Короткий роман накануне дефолта

этот тем более, но живёт-то он явно здесь, шмотки, вон, висят, чумаданы с

сумками стоят. М-да, простой парень Вася Синицын с видом на Кремль. Нет, это не Вася, это настоящий Базилевс просто какой-то!»

Как только все трое расположились вокруг журнального столика, Крытов без предисловий распорядился:

- В общем, так, Василий, сейчас ты и Илья Иванович подпишете

трудовое соглашение на оказание консультационных услуг, вознаграждение

– десять тысяч в месяц, сейчас же выдашь ему деньги за первый месяц

вперёд, - усердный Василий коротко кивнул, Сергей Спиридонович же, удовлетворившись этим знаком понимания поставленной задачи, посмотрел

на Аникина: - Теперь с Вами, Илья Иванович. Завтра мы встречаемся на

конференции в отеле «Балчуг», подъезжайте туда к тринадцати тридцати, там

как раз будет обеденный перерыв. Найдёте меня в ресторане на первом

этаже. Пропуск, - он глянул на Синицына, и тот вновь верноподданно дёрнул

носом, - Вам будет заказан, - Аникин, подражая мгновенно соображающему

Базилевсу, не менее преданно мотнул головой. – Всё, господа, работайте! –

Крытов встал. – До свидания, Илья Иванович!

Синицын тут же подскочил со словами:

- Я провожу Вас!

Аникин поднялся и пожал протянутую Крытовым руку:

- Всего доброго, Сергей Спиридонович!

Крытов направился в прихожую, Синицын засеменил следом.

Как только они вышли из номера, Аникин подошёл к окну, в кармане у

него запищал «банан».

- Говорить можешь? Ну и что? – заискивающе спросила трубка голосом

Севы Купавина.

- Минуты три могу.

- Ну и как?

- В общем, всё нормально – ни у тебя, ни у твоего шефа больше нет

проблемы. Беги докладывать об исполнении. Можете продолжать гнать свой

импортный ширпотреб в глубины Родины и растлевать отечественного

потребителя ошмётками западного комфорта, - ответил Аникин, рассматривая Спасскую башню.

- Как?! Уже?!

- Клиент оказался на редкость смышлёным.

- А у тебя всё нормально?!

Это был вопрос о деньгах.

- Как всегда, никаких проблем.

Получив этот важный ответ, Купавин воскликнул:

- Ну, слава Богу! – а затем всё-таки спросил более конкретно: - Я тебе

ничего не должен, Илья?

- Сева, остынь, это когда ты мне платил?

- Ты скоро освободишься?

- Думаю, что где-то через часик. А что, у тебя есть идея продолжения

банкета?

- Да, я заказал комнатку в «Бахоре», хотелось бы всё это обсудить более

подробно.

- Хорошо, как освобожусь, я тебе позвоню.

- О’кей! Я буду ждать, - сказал Сева и отключился.

«Господи, как же всё-таки красив Кремль! И как же безобразно и

отвратительно здание, из которого я на него смотрю!» – подумал Аникин, продолжая стоять у окна. Кремль промолчал, но через несколько секунд, коротко и хрипло вздохнув, отозвался одним ударом курантов. Часы на

башне показывали четверть третьего. В это же мгновение щёлкнул замок

входной двери.

Синицын оказался довольно расторопным малым: не задавая лишних

вопросов и не пытаясь затеять простого и ни к чему не обязывающего

разговора, например, о московской погоде, он быстро сделал то, что ему

было приказано. Трудовое соглашение Аникин подписал с московским

филиалом «Среднерусского территориального коммерческого банка».

Базилевс же обернулся ни больше ни меньше его директором. Через двадцать

минут, совершив все формальности, Аникин покинул нумер на седьмом

этаже с пачкой новеньких стодолларовых купюр в кармане.

Цель его делового дня была достигнута, теперь можно было дать волю

эмоциям, и он спросил сам себя, стоя перед зеркалом в лифте:

- Так что ты там говорил о взбалмошной бабёнке, с которой мне

предстоит работать?

И тут же, изображая нравственное возмущение, сам себе ответил:

- Был Аникин консультантом – стал Аникин гувернантом!

- Ну и что? Ты можешь помочь мне материально?

- Гувернантом для любовницы!

- Между прочим, не гувернантом, а гувернёром! Тоже мне рифмач!

Что ответило на это высоколобое ехидство нравственное «я», приводить

не стоит, Вы, думается, и так догадываетесь. Да-да, оно добавило именно то

самое, ибо русский мат – самое верное средство гармонизации сознания, используемое нашей интеллигенцией, когда она покидает свои башни из

слоновой кости и сталкивается с реальностью.

На нецензурный выпад своей скрытой половины личности Илья

Иванович, недоумённо хмыкнув, презрительно пожал плечами, а лифт тем

временем удачно доскрипел до первого этажа без попутчиков и без единой

промежуточной остановки, и двери его раздвинулись.

Выйдя из гостиницы, он позвонил Купавину:

- Сева, я закончил и готов к продолжению банкета.

- Понял, отлично! Так, значит, сейчас едешь в «Бахор». Если меня ещё

там не будет, то говоришь, что ты от меня, проходишь в кабинет, ложишься

на диван, заказываешь что душе угодно и отдыхаешь. Я уже выезжаю, до

встречи, - оттараторил Сева и тут же отключился.

Аникин опустил «банан» в карман и, беспечно размахивая зонтиком, направился к набережной, где планировал поймать такси.

Дойдя до угла гостиницы, на котором встречались её западная и южная

стороны, он увидел, что Москворецкая набережная представляет собой

пыльное стоячее болото из железа, стекла и пластика – машины не двигались

в обе стороны. Беспечность сменилась озадаченностью во взгляде и

растерянной улыбкой. «Как же я люблю тебя, моя милая деревенька! А кто-

то тут пытался планировать на века вперёд! Вот оно, шестое доказательство в

действии! – думал он, наблюдая сверху за автомобилями, умерившими свою

прыть. – Однако проехать на метро с десятью тысячами карманных баксов

без охраны и оружия – достойное приключение для настоящего любителя

игр. Лас-Вегас отдыхает! Итак, да здравствует настоящая русская рулетка!

Итак! Илья Иванович! В самое красивое в мире метро, на станцию “Китай-

город”! Ох, и люблю же я эту суету!»

Путь от юго-западного угла от несуществующей ныне гостиницы

«Россия» до входа в метро на Варварке занимал всего-то минут пять-шесть, но сколько за это ничтожное, с точки зрения Вечности, время можно было

встретить там всем известных лиц! А всё благодаря телевидению!

Когда Аникин вновь приблизился к западному входу, он заметил, как из

огромного чёрного «ауди», не уступающего размерами шестисотому

«мерседесу», вылезает очень высокий толстый господин, одетый в дорогой и

элегантный, но немного помятый костюм. Выглядел этот солидный великан

лет на шестьдесят и каждым движением излучал: «Я сильный мира сего!»

Черты его породистой и лощёной физиономии вызвали у Аникина смутное

ощущение, что он их где-то уже видел. Он невольно сбавил шаг, почти

остановился, и попытался припомнить, кто это, но не смог.

Прибывший большой начальник не успел ещё распрямиться, а к машине

уже ринулось несколько мужчин, вероятно, поджидавших его заранее.

Выстроившись полукругом, они переминались и смиренно ждали, к кому

первому тот обратится. Но титанический босс не спешил выделять кого-либо

из сих клевретов ни рукопожатием, ни словом, ни кивком, а лишь осмотрел

весь строй со своего высока надменно, но в то же время вполне добродушно, что, наверно, означало довольство уровнем проявленных ими расторопности

и подобострастия. Тут из-за спины его выскочил и встал в строй

черноволосый мужичок в бордовом пиджаке, по всей видимости, открывший

ему дверцу, и именно этот проворный и был удостоен счастья первым

прикоснуться к сиятельной руке. Аникин оторопел: «Да это же Базилевс?!»

Переведя же взгляд с Синицына на «ауди», он удивился ещё больше: номер

на ней был той же области, что и на «мерседесе» Крытова.

Важный гигант же, дав подержаться за десницу свою всем остальным

стоявшим в строю мужчинам, неловко одёрнул пиджак и степенно

направился к входу в гостиницу, испуская при этом самодовольное величие.

Строй сразу же смешался и превратился в дружно семенящую за ним свиту, каждый член которой так и норовил подпрыгнуть повыше и заглянуть хотя

бы сбоку в начальственное лицо. Со стороны всё это выглядело комично и

забавно, но всё-таки вполне помпезно, чтобы тянуть на эпическую сцену

«Барин приехали!»

На левом лацкане пиджака проходящего мимо барина Аникин успел

рассмотреть значок члена Совета Федерации и тут же вспомнил: «Да это же

Алексей Всеволодович Дымов! Губернатор, которого Сергей Спиридонович

Крытов собирается подвинуть с регионального трона в декабре следующего

года методом демократических выборов. Да-да-да, сегодня в утренних

новостях передавали… Это, кажется, было какое-то интервью с ним… То-то

мне почудилось, что я его где-то видел совсем недавно. О чём же он там

говорил? Вот чёрт, забыл! Ах да! Что-то о необходимости инвестиций в

производственную сферу в противовес купи-продай. Да-да, так и выразился:

“Купи-продай”. Точно, он говорил, что собирается построить у себя в

области новый нефтеперерабатывающий завод. Завод, который будет

производить продукцию по европейским стандартам, - опознанный же

губернатор с облаком приспешников своих, пока длились припоминания

выпуска новостей, скрылся в здании; Аникин же, очнувшись, продолжил

движение к метро: – Вот был бы я наивным, то и подумал бы, наверняка, что

Базилевс слуга двух господ, которые сцепятся между собой на выборах, но я

же не могу позволить себе такой роскоши. Да и Базилевс явно не тянет на

столь изощрённое коварство. Так что я лучше просто запомню эту героико-

бытовую столичную сценку, а думать вообще не буду. Ох уж эти милые

моему сердцу московские пробки! И чего только благодаря им ни увидишь и

ни узнаешь!»

VI

Конец весны 1998 года. Вход в метро – бульвар цветущий.

Выставленные на продажу пучки разнообразной зелени, редиски, молодой

моркови и свёклы, легкомысленные букетики ромашек и ландышей, солидные букеты иностранных хризантем и роз, развесёлые кусты черёмухи

и сирени с обеих сторон тротуара начинались метров за двадцать до спуска

под землю и затем тянулись вдоль всей лестницы. А посреди этого

развёрнутого сытыми и довольными торговками бульвара между потоками

прохожих деловито расхаживал крошечный, не более восьмидесяти

сантиметров росту, чёрненький кудрявый мальчонка и на таком же

крошечном, как и он сам, баянчике наигрывал простенькую, но очень

приятную молдаванскую мелодию. Он вышагивал в такт своей музыке, потешно переваливаясь с ножки на ножку, и уморительно, как настоящий

деревенский гармонист на вечёрке, подмигивал всем, кто останавливал на

нём взгляд. Монеты и купюры сыпались в банку, привинченную к баянчику, почти непрерывно.

