Примерно таким же образом оказались у нас в бригаде медицинская сестра Мария Даниловна Соколовская, врач Федор Михайлович Казакевич и многие другие.
О некоторых из них хотелось бы рассказать подробнее.
Федора Михайловича Казакевича война застала в Ленинграде, где он получал специальность стоматолога в военном зубоврачебном училище имени Н.А.Щорса. В первый же день воины молодой медик подает заявление в военкомат и уходит добровольцем на фронт. В октябре сорок первого в одном из тяжелых боев под Вязьмой его ранило осколком в голову. Когда пришел в себя, оказался уже в плену. Начались мытарства, через которые прошли многие из нас: несколько пересыльных лагерей, где чудом оставался жив, потом стационарный лагерь для военнопленных в Бобруйске.
Бобруйск - родина Казакевича. Отсюда он уезжал в Ленинград, здесь оставалась мать-старушка. Ему удалось каким-то образом подать ей весточку. И вот однажды утром мать оказалась у колючей проволоки. Тяжелой была эта встреча. В страшно худом, обросшем человеке, одетом в тряпье, с забинтованной головой мать едва узнала своего сына. А когда узнала, закричала: "Федя!" - и бросилась на проволоку. Тотчас же прикладом автомата была отброшена прочь.
Матери и сыну удалось сказать друг другу несколько слов. Федя попросил помочь ему вырваться из лагеря. Матери были известны случаи, когда комендант лагеря отпускал пленных по ходатайству родственников. Она пошла к нему. Но комендант в тот день был не в духе. Несмотря на то, что мать показала ему документы, свидетельствовавшие, что Федор Михайлович Казакевич - ее сын, он отказался отпустить пленного. Много пришлось ей походить к коменданту, много пролить слез! Наконец Федор пришел домой.
Вскоре Казакевич устроился зубным врачом в городской поликлинике и сразу же настойчиво стал искать связи с партизанами. Он знал, что в лесах под Бобруйском они есть. Не раз они давали о себе знать смелыми диверсиями и налетами на врага. Но как к ним попасть?
Помог случай. Однажды на прием к зубному врачу пришел подвыпивший полицейский Роман Макеев. Пока Казакевич осматривал больного, готовил инструмент, чтобы выдернуть зуб, болтливый полицейский успел похвалиться, что партизанам вот-вот наступит конец. В Бобруйске, мол, формируется большой карательный отряд эсэсовцев, который готовит крупную вылазку против партизан.
- В этой карательной операции, - сообщил Макеев, - будут участвовать даже танки.
Полицейский ушел, а Казакевич в тот день больше уже не принимал больных. Дома он сказал матери, что уходит к партизанам. Он торопился, нужно было до наступления комендантского часа выбраться из города.
Казакевич шел к партизанам не с пустыми руками. Весть, которую он нес, помогла бы им своевременно принять контрмеры. Но в тот раз к партизанам он не попал. Когда подходил к деревне Киселевичи, вдруг из кустов услышал резкий окрик:
- Хальт! Хенде хох!
На дорогу выбежали немцы с автоматами. Казакевич напоролся на засаду.
Его привели в Бобруйск, бросили в тюремную камеру. Два дня арестованного никуда не вызывали, а на третий повели на допрос. Допрашивали в помещении СД, которое обосновалось в бывшем здании кинотеатра. Следователь долго допытывался, куда шел Казакевич, зачем. И неизменно получал один и тот же ответ:
- Выпимши был, господин обер-лейтенант... А пьяного человека, сами знаете, водка ведет. Вот и заблудился...
Улик против Казакевича не было никаких, его снова вернули в камеру.
Через несколько дней всех арестованных, а их было 18 человек, отвезли на станцию Березина, погрузили в вагон и отправили. Ночью Казакевич на ходу поезда выпрыгнул из вагона. До утра шел по лесу, а когда рассвело, решил день отсидеться в копне сена. Залез поглубже и уснул. Проснулся под вечер. Вылез из сена и увидел на лугу четырех в гражданском, но с винтовками. Это была диверсионная группа Николая Семенчука из отряда имени Ворошилова нашего соединения. Подрывники возвращались с задания. Казакевич вышел им навстречу...
Так мы заполучили первого в бригаде зубного врача. Теперь партизанам можно было оказывать квалифицированную стоматологическую помощь.
Нелегок был путь к партизанам и медицинской сестры Ирины Гордеевны Калиновской, моей первой помощницы. Родилась она в местечке Старосельцы Белостокской области. Каторжной была жизнь белорусов под гнетом помещичье-буржуазной Польши. Тяжело было белорусским детям получить образование, еще труднее - найти работу. Родители Ирины решили наперекор всем трудностям вывести дочь "в люди". Способная девочка окончила Старосельскую среднюю школу, поступила в фельдшерское училище в Вильно. За учебу надо было платить, а денег родители не имели. Ирина пошла работать санитаркой в городскую больницу.
Несмотря на все трудности, Ирина успешно окончила фельдшерское училище, поступила работать в Белостокскую городскую больницу, а перед самой войной перешла в военный госпиталь. Самым большим событием в жизни молодого фельдшера было установление Советской власти в районах бывшей Западной Белоруссии. Теперь она наконец смогла забрать к себе родителей, зажить счастливо. Но счастье это было недолгим. Началась война. В первый же день в госпиталь стали поступать раненые, а 26 июня был получен приказ эвакуироваться.
Ирина сопровождала машину с ранеными в Минск. Были уже недалеко от города, когда узнали страшную весть: в столице враг, дорога перерезана немецкими танками. Те, кто мог самостоятельно передвигаться, ушли через леса и болота на восток. Но в машине были и тяжелораненые. Ирина решила остаться с ними, разделить их участь.
Захватив машину, немцы направили ее в Слуцк, в лагерь для военнопленных. Впереди и сзади шли машины врага. Двигались в темноте. Немцы тщательно соблюдали светомаскировку. Воспользовавшись темнотой, на одном из поворотов, когда машины фашистов потерялись из виду, Ирина приказала шоферу свернуть на проселок и остановиться в лесу. Побег оказался удачным. Фашисты не заметили исчезновения машины.
Так они очутились в селе Шищицы. Здесь добрые люди накормили раненых и их смелую проводницу, переодели всех в гражданскую одежду и посоветовали Ирине везти людей в Гресскую больницу. Сказали, что главврач больницы Юрий Георгиевич Войчик в беде не оставит.
Ирина послушалась совета. Юрий Георгиевич действительно тепло принял раненых, разместил их по палатам вместе с больными местными жителями. Предложил Ирине работать в больнице санитаркой. Жить она стала у медсестры Фени Тарасевич, матери троих детей. Работала самоотверженно, делала все, чтобы поскорее поставить своих раненых на ноги. Но позже стала выполнять и другие обязанности.
Юрий Георгиевич Войчик создал подпольную группу, куда кроме Ирины вошли и другие медработники: Лида Ковалева, Аня Соболевская, Феня Тарасевич, Мария Паткевич, Галина Жук, Иван Клебанович со своей семьей. Подпольщики начали понемногу активизировать свои действия.
В обязанности Ирины входило держать связь с людьми, которые доставали оружие для бойцов, направляемых после выздоровления к партизанам. Винтовки и боеприпасы она получала в деревне Поликарповка у подпольщиков Виктора Тишкевича и Василия Матусевича. Оружие приносила домой в разобранном виде. А ночью приходили выздоравливающие, собирали его и уносили в больницу. Ирине не раз приходилось спать на койке, где под матрацем лежало оружие.
В сентябре сорок первого бывшие раненые организовали под Греском партизанский отряд. Командиром стал Виктор Курганов. В армии он был политруком. Комиссаром - Алексей Тишкевич. С этим небольшим отрядом Ирина держала постоянную связь, информировала его о всех намерениях и делах фашистов в гресском гарнизоне.
В начале октября немцы привезли в больницу тяжелораненого лейтенанта Михаила Михайловича Лебенкова. Прикрывая отход партизан, он был ранен в грудь и руку, потерял сознание и был схвачен фашистами. Положение раненого казалось безнадежным. Несколько суток он не приходил в сознание, но каждый день немцы справлялись о состоянии лейтенанта. Они надеялись получить от него сведения о расположении партизанского отряда и его численности. Весь персонал больницы ухаживал за Лебенковым, делал все, чтобы спасти ему жизнь. И он выжил, стал поправляться. А в своих докладах немецкому офицеру главврач сообщал, что раненый в плохом состоянии, вот-вот умрет.
Когда лейтенант пришел в себя, Юрий Георгиевич рассказал ему о подпольной группе, попросил помочь установить связь с партизанским отрядом. Лебенков дал пароль для явки, указал местонахождение отряда. На встречу с комиссаром была направлена Ирина. Встретились они в деревне Гацуки. Ирина рассказала комиссару о том, что Лебенков у них в больнице, поправляется, но не сегодня завтра немцы могут взять его на допрос.
Тут же был разработан план возвращения Лебенкова в отряд. Ирина должна была переправить его из больницы в деревню Камень. Лебенков благополучно вернулся к своим.
На следующий день главврач доложил немцам, что больной убежал. Гитлеровцы заподозрили неладное. Они установили слежку за Ириной. Чтобы отвести подозрение от остальных членов группы, Юрий Георгиевич разрешил ей уйти в партизаны. Решение оказалось своевременным. Только Ирина вместе с последней группой выздоравливающих покинула больницу, явились немцы. Ничего не подозревавшая Ирина отвела своих людей к партизанам и вернулась в больницу, чтобы взять немного медикаментов и бинтов. Едва ступила на порог, как медсестра Лида Ковалева, дежурившая в ту ночь, тревожным шепотом сообщила:
- На твоей квартире засада... Беги!
Ирина вернулась в отряд.
Своим путем пришел к партизанам и немецкий батальонный врач Ганс Виер. Мобилизованный в фашистскую армию в первые дни войны, он долго и настойчиво искал удобного случая, чтобы оказаться в стане борцов с фашизмом. Наконец такой случай представился. В тимковичский гарнизонный госпиталь немцы положили захваченного в плен тяжелораненого партизана. Они надеялись заполучить от него необходимые сведения об отряде, в котором он сражался.
Виер выходил раненого, а когда тот смог уже самостоятельно передвигаться, признался, что готов сам перейти к партизанам. Они бежали вдвоем, захватив с собой батальонную аптеку. Виер стал работать врачом в отряде имени Щорса.
К середине 1943 года наше соединение значительно пополнилось медицинскими работниками. Теперь уже можно было вплотную Заняться вопросами усовершенствования структуры санитарной службы в бригадах и отрядах.
Структуру санитарной службы в нашем Минском соединении установили следующим образом. Во главе стоял начальник санслужбы соединения, которому подчинялись начальники санитарных служб бригад. В каждом отряде также был начальник санитарной службы, имевший в своем подчинении фельдшера или медицинскую сестру и несколько санинструкторов.
В 1942 году, когда минские и полесские партизаны были объединены в одно Минско-Полесское соединение, главврачом у нас был заслуженный врач БССР Василий Парфенович Лаптейко. Я исполнял обязанности его заместителя. После разделения В.П.Лаптейко стал начальником санитарной службы Полесского партизанского соединения, я же остался в Минском. В мае 1943 года в связи с формированием комсомольско-молодежной бригады, которую намечалось послать еще глубже в тыл противника, меня перевели в бригаду имени Гуляева, где в то время командиром был Андрей Тихонович Чайковский. Этой же бригаде подчинили отряд имени Ворошилова под командованием Владимира Кирилловича Яковенки.
После моего перевода в бригаду имени Гуляева санитарную службу в Минском соединении возглавил начальник санслужбы партизанской бригады имени Пономаренко С.М.Швец. Семен Миронович был наиболее опытным из нас. Небольшого роста, курносый, с пышной шапкой каштановых волос, он немного прихрамывал. Хромота - результат перенесенного перелома, полученного во время спортивных занятий в военной школе, где он готовился стать кадровым командиром. Несмотря на это, был он очень деятелен, подвижен, за день успевал сделать так много, что мы удивлялись, когда он отдыхает!
Сын бедного сапожника, он с детства мечтал стать военным. Казалось бы, мечта его осуществляется - поступил в военную школу, успешно ее заканчивал.
Идея посвятить себя медицине появилась у Семена Мироновича во время болезни, связанной с переломом ноги. После выздоровления в 1931 году он поступил в Минский медицинский институт, а в 1936 году успешно его окончил.
Врачебную деятельность начал в Холопеничской районной больнице. Потом был переведен главврачом в Логойскую районную. Здесь и застала его война.
С первых же дней - в рядах Красной Армии. 5 июля 1941 года полк, в котором служил Швец, попал в окружение в районе Бобруйска. С большим трудом Семену Мироновичу удалось избежать плена. Переодевшись в гражданскую одежду, он подался в Глуск, по по дороге несколько раз наткнулся на фашистов и решил уйти в славковичские леса. Здесь и встретился с партизанами отряда А. И. Далидовича. Вскоре отряд вырос в бригаду, где Швецу поручили возглавить санитарную службу.
Много сделал этот опытный врач для улучшения лечения и профилактики в отрядах бригады. И оперировал он, так же как и мы, очень часто, и изыскивал средства для консервативной терапии ряда заболеваний, и готовил санитарных инструкторов для взводов и отделений. И все это не в ущерб своей деятельности на посту начальника санитарной службы бригады.
