№ 5

Валерий Гвоздей ЛЕВЫЙ БИЗНЕС

1.

Антон Комов отсидел в коридоре длинную очередь. Вошёл в кабинет.

Думал, опять укажут на дверь, — такое бывало не раз. Придерутся к отсутствию лётного стажа. Все хотят пилота с наработанным лётным стажем. А как наработать лётный стаж выпускникам, если их не берут? Где логика?

И ведь Комов не самый худший выпускник. Просто его родители связями не обзавелись.

Некоторые сокурсники, занимавшие нижние строчки выпускного листа, сейчас летают к Луне и к Марсу — хотя бы и на подхвате у вторых и третьих пилотов. А многие из верхних строчек рады, что устроились в сельскую авиацию.

Плохое время. Спад в отрасли…

Толстый менеджер продолжал изучать резюме. Затем просмотрел копии документов.

— С лицензией всё в порядке. На здоровье жалоб нет.

К чему ещё придерётся, чтобы указать на дверь?

Комов был готов уйти.

К его удивлению толстяк выпятил нижнюю губу и сказал:

— Ну, ладно… Компания даст вам шанс. Если хорошо себя зарекомендуете — получите контракт. Всё от вас зависит.

Толстяк смотрел на выпускника Федеральной космической академии, как на малолетнего рецидивиста, на которого уже давно махнули рукой.

— Берёте меня?.. — Антон не поверил своим ушам. — На каких условиях?

— С почасовой оплатой. Секундомер включается в момент старта. Расчёт по возвращении.

— Аванс?

— Нет.

— Страховка?

— Нет.

— Испытательный срок две недели?

— Два месяца.

— Но как же… Профсоюз говорит…

— Профсоюз — для штатных сотрудников.

Гладкая физиономия излучала уверенность, что пилот согласится. Если уйдёт — не беда. В коридоре много желающих.

Антон согласился. Год случайных заработков, безрезультатных хождений по кабинетам сделают покладистым кого угодно.

— Когда начинать? — спросил он.

— Завтра, в восемь тридцать. Зона шесть. Капитан — Вит Марин.

— Название корабля?

Менеджер ответил, не отрывая глаз от монитора:

— У наших кораблей только номера. Зона шесть — и корабль шесть. Или — «шестёрка»… Сегодня пройдёте инструктаж. По коридору налево, кабинет номер триста восемь.

— Ясно, спасибо.

Кто в такой ситуации начал бы выяснять, куда подевался второй пилот «шестёрки»?

Претендентов хватало, но взяли-то — Комова…


Эта компания разгребала мусорные завалы, устроенные вокруг планеты.

На орбитах разной удалённости болтались не сотни тонн металла, в виде старых, давно бездействующих спутников, разгонных блоков и их фрагментов, а — многие тысячи.

От крупных объектов как-то можно увернуться. Их траектории отслеживают, заносят в лоции. Гораздо опаснее — мелочь, кружащая там со скоростью восемь-двенадцать метров в секунду. Корабли, действующие спутники иногда получали серьёзные повреждения. Бывало, что и люди гибли… Кроме того, космический хлам затруднял работу следящих устройств. Раздражали и фейерверки — время от времени в аппаратах взрываюсь оставшееся горючее. Взрывы обычно вызывал перепад температур из-за быстрой смены дня и ночи. В результате осколков становилось больше, причём они становились всё мельче. Со временем положение осложнилось настолько, что на борьбу с орбитальным мусором начата выделять средства.

Дело не престижное, хоть и полезное.

Кто мог думать, что гордый выпускник элитарной академии станет мусорщиком…

Антон был уверен, что компания едва сводит концы с концами. Но, увидев космодром и сосчитав длиннющие ангары, количество «зон», кораблей, невольно присвистнул.

Видно, совсем не продохнуть от мусора, если так раскошеливаются.

Капитан оказался бритым наголо шустрым коротышкой, в районе сорока, с глазами навыкате и яркими губами. Он не выразил ни радости, ни грусти при виде новичка. Всё принял как должное.

Представил операторам — Нику Лесняку и Максу Рябову. Оба сухопарые, с неприметной внешностью. Тоже лет сорока.

«Шестёрку» уже готовили к старту. Капитан загрузил новичка работой. И Комов засучил рукава.

Взлёт провёл, конечно, Вит.

Новичок сидел рядом и набирался опыта. Хотя последовательность операций была ему известна и в теории, и на практике. А потом капитан доверил управление второму пилоту.

