Глава 6

Я моргнула, проснувшись в темноте сумерек, по курорту снова разносился вой.

«Оборотни», — поняла я, — «петухи сверхъестественного мира». И я подумала, что лучше не говорить об этом Коннору.

Я отправила Тео сообщение, кратко изложив ему последние новости и пообещав позвонить, если мы узнаем что-нибудь еще. И когда мой желудок заурчал, я посмотрела на закрытую дверь спальни и с тоской подумала о кухне, которая находилась за ней.

Мне удалось не склонить Коннора к разговору об отношениях, к определению характера того, что мы делаем. И мне с ним не настолько комфортно, чтобы выйти из спальни в футболке и с птичьим гнездом на голове. Я встала, тихонькой пройдясь по комнате, направилась в душ, чтобы вымыть из волос последствия нескольких сотен километров ветра, и надела джинсы со свободной зеленой футболкой с V-образным вырезом.

Я обнаружила, что он все еще спит на диване. Он был без рубашки, одна рука закинута за голову, другая на животе, а лагерное одеяло в полоску сбилось на бедрах. Он был слишком высок для потертого кожаного дивана, поэтому его босые ноги покоились на противоположном подлокотнике.

Было что-то обезоруживающе в этой картине — высокого и мускулистого — втиснутым в диван, ощущение усиливалось его обнаженной грудью и темным локоном, который почти невинно завивался у него над лбом. Он могущественный оборотень, сильный альфа. Но еще он мужчина, который спал с дискомфортом, чтобы у меня была отдельная спальня.

Он благородный. Или, по крайней мере, стал благородным после шаловливого подросткового возраста. В любом случае, он к этому пришел. И мы оказались вместе здесь, в хижине Нортвуда, окруженные оборотнями и зверем, который, казалось, гоняется за ними.

Я на цыпочках прошла на кухню, нашла кофеварку и включила ее. Я попробовала зеленый виноград из грозди в вазе с фруктами, а потом открыла холодильник и выпучила глаза. Вчера вечером он ходил за пивом, так что я впервые увидела содержимое холодильника — и десятки бутылок с кровью внутри.

— Как думаешь, этого хватит?

Я оглянулась и обнаружила, что Коннор сидит, он провел рукой по волосам и выглядел немного обеспокоенным тем, что этого может не хватить.

Я выгнула бровь.

— Сколько, по-твоему, крови пьет вампир?

— Я не совсем уверен.

— Пару бутылок за ночь, — ответила я, — Зависит от того, ранена ли я или упорно тренируюсь. — Я сделала быстрый подсчет. — Здесь их должно быть не меньше сотни.

— Я подумал, что лучше перестраховаться.

Я приподняла брови.

— Чтобы я не перекусила оборотнями?

Он ухмыльнулся.

— Может, я немного переборщил. Я не хочу, чтобы ты голодала. И я попросил Миранду снабдить холодильник. Скажем так, она с головой ушла в дело.

— Это поистине ужасно.

В свою защиту он сказал: «Я только проснулся».

То, что Миранда купила бутылки, вероятно, объясняет, почему ее не было на вечеринке. Вместо нее она была здесь.

— Уверена, Миранда была рада помочь, — сухо произнесла я.

— Конечно, не была. — Он улыбнулся, но подошел ближе, положил руку на дверь и заглянул внутрь. — Она взяла что-нибудь нормальное? Вчера я не особо обратил на это внимание.

— Она купила самые нелепые — и, вероятно, самые дорогие — варианты. Ничего классического. Ничего простого. Все с разными вкусами, газами и прочими добавками.

Приподняв брови, он достал бутылку.

— Произведенный в натуральных условиях, экологичный вегетарианский кровяной продукт. — Он посмотрел на меня. — Зачем вампиру веганская кровь?

— Зачем оборотню покупать ее для вампира? — парировала я.

— Туше. Наверное, чтобы оскорбить вампира. — Он сунул бутылку обратно в отсек. — Здесь есть что-нибудь, что ты сможешь пить?

