Книга Обид Карак-Азум

Глава 1. У подножия гор Карак-Азум

После говорили, что этот гном пришёл из ущелья Звериных Черепов. Звали его Торвальд Бургас.

В левой руке незнакомца был лишь топор дровосека — ржавый, но заточен, насколько позволило никудышное человеческое железо. А в другой руке, усеянной уродливыми шрамами и ожогами, он волочил железный сундук по каменистому подножию гор Карак-Азум.

В каждой пяди этого дави был виден клан Восьми Пиков Карака. Высокий, крепкий, одетый в тяжёлую кольчугу, усыпанную засохшей кровью, хотя казалось, он к её весу был привыкший. Притом, что на лице у него была густая спутанная борода, длинный волос спадал до плеч; он так же был засаленный и не видел ванны множество дней.

Торвальд вошёл в деревню гномов, уверенно и молча. Никто ему не преградил путь. Никто из встреченных гномов не сказал ни слова. Ведь те, кто выходил из ветхих каменных лачуг, взглянуть на незнакомца, уступали ему как в силе духа, так и в мастерстве.

И Торвальд об этом знал.

Звон молотов в дали затих, на торговых прилавках и без того жутко тихо.

Мрачная деревня Кил-Азар, как и другие семь деревень подножия гор Карак-Азум, проживала свою жизнь в могильном унынии и бедности. Подобие шахт, что встретил Торвальд на пути, были страшным сном древних Долгобородов — гномов, что возвели стены "Вечного царства", и рунным молотом крошили черепа орков в Пустошах Зеленокожих.

Теперь, слава Империи гномов подобна этой деревне: слабая, бедная, ничтожная.

Торвальд остановился в центре деревни, напротив самой большой лачуги. Чем-то она напомнила дома древних зодчих. Все живущие в Кил-Азар столпились вокруг, не шептались, но смотрели на незнакомца с тревогой и опасением. Даже сейчас, когда гном обвел взглядом сбившихся в толпу оборванцев, он не увидел искры и желания молвить хоть слово.

Он опустил поднятую сторону сундука на землю, подняв тем самым в воздух облако пыли и крепче сжал топор:

— Неужели, — сказал Торвальд спокойно, но голос его прогремел среди тишины и эхом отозвался в горах. — Неужели никто в этой заднице не скажет мне слово?

Тишина. Гномы лишь переглянулись, а Торвальд хмыкнул и продолжал:

— Грунгни Великий! Разве нет среди вас дави, что преградил бы мне путь, а? Я вас спрашиваю, вы дерьмо грязных гроби! Неужели вы уронили свою честь, а нанесённая обида сейчас же не будет отомщена?!

Торвальду показалось, будто бороды мужчин затряслись от ворчания. Мнилось будто вот-вот кто-то из этого отребья возьмётся за молот и в справедливой ярости набросится на незнакомца, напоив эти выжженные солнцем земли кровавым мессивом из его мозгов.

Но Торвальду показалось.

С каждым словом глаза окружающих тускнели словно Лунный камень с рассветом. Женщины прижали к груди своих детей с тоской смотря на своих мужчин. Смотрели, как они подметают и без того пыльными бородами землю, чтобы скрыть от незнакомца свой стыд и позор. Один за другим эти дави склонили головы, как презренные животные перед хозяином. Перед ним.

"Они не достойны носить свои бороды", — подумал он горько и закрыл глаза. — "Это больше не камни, а призренная глина! О Великий Гримнир"…

Когда-то и он, Торвальд из Восьми пиков, жил в более благодатном краю. Он размахивал молотом среди скалистых предгорий Карака, прищуривая глаза от яркого солнечного света и брызг вонючей крови гоблинов и орков с начала времён именуемых его народом мерзкими "Гроби". Когда-то его народ был един. Плечом к плечу сражались они и единой лавиной железа катилась волна смерти со склонов, стремительно побеждая зеленокожих. Вместе они пировали у очагов, отмечая очередную кровавую победу, в то время как их дети дремали за неприступными стенами крепостей, повторяя во сне подвиги отцов.

