37

Полгода бледными, как длинными, ногами

погода августа гуляла над полями,

и журавлями в воздухе звуча,

во всём светилась осени свеча.

Мне было ветрено, мне было неприятно,

я видел в воздухе мелькающие пятна,

лохмотья Хроноса, желтевшие на вид,

платочки ветхие в руках у Пиэрид.

А ты? А я? А родина вторая?

Смотри, над крышами вот этого Китая

царица рыжая бежит наискосок,

прикрыв ладошками осиновый листок!

А вы? А я? А мы не поднимали

с асфальта влажного советские медали,

флажки опавшие, потёртые значки,

филологические точки и крючки?

Но чёрным золотом, не речью деревянной,

Стаханов славился в Аркадии баянной,—

недаром двигался, как Будда, под землёй,

как будто старенький, а вечно молодой!

Недаром родина какая-то вторая…

Я помню Пушкина в ночи Бахчисарая,

он трогал тросточкой летевшую листву

и звал в читатели оленя и сову.

Но где мурмурочки, где кошечки-подруги

плакучей осенью на севере, на юге?

Восток раскинулся на двадцать восемь строк,

и вьётся к западу невидимый дымок

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Загрузка...