Кино, вино и домино

Восьмой день экологического кинофестиваля «Чистая вода»

За завтраком лица у всех были вялые и серые. Большая часть махнула в Неаполь на поезде, надеясь сократить время и дискомфорт дороги. Так что автобус оказался неполным. Ольге тоже предлагали, но хотелось снова прожить кусок изумительной дороги от мыска итальянского сапога до Неаполя. Кроме того, она наконец села рядом с Русланом Адамовым.

Сзади трындели Егор и Андрей Николаев.

– Да пойми ты, у итальянских мафиози кодекс чести! – напирал Егор. – Самую главную мафиозную звезду, Франческо Скарпелли, свои грохнули за то, что он пытался завалить девушку босса! Ты у нас такое видел?

– Сними спагетти с ушей! Медичи вчера Вету на стол поставил, мэра угостить! Это тоже по кодексу чести? Глупый пингвин робко прячет, умный смело достает! – протестовал Андрей Николаев.

– Да потому, что Вета для них – русская проститутка. А структура мафии основана на кровном родстве, и каждый человек занимает в ней определенную нишу, и вся структура учитывает эту нишу! И каждый сам боится опозориться, чтобы не опозорить весь клан! – настаивал Егор. – Меня один их мужик спрашивает: вы, русские, так живете, как будто у вас ни у кого нет семей! Понимаешь? В том смысле, что вы легко позорите свои семьи!

За окном летели утренние горы, луга, овечки на склонах, особняки, край моря. Спереди Вета щебетала Гале Упыревой:

– С паршивого Медичи хоть шерсти клок. Он сказал, что мне надо искать северного лоха по компьютеру, изображать целку, выходить замуж и через полгода подавать на гражданство! А потом с этим паспортом валить от него в Европу! И уже оттуда подавать на развод!

– Так лучше сразу в Европу! – удивилась Галя.

– Европейца хрен на себе женишь! Собака собаку не ест! Только старого и жадного. А он такой брачный договор пропишет, что куска туалетной бумаги с собой не унесешь! А итальянцы щедрые и любят трахаться! – объясняла Вета. – Они еще хоть как-то могут жениться! Но полгода придется пожить в семейке, потерпеть их мамок, бабок, теток! Это, говорят, Гулаг! Зато отсидел – на свободу с чистой совестью!

– А что он тебе подарил, когда уходил, если они такие щедрые? – деловито спросила Галя. – Камушки?

– Да ничего, сука, не подарил! Сказал, что могу в любой день прилететь и жить в его гостинице бесплатно! Только без мужика! С подружкой или с мамой! Хочет трахать на халяву… – тяжело вздохнула Вета. – Но мне это в тему! Мать у меня в Кемерове живет, где снег черный. Отродясь такой красоты не видала! И легкие у нее больные… Так что, как говорят итальяшки, лучше яйцо сегодня, чем курица завтра!

Из другого конца автобуса походкой подстреленной птицы подошел бледный Бабушкин с бутылкой воды «Свежачок»:

– Оля, здравствуйте! Говорят, я вчера пошел вразнос! Ничего не помню… Это было очень противно?

– Вы не слишком выделялись на фоне общего пейзажа! – успокоила его Ольга.

Он оглянулся и совсем тихо спросил:

– А я ничего лишнего не орал?

Ольга пожала плечами, весело ответила:

– Вы очень громко орали цитату из Ленина: «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк». Некоторым показалось, что это лишнее… но лично я в этом пункте совершенно согласна с вождем мирового пролетариата!

– Слава богу! – выдохнул Бабушкин, – гора с плеч! А то я так устал с выбором натуры в Риме! И вообще, очень тяжелый фестиваль… «Вскрытие показало, что больной умер от вскрытия!» Пойду хоть сейчас посплю.

И ушел. Но на его место встали супруги Голубевы в купленных на торговой улице Реджио Калабрия, но опять совершенно одинаковых бесполых шмотках.

– Нам так все понравилось! Мы никогда так близко не видели людей искусства! Очень бы хотели пригласить вас на ужин. Можно вашу визитку? – смущенно спросил Голубев. – Конечно, мы люди простые, но мы вызовем итальянского повара. И музыку итальянскую.