В подземном переходе бульвар цветущий заканчивался, и до стеклянных

дверей метрополитена тянулась галерея преуспевающих, судя по их

беспечному и весёлому виду, ремесленников и уличных художников. В

центре этой импровизированной галереи трио из двух парней в очках и

миловидной зеленоглазой девушки со стекающими чуть ли не до талии

рыжими волосами, исполняло на скрипках и альте «Времена года» Вивальди.

Лежащий перед музыкантами раскрытый футляр альта был почти доверху

наполнен мятыми купюрами различного достоинства и происхождения.

Чуть дальше, там, где уже угасали звуки, виртуозно извлекаемые

смычками, профессиональное контральто без аккомпанемента выдавало «А

напоследок я скажу». Контральто принадлежало полной белокурой даме в

чёрном, с золотистыми блёстками, концертном платье. Говорят, в ту весну

оперные певцы из провинции за день зарабатывали в московском метро в два

раза больше своего месячного жалованья в театре.

За всем этим благополучно устроившимся в подземелье творчеством –

кассы. Два рубля, полупрозрачный зеленоватый пластиковый жетон, турникет и, наконец, наверно, самое интересное место в метро – эскалатор.

Лица,

лица,

лица.

Парад

лиц,

проплывающих мимо десятками, сотнями, будто кто-то специально решил

показать вам человеческие лица.

Интересны ли лица людей?

- Конечно! В каждом лице – Вселенная! – воскликнет восторженный

романтик.

- Ничего интересного! Они же все похожи друг на друга, как рубашки в

колоде! – усмехнётся циник.

- Всё зависит от Вашего настроения, - ответит склонный к

объективности реалист.

Кем Вы были в ту весну? Тем, другим или третьим? Или Вы были

настолько беззаботны, что теперь и не вспомните?

Что?!

Эскалатор уж больно короткий на «Китай-городе» со стороны Варварки?

ной.

аль-

ради-

ской

Таган-

на

ный

длин-

он

то

За-

А на площади Таганской всё стояло: дома, деревья в сквере посреди неё, столбы, рекламные щиты, автомобили и выхлопные газы от земли до неба.

Впрочем, нет, не всё – между этими неподвижными предметами текли и

текли, сливаясь, расходясь и вновь сливаясь, и вновь расходясь, разнокалиберные струи прохожих: москвичей и гостей столицы. И если

кому-то не хотелось быть каплей в этих ручейках и потоках или шагать по

длинному безликому подземелью, то он выходил из метро сразу

на улицу Большие Каменщики.

Выход этот печально знаменит тем, что около него был убит сержант

милиции, память о котором увековечила в одном из своих многочисленных

романов известная детективная писательница. Зато он даёт возможность

миновать Таганскую площадь переулком Маяковского, если, конечно, вашей

целью является пересечение Товарищеского и Большого Факельного

переулков.

Узбекский ресторан «Бахор», который как раз и располагался на

вышеупомянутом перекрестке, встретил Аникина небольшим пустым залом

и скучающей без дела официанткой. Она будто ждала его и, не спрашивая ни

о чём, сразу предложила пройти в кабинет.

Это была квадратная комната без окон. В центре её стоял низкий

широкий стол, окружённый чуть возвышавшимися над ним мягкими

диванами, заваленными подушками с яркой восточной вышивкой. Выглядело

всё простовато и по-домашнему: если забыть об отсутствии окон, то, наверное, так выглядят все столовые в среднеазиатских домах. Аникин

попросил принести ему зелёного чая, снял пиджак, туфли и, ослабив галстук, утонул в подушках.

Перенестись в течение нескольких секунд с шумных и многолюдных

московских улиц в изолированную от внешнего мира комнату, где на столе

стоят расписанные в восточном стиле чайник и пиала, – испытание для

крепкой психики. Адекватность восприятия реальности нарушается

мгновенно, и причудливые фантазии начинают наполнять сознание, вызывая

из его потаённых углов потребности, о существовании которых в себе

человек ранее никогда даже и не подозревал. Но… танец живота в ту весну

не был в моде в Москве и его тогда ещё не подавали к столу, поэтому, сделав

несколько глотков чая, Илья Иванович улёгся поудобнее и закрыл глаза.

Стоило ему расслабиться и войти в состояние, близкое к трансу, как

фантазии сразу же развеялись, а вызванные ими потребности утонули в

подсознании до лучших времён. Сначала он контролировал свой сон, лениво

наблюдая за тем, как угасают в теле вибрации и как с их успокоением

затихают и исчезают следы звуков, наполнявших сознание, а вслед за

исчезновением звуков рассеиваются уже и миражи зрения. И вот время в нём

остановилось, и всё, что было внутри, превратилось в тихое-тихое

необъятное пространство, подобное тому, какое Вы можете найти в морской

глубине, если отважитесь в неё погрузиться. С этого мгновения он пропал

сам для себя.

Куда исчезают люди, когда гаснет их сознание, какие миры они

посещают, что происходит там с ними? Как такое возможно, что человек

может пропадать сам для себя и вновь возникать? Множество сентенций уже

существует по этому поводу, однако новые и новые объяснения, одно

мудрёнее другого, рождаются и удивляют вопрошающих своей

оригинальностью. Но почему-то, несмотря на плодящиеся и плодящиеся

изречения, всё те же вопросы по-прежнему остаются и задаются вновь. А

может быть, они неправильно были поставлены, эти вопросы? А если так, тогда что есть уже данные ответы на них? Недаром существует мнение, что

правильно поставленный вопрос рождает не ответ, а совершенно новый

вопрос, об ответах же при этом даже как-то и не вспоминается.

Аникин спал, провалившись в какое-то неведомое измерение, где нет

данности себя себе, где нет никакой реальности, где нет снов и иллюзий, где

нет ничего, но откуда почему-то возвращаются с ощущением либо

пережитого блаженства и безмятежности, либо страха и тревоги. Он спал, пока не услышал голос Севы, мягкий и по-доброму насмешливый:

- О, мой султан! О, разреши же, мой господин, мне, недостойному, видеть тебя, нарушить твой царственный покой!

- Слушай, военный, и откуда ты только такие слова знаешь? – сладко

потянулся Аникин. – Лучше ответь мне, недостойный, который сейчас час?

- Половина шестого, самое время организовывать достархан, мой

повелитель, - продолжал Сева в том же духе.

- Можете приступать, мой визирь, а я пока схожу к фонтану и совершу

омовение, - важно, но благодушно пробурчал Аникин, натягивая туфли.

Когда он возвращался из туалета, навстречу ему из кабинета выскочила

хихикающая официантка.

- Всё девушек веселишь? Ну что, брат, поговорим о бренном? Так что

это за история, в которую ты меня втянул давеча? – спросил султан своего

визиря, снова устраиваясь среди подушек.

Но визирь с озабоченным видом задал свой вопрос:

- Ты лучше расскажи, Илюша, как тебе удалось сегодня так быстро

отстреляться?

- Сева, да не было никакой проблемы. Волнения твои оказались

напрасны, а я клиенту понадобился совершенно по другому поводу. Вот так-

то, мудрец ты мой!

Купавин захлопал глазами:

- Ничего не понимаю! А поподробнее можно?!

- Извини, дружище, это врачебная тайна, у которой пока не истёк срок

давности. Ты лучше расскажи сам поподробнее, как во всём этом деле

появился я? И при чём тут эта история с выборами и какой-то там схемой

контроля, про которую твой Спиридоныч даже говорить не захотел?

- Илья, я и сам не всё понимаю. Честное слово!

- Ты так говоришь, будто это я всё устроил, - хмыкнул Аникин.

- Да честное слово! Одни тайны какие-то!

- А ты тогда просто расскажи. По порядку, без всякого понимания и

домыслов, выстраивая факты в той очерёдности, в какой они возникали в

реальности для тебя лично.

- Хорошо,- вздохнул Сева и начал излагать: - Короче, всё было так.

Вызывает меня утром в четверг шеф, захожу, у него сидит Спиридоныч. Шеф

мне говорит, вот, Сева, так и так, покидает нас Сергей Спиридонович, мол, уходит в большую политику, принимай у него дела. Сам понимаешь, ощущение у меня, как будто бритвой по наследству. Отвечаю, как пионэр:

«Всегда готов!» А сам весь в панике, не хватало мне ещё почётного

направления на целину, тоже мне нашли комсомольца!

- Представляю! – хохотнул Аникин.

- Я лучше парикмахером в Москве останусь. Хватит – один раз по

молодой глупости я уже сделал ошибку! Слава Богу, удачно выкрутился

благодаря историческим обстоятельствам, а то пришлось бы или до сорока

пяти лямку тянуть, или страшные жертвы приносить! Представляешь, я даже

страшненькую дочку генерала из генерального штаба присмотрел, но

Господь миловал!

- Жуть…

- Угу, жуть! – махнул рукой Сева. – Ну так вот, сразу после этого

разговора мы со Спиридонычем поехали в московский филиал его банка.

Целый час он мне расписывал всю схему работы его фирм. А я слушаю и

думаю только одно: как же мне выпутаться из всего этого дела! А он

закончил и спрашивает, мол, ну и что скажешь? А у меня в башке только

одно и стучит: «Надо выиграть время! Надо выиграть время!» Ну, отвечаю, типа, Сергей Спиридонович, я, мол, должен всё это осмыслить. А он мне:

«Отлично, соображай! А завтра подъезжай в одиннадцать, и продолжим».

Короче, жмёт, одуматься не даёт!

В этот момент дверь кабинета открылась, и в него вошли две сияющие

официантки в национальной узбекской одежде с полными подносами еды.

Пока они накрывали стол, оба приятеля молчали. Когда всё было готово и

девушки, пожелав им приятного аппетита, удалились, Сева почему-то не

спешил продолжать свой рассказ. Аникин посмотрел на его расстроенное

лицо и усмехнулся:

- Ладно, Севушка, давай выпьем – о таких сложных делах надо говорить

в расслабленном состоянии! А то истина ускользнёт, - он наполнил водкой из

запотевшего графинчика стопки. – Давай, не грусти! Поехали, за вторую за

сегодняшний день встречу!