В мае 1943 года мы с ним расстались, а снова встретились лишь спустя 25 лет. За эти годы Семен Миронович очень постарел, однако своего служения медицине не оставил. Он продолжает лечить больных в одной из клиник Минска.
Долго сидели мы с ним за чашкой чаю, вспоминали те суровые годы, боевых друзей, коллег-медиков. В тот вечер рассказал мне Семен Миронович случай, о котором раньше никогда не упоминал. Хочется кратко пересказать его.
Это произошло осенью 1943 года. Я в то время со своей бригадой был в районе пинских лесов, Швец оставался в деревне Репин при штабе Минского соединения. Немцам каким-то образом стало известно, что в деревне располагается штаб соединения. Они решили одним ударом его уничтожить. И вот однажды ясным осенним утром на деревню налетели самолеты врага, стали безжалостно ее бомбить. Много в тот день было жертв среди партизан, особенно среди мирных жителей - женщин, стариков, детей.
Всю ночь, ни на минуту не прерываясь, врач оказывал помощь пострадавшим. К утру все раненые партизаны и местные жители были рассредоточены по отрядам. Такая мера предосторожности оказалась своевременной. Когда Швец со своими помощниками последним покидал деревню, с другого конца в нее ворвались фашисты. Но они нашли лишь пустые хаты.
Начальники санитарных служб бригад, как правило, были хирургами и, естественно, помимо своих служебных обязанностей, продолжали оказывать раненым, местным жителям медицинскую, а при необходимости и хирургическую помощь. Кроме того, они были в ответе за состояние противоэпидемической работы, объем которой также неуклонно возрастал.
Конечно, наиболее сложные виды операционной помощи оказывались в бригадном госпитале. Но если уровень подготовки бригадных врачей не позволял сделать нужную операцию, то приглашался более опытный хирург из штаба соединения соседней бригады. Наконец, если все же своими силами мы не могли оказать должной помощи раненому, он отправлялся на Большую землю самолетом.
Все неотложные операционные вмешательства бригадные врачи осуществляли непосредственно в отрядах, где были свои санчасти. Там же мы обеспечивали и различную консультативную помощь раненым и больным партизанам. Но в любом случае для всех наших медико-санитарных подразделений характерной была большая маневренность, при которой обязательно обеспечивались правильный метод лечения и сохранность медикаментов, инструментария.
Немало было случаев, когда при сложных ситуациях нам приходилось прятать в лесных тайниках медикаменты и инструментарий, а потом, после разрядки обстановки, доставать их. Довольно часто раненых и тяжелобольных переносили на труднодоступные островки в болотах, оставляли при них медицинского работника, а потом возвращались за ними.
10 мая 1943 года я прибыл в расположение 99-й партизанской бригады имени Гуляева, которая дислоцировалась в Славковичском сельсовете Глусского района. Штаб бригады размещался в лесу, в урочище, которое партизаны назвали гуляевскими лагерями. Приехал я туда на повозке, привез с собой немного медикаментов, небогатый свой хирургический инструментарий, пару парашютов. Вместе со мной прибыла медсестра Мария Леонтьевна Вежновец, с которой мы незадолго перед этим поженились.
Командир бригады Андрей Тихонович Чайковский и начальник штаба Василий Максимович Середин встретили нас очень радушно. Знакомиться нам не нужно было, до этого мы не однажды встречались в штабе соединения, поэтому разговор сразу принял деловой характер. Андрей Тихонович рассказал о задании, полученном в связи с рейдом бригады по тылам противника, сообщил о задачах, которые встают перед санитарной службой. В частности, он известил, что положение мое несколько облегчается тем, что местных партизан, которые связаны с семьями, и бойцов более пожилого возраста решено не брать в этот трудный переход, бригада обновляется более молодыми народными мстителями.
- А в остальном, - продолжал он, - ничего утешительного сказать не могу. Бои предстоят тяжелые, а у нас на четыре отряда до тебя не было ни одного врача и всего два средних медработника - Вера Мартинович и Юлия Пантелеенко. Не могли они справиться вдвоем, обходились частенько самопомощью. Так что работы тебе хватит. Ну, отдыхай, а завтра за дело!
Разместили нас в отдельной землянке. Весь вечер Мария устраивалась на новом месте, потом, усталая, уснула, а ко мне сон долго не шел. Все размышлял о том, с чего же начинать работу в бригаде, как организовать дело, чтобы от каждого медработника добиться наибольшей отдачи. Ведь, собственно, начинать нужно было на пустом месте.
Утром явился к комбригу, попросил разрешения приступить к знакомству с отрядами.
- Хорошо, - ответил Андрей Тихонович. Потом подозвал к себе молодого паренька.
- Вот тебе в помощь Ванюшка. Парень шустрый, смекалистый, исполнительный. Подучи его вашему делу, будет он тебе хорошим помощником.
Андрей Тихонович не ошибся, Ванюшка действительно оказался исполнительным и добросовестным хлопцем. Стал он хорошим санинструктором, прекрасным эвакуатором, то есть человеком, который при боевых операциях сопровождал раненых с поля боя к медпункту.
С Иваном мы побывали во всех четырех отрядах бригады, познакомились с медсестрами Верой и Юлией. Из рассказов девушек узнал, что они делали все: и на поле боя перевязывали раненых, и на своих плечах выносили их к медпункту, и лечили как могли. А при необходимости звали на помощь доктора Швеца. Они искренне были рады тому, что в бригаде появился свой врач, обещали оказывать мне всяческую помощь и поддержку.
Познакомился я и с командирами отрядов - Цикунковым, Грабко, Хорохуриным и Крюком. Поговорил с каждым. Все они также обещали мне содействие и поддержку.
Возвратившись в штаб бригады, изложил Андрею Тихоновичу свои соображения по поводу мероприятий, которые предстояло осуществить прежде всего. Во-первых, необходимо создать бригадный госпиталь. Для этой цели надо выделить три землянки. Одна - для операций и перевязок, вторая - для размещения раненых и больных...
- Не много ли? - усомнился Чайковский.
- А третья, - продолжал я, - будет предназначена для инфекционных больных. Таким образом, мы получим возможность госпитализировать всех раненых и тяжелобольных. Часть землянки, где живем мы с Марией, отведем под аптеку. При каждом отряде будет своя санчасть, а в каждой роте по меньшей мере должен быть один санинструктор.
- Вот слушаю я тебя, доктор, - вмешался в разговор начальник штаба Середин, - и думаю: наверное, у Друяна в лесу где-то медицинский институт запрятан. Госпиталь... В каждом отряде своя санчасть... Санинструкторы в ротах... Где же ты людей возьмешь?
- Вот об этом я и хотел с вами поговорить, - подхватил я. - Для начала надо правильно распределить те кадры, которые у нас есть. Не обязательно Вере и Юлии работать вместе, это лишь усложняет дело. Пусть одна пойдет к Хорохурину, а вторая - к Крюку. Мария пусть будет медсестрой у Цикункова, а что касается Грабко, то у него есть две подрывницы... Немного их подучить вот вам и два санинструктора. А вообще, подготовка санинструкторов - наша первейшая задача, - закончил я.
- Что же, все резонно, - развел руками Чайковский. - Возразить ничего не могу.
Далее попросил, чтобы мне выделили одного человека для организации питания больных и раненых и повозку. И, наконец, напомнил командованию, что необходимо серьезнейшим образом подумать об организации медицинской помощи местному населению.
Вопрос о медицинском обслуживании населения на временно оккупированной территории был у нас одним из самых важных. Ведь немецкие оккупационные власти не заботились о людях, которые оказались у них в тылу. Наоборот, многие официальные документы, теперь нам известные, убеждают, что постепенное истребление белорусского народа было запланировано гитлеровцами. Поэтому о сохранении здоровья мирных жителей нужно было в первую очередь думать нам, партизанским медикам. И помимо всего прочего, любой случай вспышки инфекционных болезней среди мирных жителей мог грозить и нам, партизанам, потому что контакты с населением у нас всегда были очень и очень тесными.
Не удивительно, что медицинская помощь населению у нас предписывалась соответствующими приказами. Вот что, например, говорилось в приказе No 21 от 21 июля 1943 года: "...Медперсоналу бригады два раза в педелю по средам и субботам организовывать в деревнях дислокации отрядов амбулаторный прием гражданского населения с 12.00 до 15.00...".
В соответствии с этим во время остановки отрядов в деревнях мы размещали нашу медчасть по хатам таким образом, чтобы можно было организовать нормальное лечение не только раненых и больных партизан, но и гражданского населения.
План мой был полностью одобрен командованием бригады, в помощь выделено необходимое количество людей, для операционной и перевязочной начали строить землянку. К концу мая она была построена, получилась просторной и светлой. Потолок и стены мы обили парашютной тканью, в центре поставили операционный стол, который одновременно служил и перевязочным. Кроме того, партизаны соорудили мне небольшой столик для инструментов и шкаф для медикаментов. Не раз посещал эту землянку Андрей Тихонович Чайковский и всегда оставался доволен.
Вообще, надо отметить, что в становлении санитарной службы бригады Андрей Тихонович принимал самое деятельное участие. В решении любого вопроса он всегда шел мне навстречу, помогал как только мог. Отвага и решительность сочетались в этом человеке с безграничной добротой к людям. Сибиряк, попавший в окружение на белорусской земле и оставшийся здесь воевать, он пользовался огромным уважением среди партизан.
Параллельно с решением вопросов, связанных с лечением больных и раненых, я приступил к подготовке группы санинструкторов. Для этой цели в отрядах было отобрано несколько женщин и молодых парней. В июне состоялся первый выпуск. Мы подготовили 19 санинструкторов, научив их быстро и правильно накладывать асептическую (стерильную) повязку, жгут, шину или лубок при переломах, вообще на поле боя оказывать первую неотложную помощь раненому. Таким образом, теперь уже не только роты, но и большинство взводов имели своего санинструктора.
Постепенно в бригаде сложилась следующая схема ее санитарной службы. При штабе бригады был начальник санитарной службы, которому подчинялись начальники санитарных частей всех четырех отрядов. Санчасть отряда объединяла ротных медсестер или санинструкторов. Начальник санслужбы бригады являлся одновременно и начальником госпиталя. В бригадном госпитале имелись операционное, терапевтическое и отдельно инфекционное отделения. Была у нас также небольшая аптека, которой заведовала Мария Вежновец.
Санитарная служба бригады значительно окрепла после того, как в нее влился отряд имени Ворошилова. Произошло это в сентябре 1943 года. Возвратившись как-то из очередной поездки в отряд имени Жукова, я застал возле штаба необычное оживление. В чем дело? Оказывается, в бригаду прибыл отряд имени Ворошилова. Я соскочил с коня, передал санитарную сумку Ивану, заторопился в штаб. Здесь тоже было многолюдно. Среди наших командиров много незнакомых мне людей. За столом Андрей Тихонович Чайковский и человек, которого я где-то видел. Но где? Вот человек со знакомым лицом поднял на меня глаза, обрадованно заулыбался, воскликнул:
- А-а, доктор! Вот и снова встретились!
Я наконец вспомнил. Яковенко! Владимир Кириллович, командир отряда имени Ворошилова. Помнится, мы несколько раз встречались, когда я работал при штабе соединения. Он заходил ко мне попросить немного медикаментов, перевязочного материала. Но теперь Яковенко оказался моим непосредственным начальником. По приказу командования соединением Владимир Кириллович назначался командиром бригады, Андрей Тихонович Чайковский стал комиссаром, Василий Максимович Середин оставался в должности начальника штаба.
С приходом к нам отряда имени Ворошилова значительно укрепился и состав медработников бригады. К нам пришли два опытных врача - Дементьева и Казакевич, медицинские сестры - Сергейчик, Шудро, Соколовская. Теперь уже три отряда имели своих врачей, в каждом было по две медсестры.
На следующий день новый комбриг объездил отряды, познакомился и с нашей медслужбой. Он положительно отозвался о работе медиков, одобрил структуру санслужбы бригады. Побеседовал с медицинскими сестрами, с больными и ранеными, дал нам несколько советов. Потом обратился ко мне:
- Вот что, доктор! Со своими заботами приходи ко мне в любое время дня и ночи. Здоровье наших людей - на первом месте!
Слова эти мне понравились. И как я позже убедился, Владимир Кириллович всегда был хозяином своего слова.
Помню, первое знакомство с Яковенко состоялось в октябре 1942 года. Однажды рано утром, вскоре поели получения с Большой земли партии медикаментов, в медчасть соединения, прихрамывая, вошел молодой человек в белом полушубке, при полном вооружении. Приятной наружности, подвижный, умные с хитринкой глаза. Присел на табурет, стал рассказывать:
- Бой был жаркий, гитлеровцам всыпали как следует. Но сам понимаешь, доктор, и у нас много раненых...
Беседа свелась к тому, с чем в то время приходили все командиры отрядов: как получить побольше медикаментов, перевязочных материалов.
Я выделил ему, что мог. Яковенко ушел довольный. Мне тогда он понравился своей хитринкой, за которой угадывалась большая доброта к людям, обаятельной улыбкой, логичностью и убедительностью доводов. Еще подумал тогда, что хорошо было бы работать в одном коллективе с этим человеком.
И вот новая встреча. Я рад был ей, потому что знал - и в роли начальника Владимир Кириллович будет таким же принципиально требовательным, заботливым и внимательным. О том, что командир он незаурядный, я слышал давно.
Действительно, с его приходом бригада значительно усилила боевую активность. Все чаще отряды стали уходить на выполнение боевых заданий. Конечно, увеличилось количество раненых, но к тому времени санслужба бригады значительно окрепла и каждому раненому мы могли уделить максимум внимания.