– Куда вызовете? – не поняла Ольга.

– На ужин. Ну, чтобы атмосферно было… чтоб как здесь! – смутилась жена. – У нас на первом этаже большой гостевой зал. Мы его гламурно украсим, будто Италия. У меня есть такой цветочный дизайнер. Там много народу поместится. Человек сто.

– Где у вас? – снова не поняла Ольга.

– На даче. Это двадцать километров от Москвы, мы за вами водителя пришлем. Вам понравится! – уговаривал Голубев. – У нас такая экология, вы одобрите! И пруд с лебедями. Их специальный человек по диете кормит. В зоопарке нашли.

– А вы на следующий фестиваль поедете? Мы обязательно поедем! И теперь я уже точно уговорю брата, а то он нас послал смотрящими, думал, что скучно будет! – добавила Голубева.

– А кто ваш брат? – Ольга спросила потому, что все равно ничего не понимала из их текста.

– Ну, уже теперь можно сказать, Свежачкова я по батюшке. Мой брат этот фестиваль финансировал, а нас послал смотреть. В том смысле, правда ли фестиваль идет или просто деньги пилят и прессу проплачивают, что все состоялось. Сейчас ведь никому верить нельзя! – заулыбалась Голубева-Свежачкова. – А тут так шикарно! Круче, чем в Каннах.

– Мы в Канны ездили. Тоска зеленая! Все такие закрытые, что выпить не с кем! – добавил Голубев. – А тут все культурно, солидно.

– Так вы Дине с Лизой спасибо скажите, я ведь тут только со стороны экологической общественности, – напомнила Ольга.

– Конечно-конечно! Мы просто с вас решили начать. Вы тут самая… серьезная. Так придете на ужин в честь фестиваля? – уточнил Голубев.

– Приду, вот моя визитка. А вы тоже производством питьевой воды занимаетесь? – спросила Ольга.

– Нет, я пенсионер. В РУБОПе оттрубил, весь насквозь простреленный, – признался Голубев. – За экологию, как вы, болею, все кругом загадили. Может, в вашу организацию вступлю. Я ведь теперь только лечусь и отдыхаю…

Рубоповский, раздраженно подумала Ольга, «нарубопил» на дачу с гостиной на сто человек и на лебедей с диетой.

– А мне понравилось, что у итальянцев у всех ставни на окнах. И что нет наших коридоров, сеней… Без этой напрасной траты места, сразу большая гостиная, – трещала за спиной Наташа. – Они потому и сами такие открытые. Надо будет сделать гостевой домик в итальянском стиле.

– Ну, сказанула! Они от жары прячутся, а мы от морозов, – засмеялась Инга.

– А еще мне понравилось, как они утром в баре пьют кофе с бриошью. Только чашки маленькие. На три глотка! Не понимаю, как они ими напиваются? – продолжала Наташа.

– Лучше, что ли, как наши, по пол-литра кофе с утра долбанут? А потом весь день таблетки жрут, чтобы давление сбить! – напомнила Инга.

Рублевский бунт против Дины и Лизы за ночь рассосался. Собственно, он означал, что стопку привезенных нарядов было при ком надевать, но не было при ком снимать. А значит, две с половиной тысячи евро выкинуты в мусор. Хотя значимой суммой они были только для Веты.

Ольга подумала, что расставила живыми скульптурами в игре «Море волнуется раз…» всех, кроме себя. И вспомнила, что в детстве в ее комнате висела репродукция васнецовской «Аленушки» у омута из журнала «Огонек».

Папа сделал картинке паспарту из картона. И вплоть до похода в музей Васнецова в седьмом классе Ольга была уверена, что Аленушка плачет потому, что в омуте такая грязная вода и она не знает, как ее очистить.

Она часто рассказывала это нашим журналистам в ответ на вопрос о выборе профессии. То есть в игре «Море волнуется раз…» Ольге полагалось застыть грустной и беспомощной Аленушкой у омута.