Они выпили, Аникин сразу принялся закусывать, а Сева, не

прикоснувшись к еде, повёл рассказ о свалившейся на него напасти дальше:

- В общем, всю ночь я не спал. К утру только и придумал, что надо ещё

выиграть время. И тут я вспомнил о тебе, - Аникин, жуя, хитро сощурился и

закивал. – Естественно, сразу бросился звонить, но разве до тебя

достучишься! Короче, приехал я к нему в пятницу пустой как барабан, он

сразу, типа, ну, что скажешь? Ну, я и ляпнул первое, что в голову пришло: мол, Сергей Спиридонович, я человек в Ваших делах новый, многих

традиций не знаю, поэтому надо бы выстроить новую схему контроля за

делами под меня, ну, после того, как он свалит с хозяйства, и что хочу

привлечь для этого своего человека. Ну, он и спрашивает, что за человек?

- И действительно, Севушка, что это за человек такой?! Предлагаю за

него выпить! – и Аникин вновь наполнил стопки, думая при этом: «Надо же, как хорошо излагает, даже про паузы свои фирменные забыл! Правда, путано

немного, а так вполне даже шустренько».

Сева опять выпил машинально и, опять не отправив ничего в рот, продолжил:

- Я ему и отвечаю, что живёт на свете такой Илья Иванович Аникин, великий и могучий консультант, давно знакомы, проверен в деле, надёжен, не подведёт, на шефа сослался, он же от тебя до сих пор в восторге после той

истории с векселями, столько бабок тогда сэкономили, такие развязки, блеск!

А Спиридоныч про ту историю знает – его лавки тоже в схеме были, ну, и

захотел он на тебя вживую посмотреть. Слава Богу, впереди были выходные, и я умудрился до тебя дозвониться. Дальше ты сам всё видел. Но то, что ты

сказал мне по телефону после встречи, мне совершенно непонятно. Сначала я

понял так, что у тебя съехала крыша, и ты решил впрячься вместо меня, а

теперь ты мне говоришь, что вообще всё не так. Так что же тогда, чёрт

побери, происходит, Илюша?!

Аникина вопрос Купавина своей наивностью несколько озадачил, но

дальше мучить друга было бы уже бессмысленной жестокостью.

- Сева, ты меня удивляешь, да ничего особенного не происходит! –

сказал он, похохатывая и продолжая с завидным аппетитом пробовать всё, что было на столе. – Ты просто достиг очередного пика в своей карьере! Ты

теперь не «вице-» при своём шефе. Ты теперь тоже большой-пребольшой

начальник! Можно сказать, деловой партнёр своего бывшего шефа. Ты

теперь управляющий газет, заводов и пароходов. А все твои опасения по

поводу переезда из столицы были абсолютно беспочвенны. Крытову нужен

был человек, но не там, а здесь, для управления всеми его делами, которые он

уже давно переправил в Москву. Он решил разделить свой бизнес. Там, на

территории, у него будет одно, а здесь, в Москве, совсем другое. И никто из

его провинциальных соратников и партнёров не должен об этом даже

догадываться. Заметь, даже директор филиала его банка не имеет квартиры в

Москве и живёт в довольно скромном номере в «России».

- Правда, что ли?!

- Угу.

- То-то я смотрю, что Васька всегда помятый какой-то и одет как лох, а

он оказывается вечный командировочный!

- Угу, чтобы не привыкал к столичной жизни. Зато, наверно, после

возвращения станет президентом всего банка там у них. Заслужит.

- И всё-таки я ни фига не понимаю, что это всё значит?!

- А то и значит, разлюбезный мой Севастьян Аркадьевич, что шеф твой

за верную службу твою сделал тебе протекцию и порекомендовал тебя

Крытову Сергею Спиридоновичу в качестве управляющего основной частью

его капитала, которая находится в Москве. Можно, конечно, сказать, что

отдал в услужение, но это не так – уж больно место солидное и жирное. А

мостик, который связывал московские и территориальные дела Крытова –

филиал банка здесь, – будет сожжён. Но сжечь его надо правильно, вот этим

ты в ближайший год и будешь заниматься. А начнёшь ты, скорее всего, с

того, что сменишь Синицына на его посту. Потом, уже после ликвидации

филиала, возглавишь какой-нибудь вновь образованный холдинг, там видно

будет. Короче, к выборам всё должно быть чисто – наш народ не любит

капиталистов и прочих олигархов. Почему, ты думаешь, он везде оформлен, типа, как заместитель, даже в банке, который ему принадлежит.

Сева выпучил глаза:

- Так-с, а теперь специально для дебилов можешь пересказать? Он тебе

это всё сам сказал? А ты тогда тут при чём?

Аникин чуть не подавился от захватившего его в очередной раз хохота:

- Вот за что я тебя, Севка, обожаю, так это за твоё нахальство! Сам же

меня во всё это впутал, а теперь ещё и спрашиваешь, при чём тут я?! Ладно, давай ещё по одной выпьем, а то, я гляжу, у тебя совсем понималка

сломалась. Только ты закусывай, не стесняйся, тут на двоих на столе стоит!

Они выпили ещё, и Аникин, не отрываясь от еды, начал повторное

пояснение:

- Видишь ли, дружище, всё на самом деле элементарно, - но тут он

заметил, что Купавин, опрокинув в себя стопку, по-прежнему так ни к чему и

не притронулся и воскликнул: - Да жри же ты, наконец, чёрт озабоченный!

Расслабься – всё уже позади! Ты только попробуй, какие тут роскошные

помидоры! А какая чудная долма! А какой плов! А самса какая! М-м-м! –

Купавин, не отнимая взгляда от Аникина, взял кустик петрушки и засунул в

рот. – Ладно, делаю обозрение специально для дебилов. Внимай! Итак!

Единственный способ, уйдя, сохранить контроль и управление – разложить

всё по разным корзинам и поставить их в разные не сообщающиеся между

собой комнаты. Вот ты. Ты будешь сидеть в корзине в Москве, а кто-то

другой, скорее всего, тот же Базилевс Синицын, будет контролировать, как

толкается на местах в области то, что поставляет твой шеф, и будет он сидеть

в корзине у Крытова под боком и кормить всех ушедших с ним во власть.

Первым актом разделения дел по корзинам и опускания концов в воду станет

ликвидация московского филиала его банка. А нужно ему это для того, чтобы

всегда быть независимым от членов своей команды, ведь он не собирается

кормиться с ними из одной корзины. Не по чину. Так что замри и делай, что

скажут. И кушай, кушай – мне одному это всё никогда не съесть!

- Илюш, ну почему я такой тупой? – плаксиво сказал Купавин, пододвинув к себе блюдо с пловом.

- Ты, Сева, не тупой, ты просто малость озабоченный. Тупой бы начал

когти рвать, упираться и орать, мол, никуда не поеду! Отпустите на волю! Ну

и остался бы в итоге ни с чем. А ты, Сева, умный – ты почти сразу обо мне

вспомнил. А ещё, Сева, ты человек хороший и даже замечательный, потому

что ты меня любишь. Общим, предлагаю тост: за тебя!

- Да ну тебя, Илья! Издеваешься над старшим офицером в запасе! –

махнул рукой Купавин и принялся разливать остатки водки; закончив, он с

недоумением уставился на опустевший графинчик: - Хм, бутылку уговорили, а я и не заметил даже, - после чего, глядя Аникину в глаза, тихо произнёс: -

Если бы ты знал, Илюша, какую гирю ты у меня с груди снял! Я ведь и

правда чуть было не послал их к чертям собачьим, уже даже о новом месте

озаботился, по старым связям намечал простучаться.

- Бывает. Ладно, давай, за твоё новое положение! Я искренне рад за тебя!

Когда очередные стопки были опрокинуты, Купавин наконец-то

навалился на еду, и навалился довольно основательно – Сева ел так, что в

народе бы сказали: «Аж за ушами трещало». Но спустя несколько минут он

вдруг остановился и спросил:

- А ты-то тут при чём? – Аникин снова расхохотался, а Сева захлопал

своими чётками, - Нет, Илюш, мне так неудобно перед тобой! Выходит, что

для тебя всё это было впустую? За чашку риса, как ты говоришь.

- Севушка, да расслабься же ты, чёрт тебя подери! Всё в порядке – у

меня в кармане лежат десять тысяч баксов и договор ещё на сто десять тысяч

таких же баксов в течение года равными частями. И возможно, даже бонусы

будут нехилые начислены. Неплохо за право со мной отобедать? М? А ты, ты

стал громадным начальником с громадным жалованием и, вполне возможно, со всякими опционами в будущем. И никаких, заметь, переездов в

провинцию для поднятия уровня обслуживания в тамошней торговле. Всё

отлично, так что сегодня твоя очередь везти меня до дома.

- Ого! Ну, ты гигант!

- Ну, гигант – не гигант, а на хлеб с колбасой и за квартиру заплатить

заработал.

- Тогда надо бы ещё графинчик заказать.

- Нет! Ты как хочешь, а с меня хватит! Я лучше чайку зелёного, и тебе

советую.

Купавин посмотрел на друга с недоумением, как бы говоря: а не

ослышался ли я? Но, так и не получив ответа, пробурчал себе под нос:

- Ну, я один тоже пить не буду, - Аникин улыбнулся, а Сева, махнув

рукой, воскликнул: - Ладно, хрен с ними, с делами! Теперь немного понятно, что происходит, а с остальным разберёмся по ходу. Спасибо тебе, дружище, ты опять меня выручил!

- Ты почаще так влипай, а то мне ещё пары баксов на островок в южном

полушарии не хватает.

- Там море, там хорошо! – мечтательно произнёс Сева. – А с гаражом

берёшь? Да, и смотри, чтобы душ и туалет на участке были!

Зашедшей забрать посуду официантке он велел принести триста граммов

водки.

- Так-с, кажется, всё это закончится поездкой к актрисам, -

прокомментировал заказ Аникин.

- А что, Илюша, сейчас примем на посошок и махнём в «Распутин», там

такая девочка на третьем этаже объявилась! Я как увидел её, так сразу и

задумался о тщете нашего житья-бытья.

- Фу, майор! Ваши низкие потребности меня просто ужасают! Поедем-ка

лучше в Большой тэатер, послухаем, брат, балет какой-нибудь, что ли! Там

тоже девочки!

- Не, балеты долго я терпел…

- Зато по этой части мы впереди планеты всей…

Когда им принесли ещё один запотевший графинчик, они опять

наполнили стопки и выпили за неувядающую славу русского балета…

Считается, что в России очень много пьют. В тот день Аникин с

Купавиным, наверно, дали для такого мнения ещё один повод – когда они в

двадцать один нуль-нуль выходили из ресторана, в каждом булькало более

полулитра водки, – они ещё раз заказали триста грамм. Но разве это много за

три часа, да под хорошую и обильную еду? Аникин даже не забыл в кабинете

зонт, и официантке не пришлось удивлять прохожих узбекским одеянием.