Ничего сложного и ничего интересного. Надо вести корабль по заранее рассчитанному курсу к скоплению мусора…

Добрались.

Облако мелочи выглядело в солнечных лучах, как стая рыбёшек — сверкающих чешуёй, затмевающих даже звёзды.

Марин сел в кресло пилота. Операторы выдвинули телескопические штанги, развернули сети из прочнейших углеродных трубок, устойчивых к низким температурам, пластичных.

Шли не навстречу облаку, а догоняли его. Сети вынесены далеко в стороны. Это можно было сравнить с зачерпыванием воды из реки двумя вёдрами на коромысле — Антон видел такое в одном старом фильме. Зачерпнули ведром, пройдя вдоль облака, затянули сеть. Ещё раз прошлись, вторым зачерпнули.

Нарушения баланса компенсировали маневровые, автоматически.

Да, не слишком технологично. Примитивно даже.

Однако работает. Компанию устраивает.

Мусор иногда постукивал в борт. У Комова создавалось неприятное ощущение, что кто-то скребётся о корабль снаружи, просит впустить.

Капитан совершал манёвры. Почти не разговаривал, но всё понятно. Антон старательно перенимал опыт.

Собранную мелочь вполне можно спустить ниже, вытряхнуть. Она сгорела бы в плотных слоях атмосферы. Но Инстанции приняли решение: атмосферу беречь, мусор не сжигать, а транспортировать на орбитальное кладбище — Погост, как его называли. Погост находился на триста километров дальше стационарной орбиты. С неё уже ни один болт не сорвётся — будет летать по кругу тысячи лет, пока не придумают что-нибудь радикальное. Запустят в направлении светила, например.

С набитыми сетями корабль устремился к Погосту.

Курс был рассчитан, и корабль вёл Антон. По существу, он лишь следил за показаниями датчиков.

Экипаж расслабился и начал подкрепляться. Кто-нибудь из операторов посматривал на свои приборы, контролировал обстановку.

Никаких отклонений. Штатный полёт.

Новичку тоже принесли чашку.

На взгляд Комова, с современными компьютерами, автоматикой вторые пилоты были не очень-то и нужны. В данный момент он сидел в кресле второго пилота и, ничего не делая, — вёл «шестёрку» в сторону Погоста.

Они были в тени. Планета загораживала солнце.

Кладбище приближалось. Видеть его можно было только с помощью радара.

— Всё, беру управление, — объявил капитан, садясь рядом.

Антон наблюдал на экране, как «шестёрка» подошла к свалке металлического хлама, как разгрузилась, широко раскрыв сети и начав торможение, как ещё одна порция космического мусора, двигаясь по инерции, стала частью Погоста.

Не скоро удастся им перетаскать облако…

— Спать, второй пилот, — сказал Вит. — Мы кое-что разгребём — для удобства. Это займёт время. Когда пойдём назад, курс на тебе.

— Я не устал.

— Будешь тут сидеть, устанешь. Сменщик должен быть свеженьким. Ложись. Это приказ твоего командира.

— Есть.

Приказ так приказ. Отстегнувшись, Комов выбрался из кресла. Здесь у всех были тесные, зато отдельные каюты. Он пошёл к себе, в полном соответствии с приказом. Разделся, лёг в постель.

Думал, не уснёт, в новой обстановке. Но куда там. Через пару минут спал как сурок.

Его разбудили на обратном пути.

Вахту оттрубил, тупо глядя в экран. Другие члены команды отдыхали.

Посадку осуществил Марин.

Экипаж отпраздновал боевое крещение Комова, сойдясь в баре.

Капитан, поддав, обнимал его за плечи и твердил:

— Малыш, да мы с тобой, знаешь!.. Ты классный парень, Тони!..

Другие члены экипажа ему вторили.

Через полтора часа, отыскав мужской туалет, Комов с подозрением взглянул на пьяную физиономию в зеркале.

— Поздравляю, — тихо сказал он себе. — Тони Мусорщик…

2.

Следующее задание — снять с орбиты спутник, выработавший ресурс.

Увести его командами с планеты невозможно: отказала система удалённого доступа.

Отыскали его быстро. Он сверкал на солнце пучками растопыренных конструкций и выглядел немного взъерошенным.

Подойдя к спутнику, Марин выровнял скорость.

