ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Вечером того же дня князь собрал военный совет. Кроме старших дружинников, Яруна и Чогдара, на нем присутствовал и командир городской пешей дружины Миша Прушанин. Он первым доложил, что его войско уже погрузилось на судна и ждет лишь команды к отплытию.

– Греби день и ночь, – сказал Александр. – На подходе тебя встретит Пелгусий и скрытно обведет вокруг шведского лагеря. Наступать будешь по берегу и отрежешь шведов от кораблей. Выбери мужиков покрепче да посноровистей, пусть сходни порубят.

– Понял, князь Александр.

– Кони, – напомнил Ярун.

– Да, кони. – Александр скользнул взглядом по лавкам, где сидели дружинники. – Сбыслав, пойдешь с Мишей. В бой не ввязывайся, пока коней не уведешь.

– Я их до боя уведу, князь Александр, – улыбнулся Сбыслав. – Дозволишь идти?

– Ступайте.

– Позволь Сбыславу совет дать, князь, – сказал Чогдар. – Зааркань жеребца, который табун водит, вскочи на него и не жалей плети. За ним остальные пойдут. Это первое. А второе – тебе пеши сражаться. Возьми мой топорик, ты им лучше, чем мечом, владеешь.

– Спасибо, дядя Чогдар. Пошли, Миша?

– С Богом! – напутствовал Александр.

Сбыслав и Миша низко поклонились и вышли. Князь вздохнул:

– Младшей дружине наступать вдоль берега навстречу новгородцам, а поведет ее Гаврила Олексич. Не давайте шведам опомниться и отрезайте их от судов. Я ударю по центру, как только вы крутую кашу заварите. Что скажете, дядьки мои?

– Все быстрота решит, – сказал Ярун. – Шведов раз в пять больше, чем всех сил в твоей руке.

– Монгольские полководцы в битвах не участвуют не потому, что смерти боятся, а потому, что в бою битва не видна, – предостерег Чогдар. – Дозволь нам с андой за нею понаблюдать.

– Нет, – решительно сказал Александр. – Вы мне здесь нужны, в ворота немцы ломятся. А магистр посерьезнее королевского зятя Биргера, без доброй разведки в бой не полезет. Вот вы и подумайте, как мне с их разведкой бороться.

Советом все остались довольны, поскольку были еще очень молоды, бесстрашны и жаждали славы. А Сбыслав был просто счастлив, потому что получил личное и очень ответственное поручение от самого князя Александра. И лишь одно омрачало его настроение: отплыв в ночь вместе с Мишей Прушанином, он так и не попрощался с Марфушей, которая после третьего урока начала уже неуверенно улыбаться.

2

Миша распределил гребцов в четыре смены, плыли без остановок, спали сидя и ели всухомятку, чтобы как можно быстрее поспеть к Неве. Несмотря на молодость и неопытность, Миша прекрасно понимал, что весь план князя Александра построен на быстроте и внезапности, а потому не жалел сил. Однако он не забывал и об охранении, и по обоим берегам скрытно шли дозоры. Впрочем, надобность в них вскоре отпала: Пелгусий, зная о его тайном продвижении, выслал навстречу своих наблюдателей под начальством сына.

– Шведы о вас и ведать не ведают, – сказал он. – Посол слух привез, что в Новгороде паника началась.

– А задержи мы этого посла, все бы наоборот было, – сказал Сбыслав Мише Прушанину. – Князь Александр наперед все продумал.

– Недаром в шахматы любит играть, – усмехнулся Миша.

На каторжной этой гонке выиграли сутки. Миша велел хорошо спрятать суда и отдыхать, а сам вместе со Сбыславом отправился на тайную встречу с Пелгусием.

– В следующую ночь обведу вокруг их застав, – сказал Пелгусий. – Место укрытое, но костер разводить нельзя. Выставь, Миша, сторожи и жди двенадцати часов. Только есть никому не давай. Завтра день святого князя Владимира, я шведам пир обещал. Пусть обожрутся.

– Где кони? – спросил Сбыслав.

– Сын покажет. Есть скрытные подходы.

– Охрана большая?

– Трое финнов, остальные – мои, – усмехнулся Пелгусий. – Финнов уберут, когда ты скажешь.