Выходец из простой крестьянской семьи, Владимир Кириллович до войны окончил деревообрабатывающий техникум, активно посещал аэроклуб. Его влекло к себе небо, и когда на нашу страну напали фашисты, он уже был авиатором. В одном из боев с гитлеровскими стервятниками самолет, на котором Яковенко был воздушным стрелком-радистом, сбили, сам он получил тяжелое ранение. Его подобрали местные жители, выходили, помогли связаться с подпольной группой Химичева в Бобруйске.
Так началась патриотическая деятельность Владимира Кирилловича в тылу врага. Когда руководство подпольем послало его в партизаны, он быстро вырос от рядового бойца до командира отряда.
О раненых заботились все, особенно комбриг.
Однажды взрывом гранаты было ранено десять партизан. Их доставили сначала в деревню Стрижи, где оказали первую помощь, затем переправили в деревню Зорька, где мне с медсестрами Вежновец и Огур пришлось провести у коек раненых более двух суток.
Мы сделали все, что смогли, но нескольким раненым требовалась более квалифицированная медицинская помощь, которую можно было оказать только на Большой земле. Владимир Кириллович быстро организовал транспорт для переправки раненых в деревню Зорька, затем по его инициативе собрали необходимый перевязочный материал у местного населения. А когда было окончательно установлено, что некоторые раненые нуждаются в срочной транспортировке на Большую землю, немедленно выехал в штаб соединения. И все тяжелораненые были своевременно эвакуированы в советский тыл. Как мы потом узнали, все они выздоровели. Лишь один человек умер в самолете в результате внезапного легочного кровотечения.
Выполняя различные боевые задания, бригада много и часто перемещалась. И каждый раз приходилось оборудовать новый пункт санитарной службы: то ли строить землянку, то ли приспосабливать хату в деревне, то ли сарай. Но всегда к началу боевых действий госпиталь наш был готов к приему раненых. И в нем обязательно была операционно-перевязочная комната.
Даже при относительно спокойной обстановке мы всегда строили в лесу, неподалеку от деревни, запасную санчасть. Это гарантировало нас от любых неожиданностей.
Например, когда мы располагались в Славковичском сельсовете, санчасть была развернута в деревне Зорька. Местные жители уступили нам большую двухкомнатную хату. В одной комнате по традиции разместилась операционно-перевязочная, во второй - аптека и приемная. Всех раненых и больных мы разместили по хатам. Казалось бы, условия неплохие, но все равно в лесу, в нескольких километрах от деревни, в лагере бригады одну землянку мы отполи под санчасть. Эта землянка потом нас здорово выручила.
Вскоре в большинстве бригад Минского соединения были оборудованы госпитали, которые располагались на их основных базах. А там, где позволяли условия, небольшие госпитали были организованы в отрядах. Например, в отряде "Гвардеец" был развернут стационар на 8 коек, во 2-м отряде "Большевик" небольшой стационар для общих больных и изолятор на 12 коек для инфекционных больных. В 1-м отряде "Большевик" было два отделения - для общего профиля и инфекционных больных, на 8-12 коек каждое. А в бригаде "Железняк" кроме двух стационарных отделений для больных общего профиля устроили изолятор на 5 коек для инфекционных больных.
В декабре 1943 года весь командный состав вызвали в штаб бригады на совещание. Накануне Яковенко, Чайковский и Середин побывали в штабе соединения. Следовательно, решили мы, предстояло новое боевое задание. Так оно и оказалось. Когда все собрались, комбриг сообщил, что штаб Минского соединения на основании указаний ЦК Компартии Белоруссии перемещает ряд партизанских бригад из восточных районов в западные. Это вызвано приближением фронта. Наша бригада уходит в Брестскую область. На месте остается лишь отряд имени Жукова, где командиром Алексей Крюк.
Путь предстоял нелегкий. Рейд мы должны совершить через районы с частыми вражескими гарнизонами. Бросок предполагался километров на пятьсот, в зимнюю стужу, местами по бездорожью Поэтому нужно подготовить санитарный обоз, вооружение, продукты питания и т.п.
- Тебе, доктор, тоже есть над чем подумать, - обратился ко мне Яковенко. - Чтобы в дороге никаких ЧП...
Я это хорошо понимал и, возвратившись к себе, стал тщательно обдумывать, как лучше подготовиться к предстоящему рейду. Нужно было в первую очередь предпринять ряд мероприятий для предупреждения отморожений, с учетом этого укомплектовать санитарные сумки всем необходимым. Предстояло идти по незнакомой местности, переходить через активно действующие железные и шоссейные дороги, по льду через реки с сотнями тяжело нагруженных саней. И каждый такой рубеж таил в себе любые неожиданности. Ко всем им мы должны быть готовы...
Назавтра я собрал всех медиков бригады. Снова обсудили вопросы, связанные с предстоящим походом. Договорились, что в каждом подразделении проведем беседы с бойцами, где основной упор сделаем на профилактику отморожений. Главное для всех - больше двигаться, меньше ехать, у тех, кто недостаточно тепло обут, ноги должны быть смазаны говяжьим жиром или специальной жидкостью, которую мы начали готовить. Медики обязаны проследить, чтобы к началу похода было заготовлено как можно больше унт из говяжьих кож, которые можно было бы надевать прямо на основную обувь.
Особое внимание уделили раненым. Для тех, кто не сможет самостоятельно передвигаться, начали заготавливать различные одеяла, ряднушки, зипуны. Проследили также, чтобы в каждые сани положили достаточно соломы.
На случай предстоящих боев каждый начальник санслужбы отряда создал определенный запас медикаментов, перевязочных материалов, шин для иммобилизации при переломах конечностей. Типовых проволочных шин у нас не было, заготавливали импровизированные - лубки из обрезков фанеры, дубовой коры и т.д.
Объем работ оказался большим, а сроки были ограничены. Но помогали нам все партизаны. Особенно отличились наши славные разведчики - Саша Четверяков, Николай Дешевой, Николай Семенчук и другие. Они постарались достать побольше перевязочного материала, медикаментов, инструментария. Таким образом, к началу похода мы располагали вполне удовлетворительным запасом необходимых медикаментов.
Так, набор каждой санитарной сумки состоял из 15-20 индивидуальных пакетов, 8-10 штук шин-лубков, 2 жгутов из парашютных тросов, 100 граммов ваты, флакона йода и валерианы, настоенной на самогоне, 50 граммов специальной мази для профилактики отморожений. Кроме того, начальники санслужб отрядов имели дополнительно кое-какой инструментарий, а я вез набор инструментов, сделанных Тенгизом, приобретенных разведчиками или присланных с Большой земли.
Для обслуживающего персонала нашей медчасти командование бригадой выделило десять саней.
Через несколько дней пути мы вошли в леса Стародорожского района, где вскоре встретились с партизанами бригады имени Александра Невского. Этой бригадой до своей героической смерти командовал Дмитрий Гуляев, имя которого носила наша бригада.
Товарищи по оружию встретили нас радушно, разместили на отдых в деревне Долгое. Пока рейд проходил благополучно. Никаких ЧП не произошло, все были здоровы. Хорошая подготовка к походу оправдывала себя. Мы осмотрели каждого бойца и убедились, что наставления наши выполняются строго.
Отдохнув, двинулись дальше. Ночью тихо, без боя перешли железнодорожное полотно и вскоре были у районного центра Телеханы Пинской области. Разведчики сообщили, что там располагается крупный немецкий гарнизон. Но городок как раз на нашем пути, обходных дорог мы не знали, и командование бригады приняло решение разгромить гарнизон.
Первой на штурм двинулась ударная группа во главе с начальником бригадной разведки Сашей Четверяковым. Без выстрела она заняла мост, броском ворвалась в городок. Здесь завязался бой. Но немцы не выдержали натиска, отстреливаясь, стали отходить в сторону Пинска.
У нас появились раненые. Им мы оказывали первую помощь на медпункте, который развернули в полукилометре от Огинского канала.
К полуночи райцентр освободили от врага. На улицы хлынул народ. До этого партизан здесь никто не видел, лишь слышали о них. И вот наконец перед местным населением настоящие партизаны. Вначале жители отнеслись к нам довольно настороженно, ведь немцы долгое время вдалбливали им, что партизаны - бандиты и насильники. Но когда мы стали раздавать продукты из запасов, отбитых у врага, недоверие растаяло.
За счет немецкой аптеки мы пополнили свои запасы медикаментов и перевязочного материала.
Бригада пробыла в Телеханах несколько дней и провела это время не напрасно. Командиры, политработники встречались с местным населением, рассказывали об успехах партизанского движения на временно оккупированной территории, о положении на фронте. Медики организовали прием больных, которых, кстати, было здесь немало. Это еще больше укрепило наш авторитет среди жителей. Когда оставляли районный центр, провожать нас вышло почти все население. Нам жали руки, желали успехов в боях с фашистами.
Через двое суток мы достигли Мотоля и остановились в деревне Тышковичи. Руководство бригадой посетило штаб Брестского соединения. Возвратившись, сообщило, что на ближайшее время Тышковичи становятся нашей основной базой. Нам поставили задачу - проводить диверсии на железнодорожных коммуникациях Брест - Лунинец, Барановичи - Лунинец, Брест - Барановичи. Именно по этим дорогам шло снабжение вражеских войск, находящихся на фронте.
В соответствии с полученным заданием было организовано и медицинское обслуживание. С каждой уходящей на задание группой посылался один медработник. В деревне Тышковичи в одной из хат мы оборудовали перевязочную и аптеку, несколько домов отвели для размещения раненых и больных. Кроме того, на одном из островов в болотистых лесах неподалеку от фольварка Миничи построили два помещения, где планировали разместить инфекционных больных. В случае острой нужды эти помещения можно было использовать и для размещения раненых.
Остров был неприметным со стороны, в случае временного ухода из зоны раненых и больных можно было оставить на нем до нашего возвращения. Завезли необходимый запас медикаментов и продуктов.
Вскоре в связи с вражеской блокадой мы покинули Тышковичи. Основным местом дислокации стал район Телехан. В большом лесу недалеко от Святой Воли оборудовали новую базу. Приступили к строительству госпиталя. Землянку сделали просторной, светлой, изнутри обили парашютной тканью. Партизанские умельцы смастерили стол для перевязок и операций, сделали топчан, столик для инструментария.
Рядом с операционной соорудили еще две землянки для общих больных, немного в сторонке - землянку для инфекционных, в основном тифозных больных, которые с весны 1944 года стали у нас появляться.
Таким образом, под Телеханами мы имели целый больничный городок. Медицинское обслуживание партизан снова было организовано на должном уровне.
В конце 1943 и начале 1944 года основной заботой медицинских работников бригады стало поддержание строгого санитарно-эпидемического режима партизанами. Угроза заноса паразитарных тифов, других инфекционных заболеваний была очень значительной. Местное население находилось в очень тяжелом положении. Скученность в жилых помещениях, отсутствие даже самого необходимого минимума моющих и дезинфицирующих средств - все это способствовало возникновению таких грозных эпидемических заболеваний, как сыпной тиф и другие.
Фашисты между тем сознательно способствовали распространению этих болезней среди населения.
Огромный объем работ провели партизанские медики, чтобы не допустить распространения инфекционных болезней. А ведь нам пришлось труднее, чем медикам регулярной армии. Там обязательно функционировали специальные подразделения, такие, как банно-прачечные дезинфекционные поезда, дезинфекционные отряды и бани, обмывочно-дезинфекционные роты. Мы, естественно, всего этого были лишены. И приходилось эту задачу решать исходя из наших возможностей.
В каждом отряде, где бы он ни останавливался, первым делом оборудовали обычную русскую баньку, с камушками, большим котлом. Вместо котла зачастую применяли обычные металлические бочки. Выделяли специальных истопников, и весь личный состав бригады получал возможность не реже одного раза в декаду побывать в баньке с парком. За регулярностью банных дней следили медики.
Кроме того, для бойцов, которые возвращались с задания, обязательными были следующие профилактические мероприятия: каждый тщательно вымывался в бане, все белье отдавал в стирку и утюжку, одежду пропаривал в той же бане или в обычной русской печи. Делалось это так. Печь хорошо протапливалась, потом из нее выгребался жар, на пол клали металлические бруски, на них белье. Таким образом в два приема пропаривали одежду для 8-10 человек.
Белье перед стиркой всегда проваривалось. В деревнях с этим было проще. В лесу же приспосабливали бочки, чаны.
Если боец, возвратившись с задания, чувствовал недомогание или у него повышалась температура, он немедленно помещался в изолятор, а на лиц, которые были с ним в контакте, накладывался 10-12-дневный карантин. Обязательный двухнедельный карантин проходили и все новички.
Конечно, единичные случаи заболевания тифом были, но тотчас же принимались экстренные меры, чтобы не допустить распространения болезни. Всего за весь период нашей партизанской деятельности тифом у нас переболело не более 30 человек, и лишь один случай был со смертельным исходом. Всех остальных мы вылечили, вернули в строй.
Много неприятностей причинило нам такое инфекционное заболевание, как чесотка. Занесена к нам в отряды она была также посредством контакта с жителями, но внутриотрядных заражений мы не допустили. После первых же тревожных случаев все возвращающиеся с задания бойцы осматривались медиками, подозрительные на это заболевание изолировались.
