующий чеченской армией, там же находятся почти все его генералы, — он подкинул пулемет в руках, едва удерживаясь от желания направить ствол на тот дом и нажать на спусковой крючок. — В том числе Салман Радуев с Абу аль Валидом и с Масхадовым, новым политическим лидером Ичкерии. Нас только вчера отпустили оттуда и бросили в эту яму, чтобы расстрелять в половине восьмого утра.

Десантник досадливо поморщился, затем завернул край рукава на камуфляже и посмотрел на командирские часы со звездочкой в центре. Причмокнув губами, осведомил собеседника:

— Вам осталось жить еще четыре с половиной минуты. Не хило, если учесть, что лету отсюда до ближайшей нашей армейской части ровно четыре минуты.

— Спасибо за информацию и за вызволение нас из этой тьмы, — поблагодарил его капитан. Он нервно подергал щекой. — И все-таки, майор, нельзя допустить, чтобы они опять ускользнули и устроили нам новый девяносто четвертый год.

— Что ты предлагаешь, пехота? — насупился десантник. — Если там вся верхушка боевиков, то и охрана этого дома будет состоять из отборных горцев.

— Нужно окружить разбойничье гнездо и молотить по нему из всех видов оружия. Если можно подключить армейские минометы или авиацию, то это будет самым лучшим вариантом. Рация у тебя имеется, вычисляй координаты и вперед.

Некоторое время майор молча рассматривал собеседника, стараясь отыскать на его лице признаки подвижки рассудком. Потом смахнул берет на затылок и мягко спросил:

— Капитан, ты знаешь, где мы находимся?

— Меня притащили сюда в бессознательном состоянии.

— Я тебе поясню, мы находимся на высоте около трех тысяч метров. Никаких дорог здесь нет, значит, мечта об армейских минометах о сорока стволах отпадает сама собой. Во вторых, этот аул считается гражданским населенным пунктом, то есть, штурмовикам Су-24 перепахивать его категорически запрещено. Еще вопросы есть?

Морпех поморщился как от зубной боли, потом чертыхнулся и сунул руку за отворот форменки, чтобы помассировать левую грудную мышцу. Видимо, давало о себе знать перенапряжение последних дней.

— Что ты решил делать? — напрямую спросил он. — Не зря же вас забросили на эту одинокую скалу, облюбованную ядовитыми змеями?

— Вот это уже дельный разговор, — расслабился десантник. — Наша разведка отработала четко и задача перед нами поставлена тоже четкая. Нужно связать боем боевиков, защищающих тот дом, с целью захвата главарей бандитской республики, собравшихся в нем на свой съезд.

— Чего же мы ждем?

— Не торопись, морпех, мы выполняли операцию по высвобождению из заточения заложников. То есть, вас. А теперь приступим к осуществлению основного плана, — майор оглянулся на подчиненных, потом провел ладонью по усам и негромко скомандовал. — За мной.

Десантники успели прорвать кольцо оцепления, поставленное горцами вокруг аула, и подтянуться к его середине. Вокруг дома Басаева закипела настоящая битва, видно было, как пули сталкиваются в воздухе, высекая искры. Ни одно живое существо не смогло бы проскочить расстояние в полтора десятка метров — это была ширина дороги, с одной стороны которой залегли гвардейцы майора, а с другой возвышался крепкий забор с засевшими за ним защитниками своих главарей. Из окон дома и амбразур, пробитых в досках, без устали строчили пулеметы, не давая солдатам ворваться на подворье, откуда путь вовнутрь крепости из сибирской ворованной лиственницы был бы намного короче. Дом Шамиля Басаева притягивал к себе внимание не только внешним видом, он раздражал воинов кажущейся неприступностью. Стоило подкатить к воротам гаубицу, и от строения не осталось бы щепок, не говоря о боевом заходе штурмовика Су-24. Но ни того, ни другого под рукой не было, горные массивы с узкими тропами над пропастями не позволяли перебрасывать по ним тяжелую технику. Да и Главнокомандующий чеченской армией, как всегда, применил испытанный прием, он спрятался за спинами своих односельчан. Как до этого хоронился за больными людьми в больнице в многострадальном Буденновске, как выставлял перед кровожадными своими отрядами детей, женщин и стариков в Дагестане, отшатнувшемся от него как от запаршивевшего пса. Этот метод он не раз демонстрировал и в самой Чечне, вызывая чувство презрения у настоящих мужчин. Десантники жаждали рукопашной схватки с врагом, но доски забора были очень крепкими, в них вязли даже бронебойные пули. Гранаты одна за другой перелетали через верх и взрывались где-то на середине двора. Толку от этого было мало, потому что сам двор был пуст, а горцы прятались за бревенчатыми накатами, защищавшими их от осколков.

— Надо сконцентрировать огонь на одной стороне усадьбы, чтобы чехи подумали, что штурм начнется оттуда, — подсказал майору морпех, не отходивший от него ни на шаг.

Оба заняли позицию за саклей, стоящей напротив крепости и со вниманием следили за ходом боя. Они не успели познакомиться, но уже кожей чувствовали родство друг с другом. Может быть, это было связано с их опасной профессией, а может здесь таилось что-то более серьезное.

— Я бы перекинул парочку гранатометов к левому углу, добавил бы к ним несколько пулеметов и гвоздил бы в одно место до тех пор, пока боевики не перебросили бы туда новых людей.

