СКВАЖИНА

Каранха, король Нор-Ум-Бега, вернулся в свой город ранним вечером второго дня их заключения. Но когда пленников привели к нему, тьма уже спустилась на остров, отгороженный от низко стоящего над горизонтом солнца исполинской стеной воды.

Огни факелов освещали тронный зал. При первом же взгляде на короля молодой ацтланец понял: этого человека вряд ли смогут обмануть наивные заверения Нунганея о божественном происхождении Коренис и его самого. Незаметным знаком из языка жестов, общего для разноязычных племен Алата, Гвальхмай велел абенаки хранить молчание, и Нунганей кивнул в ответ. Но сделанного не воротишь.

Каранха был гигантом с бычьей шеей и мощной мускулатурой. Руки и ноги его густо заросли рыжими волосами. Огненные космы спадали на яростно блестящие глаза и спутанную бороду короля.

Небрежно развалившись на троне, он угрюмо рассматривал чужестранцев сквозь нечесаные лохмы и время от времени подносил свою мясистую лапу ко рту, чтобы пососать кровоточащую рану на запястье.

Некоторые из присутствующих в зале воинов носили повязки или прихрамывали – отсюда Гвальхмай заключил, что карательная экспедиция правителя против обитателей леса прошла не вполне успешно.

Либо саднящая боль, либо воспоминание о том, каким образом получено ранение, раздражали короля и приводили в настроение, гораздо более скверное, чем обычно. Окружающие Каранху воины относились к нему с боязливым почтением, и трое чужестранцев поняли, что правитель, как и его подданные, подвержен вспышкам неожиданной ярости и склонен к жестоким капризам.

Сопровождавший гостей Баралдабай приблизился к королю и тихо прошептал ему на ухо что-то неразборчивое. Каранха тут же внимательно и заинтересованно осмотрел Гвальхмая и задержал взгляд на огненном оружии у пояса юноши. Затем он повелительно поманил Гвальхмая к себе жирным пальцем, на котором сверкали драгоценные камни, и без лишних предисловий приступил к делу.

– Хранитель Башни доложил мне о том, что я вижу и сам собственными глазами, – прогремел король на языке абенаки. – Ты носишь при себе оружие Древних, основателей этого города. Откуда оно у тебя?

Гвальхмай замялся, придумывая ответ, который не выдал бы происхождения Коренис.

– Впрочем, все равно! Дай-ка его мне, – перебил юношу король, протягивая руку.

Гвальхмай метнул на девушку вопросительный взгляд. Та незаметно кивнула, и молодой ацтланец неохотно отдал оружие.

Каранха принялся неловко вертеть его, и пленники мысленно молили небо, чтобы он ненароком снес себе голову огненным лучом. Наконец, подняв глаза от оружия, великан прорычал слуге:

– Приведи-ка тех полевых рабов!

Группу искалеченных, истекающих кровью людей загнали в зал и выстроили у стены напротив трона. Некоторые рабы находились при смерти и не могли идти самостоятельно – их поддерживали товарищи. Очевидно, то были несчастные жертвы жестокого и бессмысленного насилия со стороны злодеев, находящих удовольствие в зрелище чужих страданий. Облегченный вздох Нунганея свидетельствовал о том, что его друга нет среди этих рабов.

Король устремил на Гвальхмая тяжелый взгляд.

– Наши склады до отказа забиты подобными приспособлениями – и ни одно из них не работает. Если действие твоего оружия соответствует описанному в легендах Нор-Ум-Бега, я назначу тебя главным хранителем оружия и командиром сотни!

Он поднял раструб, прицелился и нажал на спуск. Эхо продолжительного разряда загремело в огромном зале, и обугленные бесформенные массы, которые только что были людьми, попадали на пол, наполовину погребенные под завалами выбитых из стены камней. Не обращая внимания на чинимое им разрушение, Каранха продолжал поливать огнем пространство вдоль всей длины противоположной стены. Он еще не успел закончить, когда луч начал быстро гаснуть: из ослепительного бело-голубого цвет его превратился в темно-красный и затем в угольно-черный.