В ликвидации чесоточных заболеваний большую роль сыграла санитарно-разъяснительная работа. Мы рассказывали партизанам о путях распространения заразы. Это происходит чаще всего через рукопожатие. Объясняли, что чесотку, как и любую болезнь, легче вылечить, если она обнаружена в начальной стадии. Поэтому обращали внимание партизан на первые признаки ее: кожный зуд, усиливающийся по вечерам и ночью, мелкие высыпания на изгибах верхних и нижних конечностей и так далее.
Лечили чесотку специальной мазью, которую приготавливали сами.
Особенно тщательно контролировали питьевую воду, пищу. В санитарном отношении наши пищеблоки всегда были в хорошем состоянии. Водой мы пользовались, как правило, только из проверенных источников.
В борьбе с народными мстителями враг использовал любую подлость, и об этом мы помнили всегда. Конечно, мы не располагали специальными лабораториями для того, чтобы делать всесторонний анализ воды. Но определение органолептических качеств ее - цвета, запаха, вкуса проводилось всегда. Пользоваться водой из случайных источников запрещалось.
Анализы на отравление делали простым способом. Если вода вызывала какое-либо подозрение, мы поили сначала кошку или собаку. При благополучном исходе "эксперимента" водой начинали пользоваться люди.
В комплекс профилактических мероприятий обязательно входила санитарно-просветительная работа. Среди партизан мы регулярно организовывали беседы на медицинские темы: самопомощь в боевой обстановке, соблюдение личной гигиены, профилактика различных инфекционных заболеваний, отморожений и потертостей.
Вот такая противоэпидемическая работа помогла нам избежать различных опасных заболеваний в массовом порядке.
"АПТЕКА" ПОД НОГАМИ
Полесье...
Край необозримых болот и равнин. Леса, кочки, густо заросшие высокой сочной осокой, дикой малиной, ежевикой, бересклетом, черной ольхой. Вокруг пестрят незабудки, желтые белокопытники и недотроги.
Полесье - это сосновые боры на высоких песчаных гривах. Часто сосна растет в обнимку с березой и осиной, а в подлеске - трепетные рябинки, крушина, жимолость. Темно-зеленой окраской выделяются дубравы, которые местные жители называют грудками. Эти дубравы всегда поражали меня своим величием.
А какое обилие птичьих голосов в полесских лесах! Поют камышевки и трясогузки, гнездятся здесь аисты, журавли и цапли...
Полесье... За годы, проведенные в партизанах, я полюбил этот край на всю жизнь.
Полесские леса были нашим домом. Они укрывали нас от врага, согревали в зимнюю стужу, спасали от жары в летний зной.
Эти же леса щедро раскрывали нам свои богатства. Нужно было только уметь их использовать.
Я упоминал, что тех медикаментов, которые мы получали с Большой земли и доставали в качестве трофеев у немцев, нам не хватало. А ведь кроме лечения ран нам приходилось еще врачевать многие болезни, каждая из которых требовала своих специфических лекарств. Это чесотка и сыпной тиф, фурункулез и другие простудные заболевания, авитаминоз и воспаление легких. И вот здесь нас выручала "аптека" под ногами - зеленые дары полесских лесов.
Признаться, до того как попасть в партизаны, я, как, впрочем, и большинство других наших врачей, специально не занимался изучением лекарственного сырья. То, что мы проходили в институте, было крайне недостаточным. К тому же я вовсе не готовил себя в фармацевты. Знание целебных свойств различных растений и трав пришло много позже. Вначале мне неоценимую услугу оказали местные жители, полешуки старшего поколения, которые превосходно знали разные травки, корешки, настойки и натирания.
Эти люди и в мирное время широко и умело пользовались целебными травами. Помнится, когда я первое время начинал им жаловаться на недостаток лекарств, они лишь пожимали плечами:
- Доктар... доктар... Ти не бачыш, што леки розныя у тябе пад нагами.
Конечно, выражение образное. Мало знать целебные свойства того или иного растения. Надо было уметь найти место, где оно растет в достаточном количестве. Одно дело - отыскать пару стеблей растения, чтобы приготовить из него несколько граммов лекарства для одного человека, для семьи, другое когда то же лекарство нужно для лечения десятков людей.
И снова местные жители выручали нас. Превосходные знатоки родных мест, своих лесов, они помогали нам находить нужные растения в достаточном количестве. Хотя для этого часто приходилось забираться в такие дебри, что даже нам, людям, которые, как говорится, и дневали и ночевали в лесу, становилось жутковато.
В старину людей, которые охотились за ценными лекарственными растениями, на Руси называли помясами. Это были отличные проводники, смелые землепроходцы, неутомимые ходоки.
Первым помясом на Полесье, с которым я познакомился, был дед Мефодий из деревни Сосновка. Был он высок ростом, худощав, с большой окладистой бородой. На первый взгляд строг, даже несколько мрачноват, но все же чем-то напоминал мне шолоховского деда Щукаря. Вечно дед Мефодий попадал в разные истории.
Официально он в партизанах не числился.
- Возраст не тот, - жаловался он мне, пощипывая свою седую бороду и жадно косясь на какой-нибудь пузырек с прозрачной жидкостью из аптеки. - Да и хвори разные одолевают... Вот пойду на задание с партизанами, а по дороге со мной слабость сделается. Что тогда? Чем лечиться?
Партизаном не был, но помогал нам охотно и чем только мог. Любил посещать нашу санчасть, ухаживать за ранеными, больными. Одному попить подаст, другого покормит с ложки, третьему поможет лечь поудобнее. И раненые тянулись к нему.
Знал он неисчерпаемое множество разных баек. И все ОБИ были из личной жизни. Немного страшноватые, но всегда с неожиданным и веселым концом.
- Значит, так, - присев в ногах какого-нибудь особенно грустного раненого, начинал он. - Иду это я у грибы. Иду себе, иду, слышу, сзаду кто-то топае, ветки ламае...
Оказывается, догоняла его сама ведьма. Под предлогом показать самое грибное место завела в такие дебри, из которых выбраться он уже был не в силах. Ведьма, как ей и положено, исчезла, дед Мефодий остался один-одинешенек в лесу. Попал в трясину и уже молил бога отпустить грехи, но, к счастью... проснулся.
Раненые улыбаются. Смотрю, и тот грустный светлеет глазами.
Дед Мефодий водил меня в заветные места, показывал, где растут ценные лекарственные растения. Придет в какой-нибудь глухой бор-долгомошник, сядет на замшелый пенек, закурит самокрутку с крепчайшим, собственной выделки, самосадом и посоветует:
- Ты, доктор, примечай вот такие места. Очень для тебя полезные...
- А что здесь интересного? - спрашивал я.
- А то... - Он срывал несколько стеблей на первый взгляд ничем не примечательной травки, показывал мне: - В таких местах расте багун-трава. Не знаю, как она по-вашему, по-ученому называется... А только нет лучшего лекарства от простуды, когда тебя кашель забивает...
Багун-трава в народной медицине еще называется клоповником. Из этого багульника мы готовили отвары и лечили различные простудные заболевания. Хорошо помогала она также при ревматизме, чесотке, против вшей и гнид.
Такие вот редкие травы здорово выручали нас. Но их не всегда и не везде можно было найти, особенно когда мы перебирались на новое место. Поэтому чаще всего мы готовили лекарства из более доступных и распространенных растений. И здесь на первом месте нужно поставить березу.
Это дерево у нас, медиков, пользовалось особой популярностью. В качестве основы для приготовления различных лекарств применяли березовые почки - небольшие, до сантиметра образования на концах веток, покрытые мелкими, буроватого цвета чешуйками. Собирали мы их ранней весной, в апреле, пока береза еще не начинала курчавиться мелкой зеленью, в период интенсивного выделения сока. Или же заготавливали зимой. Собранные весной сушили на воздухе, а зимние - в помещениях, если была возможность, - в обычной русской печи. Хорошо высушенные почки растирали в порошок, затем, в зависимости от характера заболевания, готовили тот или иной препарат.
Порошок из березовых почек является поистине уникальным лекарством. При различных кожных заболеваниях типа гнойничковых, экземы, медленно заживающих ранах мы делали специальную мазь-пасту. Приготовление ее осуществлялось без точной дозировки. Например, при лечении экземы брали чайную ложку березового порошка, смешивали с 100-150 граммами топленого несоленого свиного сала, иногда для большей плотности добавляли немного парафина. Этим составом обильно смазывали пораженные экземой места.
Если же готовилось лекарство для лечения медленно заживающих ран, мы к этой мази прибавляли немного йода, несколько кристаллов марганцовки. Позже, когда с Большой земли к нам начали поступать белый и красный стрептоцид, включали и его в эту смесь. Такая березовая мазь оказалась очень эффективным лекарством.
При экземе уже на вторые сутки резко уменьшался зуд в области поражения, через два-три дня эти участки подсыхали.
Если мазь накладывалась на раны, они вскоре очищались от гнойных наслоений и заживление проходило намного быстрее.
С успехом применялся березовый порошок и для профилактики отморожений. В этом случае мазь готовилась на говяжьем жиру.
Особую популярность завоевала наша береза при лечении чесотки. Заболевание это встречалось у нас довольно часто. Оно и понятно. В наших условиях трудно, порой просто невозможно было соблюсти определенный санитарно-гигиенический режим. Ведь ребята уходили на задание иной раз на много суток. Длительное время они находились далеко от основной базы, ночевали, где придется. То ли это была крестьянская хата, где незнакомые, но добрые люди оставляли ребят на ночь у себя, то ли сарай, стог сена, иногда просто куст орешника. И если в таких случаях летом можно было умыться в озере или безымянной речушке, то зимой это сделать было трудно. Умывались снегом. Поэтому чесотка наиболее часто поражала людей в зимние месяцы.
Заболевание это очень неприятное. Основные страдания доставляет зуд в местах поражения. Не случайно чесоточного клеща в народе называют зудень. Зарываясь в кожу, этот паразит делает там ходы, быстро размножается. Больные, расчесывая места поражения, ускоряли тем самым процесс развития болезни, причиняли себе дополнительные муки.
Понятно, что эта болезнь доставила нам много хлопот. На ликвидацию и профилактику этого заболевания было потрачено немало сил.
От чесотки лечили примитивным, но очень эффективным способом. Из березовой коры добывали деготь, к нему добавляли тол, который заменял нам серу, и свиной жир. Компоненты тщательно перемешивали и втирали в пораженные участки тела. Такой мазью натирали больные места по три раза на протяжении нескольких дней, затем больного направляли в баню. Подобная процедура повторялась дважды, трижды, до полного выздоровления.
Вообще береза была у нас уникальным источником для получения самых различных лекарств. Кроме почек и коры использовали самую древесину. Кусочки березового угля применяли как таблетки при метеоризме (скоплении газов в кишечнике), отравлениях.
У партизан довольно часто случались заболевания желудочно-кишечного тракта. Вполне попятно. Во время выполнения боевых заданий, особенно в период блокад, питались мы нерегулярно. По нескольку суток не употребляли горячей пищи, иногда подолгу оставались на подножном корме в буквальном смысле слова. Питались тем, что мог дать нам лес. Это были различные грибы, ягоды, съедобные травы. Следствием такого питания и были частые гастриты, язвы желудка, кишечные расстройства.
Нередко попадали к нам больные с отравлениями, вызванными употреблением в пищу неудобоваримых и просто ядовитых грибов. В таких случаях в первую очередь назначалось незамедлительное промывание желудка, насколько возможно было - диета и березовые таблетки. При диете в качестве основной пищи была простокваша. Все это помогало. И у нас не было ни одного смертельного исхода после отравления.
Бывали иногда и просто курьезные случаи.
Помнится, привели ко мне в санчасть партизана Володько. Хлопец здоровый, никогда ничем не болел и вдруг - занемог. Стоит бледный, весь покрытый холодным потом.
- В чем дело? - спрашиваю.
Володько опустил глаза, молчит. Мнутся и ребята. Чувствую, что-то скрывают.
- Что случилось? - повторяю. - Как же я буду лечить больного, если не знаю, что с ним произошло?
Это подействовало. Ребята признались, что Володько взял в санчасти пузырек с каким-то лекарством и выпил.
Я перепугался не на шутку. В нашей аптечке были разные лекарства...
- Где пузырек? - спрашиваю. - Давайте скорее сюда!
Мне подали бутылочку. Я понюхал и все понял: Володько выпил валерианы, настоенной на самогоне-перваке. Принял за один прием более двухсот граммов валерианы! Это могло грозить какими угодно осложнениями.
Больному на самом деле на глазах становилось все хуже. Появилась отрыжка, его несколько раз стошнило, пульс был частым, неровным.
Мы приняли срочные меры к спасению Володько. Промыли желудок, дали обильное питье, угольные таблетки, тепло на живот. Через некоторое время он почувствовал себя лучше. К счастью, все обошлось.
Как потом выяснилось, все произошло следующим образом. Незадолго до этого Володько порезал палец и пришел в санчасть на перевязку. Я отлучился куда-то, перевязку делала наша медсестра. По какой-то надобности она вышла в другую комнату, задержалась там. Володько воспользовался этим, схватил первый попавшийся пузырек из аптечного шкафа, спрятал в карман, а потом выпил. Это и была валериана.
Этот случай послужил серьезным уроком для нас, врачей. С тех пор мы все медикаменты стали хранить более тщательно, во всех бригадах были проведены разъяснительные беседы.
