Глава семьдесят первая

После завтрака королева Ортруда приказала подать коляску, — хотела ехать к вулкану. Напрасно губернатор, комендант и мэр согласно уговаривали ее не делать этого. Она решительно сказала:

— Я для того и приехала сюда, чтобы взойти к самому краю кратера.

Королева Ортруда села в коляску всесте с губернатором. Она взглянула на окна и стены губернаторского дома. Белые когда-то стены красивого дома над морем были теперь тускло серы от золы и от пепла.

В одном из окон королева Ортруда увидела лицо своей матери. Королева Клара плакала горькими слезами, и крестила Ортруду.

Тяжелою тоскою сжалось сердце бедной королевы Ортруды. Так захотелось вернуться в милую Пальму, на гордую башню старого королевского замка.

Королева Ортруда сказала сурово, ни к кому не обращаясь:

— Пожалуйста, скорее!

Губернатор сделал знак рукою, и коляска помчалась по улице, ведущей за город и к вулкану. Перед коляскою королевы пустили взвод конных карабинеров, а сзади ехало еще несколько экипажей с лицами ее свиты, с местными чиновниками и с мэром Драгонеры.

За экипажем королевы Ортруды долго бежали толпы каких-то воющих людей. И опять долго слышались безумные женские вопли:

— Спаси нас, королева Ортруда!

Путь к вулкану был тяжел. Дышать становилось всё труднее, — от пепла и от дыма, который делался гуще и гуще. Песок дороги был смешан с теплым пеплом. От этого он был вязок; колеса экипажей втягивались в него, как в жидкую резину, и еле двигались.

Потом пришлось ехать верхом. Тучный комендант, садясь на лошадь, упал в обморок. Пришлось уложить его в коляску, и отправить обратно в город.

Дорога различалась с трудом. Дым клубился. Все пламенее и багровее были его мерные колыхания, и они были похожи на дыхание гигантского зверя, смрадное дыхание, веющее прямо в лицо поднимающимся к его мрачному логовищу. Становилось ясно, что дальше опасно ехать.

Королева Ортруда настаивала:

— Вперед как можно дальше.

И вот уже подъехали к вулкану совсем близко. Лошади стали метаться, испуганные, задыхающиеся. Королева Ортруда и ее спутники сошли с лошадей, и прошли еще с полсотни шагов. Лошадей пришлось отвести вниз, к экипажам. Губернатор сказал:

— Дальше опасно.

Королева Ортруда быстро пошла вперед. Теобальд Нерита не отставал от нее, — только один он. Королева Ортруда сказала ему:

— Милый гофмаршал, я очень благодарна вам за то, что вы проводили меня так далеко. Но дальше я должна идти одна.

Теобальд Нерита остановился. Но, когда королева Ортруда отошла шагов на пять вперед, он тихо пошел за нею, стараясь оставаться всё время в одном и том же расстоянии от нее.

Вся закутанная облаком дымным, багрово-черным, королева Ортруда подошла к краю кратера. Когда она открыла рот, чтобы говорить, густой дым втеснился в ее легкие, и заставил ее кашлять мучительно долго, так что в виски стучала кровь, и багряно стало в глазах. Но, тяжким усилием преодолевая тяжесть дыма, воскликнула королева Ортруда:

— Силами неба и земли заклинаю тебя, вулкан, — уйми свое неистовство, утиши свой гнев, замолкни, и народу моему не грози!

Трижды повторила королева Ортруда свое заклинание. Но не внимал вулкан словам королевы Ортруды, и чары ее были бессильны. Ничто не изменилось вокруг, не дрогнул и не рассеялся облак дымный.

Королева Ортруда умолкла, и стояла в бессильной печали. Нестерпимый жар охватывал королеву Ортруду. Раскаленный камешек покатился откуда-то из дымной тьмы к ее ногам. Королева Ортруда чувствовала, что сейчас она упадет, задыхаясь. Оставаться здесь дольше было невозможно. Надо было и ей возвращаться.

Возвращаться, подвига своего не свершив!

Тяжело дыша, медленно приблизился к ней Теобальд Нерита.