Рустам Адамов молча смотрел в окно. Ольга тронула его за рукав:

– Жалко покидать такую красоту…

– Не жалко. Отравление скромным обаянием нашей буржуазии дошло до уровня, опасного для психики! Давно не оказывался в таком бессмысленном сборище таких бессмысленных людей! – пожаловался он. – Во всех западных отелях сталкиваюсь с тем, что стыдно за наших…

– Это да. Говорят, в мировом турбизнесе появилась новая услуга – тур в отель без русских стоит дороже, – добавила Ольга.

– Раньше за хамство на курортах ненавидели американцев и израильтян. Теперь прибавились наши. Правда, русскими они считают весь СНГ… Не различают. Знаете, почему Картонов пользуется на Западе таким успехом? Потому что он для них олицетворяет русского! Можно сказать, скульптор массового поражения…

Подошла усталая растрепанная Лиза, заглянула Адамову в глаза:

– Русланчик, вы на нас не в обиде? Все нормально?

– Мне было очень хорошо! Вдвоем с морем, – улыбнулся он.

Лиза обняла Ольгу:

– Олька, все ужасно! Динка вчера даже всплакнула! Представляешь, чтоб Динка плакала? Она ж железная леди! Мы ж на два сезона договорились, а итальянцы вчера сказали, что больше не хотят фестиваля! Что они шокированы! Что у них из-за нас огромные проблемы после приезда карабинеров! Из-за этих недотраханных сучек мы не сможем провести «Чистую воду» на этом побережье второй раз!

– Может, и хорошо! – пожала плечами Ольга. – Уж больно побережье красивое. Загадят…

– Чувствуете экологическую миссию выполненной? – усмехнулся Руслан.

– Не сыпьте мне соль на раны. Каждый раз уезжаю с такого мероприятия, словно кого-то обманула…

– А может быть, не стоит брать на себя так много? Вода – сильная субстанция, если ее очень сильно разозлить, она сама расправится с обидчиком. Просто быстро смоет его как плесень. В некоторых местах планеты уже начала… – И Руслан Адамов подмигнул Ольге так, словно они уже сговорились втроем с водой. – Этим недолго осталось, вы же как эколог знаете, что система, которая больше берет, чем отдает, неустойчива и быстро гибнет. И не важно, это отдельный организм, отдельная экономика или отдельный слой.

– Знаю…

– Я за вами наблюдал. Вы, Ольга, все время стоите на котурнах, никак не обопретесь на всю ступню. Воду защищаете, а по глазам видно, что вас саму надо защищать…

– Всех надо защищать. Думаете, я в этой компании крайняя? – закрылась она, потому что пугалась таких вторжений в частное пространство.

– Да у них все просто. Встретились два непересекающихся вида биологической материи. У одних есть все, кроме денег, у других нет ничего, кроме денег. В понимании первых, у меня есть деньги. В понимании вторых – я босяк. В России ведь творческих людей так обворовывают, что они счастливы, когда хотя бы попадают в средний класс. У меня много чего есть… но, наверное, уже нет цели. Я вам завидую, Оля, у вас есть цель. Какой бы наивной она ни была, она тянет вас вверх как магнит…

– А вы лишний человек из русской классики? – усмехнулась она.

– Наверное. Лишний и усталый. Надо закрыть одну дверь, чтобы открылась другая, а мне уже не хочется. Меня даже Италия не разбудила. Впрочем, может, потому, что все силы уходили на дистанцирование от этих. Но смотрите, я конкретный специалист. Мне проще спрятаться в профессию: могу разрисовать холст, кувшин, забор, стену, ваше платье, вашу сумку. А вам не спрятаться. Вы ведь ничего конкретного не умеете…

– Понимаю, что вы экологов считаете грантовыми болтунами. Я, конечно, не могу разрисовать платье и кувшин, но могу сделать грязную воду чистой, – обиженно ответила Ольга.

– Как? – недоверчиво встрепенулся он.