— А сам тем временем накопил бы силы на правой стороне усадьбы. Я про это думал, — цыкнул слюной сквозь зубы десантник. Он только что доложил по рации своему командованию обстановку, назревшую вокруг дома Басаева, и получил указание действовать согласно своему разумению. — Тут загвоздка в том, что мы видны как на ладони, малейшее движение, и весь наш маневр пойдет насмарку.

— Но работа итак ведется впустую.

Вместо ответа майор подозвал к себе двоих гвардейцев и негромко приказал:

— Сейчас мы перенесем огонь на левый угол усадьбы, а вы постарайтесь подобраться вон к тому месту в заборе и заложить там тротиловые шашки. Мы вас прикроем.

— Приказ ясен, командир.

Гвардейцы исчезли за саклей. Десантник повернулся к капитану и так-же спокойно посоветовал:

— А ты, морпех, когда мои ворвутся во двор, будешь со своими узниками обеспечивать наш тыл.

— Ошибаешься, майор, мои узники пусть решают сами за себя, а я пойду в составе штыка.

— Ты хочешь сказать, вместе со штурмовой группой?

— По вашему ДШГ, а по нашему штык.

— Добро, капитан.

Мощный взрыв поднял на воздух доски забора и разметал их по всей дороге, в дыру тут-же устремились десантники в бронежилетах поверх камуфляжа. Среди них выделялся черной формой капитан с пулеметом Калашникова в руках. Он на несколько мгновений задерживал свой бег и с разворота поливал огнем просторный двор, по которому метались боевики. То одна, то другая сухопарая фигура в пиджаке и брюках вдруг ломалась пополам и утыкалась лицом в траву. Некоторые бросились к дому в надежде укрыться за его стенами. В основном это были горцы в черных одеждах и с черными беретами на головах, они представляли из себя личную гвардию кого-то из главарей. Но двери оказались закрытыми, а из окон строчили пулеметы, и горцы с громкими проклятиями, бросались под фундамент, отстреливаясь до последнего патрона. Их это не спасало, в боевиков полетели гранаты РГД, похожие формой на зеленые помидоры, а рои раскаленных пуль довершали дело.

Захар с Петером ворвались вовнутрь усадьбы вслед за десантниками, они успели разжиться автоматами Калашникова с запасными рожками и несколькими гранатами. На поясе у них болтались настоящие кинжалы. Это оружие троюродные братья конфисковали у горцев, стоявших в первом ряду оцепления и успевших отдать душу своему аллаху. Не отставали от братьев и сестры с госпожой Натали Трепоф. Автоматы им показались тяжелыми, поэтому они вооружились пистолетами, и посылали по окнам дома пулю за пулей. Воины, бежавшие впереди недавних узниц, только что освобожденных ими, норовили прикрывать их своими телами. Но женщин охватила неподдельная ярость, щеки у них пылали праведным огнем, а губы искривляла ненависть к врагам. Вряд ли кто заставил бы их сейчас укрыться в надежном месте, второго принуждения над собой они бы не потерпели. Гвардейцы успели обложить монументальное строение со всех сторон, но подойти к нему ближе не давал кинжальный огонь из десятков стволов, который горцы вели из окон. Десантники стреляли из подствольников по рамам, они бросали туда гранаты. Все было тщетно, на подоконниках по ту сторону рам лежали мешки с песком, они принимали на себя все пули с осколками. В то время, как боевики выставляли оружие в щели и строчили без перерыва. Казалось, запасы патронов у них не истощатся никогда, проемы часто освещались резким пламенем и очередная ракета взрывалась с оглушительным треском на середине просторного двора или где-нибудь на дороге. Штурм затягивался, орешек оказался весьма крепким, принуждая искать новое решение проблемы. Снова за спиной у радиста замигал на рации крохотный индикатор, майор взял наушники и обрисовал положение дел. Видимо, начальство на том конце связи полностью доверяло своему командиру, диалог получился коротким. Десантник отдал наушники радисту и, прижимаясь к земле, привычно сдвинул берет на затылок. Он оглянулся на гвардейцев, подкладывавших перед этим тротиловые шашки под забор. Но здесь ситуация была уже другая, двор нельзя было сравнить с шириной дороги, он размахнулся метров на семьдесят. Это пространство тоже простреливалось насквозь из любого из окон.

— Пойду на подвиг, — деловито сказал морской пехотинец, лежавший с правой стороны от майора, он передвинул парочку ребристых Ф-1 к середине пояса. — Пришла пора показать и себя, иначе чехи и правда возомнят, что русские умеют только плодиться да размножаться.

— Поэтому яйца нашим парням отрезали? — как бы сторонне откликнулся десантник. — Сами плодятся красноглазыми кроликами, а русским половые органы отчекрыживают.

— Так будет всегда, пока мы не докажем этим неразумным, что они не правы.

— Ты долго над подвигом думал? — развернулся лицом к капитану его собеседник.

— Наше наступление затягивается, — передернул плечами тот. — В береговых войсках к такому проститутству не привыкли.

— У нас тоже укрепзоны всегда брали с кондачка. Но у меня к тебе вопрос, что ты сможешь сделать один?

— Попробую навести шороху, а вы тем временем будете на подхвате.

— Мы и сейчас в полной боевой.