При лечении желудочных заболеваний также использовались дары полесских лесов. И здесь опять-таки на одном из первых мест стояла береза. Для лечения гастритов широко применяли водный отвар из весенних березовых почек. Назначали его по столовой ложке три раза в день на протяжении двух - трех недель. Лекарство это оказалось высокоэффективным. Если не добивались полного излечения, то по крайней мере болезнь надолго отступала.
Нельзя не упомянуть и о знаменитом березовике - березовом соке, который мы помногу, бочками, собирали в период весеннего сокодвижения. Этот живительный, насыщенный витаминами напиток рекомендовали как общее тонизирующее средство больным и здоровым. Помимо положительного лечебного влияния на организм он оказывал большое психологическое воздействие. В представлении каждого березовый сок ассоциировался с соками земли родной, и в этом - один из источников нашей бодрости, хорошего настроения.
Большую разъяснительную работу проводили мы среди партизан и по поводу правильного применения грибов, обилием которых Полесье всегда славилось. В лесах, где приходилось нам дислоцироваться, было много их в ту пору. Естественно, они служили нам довольно ощутимым подспорьем к партизанскому столу. Но применять их нужно было осторожно и умело.
За годы, проведенные в белорусских лесах, я довольно часто наблюдал, как местные жители собирали и употребляли в пищу такие грибы, которые у нашего городского грибника считаются несъедобными. Это - синяк-дубовик, синюк, толкачик, очень похожий своим внешним видом на бледную поганку, так называемый собачий груздь. Все эти грибы они употребляли без риска отравиться, но, разумеется, после соответствующей обработки.
В летнее время именно грибы были основными поставщиками белковой пищи, "лесного мяса". Ведь каждый гриб - это мясо, хлеб, фрукты. В них много белков, жиров, сахара, солей меди, кальция, фосфора. Гриб, помимо всего прочего, - источник многих витаминов.
Наши медики настойчиво пропагандировали сбор грибов для партизанской кухни. Для этого выделялись женщины, партизаны, которые были свободны от боевых заданий, работники разных вспомогательных служб. В пищу у нас шли многие грибы: белые, дубовики, грузди, обабки, сыроежки, белянки, свинушки, валуи, лисички и другие. Но чтобы исключить случаи отравления, все собранные грибы просматривались знатоками, обычно из местных жителей, и только после этого поступали на кухню. Как правило, шли они на приготовление супов. Употребление любых грибов в сыром виде было категорически запрещено. Береженого, как говорят, и бог бережет.
Грибные супы разнообразили нашу пищу, способствовали профилактике различных кишечных заболеваний.
Из кишечных болезней особенно донимали нас частые поносы. Сказывалась бедность рациона в зимнее время, нерегулярность приема пищи, частая еда всухомятку. Для борьбы с поносами применялась строгая, иногда полуголодная диета. А в качестве вяжущих средств широко использовались различные отвары и кисели из ольховых шишек, дубовой коры, черники.
Ольховые шишки - небольшие образования на ветвях дерева длиной до полутора сантиметров и шириной до сантиметра - мы собирали поздней осенью и зимой. Затем их высушивали, растирали в порошок. Из порошка готовили отвар. Иногда в этот отвар добавляли ягоды крушины, корни окопника. Этот отвар больные пили примерно по сто граммов несколько раз в день до тех пор, пока кишечник не начинал нормально функционировать.
Очень эффективным был отвар из дубовой коры. Собирали кору, как правило, ранней весной, в период обильного сокодвижения, до распускания почек. На приготовление лекарства шла кора с молодых ветвей, ствол дерева мы никогда не оголяли. За этим следили все: и сами партизаны, и местные жители.
Вообще бережное отношение к лесу было нашим правилом. Где бы мы ни стояли, для нужд своих использовали только минимальное количество деревьев, избегали сплошных вырубок. На дрова шли деревья, пораженные болезнями, сушняк. Где позволяли условия, устраивали санитарные рубки. Прореживали лес, срубленные деревья шли на топливо.
Дубовая кора тщательно высушивалась, измельчалась в обыкновенной ступе. Из полученной порошкообразной массы готовили отвары двух сортов - более и менее концентрированные. Отвары меньшей концентрации назначали при поносах, а более концентрированные - для лечения болезней, о которых расскажу ниже. Лечение поносов дубовым отваром в подавляющем большинстве случаев давало положительные результаты.
Для лечения кишечных расстройств очень широко применяли замечательную ягоду, повсеместно распространенную в Белоруссии, - чернику. Собирали ее много. Местные жители научили нас безошибочно находить черничные плантации в лесах.
Урожай черники поспевает в июле, в это время мы и начинали массовую заготовку.
Черника - вечнозеленый низкий кустарник из семейства вересковых. Он цветет почти полмесяца, является хорошим медоносом. Мне доводилось пробовать черничный мед. Красноватый на цвет, с исключительным ароматом, он отличается приятным своеобразным вкусом. В осенний листопад ботва черничных кустиков ярко краснеет, летом и осенью из нее мы получали лекарственный чай - очень хорошее вяжущее средство.
Растет черника в так называемых черничных борах, для которых характерен древостой с преобладанием сосны. А в подлеске - можжевельник, шиповник, реже рябина. Здесь на каждом шагу в блестящих мхах - сплошь черника с примесью брусники. Сама ягода небольшая, черного цвета с красноватым оттенком, кисло-сладкого вкуса, слегка вяжущая. Хороша она и для еды, и для приготовления чая, киселя, компота.
Отвары из листьев черники с успехом применяли для лечения больных, подозреваемых на сахарную болезнь. В листьях черники содержится вещество из группы гликозидов - неомиртиллин, обладающий способностью снижать количество сахара в крови. При назначении этого лекарства руководствовались в основном субъективными жалобами больного и результатами непосредственного осмотра его. Больные, у которых мы подозревали сахарную болезнь, жаловались на усиленную жажду, резко повышенный аппетит. У них увеличивалось количество выделяемой мочи, резко уменьшался вес тела, снижалась работоспособность. У женщин появлялся сильный зуд в области промежности и половых органах.
Весь этот комплекс признаков даже без лабораторного анализа помогал нам ставить диагноз, давал возможность своевременно оказывать лечебную помощь, в которой немалое место отводилось черничному отвару.
Начальник особого отдела соединения Роберт Борисович Берензон всегда что-то жевал. Когда шутя у него спрашивали, не присылают ли ему лично наши американские союзники жевательную резинку, он с серьезным видом вытаскивал из кармана горсть свежих сосновых иголок.
- Угощайтесь, - говорил он таким тоном, словно предлагал по крайней мере конфетку. - Лучшее средство от цинги.
Роберт Борисович был прав. Сосновые иглы действительно богаты витамином С, недостаток его в организме вызывает эту тяжелую болезнь. Против цинги мы широко использовали хвойные экстракты из сосновых шишек и иголок, которые давали партизанам в профилактических целях, усиленно поили ими тех, у кого появлялись хотя бы малейшие признаки болезни. И надо сказать, именно это лекарство помогло нам избежать массового заболевания ею. Единичные случаи цинги были крайне редкими.
После войны мы с Робертом Борисовичем Берензоном встретились лишь спустя 30 лет, в 1973 году. Встреча состоялась в Минске. Долго вспоминали наших боевых друзей, различные эпизоды из партизанской жизни. В разговоре Роберт Борисович неожиданно сказал:
- Помнишь, надо мной посмеивались, что я все время сосновые иглы жую. Ты знаешь, многие из тех, кто посмеивался, давно уже вместо зубов носят протезы, а у меня...
Он раскрыл рот и показал крепкие, белые, здоровые зубы.
- В свои семьдесят четыре года не знаю, что такое зубная боль. Да и на желудок не жалуюсь.
Вот что такое сосновые иглы!
Мы, врачи, конечно, знали об их чудодейственной силе не меньше Роберта Борисовича, поэтому рекомендовали партизанам не только экстракты, но и водные настои из сосновых игл для полоскания рта.
С лекарственной целью применяли мы сосновые почки. Собирали их весной, срезали ножом с боковых веток, где они располагались в виде коронок. Рекомендовали в случае простудных заболеваний для ингаляций. Ингалятор был самый простой: почки заваривались в крутом кипятке, больной дышал над паром.
При авитаминозах особой популярностью пользовалась у нас клюква. Эта темно-красная кислая ягода созревает в конце сентября и остается зимовать на стеблях. Собирали мы ее в течение всей осени до самых снегов, употребляли сырой. Помогала она при авитаминозах, давала некоторый эффект при гипертонической болезни, при пониженной кислотности. Ценна была особенно тем, что использовалась в период, когда основные ягодные источники витаминов уже заканчивались.
Из простудных заболеваний чаще всего нам приходилось лечить катары верхних дыхательных путей, воспаления легких, плевриты. Для лечения этой группы заболеваний имели целый арсенал растений, из которых готовили соответствующие лекарства. Наиболее эффективными из них были зеленые сосновые шишки, липа (цветы), малина (цветы и плоды), земляника (ягоды).
Зеленые сосновые шишки настаивали на самогоне-перваке и полученную настойку с успехом применяли при экссудативных плевритах. Процесс рассасывания жидкости в плевральной полости значительно ускорялся.
Осенью как-то вернулась с задания группа подрывников во главе с Николаем Семенчуком. Они рассказали, что операция прошла успешно. К намеченному пункту возле железнодорожной станции Мелковичи подошли без осложнений, задание выполнили. Потом начали отходить. И вот здесь-то случилось неожиданное. Прежняя дорога оказалась перерезанной полицаями, вступать с ними в бой уже не было возможности: не хватало боеприпасов. Пришлось свернуть в сторону, долго идти болотом по пояс в ледяной воде. Наконец вошли в спасительный лес. Убедились, что преследователи отстали, разожгли костер, обогрелись, просушили вещи.
Казалось, все обошлось. Но вскоре Юзик Лапицкий, один из членов группы, стал жаловаться на сильную головную боль, на общее недомогание. Ребята разгрузили его, сами понесли автомат, другое снаряжение, помогли дойти до базы. А здесь сразу же вызвали меня. Я осмотрел больного, установил, что хлопец сильно простыл.
Уложил в постель, напоил горячей малиной.
На третий день при осмотре я обратил внимание на то, что у больного справа не прослушивается дыхание, при перкуссии (выстукивании) отмечается тупость. У Лапицкого усилилась одышка, стал жаловаться на боли в боку. Диагноз - плеврит. Хотя рентгена у нас не было, жидкость в плевральной полости была несомненно. Вот тогда-то мы и начали усиленно лечить больного настойкой из сосновых шишек. И это помогло. Примерно через две недели восстановилось дыхание, исчезла тупость, нормализовалась температура. Вскоре Юзик поправился.
Липовый цвет издавна использовался в народе как замечательное средство при различных простудных заболеваниях, при кашле с плохим отделением мокроты. У местных жителей цветы липы употреблялись и как потогонное. Большие запасы липового цвета мы создавали в июне - июле. Сушили его, делали различные настойки, давали больным пить отвар в виде чая. Кстати, Лапицкому кроме настойки из сосновых шишек давали и липовый чай.
Как я уже упоминал, наши партизанские медики оказывали регулярную медицинскую помощь и местному населению. При лечении крестьян мы также широко использовали лекарства из "зеленой аптеки". При осмотрах больных, особенно детей, часто приходилось диагностировать подозрение на туберкулез легких. В тех случаях, когда имело место легочное кровохарканье или кровотечение, мы давали настойку из сосновых шишек. Широко было распространено и другое лекарство из сосны, рецепт которого подсказали нам местные жители. Готовилось оно следующим образом: собирали живицу, заливали ее водой и оставляли на солнце на 7-10 дней. Затем на литр жидкости добавляли 50-60 граммов меда и 100 граммов топленого жира. Полученный состав тщательно размешивали и давали больным по полстакана три раза в день. Положительное влияние этого лекарства было несомненным.
Кроме лекарств применяли мы компрессы, использовали в лечебных целях в небольших дозах самогон. При комплексном лечении плевритов самогон выдавался по 50 граммов два-три раза в день. Жидкость из плевральной полости исчезала удивительно быстро. За годы партизанской жизни я настолько уверовал в это лекарство, что даже спустя мною лет, когда в моем распоряжении уже был арсенал различных высокоэффективных лекарств - пенициллин, стрептомицин, сульфаниламиды, - я частенько после операции на грудной клетке назначал спирт. Этим добивался быстрейшей ликвидации жидкости.
К слову сказать, самогон мы варили сами, но использовали его только в лечебных целях. С этим делом у нас было строго.
Популярными были у нас земляника и малина. Малину (в особенности ягоды) мы применяли как жаропонижающее, как эффективное лекарство против кашля. Ели эти ягоды сырыми, делали из малины варенье, отвары.
Сколько раз, бывало, летним полднем забирался я на земляничную поляну, которую находил по особенному аромату. Казалось, на поляне вскипает в огромном тазу варенье из букета роз, яблок и меда. И дышало с поляны на меня чем-то мирным, довоенным, тверже становилась уверенность в том, что все это скоро вернется...
Наши больные употребляли землянику в сыром виде, также готовили мы из нее отвары. При различных отеках, когда нужно было вынести из организма как можно больше жидкости, применяли землянику и как мочегонное.
Интересная деталь. От стариков-пчеловодов я слышал, что соком ягод земляники натирают ульи. Пчелам тогда не страшны никакие болезни.
Больше двух месяцев благоухает белыми цветами рябина. В период цветения даже в самом дремучем лесу уже издали можно заметить это дерево. Но слишком густых лесов она не любит, растет на солнечных полянах, где больше тепла, света. Вот здесь мы с дедом Мефодием и разыскивали рябину.