Вечер, по их представлению, только начинался, и обоим хотелось

продолжения банкета. Ни один из них не был пьян, только приятная

расслабленность и лихая безбашенность наполняли их здоровые и молодые

организмы, и они, развалившись на заднем сидении купавинского

служебного «вольво» апельсинового цвета, велели подать их на Зубовский в

«Распутин».

Однако когда машина подъехала к Таганской площади, Купавин резко

изменил культурно-развлекательную программу.

- Стоп, Степаныч! – обратился он к водителю. – Сейчас катим в

«Манхэттен», - и пояснил для Аникина: - Я же совсем забыл, там сегодня

Серёжа Пенкин поёт.

- А на нас там занято? – спросил Аникин.

- Спокойно, пан султан! У нас везде всё схвачено! Если что, нам

организуют приставные стульчики!

Сева достал телефон и нажал кнопку автонабора.

- Алле! – сказал он совершенно серьёзным и трезвым голосом, энергично

растянув «а», спустя полминуты. – Говорят, у вас там, на полуострове

Манхэттен, сегодня Серж Пенкин поёт, это правда? О! Это прэлэстно! Мы

вот с приятелем проездом в Москве, из Тувы в Лондон добираемся, вечер

вдруг выдался свободный, очень хотели бы и повнимать, понимаешь, и

полицезреть. Соседи по юрте говорили, что очень, ну очень замечательно

поёт!

Трубка ответила, Сева озадаченно сморщился, и, выслушав что-то ещё, перебил её:

- Да нет, приятель, такого не бывает! Ну что ты мне рассказываешь!

Давай, я сейчас подъеду, и мы всё обсудим на месте.

Трубка опять что-то сказала. Сева улыбнулся и продолжил общение с

ней:

- Хорошо, давайте вашего старшего менеджера, что ж делать, - трубка

пискнула, и из неё отчётливо послышалась мелодия «Интернационала».

Ожидая, когда она снова заговорит на русском языке, Сева рассеянно

молчал. Наконец гимн воинственно настроенных пролетариев прервался, отставной майор наш встрепенулся и снова собрал морщины на лице, но не

надолго, потому что спустя несколько секунд завосклицал:

- Всё-всё-всё! Я согласен! Спасибо! Запишите на сэра Купавина!

Слова эти он произнёс, когда они уже поворачивали с Варварки на

Москворецкую, где на первом этаже всё той же гостиницы «Россия» и

располагался ночной клуб «Манхэттен», популярный в то время не только у

сексуальных меньшинств, как судачили позже, но и у расплодившегося в

Москве среднего класса.

На входе бритоголовое тело, втиснутое в чёрный костюм, деловито

обшарило приятелей с головы до ног рамкой (о фейсконтроле тогда ещё

понятия не имели). Не обнаружив ничего интересного для себя, оно

удовлетворённо кивнуло самим собой, и тут же откуда-то подскочил

элегантный гуттаперчевый блондин лет двадцати пяти и почти запел с

таинственным придыханием:

- Добрый вечер, господа! Я уже понял, это Вы только что звонили, а я

уже поджидаю Вас! Пройдёмте, мы подготовили для Вас самый уютный

отдельный столик в нашем заведении!

Мягкая лапа электрических басов,

сдавливающая грудь,

натуральные звуки

бом-

бар-

ди-

ровки,

лишающие напрочь слуха,

и десятки девичьих пупков,

мелькающих при резких вспышках

мёртвого света, –

вот что такое ночной клуб

для только что вошедшего в него.

Но пока посетитель добирается

до своего столика,

он постепенно привыкает к происходящему вокруг

и в конце пути

даже начинает различать

среди всей этой неестественности

отдельные слова и родинки на животах.

Великое дело – привычка!

Пространство, где располагались столики с горящими на них синеватым

пламенем газовыми свечами, было отгорожено от танцплощадки фальш-

стенкой, поэтому проблески светомузыки почти не нарушали царящего в нём

полумрака. И здесь, для того чтобы быть услышанным, говорить следовало

очень громко, но зато без перехода на крик и нагибаний к уху собеседника. В

зале этом сидела публика постарше.

От возникшего из темноты светящегося фартучка Купавин потребовал

тройной мартини с водкой, а Аникин вежливо осведомился относительно

одной «Кровавой Мэри». Пока заказ исполнялся, оба, как по команде, принялись осматривать столики, за которыми сидели женщины без мужчин.

Закончив сие занятие, друзья встретились разочарованными взглядами.

Рядом вновь замелькал фартучек-привидение, и на столе появились напитки.

- Придётся итить танцувать и пилясать, - сказал Сева и вынул трубочку

из своего бокала.

- А что делать! Чего не сделаешь ради любви! – ответил Аникин и тоже

убрал трубочку: - И на кой хрен, скажи мне, в московских ресторанах в

томатный сок с водкой вставляют трубочки? – а затем приподнял бокал: - Ну

что?! За любовь?!

- За вечную любовь! – приподнял свой коктейль Сева и, сделав

приличный глоток, с благородно ленивым вздохом произнёс: - Тогда надо до

Пенкина успевать – после него я бы не хотел задерживаться в этом

муравейнике, уж больно тут шумно.

Аникин кивнул и поддержал его «благородный» тон:

- Вы правы, сэр майор, место это несколько не способствует развитию

романтических отношений. Только ты иди один, а то у меня большие деньги

в кармане. Справишься? А я пока организую еще пару стульчиков.

- Ты доверяешь моему вкусу?

- Ну, Вы, майор, ещё ни разу меня не подводили в таких ситуациях!

- Тады я двинул!

- Удачи, мой боевой друг! – с наигранной дрожью в голосе ответил

Аникин, и они оба покинули столик, растворившись в полумраке…

Минут через пять Аникин уже поджидал друга в окружении трёх

свободных стульев. Спустя ещё пять минут появился Сева. Он, ничего не

говоря, сел за стол и загадочно, с очень серьёзным выражением лица

посмотрел на своего товарища, после чего с проникновенной интонацией

спросил:

- Вот смотрю я на тебя, Илья, и никак не могу понять! Вот тебе какие

девушки больше нравятся? А? С длинными светлыми волосами или с

короткими цвета каштан, с синими глазами или с зелёными? – сделав

небольшую паузу, он с хохотом закончил: - А в остальном они абсолютно

одинаковые!

- Каштановая с зелёными, чур, моя! – выпалил Аникин. – Это отвечает

моим текущим эстетическим запросам!

- Не, не выйдет, дружище! У каштановой как раз глаза синие.

- Надо же! Как же всё перепутала природа-мать! Шутыныца просто! И

что же мне теперь делать? – разочарованно спросил Аникин.

- Тоже мне проблема! Это элементарно, дружище! Просто тебе следует

определиться, что для тебя важнее: волосы или глаза. А вот мне гораздо

сложнее, я вот их обеих хочу полюбить.

- Ладно, охотник за скальпами, где те, кого нам надо будет полюбить? –

рассмеялся Аникин.

- А они сказали, что придут из-за нашего столика слушать и наблюдать

Пенкина, а пока барышни плясать хочут.

И вдруг погасли все источники света, кроме свечей на столах, и музыка

резко стихла, настолько, что даже показалось, будто воздух взорвался

немотой, а у Аникина даже зачесалось в лёгких. Теперь уже возникшая тишь

показалась неестественной, но спустя пару секунд её вспорол многократно

усиленный аппаратурой голос:

- Добрый вечер, куколки мои!!!

Пока длилась пауза, фальш-стенка куда-то сдвинулась и Аникину с

Купавиным стала видна небольшая эстрада. На ней, вырванный из мрака

софитами, в костюме канареечного цвета, покрытом сине-зелёными перьями, в огромной малиновой шляпе из плюша и такого же цвета, что и шляпа, перчатках, возник Сергей Пенкин. Публика взревела, музыка вновь начала то

бить, то лапать грудь, а звезда коротко и часто подёргиваясь, запела с

нервным пришёптыванием: «Редки наши встречи с тобой…»

Аникин вдруг побледнел и сказал:

- Севка, чёрт побери! Мне же надо срочно ехать домой! Я совсем забыл, что меня там ждут! Скажи Степанычу, пусть он меня отвезёт!

- Ну вот! Неужели тот, кто ждёт, не может ещё подождать?!

- Всё немного сложнее, потом расскажу, а теперь срочно, очень срочно

надо бежать…

- Ну что за дела, Илья?!!

- Надо, Сева, надо! И надо срочно! Очень прошу тебя!

- Чёрт!

- Зато ты реализуешь свою мечту – полюбишь и блондинку и каштанку!

- Эх, Илья Иванович, ладно, надо так надо! – сдался Сева. – Сейчас

девчонки подойдут, я их здесь усажу и провожу тебя до машины. Звонить

Степанычу отсюда бесполезно – ничего не слышно…

VII

Только одно твердил про себя Аникин, когда ехал домой: «Давай, Степаныч, давай! Вот ведь! Какой же я всё-таки идиот! Я уже дважды!

Дважды забыл о ней!» Илья Иванович так был увлечён этим

самобичеванием, что даже не догадался позвонить домой из машины. Когда

же он, наконец, доехал и отпустил Степаныча, то не ринулся сразу в подъезд, а обошёл дом, чтобы глянуть на свои окна. Горевший на кухне свет вызвал

вздох облегчения: «Телевизор, наверно, смотрит, бедняжка. Какой же я

непутёвый!»

- Алло! – ответил домофон голосом Лизы.

- Лиза, я вернулся. Впустите меня…

Дверь пропищала и открылась.

Лифт невыносимо медленно спускался откуда-то сверху, потом

невыносимо медленно поднимался на предпоследний шестнадцатый этаж, на

котором жил Аникин…

Лиза стояла в дверях его квартиры. Она была в джинсах и лёгком

бежевом свитере ажурной вязки с открытым горлом, на ногах одни из

многочисленных тапок для гостей, которые Аникин покупал от случаю к

случаю. Коса исчезла – волосы были просто собраны в пучок на затылке.

Теперь она ему не казалась такой высокой, как днём. Единственное, что

никуда не делось, – красота, она по-прежнему была какой-то нереальной.

- Извините, задержался малость, а если честно, то я замотался и совсем

забыл, что Вы меня здесь ждёте. Извините. Полчаса назад вспомнил, что Вы

тут сидите совсем одна, - сказал он, проходя в квартиру и отмечая про себя

совершенство фигуры своей гостьи, которое в новой одежде было ещё более

явным. – Давно Вы здесь?

- Давно – с шести часов.

- Ужас! Что же Вы делали столько времени совсем одна?! Вы хоть ели

что-нибудь?!

- У тебя замечательный дом, только знаешь, чего в нём не хватает?

- Знаю, в моём доме нет музыки и книг, - ответил Аникин, снимая

ботинки.

- Именно! А почему?

- Книги и музыку я нахожу в интернете. Так ели Вы хоть что-нибудь?