Капитан затянул пояс потуже, поменял опустевшую коробку с патронами на набитую под самую крышку и закинул пулемет за спину:

— Гвардейцы лупят из подствольников по мешкам с песком, и гранаты не докидывают до окон, а надо, чтобы те и другие средства поражения живой силы противника взрывались в комнатах дома. Это не просторный двор, где можно укрыться за каждым бугорком, — веско сказал он, брови у него нахмурились еще больше. — Короче, я попытаюсь прорваться к самой активной точке, а ты постарайся прикрыть меня огнем из всех стволов.

— Теперь понял, — десантник приподнялся на локте, в глазах у него появился непривычный блеск. — Поосторожнее там, капитан, мне показалось, что ты мне чем-то симпатичен.

— Да и ты нормальный кореш. Подбрось-ка еще парочку «лимонок», чтобы волна была покруче, — морпех подцепил одну из гранат, переданных ему, за кольцо указательным пальцем. Не глядя на собеседника, буркнул. — Майор, мы с тобой еще побалуемся чистым спиртиком. Но только нашим и неразбавленным, а не паленой кавказской водкой.

— Принято к сведению, братишка…

Взрывы в середине дома раздались один за другим, в шуме боя они прозвучали едва слышно. Но после третьей гранаты, заброшенной капитаном в следующее окно, в комнатах рвануло так, что, показалось, приподнялась крыша всего строения. Наверное, она попала в ящик с боеприпасами, и они тут-же сдетонировали. Наступила тишина, которая бывает тогда, когда приходит понимание, что противник повержен и остается лишь пленить оставшихся в живых. Майор приготовился дать сигнал к последнему штурму, он машинально пробежался рукой по карманам бронежилета, проверяя, все ли на месте. Иностранные корреспонденты, освобожденные десантниками, и лупившие из своего оружия по оконным проемам без перерыва, подползли к нему поближе. Было видно, как не терпится им рассчитаться с боевиками за свои унижения, и как хочется побыстрее встретиться с ними с глазу на глаз, чтобы высказать все, что думают о них. Но майор сердито замахал руками:

— Назад, мать вашу так и этак, чтобы духом вашим тут не пахло, — он погрозил недавним узникам автоматом. — Журналистов здесь не хватало, да еще иностранных.

— Господин майор, мы имеем к Шамилю Басаеву свои претензии, — дерзко крикнула госпожа Натали Трепоф, она больше других старалась вслед за майором продвинуться поближе к дому.

— У нас почти у каждого есть вопросы к этому человеку, — сказал, как отрезал, десантник. — Вот на суде их и предъявим.

— Этот иуда до суда еще должен дожить.

— Никуда он теперь не денется.

Радист, находившийся рядом с командиром, поправил наушники и развернулся к иностранцам, губы у него вытянулись в одну линию:

— А не доживет, туда ему и дорога, — с издевкой процедил он.

В этот момент из одного из окон, из которого валил густой дым, показалось полотнище белого флага. Боевики на подворье побросали оружие и упали на колени, упираясь лбами в землю. Майор подождал еще немного, пока последний из них не задрал кверху тощую задницу. Неприглядный вид врага, недавно такого грозного, вызвал у многих гвардейцев громкий смех, он прокатился по всему периметру двора и вернулся назад, уже в виде снисходительных усмешек. Русский человек никогда не был злопамятным, наверное, это была одна из причин, по которой Россия со дня своего основания непрерывно прирастала новыми землями. Но воины аллаха, оставившие во дворе оружие, ошиблись, их соплеменники в доме призывали противника всего лишь к переговорам. Ошибка обернулась против них самих, к молящимся поспешили гвардейцы, отсекая их от стен. Майор поднялся во весь рост и направился к дому, сложенному из отборной сибирской лиственницы. Пальцы правой руки у него лежали на спусковом крючке автомата, а левую он не снимал с пряжки со звездой, ослепительно сверкающей в лучах утреннего солнца. Он не стал, зная коварный характер горцев, расставаться с оружием, готовый в любую минуту пустить его в дело. За ним заторопился радист с рацией за спиной.

— Отставить, — приказал ему командир. — Не по зеленке шастаем, иду всего лишь на переговоры.

Не доходя до строения с десяток шагов, десантник остановился и окликнул морского пехотинца, лежавшего неподвижно на земле возле высокого фундамента:

— Капитан, как прикажешь понимать твое молчание? — негромко поинтересовался он. — Может нам нужно подождать с переговорами и закрутить чехам гайки до упора?

Ладная фигура в черной форме шевельнулась, затем капитан сел и мотнул головой с короткой прической, по щеке у него разбегалась тонкая струйка крови:

— Черт, кажись, зацепило… Сейчас пройдет майор, не торопись с выводами, — отозвался он, поднимаясь на ноги. — Делай свое дело, небесная пехота, я уже в порядке.

Морпех направился к десантнику, вытаскивая из кармана платок и на ходу вытирая им кровь с лица. Когда он подошел совсем близко, майор осмотрел его рану и констатировал:

— Кожу содрало. Приложи лоскут на место и как на собаке заживет.