Ник и Макс, управляющие внешним модулем, осторожно подтянули трос, закрепили на корпусе ветерана. Гравитационных захватов фирма не держала.

Буксировка столь массивного груза в космосе имеет свои трудности. Но экипаж оказался на уровне. Комову оставалось править на Погост и хлестать кофе, чтобы не впасть в анабиоз от монотонной, однообразной работы.

У Погоста в кресло сел капитан. Он включил тормозные двигатели. Сбросил и без того низкую скорость. Потом совершил манёвр, уходя вправо.

Спутник, с его торчащими антеннами, с обломками солнечных батарей, шёл вперёд — к орбитальной свалке. А за ним тянулся, выгибаясь дугой, ненапряжённый трос.

Лесняк подал Антону кофе, хотя новичок и сам мог взять.

Даже не пригубив, Комов сморщился. Уже столько выпил, что кофе не лез в горло.

Все были заняты. Пока никто не смотрел, он встал и потихоньку вылил кофе обратно в кофейник.

Рябов нажал кнопку. Трос отцепился. И дальше спутник двигался отдельно, сам по себе. Он медленно плыл к таким же отслужившим своё аппаратам. Вошёл в тень, пропал из виду.

А тем временем Рябов начал втягивать трос.

— Эй, Малыш, — сказал Вит, не оборачиваясь. — Отдыхать.

— Есть, капитан.

Нашёл малыша…

Антон забрался в каюту и лёг. Одни работают, другие спят, всё правильно. Жаль, спать обязывают только второго пилота.

Хотя, возможно, это объясняется практической целесообразностью.

Проснулся Комов сам: трудно было не проснуться, упав с постели на пол.

Информблок поведал ему, что проспал он часа три с небольшим. И что в работе систем искусственной гравитации произошёл сбой.

Никакой вибрации. Двигатели молчали.

Что происходит?

Быстро одевшись, Комов вернулся в рубку. Никого не обнаружил.

Пульт мигал красными аварийными сигналами. Но отреагировать на них было некому.

Оставить пост номер один без всякого присмотра — должностной проступок.

Где экипаж?

Кажется, их «шестёрка» с чем-то столкнулась…

Дав команду автоматике приступить к ремонту, Комов включил обзорные экраны, чтобы изучил обстановку.

«Шестёрка» зависла на границе Погоста — в районе, где хоронили крупные аппараты. Их тут было морс. Они сверкали на солнце гранями. С других сторон было чисто. Поблизости — ничего. Если произошло воздействие на корпус судна, то — с Погоста. Но чем?

Приглядевшись, второй пилот обнаружил движение. Стал фокусировать аппаратуру. Это несколько спутников вяло кувыркалось в километре от судна. Или ударило метеором, или кто-то из людей потревожил их покой. Из людей тут были только мусорщики. Антон спал. А трое бодрствующих товарищей?

Куда они делись?

Скоро Комов заметил, что рабочая штанга выдвинута, развёрнута сеть, в которой видны огромные дыры.

Сеть была дорогой. В космосе всё или дорогое, или очень дорогое. Сеть прочная. Как же её умудрились порвать?

Антон включил интерком и отчеканил:

— Здесь второй пилот. На корабле аварийная ситуация. Меня кто-нибудь слышит?

Из динамиков прозвучал хрип.

Второй пилот локализовал источник звука и вывел изображение.

Экран показал дальний отсек.

У входа в грузовой шлюз кто-то лежал. На полу темнела кровь. Лица не было видно. Через минуту, с раскрытой аптечкой, второй пилот склонился над человеком, перевернул на спину.

Лесняк. Он застонал, приподнял на мгновение веки, снова закрыл.

Увидев рану в плече оператора, Комов почувствовал холод, мелкую дрожь во всём теле.

Но сжал зубы. На мгновение закрыв глаза, вспомнил уроки медицины. Стал ножницами взрезать рукав, чтобы наложить повязку.

Рана выглядела скверно.

Пинцетом второй пилот вынимал из кровоточащей плоти нитки и обрывки ткани.

Антон не понимал, как Ник получил такую рану. Вокруг не было режущих предметов — кроме тех, что принёс Комов, с аптечкой.

— Больно… — шепнул Лесняк.

Антон запоздало взял шприц и вколол обезболивающее.

— Малыш… — тихо пробормотал Ник.

И этот — туда же. Нашли малыша.

— Если трудно говорить — молчи, — сказал второй пилот.