— Со мной все будет в порядке. — Я предпочитаю кровь без добавок, но переживу. Потому что я бессмертна. — Я ценю этот жест. Ты все продумал.

— Этого не должно было случиться. Как ты заметила, я пытаюсь не дать тебе перекусить нами. Это хороший, практичный поступок Апекса.

— Сказал мужчина, который гоняется за добычей на четырех ногах. Почему Миранда вообще здесь? Она близка с твоей семьей?

— Совпадение, или она так говорит. У нее есть друзья в клане, и она уже договорилась о визите.

— Хмм, — неопределенно произнесла я, вполне уверенная, что тут нет никакого совпадения, и взяла самый простой вкус, какой смогла найти — «Нотка Лимона». Я закрыла холодильник и открутила крышку. — Хочешь выпить?

Он очень долго смотрел на бутылку, как человек, стоящий перед сложной дилеммой.

— Если я отвечу «нет», ты станешь думать обо мне хуже?

— Разве ты не ешь добычу, когда бегаешь?

— Это что, название книги?

Я лишь выгнула брови.

— Я волк, — произнес он, сверкнув глазами, словно уже перекинулся в эту форму.

Кофеварка закончила свой цикл, и он налил кофе в кружку, передал ее мне, а потом налил себе.

Я сделала глоток крови, сдерживая гримасу от резкого привкуса. И глотнула кофе, чтобы стереть послевкусие.

— Итак, мистер Волк, что у нас сегодня на повестке дня?

— Инициация, — ответил он. — Но сперва мы нанесем визит вежливости другим старейшинам.

Я ухмыльнулась.

— Это очень… дипломатично.

— Если снова назовешь меня вампиром, я заставлю тебя пить веганскую кровь.

— Хотела бы посмотреть, как ты попытаешься.

Коннор фыркнул.

— После инициации мы поужинаем с моей семьей. По традиции семья посвященного устраивает ужин.

— Что едят волки, чтобы отпраздновать появление нового члена Стаи?

— Старого члена Стаи, — ответил он и рассмеялся, когда мои глаза расширились. — Это была шутка.

— Знаю, — произнесла я. «Или по большей части знаю».

Он улыбнулся.

— Зависит от региона. Поскольку мы в Миннесоте, — он замолчал, задумавшись, — селедку или лося?

— Ням, — проговорила я с фальшивой радостью, сомневаясь по поводу обоих вариантов.

Он повернулся, и я заметила что-то темное у него на боку, чуть выше правого бедра. Это была татуировка в виде какой-то надписи.

— И давно у тебя появилась татуировка? Я видела тебя без рубашки примерно две недели назад.

— В ту ночь было темно, и мы сражались.

Было не так уж и темно, и нужно быть очень незаинтересованным человеком, чтобы не рассмотреть его торс в мельчайших деталях.

— Подними руки, — попросила я. — Я хочу ее посмотреть.

— Не нужно меня осматривать.

— Как инспектор, я не согласна. Давай, — с ухмылкой произнесла я и покрутила пальцем в воздухе.

— Я против того, чтобы меня объективировали, — сказал он, но его дерзкая улыбка говорила об обратном. Он поднял руки и повернулся.

Поперек его бедра жирным шрифтом, напоминающим средневековый, были выведены латинские слова, написанные очень умелой рукой темно-красным цветом.

«Non ducor, duco», — прочитала я. — Что это означает?

— Что-то вроде: «Я не ведомый, но ведущий».

— И снова на удивление дипломатично для оборотня. Ты уверен, что частично не вампир?

— Следи за словами.

Я усмехнулась.

— Исходя из сроков, и ввиду того, что ты, похоже, не совсем ей доволен, я бы сказала, что ты напился с кучкой оборотней во время поездки.

— Я не был пьян, Холмс. Но меня переиграли в дартс, — признался он. — С трудом. И это была цена моего проигрыша.

— Весьма неплохая цена, — сказала я. Буквы были четкими и ярко выраженными, чернила — темными и безупречными. Мне понравилось, как она смотрится, и сама фраза. — Она не исчезает — не исцеляется — когда ты перекидываешься?