— А дерет так, словно половину башки снесло…

Громко скрипнула входная дверь, на крыльцо вышел боевик в российском камуфляже, по уши заросший бородой с усами. На голове у него был черный берет, а грудь украшал треугольник тельняшки, но не с бледно-голубыми полосами, как у десантников, а с темно-синими, морскими. За ним, затравленно озираясь по сторонам, показались два горца в папахах. Скорее всего, это были полевые командиры средней руки. Радуев с Масхадовым и с арабом Абу аль Валидом, не рискнули выйти на встречу с обыкновенными солдатами, они рассчитывали на то, что в плен их будет брать сам российский президент. Об этом говорили их лица на экранах телевизоров с заносчивым на них выражением. Между тем, Басаев спустился по ступенькам на землю и, отойдя от дома с десяток шагов, расставил ноги напротив своих противников:

— Рад видеть дорогих гостей, — натянуто заулыбался он, одновременно протыкая собеседников черными глазами насквозь. — Прошу извинить, но к себе я вас не приглашаю, в доме не убрано.

— Нам как-то без разницы, Шамиль, где проводить с тобой переговоры, — положил ладони на ствольную коробку автомата десантник. — И давай без восточных премудростей, тянуть резину я тебе не советую.

— Майор, что ты хочешь этим сказать? — чуть отстранился назад террорист.

— Только одно, что пришла пора сдаваться. Твоя песенка уже спета.

Главарь боевиков прищурился, он понял, что офицеры в форме российской армии шутить не намерены, они пришли брать его в плен:

— У русских есть поговорка, не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — Шамиль кивнул на окна дома. — Хочу вас предупредить, что мы находимся под прицелом моих джигитов. В случае чего, первая пуля достанется мне, остальные вам.

— Это ты точно рассчитал, твои абреки тебя не пощадят. А за наши жизни можешь не беспокоиться, они у нас под крепкой защитой, — ухмыльнулся десантник. — Мы не настаиваем на том, чтобы вы сложили оружие прямо сейчас, можете драться до последнего. Но если вы откажетесь от плена и останетесь после этого живы, то вы сами придете туда, куда вам укажут.

— Этого не будет никогда! — вздернул подбородок Басаев. — Лучше смерть, чем вонючие камеры гяуров.

Капитан, молча внимавший диалогу, сплюнул себе под ноги и уперся тяжелым взглядом в террориста:

— У вас даже вонючих камер нет, одни сточные канавы, — с презрением произнес он. — Шамиль, есть еще одна поговорка — бабушка надвое сказала. Утром ты хотел нас расстрелять, а мы до сих пор живы и здоровы. Все шестеро узников, которых ты заточил в свою помойную яму.

— Нет, дорогой, и на старуху бывает проруха, — похмыкал в усы террорист. — Не получилось в это раз, получится в другой, у вас еще все впереди.

— У тебя тоже.

— Но я надеюсь избежать праведного гнева русского народа, который уважает меня и понимает, что я перед ним ни в чем не виноват. Если бы ваши денежные мешки с псами-генералами не трогали чеченцев, мы бы не ходили на Буденновск и на Первомайское, а спокойно жили бы своей жизнью.

— О каком спокойствии может идти речь, когда вся республика превратилась в бандитскую! — не выдержал капитан откровенной лжи. — Вы как те татаро-монголы затрахали своими набегами и грабежами все населенные пункты, пограничные с вами.

— Это ответная реакция на то, что мы долгое время были у вас под пятой, и на притеснения со стороны русских. У нас есть нефть, газ, другие природные ресурсы. Чеченцы навели бы порядок у себя в республике, за несколько лет Ичкерия превратилась бы во второй Кувейт.

— Басаев, ты неграмотный человек, какая нефть? У вас ее несколько миллионов тонн, столько Россия добывает за одну неделю. Так-же и с другими ископаемыми.

— А кто это сумел подсчитать, когда природные ресурсы находятся глубоко под землей? Капитан сунул платок в карман и с сожалением посмотрел на собеседника, разговаривать с этим человеком больше было не о чем. Майор подергал правой щекой и погладил автомат вдоль крышки ствольной коробки, этим движением он словно хотел себя успокоить. Затем прищурился на главаря боевиков и жестко спросил:

— Ты выбросил белый флаг, Басаев, о чем ты хотел с нами потолковать? Горец обернулся на своих спутников, молча стоявших за его спиной, и переступил с ноги на ногу. Видно было, что он заранее приготовился к этой встрече:

— Я предлагаю вам компромисс. Вы уходите из аула, а мы прекращаем боевые действия на всей территории Чечни, — с растяжкой начал он. — Я клянусь, что сдержу свое слово.

Капитан покривил губы в презрительной усмешке:

— Цену твоему слову мы уже знаем, — процедил он сквозь зубы. — Короче, Шамиль, тебе уже намекнули не тянуть резину. Складывай оружие и объявляй своим подчиненным полный аврал. Иначе мы вас здесь и похороним.

Главнокомандующий чеченской армией долго не мог найти ответных слов, по горлу у него забегал острый кадык. Наконец он справился с бешенством, клокотавшим в его груди:

— Что вам нужно от чеченцев и кто вас сюда приглашал? — змеей прошипел он. — Это наша земля и мы защищаем ее от оккупантов.

— Это мы уже слышали, и не только от вас. Однако, никто по доброй воле не вышел из состава Российской Федерации, — напомнил майор. — Вам предлагали полную свободу действий, даже статус союзной республики. Но вы сами не захотели.