Но Лесняк мотнул головой:

— Не имеет значения… Думал, истеку здесь кровью, не поможет никто…

— А где остальные?

— За бортом.

Комов замер. И насторожённо спросил:

— Что они делают там?

— Что… — Ник через силу усмехнулся. — Левый бизнес. Ты не понял ещё? Мы шерстим спутники. И скачиваем горючее из разгонных блоков. Вообще — берём всё, что продаётся… На «шестёрке» есть робот, для вакуума. Хотя приходится иногда и самим залезать в тяжёлые скафандры. Иначе никак. Мы неплохо зарабатываем. На жизнь хватает…

— Ну и дела…

Второй пилот снова занялся раной.

Лесняк тяжело дышал. Его лицо блестело от холодного пота.

— У нас — клиентура… — гордо сообщил он.

— Людям плевать на радиацию?..

— Кто им скажет? Тут много военных спутников… А там — приборы слежения, камеры, хорошая оптика… Записывающая, передающая аппаратура… И ядерное топливо — уран-235, плутоний-238… Нужно лишь найти покупателя… Обычно мы делали свои дела — пока тень. Сегодня Вит и Макс долго возились. Я говорю: «Бросьте, в другой раз». А Макс: «В другой раз заберут другие. Останемся ни с чем». Вышло солнце. И начало припекать. Рядом с ними взорвался разгонный блок. Вит находился в модуле, Макс и робот — на спутнике… Вит после взрыва передал, что Максу конец. Я Виту говорю: «Возвращайся!» Он мне: «Тогда выходит, Макс умер зря». Это уж точно…

Кое-что прояснилось.

Капитал не зря отправлял новичка спать, хотел изучить его, подготовить, ввести вдело постепенно. Осторожный.

И в кофе, наверное, что-то подмешивали.

Бинтуя Нику плечо, Антон задал вопрос, который вертелся на языке:

— А как погиб ваш прежний второй пилот?

— Да, в общем, так же.

— Руководство компании об этом не знает?

— Шутишь? Мы бы и недели не продержались без солидного прикрытия. Все мусорщики здесь промышляют. А начальство получает сорок процентов.

— Вот как… Слушай, а почему ты мне рассказал?

— Чтобы душу — облегчить…

Его слова удивили Комова:

— Ты что, умирать собрался? От раны в плечо редко умирают.

— От раны в плечо — да. А ты ниже взгляни…

Антон, холодея, отвернул полу куртки. И охнул:

— Почему не сказал?

— Бесполезно… Я немного смыслю в ранах… Сразу на операционный стол, переливание крови, анестезия и всё такое… Или — в ящик. Мой случай — вариант номер два… Не суетись, парень. Хоть умру не один. Знаешь, одному — страшно…

Лесняк застонал. По его телу пробежала судорога.

Второй пилот не знал, что ему делать.

А Ник уже не замечал его присутствия.

Ещё секунда — и Ник Лесняк, оператор сетей, вытянулся.

Голова откинулась в сторону.

3.

Где же капитан? Вит тоже мог быть серьёзно ранен и мог истечь кровью, сознавая, что помощи ему ждать не от кого…

Датчики у шлюза говорили, что грузовой отсек герметичен, внешний люк — задраен. Но второй пилот не поленился надеть лёгкий скафандр для защиты от радиации.

Подойдя к люку, нажат кнопку. Створки разошлись в стороны.

Отсек наполняли какие-то сложные блоки, элементы конструкций, ёмкости и массивные контейнеры. Это не удивило.

У самого люка увидел разлапистую антенну. Кровь на её штырях.

Вот чем был ранен Лесняк. «Шестёрка» получила удар, Ника швырнуло на антенну. Или невесомость сыграла шутку.

Ник упокоился. В отличие от него, Антон покоя не чувствовал.

Что это был за удар? Где капитан?

Покинув грузовой отсек, второй пилот упаковал Лесняка в мешок из чёрного пластика и оттащил в холодильную камеру. Затем направился в рубку. Снова осмотрелся. Увидел, что со стороны, противоположной кладбищу, двигалась к кораблю сверкающая точка. Скоро Антон понял, что это робот, слегка напоминающий краба За спиной вспыхивали огненные струи. Клешни-манипуляторы прижаты к корпусу.

Хорошо бы изучить его записи, разобраться, что произошло с Максом и каштаном. Робот двигался неуверенно — был, кажется, повреждён. Вероятно, и ему досталось при взрыве.

