Глава 20 Клочья паршивых овец

— Да брехня это всё, говорю вам. Полная брехня, — уверенным тоном бурчал Колдун, возясь со своим автоматом, — Уровень мобилизации никакой, организации — тоже! Да, п*здеть могут и п*здят, но по сути, что эти уродцы могут здесь и сейчас? Армия это не пиписон собачий, ты не можешь просто стукнуть кулаком по столу и нарисовать войска у границы. Никак не можешь. Тем более, что стран этих жопой жуй. Германия? Да, немцы хоть что-то могут изобразить, но никак не…

— Есть такая вещь, Алёша, — прервала его задумчиво курящая Ржа, — называется «мотивация». Даже самая жирная и тупая жопа из бюргеров или амеров может понять масштабы «Трансмира». Его хватит, чтобы эта жопа обосралась. А им показали очень многое из засекреченного. Горные фермы, Алтай-город, университетские городки…

— Заграды, Ржа. Они с заград охренели. Мотивации от такого у всех полные штаны. И снизу капает.

Я лишь нервно зевнул, услышав волшебное слово «заграды». Видел, сам охренел. Вообще наименование глупое для искусственных скальных образований, созданных для защиты и наращивания плодородного слоя почвы, но вот десятки тысяч километров этих заград, скромные и малозаметные — это совсем другой коленкор. Титанический, но почти невидимый труд, инвестиция в настоящее и будущее, предполагающее невероятное расширение посевных площадей. Про леса так вообще молчу, посадить саженец для умелого телекинетика — не просто дело одной минуты, он и после тысячи посадок не устанет. Ему не нужна техника для пробуривания лунок, он может работать на любой поверхности. А уж если их двое в тандеме…

…они работали. Много работали. Столько, что теперь распиаренные труды Аршавина не особо и смотрятся, а я как неосапиант — жестоко комплексую. И смотрю на двух ленивых узбечек, скрывающих свою истинную силу… ну, нехорошо смотрю. Не только на них, правда.

Сижу, значит, почти на поле боя, будущем, конечно, в окружении белорусских деревьев, воздуха там с почвой, тоже белорусских, но советских, а заодно тоже вполне себе советских товарищей, но вместо мыслей о текущем положении дел — поглощен впечатлениями, что урвал после просмотра пары телепрограмм с утреца. Окружающие? Вооруженные, профессиональные, с огромным боевым опытом? Они ничем не отличаются от меня, вместе пялились, «птичку» ждали. Ну а что пока делать, кроме как лясы точить? События пока развиваются довольно далеко от нас, так что играем роль штаба, резерва и кавалерии. Болтаем.

Испытываем прозрения. По крайней мере я.

Моя лицемерная точка зрения по поводу неогенов всегда базировалась на таких индивидах как я сам (а чья еще шкура ближе к телу?), либо таких, как моя несравненная начальница. Мы с ней, по сути, ничего не можем, кроме как разрушать. Воевать. Ну вот скажите, какое мне еще применение как неосапианту? Разве что ученым стать за счет того, что могу отдыхать, переходя в состояние тумана. Так что я, отвергая от себя судьбу солдата и убийцы, воспринимаю самого себя как обычного человека, которого шантажом заставляют использовать неприятные и ненужные способности. Мне плевать, сколько горя, хаоса и зла могли причинить те, кого я убил, потому что их уже нет. Не существует. Мои достижения нельзя пощупать руками, ими нельзя восхититься, их не будут вспоминать благодарные потомки. Поэтому я, в своем тщеславии и общей душевной мелочности, нахожу их несущественными.

Но что бы было, будь у меня телекинез Аршавина, этого Героя СССР и типа, который просто позабыл слово «отдых» много лет тому назад? Смог бы я также самоотверженно день за днем в невыносимой скуке повторяющихся действий менять ландшафты, вырезать ямы под фундаменты, переносить грузы столь большие, что для их перевоза была бы нужна своя инфраструктура?