На Полесье созревает рябина в конце августа - начале сентября. Тогда же поистине, как писал Есенин: "В саду горит костер рябины красной...". Ягода эта, горьковато-кислая на вкус, была для нас неисчерпаемым источником витаминов. Назначали мы рябину при кашле как хорошее отхаркивающее. Употребляли плоды рябины в сыром виде и в виде отваров, ели вместе с медом диких пчел, которых в ту пору довольно часто можно было встретить в лесу в дуплах старых деревьев.
Использовали мы рябину как слабительное, мочегонное, кровоостанавливающее и противодизентерийное средство. Пользовались ею с ранней осени и до глубоких снегов. Благо, сушить рябину не надо: гроздья ее оставались висеть на деревьях всю зиму. И чем позже собирали плоды рябины, тем вкуснее они были, не теряли при этом своих целебных свойств.
Организации правильного питания наших раненых и больных мы придавали особое значение. Даже тогда, когда партизаны в силу ряда причин ощущали недостаток в еде, командованием, врачами принимались все меры, чтобы раненые были своевременно накормлены.
Во время блокады 1944 года в районе Мотоля нам пришлось особенно туго с питанием. Комбриг В. К. Яковенко, комиссар А.Т.Чайковский в это время часто навещали госпиталь. Понимая общую обстановку, те временные трудности с продовольствием, которые сложились в связи с блокадой, мы ни на что не жаловались. Однако от зорких глаз командиров не ускользнуло то, что рацион в госпитале был крайне скудным. Идя на большой риск, Яковенко немедленно направил в тыл блокировавшей нас группировки подразделение партизан со специальным заданием - раздобыть питание для раненых. Подразделение во главе с Николаем Дешевым отлично справилось с поручением. К утру следующего дня в госпиталь были доставлены самые разнообразные продукты: масло и овощи, гуси и сало.
Вообще в бригаде был неписанный закон, по которому в первую очередь всем необходимым снабжались раненые и больные.
Много хлопот доставляли нам сыпнотифозные больные. Специфического лечения сыпного тифа до сих пор нет. И все же в условиях советского тыла уже тогда врачи имели возможность применять различные антибиотики, всевозможные капельницы, высокоэффективные сердечные средства. Мы же всего этого были лишены, всю надежду возлагали на хороший уход и на сердечные препараты, которые готовили из различных лекарственных трав. Здесь на первом месте стоят майский ландыш и валериана.
Ландыш собирали во время его цветения в хвойных и лиственных лесах, по кустарникам, оврагам, в лесных ложбинах. Для приготовления лекарства брали целиком весь кустик с листьями, цветами, стеблями. Сушили. Настоенный на самогоне ландыш назначали по 25-30 капель три раза в день. Отвары давали больным по столовой ложке несколько раз в день.
Пахучая валериана в то время распространена была почти повсеместно. В любой партизанской зоне мы легко находили целые заросли этого ценного лекарственного растения. Но для приготовления лекарств брали только корень. Выкапывали растение в заболоченных лугах, в прибрежных лозовых зарослях, в ольшанике. Корень тщательно очищали от остатков земли, надземную часть выбрасывали, подземную промывали в воде и высушивали.
О ценных лечебных свойствах валерианы говорить не приходится, они широко известны. Достаточно сказать, что кошачий корень (так в народе называют валериану лекарственную) издавна применяется как сердечное, успокаивающее, при нервных заболеваниях, от головной боли, болей в животе, лихорадки, глистов, эпилепсии, тифозной горячки и многих других болезней.
Корневища этого растения мы сушили под навесами или же, если стояли в населенных пунктах, на чердаках. Высушенные корни измельчались, затем из них делали то ли настойки на самогоне, то ли настои на воде. И то и другое на сыпнотифозных больных действовало положительно, особенно при сильных нервных возбуждениях. После нескольких приемов лекарства больные успокаивались, у них устанавливался хороший сон. А он, как известно, могучее целебное средство при любых болезнях.
Вспоминается такой случай. Как-то рано утром я направлялся в хату, где размещались сыпнотифозные больные. Едва поднялся на крыльцо, как услышал неистовый крик. Доносился он из хаты. Я рванул дверь, вбежал в дом и оказался свидетелем следующей картины. Посреди комнаты, полураздетый, с искаженным лицом стоял один из больных с раскрытой бритвой в руке. С криком отчаяния на него наступала сестра, пытаясь отнять бритву. Я поспешил ей на помощь. Защищаясь подушкой, мы набросились на больного, отняли у него бритву, уложили в постель. Почти насильно дали выпить большую дозу валерианы, он постепенно успокоился, уснул.
Медсестра Мария Вежновец рассказала мне следующее. Больной поступил к нам вчера, был почти в бессознательном состоянии, казался совершенно обессиленным. Ночью он не проявлял никаких признаков возбуждения, а утром внезапно стал метаться по койке, потом выхватил из-под подушки бритву, вскочил с постели... Не знаю, чем кончилось бы все это, если бы мы своевременно не обезоружили его.
До сих пор для меня остается загадкой, как у него под подушкой оказалась бритва. После этого случая мы приняли все меры, чтобы в палатах, где лежали больные, никаких острорежущих предметов вообще не было.
Больному, о котором я рассказывал, несколько дней подряд мы давали немного повышенную дозу валерианы, и вскоре дело у него пошло на поправку.
Я уже говорил, что наши медики приняли все меры к тому, чтобы партизаны регулярно мылись в банях. Но мылом нас никто не снабжал, его мы тоже готовили сами. Исходными компонентами служили каустическая сода и животный жир. Составляли смесь в соотношении один килограмм соды на 10 килограммов жира, добавляли туда 100-150 граммов сосновой смолы и варили. Получалось неплохое как по качеству, так и по внешнему виду мыло. Даже с довольно приятным запахом. Вначале, правда, несколько варок у нас не получилось первый блин комом. Но вскоре варщики приобрели опыт, и недостатка в мыле мы не ощущали. Иногда после очередного разгрома немецких гарнизоном мыло захватывали у врага.
Особенно удачным получалось мыло, приготовленное доктором Анастасией Николаевной Дудинской. Оно давало обильную пену, было с тонким приятным ароматом. Пришлось наладить "производственное обучение". Анастасия Николаевна щедро делилась опытом с остальными медиками.
В лечении сердечно-сосудистых болезней использовали мы боярышник и калину. И то и другое растет в Белоруссии в виде кустарников, но встречается не очень часто. Между тем эти растения в медицинском отношении представляют довольно большую ценность. Плоды боярышника входят составной частью в широко известный препарат кардиовален. В народной медицине они используются как тонизирующие сердечную мышцу, снижают кровяное давление, усиливают кровообращение, особенно в коронарных сосудах (сердца), в сосудах мозга.
Калину мы использовали в виде отвара как кровоостанавливающее в акушерской практике, при лечении гинекологических больных из мирного населения.
Особенно эффективными были отвары из плодов боярышника при головных болях.
Впервые я применил боярышник и калину как лекарства в деревне Зорька Славковичского сельсовета Глусского района. Трое сыновей Марии Михайловны Огур были в Красной Армии, дочь партизанила вместе с нами. Обратилась она ко мне по совету дочери. Жаловалась на сильные головные боли, головокружение, бессонницу.
Я внимательно осмотрел женщину. Измерил артериальное давление, оно оказалось 220/110. Ясно - гипертоническая болезнь.
Чем помочь женщине? Никаких препаратов, обычно применяемых при таких заболеваниях, у нас в аптеке не было. Вот тогда-то вспомнил я про калину и боярышник. Прописал больной отвар боярышника, посоветовал есть побольше калины с медом.
Дней через десять Мария Михайловна снова заявилась ко мне на прием. Посвежела, улыбается. Опять измерил давление, оно оказалось почти в пределах нормы - 160/90. Женщина смотрит на меня прямо-таки влюбленными глазами. Благодарит за лечение, а перед тем как уходить, пугливо покосилась на дверь, торопливо достала из-под телогрейки бутылку самогона.
- Это, доктор, за лечение...
- Значит, помогло мое лекарство? - спрашиваю у Марии Михайловны.
- Помогло, доктор, помогло. Только я еще и бруснику пила...
Вот тебе и на! Впрочем, брусничные отвары - тоже неплохое сердечное лекарство, но одновременно оно действует и как мочегонное. А при этом из организма выводится большое количество калия. Чтобы пополнить его запасы, посоветовал Марии Михайловне есть побольше картошки. Она восприняла это как шутку, заулыбалась: в те годы картошка в оккупированных районах была основной пищей, а зачастую и единственной.
Бруснику мы собирали весной, когда в лесу сойдет снег. К этому времени перезимовавшие на стеблях ягоды теряют горьковатый привкус. Из сухой брусники готовили отвары, применяли как дезинфицирующее при воспалении мочевых путей, при почечно-каменной болезни.
Во время выполнения боевых заданий партизанам довольно часто приходилось подолгу бывать в болоте, часами стоять в холодной воде. В результате - острые радикулиты. В первый период партизанской деятельности для лечения радикулитов мы применяли различные натирания. Основными компонентами здесь служили бодяга и самогон-первач. Для грязевых аппликаций (наложений) использовали торф и красную глину. Смешивали их в равных количествах, разводили водой до состояния густой каши, нагревали примерно до температуры 45-50 градусов. Если градусника не было, ориентировались по личным ощущениям - нагревали смесь до тех пор, пока можно было терпеть.
Горячую массу прикладывали на 15 минут к больному месту, обычно в области крестца. После 10-15 сеансов такого лечения, как правило, наступало выздоровление. Резко улучшалось состояние больного уже после четвертого-пятого сеанса.
Одновременно с такими аппликациями больному обязательно давали для приема внутрь настой травы чабрец. Эта трава очень распространена в Белоруссии. В разных местах называется она по-всякому: богородская трава, шибрец, чабер, тимьян. Собирали ее в июне - июле по песчаным склонам, вдоль дорог, по холмам. При заготовке срезали всю надземную часть, сушили ее на воздухе, затем обмолачивали и просевали через среднее сито. Полученную смесь из листьев и цветов использовали для приготовления отваров. Давали пить больным по столовой ложке три-четыре раза в день.
Добавленная в самогон, смесь употреблялась для приготовления натираний и компрессов. Кстати, для этого с успехом использовали мы и молодую крапиву.
Не только Тенгиз Шавгулидзе изготавливал нам медицинский инструментарий. Часто на помощь медикам приходили партизанские кузнецы-умельцы. Они делали гинекологические зеркала, расширители Гегара, кюретки, импровизированные пулевые щипцы, другой инструментарий, при помощи которого мы спасли немало жизней и партизанам и местным жителям.
Из местных жителей к нам особенно часто обращались женщины - по поводу тяжелых форм маточного кровотечения, возникшего при нарушении беременности, и с другими болезнями. Во всех этих случаях при лечении без необходимого инструментария не обойтись.
Надолго остался в памяти случай, с которым мне пришлось столкнуться в конце 1942 года в деревне Репин.
Как-то часа в три ночи в окно раздался резкий торопливый стук. Я вскочил:
- Кто?
В ответ услышал тревожный мужской голос:
- Выходите скорее, доктор! Привезли тяжелобольную женщину...
Я быстро оделся, выбежал на улицу. Вместе с партизанами снял с саней больную, занес в хату. Здесь при слабом свете коптилки осмотрел ее. Лицо бледное, пульс слабый, частый. И хотя сознание сохранено, налицо большая кровопотеря. Оказывается, кровит уже три дня.
- Почему столько тянула? Почему сразу не обратилась? - набросился я на женщину.
- Я к бабке-шептухе обращалась, - ответила больная. - Думала, пройдет. Дело ведь женское...
Машинально выслушиваю ответы, а мозг сверлит тревожная мысль: как помочь женщине?
Такое было впервые в моей практике. В институте видел несколько раз аборты, вот и весь опыт. И не с кем даже посоветоваться. Ближайший партизанский врач километров за пятьдесят от меня. А предпринимать что-то надо, и срочно. Состояние женщины тяжелое, кровопотеря продолжается.
Огромнейшим усилием постарался вспомнить все, что читал когда-то о таких случаях в учебниках. Потом вызвал ребят, попросил срочно сделать необходимые инструменты.
Понимая всю серьезность момента, ребята очень торопились. Через несколько часов инструменты были готовы, и хотя внешне они выглядели, конечно, не блестяще, работали хорошо.
Провел операцию, кровотечение остановилось. Женщина была спасена. У нас она пробыла несколько дней. Лишь когда я убедился, что больная чувствует себя хорошо и дело идет на поправку, разрешил ей уехать.
Этот случай придал мне уверенность в своих силах, показал, что инструментами, изготовленными партизанами, работать можно. Все время, пока больная была у нас, я поил ее водным настоем из зверобоя и вероники лекарственной. И убедился, что сбор этот помогает неплохо.
Позже я узнал, что неплохим кровоостанавливающим средством является и чабрец. Но чаще всего в таких случаях мы пользовались тысячелистником. Недаром растение это в народе называют кровавником. Это травянистое растение с ползучими корневищами, крупными ланцетовидными листьями. Цветет с июня по октябрь. Цветы белые, пахучие. Кровоостанавливающим действием обладают только листья растения.