- Ещё нет, поэтому, если ты даже где-то и успел поужинать, то всё равно

будешь ужинать ещё раз со мной, потому что от нечего делать я смотрела

телевизор и даже спала, а потом всё-таки приготовила нам поесть.

- Отлично! И что у нас на ужин? Что-то совсем ничем не пахнет.

- Всё уже выветрилось давно. Иди мой руки и приходи на кухню, там и

увидишь. Я не умею готовить, но когда сильно проголодаюсь, у меня кое-что

получается.

Аникин повиновался…

Когда он зашёл на кухню, то увидел накрытый на двоих стол. На нём

стояли широкая чашка с салатом, две пустые тарелки, ещё две с большими

тостами, на которых возвышались горки креветок, политых майонезом и

украшенных веточками петрушки, и пара фужеров. Лиза встретила его

словами:

- А вот свечу и вино я искать не стала.

Аникин молча достал из разных шкафов толстую зеленоватую свечу и

бутылку. Откупорив вино, он зажёг свечу извлечёнными откуда-то спичками, выключил свет и телевизор, сел за стол и посмотрел на Лизу. «Господи, бывают же такие красивые бабы на свете! – думал он, глядя на её лицо. – Это

просто произведение искусства какое-то! Как же я забыл о ней?! Вот ведь

чудак!» Лиза иронически усмехнулась, как бы ответив: «Бывают!» – и тихо

произнесла:

- Ну, давай же ужинать, наконец! Иначе я сейчас просто умру!

Илья Иванович очнулся, наполнил фужеры и сказал:

- Давайте! Что это за салат?

- Морская капуста, яйцо, лук, зелёный горошек, сметана с майонезом, петрушка с укропом, - ответила Лиза, накладывая салат в обе свободные

тарелки. – Итак, за что будет первый тост?

- За Ваше великое терпение и кулинарные способности! – Аникин

прикоснулся своим фужером к фужеру Лизы.

- Хороший тост! – Лиза сделала небольшой глоток. – А теперь я буду

учиться есть! Ты меня чуть голодом не уморил, создатель!

Ужин при свечах. Кто и когда придумал сие таинство? Не ищите ответа

на данный вопрос в истории человечества. Никто не учил и не учит этому

людей, каждый придумывает его однажды сам для себя спонтанно. Даже

если Вам и встретится в каком-нибудь женском журнале совет устроить

ужин при свечах для создания обстановки близости, то ничего нового и

необычного для себя Вы в этом не обнаружите, потому что, скорее всего, уже

давно знаете это. Тяга к подобным трапезам запрятана в нас на генетическом

уровне. Что самое важное в таком ужине? Наверное, озарённые живым огнём

еда и лицо человека напротив. Ничего другого не существует в столь

благостные минуты, весь мир остается за пределами мягкого света свечи, он

весь без остатка растворяется во тьме. Мир в эти минуты больше не нужен

человеку, человек устал от него за день.

- Тебе нравится мой салатик? – Лиза сделала ещё глоток вина. – Я так

давно ничего не готовила.

- Очень! Я обожаю морскую капусту и зелёный горошек из банок.

- У тебя в доме очень просторно и почти всё в восточном стиле, ты

увлекаешься культурой Востока?

- Нет. Вовсе нет… - потупил взор Аникин. – Просто это всё

соответствует моему жизненному настроению на сегодня. Я совсем недавно

сделал ремонт, и ещё, я люблю, когда в доме просторно и нет лишних вещей

– легче поддерживать порядок.

- Ты всё делаешь по дому сам?

- Да. Не люблю домработниц, да и не такие у меня большие хоромы, чтобы я сам не мог справляться со своим хозяйством.

- Хорошо у тебя.

- Нравится?

- Очень. Твой дом окончательно внушил мне доверие к тебе.

- Да уж, я умею втереться в доверие.

- А я внушаю тебе доверие? – глаза Лизы сузились, и в них опять

появилась ирония.

- Что Вы, Лиза! Вы вне подозрения! Особенно после этого салата, - тихо

ответил Аникин и опять принялся рассматривать её лицо.

А она, дав ему возможность беспрепятственно разглядывать себя, приступила к креветкам на тосте, изредка делая маленькие глотки вина.

Несмотря на её красоту и интимность обстановки, у Аникина не возникало

влечения к ней. Чувство, которое она возбуждала, скорее было сродни

восхищению и преклонению, которые рождаются при созерцании женского

портрета кисти великого живописца. А может быть, он просто не верил в то, что вот так вот неожиданно в его жизни появилась эта невероятно красивая

женщина, утверждавшая, что очень хочет научиться играть.

- Лиза, а Вам кто-нибудь говорил, что Вы потрясающе красивы? –

спросил Илья Иванович. – Настолько, что я до сих пор не могу поверить, что

Вы реальны. Даже то, что Вы с таким аппетитом едите, не придаёт Вам

осязаемости.

Лиза посмотрела на него, и вновь усмешка пробежала в её глазах и

отметилась на губах едва заметной улыбкой:

- Не смущай меня! Я знаю, что на мужчин я действую как-то странно.

Все они говорят о моей нереальной красоте, но при этом обходят меня

стороной.

- Ни за что не поверю! Так уж и стороной?!

- Представляешь, мне ещё ни разу не делали предложения. Более того, за

мной никто ещё ни разу не ухаживал серьёзно.

- Невероятно! Позвольте всё-таки усомниться в этом!

- Правда-правда! Мне двадцать четыре года, а у меня ещё ни разу не

было постоянного мужчины. Всё как-то вскользь… - Лиза отпила вина. – У

меня всё время создается ощущение, что мужчины избегают меня, а я

навязываю им своё общество. Тебе вот тоже навязала.

- А, так у Вас, наверное, есть один очень серьёзный недостаток с точки

зрения большинства мужчин…

- О да! Я знаю, - перебила Лиза, - мой баскетбольный рост многих

вводит в ступор!

- Я не об этом! Я имел в виду Ваш ум. Умная и очень красивая женщина

всегда парализует активность нашего брата, поскольку воспринимается нами

как редкая природная аномалия.

- Ты тоже уже парализован?

- Я? Нет. Я пока всего лишь любуюсь Вами, как невероятным явлением.

Вы так внезапно появились в моей жизни. Я ещё просто не верю, что Вы

настоящая, а не из компьютера.

- И всё-таки я и тебе навязалась…

Илья Иванович уже стал немного привыкать к тому, что эта женщина

имела склонность называть вещи своими именами. Ей действительно не

хватало умения играть, но он знал, что настоящая и достойная игра

начинается как раз с называния вещей своими именами, и поэтому Лиза всё

больше и больше его заинтересовывала. Игра со словами, в которой от вещей

отрываются их названия, часто, несмотря на свою увлекательность, зависает

и застывает в сознании, как забавный узор, не достигая глубин души. Эти

игры – всего лишь способы ухода от реальности, чтобы на время забыть о

ней. Другое дело, когда тайны разрушаются прямым называнием того, что

происходит. Тогда нечто проникает в душу и ум и вызывает в них

возбуждение. Обычно на нём всё и заканчивается, и никакой игры не

получается, но, если справиться с таким возбуждением, возникает настоящая

игра, то есть игра с реальностью. Жизнь с этого момента перестает

распадаться на отдельные эпизоды, наполненные достижением каких-то

конкретных утилитарных целей, и начинает восприниматься как одно

целостное событие, которое длится и длится от рождения до смерти. Да это, собственно, уже и не жизнь в чистом виде, а затеявшее подобную игру

существо уже и не человек даже. И нет пока имени этому существу. Но об

этом как-нибудь в следующий раз и в следующей истории.

- А ещё меня удивило: за весь вечер, что я тут просидела, тебе никто ни

разу не позвонил, - сказала Лиза, покончив с креветками.

- Мне очень редко звонят.

- Почему? – Лиза допила вино. – Ты никому не даёшь номер своего

телефона?

- А у меня никто его никогда не спрашивает.

- А родители или родственники?

- Родители живут с начала мая на даче, у них там нет телефона, а другие

родственники звонят очень редко – все заняты своими делами.

- А почему ты не ешь тост?

- А я вот думаю, как бы Вам отполовинить от моей порции, - ответил

Аникин, снова наполняя фужеры. – Я ведь действительно уже успел

поужинать, причём довольно основательно.

- А я не откажусь! Я очень люблю креветки, так что ловлю тебя на слове,

- сказала Лиза.

Илья Иванович отделил половину от своего тоста и переложил её на

подставленную тарелку.

- А теперь Вы скажите что-нибудь, - сказал он.

Лиза взяла фужер и прикрыла глаза.

Длинные ресницы подрагивали,

пальцы гладили стол и выпуклое стекло.

Тени вокруг дёргались,

будто поторапливали её,

но она, прислушиваясь к тишине,

не спешила…

Создавалось впечатление,

что сейчас она скажет так скажет,

скажет что-то очень умное и глубокое.

И когда впечатление это

окончательно сложилось,

она открыла глаза и улыбнулась:

- Так тихо и хорошо. В общем, за то, что тихо и хорошо!

- Замечательно получилось, лучше невозможно!

Глухо цокнули фужеры.

- Ты постоянно меня хвалишь! Это мне в тебе тоже нравится!

- Это так просто – достаточно говорить правду! – Илья Иванович

пригубил вина и начал есть, но как только проглотил первый кусочек, воскликнул: - Однако всё дело в хлебе! А вовсе не в креветках! Как вкусно! Я

уже жалею, что, не попробовав, так щедро поделился с Вами!

- Вот опять! – рассмеялась Лиза. – И опять приятно, ведь сто лет не

готовила ничего!

- Что это за хитрость такая?! – указал Аникин на тост.

- Да простая хитрость, ничего особенного – делаешь масло с зеленью и

специями, намазываешь его на хлеб и запекаешь в духовке, потом

получившийся хрустящий тост слегка натираешь чесноком, остужаешь, сверху опять тонкий слой масла, а на него уже креветки.

Продолжая говорить о разных мелочах, они всё съели и допили бутылку

вина, времени к тому моменту было уже около полуночи.

- Ну вот и закончился наш славный и тихий ужин, - сказала Лиза, глядя

Аникину в глаза.

- Ну и как? Вы чувствуете, что хоть немного научились играть?

- Да, ты оказался хорошим учителем – ничего не испортил. Я хотела бы

продолжить обучение. Мы продолжим?

- Конечно, игра в сотворение мира бесконечна.

- А разве можно точно знать о чём-нибудь, что оно бесконечно?

- Точно знать ничего нельзя.

- Тогда почему ты говоришь, что играть можно бесконечно?

- Потому что это особая игра: когда ты играешь в сотворение мира, то

только от тебя зависит, будет ли конец у этой игры.