– Что же мне, кричать, что ли?

– Зачем? Финны сына моего знают, он к ним подойдет, их и повяжут без хлопот.

– Значит, утром. Если раньше времени табун угнать, шведы всполошатся и от пира откажутся.

В ночь сын ижорского старейшины удачно провел новгородскую дружину к месту, откуда им надлежало атаковать. Миша выслал усиленные сторожи, остальным строго-настрого запретил есть, но посоветовал поспать перед боем. А в утреннем тумане сын Пелгусия вместе со Сбыславом подобрались к мирно пасущемуся табуну и залегли в кустах.

Табун был невелик – видно, шведы не всех коней свели на сушу. Присмотревшись, Сбыслав легко выделил косматого жеребца, по-хозяйски покусывавшего других лошадей и часто вскидывавшего голову, осматриваясь.

– Чуткий вожак, – сказал Сбыслав, сняв с пояса аркан. – Может увести табун к стану, если что почует. Сделаем так. Иди к пастухам, заведи разговор, но финнов бери, когда я жеребца заарканю. Не раньше. И смотри, чтоб не заорал кто.

– Не заорут.

– Разверни финнов лицом к солнцу, чтобы меня не заметили. А как увидишь, что жеребец на аркане, вяжи их сразу.

– Понял. И пошел.

Юноша кустами обошел лощинку, чтобы солнце светило ему в спину, и, уже не скрываясь, направился к пастухам, гревшимся у догорающего костра. Они встали ему навстречу, что-то говорили, незаметно окружив финнов. Все пока складывалось удачно, и Сбыслав, пригнувшись, скользнул в самую гущу табуна. Недовольно пофыркивая, кони уступали ему дорогу, а вожак настороженно поднял голову. Этого было достаточно для того, чтобы Сбыслав раскрутил аркан и метнул его на вздернутую шею жеребца. Петля упала точно, вожак негодующе заржал, встал на дыбы и рванулся вперед. Сбыслав ожидал, что не удержит первого рывка, но, падая, все время выбирал аркан, натягивая его изо всех сил. Жеребец оказался упрямым, вдосталь потаскал по лугу, однако аркан делался все короче и короче. Шею стягивало все сильнее, и он в конце концов остановился. Сбыслав вскочил на ноги, с силой рванул ремень на себя, пригибая лошадиную голову к земле, а подобравшись поближе, одним махом взлетел на спину жеребца. Жеребец забился, пытаясь встать на дыбы, но дыхания не хватило, и он, хрипя, помчался туда, куда направил его Сбыслав, используя аркан как уздечку. И весь табун, развернувшись, тут же помчался следом за вожаком.

К тому времени финнов уже повязали, и пастухи побежали следом за уходящими лошадьми. Сбыслав проскакал с версту, добрался до лесной опушки, почувствовав, что окончательно измотал жеребца, и, спрыгнув на землю, привязал конец аркана к дереву. Взмыленный конь тяжело поводил боками, но Сбыслав тут же ослабил ему петлю и успокоил, похлопывая по мокрой шее. Жеребец поднял голову, призывно заржал, и кони остановились, окружив его полукольцом.

Подбежали пастухи. Сбыслав велел приглядывать за табуном, ни в коем случае не отвязывая вожака. А сыну ижорского старейшины сказал:

– К новгородцам веди кратчайшей дорогой. А то еще без меня в битву ввяжутся.

Он порядком устал в этом поединке с косматым жеребцом, но был доволен, что исполнил и повеление князя, и совет Чогдара. Все сложилось удачно, и сейчас ему больше всего хотелось добраться до боевого топорика, владеть которым Ярун со своим побратимом научили его еще в детстве.

По молодости лет никто из новгородцев не спал. Сидели кучками, тихо переговариваясь, а Миша не отрывал глаз от песчаного круга с палкой посередине.

– Помотал меня жеребец, – сказал Сбыслав.

– Отдохни. Тень до черточки дойдет, и мы пойдем. Лучников я уже выслал, они и начнут, пока мы разворачиваться будем.

Сбыслав лег на спину, раскинув руки. Чогдар еще в детстве научил его отдыхать, мысленно расслабляя мышцы от ступней до пальцев рук, и ему хватало четверти часа, чтобы полностью восстановить дыхание и вновь ощутить силу во всем теле.