Каранха в бешенстве обернулся к троим пленникам.

– Ваших рук дело? Как перезарядить это оружие?

– Отправляйся в Миктлампу и выясни это сам, ты, кровавый убийца!

Гвальхмай выхватил меч, а абенаки и девушка прижались к молодому человеку теснее, молчаливо одобряя его действия. Но Гвальхмай оказался недостаточно проворным. Дюжина стражников набросилась на них с Нунганеем и молниеносно скрутила, подавив одним количеством. Молодых людей, безоружных, потащили прочь, а Коренис, которая почему-то не спешила применять свою чудесную силу, мирно повели в другую сторону. Девушка незаметно улыбнулась товарищам, призывая их не падать духом.

Каранха, вне себя от ярости, крикнул вслед пленникам:

– Покажите им Скважину! Спустите их вниз со сменной бригадой, но к утру возвратите в тюрьму. Пускай решают, говорить со мной или умереть!

Молодых людей выволокли на улицу, поставили в строй приблизительно из сорока рабов, израненных не столь сильно, как предыдущие, и сковали длинной цепью с остальными. Затем под надсмотром бдительных стражей их вывели из города через ворота в стене и погнали в открытое поле. Оставив за спиной примерно милю пути, они приблизились к нагромождениям огромных зазубренных камней, превышающим высотой дома.

Насколько мог видеть в сумерках глаз, повсюду слева и справа высились подобные курганы – горы отбросов, оставшиеся после какой-то деятельности, достойной титанов.

Здесь стражники зажгли факелы, и процессия продолжила путь при мерцающем свете огней. Они двигались по хорошо утрамбованной дороге и спустя полчаса энергичной ходьбы вышли из заваленных каменными обломками полей на открытое пространство. Здесь стояла высокая металлическая башня с приводным колесом наверху, через которое проходил трос, и прикованные цепью к ручке ворота рабы ожидали их прибытия.

Без отлагательства стражники отделили от группы десятерых рабов и завели их на платформу, которая мгновенно начала опускаться под землю и скоро исчезла с глаз под оглушительный лязг лебедки и щелканье бичей.

Вскоре она снова поднялась, нагруженная обломком скалы, мокрым и сверкающим при свете факелов. Рабы выступили вперед и убрали валун с платформы, после чего на нее загрузились очередные десять человек и последовали за предыдущими.

Это повторялось снова и снова – и наконец Гвальхмай и Нунганей тоже начали погружаться в недра земли. Стены шахты в верхней ее части были обшиты металлом и досками. Но потом тоннель пошел сквозь скальное основание – там гранитные стены оставались необлицованными. Молодые люди увидели внизу свет, и скоро платформа с металлическим лязгом остановилась.

Но здесь шахта не кончалась: они очутились в широком просторном помещении, где находился другой подъемный механизм, обслуживаемый новой бригадой рабов. В этом помещении их ожидала другая платформа и после того, как с нее сняли обломок скалы, пленники ступили на исцарапанные доски настила и продолжили спуск.

И так они спускались от камеры к камере по огромной шахте, которой, казалось не будет конца. Стало трудно дышать. Малейшее движение требовало огромных усилий. Воздух был словно напитан туманом, и факелы уже не горели на этой глубине.

Они миновали залы, тускло освещенные гроздьями фосфоресцирующих грибов, растущих на специально оставленных здесь для этой цели гнилых бревнах. Гнилушки мерцали на полах, и с потолков свисали на длинных веревках светлячки, которые мигали, словно крохотные звездочки, слабо колеблясь в медленных потоках мертвого воздуха.

Глаза пленников вылезали из орбит, в ушах шумело от давления глубины. На одной платформе поднялось мертвое тело. Вслед за камнем они сняли с подъемника труп и спустились еще на один пролет.

