Валерий БОХОВ
Программер



техника — молодёжи || № 01 (1006) 2017



Болото походило на пёстрый ковёр, украшенный множеством узоров. Крохотные озерца, заросли болотной травы, громадные валуны, поросшие мхами и лишайниками, многочисленные моховые кочки — вот что образовывало эти узоры. Красные, голубые и бордовые северные ягоды, рыжие метёлочки багульника, белый ягель и жёлтый сфагнум, зелёнь листвы и травы можно было здесь встретить. Железнодорожная ветка разрезала болото надвое. Я редко заставал тут старенькую кукушку Но иногда можно было видеть, как она устало тащила свои расшатанные ржавые вагоны, что казалось, того и гляди свалятся под откос невысокой насыпи. Рельсы же одноколейки не были ржавыми; наоборот — рельсы были отполированы трудягой, ползавшей здесь раз в неделю. Железнодорожная ветка связывала цивилизацию со своим жалким осколком. При езде по этой однопутке, что мне иногда удавалось, или ходьбе пешком, что я чаще всего и проделывал, неизменно можно было видеть, что болотистые места отступали, появлялись обширные глиняные поля, которые по дальнему краю ограничивались чахлым кустарником.

И вот в какой-то момент можно уже увидеть заводские корпуса и трубы того самого производства, которое цивилизация недавно забросила в наши края. Раньше, лет пятнадцать назад, тут было несколько лесозаводов, мощный кирпичный завод, а ещё глинозёмный завод, что давал особо прочный цемент и сырьё для производства ряда металлов. Потом каток кризиса и банкротства прокатился по стране, и сотни местных рабочих, обременённых, как правило, семьями, частично выехали, а некоторые покинуть эти места не смогли. Многие из оставшихся жили в нашем и соседних посёлках.

Посёлок наш называется Узловым, и я не знаю иных поселений, название которых более соответствует своей сути. Тут у нас давно создан крупный транспортный узел: железнодорожные пути, шоссейные и грунтовые дороги, скоростная трасса, морской и речной порты, аэродром, мост через реку. И движение по этим артериям во все времена не утихало.

Занимались жители, помимо работы, если она была, в основном рыбной ловлей да выращиванием капусты, благо она тут буйно растёт. Капусту едят у нас во всех видах: и жареную-пареную, варёную, квашенную… Весь смысл жизни здесь у нас — заготовить дары леса, засолить рыбу на зиму, да капусту… Кто-то из жителей ушёл промышлять, не гнушаясь ничем. Да хоть и воровством, раз оно не даёт помереть.

Чтобы занять народ каким-то делом, полезным трудом, вытянуть его из социального провала, тут наконец-то и развернули современное производство, построив солидный завод.

Но виднеющиеся корпуса и трубы завода меня не интересовали. Я спрыгивал с кукушки или сходил с насыпи раньше, там, где тянулись до горизонта капустные поля. Как известно, в капусте много чего всегда находилось. Поэтому я регулярно и появляюсь здесь. Тут высятся горы тел или отдельных их частей… Залежи пластика, кожи, тканей, резины…

Здешнее предприятие, как всякое солидное производство, предпочитало свои отходы «складировать» поблизости, отводя под них большие площади. Основной продукцией завода была робототехника. Точнее роботы— андроиды для нужд промышленности. Бракованная продукция бросалась здесь же, «в капусту».

По инструкциям брак полагалось обесточить — вынуть батареи. Но на деле я встречал тут и бродящих андроидов. Ходят и ходят неустанно. И пугают прохожих неожиданными вопросами:

— Где взять ключ на двенадцать?

— Скажи, а куда делся бригадир крановщиков?

— Кто это тут, не разберу что-то?

— До стоянки электрокаров далеко? Приходилось разряжать эти человеко-подобные механизмы, попросту вынимая аккумуляторные батареи. Бракованная продукция завода была в разной степени негодности. Много встречалось восстанавливаемого брака и восстанавливаемого довольно-таки легко. У некоторых особей были испорчены лишь какие-нибудь автоматические устройства. Скажем, узким местом для завода были камеры, микрофоны, датчики… Их, бывало, поставляли бракованными, а из-за этого всё собранное изделие выбрасывалось. А андроид, всего-то, не мог имитировать какие-то человеческие чувства: осязание, слух, речь, зрение. Или робот не имел или утрачивал какие-то мимические способности. Ну, скажем, хмурить или поднимать брови, прищуривать глаза…

А зачем, скажите мне, надо, чтобы огородное пугало прищуривало глаза? Или, скажем так, чтобы ночной сторож умел петь арии? Ночью я обычно сплю и предпочитаю не под рулады.

В общем, почти готовые андроиды я брал и использовал в своих целях. Да и не один только я был таким сообразительным.