- А если тот, кто играет в эту игру, сам конечен?

- Тот, кто играет в подобные игры, не может быть конечным, по крайней

мере, до тех пор, пока играет. Пока он играет – игра не имеет конца, а пока

длится игра – он есть.

- Это рецепт бессмертия?

- Не знаю, я думаю, что жизнь и смерть тут ни при чём.

- Как это ни при чём?! – Лиза лукаво улыбнулась. – Вот умрём мы с

тобой, и как же тогда наша бесконечная игра?

- Будем играть после смерти, тоже мне проблема!

- А ты и после смерти знаешь, что будет? – Лиза продолжала лукаво

щуриться.

- Нет, а какое это имеет значение, если мы решили играть?

- Ладно, посмотрим, что из этого получится. А сейчас мне уже, к

сожалению, пора. Вызови, пожалуйста, такси.

- А Вам куда ехать? А то сейчас диспетчер меня спросит.

- В центр.

Илья Иванович достал из кармана «банан» и нажал кнопку автонабора

номера такси. Женщина-диспетчер, извинившись, сказала, что у неё идёт

сдача смены, и попросила перезвонить минут через пять. Когда он отключил

трубку и посмотрел на Лизу, то увидел, что она внимательно и с той же своей

насмешливостью, к которой он никак не мог привыкнуть, изучает его лицо.

- У них идёт пересмена, попросили перезвонить через пять минут, -

сказал Аникин и тут же почувствовал возникшую неловкость.

Лиза вздохнула и задумчиво произнесла в воздух:

- С какой готовностью он кинулся вызывать такси…

- Я что-то не так сделал? – ответил вопросом Аникин и чуть не прикусил

язык, осознав посреди фразы, какую чушь он говорит.

- Да нет, вроде бы, нет, посмотрим. Ладно, и когда же мы продолжим

нашу игру?

- Как только захотите.

- Тогда напиши мне свои телефоны, - сказала Лиза, поднимаясь из-за

стола, и немного смущённо добавила: - А я пока слегка приведу себя в

порядок.

И тут Аникин вдруг почувствовал, что время резко убыстрило ход, приближая какой-то неприятный тягостный момент. Спустя мгновение

пришло и осознание: это момент, когда уйдёт Лиза и он останется один

посреди своей уютной квартиры. И Илья Иванович понял, что совсем не

хочет, чтобы эта женщина сейчас ушла. Со сжимающимся от стремительно

приближающейся тоски сердцем он встал и направился в кабинет записывать

свои телефоны.

Вся комната была залита спокойным лунным светом. Не включая лампу, он прошёл мимо стола к окну. Облачность над городом за последние часы

повыветрилась – посреди чистого тёмного пространства висела сияющая

великолепной обнажённостью Луна. Разбежавшееся было время

замедлилось. Заворожённый красотой Луны, он невольно замер. Время

потекло ещё тише. Он стоял, разглядывая неожиданно явившееся на небо

ночное светило, и боялся пошевельнуться, втайне надеясь, что время тоже

замрёт. Но оно, хоть и едва-едва, но продолжало приближать миг торжества

тоски. И когда уже душа его почти смирилась с неумолимо надвигающейся

неизбежностью, он почувствовал, как лёгкие руки легли на его плечи. И

время остановилось…

Он почти шёпотом произнёс:

- Лиза, твои руки способны останавливать время…

- Я знаю…

Когда в ту лунную ночь они, наконец, заснули, ему многократно

грезилось одно и то же:

он подходит к окну,

видит за ним Луну,

замирает,

потом ощущает прикосновение рук,

время останавливается…

и

сон повторяется с самого начала:

он опять видит себя идущим к окну

на свет Луны…

Лишь только когда организм уже просто физически не смог больше

спать, Илья Иванович с неохотой оторвался от своего бесконечно

воспроизводящегося видения, однако тут же вспомнив, что сейчас увидит

Лизу, ощутил прилив счастья.

И он открыл глаза.

Лизы рядом не было…

Он встал с постели, накинул халат и пошёл бродить по квартире, ожидая, что вот-вот услышит что-нибудь вроде шуршания душа, гудения фена или

шкворчания жарящейся яичницы.

Но Лизы нигде не было.

Не веря в очевидный факт её отсутствия, он ещё раз обошёл все комнаты

и даже выглянул на балкон. Но от женщины, которая ночью стала для него

совершенно реальной, не осталось и следа: ни запаха духов, ни обронённой

случайно шпильки. «Чёрт! Я же так и не записал ей свои телефоны!» –

мелькнула у него отчаянная мысль.

Настроение испортилось.

И тут взгляд его упал на небольшой клочок бумаги, лежавший на

клавиатуре компьютера. На нём маленькими почти круглыми буковками с

едва уловимым наклоном влево было написано: «Извини, кажется, я опять

забрала твои ключи. Л.» Лицо Ильи Ивановича вспыхнуло от радости, в

груди что-то приятно защемило, и душу тут же наполнила какая-то озорная и

вместе с тем нежная мелодия.

Ни одной женщине Аникин ещё не давал ключи от своего дома, а этой

отдал при первой же встрече и, более того, найдя её записку, он был

несказанно рад, что придётся искать запасной комплект, который до сих пор

ни разу не использовал.

Он посмотрел на часы, они показывали без четверти одиннадцать. Пора

было собираться на встречу с Крытовым в «Балчуге».

VIII

В половине двенадцатого с мурлыкающей весёлые нежности душой

выпорхнул он из подъезда и направился в гараж. На нём были чёрные брюки

и чёрный пиджак «а-ля френч», из-под стойки которого выглядывал

белоснежный воротничок, тоже стойка. А за два часа до встречи он вышел

потому, что хотел ещё заскочить на автомойку.

«Вот и твой новый френчик пригодился! В нём ты смахиваешь на

священника, гувернанта… Тьфу ты! Гувернёра, то есть! Короче, в нём ты

похож на стоически непреклонного священника, строгого гувернёра, ну, и

бесстрашного дрессировщика вдобавок! Вот! Что ж! Очень, очень даже

подходит к положению, в которое ты попал! Э-хе-хе!» – посмеивался он над

собой, когда одевался перед зеркалом.

Небо же опять было зашторено…

Кооперативный пятиэтажный гараж, в котором Аникин по удачному

случаю два года назад приобрёл бокс в цоколе, находился в трёх минутах

ходьбы от дома. Добравшись до своего места, он нажал кнопку пульта

дистанционного управления. Ворота плавно поднялись, за ними стоял

порядком запылённый «Мицубиси Галант» вороного цвета – автомобиль по

московским меркам скромный, но вполне приличный для того, чтобы его

хозяин в тот год, о котором идёт речь, не страдал комплексом

неполноценности в любом столичном обществе.

Много сказано про связь машин и их хозяев. И действительно, большинство автовладельцев состоят в очень непростых отношениях со

своими четырёхколёсными любимцами. Обращение к автомобилю как к

живому существу для них совершенно нормальное явление, почти никого из

них нисколько не удивит вопрос: «Любите ли Вы свой автомобиль?» А уж

какое разнообразие ответов, в которых будет содержаться вся гамма

человеческих эмоций, можно получить на этот вопрос!

Однако вот Илья Иванович затруднился бы с ответом на него – он не

испытывал к своему «Галанту» никаких чувств, а вспоминал о нём лишь

тогда, когда тот ему был нужен. Некоторым это просто невозможно

представить, но Илья Иванович частенько целыми неделями, а то и месяцами

не навещал бедный автомобиль в боксе и держал его там в полнейшей

темноте(!). Более того, порой он совсем забывал о том, что является

владельцем транспортного средства, и почти не следил за его состоянием, то

и дело пропуская очередное ТО. Но гарантированное европейско-японское

качество и относительно высокий класс «Галанта» обеспечивали столь

небрежному хозяину мобильность в любой момент.

Выгоняя машину из бокса, он услышал под собой металлический цокот

и с неудовольствием подумал: «А колеса-то зимние с шипами я ещё не

менял!» А вот всё то же большинство автовладельцев в подобной ситуации

обратились бы не к себе, а к своему железному баловню со словами: «Эх, дружок, я, кажется, забыл тебя переобуть. Извини, брат, исправлюсь!»

Ехать, слушая стрекотанье шипов, не хотелось. Илья Иванович

посмотрел на часы (сегодня он их надел), было без двадцати двенадцать.

«Успею! Подумаешь!» – решил он про себя и, натянув технический халат и

рабочие перчатки, выкатил из ворот гаражный домкрат немецкого

производства, который приобрёл вместе с боксом – бывший хозяин уезжал за

границу на ПМЖ, поэтому увозил с собой только деньги и семейные

драгоценности. Сменить колёса, когда у тебя в распоряжении такой домкрат, дело максимум получаса, да и то если не очень напрягаться. Ещё минут

десять заняла проверка и установка требуемого давления в шинах.

«Ну вот и всё! Теперь на мойку, сбить пыль, и готово», - удовлетворённо

подумал Илья Иванович, закручивая колпачок на последнем колесе. – Лишь

бы очереди не было».

Мойка находилась здесь же - при гараже. Очереди, на счастье, не было.

Расторопный юноша, уроженец какого-то эсенгешного юга, дело своё знал

хорошо, и через двадцать минут «Галант» сиял так, что даже бесчувственный

хозяин его воскликнул про себя: «Надо же какой красавец! Не стыдно на

людях теперь показаться! – но тут же равнодушно отметил: - Хотя годика

через полтора сменить бы надо».

Из гаража он выехал без четверти час. Заминка, возникшая из-за смены

колёс, никак не повлияла на его настроение, душа по-прежнему напевала что-

то нежное и небрежно-весёлое.

В машине он обычно слушал «Авторадио» – сообщения о московских

пробках весьма полезны при передвижении по городу. Смешливые и

беспечные ведущие радиостанции предупреждали, что пробка на его пути

пока одна: на всё той же Якиманке. Но это было известно ему и без них, поэтому он и не собирался ехать по Ленинскому проспекту, а сразу

направился на проспект Вернадского, рассчитывая попасть в центр по

Фрунзенской набережной. Кто хоть немного знает Москву, тот уже, наверное, догадался, что Илья Иванович жил на юго-западе нашей

необъятной столицы.

На «Авторадио», между тем, зарядили какую-то поп-звезду, собранную

одним из ушлых отечественных продюсеров явно не из звёздной пыли.

Музыка, слова, а также уровень и манера исполнения, помноженные на

агрессивный сгусток провинциальных комплексов и амбиций, порождали

желание въехать в какой-нибудь столб, дабы прекратить эту зубную боль в

ушах. Аникин, поморщившись, переключил волну.