И остались те неукротимые воины, готовые сражаться до смерти не примирившись с поражением. Они где-то там, за Пустошью на востоке, среди хребтов Караз-Анкора и на севере, за землями людей Порубежных Королевств, в Карак-Норне, что зовутся пиками Серых гор. Пусть они закрылись в своих крепостях, пусть даже погибнут так и не собравшись в единую силу, но ни один гном не уступит там пяди своей земли, не пролив при этом своей или вражьей крови.

Но эта, жалкая горстка кланов дави, сумевшая пережить те чёрные дни поражений и скорби, прозябала у бедного подножия гор Карак-Азум, обречённая на верную и позорную смерть от рук гроби или других тварей населяющих Старый свет. Если судьба не решит иначе, если боги не потеряли веру в своих детей…

Тихий знакомый звук, донёсшийся из большого дома, заставил Торвальда открыть глаза. Его грубое, изрезанное морщинами лицо, на которое наложили свой отпечаток злобный нрав и бурная жизнь, смягчилось. Кто бы не ворчал, кто бы не открыл двери этой лачуги изнутри, он одним звуком заставил сердце гнома забиться с могучей силой.

Но в дверном проёме никто не показался. Прогремел лишь старческий, но уверенный голос:

— Клянусь вершинами Караз-Анкора! Здесь есть один дави, который заставит тебя забрать свои слова назад, и волею Грунгни я сделаю это! Даже если придется вырезать обиду на твоей заднице.

Торвальд сощурился. Солнце в этих горах слепило. Несмотря на долгие странствия по поверхности, глаза гнома лучше видели в темноте подземелий.

— Покажись! Заткни мою пасть как требуют того традиции нашего народа.

— Традиция должна уважаться, поскольку это — голос наших предков, — прорычал голос. — Не спеши сынок, не спеши, позволь мне натянуть портки!

Последнее слово заглушил взрыв. Искры и пламя с треском ударили из дверного проема, тут же уложив Торвальда на лопатки. Когда черный дым рассеялся, показался начищенный до блеска ствол Громобоя — грохот ружья был подобен грому, а диаметр пули часто сравнивали с зимними яблоками растущими лишь в северных провинциях Империи. Сами же люди, зачастую склонны называть эти пули "снарядом".

— Похоже, живой. — Голос был мягкий и высокий.

Он услышал шарканье множества ног. Торвальд шевельнулся и с трудом приподнял тяжёлые веки.

Рядом стоял старец с плотной серой бородой, облаченный в толстую железную кольчугу обитую медной каймой вокруг рукавов и накидку с красным молотом на груди. Он опирался на своё ружье, так как левую ногу ему заменял неумелый безобразный протез, а отсутствие правого глаза скрывала черная потрёпанная повязка. Старик добродушно улыбался, наблюдая единственным глазом, как поверженного воина окружала удивлённая и теперь уже шумная толпа.

Кто-то из молодняка подступил совсем близко, принялись собирать с земли осколки, того самого "снаряда". Все это время Торвальд приходил в себя, молча наблюдая за происходящим он ощупал на груди уцелевшие кольца кольчуги.

— Разве это возможно, дядя Хаакам? — обратился один из молодых гномов к старцу. — Почему чужак жив, а твоя пуля раскололась на мелкие части?

Толстые губы Хаакама растянулись в улыбке, обнажив ряд белых и всё ещё крепких зубов.

— Доверяй камню и железу — камень и железо всегда были истинными друзьями гномов, — сказал старик исполнившимся благоговения наблюдателям и протянул руку Торвальду. — Смотрите и учитесь доверять железу, что ковали в кузницах Восьми Пиков Карака, а не в адских горнах предателей Хаоса или Пустошах ненавистных зеленокожих. Смотрите и знайте, что не в силах дави причинить вреда своему брату. Грунгни не забыл нас, он подарит нам храбрую и достойную смерть!