– Пора, – сказал Миша, вскочив. – Новгородцы, с нами Бог и Святая София!

3

– Новгородцы пошли! – еще издали закричал дозорный.

– С Богом! – Гаврила Олексич вскочил в седло, выхватил меч, поймав сверкающим лезвием полуденное солнце 15 июля 1240 года. – За землю Русскую!..

Шведы, распустив пояса и ослабив застежки броней, еще сидели у костров, когда посыпались первые новгородские стрелы. Воинами они были опытными, появление лучников паники не внесло, но все внимание их обратилось сейчас против врага видимого. И они развернулись против него, подставляя спины конному удару младшей княжеской дружины.

Так началась эта полуденная битва, которой суждено было стать образцом двух одновременных фланговых ударов на все времена средневековых войн.

Миша Прушанин, несмотря на захватывающую ярость боя, ни на миг не забывал о главной задаче: оттеснить шведов от кораблей и порубить сходни. Отобранные им заранее крепкие и умелые мужики, следуя за спинами сражающихся товарищей, крушили сходни топорами, сталкивая обломки в воду. Сбыслав дрался рядом с новгородским вождем, ловко орудуя боевым топориком, против которого шведы, непривычные к такому оружию, ничего не могли поделать своими тяжелыми мечами.

Как ни велика была внезапность двух одновременных ударов, шведы в панику не ударились. Умело перестроившись на два фронта, они сдержали натиск пеших новгородцев, но с дружиной Олексича им этого сделать не удалось. Однако отступали они медленно, с уцелевших судов уже сбегала на берег подмога, Александр со старшей дружиной что-то задерживался с ударом, и Гаврила понял, что наступление рискует захлебнуться и надо решаться на действия неожиданные.

– Савка, целься на шатер Биргера! – крикнул он. – Ребята, держите середину, а десятка – за мной!..

Во главе десятки он стал смещаться к берегу, чтобы помочь новгородцам и отрезать шведов от судов со своей стороны. Дружина начала ломать собственный фронт, разделяясь на три части, что заставило шведов в свою очередь расколоться на отдельные отряды. Неизвестно, как бы это повлияло на ход дальнейшей битвы, если бы не грозный топот сотен конских копыт.

Из-за береговой гряды на боевом галопе вылетела княжеская дружина. Впереди мчался Александр в развевающемся за плечами алом княжеском плаще. Слева, отстав на полкорпуса, скакал Яков Полочанин, справа – преданный Ратмир. Эта тройка врубилась в центр битвы подобно клину, мгновенно расстроив кое-как организованную оборону шведов и влив новые силы в чуть притормозившие атакующие фланги.

И здесь впервые появился зять шведского короля ярл Биргер. Он вышел из шатра в полном боевом снаряжении, спокойно, без торопливости сел в седло тут же подведенного жеребца и опустил забрало. Странно, но звон опущенного забрала расслышали многие, потому что битва как бы замерла при его появлении.

– Мне ярла Биргера!..

Голос князя Александра все летописи отмечают особо, а здесь он прогремел подобно трубе, перекрыв лязг оружия и крики продолжавших бой новгородцев. Вероятно, Биргер тоже что-то сказал, потому что его личная охрана, подобранная из рослых, сильных и очень опытных воинов, послушно раздвинулась, образуя коридор между двумя полководцами.

Слуга подал Биргеру копье, но, взвесив его на руке, ярл бросил копье на землю и вытащил из ножен длинный рыцарский меч. И Александр тут же вернул свое копье Ратмиру, но не потому, что оно пришлось не по руке, а исходя из неписаных законов рыцарских поединков, обязывающих соперников сражаться однотипным оружием. И выхватил меч. Свой, славянский, заведомо короче рыцарского.