В нерукотворном памятнике команд «копух» нет ни величия, ни показной грандиозности. Тяжелая вымарывающая работа, та самая, которая «скотинит» и «зверит». Может быть, та самая, которая позволяет существовать нам, разрушителям и вредителям. Или мы позволяем существовать ей. Не суть. Бесчисленные туннели, шахты, заграды, выровненные горные плато, расширенные горные дороги, комфортные и безопасные, метро, трубопроводы…

Они день за днем делали сказку былью. Я помню лица этих самых легенд, растерянные и счастливые, когда они пытались общаться со своими детьми в том пионерском лагере, куда направили и нас. Помню, как они себя вели. Люди, почти разучившиеся жить так, как понимаю это я. Уставшие, изможденные, потерявшие все жизненные ориентиры, кроме самых главных. Они не сделали сказку былью. Не построили зиккурат. Не превратили Марс в цветущий сад. Но сделали достаточно, чтобы мир, то есть конкурирующие страны, взвыли в панике, поняв, на сколько миллиардов трудовых человеко-часов их опередили.

Я бы так не смог. Не с моей памятью, в которой очень свежо демонстрируемое в прошлом мире пренебрежение достижениями советских хозяйства, промышленности и техники. Именами, памятниками, историей. «Аршавин? А… что-то помню, вроде бы в школе проходили…» — пренебрежительно и мимолетно скажет какой-нибудь соплежуй в будущем, отворачиваясь от собеседника и погружаясь в историю, которую перед ним услужливо разворачивает автор желтой книги. Историю, где всё достается легко, где уважение, почёт, социальный статус, богатство и любовь можно просто взять силой, которую тебе подарит сюжет. Тупой, бессмысленной силой, не имеющей никакого другого применения кроме как «защищать своё».

Вот она, эта сила. В моих руках. Сделал я ей что-то хорошее?

…только по приказу. По указанию. По совету.

Знаете, что было бы, не будь этих приказов? Другой вариант «Омского выжигателя». Может быть умнее, хитрее, образованнее… но точно такое же ничтожество. Даже не потому, что я обязательно скурвился бы, либо позволил себе проявить какой-то особый сволочизм, а просто потому, что, умея многое, не знал бы, как и где это многое нужно применить. «Доброхот», «злыдень», или жопа с ручкой вроде сестриц Умаровых, они рождаются потому, что желают применять силу по своей воле и разуму, но скудость этого разума? Его нищета? Его узколобость? Это нищета и скудость обезьяны, научившейся размахивать тяжелым молотком. Только вот дом она не построит. Сортир даже не построит. Максимум отнимет, да награбит денег, чтобы заплатить тем, кто умеет. Бытие определяет знание.

Люди и неогены никогда не будут равны. История человечества не создала и не будет создавать для неосапиантов утопического будущего, в котором они, пользуясь всеми благами уже-не-своей цивилизации, небрежно протягивают сверхъестественную руку помощи простым слабым человекам за большой и жирный бакшиш. «Простые и слабые», нагнувшие природу и собирающиеся нагнуть космос, не потерпят такого отношения. То, что люди не терпят — то они пытаются уничтожить. Прямо как сейчас.

— Эй, Симулянт! Ты чего молчишь? — донеслось до меня приглушенное. Кажется, от Егора, водителя Окалины?

— Задумался, — коротко ответил я, вставая на ноги.

— Вещь хорошая, конечно, но твои уже уходят. Шевелись давай.

— Ага, иду!

Эта страна — не мой дурак-заказчик. Не мой наниматель, нарушающий права по контракту. Нет никакого контракта. Он остался в другом мире, там, где он был заплаткой на месте большой дыры, в которой плескалось лишь море горечи и унижения. Только её уже нет, этой дыры, а сама заплатка, которой я продолжаю автоматически прикрываться — лишь грязные разводы на листе жизни.