Шахта начала сужаться: платформы теперь едва вмещали пятерых человек и двигались по ней с трудом. Люки-затворы в полу открывались, когда подъемники опускались, и закрывались, когда те двигались вверх. Движение платформ, подобно поршню в насосе, способствовало перемещению потоков затхлого воздуха.

На этой глубине грибы уже не могли расти и их сменила фосфоресцирующая краска – в излучаемом ею туманном мерцании молодые люди едва различали окружение. Другие пленники, хоть и они тоже страдали, все же, казалось, переносили мучения легче. Они продолжали двигаться вниз: убирали с очередного ожидающего их подъемника валун и спускались все глубже и глубже на платформах, приводимых в движение обращенными в животных рабами.

Наконец молодые люди услышали стук кирок и молотов внизу и скоро прибыли в частично недостроенную камеру, вырубленную в базальте на глубине многих миль под самым нижним слоем земной коры, доступном людям ныне. Здесь, в темном чреве Земли, рабы трудились и умирали по приказу Каранхи, короля, который продолжал осуществление планов правителей Нор-Ум-Бега, умерших задолго до его царствования.

В этой пещере находился измазанный светящейся краской человек. Сгорбившись под тяжестью ведра и кисти, он с трудом набирал в измученные легкие воздух. Другой человек, задыхаясь от слабости, склонился в изнеможении над своим молотом. Глаза его были закрыты, и он не открыл их, когда надсмотрщик, сам чувствующий себя немногим лучше, принялся подгонять его кнутом.

Молоты и кирки гулко стучали в густом воздухе. После каждого удара откуда-то снизу, из-под скального основания под ногами рабочих, поднималось эхо. Сначала Гвальхмай и Нунганей посчитали сей отзвук за простое эхо. Но когда работа приостановилась для смены людей, глухие удары продолжали доноситься из недр земли. Было совершенно ясно, что на некоей ужасной глубине шло строительство другой шахты, ведущей наверх, навстречу этой, проложенной ценой непереносимых мучений.

Кроме самой низкой камеры Скважины, два товарища не увидели больше ничего. Едва Гвальхмай успел осознать весь ужас многолетнего изнурительного труда, как у обоих молодых людей из ушей и ноздрей хлынула кровь, и они рухнули без сознания на щербатый пол. Пленники не помнили, как их грубо отволокли на ближайшую груду камней, как торопливо перекладывали с платформы на платформу, которые рывками медленно поднимались по пролетам к верхним уровням шахты.

Дуновение прохладного воздуха привело их в чувство. Открыв глаза, они увидели над собой звезды, сияющие в далеком круглом отверстии с неровными краями. Отверстие становилось все больше и больше, и звезды превратились наконец в яркие факелы. Чьи-то руки подняли молодых людей, несколько ударов привели их в чувство, и затем, подобно бездушным автоматам, они пошли, шатаясь и тяжело переставляя ноги, назад к городу.

По возвращении в Храм Посейдона пленников повели куда-то по круто уходящему вниз темному душному коридору, стены которого блестели при свете факелов от вонючей слизи и плесени.

Каранха встретил их, проводил вниз и проследил, чтобы пленников заперли за железной решеткой. Стражники удалились, и король прорычал.

– Итак, ты могучий Глускап, сын Горы? И явился сюда проведать Хоббамока, как мне доложили! Что ж, здешние рабы что-то болтают о Хоббамоке, но мы такого не знаем. Может, ты рожден быть рабом?

Ты умрешь завтра позорной смертью невольника, Глускап, если не откроешь мне того, что я хочу знать. Возможно, ты вернешься в Скважину и будешь работать там столько времени, сколько сумеешь прожить. Обещаю тебе: живым ты оттуда не выйдешь. Или мы решим разделаться с тобой по очаровательному обычаю твоей страны. Мы должны быть гостеприимны и сделать все, чтобы гость чувствовал себя как дома.

Не обмотать ли тебя раскаленными докрасна цепями? А может, погреть тебе ноги горячими углями? Или насыпать золы в глаза? А? Возможно это освежит твою память.