— Рана заживает, закрывается. Но это никак не влияет на чернила. — Он сделал глоток кофе и склонил голову набок. — А вампиры могут делать татуировки?

— Тот же исход. Исцеление закрывает рану, но не влияет на чернила.

— Мне пришло в голову, что я не видел тебя голой. У тебя они есть?

— Нет.

Он улыбнулся.

— Хочешь сыграть в дартс?

— Не хочу, — засмеявшись, ответила я. — Но я бы не отказалась поесть. Человеческую еду, — добавила я. — Ты готовишь?

— Я делаю очень хорошие горячие сэндвичи с сыром. А ты?

— Только кофе, — ответила я. — Но это очень хороший кофе. — И это уже кое-что.

— Наверное, я смогу приготовить яичницу-болтунью.

— Тогда я, наверное, смогу ее съесть.

Он приподнял брови.

— Ты просишь меня приготовить тебе завтрак, негодница?

— Жилье и питание, — напомнила я ему и сделала глоток крови. — Таким было твое предложение.

Он выглядел слегка раздраженным, когда понял, что я права, но повернулся к холодильнику и отодвинул бутылки, достав клетку яиц, пачку масла и бутылку сливок. Пока я пила кофе, он разбил яйца в миску, добавил немного сливок и подождал, пока нагреется маленькая сковородка, и растает масло, которое он туда положил.

— Похоже, ты неплохо готовишь, — сказала я, когда он вылил взбитые яйца в сковороду.

— Лучше, чем ты печешь. Я помню пожар в Доме Кадогана.

Я поджала губы.

— Пожар в Доме Кадогана случился не по моей вине. Кто позволяет ребенку печь без присмотра?

Он ухмыльнулся.

— Думаю, ты имеешь в виду, что за восьмилетняя вампирша забредает на кухню одна во время домашнего барбекю, потому что хочет кекс, а когда не может его найти, решает сама его приготовить?

«Очевидно, я, но в восемь лет я не понимала, что ингредиенты нужно тщательно отмерять, и что глазурь — это нечто большее, чем сахар и пищевые красители».

— Это был всего лишь небольшой пожар.

Он помешал яйца лопаткой.

— Не принесешь две тарелки? Шкаф над раковиной, с левой стороны.

Я допила остатки из бутылки, а потом, обойдя стол, нашла тарелки и вилки. И когда Коннор начал зачерпывать мягкую желтую массу яичницы, я протянула ему тарелку.

Я отнесла свою порцию к столу и села на табурет.

Он наложил яичницу себе, выключил конфорку и передвинул сковородку, а потом поставил свою тарелку рядом с моей. Но вместо того, чтобы приступить к еде, он положил руки на стол, сцепил их и нахмурился.

— Прежде чем мы отправимся на инициацию, я бы хотел… кое-что объяснить.

— Ладно, — произнесла я, кивнув, ожидая услышать, как вести себя с кланом. Правила, этикет, которые мы не успели обсудить перед поездкой.

Вместо этого он провел рукой по волосам.

— У меня не было нехватки женщин, — начал он, а потом замолчал.

Я выгнула бровь. «Не такого начала разговора я ожидала». И я поняла, что он выглядел более чем немного взволнованным. Впервые, насколько я помню, он не казался полностью уверенным в своих действиях.

Коннор посмотрел на пол и поморщился.

— Я столкнулся с небольшими трудностями. Обычно при разговоре с женщинами у меня не возникает проблем.

Он действительно казался неуверенным в себе.

— Ты собираешься мне сказать, что мутил со всеми на курорте?

— Что? Нет. Я говорю о нас. О хижине и постели.

— Ладно, — снова произнесла я, все еще сбитая с толку, но гораздо более заинтригованная.

— Я привык к тому, что привлекательный, — сказал он. — Красивый. Принц в окружении кандидаток. Это вроде как моя фишка. Или была ей. После сражения с фейри — сражения вместе с тобой — и после двух недель разъездов и размышлений, я признал, что таким принцем для меня быть недостаточно. Больше нет.

Мое сердце заколотилось, как будто оно поняло то, что еще не осознала остальная часть меня.