Собирали мы тысячелистник по суходольным лугам, вдоль дорог, по кустарникам. Листья сушили, настаивали на самогоне и давали больным по 30 капель несколько раз в день. Или же готовили из них отвар, который больные принимали по столовой ложке три раза в день. В случае кровотечения из раневых поверхностей, из носа мы прикладывали к кровоточащим местам свежесорванные листья тысячелистника, размятые до получения клеточного сока.
Зверобой я отношу к числу очень хороших кровоостанавливающих средств. В его чудесных лекарственных данных убедился за годы партизанской практики. Это довольно высокое многолетнее травянистое растение с эллиптическими листьями, золотисто-желтыми щитовидными соцветиями. Цветет он с июля по август, солнцелюб. Собирали мы его по суходольным лугам, на лесных солнечных полянах. Цветы и верхние части растения сушили в тени, потом обмолачивали.
Употребляли зверобой в виде отвара или для заварки чая. Очень хорошо помогало это лекарство при кровотечении после абортов. А зверобой, настоенный на льняном масле, использовался после ожогов.
Гинекологическим инструментом, который мне изготовили в партизанах, я пользовался даже некоторое время после войны, когда работал в Каменецкой районной больнице Брестской области. В то же время пригодились мне и фармацевтические навыки, приобретенные во время партизанской жизни.
Много было у нас помощников среди партизан, добровольных собирателей целебных трав. Иногда партизаны приносили целебные травы, возвращаясь с операций. Я всячески поощрял такую помощь. При каждом удобном случае знакомил партизан с лекарственными травами, учил их находить места, где они растут. И часто потом партизаны заглядывали ко мне, с интересом наблюдали, как из обыкновенных цветов получаются лекарственные препараты. Такое любопытство я считал вполне объяснимым.
Но один случай очень насторожил меня. Вот об этом я и хочу рассказать.
В апреле 1943 года я объезжал бригады соединения, знакомился с постановкой санитарной службы в них, осматривал больных и раненых. И вот однажды, когда принимал больных в бригаде Жоржа Столярова, ко мне подошла медсестра Клава, попросила, чтобы я вне очереди принял одну девушку. "Что-то серьезное, - подумал я, - женщина нуждается в немедленной помощи".
- Веди, - сказал я Клаве.
Через некоторое время в комнату вошла довольно молодая женщина, стройная, красивая, с правильными чертами лица. Одета была несколько странно для наших партизанских условий: каракулевая кубанка, хорошо подогнанный новенький полушубок, аккуратно, по ноге сшитые сапожки.
- На что жалуетесь? - задал я обычный в таких случаях вопрос.
- Я медсестра, - неожиданно заявила женщина. - Хочу быть хоть чем-то вам полезна.
Вот оно что! Великолепно... Медработников нам не хватало, и каждый новый специалист был для нас сущим кладом.
- Чудесно! - обрадовался я. - Работы у нас непочатый край.
Для первого знакомства попросил рассказать о себе. И выслушал следующую историю.
Работала Мария (так звали женщину) медсестрой в одной из районных больниц, недалеко от Минска, помогала чем могла местным жителям. Все время искала связи с партизанами, чтобы активно включиться в борьбу с врагом. Но до последнего времени это ей не удавалось. А тут немцы каким-то образом узнали, что муж - политработник Красной Армии. Вот и пришлось бежать в лес. И наконец-то ей повезло - встретилась с партизанами, попала в отряд.
В лес Мария принесла своего единственного сына, которому всего полтора года. Ребенок все время болел, и она хотела, чтобы я его посмотрел.
- Где он у вас? - спросил я.
- Там, за дверью, - ответила она.
- Ну ведите.
Мальчика она не ввела, а внесла. Выглядел он страшно. Едва двигался, ему трудно было даже держать головку. Налицо ярко выраженная дистрофия нарушение обмена веществ в организме от острого голодания. Я осмотрел мальчика и понял, что сейчас для него единственное лекарство - хорошее и регулярное питание. Об этом и сказал матери.
Марию с ребенком мы определили на жительство к одинокой старушке, поручили ей уход за группой сыпнотифозных больных. Когда мать была занята возле больных, за мальчиком присматривала старушка.
Мария оказалась хорошей медсестрой. Она заботливо ухаживала за ранеными, изо всех сил старалась завоевать их симпатии. Я был рад, что заполучил добросовестного работника.
Все было хорошо, если бы не тревожные сигналы от хозяйки дома, где жила Марля. Несколько раз приходила к нам бабушка, жаловалась на нее. По ее словам, ничего материнского у Марии не было. За сыном она не следила, относилась к нему совершенно равнодушно, почти ничего не предпринимала, чтобы поскорее вылечить его от дистрофии.
Пришлось вызвать Марию, сделать ей замечание. Восприняла она это замечание как-то равнодушно. Каким-то деревянным голосом, словно наперед заученными фразами стала жаловаться на свою собственную судьбу. Что вот, мол, ее одинокую никто не пожалеет, не спросит, сколько ей пришлось пережить, все только упрекают больным сыном... Между тем она здесь совсем не виновата, все время находится возле больных. Вот если бы ей дали другую работу...
- А где бы вы хотели работать? - спросил я.
- Может, в аптеке, - живо ответила она. - Я могла бы и лекарства готовить...
Аптекой в то время заведовала моя жена - Мария Вежновец. Работала она, по общему мнению, добросовестно, и менять ее не было смысла. Я сказал Марии об этом.
- Тогда не знаю, - она пожала плечами.
- Хорошо, что-нибудь придумаем, - ответил я и распрощался с ней.
Пока я раздумывал, куда бы переместить Марию, партизаны наши заметили, что она нередко забегает на кухню, помогает кухонным работникам. Ее даже похвалили за это: вот, мол, несмотря на занятость, находит время и здесь помочь. Я тоже в этом ничего плохого не видел. Считал, что, очевидно, за свои услуги Мария получает дополнительно что-либо из продуктов для своего больного ребенка.
Сын у Марии поправился, сама она тоже посвежела, стала еще красивее. И не удивительно, что на нее начали засматриваться наши партизаны. Вскоре мы узнали, что Мария выходит замуж за одного из партизан - Владимира. Мы поздравили новобрачных. Владимир был переведен в штаб соединения, его с женой поселили в отдельной хате.
А однажды ранним летним утром супруги Владимир и Мария были арестованы, под конвоем отправлены в особый отдел. Признаться, все мы тогда недоумевали, удивлялись, пока не узнали, в чем дело.
Мария оказалась шпионкой. Она окончила школу диверсанток и вместе с двумя другими "выпускницами" была заброшена немцами в наше соединение. Пришла она к нам с определенным заданием: обезглавить соединение, уничтожить его командный состав. Вот откуда и стремление проникнуть в аптеку и желание заполучить работу на кухне.
Через некоторый период своей "деятельности" у нас Мария почувствовала, что одной ей будет трудно справиться с заданием хозяев. И она решила в помощь себе привлечь мужа Владимира. Она, конечно, и не подозревала, что наша контрразведка, которую возглавлял Роберт Борисович Берензон, давно уже следит за ней, что Владимир обо всем предупрежден.
Через неделю после брака Мария стала жаловаться мужу на непорядки в партизанских отрядах, стала убеждать его, что при таком положении и таком командовании соединение долго не продержится. Все они, мол, обречены, нужно поскорее бежать отсюда...
Владимир "соглашался" с ней, "поддавался" на ее уговоры, но задал вполне резонный вопрос: куда же они денутся после побега?
Она ответила, что это пусть его не беспокоит, у нее есть влиятельные знакомые, они им помогут.
- Но заявиться к ним нужно, - сказала Мария, - не с пустыми руками.
- Что значит "не с пустыми руками"? - спросил Владимир.
И тогда она призналась ему про мышьяк и про свое задание.
Так была разоблачена опасная диверсантка. Получила она по заслугам.
Случай, о котором я рассказал, заставил всех нас повысить бдительность. Мы, медики, теперь тщательно отбирали людей, которые допускались к медикаментам и к работе в пищеблоках. Приготовление лекарств было сосредоточено в руках хорошо проверенных партизан.
ВЕРНОСТЬ ДОЛГУ
У Чарльза Дарвина есть замечательные слова: "Я вполне подписываюсь под мнением тех писателей, которые утверждают, что самую сильную черту отличия человека от животных составляет нравственное чувство или совесть...
И господство его выражается в коротком, по могучем и крайне выразительном слове "должен".
Да, та внутренняя сущность, которая заставляет человека без всяких размышлений рисковать своей жизнью для ближнего, сущность, заставляющая его после тщательных раздумий, в основе которых лежит глубокое чувство справедливости или долга, жертвовать своей жизнью для какого-нибудь великого дела, - эта сущность является наиболее благородной чертой человека".
Вот это могучее слово "должен", в основе которого лежала верность идеям нашей партии и нашего народа, руководило всей деятельностью партизанских медиков. Героизм при спасении раненых на поле боя, чудеса самоотверженности, находчивости и оперативности при эвакуации наших госпиталей во время частых вражеских блокад, готовность в любую минуту отложить в сторону скальпель, чтобы при необходимости взять в руки винтовку и идти в атаку рядовым бойцом, - все это стало нормой поведения наших медработников.
Выполняя задание командования, боец отряда "Ураган" Николай Юхновец неожиданно наткнулся на немецкую засаду. Комсомолец принял неравный бой. Он понимал, что шансов на спасение у него нет, и решил подороже отдать свою жизнь. Враги наседали со всех сторон. Несколько раз они поднимались в атаку, рассчитывая захватить Николая живым. И каждый раз меткий огонь из автомата заставлял их откатываться назад. Но вот вражеская пуля попала в левую ногу, раздробила кость. Николай перевязал рану и продолжал отстреливаться.
В автомат вставлен последний диск. Наконец дана последняя очередь. Остался один патрон, для себя.
Враги все ближе, они уже не прячутся, идут во весь рост. И Николай приставил дуло автомата к лицу... Когда фашисты приблизились, партизан лежал весь окровавленный, без движения. Они сочли его убитым и не тронули.
Но Николай оказался жив. Пуля раздробила челюсть, и он потерял сознание. А когда снова пришел в себя, на лесной опушке врагов уже не было. Превозмогая сильную боль, Николай пополз. Часто сознание покидало его. Обессиленный, он подолгу недвижимо лежал в лесных зарослях. Но проходило какое-то время, сознание прояснялось, и он снова полз.
На рассвете, когда силы окончательно покинули его, Николая нашли девушки из ближайшей деревни. Они занесли его в хату, обмыли раны, перевязали.
Когда Николая Юхновца доставили в партизанский госпиталь, состояние его казалось безнадежным. На вопрос командира отряда, будет ли он жить, врач Чигвинцев, пожав плечами, ответил:
- Сделаем все, что сможем...
И он действительно сделал все, что было в человеческих силах. Несколько суток не отходил от постели раненого, и жизнь партизана была спасена.
Через два месяца Николай Юхновец уже мог самостоятельно передвигаться. А еще через месяц, тепло попрощавшись с врачом, вернулся в отряд.
Добрая слава шла среди партизан о хирурге, заслуженном враче Белорусской ССР Василии Парфеновиче Лаптейко. Человек большой души, замечательный врач, он спас от смерти, вернул в строй не один десяток партизан. И всегда пользовался любой возможностью, чтобы передавать свои знания и опыт молодым медикам.
В жарком бою между деревнями Славковичи и Клетное разрывной пулей ранило в верхнюю треть правого плеча партизана Петю, всеобщего любимца отряда Гуляева. В тяжелом состоянии раненого доставили в партизанский госпиталь. Пока врач Иосиф Климентьевич Крюк и медицинские сестры выводили Петю из шокового состояния, прибыл Лаптейко.
- Необходимо срочное хирургическое вмешательство, - сказал ему Крюк. В наших условиях сделать такую операцию трудно... Но другого выхода нет.
Лаптейко, внимательно осмотрев раненого, ответил:
- Да. Ждать самолет некогда. Операцию надо делать здесь и немедленно!
С помощью медицинской сестры Любы они приступили к операции. Предстояло вычленение правой руки в плечевом суставе. И все же, несмотря на отсутствие необходимых условий, операция была проведена блестяще. Петя остался с одной левой рукой, но выздоровел и продолжал воевать.
После соединения с частями Красной Армии врач Лаптейко возглавил Брестский облздравотдел. Спустя несколько лет он тяжело заболел и умер. Память об этом прекрасном человеке навсегда сохранится в сердцах тех, кто его знал.
Искренними любовью и уважением у наших партизан пользовался фельдшер 64-й партизанской бригады имени Чкалова Николай Рябый. Невысокого роста, подвижный, с несколько резкими чертами лица, он был из тех, о ком говорят: не знает страха. Опытный специалист, неутомимый, деятельный, Николай пришел в партизаны в декабре 1941 года и оставался здесь до соединения с частями Красной Армии.
Мягкий по натуре, ласковый, он с отеческой заботой относился к раненым, умел к каждому найти, как говорил сам, "свое слово", которое, думаю, играло такую же роль в быстром выздоровлении раненых, как медикаменты и лечение. Не однажды, презирая все опасности, этот человек оказывал первую медицинскую помощь раненым под огнем врага, а потом на себе вытаскивал их в безопасную зону.
Это он под свинцовым огнем в тот памятный бой вынес Римму Шершневу. И не его вина, что мы не смогли сохранить жизнь этой славной девушке.
Отгремели бои Великой Отечественной войны, и Николай Рябый сел за студенческую скамью. Успешно окончил мединститут, сейчас работает хирургом в одном из районов Минской области.