Стоп, не он ли порвал сеть? Тащил что-то массивное к «шестёрке», да промахнулся. Вот и последовал удар. Если Ник Лесняк, допуская непредвиденные случайности, настроил своё хозяйство на ловлю, штанга могла выдвинуться автоматически, развернулась сеть. Но удержать груз не удалось. Слишком велики ускорение и масса Обычно сетью ловили мелочь, догоняя облако, не создавая особой нагрузки…

Антон просканировал сектор пространства, из которого двигался робот. Нашёл здоровенный кусок металла. Увеличил изображение.

Мать честная! Спутник, целиком. Небольшой, однако — спутник.

Ясно. Работать с ним при солнце капитал не рискнул, после взрыва. И приказал роботу аккуратно оттащить к кораблю. Рассчитывал в его тени вынуть ценное, погрузить на судно.

Робот не справился.

Полученным ускорением спутник швырнуло от корабля. И он порвал сеть. Робот двинул за ним.

Бросить его без приказа, отметающего прежнее задание, робот не мог. Если он вернулся без спутника, то, выходит, кто-то велел.

Кто?

Покойный Лесняк — вряд ли. Покойный Рябов — вряд ли…

Значит, Марин. Дал команду роботу, через ручной пульт, который, видимо, уцелел.

Где же Вит?

Антон полагал, что робот должен подойти к внешнему грузовому люку и просигналить. Ждать, когда его впустят. Но робот миновал корабль. Он летел к Погосту. Это могло означать только одно.

Комов ринулся в рубку, включил связь и начал вызывать капитана.

Марин не отвечал. Наверное, модуль неисправен. И рация вышла из строя.

Да ребята занимались грязным делом. Они таскали радиоактивный хлам с орбиты. Но пусть их судят те, кому доверено судить…

Направив радары на Погост, Антон искал модуль. И главное внимание он уделял тому участку, на котором видел спутники, потревоженные взрывом.

Никакой энергетической активности не зафиксировал.

А разглядеть неподвижный модуль, среди многих тонн металла, радары не могли.

Однако был и другой путь.

Второй пилот, изучив терминал операторов, свернул изодранную сеть и втянул штангу. Маневрировать с этим архитектурным излишеством — радости мало.

Решение, которое он принял, казалось ему верным.

Комов запустил двигатели.

Пошёл над Погостом, на маневровых, в ту сторону, куда направлялся робот.

Сияющий на солнце краб привёл к модулю.

Антон увидел сквозь триплекс модуля, как Марин сигналит рукой в перчатке…

Вит был контужен взрывом. Но изловчился, подобрал тело Макса. Вроде бы — ничего сверх Устава, ничего сверх обычной людской этики, но всё равно приятно.

Связь у него пропала и в модуле, и в скафандре. На ранцевом двигателе не добрался бы — расстояние велико, не хватило бы горючего. И Марин надумал использовать робота, чтобы вернуться. Послал роботу сигнал с наручного пульта. То ли вышло бы, то ли нет — трудно сказать. Запас горючего и у робота не бесконечен.

Так что Комов с «шестёркой» появились вовремя.

Голова у капитана варила. Он заставил робота втолкнуть модуль в стартовую шахту. Это получилось с четвёртой попытки. Ну а дальше — ничего сложного.

Макс нашёл приют в мешке из чёрного пластика, рядом с Ником.

И Антон повёл «шестёрку» обратно.

Капитан отсыпался, наглотавшись снотворного. А Комов думал.

Левый бизнес. Цепь нелепых случайностей, которые никто предвидеть не мог.

В холодильной камере — два тела.

Не такого он ждал, поступая в академию.

Не такого он ждал, устраиваясь на работу.

И как быть дальше?

Елена Красносельская ДОГНАТЬ ПРОШЛОЕ


Время… Неумолимое, всемогущее, необъятное… Вечное и нерушимое. Оно мягко обволакивает нашу планету, распоряжается цивилизациями, увлекая в галактический водоворот целые миры. Оно с нами повсюду — как воздух и вода, как свет и звёзды. Как же нам притронуться к нему? Мы втиснули время в мерные рамки секунд и считаем, что познали и подчинили себе этого загадочного монстра. Чеканятся на наших запястьях мгновения, проносится мимо жизнь. А может, это мы сами шагнули в его неумолимую пучину, измеряя стрелками часов глубину погружения?