— Каким принцем ты хочешь быть?

Он посмотрел на меня, его голубые глаза светились так, будто подсвечивались изнутри.

— Таким, который достаточно хорош для тебя.

Я хваталась за слова, но они уносились прочь, совершенно незаинтересованные тем, как я пытаюсь выразить свои головокружительные эмоции.

— Не знаю, что сказать.

Он улыбнулся.

— Конечно, не знаешь. Ты самоуверенная, Элиза, может, немного высокомерная. Но не надменная. Не бессердечная. Ты опытный боец, умная и забавная, и у тебя весьма очаровательная одержимость правилами.

— Значит, то, что в детстве делало меня непослушной, делает меня очень хорошей взрослой.

Улыбка превратилась в злобную ухмылку.

— Твои слова, не мои. Ты хочешь быть хорошей, подкованной. Но все же ты можешь сопереживать. Тебя заботит справедливость, и ты поступаешь правильно. И продолжаешь поступить правильно, даже когда боишься того, что находится внутри тебя.

Я не вздрогнула при упоминании монстра, потому что подано это было так лестно. Было странно слышать, как он описывает меня таким образом — парень, которого я почти двадцать лет мечтала прибить.

— У меня была куча привилегий, — сказала я. — И меня учили — так же, как и тебя — очень четко различать добро и зло. Ты самоуверенный, — произнесла я с улыбкой. — Может, немного высокомерный. Иногда надменный, но не бессердечный. Ты опытный боец, умный и забавный, и у тебя иногда возникает очаровательная одержимость нарушением правил. Ты также стараешься поступать правильно. Ты заботишься о своих людях. Ты отправляешься в поездки, чтобы помочь им, рискуешь собой, чтобы помочь им. Ты достаточно хорош для любой.

— Даже после того, как я изводил тебя большую часть твоей юности?

Я не смогла сдержать улыбку.

— Ты был сущим наказанием, но давай признаем и мою роль в этом. Хотя я все буду отрицать, если ты когда-нибудь снова поднимешь эту тему, я могу быть… непослушной.

— Важное признание, — произнес он, его улыбка была такой же широкой, как моя. — Я не верю в судьбу. Но, может быть, нам просто нужно быть готовыми друг к другу.

Мы просто смотрели друг на друга, улыбаясь.

— Я люблю своих родителей, свою семью, — сказал Коннор. — Но знаю, что я избалован, потому что меня считали принцем. Обучающимся Апексом. У меня были внимание и любовь. Меня мотивировали идти на риск, и прощали, если я лажал. Меня хвалили за дерзость, потому что это характерная черта альфы. Показатель того, что я на верном пути.

— В этом вся суть Апекса, — произнес он. — Быть Апексом — значит слушать Стаю, делать то, что лучше для Стаи. Действовать в интересах Стаи. Если ты недостаточно уверен в себе, чтобы быть тем, кто ты есть, чтобы заботиться о тех, кто тебе дорог, то ты в недостаточной степени альфа, чтобы быть Апексом. — Он помолчал. — Это Алексей виноват в том, что я вырос.

— Да?

Коннор кивнул.

— Он всегда был серьезнее меня. Не такой серьезный, как ты, — с ухмылкой добавил он, — потому что он все же оборотень. Но он… умен не по годам.

— Мы были на пробежке, — продолжал он, — бродили по лесу. Гонялись за кроликами, индюками, оленями и прочим. Мы услышали очень странный звук — какую-то птицу, но ничего похожего на то, что слышали раньше. Поэтому мы последовали за этим звуком и посреди поля обнаружили пруд. Тогда была полная луна, она освещала эту воду, а вода была совершенно неподвижна. Только посередине находилась птица.

Он нахмурился.

— Кажется, журавль. Канадский журавль. Белый, с черными кончиками на крыльях и темно-красным пятном на верхней части головы. Он был один посреди этой воды, от его перьев отражался свет. И он был таким… величественным.

Он посмотрел куда-то вдаль, как будто что-то проигрывал в памяти.

