Кортик фон Шираха

Глава 3

Каховский держал в руках командирский кортик «Гитлерюгенд», аналогичный изъятому у Андреева.

– Да, уважаемый, это хоть и называется холодным оружием, но на самом деле, скорее оружие церемониальное. Никто с ним в бой не ходил, никто с его помощью не убивал.

Напротив Артема в потертом кожаном кресле сидел антиквар, специалист в области холодного оружия времен Третьего рейха, шестидесятилетний Сигизмунд Робертович Причалов. Антикварные роговые очки подчеркивали принадлежность Сизи, как его звали близкие друзья, к элитарному сословию потомственных искусствоведов. Отец Сизи, Роберт Карлович Причалов специализировался, правда, на произведениях живописи, во время Второй мировой войны какое-то время провел в нацистском концлагере в Польше, так что выбор специализации сына до своей кончины терпел исключительно по соображениям бизнеса.

«Никто таким не убивал… – подумал Артем. – Конечно же, откуда? Если нож – кухонный. Хм.…»

Сразу после встречи с Майоровым Артем направился в офис, проверил фото из материалов уголовного дела: ни о каком кухонном ноже речи там не шло, Андреев принес в полицию клинок «Гитлерюгенда». Показания на допросах давал тоже о нем, да и судебные экспертизы проводились по кортику образца 1937 года.

«Чушь», – снова подумал Артем, но какая-то заноза все же не давала покоя. Если бы слова о кухонном ноже прозвучали не от сотрудника всезнающего ведомства, Артем и значения бы не придал. Но в тоне генерала чувствовалась такая уверенность, что Каховский, как говорится, напрягся. Поэтому и сидел сейчас в запыленной антикварной лавке в цокольном этаже дома по Скатертному переулку.

– Я так понимаю, Сигизмунд Робертович,… – начал было Артем.

– Ох, Арти, прошу, зовите меня Сизи, – перебил Причалов. – Мы – интеллигентные люди, зачем тратить время на выговаривание сложных имен, лучше потратим его для пользы дела.

– Странно просто, Сизи… – Артему не нравились эти сокращения, но решил не спорить, раз уж сам пришел за бесплатной консультацией. – Я поискал в Интернете, о ноже «Гитлерюгенда» информации много, а вот про командирский кортик этот почти ничего…

– Это правда… – довольно улыбнулся Причалов. – Потому он крайне редко встречается, да и стоит на порядок дороже ножа.

Антиквар протянул руку, принял оружие. Взялся за обтянутую плотной серебристой нитью рукоять и вынул узкий граненый обоюдоострый клинок из иссине-черной кожи ножен. Поднял острием вверх, травленная надпись на клинке заиграла бликами отраженного света настольной лампы. Крестовина с орнаментом веревочного каната изогнулась, так что кортик напоминал одновременно бандитский стилет и римский меч.

– Красивая вещь, не правда ли? – глянул Сизи на Артема сквозь отражение в холодной стали клинка.

Каховский согласно кивнул.

– Кортик командиров «Гитлерюгенд» был учрежден в 1937 году для взрослых руководителей, имеющих звание от штаммфюрера и выше, работающих профессионально с молодежью Третьего рейха. Каждый день такой никто не носил, выдавали только во время особых церемоний в специальном футляре из красной кожи. – Антиквар откровенно любовался то ли кортиком в руках, то ли своей речью, наполненной знанием предмета.

– Организация ведь – «Гитлерюгенд» – была создана гораздо раньше? – осведомился Артем. – Гитлер пришел к власти в 1933-м, а молодежный союз этот, кажется, в двадцатых?

– Если быть точным, то 3–4 июля 1926 года в Веймаре, как национал-социалистическое молодёжное движение. В последние годы Веймарской республики «Гитлерюгенд» очень постарался внёсти свой вклад в эскалацию насилия на улицах немецких городов. Организованные группы юношей нападали на кинотеатры, где шли показы антивоенного фильма «На Западном фронте без перемен». Насилие против владельцев кинотеатров и зрителей привело к тому, что фильм даже сняли с проката. Надо сказать, молодежь была, как говорят сейчас, креативная. Их же закрывали неоднократно, школьникам не разрешалось вступать в уже запрещенную организацию, но это только раззадоривало. А нацисты, то есть их старшенькие, использовали репутацию гонимых властями народных борцов для привлечения новых членов в свои ряды. Как только власти запрещали какую-нибудь ячейку «Гитлерюгенда», как та тут же появлялась под другим именем, типа «Друзья природы» или «Юные народные филателисты». В Киле, например, по улицам маршировала группа учеников из мясных лавок в заляпанных кровью фартуках, когда власти запретили ношение формы «Гитлерюгенда». Как свидетельствовали очевидцы тех событий, враги трепетали при появлении этой группы, знали – у каждого под фартуком здоровенный нож.

– Нож…, да… Все-таки о ноже. Что вы можете рассказать об этом клинке? – Артем взглядом показал на предмет, находящийся в руках Сизи.