Человек всегда хотел приподнять немного, хоть самый краешек, занавес тайны бегущих лет и заглянуть в будущее или в прошлое. Схватить ускользающее мгновение. И как знать, возможно, тогда мы бы по-другому распорядились им, навёрстывая упущенное.

* * *

Над созданием Машины Времени столетиями бились учёные всего мира. Надо сказать, что и наш 2100 год в плане решения этой задачи мало чем отличался от 1900 или 2000 годов. Наука лишь примеряла разные гипотезы, но ни на шаг не продвинулась к желаемой цели — передвижение во времени. Были, правда, несколько безумно-фантастических попыток в начале столетия, надолго разочаровавших предприимчивых учёных и превратившие саму мысль о покорении временных просторов в далёкую, призрачную мечту. Наверное, именно поэтому на идеи профессора Григорьева мало кто обращал внимание. Ещё одна Машина Времени? Безнадёжно, да и не ново! Так считали все, вплоть до того самого дня, когда профессор получил первое объёмное изображение прошлого. Но всё по порядку. С чего же начать? Наверное, с нашего знакомства.

Высоко в горах среди хрупкой магии застывших елей затерялась небольшая астрономическая обсерватория. Редкий зевака случайно забредёт в такую глушь, но истинные любители Космоса стремятся под её купол, убегая подальше от ярких городских огней. Помню, тёплой августовской ночью я вёл наблюдения в свой собственный телескоп, установив его среди нагретых за день камней. Обсерватория серой тенью высилась в стороне, иногда лёгкий ветерок доносил до моего слуха приглушённые голоса. Я вглядывался в ночное небо, восхищаясь, как ребёнок, его торжественной красотой — раскинулся над головой Великий Космос, легко и свободно смотрел он на Землю тысячами звёзд. Необыкновенный, удивительный, какие тайны хранит этот огромный мир в своём глубоком молчании?

Тишину нарушил поднимающийся по тропинке человек. Завидев меня, махнул приветственно рукой, и неожиданно с тёмного силуэта посыпались ярким веером искры-звёздочки, взвились, закружились на фоне ночного неба, перемешиваясь со звёздами небесными.

— Светлячки, — засмеялся он, — их тут много.

— Виталий Игнатьевич, — узнал я профессора, — красиво, правда?

Профессора Григорьева мне представили ещё днём — немолодой, худощавый, с крепким рукопожатием, он говорил мало, посмеялся в ответ на шутки искренне, от души, чем сразу же расположил к себе.

Некоторое время мы вглядывались в мерцающие глубины звёздного океана, и в ночной тишине любой вопрос, брошенный мысленно к звёздам, усиливался в своём порыве многократным эхом ударов наших сердец.

Высоко над головой неведомый художник ярким штрихом падающей звезды беззвучно прочертил золотую линию.

— Вглядываясь в Космос, мы заглядываем в своё прошлое, — вдруг, будто самому себе, произнёс профессор.

— В прошлое? — улыбнулся я. — Разве наше прошлое прячется среди звёзд?

— Я так считаю, — ответил уверенно, словно точку поставил.

— Этой весной мне удалось побывать на раскопках древнего города — я с вызовом глянул на профессора, — некоторым зданиям насчитывалось более пяти тысяч лет. Я видел тени прошлого, но здесь, на Земле…

Мы немного помолчали.

— Я слышал, вы конструируете Машину Времени? — задал я вопрос, зная, над чем профессор работал последнее время.

— Да, — коротко ответил он.

— Ещё Герберт Уэллс предрекал её создание. Помните, он перемещался во времени, находясь при этом на одном месте, просто окружающий мир изменялся со временем, увлекая его за собой. Вы считаете, что такие путешествия возможны?

Учёный усмехнулся:

— Если вы хотите увидеть прошлое, не привязывайтесь к Земле. Решение находится в пространстве вокруг неё.

Я в недоумении поднял голову, разглядывая ночное небо. Видя моё замешательство, профессор продолжил:

— Посмотрите на звёзды, свет от них идёт к нам тысячи, миллионы лет. Звезда, может быть, уже и не существует вовсе — она взорвалась или погасла, но сейчас вы её видите такой, какой она была в прошлом. Просто световым волнам нужно какое-то время, чтобы достичь Земли. Вот так и нашу планету в эту самую минуту рассматривает кто-нибудь, ну, скажем, вон из той галактики, — и он указал рукой на далёкое пятно туманности Андромеды, — и видит Землю такой, какой она была, может, тысячу лет назад, может, миллион. Смотря, на каком расстоянии он находится от нас.