— Насколько мы видели, он был один. Ни других птиц — ни других диких животных. Только один этот журавль посреди этой серебристой воды. — Он провел рукой по волосам. — Мне было — не знаю — лет восемнадцать или около того. Мы перекинулись, и я отпустил какую-то глупую шутку насчет еды, типа давай скорее и сваливаем. Я уверен, что это было остроумно, но бессердечно. А он сказал что-то вроде: «Он может летать. Мы топчемся в грязи, а он может летать. Мы должны посмотреть, что он нам скажет». А потом птица расправила крылья и взлетела, а за ней, как звездный след, летели капли воды. Это была одна из самых красивых вещей, которые я когда-либо видел.

— Готова поспорить, что это было красиво, — сказала я, явственно представляя эту картину.

Он снова посмотрел на меня.

— Ты бы оценила. И после этого я стал больше ценить некоторые вещи. Алексей обладает глубиной. И впервые в жизни мне захотелось иметь эту глубину. Немного его серьезности. Это кажется смешным?

— Ни капельки. Это кажется важным.

Он улыбнулся, кажется, испытывая облегчение от того, что я так думаю.

— Так и есть.

— Раз уж мы говорим начистоту, могу я кое в чем признаться?

— Конечно.

Я прочистила горло, немного помявшись.

— В детстве… мне нравилось, когда ты попадал в неприятности.

Он запрокинул голову и расхохотался. Когда успокоился, он вытер глаза.

— Извини, — проговорил он. — Прости. Просто… я никогда бы не подумал, что ты в этом признаешься. Я знаю, что тебе это нравилось. Ты не очень-то хорошо это скрывала, Лиз. Это одна из причин, почему я называл тебя негодницей.

Он улыбнулся мне, и в его улыбке было что-то такое открытое и незащищенное, что у меня защемило сердце. Я не очень часто вижу в Суперах уязвимость, и уж тем более в мужчине, который хочет их возглавлять. Я позволила себе насладиться этой улыбкой, этим мгновением, и подумала, как сильно нас изменило время.

Что-то пикнуло, и мы оба повернулись на звук. Экран Коннора лежал на стойке, мигая и пиликая.

— Вернемся к этому позже, — сказал он и подошел к стойке, чтобы проверить его. — Мой будильник. — В его голосе прозвучало смирение, когда он выключил его. — Я поставил напоминание. Нам пора выдвигаться.

Я посмотрела вниз на тарелки с яичницей, которая остыла и, наверное, стала немного жесткой.

— Ты все еще голоден?

— Да. А ты?

— Ага, — ответила я, улыбнувшись, взяла вилку и начала ковыряться в яйцах.

Он усмехнулся и сделал то же самое. И на мгновение мы снова стали детьми, сверхъестественно голодными и раскованными из-за своих потребностей.

— О, — произнес он, проглотив кусок. — И поскольку я готовил, ты моешь посуду.

«Проклятье».


* * *


На курорте было тихо, когда мы шли к главному домику. Вдоль дорожки горели фонари, но костры еще не разожгли. Эти оборотни, судя по всему, не ранние пташки.

— Давай я буду говорить со старейшинами, — сказал Коннор. — Они знают, что ты приедешь; их проинформировали. Но это не значит, что они не будут вести себя сдержанно и уязвленно.

— Что ж, — произнесла я, — это будет веселая побудка.

Мы поднялись по лестнице на крыльцо главного домика, магия усилилась, когда мы вошли в здание. Мы прошли на звуки разговора в фойе, где на потертой кожаной мебели развалившись сидела дюжина оборотней. На одной стороне комнаты был камин, на другой — книжная полка, и к ним примыкала третья стена с окнами, выходившими на большую лужайку.

Магии было очень много. Она просачивалась в трещины дерева и мебели и витала в воздухе, пока оборотни общались, шевелились, наблюдая, как мы идем.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь сохранился винтажный стиль Нортвуда с золотистыми бревенчатыми стенами, узорчатым ковром и старыми рыболовным и охотничьим снаряжениями на стенах. Мы прошли по коридору с проименнованными комнатами — «Руководитель», «Мичиган», «Эри», «Онтарио» — и направились в последнюю комнату справа.