Поэтично? Ну да, это я лбом с белорусской березой поцеловался. Всё, хватит мечтать и раздуваться от величия совершенно невовремя воскресшего патриотизма. Тем более, на глазах «моих» — пары незнакомых неосапов с автоматами, которых Окалина отрядила в помощь нашему братству психических инвалидов.

— Симулянт? Приём, — голос Юльки раздается в моем ухе, на этот раз из микрофона.

— Приём. Симулянт на связи, — спеша по лесу за своими, тихо отвечаю я.

Девушка-призрак докладывает оперативную обстановку. Я внимательно слушаю, продолжая перемещение.

Разумеется, Окалина-старшая лгала на том жалком подобии брифинга, что проводился в самолете с нашей командой. Точнее, дозированно выдавала информацию. Не было никакой «жалкой горстки недоубитых Витей беглецов», была агентурная группа, идущая на прорыв. Не одна, а несколько, усиленных отрядом неогенов-резидентов. Встречать их должны были немногочисленные агенты «Чистоты», которые должны будут телепортатора-эвакуатора после передачи и проверки контейнеров с артефактами.

Проще говоря, намечалась небольшая война. В этом событии мне и моей группе отводилось просто прикрыть одно из направлений, не более. Тем не менее, понять Окалину я мог легко. Операции, подобные этой, всегда проводятся под покровом ночи. Любая пара рук и глаз не лишняя… в разрезе этой тайной войны.

Первые стычки уже шли. Не имея возможности быстро стянуть существенный перевес в силах, товарищ майор разбила подчиненных на небольшие группы перехвата, отправив первым делом в бой наиболее опытных из обычных бойцов. Мы, по сути, раскинули на лес сеть, заточенную под вылавливание определенной группы, переносящей контейнеры. Противник двигался через лес также небольшими группами, так что мы вполне могли втроем напороться.

Но не напоролись. Вышли к группе моих моджахедов, встревоженно озирающихся по сторонам. Им оперативной обстановки от Юльки не досталось, воевать умел только Слон, поэтому все, несмотря на сенсорные возможности отряда, сильно нервничали. И было с чего — треск автоматных «троек» и «двоек» тут, на полянке, был прекрасно слышен. Война в ночи, хех. И единственный способ надежно отделить своих от чужих — это светоотражающие полоски, наклеенные на нашу униформу в определенном порядке прямо во время перелета. Секретность, чтоб её.

Отняв первым делом у свалившейся мне на голову Трески гранаты, чем обрадовав девицу до умопомрачения, я затеял общий сбор. Чтобы счастье слишком уж не давило на межушное пространство панкушки, я позвал обеих сестриц Умаровых, а затем вручил их Довлатовой, назвав полученное трио летающим кораблем разведки и быстрого реагирования. Быстро опросив приданных нам в усиление бойцов, я проинструктировал феечек о их способностях, чтобы они впотьмах своих не зашибли, а затем отправил болтаться около верхушек деревьев со стороны предполагаемой атаки. В ту же сторону, пользуясь советами солдат, отправил и всех призраков Акриды, дав задание болтаться по местности с настороженным видом для отвлечения внимания. Сама писательница уже сидела в небольшом окопе вместе с телом патрулирующего по округе Конюхова и прикрывающим их Слоном.

Ну, а теперь усилим эту сомнительную инсталляцию…

Я превратился в туман, начав расползаться по окрестностям. Теперь за главного башкир, которому я оставил связь с Юлькой.

Неосапианты при всём своем желании (когда оно у них есть) не могут быть супергероями. Никак, это сказка. У суперов в кино и книгах обычно сбалансированные способности, дающие надежную универсальность для ежедневного героизма, а вот мы? Отнюдь. Именно поэтому «когти» таскают автоматы, именно поэтому у всех нас огнестрел. У врага тоже. Зачем, спросите, огнестрел, если неоген может выдать струю пламени метров на полсотни или там, скажем, лучи смерти какие-нибудь (Коробок! Сдохни!).