Вот для этого я и некоторые другие жители ближайших поселений совершали набеги и наезды на капустное поле. Огородные пугала и помощников по хозяйству поначалу мы лепили во множестве. Кому дарили, кому продавали. Лепили и попутно учились программированию. Сейчас, при наличии Интернета, разработать программу или приложение к ней, чтобы роботам предписывать, что да как делать, раз плюнуть. И дело это очень интересное! А что интересно, то и несложно. У нас даже школьники на языке Си, скажем, разрабатывают программы для управления фотодатчиками или электромоторами. На Спартакиаде роботов «Умник», все ведь слышали, несколько лет подряд школьники из Узлового держат призовые места.

В народе нас называют «добытчики», а меж собой мы себя зовём «програм-мёрами». И много в посёлке было программёров. Кто сам до всего дошёл, кто где обучился, кто на завод пошёл — почерпнуть знания… Много людей на заводе и осело, смирившись и с дисциплиной, и с подчинённостью, и с инструкциями… Я их не осуждаю. Понимаю, что захотели они ясности, стабильности и определённости.

Но я и ещё десятка три людей, кто жизни себе уже не представлял без воли — свободы, те так и остались программёрами.

Всех соседей, всех желающих обеспечили мы помощниками. В домах, в огородах смотришь — люди уже не работают, есть и без них кому работать. Со временем рынок насытился нашей программёрской продукцией.

Что нам делать? Жить хотим. Есть хотим. Можно сказать, что вот тогда программёры, а некоторые, конечно, и раньше, ушли в криминал. Скоростная трасса, дорога и железная дорога — они-то и породили у нас воровство и грабежи. Ну, конечно, и безработица. Те, кто сам, без привлечения роботов, пошёл воровать и грабить, тех быстро переловили и пересажали. Но была группа людей, более осторожных и хитрых, которые стали это делать с помощью запрограммированных ими существ. Роботы пошли в большой мир. Роботы-андроиды останавливали автомашины, а пассажиров грабили, с верхних полок железнодорожных вагонов крюками стаскивали чемоданы…

Вот в то время у властей и родился лозунг «Не допустим попадание ай-ти технологий в грязные лапы криминала!».

И это были не только слова, были у них и дела— объявили настоящую войну запрограммированным существам и программёрам. Кого из человекоподобных заставали вне дома — огорода, а на дороге большой ли, маленькой ли, всё равно, безжалостно расстреливали. Делали это так: дадут очередь по глазам, всё — робот ничего не видит, застывает без движения, а потом на допросе он добросовестно рассказывает, кто его хозяин — атаман, программёр, как его найти…

Нетрудно было для себя нужные выводы сделать — роботов на дело выпускать лишь глухонемыми. Кто-то сообразил, кто-то нет. По-разному.

Должен сказать, основным путём программёров я не пошёл. Чуял — на трассу и на большую железку не выходить! Не то, чтобы я, как всегда, осторожничал и выжидал. Нет! Раз полиция там проявляет интерес и активность, то из такой игры я выхожу, не вступая!

Но жить и есть и мне надо. Как же я нашёл свой путь в этом мире? — спросите. Скажу — я свою нишу открыл.

Я упоминал о рыбалке? Упоминал. А о том, что у нас есть море, говорил? Косвенно. Но море, между тем, у нас есть и вы, скорее всего, догадались об этом. Оно-то и является тем местом, где я выуживаю свою добычу с помощью моих подводных роботов. Это не глубинные чёрные курильщики с разными химвеществами. Нет. Хотя глубина тоже бывает порядочной. Моя добыча проще — алкоголь, металл, консервы, — всё, что можно продать.

Море у нас холодное и бывает неприветливым. Это к тому веду, что у нас много судов разного тоннажа тонет. Вот они-то, потонувшие корабли, привлекали и привлекают моё внимание. Знаю пару-тройку шхер, в которые течения часто заносят утонувшие суда. Конечно, это не лодчонки рыбаков. Такие, если удаётся поднять и залатать, я отвожу к ним домой. И делаю это, конечно, бескорыстно. За это меня на нашем побережье народ уважает.

А по поводу гибели кораблей могу сказать, что много слухов и легенд с этим связанных, у нас живёт. С детства я наслушался их: про волну — убийцу глубоководных монстров, агрессивную сеть морских микроорганизмов, гигантского паука… Но чего не видел, тому не верю. Так учил меня отец. А многих наоборот— страхи отвадили от моря. На рыбалку ещё выходят поблизости. При хорошей воде. А подальше в море, поглубже — это ни-ни! Потому-то и нет у меня конкурентов.