Они посмотрели на него, и сердце подпрыгнуло в груди Торвальда. В обращённых к нему лицах он заметил слабые, нерешительные проблески надежды.

— Благороднейший Хаакам, прошу простить меня. Я не знал… — Торвальд бросил мрачный взгляд на ногу старика, — Никто из твоих гномов не откликнулся на обиду.

— И это бы всё испортило, — ответил Хаакам посмеиваясь. — Нет лучшего повода для гнома чем обида и нет лучшего знака от Грунгни, чем уцелевший от выстрела гном! Твои знания были верны о деревнях Карак-Азума и действия, я верю, не напрасны.

Хаакам улыбнулся — как надеялся, ободряюще.

— Сядь подле меня, Торвальд Молотобоец, страж королевских палат Восьми Пиков, — сказал он. — Да! я узнал тебя, а как не признать столь великого воина?

Торвальд нахмурился. Стыдливо прятал глаза от удивлённых взглядов.

— Ты наверное меня с кем-то перепутал, почтенный, — сказал он не настолько уверенно, насколько хотелось бы.

Старик кивнул понимающе.

— Все мы уже не те, кем были прежде. Вот ты, к примеру, ещё утром был наглецом!

Он снова громко расхохотался, как будто с ним уже много лет не случалось ничего более забавного.

Торвальд почувствовал облегчение. Отсмеявшись, Хаакам дружески положил руку на плечо молодого гнома — по его меркам долго борода.

— Мы закончим ужин, и ты поведаешь мне свою историю, а я расскажу тебе о своих гномах то, чего тебе больше никто не расскажет.

Теперь, когда все узнали, кем на самом деле был таинственный незнакомец — гномы Кил-Азара, наконец, могли проявить все надлежащее уважение почётному гостю. Принесли нескольких зайцев, чьё мясо рассчитывали засушить про запас и повесили жариться над огнём. Открыли никудышное людское пиво, что при гномах зовётся "Грог". И всё-таки, хоть Приграничные королевства знали в нем какой-то толк.

Дверь в хижине Хаакама была открыта, Торвальд видел как другие гномы сгрудились у костра, протягивая к танцующим языкам пламени израненные крепкие ладони. Ночь была безлунной, лишь огоньки звёзд тускло мерцали в небе. Хороший день он выбрал для возвращения к своему роду, хорошая ночь чтобы вновь оказаться со своими братьями.

Поначалу Хаакаму было неловко, и он говорил без особой охоты, но Торвальд внимательно слушал его, задавал наводящие вопросы, пока не вытянул из него всё. Лицо старика потемнело, в глазах мерцала злость. На мгновение, будто вспыхнули огоньки минувших сражений, резни, произошедшей сотни лет назад. Единственный глаз старика все ярче наливался кровью, а кулаки сжались и трещали от могучей силы, не смотря на века долгой и воинственный жизни. Пока его горькая история бурлила словно кипящая река злобы.

Он говорил о крепости Караз-Ханора, что казалось бы совсем недавно ещё была его домом. Стиснув зубы процедил о том, как подло и хитро проникли мерзкие гроби через природные пещеры, в шахты, ударив в спину там, где ни один дави их не ждал. Эту историю знал каждый гном, ведь не было места среди Вечного Королевства, что не пострадало от коварства зеленокожих в те дни. Лишь самые сильные, не без огромных потерь сумели предотвратить казалось бы неминуемую гибель народа гномов. Вооружаясь на ходу, Караз-Ханор погибал под хохот гроби, а рубленые останки лежат и по сей день среди испорожнений и нечистот зеленокожих.

— …мы немало постранствовали, прежде чем найти эту землю. И вот мы здесь, и теперь это наш дом.

Когда Хаакам закончил Торвальд заговорил не сразу.

— Караз-Ханор — произнёс он, наконец, — он похож на Восемь Пиков, хоть я там и не бывал. Придет час и мы отомстим за дом твоих предков, вычеркнем обиду кровавой местью!