Полная мрачного отчаяния, королева Ортруда вернулась к своим спутникам. Она была бледна и еле дышала. Казалось ей, что какая-то тяжелая, горячая влага влилась в ее поднятую дымным вздохом грудь, и стоит там неподвижно, свинцовою тяжестью наливая все жилы. Кто-то суетился вокруг королевы Ортруды. Ее подняли на руки, и посадили в коляску.

В состоянии, близком к обмороку, ничего не видя и не помня, королева Ортруда возвраща-лась в город. Сквозь дымный туман багрово-красные огни города метнулись ей в глаза. Повеял с моря ветер, брызнули капли дождя.

В городе, близ моря, дышалось легче. А улицы были еще мрачнее, чем днем. Все, кто могли, выбирались куда-то. Унылое оживление было на освещенных электрическими фонарями и всё же темных улицах.

Было уже совсем темно, когда королева Ортруда вернулась в губернаторский дом. Весь вечер она деятельно распоряжалась отправкою женщин и детей на пароходы. Но пароходов было еще мало, и удалось отправить только немногих.

Королевы ужинали с губернатором и с гофмаршалом Теобальдом Нерита. К ночи всеми овладело странное, вялое настроение. Не хотелось говорить и есть, каждое движение было неприятным. Ужин длился в угрюмом молчании, прерываемом короткими вопросами и ответами.

Ночь была душная и черная. Мрачно горели свечи, тускло мерцая в пепельной мгле. Окна были закрыты. Гул моря сливался с гулом города, глухим сквозь стекла запертых окон.

Прощаясь с губернатором, королева Ортруда сказала ему:

— Я надеюсь завтра дать возможность всем выбраться отсюда. Завтра вечером, надеюсь, и мы с вами будем иметь возможность оставить это угрюмое место.

Сказавши эти немногие слова, королева Ортруда почувствовала себя усталою, точно после длинной речи.

Губернатор говорил что-то несвязное. Он благодарил за что-то, а сам был зелен, и казался полумертвым.

Неспокоен и томен был сон королевы Ортруды. Она часто просыпалась.

Душная, дымная ночь пугала Ортруду. Какие-то насмешливые, злые, хитрые голоса будили ее. Они требовали от нее чего-то, чего она не могла сделать.

Тревожно просыпаясь, Ортруда звала на помощь. Слабо и хрипло звучал ее голос. Никто не приходил к ней. Терезита спала в соседней комнате, — но сон ее был, как черное подобие смерти. Тяжелый сон лежал над всем задыхающимся городом.

Темное чувство одиночества отяготело над Opтрудою. Казалось ей, что с самого рождения своего никогда еще не была она столь одинока.

Жестокие, жуткие кошмары наваливались на королеву Ортруду. Это мертвые приходили к ней. Они то веселыми радовали ее на краткие минуты снами, то опять печальными томили.

И живые приходили иногда. Не могла различить королева Ортруда, наяву ли она их видит, или во сне. Сны ее с явью мешались, и кошмары с действительностью.

Иногда картины сна так были безоблачно-ясны и так живы, словно тяжелое колесо времени повернулось назад, и словно опять минувшие дни переживает королева Ортруда. Дни, которым, казалось, уже не будет возврата никогда.

Вот милый берег лазурного моря опять возник перед нею. На тихом берегу, под ярким сверканием оранжевых и фиолетовых скал, только двое, — она и Астольф. На ней белое платье местной крестьянки. Розовыми ленточками перевязаны над тонкими стопами ее ноги, — как тогда, там, в горах.

Астольф в белой одежде. Его черные кудри вьются, его стройные ноги обнажены. Нежным шепотом попросил Астольф:

— Дай мне эти ленточки, Ортруда.

Улыбаясь ему нежно, говорила королева Ортруда:

— Сними сам, и возьми.

Астольф нагнулся к ее ногам, и развязал ленточки. Он жал тонкие стопы ее ног, и нежно целовал их. Она склонилась поцеловать его, — но он смотрит на нее испуганными глазами. Чей-то подземный голос, гулкозвучный, спрашивает:

— Безумная Ортруда, отчего же ты не у вулкана?

Чьи-то цепкие пальцы впились в горло королевы Ортруды. Это — Маргарита Камаи. Глаза ее зелены и ненавидят, и ноздри дрожат от бешеной злобы.

Проснулась королева Ортруда. Душный вокруг неё мрак и дымный запах. Тяжело дышать.

Загрузка...