— Этот алкаш Ельцин? И что такое статус республики опять под пятой России? Мы хотим отделиться от вас навсегда.

— Пока вы в составе Российского государства, — заученно сказал десантник. — Значит обязаны соблюдать законы, написанные для всех без исключения.

Главарь боевиков снова иронично усмехнулся, давая понять, что для него и его подчиненных законы еще никто не писал. Помощники, стоявшие за спиной своего вожака, шумно перевели дыхание и потянулись пальцами к спусковым крючкам на автоматах. Стало ясно без слов, что переговоры зашли в тупик, и если бы не мнение высокого начальства, считавшего, что главарей нужно судить народным судом, то майор никогда не согласился бы их вести. Он предпочел бы добить врага в его логове. Между тем, Басаев окинул вместительный двор пристальным взглядом и с нескрываемым уважением посмотрел на десантника:

— Дарган, ты успел обложить меня со всех сторон, сверли дырку на кителе, — он огладил бороду. — За операцию по поимке Басаева, главного террориста России, тебе обеспечены звезда Героя и звание подполковника. А потом и генералом станешь.

— Я за званиями не гоняюсь, — хмыкнул майор. — Они меня сами находят.

Он повел стволом автомата в сторону боевиков, сопровождавших своего Главнокомандующего, давая понять, что любое движение этих людей будет расценено им как попытка к нападению. Так-же поступил и капитан, он направил пулемет на окна, в которых маячили фигуры горцев. Но после того, как Басаев назвал Дарганом его товарища, в глазах у него появился немой вопрос. А когда террорист начал высвечивать родословную десантника, вопросительное выражение в зрачках морпеха переросло в пристальное к нему внимание.

— Я знаю, что ты родом из станицы Стодеревской, и твои предки ходили в атаманах всего Терского войска, — продолжил Басаев.

— Они и сейчас занимают атаманские посты, — спокойно ответил майор. — Разве это относится к делу?

— Я сказал к тому, что с москалями у меня разговор был бы коротким. Кусок мякины, а не народ, мямлит под нос о каких-то свободах, сам оставаясь рабом, — сверкнул черными глазами Шамиль. — Терцы — другие люди. Кстати, твой капитан так и не признался, что его предки из той же станицы. Вы, случайно, не родственники?

— А тебе какое дело?

— Иностранцы, которых захватили наши люди, сказали, что они тоже из Стодеревской, — не замечая раздражения собеседника, хрипло засмеялся горец. — Выходит, что за мной организовало охоту целое семейство Даргановых. Хочу спросить, что плохого я вам сделал?

— Басаев, ты это о чем?

— Обо всем сразу, майор, о журналистах в том числе, которых я приказал посадить в одну яму с капитаном. Крепкий оказался орешек, этот твой друг, если бы ты не подоспел вовремя со своими гвардейцами, мои люди пустили бы его в расход, вместе с теми иностранцами, — жестче стягивая скулы, не прекращал разглагольствовать тот. — Стопроцентный терской казак.

— Вот с этим я согласен.

Десантник кинул быстрый взгляд на капитана, затем обернулся назад, где находились узники, освобоженные его парнями. А Басаев разоткровенничался вконец:

— Хочу признаться, среди чеченцев ходит слух, что и моего прапрадеда еще ребенком выкрали у атамана терцов.

— У Дарганова?

— Похоже, у него. Так что, на мою панихиду собрались почти все родственники по линии терских казаков.

Брови у майора сами собой поползли на лоб, а челюсть начала отваливаться, словно он наконец — то осознал что-то такое, о котором раньше не догадывался. Но он быстро овладел собой:

— На эту тему нам говорить было некогда, к тому же, родственников ты мне назвал слишком много. Еще и себя причислить не забыл, — как бы отрешенно буркнул он, — К чему бы это, Шамиль, неужто и сам решил породниться с терцами? А как же тогда чеченская высшая раса? Ваш Дудаев, первый президент Ичкерии, говорил, что каждый чеченец — это генерал и морпех в одном лице.

— Дудаев был мне всего лишь соратником, — с нескрываемым раздражением бросил главарь боевиков. — И в родственники я не набиваюсь, славы у моего тейпа будет побольше, чем у казачьего рода Даргановых. Я сказал о слухах, которые ходят среди наших людей.

Майор усмехнулся, лицо его стало медленно принимать выражение каменного изваяния, оно твердело на глазах, покрываясь серым налетом:

— Какая теперь разница, кто и с кем состоит в родственных отношениях, — сказал он, вскидывая автомат на уровень груди. Он криво улыбнулся. — Шамиль, хорошо, что ты не успел расстрелять капитана, а то пришлось бы отвечать и за него.

— Отомстил бы?

— Нет проблем. За иностранцев тоже.

Террорист потянулся к поясу с пистолетом, волосатое лицо его снова стало угрюмым

— Я на своей земле и отвечать мне не за что и не перед кем, — с угрозой заявил он. — Это вы вторглись в наши горы.

— Ошибаешься, Басаев, мы тоже находимся на своей земле. Ты сам только что рассказал о моей родословной и перечислил всех моих родственников, — оборвал его десантник. — Ты знаешь, что люди на Кавказе всегда относились друг к другу с уважением и почитанием. Ты нарушил этот порядок, унизил жителей этого края разбоями и насилием, в том числе и казачий род Даргановых. Значит, судить тебя нужно не только по российским законам, но и по законам наших гор.