– В то время руководителем организации был Бальдур фон Ширах. Рейхсюгендфюрер. Интересная личность, странно, как он так долго удержался на столь высоком посту.

– Почему? – просил Артем. – Приставка «фон» ведь означает принадлежность к знатному немецкому роду?

– Потому что папа и мама у него – американцы! – Сизи улыбнулся. – Сам он родился в Берлине, род и правда знатный – серболужицкий. Отец, имея американские корни, был офицером гвардейского полка Вильгельма Второго, позднее вышел в отставку и стал директором театра, сначала в Веймаре, затем в Вене. А вот мать Шираха, Эмма, – чистая американка из Филадельфии. Сам Бальдур начал изучать немецкий язык лишь в пятилетнем возрасте, поскольку дома родители разговаривали исключительно по-английски. В детстве писал стихи и играл на скрипке, мечтал о карьере музыканта. В возрасте 10 лет родители отправили его в закрытый интернат, в котором принципы воспитания детей основывались на идеях воспитания духовной элиты. Правда, не доучился. Закончил обучение дома, после того как брат покончил жизнь самоубийством. В 1918 году фон Ширах вступил в Германский молодёжный союз, потом закончил веймарскую гимназию и поехал в Мюнхен изучать искусства и германистику. Вступил в народный союз «оруженосцев», которым руководили бывшие офицеры из нелегальной организации «Черный рейхсвер». Бальдур находился среди «оруженосцев», когда те в марте 1925 года охраняли зал, где выступал недавно освободившийся из тюрьмы Гитлер. После собрания Ширах был лично представлен вождю. Ну, дальше с карьерой понятно. Взлет, потом в сороковом понижение до гауляйтера Вены, ну и посадка в 1945-м на 20 лет после Нюрнберга.

– А что такого произошло в 1937-м? – спросил Артем. – Когда кортик учредили этот… Ритуальный…

– Ритуальный? – оживился Сизи и внимательно всмотрелся в клинок. – Хотя… Пожалуй, да… Ну, просто в Рейхе у всех служб были клинки. Меня почему эта тема и увлекла в свое время. Более семидесяти видов холодного оружия, у каждой службы свой парадный кортик. Пойдемте, покажу.

Антиквар поднялся и жестом призвал следовать за ним. Артем послушно встал.

Вышли из кабинета, прошли по коридору офиса-лавки и вошли в круглое помещение, оборудованное под выставочный зал элитных образцов для продажи. Сизи подошел к двум стойкам немецкого холодного оружия, стоящим особняком за ширмой.

– Вот! – с гордостью произнес. – Моя личная коллекция. Кстати, больше чем в музее Золингена.

– Угу, конечно! – Артем не удержался от фамильярного тона, раз уж он – «Арти» и говорит с «Сизи».

– Нет, ну в запасниках Золингена нацистского металла, конечно, поболе будет, но в музее для туристов – смотреть нечего, это точно. Ну, вы же в курсе, конечно, – напускную фамильярность Артема Причалов воспринял за осведомленность.

Сизи взял с самого верха стеллажа черный кортик с подвесом из металлических пластин с изображением черепов с костями и двойной руны «Зиг».

– Это кортик старшего офицера «SS», – антиквар понизил голос. – Хотя это и так понятно.

С характерным «цыкающим» звуком вынул промасленный клинок из ножен.

– Вот тут надпись, видите, «Meine Ehre heißt Treue» – «Моя честь – верность!» Это девиз охранных отрядов «СС». Кстати, Гитлерюгенд планировался как основной поставщик воинов для СС, Гитлер в одной из речей сказал: в Гитлерюгенде мы воспитываем мальчишек и девчонок четыре года, а затем мы отдаем их не в руки старых родителей и школьных воспитателей, но сразу же принимаем в партию или Трудовой фронт, в СА или СС! А если они там пробудут полтора или два года и не станут совершенными национал-социалистами, тогда их призовут в «Трудовую повинность» и будут шлифовать в течение шести-семи месяцев с помощью кое-какого символа – немецкой лопаты. А тем, что останется через шесть или семь месяцев от классового сознания или сословного высокомерия, в последующие два года займётся вермахт. А когда они вернутся через два, или три, или четыре года, мы их тотчас же возьмём в СА, СС. И они больше никогда не будут свободными – всю свою жизнь.

Понимаете, Арти? Смысл нацистской идеологии как раз в этом: не быть свободным, а быть винтиком в государственной машине. Трудиться или умирать во благо страны.

– Это неплохой принцип, если при этом не уничтожать других, – вставил Артем.

– Само собой, без идеи уничтожения или порабощения других народов нацизм ничем не отличается от патриотизма, – согласился Причалов. – Так вот, кстати, о лопате, о которой говорил Гитлер.

Он снял с подставки тяжелый кортик с символом лопаты на ножнах.

– Это парадный тесак рядового члена «Рабочего фронта». Глядите!