— Это всего лишь свет, — возразил я, — но не само прошлое.

— Не совсем так, — профессор ненадолго задумался, а потом продолжил, — почему-то все считают, что время — это поток, который движется вместе с нами.

— А разве это не так?

— Нет. Я считаю, что время, как и пространство, повсюду, им наполнена наша Вселенная. — Григорьев поднял голову вверх и указал рукой на звёзды. — Вот представьте нашу планету в Космосе. Она хорошо видна, хотя сама не излучает свет.

— Она отражает солнечный свет, — кивнул я.

— Каждую секунду, каждый миг в пространство уходит поток отражённых от Земли частиц-фотонов. А теперь представьте, что каждая такая частица имеет способность к сохранению информации, обладает своеобразной памятью.

— Памятью? — удивился я.

— Нет, конечно же, не такой памятью, как у нас с вами, — улыбнулся профессор. — Скажем, эта память мгновенная. В самый момент удара-отражения фотон делает один-единственный снимок действительности, отпечатывающийся на его поверхности.

— Как фотоаппарат?

— Да, на своём уровне. Непрерывный поток таких «фотоаппаратиков» уходит в пространство, всё дальше и дальше удаляясь от нас. Всё новые и новые частицы отражаются вдогонку за теми, которые унеслись ранее — вчера, год назад, тысячелетие назад. Нам нужно лишь догнать их и собрать информацию.

— Снять с фотонов отпечатки событий?

— Плёнки действительности, я так их называю, — утвердительно кивнул головой профессор. — Собрать их воедино, получить изображение и оживить картинку.

— Как прокрутить киноплёнку, — понял я, — из отдельных кадров складывается фильм.

— В нашем случае — объёмный фильм, — уточнил профессор, — в трёхмерном измерении.

— Но мы ведь живём в четырёхмерном измерении?

Да, мы двигаемся в трёх пространственных измерениях и одном временном.

— То есть, оживив картинку, мы сможем увидеть прошлое, даже находиться внутри происходящих событий, как в стереокино, но вмешаться и воздействовать на него у нас не получится?

— В этом вся суть. Нет парадокса!

— Какого парадокса? — не понял я.

— Вмешиваясь в прошлое, ты изменяешь и будущее. Менять прошлое нельзя! — и он замолчал, о чём-то задумавшись.

Я увидел, как небо прочертила ещё одна падающая звезда. Следя за её движением, я спросил:

— Но объясните, пожалуйста, каким образом вы собираетесь перемещаться в пространстве? Я понимаю, как вы хотите получить снимки прошлого — специальное оборудование, плёнки действительности, объёмное изображение… Допустим, вы сумеете обработать плёнки, но для этого их нужно как-то собрать! Фотоны удаляются от Земли с огромной скоростью. Вы должны свободно передвигаться в пространстве Вселенной, чтобы прикоснуться к каждому из них. Нужны космические корабли, мощные двигатели, огромные скорости, да что там говорить! Мы ещё не покорили пространство, а уже замахиваемся на большее — Время! Как вы собираетесь догонять прошлое? Что вы ему бросите вдогонку?

Наверное, мой вопрос, заданный от волнения слишком громко, далеко разлетелся в звенящей тишине. Откуда-то издалека послышались голоса, зовущие профессора.

— Иду! — крикнул он в темноту и направился к сереющей змейке тропинки. Уже начиная спускаться, он чуть задержатся:

— А вы приходите на полигон, Машина Времени уже практически готова. Вот сами всё и увидите. — И он растворился в темноте, оставив меня наедине с моими сомнениями.

* * *

Сколько ошибок совершило человечество на пути к познанию истины? Скольких шагов не сделало, боясь оступиться? Непонятен, до конца не изведан переход от шёпота-всплеска конструкторской мысли к металлическому изгибу верного технического решения. Вот и сейчас, я стоял перед Машиной Времени, сконструированной профессором, и удивлялся её простоте. Что это, насмешка над разумом или же вызов нашим сомнениям? Ещё раз нерешительно провёл рукой по холодной поверхности машины — небольшая, с человеческий рост, полностью прозрачная, с мягкими изгибами нехитрых форм, своей кажущейся ненадёжностью она вызывала скорее недоумение, чем уверенность в истинности её назначения.

— Человеко-капсула, — прогудел бородач, вынырнувший из глубины помещения, и протянул руку для знакомства, — Ильин, Пётр.