— Ты, что-ли, будешь судить? — сузил черные зрачки главарь боевиков.

— Я в том числе, — последовал однозначный ответ.

Главнокомандующий чеченской армией скрипнул зубами, ноздри у него кровожадно раздулись. Он рванул пальцами кнопку на кобуре и сразу отдернул руку. Он знал, что если вытащит оружие, то будет обязан пустить его в ход, потому что перед ним стоял не пентюх из русских чинодралов, а терской казак, такой же горец, как и он сам, которого угрозами не испугаешь. И тогда жизнь вечного абрека полностью зависела бы от быстроты его мысли и умения владеть оружием. А при одном взгляде на противника, стоящего сейчас перед ним, можно было смело предположить, что вопрос этот был весьма спорный. Басаев с шумом втянул в себя воздух и вскинул нечесаную бороду:

— Больше нам говорить не о чем, — с нескрываемой ненавистью в голосе процедил он. — Иди, терской казак Дарган, к своим сип-сиповичам и готовься к войне с чеченцами до победного конца.

— Вряд ли ты, Басай, примешь смерть как мужчина, — сплюнул собеседнику под ноги майор. — Тебе не привыкать сохранять свою жизнь всеми способами.

— Ты назвал меня Басаем!? — вперился в десантника горец.

Майор презрительно усмехнулся, видно было, что он не хотел продолжать пустой разговор, который ни к чему не приводил. Но он принудил себя сказать несколько слов, ставящих точку в затянувшемся диалоге.

— В нашем роду тоже знают о твоей родословной, Басай, твои соплеменники говорили тебе правду. А ты сам ведаешь, как надо поступать с паршивой овцой, чтобы она не заразила все стадо.

Главарь абреков окинул испепеляющим взглядом офицеров, стоящих перед ним, затем повернулся и молча пошел к дому. За ним, озираясь по крысиному, засеменили его телохранители из полевых командиров средней руки. Но никто не думал стрелять им в спины, воспитание у переговорщиков со стороны русских значительно отличалось от азиатского. Напряжение боя за дом Главнокомандующего армией Ичкерии возрастало, оно достигло того пика, когда противникам с одной и с другой стороны невозможно было перезарядить оружие, чтобы не схлопотать шальную пулю. Свинцовые шарики сверлили воздух во всех направлениях, залетая в самые непредвиденные места. Десантники, сменяя друг друга, без устали подносили к передовым позициям ящики с боеприпасами, которых оставалось все меньше. Им помогали иностранные студенты вместе с бывшим преподавателем госпожой Натали Трепоф. Это была война, побывать на которой они мечтали, но чтобы наяву оказаться в самом эпицентре настоящего сражения, об этом и речи быть не могло. И вдруг грезы всех пятерых осуществились на самом деле. Сначала они расстреливали магазины с патронами по оконным проемам, а когда стволы у пистолетов и автоматов раскалились до синевато-красноватого цвета, перешли на подсобные работы. Другого стрелкового оружия им никто выдать не пожелал, так-же, как не было у них и сменных стволов для него. Майора, их освободителя, после переговоров с Шамилем Басаевым, будто подменили. Он грубо нагнал их с передовых позиций, затолкав в дальний угол двора, откуда и видимость была плохая, и стрелять было неудобно. Лишь госпожа Натали Трепоф сумела уйти от его сильных рук и примоститься в самой середине гвардейцев, занявших позицию напротив дома, облитого лучами восходящего солнца. И все-таки они успели насладиться атмосферой боя, а заодно снять на пленку происходящее вокруг из подкинутой им старенькой мыльницы, оказавшейся в вещмешке у кого-то из десантников. И теперь они как зеницу ока хранили этот пластмассовый коробок с лупастым объективом.

— Студенты, патроны! — крикнул один из гвардейцев, отбрасывая от пулемета Дегтярева, из которого он поливал огнем резиденцию Басаева, пустой диск. — Быстрее, мать вашу так, иначе ноги повыдергиваю.

Захар с Петером бросились за забор, где были сложены ящики с патронами, доставленные на грузовом вертолете. За ними побежали Анна с Софьей, обслуживавшие противоположный фланг. Когда парни возвращались обратно, Захар заметил, что десантник, прятавшийся за бревном, отвалился от него и скорчился от боли. Он тоже строчил из пулемета Дегтярева. Захар на ходу выхватил из ящика пару дисков и крикнул Петеру: — Вон там я видел коробку с запасными стволами. Петрашка, когда отнесем патроны, хватай ствол и присоединяйся со своим автоматом ко мне.