Она была похожа на бывший актовый зал: сводчатый бревенчатый потолок, камин из гальки и множество окон. По краям комнаты стояли потертые складные стулья, а по центру еще более потертые кожаные диваны и складные карточные столы. Повсюду были рассредоточены оборотни, но я не видела Лорена, Джорджию или других членов ее семьи. В помещении пахло дымом и сигарами, а воздух был пропитан магией.

К нам подошел подтянутый мужчина, а остальные уставились на нас. На нем были джинсы, ботинки и футболка, все в одинаковой степени поношенное. Его лицо было покрыто глубокими морщинами, а волосы представляли собой блестящую смесь черного и серебряного и доходили до шеи.

Мы встретились в центре комнаты.

— Киин, — произнес он. В отличие от Лорена, он не протянул руку.

— Кэш.

Он перевел взгляд на меня, быстро оценил угрозу, а потом снова посмотрел на Коннора.

— Добро пожаловать на курорт, на территорию клана. А это кто? — спросил Кэш, хотя, очевидно, и так знал.

— Элиза Салливан, — ответил Коннор. — Дочь Этана Салливана и Кэролайн Мерит.

— Вампир, — произнес Кэш.

— Воспитанница Дома Дюма, — сказал Коннор. — Сотрудница ОМБ. Дочь двух союзников Стаи. Искусно обращается с катаной.

Мне стало интересно, это он оправдывает мое пребывание в комплексе — или свой интерес ко мне? Возможно, и то, и другое. Каковы бы ни были причины, выражение лица Кэша не изменилось. «Кажется, он не очень любит вампиров».

— Как Бет? — продолжил Коннор, не дожидаясь комментариев относительно моего профессионализма.

— Она в порядке. Перекинулась, исцелилась.

— Хорошо, — произнес Коннор. — Что насчет того, кто на нее напал? Вы нашли в лесу какие-нибудь улики?

— Улики в лесу? — Тон Кэша был сухим, и другие оборотни в комнате засмеялись себе под нос. — Какие улики? Есть голодные животные, оборотни, которых мы знаем, оборотни, которых не знаем. Ни больше, ни меньше. Вероятно, это был кто-то, кого Бет разозлила, но он еще не сознался. Ее поколение разводит много… конфликтов.

— Так ли это? — мягко спросил Коннор.

— Слушай, — начал Кэш. — Клан становится моложе. Здесь много молодняка, и они проводят много времени, разговаривая и думая. У них много разных взглядов.

— Они поделились с тобой своими взглядами?

— Некоторые. — Его глаза потемнели. — Ничего такого, что должно касаться Чикаго.

Коннору удалось сделать удивительно властное выражение лица.

— Думаю, об этом может судить Чикаго.

Кэш закатил глаза.

— Они жалуются на то, что людям о них неизвестно, но они не знают, что такое настоящая жизнь. Какие люди на самом деле.

— А черные повязки? — спросил Коннор.

Как и у женщин прошлой ночью, на некоторых из молодых оборотней были черные повязки. И их не было ни у кого из старших оборотней. «Потому что они были не особо близки с Пэйсли или потому что скорбели по-другому?»

— В память об оборотне, которая недавно погибла. — Тон Кэша был неодобрительным.

— Пэйсли, — произнес Коннор, и Кэш не смог скрыть своего удивления.

Он кивнул.

— Ты ее знал?

— Не знал. Тебе не нравятся повязки?

— Мне не нравится демонстрация траура. Жизнь начинается и заканчивается. Таков цикл, и он совершенно естественен, в полной мере гармонирует с природой. Я не одобряю сентиментальность или тот факт, что они носят что-то, предназначенное для того, чтобы отличать их от других. Смерть Пэйсли была трагедией. Но на этом все. Нельзя возлагать вину на каждое деяние бога. Ради всего святого, мы же оборотни.

— Так ты думаешь, что на Бет мог напасть один из молодых оборотней, — сказал Коннор.