— Володя Кордиков, инженер микромира.

— Профессор говорил о вас, — кивнул утвердительно.

Я рассматривал Машину, не зная, как скрыть разочарование. Она — хрупкая реальность, одна из сотен возможных. Такая нелепая, такая свободная, опутанная паутинками усиков-нитей. Порою кажется, тронешь неловко, и прозрачный корпус не выдержит, рассыплется на месте рваными лоскутами. А бородач Пётр всё смотрел и смотрел на меня выжидательно. Пожалуй, следует ему сказать своё мнение о путешествиях во времени, да ещё на такой машине. Вряд ли они будут возможны, пусть даже и в самом далёком будущем. Мои мысли заплясали словами:

— Космос велик, он гасит в себе всё живое. Вы скажете, луч света его покорил? Не думаю. Свет хрупок и беззащитен, как и все мы. Мы можем перемещаться в ограниченном пространстве родной Галактики, но мы бессильны перед холодом космической бездны.

— Мы не собираемся осваивать Вселенную, перетекая её, — заявил бородач, что-то перебирая в машине. Внимательно вглядевшись в прозрачную переднюю панель, довольно хмыкнул, протёр сверкающие холодным блеском душ-распорки. Глянул на меня и улыбнулся: — Добро пожаловать в команду!

Откуда-то из-за металлических, в два обхвата, колонн, появился профессор Григорьев. Пожав протянутую руку, полез в карман за очками, долго искал их, хлопая себя по бокам, а, найдя, не стал надевать, положил обратно.

— Прозрачная сталь, — кивнул в сторону Машины, — новая разработка. — По сути, это не машина, а оболочка, защищающая человека. Посмотрите, внутри она покрыта небольшими волосками-щетинками, — он указал на крохотные усики, покрывающие всю внутреннюю поверхность оболочки. — Словно шуба, вывернутая мехом внутрь.

— Она сможет догнать прошлое, рассеянное по всей Вселенной?

Профессор утвердительно кивнул:

— Вы инженер микромира, поэтому можете легко представить себе этот мир. Он невидим для нас, но это не значит, что его нет. Это мир элементарных частиц, со своими законами, движением, порядком. Возьмите электрон, например. Это частица, так? Но с ним связана и волна, то есть при определённых условиях он может быть чем-то вроде маленького облачка. Если электрон-частица может находиться в определённом месте в определённое время, ну, как мы с вами вот сейчас, то электрон-облако наполнит собою всё пространство, в которое будет помещён, ведь так?

Я утвердительно кивнул головой.

— Теперь посмотрите на мир, в котором живём мы. Посмотрите со стороны Вселенной. Для огромной структуры Космоса мы — такой же микромир со своими законами, движением, порядком. А это, — профессор обошёл вокруг машины, — это всего лишь приспособление, которое поможет человеку на некоторое время уподобиться электрону. Задача грудная, но выполнимая, ведь если такое возможно в микромире, значит, возможно и в нашем! И совсем не нужно будет пересекать огромные пространства Вселенной, собирая отпечатки нашего прошлого, мы победим расстояния!

— Вы снимите фундаментальные силы, действующие на человека со стороны Космоса?

— Да, с помощью этого аппарата, — он указал на Машину, — мы установим пространственно-временное объединение.

— Как электрон-облачко? Мы будем находиться одновременно во всех точках нашей Вселенной?

— Да. И мы увидим далёкие миры, тысячи, миллионы миров!

— Снимем отпечатки с фотонов, преобразуем их и увидим события, происходившие когда-то. — Мои сомнения незаметно растворились. Набежала, накрыла волной уверенность в том, что именно так всё и будет.

— А ведь это возможно, догнать прошлое… — Виталий Игнатьевич улыбнулся, и мне показалось, будто он сам немножко сомневается, получится ли, сработает?

Несколько дней спустя профессор Григорьев запустил свою Машину Времени и получил первые кадры давно ушедших лет. И теперь любой из нас может увидеть прошлое, и нас это не удивляет, как не удивляет что-либо давно изобретённое человеком.

* * *

Всё-таки удивительное создание — человек! Он будет упрямо идти к поставленной цели, не боясь шагнуть за пределы несомненных истин. Он проложит свой собственный путь, если не будет других путей, но обязательно прикоснется к тайне, и тогда она перестанет быть тайной, а станет обычным явлением.

Загрузка...