— Понял, братука, — откликнулся тот, в который раз обозвав Захара, как и он его, как-то необычно. — Я чую, что парни готовятся идти на прорыв. — Тогда надо поспешить, иначе на пса мы тут оказались…

Пулемет тоже оказался раскаленным до красна, пока санитары возились с бойцом, получившим ранение в бок, Захар несколько раз с трудом передергивал затвор. Патроны застревали в момент их подачи в ствол, что приводило к заклиниванию всех механизмов. Он подхватил флягу, валявшуюся неподалеку, и вылил на ствольную коробку оставшуюся в ней воду. Облачко белого пара взорвалось на поверхности металла и растаяло на фоне выцветшего неба. Захар выглянул из-за дерева, затем прижал пулемет к плечу и потянул на себя спусковой крючок. Отдача едва не отбросила его от оружия, но он еще сильнее вмялся в выпуклость в основании приклада. Рядом строчил из автомата Петер, к нему все-таки пристроились со своими пистолетами Анна с Софьей. Вид у всех троих был сосредоточенным и немного растерянным. Они, наверное, не могли привыкнуть к тому, что приходится убивать людей. Пусть их не видно и неизвестно, куда попадут пули, выпущенные из их оружия, но сама мысль об этом не давала им сосредоточиться и взять правильный прицел. Так-же чувствовал себя и Захар. Из этого можно было сделать только один вывод, что ярость к врагам, владевшая их предками, не передавалась по наследству, она уступала место обыкновенному человеческому добру и всепрощению. Значит прав был их прапрадед Дарган Дарганов, когда однажды сказал, что войной мира не завоюешь, как пытались это сделать Александр Македонский, царь Македонии, Тимур Хромой, эмир Самаркандский, или Наполеон Первый, император Французской республики. Взять его можно только лишь праведным словом, как совершил это Иисус Христос из Назарета. Неожиданно яростная стрельба из всех окон дома разом прекратилась, десантники некоторое время по инерции продолжали поливать огнем проемы, пока командир не сделал отмашку рукой. И наступила непривычная тишина. Захар заметил, как к майору вместе с капитаном морской пехоты начала подтягиваться госпожа Натали Трепоф, она занимала позицию недалеко от обоих. Он тоже решил подползти поближе, его тянуло к этим двум профессиональным военным, от которых словно исходила родственная энергия. За ним поспешили остальные недавние узники, осознавая, что кроме командира десанта удерживать их на одном месте больше некому. Когда все четверо приблизились к посту, они услышали разговор, который вели между собой майор с капитаном:

— Обманул нас Басай, — с досадой чертыхнулся десантник. — Ушел из своего змеиного гнезда, как пить дать, ушел. И остальных увел за собой, кто из них остался живой.

— Ты думаешь, что из дома есть потайной лаз? — с сомнением протянул морпех. — Тут же сплошной камень, его не то что ломом, тротилом не возьмешь.

— А природные разломы со складками? Их здесь полно, даже под нами. Вполне возможно, что за сараем, который стоит на краю двора, имеется спуск на дно ущелья. Или даже дорога вокруг вершины этой горы.

— А до сарая боевики пробили подземный ход?

К разговору подключилась госпожа Трепоф, она давно уже стала среди десантников своей за агрессивность и жажду мести. Но морпех не переставал бросать на нее косые взгляды, он верил в приметы, а она оказалась с ним словно в одной шлюпке.

— Во Франции все рыцарские замки имели потайные ходы, — с пристрастием взялась она за пояснения. — А если вспомнить роман Дюма-отца граф Монте-Кристо…

— Послушайте, сударыня, здесь не Франция, а на дворе не рыцарские времена, — не выдержал капитан вмешательства женщины в дела военных. — Кстати, вас сюда никто не приглашал.

— Да пусть себе лопочет, у нее свой зуб на боевиков, — покривился майор. Он приподнялся над бугорком, за которым находился, и громко констатировал. — Господа-товарищи, нам можно смело вставать и шагать к дому в полный рост.

— Тогда чего мы ждем! — подскочил с земли морской пехотинец. — Глядишь, еще успеем хвост этой гадюке прищемить. Пехота, вперед!

Десантники вслед за командирами побежали к строению, держа оружие наготове. За ними поднялись из укрытий недавние узники, которых снова оттеснил назад майор. Но дом был пуст, как и было предположено, в пятистенке, срубленном из сибирской лиственницы, на полу валялись только трупы боевиков, полузасыпанные стрелянными гильзами. Воздух в комнатах был пропитан запахом сгоревшего пороха, кругом царил погром, от рухнувших переборок некуда было ступить ногой.

— Здесь должен быть люк в подвал, — Захар направился на кухню, усеянную черепками от разбитой посуды.

— Захарка, это не русская изба, в которой есть погреб, — попытался остановить его Петер. — Я думаю, что потайной вход в тоннель находится в одной из комнат, он ведет за пределы усадьбы.

Пришла очередь капитану осадить грамотного шведа, он подковырнул ногой край обгоревшего ковра и с сарказмом в голосе сказал:

— Петрашка, не путай феодальную Чечню с цивилизованной Францией, или со своей Швецией. Вряд ли бы горцы додумались делать потайные ходы прямо из помещений.

— Голь на выдумки хитра, азиаты тем более, — нашелся студент. — К тому же, рядом находится Турция с Ираном, эти исламские страны имели на здешних жителей очень сильное влияние.

— Если такой ход существует, он должен начинаться из подсобного помещения, — поставил точку в споре майор, он поддернул автомат и коротко скомандовал. — За мной.

