Козырная карта

Часть 2. Жизнь после

Не скажу, что моя жизнь была раем. У меня была масса свободного времени. Я занималась домом, хозяйством, общалась с прислугой, составляла меню на приемы, старалась быть дружелюбной с каждым в этом доме: с телохранителями, водителями, присматривалась к Володе. Я видела мужа нечасто, но, когда он бывал рядом, пыталась «раскусить» его: чем он живет, чем дышит, — ведь я так мало его знала. Тоже я делала по отношению к Мише — Доктору. Это была самая загадочная и темная фигура в доме. Наверное, он мог говорить только с хозяином, как я называла Володю. На меня он смотрел как на необходимый предмет обстановки, отвечая односложно «Да», «Нет», «Не могу сказать» на все мои вопросы. Кроме забот по дому я проводила время с новыми подругами — женами коллег Володи; мы ездили в бассейн и тренажерный зал. По их совету, 2–3 раза в неделю посещала косметолога и парикмахера, изредка бывала в магазинах (хотя это была обязанность других людей). Вечерами читала книги в Володиной библиотеке, смотрела телевизор или гуляла по саду. Это тоже стало для меня отдушиной после недавних бурных событий. Сад был ухоженный, а сейчас, осенью, когда листва уже опала и шуршала плод ногами, мне было тихо и уютно. Его тишина и умиротворение успокаивали. Там же в саду, я познакомилась с Семенычем — садовником, пожилым, но еще довольно крепким мужчиной, который увидел во мне дочку и относился ко мне соответственно. Я свободно заходила к нему во флигель, пристроенный сзади дома; Семеныч разводил огонь в камине, и мы молча сидели, глядя на огонь; или Семеныч рассказывал истории из своей насыщенной событиями жизни, и я удивлялась, какой витиеватой может быть судьба обычного человека.

Но все же, меня не покидало чувство одиночества. После свадьбы Володя не стал мне ближе. Мы встречались во время обеда или ужина у нас дома, на различных приемах, приглашая гостей к себе или выходя в свет. Мы мало говорили. Володя вел себя вежливо, галантно, можно даже сказать, заботливо; это создавало впечатление счастливой супружеской пары. Но все эти мероприятия были лишь показной ширмой нашей безоблачной семейной жизни. Вне этих событий мы почти не общались, не говоря уже о ночах. Все соответствовало полностью статьям в брачном договоре, составленном нотариусом и подписанным нами. Все в нем сводилось к следующему: верная жена, заботливая хозяйка и никаких сексуальных отношений и имущественных претензий с моей стороны в случае расторжения брака.

Впрочем, меня это не волновало. Я не думала о том, где проводит ночи мой муж. Однако мне хотелось побольше внимания с его стороны, немного искренности и тепла, ну, и какой-то большей деятельности для себя. Но никто не обременял меня делами. Я жила сама по себе, а Володя и его сотоварищи — сами по себе. Мне было скучно и одиноко.

Прошло уже 2 месяца моего замужества. Я неплохо узнала людей, обитающих вокруг, и в особенности, Володю и его характер. Он оказался не таким бессердечным и суровым, как казалось поначалу. Да он был немного замкнут, неразговорчив, себе на уме; зато достаточно умен и предприимчив. У него было много идей по ведению бизнеса (его фирма занималась продажей бытового оборудования и строительством квартир, коттеджей и дач). У него было отменное чувство юмора, и никто не умел так серьезно и так смешно рассказывать анекдоты как он. Пару раз я даже слышала, как Володя поет под гитару. Его низкий тембр варьировал от низких до высоких частот; голос менялся в зависимости от настроения песни: то веселый и задорный, а то грустный и щемящий душу. Но петь на людях Володя не любил, поэтому делал это только в узком кругу своих товарищей. Володя знал себе цену, а поэтому много времени тратил на физическую тренировку тела (сказывался выбранный им факультет в университете). Он любил читать художественную литературу. Часто, поздно вечером, проходя мимо библиотеки наверху, я заставала его там с книгой в руке. Но чаще всего свободное время он проводил на своей половине, как я ее называла — на «минус первом» этаже дома, в кабинете или в зале с коллекцией оружия. Меня туда не допускали, и бывала я в его святая святых лишь, когда приходили коллеги, сотоварищи, и Володя демонстрировал всем свою гордость и страсть — коллекцию оружия и трофеев.