Так вот, объясняю вам, дорогая моя несуществующая публика. Видите Витю? Вот он, вокруг полянки разлегся в ночном белорусском лесу? Квадратов на пятьсот расщепырился? Видите? Ну, с высоты птичьего полета?

Вот и хорошо. А Витя — ни хера не видит! Нихерушеньки! Ни зги!

Потому что ночь. Потому что лес.

А теперь вспомните «Омского Выжигателя» и его «виртуозное» владение своими сферами? Правильно. Неогены — почти люди. Мы можем что-то мочь, но почти во всех случаях наши органы чувств остаются обычными. Поэтому даже многоталантливая, хоть и бестолковая, Треска сейчас висит где-то возле верхушки дерева, тревожно вслушиваясь в сухой треск очередей, доносящийся издалека. Она ничего не видит. Она может только висеть в воздухе, быть невидимой и… держать сестёр, которые вполне неплохо ощущают пространство.

Полчаса прошли практически незаметно. Вся наша компашка даже умудрилась слегка расслабиться, оставаясь, тем не менее, готовой к… чему-нибудь. Как минимум, морально.

…но готовыми к тому, что всё пойдет по-американски, мы не были ни разу.

Дерьмо, как говорится в Пендосии, взбурлило внезапно.

— Изотов! — напряженный голос Окалины в ухе Слона привлек мое внимание, — Бери моих пацанов и мухой в Б-три… нет, Б-дв…

Шипение в ухе напрягшегося башкира, поводящего по полусфере своего сектора автоматом, внезапно сменило тональность, как и тон голоса майора.

— …всем! Циркулярно! Квадрат Б-2! Код Ахинея! Повторяю! Код — Ахинея!

Что за код я узнал буквально через минуту, когда мы снова бежали в ночи. Точнее, бежали парни, а я, бросив пару успокоительных слов башкиру, летел вокруг них, слегка уплотнившись.

— Ахи-не-я, — прерывистым голосом бормотал один из парней, — Это — всё! Противник! Максимальной! Опасности! Валить! Всех! Всем! Чем! Можно!

— Круче… — вторил ему второй, — Не! Бывает!

Я сам не понял момента, когда оказался посередине хаоса. Тьма, лес, ночь, бешено мечущиеся лучи фонариков, стрекот автоматов и пистолетов-пулеметов. Вспышки и хлопки, свет от активируемых способностей и глухие вскрики людей. Всё это превращало белорусский лес в карнавал ужасов, на которых я в своей форме был совершенно лишним гостем.

Для начала мне пришлось потерять своих. Срочная необходимость скрутиться в более плотную форму, чтобы не мешать и не заражать жутью союзников, оставила меня в темноте и под градом пуль. Увернувшись от трещащей энергии странного импульса, шедшего по мне рикошетом между деревьев, я, заметавшись, начал разрывать дистанцию, уходя по дуге всё выше между деревьев.

Начались очень невеселые салочки. По мне стреляли и запускали всякое, вынуждая метаться над деревьями, проклиная всё подряд в попытках идентифицировать хоть кого-то. Моё поведение и форма безусловно отвлекали противника, заставляя пользователей способностей демаскировать себя, но, с другой стороны, я представлял из себя большую и удобную мишень.

За это и поплатился, когда кто-то из врагов народа жахнул по мне невидимой способностью, вынуждая ощутить себя на пару секунд котом в микроволновке.

Боль была жуткая, но прошла быстро, не успел я метеором долететь до земли, трансформируясь чуть ли не в процессе. Превратившись в человека, тут же пригнулся, покрывая тело слоем сверхскользкой слизи, а затем рванул к ближайшему человеческому силуэту, уютно устроившемуся за деревом и долбящему с автомата куда-то вдаль.

Вспышка света. Полосок нет. Чужой.

Пинком ломаю человеку позвоночник, а затем, чуть замешкавшись от зло свистнувших над головой пуль, вновь становлюсь туманным червяком, тут же начиная двигаться на максимальной скорости, но у самой земли.