На радиостанции «Эхо Москвы» один из заместителей министра

финансов самоуверенно рассказывал об успехах в торговле государственным

долгом. Журналист, ведущий эфир, легкомысленно пытался намекать на то, что государство играет в игру, придуманную пронырливыми изобретателями

многочисленных финансовых пирамид. Но не тут-то было! Замминистра

оказался не так прост и убеждённо отметал эти намёки, намекая, в свою

очередь, на наивность интервьюера и утверждая, что в данном случае

инвестор имеет дело не с кем попало, а с очень ответственным заёмщиком в

лице государства. А уж оно-то знает, как грамотно распорядиться

полученными средствами! Например, прежде всего оно направляет их в

реформирование российской экономики, в её структурную перестройку и

развитие новой рыночной инфраструктуры. Это, по глубокому убеждению

замминистра, должно было дать безусловный и быстрый эффект, что без

проблем обеспечит абсолютную безопасность сделанных государством

инвестиций.

Аникин усмехнулся, но волну не переключил. Каждые четверть часа

интервью прерывалось короткими выпусками новостей, в которых главными

событиями были набирающие силу забастовки в Кузбассе и развёртывание

на Горбатом мосту у Белого дома шахтёрских палаток, и тут же

анонсировалось следующее интервью – с заместителем министра топлива и

энергетики. В новостях также сообщалось, что правительство на какой-то

подмосковной даче заканчивает разработку грандиозной программы развития

экономики, которую вскоре должно представить президенту.

К отелю «Балчуг» он подъехал за пять минут до назначенной встречи. В

списках участников конференции, посвящённой проблемам интеграции

российских банков в международные платёжные системы, действительно

значилась его фамилия. И он, получив именной бейджик, прошёл в холл.

На конференции, как и говорил Крытов, был обеденный перерыв, её

участники (человек двести, не меньше) ели и общались между собой за

столиками в ресторане слева от холла. В центре обеденного зала длинный

шведский стол щедро предлагал холодные закуски и десерты. Напитки и

горячее к столикам подносили официанты.

«Ну, и где тут мои агнцы?!» – с весёлым пренебрежением подумал

Аникин, рассматривая обедавших банковских клерков (со стороны он

действительно немного напоминал католического священника).

И вдруг он

О

С

Т

О

Л

Б

Е

Н

Е

Л.

За одним из столов сидели

Крытов и Лиза.

В отличие от окружающих, они ничего не ели – перед Крытовым стояла

чашка с чаем, а перед Лизой – бокал с апельсиновым соком. Сергей

Спиридонович что-то живо объяснял ей и то и дело оглядывался. Лицо Лизы

не выражало никаких эмоций. Она была собранна и холодна. Светло-серый

деловой костюм сидел на ней безупречно, её роскошные волосы были

спрятаны под шляпкой того же цвета, что и костюм, вокруг длинной нежной

шеи повязан розовый платок.

Не веря глазам своим, Аникин смотрел на них и не мог сдвинуться с

места. Наконец, Крытов заметил его и призывно махнул рукой.

- Елизавета Алексеевна, разрешите представить! Это Илья Иванович

Аникин, человек, о котором я Вам говорил, - сказал Крытов, когда

пребывающий в состоянии грогги Аникин подошёл к столику, Сергей

Спиридонович, как всегда, был стремителен и конкретен: - Добрый день, Илья Иванович! Присаживайтесь к нам, поговорим о нашем деле.

Официант возник тотчас. Аникин, едва соображая, что происходит, опустился на стул и попросил стакан воды.

- С газом или без газа? – учтиво поинтересовался официант.

Не понимая, о чём его спрашивают, Илья Иванович уставился на

предупредительного парня в жилетке.

- Вам воду газированную или нет? – терпеливо повторил официант.

- Из холодильника.

Официант не трогался с места.

- Давайте газированную, - наконец сообразил Аникин и из-под бровей

глянул на Лизу.

Щеки её окрасились в цвет шейного платка, а сталь в глазах утратила

матовость и заблестела.

- Илья Иванович, мы только что говорили о Вашем участии в нашем

проекте и решили, что Елизавета Алексеевна сама введёт Вас в курс дела.

Для меня же, как я Вам уже сказал, главное, чтобы пункты бизнес-плана

реализовывались строго в сроки, - проговорил Крытов, не замечая

странностей, происходящих с его собеседниками.

В этот момент к нему подошёл молодой мужчина в строгом чёрном

костюме и, наклонившись к самому его уху, что-то тихо проговорил. Сергей

Спиридонович, выслушав, кивнул:

- Да-да, конечно! Сейчас я обязательно подойду к нему! – и опять

обратился к Лизе и Аникину: - Извините, я должен покинуть вас. Всего

доброго Илья Иванович, а с Вами, Елизавета Алексеевна, не прощаюсь.

Крытов ушёл.

Аникин и Лиза продолжали молчать.

Официант принёс стакан воды с газом.

Молчание не прерывалось.

Единственное, на чём Илья Иванович мог сосредоточиться, это были

пузырьки, отрывающиеся со дна и стенок стакана и взрывающиеся на

поверхности маленькими фонтанчиками. Заставить себя посмотреть на Лизу

он не мог.

Обед закончился, и вскоре они остались в зале одни.

- Ну почему это оказался именно ты?! – исходящим из глубины груди

голосом вдруг произнесла Лиза, и, помолчав, горько усмехнулась: - Что у

меня за судьба! – и, снова помолчав какое-то время, сухо добавила: - Ладно, мне пора идти. Позвоните мне послезавтра, Илья Иванович. Всего Вам

доброго!

Она встала и ушла, а Аникин остался сидеть за столом и смотреть на

всплывающие и взрывающиеся пузырьки…

- Извините, но наш ресторан закрывается на перерыв, - вернул его к

реальности вежливый голос официанта спустя полчаса. – Если хотите, Вы

можете перейти в бар – он как раз только что открылся для обслуживания

участников конференции.

- Спасибо, я сейчас пойду, - машинально кивнул Аникин, но продолжил

сидеть.

В груди ломило, в горле пересохло, никаких сил встать и уйти не было.

Он взял стакан и залпом выпил всю воду. Какие-то силы вернулись к нему, и

он уже было собрался идти, как вдруг увидел, что прямо перед ним на столе

лежат ключи от его квартиры и визитная карточка. Тело опять перестало его

слушаться…

IX

Он очнулся от холода в своём автомобиле. Двигатель почему-то работал, а кондиционер морозил на полную мощность. Он не помнил, как вышел из

того злополучного ресторана и очутился в машине.

Выключив кондиционер и достав из кармана «банан», он набрал номер

Купавина.

- Привет, Илюша! – тут же отозвался Сева. – Как дела?

- Сева, ты можешь меня забрать?

- А ты где?

- У «Балчуга» на стоянке, я страшно замёрз и никуда не могу двинуться.

- Что случилось, Илья?!

- Сева, ты просто приезжай…

- Хорошо, сейчас буду…

Через четверть часа рядом остановилось апельсиновое «вольво», и в

окно постучал Купавин. Аникин уступил ему водительское место.

- И куда Вас, сэр? – спросил Сева, регулируя под себя сиденье.

- Кружи по городу, шеф…

- Илюш, ну что тут всё-таки произошло?

Аникин молчал. Сева внимательно посмотрел на приятеля, отцепил от

его пиджака «бейджик» и бодро сказал:

- А поехали, Илюша, в баню! А?! Согреешься! Да и давно мы с тобой в

бане не были, - он стал выруливать со стоянки. – Есть у меня одна

прикормленная банька, я сейчас позвоню, и пока мы доедем, нам там всё

организуют.

- Ай, вези куда хочешь, - вяло отмахнулся Аникин.

- Ну вот и славно, мой дорогой! Несколько распоряжений, и погнали, -

Сева приостановил машину и достал телефон. – Степаныч! – громко

заговорил он несколько секунд спустя. - Сейчас свободен, а к десяти чтобы

был во Внуково! Да, у бани. Ещё вопросы есть? Отлично, давай! – и, сбросив

соединение, набрал другой номер; на том конце отвечать не спешили, Сева

постукивал пальцами по баранке, будто поторапливая нерадивого абонента

поднять трубку. – Не отвечают, однако, - но тут же встрепенулся и

затараторил: - Вы уже спитя?! А у вас горячая вода сегоднява есть?! Ага, я!

Слушь, Надюш, а у тебя там свободно сегодня и сейчас? До девяти?!

Отлично! Да, до девяти-то, будь спок, мы всяко уложимся! Всё, жди, дорогая, вылетаем… Илюша! Пристегни-ка ремешок!

Вот чего принципиально себе не представлял Севастьян Аркадьевич

Купавин, если сам попадал на место водителя, так это спокойной езды. Свою

манеру управления автомобилем он гордо называл «спортивной». Но если бы

он только резко разгонялся до сотни и свыше на участках между

светофорами и с визгом тормозил! Так он ведь ещё и подрезал всех, кого

только мог, устраивая настоящий «слалом» в густом городском потоке. Но и

это ещё пустяки – любимым его трюком были приводящие в ужас всех

окружающих ускорения по встречной полосе с включёнными фарами. Слово

«лихач» – лишь блеклый намёк на то, кем становился за рулём этот

респектабельный и очень спокойный по жизни господин.

Подобная гонка способна привести человека в чувство, в каком бы

состоянии он ни находился. Уже через несколько минут после того, как они

тронулись в путь, Аникин начал оживать. Ему казалось, что его элегантный

«Галант» ревел, как перегруженный породой огромный горный самосвал без

глушителя, а из глубокого и удобного сиденья его постоянно выбрасывало то

на дверцу, то на сумасшедшего водителя. На всякий случай, когда они по

недоразумению, как выразился Сева, остановились на светофоре, он всё-таки

пристегнул ремень. Илья Иванович знал: взывать к бухгалтерской

рассудительности Купавина в данном случае было бесполезно – Сева по-

другому ездить просто не умел.

Окончательно он пришёл в себя, когда они выскочили на Лужнецкий

мост. Сейчас это самый обыкновенный московский мост, отлично

заасфальтированный и ничем не отличающийся от всех других московских

мостов. А тогда! Не существовало в мире подвесок, которые были бы не по

зубам Лужнецкому мосту весной девяносто восьмого года!

- Нет! Ну тут ехать просто нельзя! Тут надо лететь! Иначе колеса

отвалятся! – воскликнул Купавин и выжал сто сорок, продолжая при этом

вилять между автомобилями, как между флажками на горнолыжной трассе.

- Послушайте, водитель, а Ваша фамилия не Сапожник? – уже пытался

шутить Аникин, когда они опять притормозили у светофора недалеко от

цирка.

- Нет, я Севка Купавин со Звонарского переулка! Советский Союз!

Шумахеры отдыхают! – и он опять «сделал» всех со светофора.

Через двадцать минут этот кошмар завершился у крыльца какого-то

одноэтажного строения, окружённого соснами, где-то в районе Внуково.