– Ходила на семинары по выживанию. Способов миллион. Если вода в местности считается опасной, возьмите на литр воды две чайные ложки яблочного уксуса, немного меда и пять капель пятипроцентного йода. Через несколько минут будет пригодна для питья. Запомнили? Еще можете выдрать из свитера шерстяную нитку, сделать из нее фитиль, опустить одним концом в полную емкость, другим в пустую. И так несколько раз. Можете бросить в воду клубок шерсти и отжать его, вода из клубка будет чище. Можете смешать воду с землей и дать ей отстояться. Можете носить с собой мешок сушеных листьев рябины и класть их на два часа в воду. Они делают питьевой даже болотную воду…

Ольга перечисляла рецепты очистки воды удивленному Руслану Адамову аж до Неаполя. И под конец он пообещал написать картину «Мировой океан» сушеными листьями рябины.

В городе их встретили шум, гам, завешанные сушащимся бельем улицы, ездящие, «как им удобно», машины, переходящие улицы, «как им удобно», пешеходы, ругань между первыми и вторыми, диалоги через всю улицу, клокочущие рынки, нарядные магазины одежды, затейливые сувенирные лавки, расточающие чудный запах пиццерии, яркие фруктовые развалы… Все цвело, звало, манило и сулило неисчерпаемые наслаждения.

Но пробежаться по городу не было времени, и толпа высыпалась в здание аэропорта. Там было скучно.

– Смотрите, как чудовищно работает их служба безопасности! – сказал Егор Золотов, решив размяться после долгой отсидки в автобусе. – У них в башке только пять направлений: еда, секс, футбол, семья и религия! Направления «работа» нет как класса! Ставим простенький эксперимент. Вот этот пакет с пустыми бутылками Андрюха сейчас аккуратно оставит возле урны и уйдет. Засекайте время, посмотрим, через сколько суток вызовут саперов!

Продолжая карнавал, Егор с Андреем Николаевым скрутили муляж «террористического пакета», напихали туда пустых бутылок от граппы и «Свежачка».

Андрей, озираясь, как полагается террористу, под общий хохот подошел к урне и поставил его рядом. К пакету немедленно подошла итальянская семья с тремя орущими малышами: на руках, в коляске и за руку. Партия мамы, орущей на папу, успешно перекрывала трио.

– Тettarella, cretino, imbecille! Сomrare tettarella! – орала жена.

Муж пытался возразить, но волна крика сметала его. Он махнул рукой и ушел, утаскивая за собой одного из орущих малышей. Хотя в террористическом муляже и были пустые бутылки, Андрею Николаеву стало неудобно.

Он подошел к женщине с детьми и, к наслаждению фестивальцев, предупредил:

– Сюда не ходи, снег башка упадет, савсем мертвый будэшь!

Женщина внимательно посмотрела на него, потом приложила руку к пышной груди и сказала:

– Рrego, signore! Mio marito – idiota, vo e vengo!

После чего сунула в руки Андрею Николаеву коляску с орущим младенцем и побежала за мужем с криком:

– Farmacia, idiota! Farmacia!

И пока фестивальная толпа надрывалась от хохота, «террорист-любитель» вынужден был показывать младенцу в коляске козу, позволять теребить себя за длинные седые волосы и скакать вприсядку.

При этом он периодически хватал очередного бегущего мимо него служащего аэропорта, тыкал пальцем в пакет и предупреждал:

– Террористо, пакето, бандито!

– Si, signore! – участливо кивал служащий и бежал по своим делам.

– Ну хоть теперь вы поняли? – спросил Шиковский всех и никого в отдельности. – Главное в комедии дель арте – импровизационный метод работы. Я все время объясняю это студентам! Создание сценического ансамбля с помощью повышенного внимания к партнеру. Если внимательно не следить за импровизационными репликами и линией поведения, невозможно вписаться в контекст спектакля. Обычная итальянская толпа – это целостный театр! А у нас что на сцене, что в жизни: кто в лес, кто по дрова…

Наконец подошла очередь на досмотр ручной клади, и равнодушные к террористическим пакетам громкоголосые неапольские таможенники вытащили из Ветиной сумки те самые желтенькие тюбики с натуральной косметикой из Реджио Калабрия.

Вета орала как резаная, но не помогло. Видимо, таможенники так отметили Ветину женскую привлекательность и шорты-бикини, потому что на крем в Ольгиной сумке даже не посмотрели.