Так-то лучше.

Теперь происходящее из калейдоскопа редких вспышек в ночи стало нормальным, почти уютным филиалом ада. Я метался между деревьев длинной всевидящей (но страшно близорукой) змеей, разглядывая окружение со всей поверхности тела. Окружение отстреливалось, периодически применяя свои силы, я периодически уклонялся или терял часть своей субстанции. И то и другое было приемлемым исходом. Всё, что выпущено врагами в меня — не выпущено в других. Так прошло минуты три, целая вечность в перестрелке, особенно когда противники могут устроить полный кавардак своими внезапными перемещениями, вспышками и лучами. Почти бестолковые минуты. Я оказался удивительно бессилен в лесу, где превращение в человека грозит пулей от любого свидетеля (на мне нет полосок!), а любую слизь можно спокойно оттереть. Четыре человека, у которых не оказалось светоотражающих нашлепок? Мелочи. Они, кажется, даже не были неогенами…

…потом я нашёл Егора. Мужик, только что кого-то зарезавший, мирно перетягивал жгутом раненную ногу, когда я нарисовался рядом.

— Егор! — тут же обозначился я, налепляя ему кусок густой слизи на дыру в ляжке. Вон у него в ухе переговорное устройство, скажет же, что делать!

— Еп твою мать! — тут же отреагировал, дёргаясь, громила, — Ты…

Неизвестно, что он хотел сказать, нам обоим стало не до беседы. Загадочную ночь белорусского леса уверенно сменял свет. Розовый такой, плавно набирающий силу, исходящий из источника, находящегося… довольно далеко от нас. Он сиял, как восходящая звезда.

— Это Ржа! Бегом к ней! — гаркнул мне водитель майора, — Бегоом!!

Я рванул вперед, прямо на эту «звезду», но быстро был вынужден замедлиться. Свет на то и свет, чтобы вокруг все внезапно прозрели, а я снова стал для всех этих людей понятной и удобной мишенью. Но тут уже было не до раздумий…

Полулежащий у дерева вояка направляет на меня горящую зеленым светом ладонь. Повинуясь его способности, листья, ветки и прочий мелкий хлам, подсвечиваясь тем же зеленым светом, летит ко мне и сквозь меня со страшной скоростью. Отвечаю незамедлительно, умело вбивая в раскрытый рот туманное «щупальце», привычно ставящее смертельную слизевую заглушку на легких. Дальше.

Автоматчик. Просто хватаю человека, ударяя головой о дерево. Некогда отвлекаться. Еще один. Этот не так прост, он успевает бросить мне навстречу гранату, а затем еще и выдохнуть в «лицо» облако жгущего псевдоматериального пепла или чего-то похожего. Пепел шипит, погасая от производимой мной слизи, насыщающей туман, граната безвредно сечет мою псевдоплоть осколками, а человека я валю с ног простым толчком, переходящим в целенаправленное насаживание бойца на торчащий из земли сук.

Дальше. Быстрее. Не обращать внимания на прилетевшую сбоку вспышку зеленого, повредившую как бы не сильнее, чем всё остальное, вместе взятое. Объявлена высшая опасность, Окалина врубила своё розовое пламя, а я…

… вожусь тут.

Обнаженный горящий человек, от которого прямо исходит гул рвущегося с поверхности кожи пламени, бросается на меня как вратарь. Уклоняюсь, швыряя в него небольшим трухлявым полешком, спешно пытаюсь убрать «хвост» подальше от опасного типа. Тот не успевает подняться на ноги, будучи изрешечен очередью из автомата. Меткий стрелок, чье бледное измазанное грязью лицо (принадлежащее водителю майора) я еле увидел, уже машет мне вслед руками.

Мол, быстрее!

Хорошо хоть поворачиваться мне не надо… Только что я смогу один и голый против пуль? Это если еще смогу собраться назад в человека…

Егора не стало мгновенно. Вот он стоит с оружием в одной руке и еще машет мне в хвост, а вот на его месте… взрыв. Не обычный, а просто рванувшая вверх и в стороны почва. Целый фонтан.