- Ну что Вы сидите, сэр? С приземлением! Можете выйти и поцеловать

почву – Вы снова стоите на ней, – сказал Купавин, заглушив двигатель.

Именно это и хотел сделать Аникин, как только понял, что всё, к

счастью, кончилось без существенных потерь, но, собравшись с духом, беспечно ответил:

- Ты разочаровал меня, шофёр, – я так надеялся, что приобрету за твой

счёт новый автомобиль!

- Ха! Ты думаешь, мне легко!

Строение, у которого они «приземлились», внутри оказалось небольшой

частной баней. Распоряжалась в ней приветливая миловидная блондинка лет

тридцати пяти, чуть располневшая, но ещё вполне способная вызвать

заинтересованный мужской взгляд. Звали её Надежда Петровна. Сева явно

был здесь завсегдатаем и знал что да как. Он без лишних слов расплатился с

Надеждой Петровной, отрицательно мотнул головой на вопрос в её глазах и

направился к двери, за которой и начиналась, собственно, баня. А Илья

Иванович тем временем засмотрелся на смазливую банщицу – ему

понравились её мягкие и плавные движения, спокойное и наивное лицо с

широко открытыми голубыми глазами.

- Как же Вы тут одна? Почти лес, охраны никакой нет, не страшно? –

спросил он её.

- А у меня телевизор есть, - был ответ.

- Илюша! Не смотри так на Надежду Петровну, а то она сейчас пришлёт

девчонок с вениками, и они отходят тебя по полной программе! Иди сюда! –

крикнул Купавин.

- Слушай, а действительно, как она тут совсем одна? – спросил Аникин, входя в раздевалку.

- Не беспокойся, всё тут есть, только за другой дверцей…

- Понятно…

Они разделись и прошли в следующую комнату. Это была небольшая

гостиная с кожаными диванами и креслами, в центре её располагался низкий

стол, на котором лежали простыни и махровые полотенца…

Через треть часа, когда друзья вернулись из парилки (красные, горячие и

голодные), на столе уже был собран натюрморт из двух широких

металлических блюд: на одном - зелень и крупно порезанные помидоры, огурцы и разноцветные болгарские перцы, на другом - продолговатая горка

шампуров с блестящими жирным соком кусками баранины; рядом со всем

этим великолепием гордо задирал носик толстопузый чайник и, будто

вытанцовывая перед сим кавалером, подбоченивали ручки две массивные

чашки – вся троица была работы гжельских мастеров.

- Действительно всё есть, - прокомментировал увиденное Аникин и

принялся наливать себе чай. – Хм, настоящий зелёный, судя по цвету и

запаху! Ну всё как в лучших душевых лучших исправительных заведений!

Кто и когда придумал обильно есть в бане, распивать там спиртные

напитки, вызывать к себе девиц ветреного поведения и при всём этом

решать важные вопросы, известно – это, безусловно, были древнеримские

патриции. Но почему сию привычку унаследовали и бережно хранят до сих

пор только в России? Некоторые утверждают: «Потому что мы есть третий

Рим!»

К удивлению простодушной Надежды Петровны, в тот вечер гости её не

заказали ни водки, ни пива, ни легкомысленных подружек. Впрочем, изумилась сия банная служительница не сильно – видела она, скорее всего, и

не такое.

Гостям же, в силу добровольно наложенного на себя столь

значительного ограничения, оставалось только посидеть в парилке, поесть и

поговорить.

- И что же всё-таки с тобой случилось в этом «Балчуге»? – спросил

Купавин, приступая к овощам.

Аникин отвечать не спешил, он пил чай, развалившись на диване, и

жмурился от удовольствия. Сева его больше не торопил.

- Знаешь, я вот сейчас лежу и думаю, - наконец, заговорил Илья

Иванович, - а действительно, и что же это со мной там случилось? Наверно, всё-таки ничего особенного. Так, мелочь. Женщина, которую я всю жизнь

хотел найти (здесь, как Вы понимаете, он несколько преувеличил) и которую

в итоге неожиданно для себя нашёл, самая красивая и самая умная, ну, в

общем, самая-самая женщина оказалась любовницей другого мужика. И чего

я так расстроился? Прямо и не знаю…

- Да уж, дела! Но, между нами, скажем так: не такой уж и редкий случай.

Согласен? Так что, может, это и правда всё-таки мелочь, а?

- Ну, видишь ли, распространённость явления ещё не говорит о том, что

оно не может сильно повлиять на душу впечатлительного человека, - Илья

Иванович приподнялся, взял шампур и оторвал от него зубами кусок мяса.

- О да! Тонкость душевной организации в данном случае имеет

немаловажное значение! – кивнул Купавин и тоже принялся за шашлык.

Аникин же, коротко размахивая шампуром, как дирижерской палочкой, продолжил, жуя:

- Но ты, Сева, просто замечательнейший психотерапевт – на Лужнецком

мосту я уже не очень сильно переживал. А у цирка с трудом уже мог

вспомнить её лицо и имя. А после того, как на шоссе ты так изящно и просто, скажем, даже где-то эстетично ушёл от лобового столкновения с «КамАЗом», я вообще чуть не забыл об этом эпизоде своей холостяцкой жизни, - но ещё

через мгновение глаза его потускнели, и он совершенно серьёзно добавил: -

Если бы ты только знал, Сева! Если бы ты только знал, какую женщину я

встретил и тут же потерял!

Купавин заметил изменение во взгляде и интонации друга и тут же

воскликнул:

- Так, хвилософ! Пошли-ка ещё разок, пока не наелись и не начался

рецидив! Парилка – лучшее средство от эмоциональных недугов! Это тебе

настоящий старший офицер говорит, а не какой-нибудь психатэрапэфт!

Вернувшись в гостиную снова через треть часа, они обнаружили

шашлыки подогретыми, а чай горячим и свежезаваренным. Аникин, наливая

себе душистый напиток, опять прокомментировал:

- В этой бане положительно обитают добрые духи!

- Так где ты её встретил?

- Всё равно не поверишь. Представляешь, я нашёл её в интернете.

- Да ну?! Чёрт побери!

- Вот тебе и «да ну», вот тебе и «чёрт побери»…

- Чудны твои дела, Господи! Или да здравствует научно-технический

прогресс с его высокими технологиями!

- Угу, вот такая зараза эта сеть…

- Надо бы попробовать как-нибудь, думаю, это должно существенно

экономить время и личные финансовые ресурсы.

- Надеюсь, твой опыт будет удачнее моего.

- А про любовника-то как узнал?

- О! Это целая поэма, мой друг! Как-нибудь я тебе расскажу и про это, а

пока я морально не готов к такому подвигу…

Лицо Аникина опять стало принимать выражение, говорящее о

приближении очередного приступа чёрной меланхолии, на что Сева

отреагировал без промедления:

- Так-с! Кажется, нам пора в очередной раз прогреть и разогнать кровь!

Пошли-ка!

И они вновь отправились поджариваться в сауну и пробыли там чуть

больше времени, чем в предыдущие разы – только что выпитый горячий

зелёный чай способствовал интенсивности и приятности процесса. Выскочив

же, наконец, из парилки, они засели в небольшом бассейне, вода в котором

оказалась тёплой, а не ледяной, как это обычно бывает.

- Ну как?! Помогает?! – спросил Сева.

- Изумительно, ещё бы чайку!

- Без вопросов!

Сева вылез из бассейна и принёс дымящиеся чашки.

- Нет, даю на отсечение руку председателя Центробанка, но чай в

бассейне – это уже чисто русская забава! Патриции до такого додуматься

никак не могли – у Древнего Рима не было дипломатических и торговых

отношений с Китаем, - сказал Аникин и, сделав несколько глотков чая, скрылся под водой…

Насколько сумасшедшая езда по городу и баня с зелёным чаем, шашлыками и дружеским трёпом помогают от несчастной любви –

неизвестно, но после всех этих мероприятий Аникин был уже в состоянии

самостоятельно доехать до дома, поставить машину в гараж и без всяких

мыслей в голове лечь в постель и уснуть.

Эпилог

Прошёл месяц. Правительство представило президенту программу

экономического развития страны, начался чемпионат мира по футболу во

Франции, кузбасские шахтёры по-прежнему бастовали, а москвичи начали

потихоньку разъезжаться по отпускам. Уехал на пляжи Мальорки даже

Севастьян Аркадьевич Купавин, несмотря на то, что только-только сменил на

посту директора московского филиала крытовского банка Василия

Васильевича Синицына.

Весь этот месяц Илья Иванович пропадал в офисе у Елизаветы

Алексеевны на Чистых прудах. Она не была любовницей Крытова, как

предположил он вначале. Всё оказалось гораздо сложнее и запутаннее –

фамилия её была Дымова, и она приходилась родной дочерью тому самому

губернатору, место которого собирался занять Сергей Спиридонович и

которого Аникин видел у западного входа гостиницы «Россия».

Какую сделку заключили между собой губернатор Дымов и его

приемник Крытов, Илья Иванович толком не понимал, но, во всяком случае, суть была явно не в губернаторском кресле. За прошедший месяц ему стало

ясно только одно: цена достигнутого между ними соглашения была огромной

– на балансе фирмы, которую возглавляла Елизавета Алексеевна, он

обнаружил ГКО на сумму, превышающую сто миллионов долларов.

Официально это была кипрская инвестиционная компания, в планы которой

входили вложения в создание на территории России фирменных магазинов

известной международной торговой сети, специализирующейся на продаже

товаров для домашнего хозяйства.

Также выяснилось, что Елизавета Алексеевна имела немецкое

подданство. Бабушка её по матери была немкой, вернувшейся на свою

историческую родину ещё в середине восьмидесятых. Тогда же с согласия

семьи она забрала с собой и внучку, закончившую к тому времени только

пятый класс.

Бизнес, ради которого дочь губернатора Дымова вернулась в Россию, продвигался успешно – эта молодая женщина обладала отлично

поставленной деловой хваткой. Про себя Аникин отмечал, что с

профессиональной точки зрения работа с ней была лучшим заказом из всех, какие он когда-либо имел – никто из бывших его клиентов не пользовался

данными им рекомендациями и советами столь разумно и эффективно, как

это делала Елизавета Алексеевна. Держалась она с ним ровно и без всякого

отчуждения, даже дружелюбно, насколько это может себе позволить

президент компании по отношению к наёмному консультанту, а иногда, когда обстоятельства располагали, даже вспоминала о том, как училась во

Фрейбургском университете, и делилась с ним своим непониманием русской

жизни на уровне быта.

Единственное, о чём президент кипрской инвестиционной компании

фрейлейн Элизабет Дымофф никогда не говорила со своим русским

консультантом господином Ильёй Аникиным, – это об игре в Сотворение

Мира.