На юго-восточной окраине Хеврона начинался пологий спуск в глубокий овраг. Склоны оврага были наклонены так, что в их тени почва сохраняла влагу даже в самый жаркий сезон. Зимние ливни, закипая над холмами Иудеи, превращались на дне оврага в сплошной поток, и горе бывало тем, кто оказывался на пути этой бешеной воды. Но и в сухие месяцы пастухи обходили стороной сочные луга по краям оврага: одуревшая от запаха молодого репейника овца могла сорваться вниз и погибнуть.
Это пустынное место неподалёку от дома приглянулось Давиду. Сюда приходил он в ранний час разговаривать с Богом, а потом никем незамеченный возвращался в Хеврон.
Однажды Давид просил, стоя на дне оврага с закрытыми глазами:
– Словам моим внемли, Господи! Пойми замысел мой…
Он подумал о короле Эшбаале и его командующем Авнере бен-Нере:
– Воздай им по делам их и по злым поступкам их!
По делам рук их воздай заслуженное ими!
«Ми-и-и», – повторил овраг.
– Эхо, – решил Давид и продолжал:
– Услышит Господь, когда буду взывать к нему…
«Му-у-у!» – послышалось сверху.
Давид открыл глаза. Рыжая с белыми пятнами корова стояла у края оврага.
Давид рассмеялся и крикнул ей:
– Ты умеешь говорить?
– Уме-ю-ю! – протянула корова.
Давид взбежал на луг, где паслась корова, и увидел спрятавшуюся за её крутым боком пастушку. Девушка хохотала, прикрыв рот руками.
– Это ты повторяла за мной? – он хотел выглядеть сердитым, но не выдержал и рассмеялся.
– Нет, это корова, – девушка плюхнулась в розовые кусты цветущего шалфея, укололась о ветки и вскочила, продолжая хохотать.
У неё было крупное лицо, суженное к подбородку. Широкий лоб прикрывала обесцвеченная солнцем чёлка, а о бровях под ней можно было только догадываться. На шею девушка надела несколько рядов бус: колечки из стебля вьюнка, нанизанные на свитые из травы жгутики и связанные черенками листья фисташки. Рубаха, вернее, длинный, до земли мешок с прорезями для головы и рук, прикрывала упругое тело и высокую грудь.
До чего же они с коровой похожи! – подумал Давид.
– Откуда ты и чья дочь? – спросил он.
– Мы живём в Кирьят-Арбе. Я – Эгла, дочь Икутиэля, – засмеялась она.
– Почтенный род, – сказал Давид.– Он идёт от Калева бен-Ифуны, храброго разведчика. Тебе отец рассказывал, как Калев с Йеѓошуа бин Нуном принесли Моше виноградную гроздь и сказали: «Вот какие плоды даёт земля, обетованная нам Богом!»?
– Что-то такое нам дед рассказывал, – зевнула девушка и тут же снова захохотала.
В это время солнце осветило её смуглые с румянцем щёки, и они стали излучать тёплые запахи иссопа, губоцвета и ещё каких-то трав, чьими пушистыми семенами играет ветер на лугу посреди Иудейской пустыни. Давид не утерпел, наклонился и поцеловал девушку. Она не шелохнулась, только улыбалась.
– Сколько тебе лет, – задыхаясь, спросил Давид и, сделав над собой усилие, шагнул назад.
– Шестнадцать.
– Меня зовут Давид. Я – сын Ишая из Бейт-Лехема, и я…
– Наш новый король, – закончила Эгла. – Если у тебя найдутся хорошие подарки для моего отца и братьев, можешь прийти меня сватать.
И опять расхохоталась.
– Когда прийти? – растерялся Давид.
– Сейчас. Ты ведь должен вернуться в Хеврон? И я тоже. По пути и зайдём к моему отцу, – смеясь говорила девушка.
Он не нашёлся, что сказать, но девушка, пожалев растерянного Давида, объяснила, почему нельзя откладывать сватовство.
– Ты ведь солдат. Значит, тебя могут в любой день убить.
Довод был сильным. Давид протянул Эгле руку.
– А как же корова? – спросил он.
– И она с нами.
Девушка, пританцовывая, пошла отвязывать от камня крутобокую подругу, лакомившуюся хрусткой травой.
Так они и предстали перед женщинами, вышедшими утром за стену Хеврона к колодцу: король, смеющаяся румяная девушка и корова, которую она вела за собой на верёвке.
***