Ашот Квирикян лобызался с Куколкой, как в последний раз. Ее самолет летел в Лондон через два часа. Лера прощалась чуть не со слезами на глазах, целовалась со всеми по очереди.

Особенно страстно с Ингой. Обещала писать по электронке, звонить, приехать в Москву и всех увидеть. Джакопо не поехал провожать – поехал решать проблемы с карабинерами.

Заходя за таможенную черту, Инга кричала Лере:

– Если что со здоровьем, сразу прыгай в самолет! Я тебе все оформлю в лучшем виде! Медицина ваша – говно! Я тебе как профессионал говорю!

– А ты сразу пиши, как у тебя оливковое масло кончится. Не экономь! Я тебе сразу десять литров со стюардами передам! – махала рукой Лера и вытирала глаза.

Дьюти фри был плохонький. Ничего интересного, кроме сыра и «Лимончеллы». Ольгу сзади по-хозяйски сгреб Картонов:

– Как это мне за весь фестиваль удалось не затащить тебя в постель? Скажи, как по-английски «кошелек»? А то у меня лопатник позорный!

Ольга сказала, он трижды повторил и убежал покупать новый кошелек для гонораров от папы римского и папы калабрийского.

В отличие от Руслана Адамова она испытывала нежность к этому славному деревенскому парню, сумевшему «выгодно вложить» свое скромное дарование. Он ведь не был совсем бездарным, просто откликнулся на вызов времени, которое востребовало от него не художественные, а пиаровские данные.

Время хотело видеть скульптора не в рабочем халате, замазанном гипсом, а в фирменном пиджаке, залитом дорогим шампанским. И он прилежно изображал звезду, ньюсмейкера, светского льва, героя-любовника.

Его упрямый русопятский фас с бородой лопатой ехидно смотрел на население с телевизоров, обложек, шоколадок и витрин мужской одежды. При том, что это было самое последнее амплуа, к которому происхождение подготовило этого «сукина сына, камаринского мужика».

В отличие от большинства фестивальных масок Василий Картонов был явлением, равным самому себе. С ним можно было заниматься сексом и дружить. Это можно было делать по очереди и одновременно.

И первое, и второе он делал одинаково хорошо. Но роман он мог иметь только с самим собой и своим успехом. И никогда даже не делал вида, что может иметь роман с живой женщиной. Или что из его рук может выйти предмет искусства. И раз женщины и покупатели придумывали это за него сами, то так им и надо!

Олеся набирала в дьюти фри «Лимончеллы» на дорогу. Инга привередливо копалась в шарфиках. Сестры Даша и Наташа старательно обегали одни и те же прилавки, пытаясь в них не встретиться, и ежеминутно встречались, не узнавая друг друга.

Сулейманов с Золотой Рыбкой со вкусом выбирали подарки его жене и ее сыну. Галя Упырева ругалась с товароведом, уверяя, что духи просрочены. Ванька-дворянин кормил Печорину шоколадными конфетами и уговаривал посетить его очередной дорянский бал. Супруги Голубевы прикидывали, сколько бутылок «Бейлиса» можно взять с собой, раз он здесь такой дешевый.

Летели тихо. Силы у всех иссякли. Даже Олеся не бросалась на стюардов. Правда, она зачем-то подсадила к себе Борюсика и стала поить его «Лимончеллой», приговаривая:

– Вижу по глазам, что больше не надо, но раз тебе хочется…

– Эх, я старый дурак! Надо было договориться с Джакопой, чтоб следующим летом поставить прямо в отеле комедию дель арте! Лерка бы переводила! А Коломбин, Пьеро и Арлекинов вырастим в своем коллективе! – громко закричал Шиковский. – И играть прямо на берегу моря!

– На берегу для Джакопо будет неактуально! Скорее в тюремной самодеятельности, – предположил Егор Золотов.

– С ним все будет в порядке, потому что он местный, – успокоил Шиковский. – Это наших немного помяло, потому что Италия – коллайдер, который разгоняет чужеродные частицы… Здесь потому и возникла комедия дель арте, что Италия раздает людям маски, но позволяет варьировать внутри типажных рамок…

– Италия вывела фестиваль «Чистая вода» на чистую воду, – усмехнулся Руслан Адамов.