Они послали коней с места в карьер одновременно. Расстояние было невелико, и в голове князя билась одна мысль: рыцарский меч. «Отдать первый удар, – лихорадочно думал он. – Отбить его щитом, непременно щитом. И не рубить, а ткнуть мечом в щель забрала. Только бы попасть, попасть…»

Ярл придержал своего коня перед сближением, видимо надеясь, что противник проскочит мимо, подставив незащищенную спину. Он был опытным воином и давно отработал этот прием еще на рыцарских поединках. Но князь зорко следил не только за Биргером, но и за его жеребцом и, увидев, как вдруг резко пригнулась его морда, тут же рванул поводья, подняв собственного коня на дыбы. Для ярла это было неожиданностью, что и позволило Александру не только осадить коня, но и бросить поводья, потому что для боя ему нужны были обе руки.

Эта маленькая заминка не дала Биргеру возможности сообразить, что ему сознательно отдают первый удар. Конь его тоже был отлично выезжен, больше слушаясь шенкелей, чем поводьев, и Биргер нанес свой удар двумя руками. Таким ударом можно было бы разрубить человека до пояса, но Александр не только был очень силен. Он с детских лет обучался рубке и на мечах, и на саблях, и пешим, и конным, а потому чуть наклонил щит, встречая удар. За такие приемы расплачивались вывернутой кистью, но князь знал, на что он идет. Тяжелый рыцарский меч скользнул по поверхности щита, не ожидавший этого Биргер раскрылся, и Александр прямым выпадом вонзил острие своего меча туда, куда и намеревался; в щель между шлемом и забралом. Ярл выронил меч, упал на круп жеребца, и опытный конь тут же умчал его к своим.

Только тогда князь почувствовал острую боль в запястье левой руки. Но, превозмогая ее, победно потряс мечом и выкрикнул:

– Бить до победы!..

Могучий торжествующий рев был ему ответом. И рев этот исходил из русских глоток: шведы уже поняли, что битва проиграна.

– Не давай бежать!.. – кричал Гаврила Олексич, стремясь пробиться к шведскому кораблю.

Он видел, что телохранители несут по сходням раненого Биргера. Сумел пробиться, въехал на сходни, но конь не принял шаткой основы под ногами. Заметался, затанцевал, мешая рубке, и рослые стражники, не рискуя связываться с Гаврилой, просто столкнули его вместе с конем в воду. Однако он удержался в седле, заставил коня подняться на берег и вновь ринулся к судну самого ярла. Но пока пробивался, судно успело отвалить.

А Савка добрался-таки до златоверхого шатра Биргера. Спешился, ворвался внутрь, зарубив то ли слугу, то ли охранника, и топором подрубил центральный столб. Шатер рухнул, вызвав восторженные крики русских и долгожданную панику в шведских рядах.

Князь Александр больше не принимал участия в битве. Не только потому, что болели растянутые сухожилия левой руки, но главным образом потому, что дело уже было сделано. Он сидел на холме, с которого хорошо была видна вся затихающая битва, отплывающие уцелевшие корабли, мечущиеся по берегу шведы. Ратмир откуда-то притащил воды, делал князю примочки. Это снижало боль, но рука распухала на глазах.

– Ратмир, шведы к князю рвутся!..

Голос Якова Полочанина раздался где-то совсем близко. Ратмир, сунув Александру меч, помог князю подняться и без раздумья бросился на призыв Полочанина.

Это была последняя отчаянная атака не поддавшихся общей панике старых опытных воинов. Ее отбили легко и быстро, потеряв при этом всего одного человека. Ратмира. Любимого слугу князя Александра. Тогда ему об этом не сказали, но он понял, потому что его рукой занялся вернувшийся из боя Яков.

К закату битва кончилась. Шведов частью перебили, частью загнали в воду, где им осталось только утонуть. Усталая тишина опустилась на кровавое поприще, и тогда Александр спросил, не глянув:

– Ратмира нашли?

– Я его в приметное место отнес.

Князь замолчал. Ныла рука, тупая усталость сковала тело, но больше всего ныла душа. Тоскливой, ни на миг не отпускающей болью. Возвращались друзья – усталые, счастливые, шумные, – но, увидев замкнутое суровое лицо Александра, сразу замолкали. Последним подошел Пелгусий:

– С великой победой тебя, Александр Ярославич. Особо великой, потому что наших всего двадцать погибло, а шведов – несчетно. Прикажешь пир готовить? У меня много чего припасено, в победе твоей не сомневался.

– Русские на крови не пируют, – сурово сказал Александр.

Загрузка...