Я вижу это, продолжая приближаться к источнику розового света, огибая деревья, пропуская через себя кусты, стараясь закрутиться вдоль своей оси еще быстрее, выжав на каплю скорости больше. Мы не в сказке, где кидаются на помощь… хотя удержаться сложно. А мне нельзя, никак. В отличие от почти всех здесь присутствующих, розовый свет меня не слепит.

На поляне творилось светопреставление. Тут было десятка полтора людей, активно стреляющих из всего, что только можно по стоящей посередине поляны голой и светящейся Окалине, разглядывающей атакующих с скрещенными на груди руками и пренебрежительным выражением на лице. Правда, всё это богатство в виде пуль, лучей, гранат, вспышек и прочего неогенства блокировалось сферическим прозрачным щитом, бывшим в диаметре метра четыре. Под ним себя все чувствовали неплохо — как Окалина, так и лежащий у неё за спиной на груде ящиков с ручками Коробанов Тимур бать его Витальевич, которого за распростёртые в стороны руки держал еще один мужик с напряженным до выступивших вен лицом. Бородатый и незнакомый. Розовое пламя, покрывающее могучую женщину, отражалась от поверхности сферы неуязвимости, превращая её в огромный светильник.

На всех троих не было ни царапины, каким-то образом раздутая неуязвимость Коробка работала на все сто процентов, только вот в ситуации был один неприятный нюанс. Точнее, он появился с моим прибытием

Я — был снаружи. Как и враги, тщетно пытающиеся пробить барьер.

Времени на раздумья не было, но отвратная рожа Коробанова, послужив напоминанием о его неуязвимости, помогла сразу принять единственное из возможных решений, доступных, после оценки ситуации. Я на всей дури, ничуть не угасшей после врыва на поляну, полетел в атаку!

Никаких превращений, никаких маневров, ничего, кроме таранного удара моего «мордой» в кривящуюся рожу враждебного элемента с попутным вымазыванием её, этой рожи, слизью! Самым тягучим, самым липким, самым гадким её вариантом!

Наверное, не будь я под впечатлением от увиденных мной достижений «копух», хрена лысого я бы так поступил. Максимум бы сшиб пару человек, может быть, даже засунул им в глотки свои фирменные заглушки, но потом бы, увидев, что нахожусь буквально с голой жопой против целого стада противников, я бы удрал. Как минимум отступил, чтобы работать как поддержка, а не ломовым лосём, которого буквально приманили как светлячка на огонь, а затем подставили под удар.

Но это был не тот случай. Моё длинное тело жарили, жгли, пробивали насквозь пулями, меня пытались разорвать (и разрывали) другие силы, но я всё равно пёр вперед по кругу, от рожи к роже, пихаясь, может быть, и слабее с каждым новым тычком, но вот измазывая — всё подряд! Хорошо, качественно, надежно! Главное глаза залепить, а там кто-нибудь да поможет! Человек без глаз слаб, жалок и уязвим, это вам даже жопа Выжигателя скажет!

Быстрее, быстрее, быстрее! Лицо, лицо, лицо, лицо! Быстрее! Еще быстрее! Главное — завершить круг, вывести этих гадов из боеспособного состояния, а там уже удеру! Всё равно назад не превращусь уже! А значит — быстрее! Лицо, лицо, лицо!

Я не слышал, как вокруг раздаются выстрелы, выкашивающие обезвреженных мной неосапиантов «Гидры». Не слышал, как предупреждающе кричит Ржа, приказывая мне отступать, хотя бы взлететь повыше. Даже серии взрывов, окруживших эту сферу неуязвимости, я не услышал, не увидел, и не ощутил. Хотя должен был… еще как должен был.

Но если так подумать — разве герои оглядываются на взрывы?

Конечно, нет…

Загрузка...