– Чин-чин, синьоры! – напомнил Андрей Николаев и разлил по стаканам.

Через пару часов полета Борюсик дошел до кондиции и начал бросаться на пассажиров. Стюардессы вызвали двухметрового командира корабля.

Борюсик уже не ориентировался, куда летит, и начал орать командиру:

– Ты не понял, сучонок, на кого прешь! Ты мне, гнида, будешь тапочки в зубах носить! Ты мне шнурки будешь гладить! Ты у меня больше не полетаешь! Я все твои самолеты пущу под нож!

Однако командир корабля не первый раз возил русских, молчаливо завернул Борюсику руки за спину, пинками доставил его за занавеску и пристегнул к креслу стюарда наручниками. Даже немного спеленал скотчем, как Ольга канистры с оливковым маслом.

А кстати, о масле. Когда по багажной ленте аэропорта поползли чемоданы, зал пронзил ужасный вопль Печориной. Ее чемодан плыл в луже оливкового масла, пытаясь угостить ценным продуктом соседние чемоданы! Уж сколько вокруг этого возникло сожаления, дискуссий и конструктивных советов.

Первый раз все занялись общим делом. Всем миром достали из ее чемодана кучу измазанной одежды и скульптурную землю с «Хрустальными слезами», с которых капали оливковые слезы первого отжима. Только журналисты не помогали, а щелкали мизансцену для желтых изданий, она точно ложилась в них по формату.

Когда спускались с вещами на эскалаторе вокзала, Ольга увидела внизу на площадке Борюсика. Вокруг него стояли три местных охранника с рацией и ждали наряд милиции. А Борюсик, напрочь потеряв географическую ориентацию, как часто бывает с пьяными эмигрантами, выкрикивал:

– Сanaglie! Аssassinare! Ricorrere in tribunale!

И женщина возле Ольги заметила:

– Итальянец-то как нажрался! Прям как наш!

Внизу с эскалатора сходил Бабушкин. Он отвернулся от Борюсика, чтоб тот не узнал его, и прошмыгнул мимо вместе с толпой. Ольга посмотрела сверху на его ссутулившуюся спину и предательские миллиметры отросших седых волос на макушке посреди рыжих кудрей.

Ей показалось, что он энергетически пуст, как графин, из которого выпили всю водку. И больше никогда не снимет ничего хорошего потому, что снимать ему больше нечем. Он тоже сбитый летчик. Но почему-то не стало жалко ни Бабушкина с его талантом, ни Борюсика с его бездарностью…

Когда сошла с эскалатора, в телефоне мурлыкнула эсэмэска. Дочка написала: «я уже подъехала». Ольга нашла в толпе Лизину кудлатую белокурую голову, догнала, стала прощаться с ней и Егором. Тут в них врезалась Дина с чемоданами на тележке. За ней с такой же тележкой ехал Динин молодой муж, из сетчатого кармана его чемодана жалобно бирюзовела табличка «Чистая вода».

– Кричите «ура»! – Глаза у Дины заблестели.

– Ура… – покорно и вяло откликнулись Ольга, Егор и Лиза.

– Раз уж нас из Италии поперли, я на нервной почве прямо сейчас позвонила нашему партнеру в Сирии! Он готов принять фестиваль на следующий год! Оль, ты у нас отвечаешь за воду, какое там море?

– Средиземное…

– Ну что же, значит, у нас будет шанс выдать Вету за сирийца! – хмыкнул Егор. – А Ольга наконец прочитает свой доклад до конца!

– Ураааа! – на весь аэропорт заорала Лиза. – Фестиваль умер! Да здравствует фестиваль!..

И снова захохотала своим русалочьим смехом, разлетающимся со звуком падающих хрустальных бус… или «Хрустальных слез», созданных скульптором массового поражения.

P.S. Пока человеческий организм в основном состоит из жидкости, важнейшими из всех стихий для нас являются вода и кино!

17.10.08