Еще Володя обладал замечательной улыбкой, которая полностью преображала его лицо. Я сравнивала его выражение лица с улыбкой доброго и объевшегося кота, лежащего на солнышке после сытого обеда. Когда я видела его таким сияющим и излучающим положительные флюиды, мои мысли об одиночестве исчезали, хотелось прижаться к нему и влиться в его энергетику, почувствовать, что улыбка на его губах обращена ко мне. Но такие состояния обычно длились недолго, и случались редко. Не знаю, бывали ли у него моменты, когда хотелось выговориться, излить кому-то душу.

Когда я спросила об этом Николая, он ответил, что у настоящего бизнесмена нет друзей, а лишь партнеры, доверенные лица, окружение. В бизнесе каждый борется за себя, даже когда находится на отдыхе, среди так называемых друзей и сторонников. Бизнесмен всегда должен думать, что рядом конкуренты, готовые перехватить любую, самую незначащую информацию, которая нечаянно может соскользнуть с губ в момент откровения. Может поэтому, муж казался мне мрачным и угрюмым.

Вообще, после замужества, я и с Николаем встречалась редко. Он всегда где-то пропадал, и общались мы при встречах от силы, минут 10. А вот как я заметили, с кем Володя общался больше всего и кому, похоже, доверял, был Доктор. Не знаю, что они нашли друг в друге — может, одиночество связывало их, может, что-то еще. Но Доктор напоминал мне индейца Джо из рассказов о Томе Сойере: его вечно пронзающий взгляд доставал до пяток и пугал меня очень сильно. Я по возможности старалась избегать встреч с ним, но он был Володиной тенью, всюду следовал за ним, и мы часто пересекались. Иногда я думала, что Доктор ревнует меня к своему боссу. Ответа я не знала. Никто ничего не мог мне рассказать про Доктора, словно он свалился с небес и жил сам по себе, ни с кем кроме Володи, не общаясь. Но Володя очень его ценил и уважал, относился, словно к брату. Доктору было на вид лет 40, низкорослый, коренастый, широкий в плечах, смуглый, с большим лицом и низким широким лбом, всегда с коротко стрижеными волосами, небольшой черной бородкой, похожей на татарскую; глазки — маленькие, узенькие, всеохватывающие; сильные волосатые руки всегда готовые к действию. И вот такое угрожающее существо было «наряжено» в дорогие костюмы, шитые на заказ; всегда отглаженный, в начищенных ботинках, при галстуке — его можно было бы сравнить с монстром в золотой одежде. И вот эти 2 человека, мой муж и его «тень» всегда были вместе. Я бы не удивилась, узнав, что и ночью Доктор бодрствовал в кресле у кровати «господина». (Но, это мои злостные отступления от рассказа).

Почему я остановилась так подробно на описании этого человека? Потому что он неразрывно связан и со мной, и с этой историей, потому что в будущем, он явится рукой провидения и решающим будет ЕГО слово. Это как играть в карты. Вроде уже ясен весь расклад, но вдруг появляется припрятанный козырь, который и решает исход игры.

Итак, время шло. Началась предвыборная гонка. Здесь нашлось дело всем в команде. Наш дом стал центром встреч и переговоров. Толпа народа осаждала его и днем, и ночью. Листовки, агитационные плакаты, подготовка речей, интервью, встреч с избирателями — все обсуждалось в доме, в гостиной за круглым столом. Я практически всегда была в курсе событий, поскольку и у меня была определенная роль в сценарии.