Со звуком нескольких стальных лопат, одновременно воткнутых в мерзлую землю, вылетел из ножен клинок в форме мачете.

– А? Видите? Кто вот у них такое выдумывал? – Сизи держал мачете так, будто собрался рубить толстые ветви лиан в непроходимых джунглях Амазонки.

– Это похоже на… мачете? – неуверенно сказал Артем.

– Похоже, и даже поставлялось в Южную Америку тысячами. «Arbeit adelt» – «Труд облагораживает», вот какой девиз вытравлен на лезвии, видите? Но я на другое хотел обратить внимание. Смотрите!

Причалов взял мачете-клинок в правую руку, а ножны в левую и расположил параллельно перед лицом Артема. Нетрудно было увидеть, что ножны – прямые с округлым навершием, а клинок изогнутый, с основанием тоньше острия, и поэтому оба предмета диссонировали друг с другом. Но в то же время они как-то одновременно друг друга и дополняли.

– Видите? – настойчиво и по-мальчишески озорно спросил Сизи. – Ну, Арти?! Правда не видите? На что это похоже?

Артем присмотрелся. Почесал в затылке, пожал плечами.

– Да ладно вам! – Сизи надул губы. – Не стройте из себя ханжу. Это же пенис! Член! Ножны – это вид сверху, видите головку? А клинок – тот же член, только вид сбоку!

– Черт, точно! – Артем удивился. – Надо же… И кому пришло в голову такое… И зачем?

– Искусство, геноссе! Над дизайном гитлеровских клинков работали лучшие искусствоведы. Первый клинок – штурмовых отрядов СА, такой же, как эсэсовский, только коричневый, Гитлер лично утверждал. Копия мистического швейцарского кинжала Гольбейна с гравюр «Пляски смерти».

Артем оглядел остальные предметы, выставленные на стеллаже. Поймал себя на мысли, что ищет взглядом кортик «Гитлерюгенд», но вспомнил, что тот остался на столе в кабинете Сизи.

– Сигиз… Сизи… Так что по поводу «Гитлерюгенда»? Почему в 1937-м появился этот клинок офицера? Ножи-то были, и я читал, это были уменьшенные копии винтовочных штыков с символикой и всем прочим, как положено. Просто потому что надо было выделить офицеров-воспитателей молодежной организации?

– Скорее всего. В 1936 году фон Ширах сблизился с Гиммлером, главой СС, и заключил с ним соглашение, по которому члены «Гитлерюгенда», отвечавшие требованиям, рассматривались как главный источник пополнения СС. А в декабре 1936-го фон Шираха ввели в состав имперского кабинета в качестве руководителя молодёжи. Тогда же на основании гитлеровского декрета «Гитлерюгенд» был признан единственной молодёжной организацией Германии. Я знаю, что лично Бальдур фон Ширах согласовывал форму кинжала со специалистами из «Аненербе» по протекции Гиммлера; тот был повернут на теме мистики, как известно. Но документов об этом не видел. Слышал только от родственников фон Шираха.

Артем удивленно вскинул брови.

– От кого?

– Чего вы удивляетесь? Фон Ширах отсидел в Шпандау 20 лет, освободился в 1966-м, книжку написал. У него осталась куча родственников, близких и дальних. Вот, с одним из них я и знаком. Когда бываю в Берлине, встречаемся иногда. Пиво пьем.

Причалов вдруг скорчил обиженную мину.

– Арти, вот вы меня уже час пытаете! Конечно, я не без удовольствия мучаюсь, но все-таки, может, просветите, вам зачем такие подробности? Вы этот предмет купить хотите или, наоборот, хотите продать чей-то? Покажите тогда?

Артем подумал секунду, потом достал из кармана мобильный смартфон и показал фотографию кинжала из материалов дела. Конечно, он потрудился над фото, размыв фон и убрав с помощью фоторедактора все атрибуты уголовного дела, так что снимок выглядел вполне обыкновенно для антиквара.

– Позволите? – Сигизмунд Робертович взял смартфон Артема в руки и раздвинул пальцами поверхность экрана для увеличения изображения. Внимательно осмотрел лезвие, затем рукоять. Сосредоточил взгляд на крестовине.

– Ох ты, батюшки мои, неужели? – воскликнул взволнованно.

– Что такое? – волнение антиквара передалось Артему мгновенно.

– Вот, смотрите! Две буквы «BS» как бы вкраплены в орнамент каната на крестовине?

Артем вгляделся в увеличенное изображение. Качество снимка было хорошим, так что при увеличении буквы были видны отчетливо.

Каховский оторвал взгляд от экрана и посмотрел на Сизи. Тот кивал головой и улыбался.

– Арти, колитесь! Где этот предмет? Я знаю, кому его можно продать. Это же личный кортик Бальдура фон Шираха! У него их, конечно, было несколько, такие вещи было принято дарить. В коллекционном исполнении, с золотом, серебром, с клинком из дамасской стали и прочая. Но этот может оказаться той самой первой моделью из «Аненербе».