На берегу моря у меня гараж стоит, лодочный. Гараж на сваях. Я его по-разному называю. Когда на небе солнце и у меня на лице улыбка, называю его эллингом. Но бывают и пасмурные дай: и в природе и на душе слякоть. Тогда у меня на берегу стоит просто-напросто сарай.

Дома я не многословен. Говорю только домашним, когда на дело иду:

— Море зовёт!

Когда это слышат от меня, значит, действительно, зовёт оно и не зря зовёт — приду я с добычей. С рыбным ли уловом или с тем, что непросто достать, — главное, не с пустыми руками. Для чего бы я ни выходил в море, на берегу оставляю наблюдателя — робота. Если меня кто поджидает, то он посылает радиосигнал — «засада». А сам по себе он говорить не может.

Детей с собой в море не беру — малы ещё. Но со мной всегда мои помощники. Обученные, натренированные, запрограммированные. Но говорить — не говорят. Они прекрасно делают все подводные работы. Морская вода, морской соляной ветер разъедают любой материал, даже металл. Вот потому-то я для восполнения своих запасов регулярно посещаю капустное поле. Довольно-таки долгое время уже я никого из программёров здесь, в Узловом, не встречаю, не вижу. Выловили всех, что ли?

Частенько ухожу в море, рыбалю. Если для души, то леску самодура распускаю. А вот когда нужен большой улов, то пара моих помощников с сетью под водой замирает. А четыре-пять других гонит к ним косяк рыбы.

Видели вы, как тюлени гонят сельдь? Встанут в цепочку и гонят к берегу. Испуганная рыба неудержимо мчится плотной массой, выпирает передних рыбин, и те тугим сверкающим валом с плесками катятся впереди всех и становятся лёгкой добычей пикирующих на них чаек и бакланов.

И мои подопечные не хуже тюленей разбираются с рыбой.

Вот на днях я был в море. Я обычно ухожу за острова, на открытую воду. Встретилась мне там дора, низкосидящая. Значит, нагружена под завязку. Незнакомая мне дора, и из команды только чужие лица видны. Крикнули мне с борта, каким проливом им обойти большой остров?

Я ответил им, чего не ответить:

— Всё равно, но надо подождать прилива. В обоих проливах есть узкости, и пройти их можно будет спокойно при большой воде.

Дора же пошла дальше. Прошло минут десять и вдруг слышу крики. Вижу, дора — на боку. Не стали, значит, они дожидаться большой воды. Своим ребятам я приказал самостоятельно под водой к сараю возвращаться. Подошёл я к доре, подобрал людей. Смотрю — у доры уже только мачта из воды торчит.

Спасённые из экипажа доры говорят, что на судне был ценный груз — мешки с янтарём.

Видел потом инкассаторскую машину в посёлке. Пассажиры машины вели разговоры, где бы, в каком доме водолазов разместить.

Для себя решил: подниму несколько мешков янтаря; спрячу добычу в лесу, потом найду покупателя. Иначе водолазы прибудут, груз поднимут и из-под носа уведут.

Короче, ночью вышел я с четырьмя андроидами в рейс. Программу проверил и остался доволен — справятся, отключил лишь у них речь, чтобы не болтали.

Ночи сейчас светлые. Местоположение утонувшей доры я заметил. Спустились мои четыре андроида. Недолго ждал. Смотрю — поднимаются. Каждая пара с мешком. Беленькие такие, чистенькие мешочки. Туго набитые. Набиты под завязку. Мешки подают мне, а я принимаю. Тяжелее-е-е-енные! Вдруг вижу, из глубины, вслед за моими, поднимаются ещё шесть роботов. Откуда они тут? Я роботов сразу узнаю— причёски у всех рыжеватые и волос у них не живой. А эти ещё в форме и с погонами. «Рвать когти пора. От греха — подальше», — думаю. Живо хватаюсь за канат, чтоб якорь поднять. Тащу якорь, а вместе с ним седьмой андроид показался — в форме шерифа. Одной рукой за канат держится. Пистолет в другой руке и в ней же клеёнка с текстом. Ну, не читая, могу сказать, что там: «арестовать», «обыскать», «конфисковать»…

«Залип я. Впервые в жизни залип», — промелькнуло.

И слышу я от шерифа такие слова.

— Ну что, Макс? Финита! Здорово мы тебя купили? Подсунули тебе «Жанетту», «затонувшую» на твоих глазах. Потом завели пластинку, что много богатств утонуло. Ты и клюнул.

— А почему на «ты», шериф? Где уважение к личности? — только и оставалось мне сказать.

— Извините, Макс. Спешка. Всё впопыхах. Что-нибудь да упустишь! — шериф говорил и широко улыбался при этом. — Ну, вот и поймали мы последнего в округе вора — программёра. — Д-о-о-о-лго же мы за тобой охотились, Макс! ТМ

Загрузка...