Хаакам кивнул:

— Наш народ отплатит за каждую обиду. Я уверен, настанет тот час, о котором ты говоришь и буду сражаться одними зубами, если эти твари лишат меня второй ноги и рук! Но эти гномы… я вывел их из крепости совсем юнцами, детьми, а другие и вовсе лишились камня в сердце. У меня нет сил обучить их, нет умения и укрепить дух отомщения.

— Поэтому я здесь.

— Поэтому ты здесь, волею Грунгни.

Торвальд снова помолчал. Наконец он проговорил:

— Мне нужно было побыть одному, поразмыслить над тем, что произошло. Подумать. Вспомнить о том, кто я есть, кто есть все мы как единый народ. Так же, как и гномы Карак-Азума, я не понаслышке знаю, что такое лишится камня в сердце.

Пока Торвальд говорил, он неотрывно смотрел в костёр, теперь он повернулся к Хаакаму. И хотя его серые глаза были ясными, отсветы огня вдруг заплясали в них подобно пламени преисподней, пылавшему во взгляде гномов Хаоса.

— Я бежал, как и ты. И так же, как тебе, мне удалось окрепнуть духом. И всё же для тех, кто, сбившись в кучу, сидит в грязных лачугах, это по-прежнему невыполнимо. Шахтные подпорки от беды в пещере, нужны, когда нет золота, как нужен щит от злых стрел. Нужно, чтобы они сами хотели выйти в дверь, когда мы откроем её для них.

Хаакам начал понимать, куда клонит Торвальд.

— Чтобы принести победу нашему народу, мало просто раздать молоты в руки, — заметил он.

Торвальд кивнул:

— Мы должны снова напомнить им о пути Грунгни и Книге Обид. Они должны изгнать из своих отравленных душ шёпот страха и вернуться к своему истинному пути — пути воина и твердости скалы. Сила гномов подобна хорошо выкованной кольчуге, каждый гном в ней — это прокованное и закалённое стальное кольцо, которое намертво связано с теми, кто стоит с ним в одном строю узами чести, долга и верности. Ни один удар не в силах пробить кольчугу, до тех пор, пока каждое кольцо в ней останется сильным и стойким. Мы должны стать первыми кольцами в кольчуге Грунгни.

Торвальд задумался, подбирая слова.

— Они заслуживают большего, — вздохнул он и пальцем показал на дверь. — И все наши братья, которые страдают в крепостях, заслуживают большего. Мы поможет им.

Хаакам кивнул потому что слова его были истинны.

— Ты снискал восхищение этой деревни, хотя они и сами того ещё не понимают. — Глянул на Торвальда, чуть улыбнувшись. Хоть и тяжело было на сердце, Торвальд улыбнулся в ответ. — Выслушайте же меня, Молотобоец! Даже предки не родились на свет великими, все мы начинаем с малого. В тебе есть сила и опыт, а также путь проторённый судьбой. Клинки врагов могут украсть твою старость, воры могут украсть твоё золото, клевета может украсть твою репутацию… но мастерство, достигнутое однажды, останется с тобою навсегда. Если на свете и есть гном, который может помочь нашим павшим духом собратьям вспомнить, кто они на самом деле, — так это ты. Клянусь я поддержу тебя, Торвальд, до моего смертного часа, и волею Грунгни я сделаю это.

Старый гном взглянул на пыльную кипу книг, в углу дома.

— Слишком долго мы ждали, — прорычал он, — Начнем же, прямо сейчас!

Торвальд почувствовал, как невидимая рука сдавила его грудь. Гнома вновь охватили ужас, потрясение и ярость, которые захлестнули его, в те дни когда "Вечные царства" перестали быть вечными…

Он кивнул и тяжело вздохнул. Заставив себя не думать, о жертве, которую он готов принести ради своего народа. Ведь народ гномов подобен кольчуге сотканной из тысяч колец и каждое звено обязано поднять своего родича как на жизнь, так и на славную смерть. Но сейчас дело было далеко не в славе, нет, дело в судьбе всего его народа…