Вход в тоннель отыскался в хлеву с овцами, он был завален огромным валуном. Когда откатили его в сторону и осветили мощными фонарями дыру с острыми каменными выступами по бокам, стало ясно, что догнать Басаева с его генералами вряд ли удастся. Слишком узкой она была и очень круто вела вниз. Но майор все же решил начать спуск, прощупывая каждый сантиметр пути на случай растяжек, расставленных боевиками. За ним двинулись участники штурма, среди которых затесались бывшие узники, они рвались вперед на правах пострадавшей стороны. Тоннель оказался длинным, метров через семьдесят он вывел на небольшую площадку над глубокой пропастью. Сбоку змеилась тропа с множеством вертикальных перепадов. Далеко внизу, почти у самой реки с белыми от ярости водяными струями, виднелись крохотные фигурки людей, затерявшиеся среди хаоса из скал. Вряд ли можно было достать беглецов из оружия, камни надежно укрывали их, делая неуязвимыми. Кто-то из десантников не удержался, пустив вдогонку гранату из подствольника, она взорвалась на одном из выступов, заставив боевиков скрыться из виду. И тут-же со всех сторон послышался шорох, он грозил перейти в мощный гул от лавины, готовой в любую минуту сорваться с вершины горы. Майор с опаской осмотрелся вокруг и повернулся к стрелявшему гвардейцу:

— Еще один такой глупый поступок, и мы достигнем дна ущелья раньше боевиков, — резко сказал он.

— Товарищ майор, жалко упускать этого террориста Басаева с его генералами, — замялся тот. — Столько времени мы гонялись за ними по всей Чечне.

— Я уже говорил вам, что его песенка спета, — командир хитро прищурился и посмотрел на соратников, обступивших его.

— У меня есть старший брат, который служит в авиации.

Капитан морской пехоты, застывший с выражением досады на лице возле самого края пропасти, круто развернулся на одном месте. Брови у него приподнялись:

— Что ты хочешь этим сказать, Дарган? — спросил он.

— Только одно, что с этого момента Басаеву мобильником надо пользоваться с превеликой осторожностью, — пожал плечами тот, не обратив внимания на странное к нему обращение морпеха. — А еще лучше, если он вообще от него избавится.

Захар догадливо растянул рот в усмешке. Он был очень доволен, что вырвался из плена, и что все только начинается:

— Я бы посоветовал этому главарю отморозков выбросить телефон в горную реку, боевики до нее почти добрались, — сказал он, кивнув головой в сторону пропасти. — Для их же блага.

— И поставить крест на связи с внешним миром, — поддержал троюродного брата Петер. — Ты это имел ввиду, братука?

— Это самое, Петрашка.

Анна с Софьей и госпожой Натали Трепоф засмеялись, они не были кровожадными, и все-таки согласились с концовкой в страшной истории, зацепившей их самих одним из смертельных эпизодов. Но капитан отошел от края пропасти и с твердыми нотами в голосе напомнил:

— Воспитание заблудших людей необходимо доводить до конца, — он обвел собеседников жестким взглядом и закончил. — А если кто-то из них решил завладеть всем миром, того надо усмирять. Без пощады к нему самому и его окружению.

Никто из молодых людей не решился возразить человеку, форма которого говорила о том, что он и есть тот самый чистильщик, стоящий на страже мира. Фигурки боевиков, похожие с высоты на ползающих по скалам муравьев, исчезли из виду. Пора было возвращаться на вершину горы, чтобы погрузиться на вертолеты и покинуть этот негостеприимный аул — родину Шамиля Басаева. Но что-то мешало участникам штурма бандитской цитадели, собравшимся на крохотной площадке на краю пропасти, сделать первый шаг к тоннелю. Захар вобрал в себя полную грудь воздуха, чистого и прохладного, насыщенного космической энергией, как минеральная вода пузырьками газа. Он обозрел окрестности и поразился обыкновенной мысли, пришедшей ему в голову. Она была о том, что люди, обладающие разумом, живут почему-то в душных и пыльных городах, а люди, только переступившие порог развития, пользуются всеми природными благами. Отчего это происходит, и как такое объяснить, он понятия не имел. Снова получалось по накатанной схеме: чем больше знаешь, тем меньше понимаешь.

А вокруг уступами громоздились девственные горы с вершинами, облитыми лучами солнца. Они возносились в недосягаемую голубую высь и обрушивались вниз неприступными каскадами. И не было у человека чувства, могущего охватить безумие природных страстей, как не было груди, способной вместить в себя это божественное величие.

— Красота здесь неописуемая, — невольно вырвалось у Захара. — Нашим французским Пиренеям до нее далеко.

— Дикая природа, совершенно не тронутая человеком, — поддержал его кто-то из недавних пленников, стоявших рядом. — Даже намека на цивилизацию не проглядывается.

— Первобытный хаос…

Госпожа Натали Трепоф выждала небольшую паузу и обратилась к морскому пехотинцу: — Товарищ капитан, позвольте задать вам вопрос, — сказала она, и не дожидаясь ответа спросила. — Вы женаты? — Вот это новость! — опешил офицер. — Сударыня, мне показалось, что вы глаз не спускаете с товарища майора.

— Он еще слишком молод, и не указал нам направление, где находится станица Стодеревская, из которой все вы родом, — нашлась молодая женщина.

Десантник засмеялся и забросил автомат за спину:

— По прямой и сотни километров не наберется, — майор Дарган Дарганов обвел родственников приветливым взглядом и радушно прогудел. — Приглашаю всех вас в наш атаманский дом на своей исторической родине.

Захар негромко сказал:

— Она для всех нас одна.

— Одной и останется, — подтвердили остальные. — Где бы мы не жили.

Загрузка...