– Чтоб Владыка Тьмы взял тебя! – проворчал Гвальхмай и с омерзением отвернулся от короля. Казалось, это сильно позабавило Каранху. Он взял факел и пошел прочь по коридору, посмеиваясь в бороду.

Наконец молодые люди как будто остались одни. Тишину нарушали лишь шорох крыс по углам камеры. Нунганей в темноте повернулся к Гвальхмаю и пробормотал.

– Этот Сахем! Это не человек! Говорит, он никогда не слышал о Хоббамоке. По-моему, он-то сам и есть Хоббамок Мерзкий и никто другой! Тело, которое ты выбрал для себя, Глускап, слишком слабо, чтобы сражаться с норумбежцами. Это просто демоны. Как ты полагаешь, Женщина Ночи сможет справиться с ним?

Гвальхмай коротко рассмеялся.

– Кто? Коре… Бумола? Она в состоянии позаботиться о себе. Не беспокойся за нее. Мы окажемся на свободе прежде, чем ты успеешь опомниться. Что же касается этого тупого болвана… этого рыжего медведя! Если бы он только знал, что для подзарядки огненного оружия следует всего лишь поднять пластину на торце ствола и на час дать солнечным лучам доступ во внутренности трубы…

Взрыв дикого хохота прервал Гвальхмая, и в темном коридоре послышался топот босых ног, когда их невидимый слушатель поспешил наверх.

– Наверно, Каранха не знал этого раньше, отрывисто заметил абенаки. – Но скоро узнает. Все, что нам остается, – это молиться Кехтану и раскрашивать тела для смерти.

Гвальхмай застонал. Лишь одна мысль несколько утешала его в этом приступе отвращения к самому себе: кольцо. Мерлина на его пальце оставалось холодным. Значит, опасность была еще не очень близко.

В ту ночь над всей Северной Алата простиралось холодное безоблачное небо. В самом воздухе, казалось, потрескивали электрические разряды, и над Внутренним Морем плясали Призрачные Танцоры, заставляющие бледнеть холодное великолепие луны. Возможно из-за испарений огромных месторождений меди в этих землях или из-за других, более страшных причин, высоко в небесах появились очертания птицы с широко распростертыми крыльями.

Люди на земле поднимали глаза к небу, смотрели на птицу и задавались вопросом: двинется ли она с места, полетит, предвещая войну между народами? Старый Хайонвата, вызванный из своего вигвама в Онондага, увидел зловещее алое сияние дрожащих крыльев, распростертых над Длинным Домом Пяти Народов и, прищурившись, подумал о необходимости собрать совет и выяснить, какая опасность угрожает племенам.

Птица двинулась на восток. Старый вождь облегченно зевнул и с успокоенной душой вернулся к своей меховой постели.

Светящееся изображение не изменило своих очертаний. Оно продолжало двигаться, набирая скорость и мерцая сначала тускло, потом все ярче, излучая странное пульсирующее сияние и меняя цвета. Подхваченный снизу или подталкиваемый сзади таинственными магнитными потоками верхних слоев воздуха, орел быстро летел на восток вдоль Дороги Призраков.

Пролетая над спокойными селениями абенаки, он тускло засиял пастельными тонами, означающими мир, – розово-жемчужными, металлически-голубыми и всеми оттенками желтых – и, описывая широкую дугу, устремился к морю.

Очертания птицы не изменились, когда она зависла над Нор-Ум-Бега, но цвет ее стал сначала кроваво-красным, потом огненным, и зловещий ореол, подобный облаку дыма, окружил ее.

Каранхе доложили об этом явлении, и он спешно поднялся с постели, дабы взглянуть на небо, и рассмеялся от сознания своей силы при виде доброго предзнаменования, которое обещало ему успех в очередном весеннем набеге на материк. Под ним, в подземной тюрьме, откуда ничего не было видно, Коренис незаметно кивнула самой себе, а два ее друга в это время спали в другой камере беспокойным сном, ничего не ведая о предзнаменовании…

Загрузка...