— Это самое логичное объяснение. Полагаю, это мог быть кто-то вне клана. Бродячий оборотень.

— Их много в этих краях? — спросил Коннор, но, учитывая его тон, только для проформы. — Бродячих оборотней?

— Немного то тут, то там. Они не являются частью общины. Они не очень-то тянутся к другим.

Коннор издал неопределенный звук. Он подошел окнам и окинул взглядом темный курорт.

— Ты слышал о проблемах по дороге?

Кэш подошел к дивану, сел и раскинул руки на спинке. Он демонстрировал высокомерие, что ему нечего скрывать. Но в его глазах была какая-то напряженность.

— На Аляску? — спросил он, как будто ответ его не интересовал.

Коннор оглянулся на него.

— Стая возвращается домой. Никто с курорта не присоединился к каравану.

— Выгляни в окно, — сказал Кэш, повернувшись к нему. — Нам не нужно никуда ходить, чтобы подпитаться. У нас здесь есть все, что нужно.

— Подпитка связана не с лесом. А с Авророй, и я уверен, что ты это знаешь.

— Без разницы. Никто мне не сказал, что идти обязательно, поэтому мы и не пошли. Если у вас и были проблемы, то мы тут ни при чем.

— И я так понимаю, ты не считаешь, что в этих слухах про зверя что-то есть? — спросил Коннор.

Кэш закатил глаза.

— Нагнетание волнения и дикое воображение.

Коннор с минуту смотрел на него.

— Ладно, — произнес он. — Спасибо, что выделил время, и за разговор. Мы придем на инициацию.

— Мы? — спросил Кэш.

— Я и Элиза, — сухим голосом ответил Коннор, потому что ответ был очевиден, и Кэш определенно знал об этом заранее.

Все взгляды в комнате обратились на меня.

— Вампиры не присутствуют на инициации, — проговорил Кэш, наклонившись вперед.

— Меня пригласили, — мягко сказал Коннор. — Она моя «плюс один».

— Ни хрена подобного. — Оборотень, произнесший это, был старше, примерно возраста Кэша, с грудью колесом и седыми волосами и бородой. Его кожа была загорелой, глаза голубыми и холодными. На нем были джинсы, рубашка на пуговицах с закатанными рукавами и темные мотоциклетные ботинки с цепями на подъеме.

— Эверетт, — предупреждающе произнес Кэш.

Губы Эверетта сжались в тонкую, недовольную линию, но он промолчал.

— Как тебе сообщили перед нашим приездом, — сказал Коннор, — мы будем присутствовать вместе, с благословения Джорджии и Апекса. Если у тебя с этим какие-то проблемы, ты можешь обсудить это с Апексом. Или, если тебя не прельщает поездка в Чикаго, со мной. Сейчас.

В комнате поднялись напряжение и магия, кружась невидимыми водоворотами.

Кэш снова откинулся назад.

— Я не знаю ни тебя, ни твоего старика так, как некоторые. Не так, как твоя тетя. Ты часть Стаи, и это дает тебе право находиться здесь. Мы не ищем неприятностей. Мы хотим, чтобы нас оставили в покое, чтобы мы жили своей жизнью. Нам здесь нечего скрывать.

— В том числе и от людей? — поинтересовалась я.

Кэш посмотрел на меня, сжав челюсти.

— То, что мы делаем на нашей территории, людей не касается. — «Или вампиров» — было его безмолвное дополнение.

Коннор пропустил эти слова мимо ушей, видимо, не посчитав нужным отвечать на них.

— Мы ценим твое гостеприимство. Если захочешь поговорить со мной о чем-нибудь еще, то мы пробудет здесь как минимум пару дней.

Мы не обсуждали такую долгую поездку, поэтому по выражению лица Коннора я догадалась, что он проверяет клан, наблюдает за их реакцией на то, что мы пробудем здесь какое-то время.

— Вы останетесь после инициации, — произнес Кэш.

— Я не вижу необходимости торопиться, — начал Коннор, переводя взгляд на окна. — Как ты и сказал, у вас здесь есть все, что нужно оборотню.

Загрузка...