Врач Мазрук, начальник санитарной службы бригады имени Кастуся Калиновского, после тяжелого боя сопровождал группу раненых в госпиталь. Бойцы лежали на телегах, врачи и остальные медработники шли возле повозок пешком. Преодолели уже большую часть пути, как вдруг на дороге появился отряд карателей.
- Гони лошадей что есть мочи! - крикнул Мазрук медсестре. - Мы прикроем...
Мазрук с несколькими санинструкторами замаскировались на обочине дороги и открыли огонь по врагу. Немцы залегли. Завязался бой. И хотя силы были неравными, медики сумели задержать врага, дали возможность повозкам с ранеными скрыться в лесу. В этом бою врач Мазрук погиб. Ценой своей жизни он спас раненых.
Среди партизанских медиков непререкаемым авторитетом пользовался врач Алексей Иванович Шуба. Восьмилетним мальчиком он начал самостоятельно зарабатывать себе на хлеб. Работал на помещика, батрачил у кулака, брался за любую самую тяжелую работу. Когда в Белоруссию пришла Советская власть, Алексей организовал в своей деревне комсомольскую ячейку, которая оказала немалую помощь сельским активистам в организации колхоза. Вступил в колхоз и Алексей. По тяга к учебе не давала покоя, и в 1934 году он становится студентом Минского медицинского института.
После окончания института Алексей Иванович стал работать главврачом Стародорожской районной больницы. Здесь и застала его война. Когда родную землю захватили фашисты, Шуба, возглавив небольшую группу патриотов, уходит в лес. Свой партизанский отряд народные мстители назвали именем С.М.Кирова. Это же название они сохранили и тогда, когда отряд увеличился до размеров бригады. Неизменным командиром отряда, а затем и бригады был А. И. Шуба. И хотя из-за неспокойных и трудных командирских обязанностей ему редко приходилось выступать в роли врача, как консультант он не раз давал нам, медикам, ценные и своевременные советы.
После освобождения Белоруссии от фашистов Алексей Иванович Шуба был направлен на руководящую работу в органы здравоохранения республики. А скоро за безупречную работу ему было присвоено звание заслуженного врача БССР, а в 1969 году - высокое звание Героя Социалистического Труда. 26 декабря 1971 года после тяжелой и продолжительной болезни Алексей Иванович умер.
Можно привести немало примеров, когда медик становился партизанским командиром и на этом поприще хорошо проявлял себя.
Великая Отечественная война застала военфельдшера П.И.Панкратова в одном из западных районов Белоруссии. Попал в окружение, после нескольких дней тяжелых боев вырвался с небольшой группой красноармейцев из вражеского кольца, лесными болотными тропами пробрался в деревню Малын Октябрьского района Гомельской области. Здесь-то он и встретился с партизанами бригады Ф.И.Павловского. Они приняли его в свою семью.
В первых же боях Петр Иванович проявил смелость и находчивость. Как-то в конце 1941 года во время уничтожения вражеского гарнизона в Копаткевичах он с горсткой таких же смельчаков, как сам, бросился на штурм укрытия, где засел начальник полиции. Первым ворвался в хату, схватился врукопашную с главарем полицаев. Оглушил его, взял живым в плен.
Вскоре после этого Петр Иванович был назначен командиром взвода, который уничтожил немало вражеских эшелонов, автомашин. А сам командир не забывал свою первую специальность, нередко лично оказывал необходимую помощь больным и раненым.
Однажды летом 1942 года партизаны под командованием Петра Ивановича Панкратова разбили у рабочего поселка Глуша на магистрали Бобруйск - Слуцк вражескую автомашину. Когда возвращались на базу, сделали привал в деревне Чикили Глусского района. Не успели бойцы уснуть, как дозор доложил о приближении гитлеровцев. Очевидно, какой-то предатель указал немцам путь, по которому шел взвод.
Не желая причинять неприятности мирным жителям, взвод ушел из деревни, занял боевой порядок на лесной опушке между Чикилями и Козловичами.
Не найдя партизан в Чикилях, немцы двинулись в Козловичи. Когда они вплотную приблизились к кустарнику, где засели партизаны, раздался дружный залп... В этом бою враг был наголову разгромлен, взвод Панкратова благополучно вернулся в расположение отряда.
В тот период в целях расширения партизанского движения в Белоруссии часто из крупных отрядов выделялись небольшие группы, постепенно превращавшиеся в новые отряды. Выделилась такая группа и из отряда имени Щорса, которая вскоре выросла в отряд имени Чапаева. Комиссаром здесь был назначен храбрый партизан, талантливый командир Петр Иванович Панкратов.
Отряд вошел в бригаду имени Пархоменко Минского соединения. Он считался одним из лучших в соединении, а его комиссар прославился не только как военный политработник, но и как медик. Нередко он лично оказывал помощь раненым на поле боя, выносил их в безопасную зону. Петр Иванович принимал деятельное участие в создании бригадного госпиталя, заботился, чтобы там было в достаточном количестве медикаментов, перевязочного материала.
В 1943 году Бобруйский подпольный райком партии принимает его кандидатом в члены КПСС.
Смелый комиссар в бою всегда был впереди. В феврале 1943 года он был ранен. Выздоровел, вернулся в строй. Осенью того же года - опять ранение, на этот раз тяжелое. Панкратова самолетом эвакуировали на Большую землю, а по выздоровлении признали негодным к военной службе.
За боевые заслуги перед Родиной Петра Ивановича Панкратова наградили орденом Красного Знамени, несколькими медалями. После освобождения Белоруссии его направили заведующим Глусским райздравотделом. Со всей присущей ему энергией взялся он за восстановление здравоохранения в районе. За короткое время немало сделал, еще большие планы были на будущее. Но не довелось ему осуществить их. Однажды ночью недобитый фашистский прихвостень бросил в квартиру Петра Ивановича гранату... Так оборвалась жизнь этого замечательного человека.
В нашей семейной библиотеке бережно хранится небольшая книга под названием "На оккупированной земле". Автор ее - Владимир Кириллович Яковенко, командир бригады имени Гуляева. На книге рукой автора написаны такие слова: "Самым большим моим боевым друзьям, бесстрашным медикам нашей бригады Ибрагиму и Марии в память о совместных боях и походах в глубоком тылу врага".
Немало теплых слов в этой книге посвящено партизанским медикам, их самоотверженному труду, героизму. Эти люди заслуживают того, чтобы рассказать о них подробнее.
В апреле 1944 года наша бригада базировалась в деревне Тышковичи Ивановского района Пинской области. Отсюда партизанские отряды почти каждый день наносили смелые и неожиданные удары по врагу. Здесь находился штаб бригады, госпиталь, все наши вспомогательные службы. Долгое время гитлеровцы не трогали нас. И вот однажды ранним утром разведка принесла тревожную весть - к деревне приближаются крупные силы противника в сопровождении танков и бронемашин.
На подходах к деревне срочно была организована оборона, и когда появились враги, встретили их дружным огнем. Фашистские танки, сопровождаемые пехотой, пошли в обход. Чтобы не оказаться в кольце, мы начали отходить к фольварку Миничи, который находился в полутора километрах от деревни.
Решение, принятое командиром бригады Владимиром Кирилловичем Яковенко, было совершенно правильным. Фольварок располагался в болотистой местности, пробраться к нему можно только по кладкам, танки и бронемашины сюда не пройдут.
Заняв оборону, командир приказал переправить раненых и больных в безопасное место на остров за Миничами. Там уже находились наши инфекционные больные. Но делать нечего, пришлось разместить с ними и раненых, ограничив возможность контакта.
Когда все раненые были доставлены на остров, я вернулся и занял место в обороне на окраине Миничей.
Немцы вступили в деревню, бой временно затих. Мы даже стали надеяться, что сюда фашисты не пойдут, побоятся преследовать нас в болотах. Однако на этот раз расчеты наши не оправдались. Через некоторое время немцы открыли сильный минометный огонь по фольварку. Но за это время передышки мы успели хорошо окопаться, и мины врага большого урона нам не причинили.
Минометная обработка нашей передней линии длилась, наверное, минут двадцать. Потом фашисты пошли в атаку. Когда они подошли на близкое расстояние, послышалась команда: "Огонь!". Дружно заговорили наши пулеметы и автоматы. Гитлеровцы залегли, атака захлебнулась. Прошло немного времени, и немцы снова поднялись в атаку. И опять их встретил яростный огонь партизан...
Несколько раз враги поднимались на штурм и всегда с большими потерями откатывались назад.
У нас появились раненые. Теперь уже врачи, фельдшера, медицинские сестры вышли на передовую с санитарными сумками. Под свист пуль и осколков раненым была оказана первая помощь, все они были перенесены на вторую линию обороны.
Замысел комбрига В. К. Яковенко в этом бою сводился к следующему. Он решил продержаться до темноты, а затем, оставив небольшой заслон, через болото, по только известным нам проходам, уйти из зоны блокады. Но мобильность бригады сковывалась ранеными и больными, которых к тому времени было уже человек восемнадцать. Оставить их в фольварке мы, конечно же, не могли. А транспортировка на носилках скопала бы действия бригады как раз в тот момент, когда быстрота маневра была решающим фактором.
Владимир Кириллович и здесь проявил свои незаурядные способности военного руководителя. Остров, на который мы должны были отступать ночью, и фольварк разделялись каналом шириной около трех метров и глубиной примерно в метр. Но под водой была зыбкая почва, и перейти его вброд невозможно. В фольварке имелось несколько лодок. Кроме того, по распоряжению командира партизаны сколотили два плота. На этот водный транспорт мы погрузили всех раненых. Часть партизан переехала по каналу на лодках и плотах подальше от места боя, остальные продолжали сражаться.
Продержались мы до ночи, затем отошли на остров. Немцы были уверены, что никаких водных средств у нас нет, следовательно, до завтра никуда мы не денемся. Утром они рассчитывали с помощью минометов и авиации разгромить нашу бригаду.
Мы перехитрили фашистов. Когда рассвело, они действительно открыли огонь из минометов по фольварку, а самолеты начали сбрасывать ящики с гранатами. Но весь этот смертоносный груз падал на пустое место. Мы же в это время находились на острове.
Дождавшись темноты, на лодках по отводным каналам перебрались через болото, переправили раненых и имущество. А к следующему утру были уже далеко от опасной зоны.
К середине дня мы вышли в район дислокации 208-го партизанского полка, где командиром был майор Беспоясов. Нас накормили, разместили по хатам, дали возможность отдохнуть после трехсуточных боев. Особая забота была проявлена к нашим раненым и больным.
Героическими делами во время партизанских боев с фашистами прославились и наши медицинские сестры. Об одной из них мне и хочется рассказать. С ней связана моя судьба. Но для этого придется вернуться несколько назад.
В январе сорок третьего года из Полесского партизанского соединения в деревню Альбинск была доставлена группа тяжелораненых партизан для отправки на Большую землю. Раненых сопровождала медсестра Мария Вежновец. Здесь в лесу, неподалеку от деревни, находился партизанский аэродром, где предстояло ожидать самолет. Когда он прилетит, никто не знал, связь с Большой землей была не регулярной. О прибытии самолета нам сообщали самое большое за день до его прилета.
Надо было ждать и ухаживать за ранеными, делать перевязки. И Мария Вежновец все это выполняла. Ей помогала хозяйка дома, где расположили раненых, солдатка, муж которой воевал в рядах Красной Армии.
Шли дни, самолет не прилетал. У Марии кончился перевязочный материал, и она с хозяйкой стала ходить по хатам, собирать все, что могло послужить в качестве бинтов. Но вскоре и этот резерв истощился. Между тем двум больным стало хуже, необходима была специальная медицинская помощь. Ближайшей деревней, где находился врач, была Сосновка. Мария решила ехать туда.
В тот день я занимался приготовлением мази из березовых почек. И вот вижу в окно: к домику, где располагалась аптека партизанского госпиталя, подкатывают сани. В них - две симпатичные девушки. Одну из них я знал. Это была москвичка Лина, партизанка, прибывшая к нам вместе с оперативной группой. Она работала медсестрой и иногда заезжала ко мне. То попросит несколько бинтов, то немного лекарств. Делился с ней, чем мог. Но вторую девушку я видел впервые.
Вид у меня был не для приема гостей. Большой брезентовый фартук, лапти вместо комнатных туфель. Как раз в аптеку в то время зашел "на огонек" Даниил Абакумович Скляр. Заметив в окно девушек, он критически осмотрел меня, насмешливо протянул:
- Э, доктор! К тебе гости, а ты... Надо принять гостей, как подобает врачу.
Я побежал в сени переодеваться.
Мой выходной гардероб составляли потертый пиджак, манишка и даже галстук "кис-кис". Все это подарили мне ребята после возвращения с очередного задания. Распределяя в лагере отбитые у врага трофеи, они почему-то решили, что именно доктору, больше никому другому, нужны в лесу манишка и галстук "кис-кис".
Быстро переоделся, снова вернулся в комнату. Девушки были уже там. Даниил Абакумович развлекал их "светским" разговором, который сводился к тому, что вот, мол, вчера было холоднее, чем сегодня, а завтра, может быть, даже оттепель наступит... Галантный кавалер из него явно не получался.
Когда я, при галстуке и в манишке, вошел в комнату, у девушек широко раскрылись глаза. Потом Лина не выдержала, прыснула в ладонь, а вторая смущенно опустила глаза. Черноглазая, курносая, розовощекая, мне она показалась очень и очень красивой.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги