Глава 2

Мы пообедали щавелевыми щами, кстати, очень вкусными, а заодно узнали у бабы Дуси, что в этой части большого города особой популярностью у молодежи нашего возраста пользуются два места – «Сильвестр», бар с игровым залом внутри, и «Токай», обычный клуб. Сегодня мы решили посетить первый и, почитав пару часиков книжки, начали собираться. В предоставленной нам комнате было две кровати, расположенные у противоположных стен, потому мы могли одеваться одновременно, отвернувшись друг от друга. Вообще дом имел две комнаты – во второй жила сама баба Дуся, – а помимо них, кухню, что одной стеной прилегала к нам, и коридор, соединяющий три помещения и имеющий выход во двор. Всего на участке был только один дом, чем мы тоже были обязаны своему везению: никаких тебе соседей, общих кухонь, одного на весь табор сортира… Кстати, туалет находился во дворе, но, несмотря на это, он был вполне чистым, светлым, так как имел окошко в потолке, и, что для меня важнее всего, там не наблюдалось никаких признаков паутины – за этим хозяйка тщательно следила.

Я облачилась в блестящую майку с глубоким декольте спереди и абсолютно голой спиной и джинсовую мини-юбку, Юлька – в короткие шорты и футболку с Микки-Маусом, который являлся ее кумиром, и мы отправились на поиски таинственного «Сильвестра», получив от Евдокии Карловны подробные координаты, содержащие наименование улицы, номер дома и упоминание отличительной приметы – рядом с баром должна быть остановка автобуса.

Как выяснилось впоследствии, эти координаты дались нам зря: улицу Тамерлана никто не знал, зато молоденькие девчонки вызвались проводить нас в бар «Сильвестр», куда и держали путь сами. По дороге мы разговорились и выведали у местных, что Туапсе, оказывается, не такой славный город, как казалось вначале. В темное время суток он становится опасным: банда жестокосердных сирот-малолеток вовсю помышляет грабежами на улицах. Сказать по правде, стало немного страшно.

Помещение этого бара имело шестиугольную форму. Дорогие бархатные шторы закрывали дневной свет, идущий от небольшого размера окошек под потолком, и придавали интерьеру уют и стильность. Две стены были сплошь заставлены разнообразными игровыми автоматами и имели нечто вроде перегородки, которой служила барная стойка, куда мы с подругой и уселись, так как все миниатюрные и комфортные столики зала были заняты.

На удивление, музыка была не оглушающая, что так типично для молодежных питейных заведений, а такой громкости, что мы могли спокойно общаться, не сильно повышая голоса. Правда, танцплощадка была маленькая, но меня сегодня и не тянуло выплясывать на все лады, а Юлька вообще почти никогда не танцует на людях.

Нам захотелось попробовать какой-нибудь слабенький и экзотический коктейльчик.

– Экзотический? Хм… – задумался бармен, услышав наше требование. – Попробуйте «Диану».

Цена напитка зашкаливала, пришлось пить без закуски. Слава богу, что не натощак. Спасибо бабе Дусе! Иначе бы непривычная к алкогольным напиткам Юлька через двадцать минут висела бы на крутящейся лампе светомузыки, что в центре танцпола, и, уподобившись мартышкам, дергала бы ногами в разные стороны, урча что-нибудь нечленораздельное.

– Интересно было бы посмотреть на их лица, когда они обнаружили пропажу того, что уже почти шло им в руки. – Юлька говорила, понятное дело, о наших утренних знакомых.

– Да. Психолог, небось, тут же порвал в клочья свой диплом. Я, говорит, вижу тебя насквозь! Что, съел? – Треть напитка я уже благополучно осушила, потому начала хохотать. Юлька меня поддержала.

Отсмеявшись, мы чокнулись бокалами, выдав пафосный тост «За любовь!», и снова выпили.

Через полчаса из-за крайнего автомата поднялся мужчина и, с надеждой оглядевшись по сторонам, направился к нашей паре. Ну почему все время так? У меня что, на лбу написано «Спросите меня!»? Сейчас я задаюсь вопросом, что бы случилось, не подойди он тогда к нам. Наверно, всех этих сумасводящих приключений, в изобилии посыпавшихся на ниши головы с той знаменательной минуты, мы сумели бы избежать и жили бы грядущую неделю припеваючи. Но рок – он и в Марокко рок. И в Туапсе тоже.

Сказать по правде, я давно заметила этого мужчину. Много игроков на моих глазах менялось возле этих двух стен, так как заядлые «азартоманы» околачиваются больше в казино, а не в обычных барах. Здесь же автоматы стояли лишь для развлекухи, для тех, кому надоело пить и танцевать, чтобы отвлечься на что-нибудь иное, новенькое. Но этот же тип сидел здесь с тех самых пор, как мы пришли, или даже раньше, и не вставал со своего места ни разу. Его коричневые волосы торчали в разные стороны, а губы оказались ярко-малинового цвета. Издалека могло почудиться, будто это помада, но это был натуральный цвет его губ, который встречается довольно редко, чаще у цыган. Может быть, что-то эдакое в его крови на грамм и присутствовало, но мужчина все же большей частью своих генов был русским и прожил на свете лет тридцать пять или чуть больше.

– Простите, прекрасная незнакомка, – обратился тип ко мне, – у вас не будет двух десятирублевых монет? В долг, разумеется.

В глазах стояла мольба последнего алкаша, просящего стольничек на опохмел. Ох, не люблю я этих зависимых людей! Водка, кокаин, игральные автоматы – разница небольшая, не находите ли? Просто у людей напрочь отсутствует сила воли. Не знаю, почему я полезла в сумку. Не знаю, почему достала кошелек. И не знаю, почему я выудила оттуда кровные двадцать рублей монетами и дала их мужчине. Обычно я посылаю подальше таких вот просителей. Наверное, судьба и есть судьба, и от нее никуда не денешься.

Коричневоволосый заулыбался и попросил меня на них подуть.

– Это еще зачем? – шокировалась я.

– Вы такая красавица! Вы обязательно принесете мне удачу. – Видя, что я все еще не могу решиться, он добавил: – Ну прошу вас, сжальтесь! – Странно. В этот миг я поняла, что мольба в глазах не имела никакого отношения к форме наркомании. Она относилась к чему-то другому, что я так и не сумела раскусить.

– Ладно. – С хмурым видом я поднесла губы к монетам, уже перекочевавшим в его ладони, взаправду дунула на них и произнесла: – Удачи вам.

– Спасибо.

Тип направился ко все тому же автомату, непонятно чем ему приглянувшемуся, а я вернулась к подруге.

– На чем мы остановились?

– Как это? – хитро подмигнув, ответила Юлька. – Тост. За все хорошее!

Мы чокнулись, но даже не успели поднести ко рту бокалы с зонтиками: нам помешал громкий гул, исходящий от одного из автоматов. Я подняла глаза: мужчина нервно теребил и без того взлохмаченные коричневые волосы, отказываясь верить в удачу. Он выиграл! Отгудевшая машина через секунду высыпала в предназначенный для этого кармашек все монеты, содержавшиеся в ней, полностью себя опустошив. Часть монет перевалилась за бортик кармана и звонко полетела на пол. Сперва растерявшись, мужчина принялся живо пихать свой громоздкий выигрыш в старомодную тряпочную сумку с ручками, предусмотрительно оказавшуюся в кармане брюк. Его соседи завистливо зааплодировали и тут же вернулись к игре.

Мужчина еле поднял тяжелую сумку с пола, откуда подбирал последние монеты и подошел к барной стойке, заказав кружку пива. Повернулся к нам.

– Спасибо! Я так и знал, что вы принесете мне удачу! – Тип улыбался так открыто, что были видны не то что все зубы – все пломбы на них. – Позвольте представиться. Кочерга. А вас как звать?

– Кочерга? Что ж, я тогда швабра.

Юлька смущенно хихикнула в ладошку, а мужик загоготал в голос.

– Нет, я правда Кочерга. Меня все так зовут. От фамилии Корчагин, созвучно потому что. По паспорту Алексей.

– Будьте здоровы, Алексей, – подняла я бокал, вспомнив, что мы с подружкой так и не выпили, и сейчас мы исправили эту оплошность.

Алексей одним залпом выдул кружку пива, вернул емкость бармену, развернулся и, чуть сгибаясь под грузом металлического выигрыша, вышел из дверей.

– Ты ему так и не назвалась, – напомнила подружка.

– Что ж, пусть считает, что я Швабра Вениковна, как он выражается, по паспорту, – пожала я плечами. – Меня волнует другое – он так и не отдал мне долг. А вообще, неплохо бы и поделиться, это ж я дунула! – Я, видать, тоже отвыкла от спиртного, если с одного лишь коктейля до такого додумалась.

Подружка ахнула:

– Точно! Вот жадина! Пойдем догоним!

Кивая, я поставила почти пустой бокал на столешницу и поднялась.

– Сначала расплатитесь, – встрял бармен.

Отдав ему грабежеподобную сумму за всего-то два коктейля, мы выбежали на улицу, надеясь догнать Алексея – не мог же он так далеко учесать за полторы минуты с двумя десятками килограммов в руке, – но произошло ужасное и непредвиденное событие. Конечно, двадцать рублей – это сущий пустяк, но в нашей крови взыграл алкоголь – это версия разума. Душа же твердит об ином – от судьбы не уйдешь.

Бар находился в глубине двора и по случаю позднего часа здесь, на улице, было безлюдно, и, не считая нас, впереди идущего Алексея и подскочившего к нему парня в черной одежде, не было ни души. Последний так быстро и ловко выстрелил Корчагину в живот, что мы не успели даже предупредить Алексея о надвигающейся опасности, а когда мы закричали, было уже поздно.

Преступник обернулся на нас, мы застыли в ужасе, ожидая выстрела и конца наших жизней, но он только взял сумку с выигрышем, которая, успев упасть на землю, часть монет великодушно отдала асфальту, и пустился бежать.

Придя в себя, я подскочила к Алексею, а Юлька бегом вернулась в бар за помощью.

Мужчина был еще жив, и ввиду специфики ранения я могла заверить: умирать он будет долго и мучительно. Я взяла его лицо в свои ладони и приподняла.

– Больно… – прошептал он. – Живот, больно… Я так и не… как вас…

– Не говорите, – посоветовала я. – Уже вызвали «Скорую», они сейчас приедут и заберут вас. И вы поправитесь. – К сожалению, я знала: у него нет шансов выжить. Но я не имела никакого морального права сказать ему сейчас эту правду.

Немного помолчав, видимо, собираясь с силами, он спросил:

– Как вас… зовут?

– Катя.

– Катя… возьмите… – Корчась от боли, Алексей полез в карман и достал оттуда какой-то неровный желтоватый лист бумаги.

– Что это? – Я осторожно опустила его голову и взяла из испачканных его же кровью рук листок. Корчагин тут же приложил вторую руку к окровавленному животу. На лбу его выступили крупные капли пота.

– Отдаю… долг. Это же был… ваш… выигрыш. – Он помолчал, а я продолжала смотреть ему в лицо и почувствовала, как у меня увлажнились глаза. Это ужасно, когда человек только что с тобой разговаривал, пил пиво, шутил, и вот он уже смертельно ранен изуверским преступником, позарившимся на несчастные три тысячи рублей мелочью. – Разверни, – приказал он.

Я повиновалась. Это была половина плана чего-то. Ближе к неровному правому краю листа стоял жирный красный крестик, а внизу приписаны шесть цифр.

– Я не понимаю, – в отчаянии выговорила я. Чего он от меня хочет? Знаю, что должна выполнить волю умирающего, но как это сделать, ежели ничего не понятно? – Это план?

– Дда… План… аквапарка этого… города. Там, где крест, зарыт… – Мужчина закашлялся. – Зарыт сейф. То, что там… теперь твое. Цифры – первая часть кода.

Что же это получается? Клад? Ну ничего себе…

– Шесть цифр здесь, – продолжал он говорить тихо, хрипло, тяжело дыша. – Еще шесть… на другой… части. – Его рот выпустил струйку теплой крови. Мужчина начал захлебываться и пытаться выплюнуть ее.

Юля вместе с парочкой мужчин выбежала из здания.

– Мы вызвали «Скорую», – крикнула она по дороге.

Я кивнула ей и вернулась к подстреленному.

– Алексей, я так поняла… есть вторая часть карты?

Он сначала хотел кивнуть, но понял, что затея тщетная, ведь любое телодвижение доставляло дикую боль, и просто моргнул. Двое посетителей бара накинулись на него, как коршуны. Я так поняла, это были единственные врачи в заведении на тот момент. Образцова, конечно, не успела увидеть, как все было запущено, потому привела сюда помощь, но им-то одного взгляда хватило, чтобы убедиться: Алексею уже не помочь. Однако «Скорая» тоже этого пока не знала и спешила сюда на всех парах, оглашая окрестности воем сирены.

Я наклонилась к раненому.

– Алексей, где вторая часть карты?

Мужчины и Юлька недоуменно переглянулись между собой: какая, мол, карта?

Но глаза Корчагина затуманились, и взгляд стал какой-то бессмысленный. Я снова взяла его лицо в руки и направила его взор на себя.

– Нежух… Вниз, третья сту… пень, – проговорил он еле слышно, и дух его покинул.

– Что за ступень? – спросила я его, но бездыханное тело уже не могло мне ответить.

«Скорая» затормозила и высыпала наружу людей в зеленой спецодежде. Двое мужчин из бара отрицательно покачали головами, и те сразу их поняли – один язык. Тогда фельдшеры накрыли тело белой простыней и велели вызывать полицию.

Общение с представителями последней нам не доставило особого удовольствия. Нет, обращались с нами вежливо, но две испуганные подруги – это были, к несчастью, их единственные свидетели, потому весь энтузиазм служители закона направили конкретно на нас. Что ж, мы рассказали в точности по секундам, как это произошло, и дали весьма подробное описание убийцы. На вопрос: «А почему, как вы думаете, киллер не избавился от вас, как от свидетелей?» – мы лишь недоуменно пожали плечами. Это действительно осталось загадкой.

Измученные и голодные, две подруги возвращались домой уже далеко за полночь. Меня всегда поражало, насколько резко темнеет на юге относительно нашей Москвы, за считанные минуты, а главное, что и сами ночи здесь коварно и страшно черны, вокруг ничего не видно – хоть глаз выколи. Не то что у нас дома. Выключишь свет, через небольшое количество времени глаза уже привыкли к темноте, и видишь как кошка. А на улице-то ни за что не упадешь в канализационный люк и не перепутаешь ладонь возлюбленного с лапой дворняги. Здесь же нам приходилось одной рукой держаться друг за друга, другой – за столбы и заборы, ежели таковые неожиданно появлялись на пути. Хорошо хоть кое-где горели редкие фонари, что помогло нам прочесть таблички на домах и свернуть тем самым на нужную дорогу.

– Катя.

– Что?

– А чего он тебе дал, этот Алексей? – Я набрала в грудь побольше воздуха и выложила подруге весь диалог с умирающим. – Как ты могла, циничная женщина, спрашивать про вторую часть карты у человека, который вот-вот отбросит коньки?

– Ну, – немного смутилась я и все же отразила удар: – Я обязана была выполнить последнюю волю умирающего, хотя это было неприятно и жутко.

– Ну, так и где же она, вторая часть? – с таким живым интересом в голосе спросили меня, что я не удержалась от восклицания:

– Эх, Юлька, Юлька! Сама меня отчитала за черствость, и тут же: «Где карта?» Где, где, в… Нежухе.

– Где? Это что, ругательство?

– Ой, рада бы с тобой поспорить, да не могу. Я и сама не знаю, что это такое. Но ты же сама слышала: «Нежух, вниз, третья ступень». Что же это такое, хотела бы я знать?

– Спросим у кого-нибудь. Ты ведь понимаешь, что мы обязаны выполнить священный долг перед убитым и найти сокровища?

– Конечно, я это понимаю.

Да, мы так говорили, будто собирались искать клад именно потому, что нас об этом попросили, а не потому, что самим не терпелось во что-нибудь влипнуть. Это у нас с подругой в крови, мы частенько встреваем во всякие авантюры, расследования и иные темные делишки. Пару раз мы чуть жизней не лишились, но это не вправило двум любопытным варварам мозги на место.

– Значит, сейф, – вдумчиво проговорила подруга. – Что может быть в сейфе? Валюта?

– Вполне возможно, – не стала рушить ее мечты. – Либо ценные бумаги.

– А может, золото?

– Да-да, золото-бриллианты! – рассмеялась я, вспомнив бессмертный фильм.

– Стой, ты куда? Вот наш дом.

Мы остановились. Свет фонаря сюда не доходил, но это, несомненно, владение бабы Дуси. Вон она, макушка деревенского туалета, мрачно освещаемая слабым светом луны. Мы потянули на себя калитку, однако она, вопреки нашему предположению, открылась в другом направлении, не на себя, а от себя.

– Странно, – пожала Юлька плечами.

– Мы, видать, с тобой перепили. Оттого забыли, куда она открывается. Давай же, заходи.

– Нет, ты первая, – взъерепенилась подружка.

– Что за детский сад? Видишь, край крыши погнулся? Это только у нашей старушки во всем городе может быть. Она же слабенькая уже, сама не починит. Идем.

Мы прошли вперед, калитка за нашими спинами скрипнула и захлопнулась. Дойдя до дома, я взялась за ручку – дверь была заперта. Вот блин! Не везет так не везет.

– Кать, давай позовем ее.

– Жалко будить. Она, наверно, забыла, что мы ушли, и заперлась. Что же делать? – Я задумалась. – Юлька, я вспомнила! Мы же окно в комнату не закрыли! Идем.

Мы стали медленно обходить дом, держась за стену. Свернули налево, затем еще раз налево.

– А вот и окно! – обрадовалась Юлька. – Как здорово, что мы его не закрыли! Давай лезь.

Отворив створку пошире, я взгромоздилась на высокий подоконник, свесила ноги уже с другой стороны и спрыгнула. Юлька полезла за мной, и я помогла ей спуститься.

– Темно, блин, – проворчала подружка. – Ты не помнишь, у нас стояла лампа на тумбе?

– Стояла, – твердо ответила я. – Давай нащупаем ее и включим. И говори тише, баба Дуся спит.

Тут же рядом донесся шорох – это Юлька шарила по поверхности тумбочки.

– Вот горе-то.

– Что случилось? – испугалась я.

– Лампа исчезла. Неужели украли? Боже, Кать, у нас же окно весь вечер открытым было. Точно, залез кто-то и стыбзил! Как же мы теперь бабке в глаза посмотрим? Это ж по нашей вине.

– Ладно, не реви, завтра что-нибудь придумаем. Купим ей новую лампу. Раздеться можно и без света. Давай ложись, спокойной ночи.

– Ага.

Мы начала стаскивать с себя одежды и складывать их на пол: стулья, стоявшие раньше возле кроватей, теперь почему-то тоже не желали отыскиваться. Я уже собиралась залезть в постель и даже потянула в сторону одело, удивившись на мгновение, а почему постель разобрана, как вдруг…

– А-а-а!! – заорала Юлька, забравшаяся в постель.

– А-а-а!! – вторил подруге высокий мужской голос.

– А-а-а!! – испуганно заверещала я, ведь выходило, что грабитель, стащивший лампу и два стула, решил провести ночь в кровати моей подруги. Жуть!

– А-а-а!! – тут же отозвался кто-то из постели, куда я секунду назад собиралась влезть.

Здесь открылась дверь в комнату, и кто-то щелкнул выключателем.

– А-а-а!! – запищала тетка в бигуди лет пятидесяти, появившаяся в проходе.

– Ого-го! – восхищенно молвил дядька с бородкой, стоявший за спиной тети с ружьем в руке.

Я глянула по сторонам. Образцова лежала в одной постели с пареньком лет пятнадцати, который взирал на нее взглядом барышни, опасающейся сиюминутного посягательства на свою честь. В кровати у другой стены, одеяло с которой я все еще держала в руках, лежал парень идентичной внешности и возраста с первым, короче, двойняшки. Сама Образцова испуганно смотрела на ружье в руках бородатого, пряча неглиже под одеялом, я же так и замерла в нижнем белье посреди комнаты с углом одеяла в руке.

– Я же ежемесячно покупаю вам «Playboy»! – повизгивая, строго выговаривала мамаша нерадивым детишкам. – Какого фига вы притащили домой голых баб?!

– Мы их не звали! – хором заверещали братья. – Они сами пришли!

– Ах, так! Развратные путаны! – теперь гнев родительницы обрушился на нас. – Решили соблазнить моих мальчиков! Выкатывайтесь отсюда! Милый, постреляй им вдогонку!

Милый, оправдывая свое имечко, с очень милым выражением лица мило так направил на нас ствол ружья и еще более мило пропел:

– Дорогая, раз уж они пришли… пусть они нам напоследок потанцуют! Знаешь, путаны так искусно танцуют…

Этого мы уже не могли перенести. С бодрыми криками схватили в охапку наши шмотки и выпрыгнули в окно, чуть не расшибив себе при этом лбы.

– Милый, стреляй! – донеслось грозное из дома. – Иначе они вернутся!

Да уж, в логике карге не откажешь. Если он нас застрелит, мы наверняка не вернемся. Почему-то вспомнилось предупреждение на двери будки спасателей.

Услышав сзади выстрел, мы припустились во все лопатки, выскользнули за калитку, пробежали два дома и уже тут наткнулись действительно на тот дом, куда нас и угораздило вселиться (я имею в виду столь близкое соседство с чокнутым семейством). Дверь была не заперта, мы, все еще раздетые, влетели внутрь, забежали в комнату и включили лампу. Ее мягкий свет продемонстрировал подругам две застеленные кровати, два стула, тумбочку и гардероб, выявивший при тщательном обследовании только наши вещи. Ура! Я вытерла пот со лба, а Юля, поняв, что опасность миновала, позволила себе грохнуться в обморок, как делала довольно часто. Я отволокла ее на кровать, выключила свет, легла сама и тут же, как по мановению волшебной палочки, уснула. Но ненадолго. Через некоторое время в мой сон, в котором я бегала по горам в одежде папуаса и с сумкой, полной золота, в руках (очень приятное было сновидение, между прочим), затесался странного происхождения шорох. Я открыла глаза и напрягла слух. Шорох продолжился. Это был даже не шорох, а какое-то тихое поскуливание.

Почему-то мне стало жутко. Наверное, из-за этих звуков. В них было столько безысходности, столько отчаяния, такая бездна тоски и боли… Самый ужас был в том, что скулили в нашей с Юлькой комнате.

– Юль, – позвала я.

Подруга не отозвалась.

– Юль, это ты стонешь? – громким шепотом спросила ее, но та лишь перевернулась на бок и громче засопела.

Я не поленилась встать, подойти ближе и склониться над ней. Стараясь не дышать, прислушивалась к шуму. Что ж, если кто-то здесь и стонет, явно не моя подружка, это успокаивает.

Я встала посреди комнаты с намерением выяснить направление, в котором следует искать источник тихого и жалостливого звука, но так же внезапно, как и начался, он смолк.

Поняв, что все окончательно затихло и ничто теперь не помешает моему сну, я вернулась в постель, думая про себя, что за день был сегодня, однако случился парадокс: тишина была такой звенящей и напрягающей, что я еще долго ворочалась с боку на бок, напрасно пытаясь уснуть.

Загрузка...