Затем начались публичные выступления Владимира в прессе и среди людей. Я часто присутствовала там как зритель, не вмешиваясь в процесс. Но пришел и мой черед сыграть свою роль. После первого показа Володиного выступления по телевидению, где мельком сняли и меня, начались «разборы полетов». Кирилл-имиджмейкер просто набросился на меня.

— Где восторженность в глазах? Где умиление и восхищение? Ты сидела как статуя с безразличным взглядом. А ведь именно по тебе будут судить и о народном избраннике. — Он посмотрел на Владимира. Мои попытки объяснить что-то наталкивались на стену жесткого диктаторства.

— Ты кто? Любящая жена. Вот и не скрывай своих чувств. Покажи восторг и бурю положительных эмоций на его слова. Неужели это так сложно?

Нельзя передать словами, как трудно было выносить это позерство. Удавалось мне это с трудом. Я не понимала, почему должна выражать разную реакцию на слова Володи и его соперников, когда он говорит и обещает то же, что и другие кандидаты? Это было скучно и предсказуемо. Неужели все выборы выигрываются лишь за счет большего количества улыбок и лести тому или иному кандидату?

Зато моя первая неудача на людях обернулась другим положительным моментом. Изменились мои отношения с Володей. Видимо, Кирилл посоветовал ему больше общаться со мной, «для Вашего же блага» — как было сказано однажды. И однажды вечером, вместо обычного проведения вечернего времени в кабинете, Володя поднялся ко мне в комнату. Я уже легла, но сна не было, и я читала книгу. Он постучался, и войдя, замер в нерешительности, не зная, что делать дальше. Я пригласили его войти и присесть. Он долго мялся, прежде чем начать разговор (на людях Володя вел себя совершенно иначе: деловитость и активность там занимали первые места), но, наконец, собравшись с мыслями, начал:

— Ты живешь здесь уже несколько месяцев, а у нас не было много времени поговорить, познакомиться поближе. Как тебе обстановка, дом…?

— Спасибо, мне нравится.

Снова возникла пауза. Он не знал, что сказать. Мне захотелось ему помочь.

— У тебя красивый дом, и мне нравится сад вокруг.

— Да, дом строили немецкуие архитекторы, но по моему проекту. А сад был здесь еще раньше.

— А библиотека? Ты давно ее собираешь?

— Это от моего отца и деда. Они всю жизнь собирали книги. Теперь настал мой черед.

— Ты тоже коллекционируешь книги, как и оружие?

— Нет, оружие — моя страсть. Как вернулся из Чечни, так и началось. Ну, а книги… — так это вечно. Я это понимаю, вот только времени не хватает на их изучение.

— Чечня? Ты воевал в Чечне? — для меня это стало открытием. Никто никогда не говорил инее об этой строке в его биографии. Он нахмурился, и, казалось, был недоволен моим вопросом, словно выдал что-то запретное о себе.

— Не люблю вспоминать то время. Я был там всего пару месяцев, но и это хватило. Меня ранило, контузило, а после госпиталя демобилизовался. На этом все. — Он явно хотел закрыть тему.

— Володя, а можно спросить, кто такой Миша — Доктор. Вы такие разные… Он такой странный.

— Этот человек спас мне жизнь и уже дважды. Это мой ангел-хранитель. Тебе больше ничего не надо о нем знать. Но знай: он сам Господь Бог. — И добавил: Для меня. — Я поняла, что связывает этих двоих что-то очень личное и сильное. И что только ему, Мише, Володя доверяет как самому себе.

— Он твой друг или охранник?

— Одно другому не мешает. Потом ты поймешь это. — И уже более мягким тоном продолжил он, меняя тему. — Ну, расскажи о себе. Николай просто поет тебе дифирамбы. Но я помню твое «выступление» тогда… перед нами.

Я засмущалась, вспомнив свой «звездный час» на конкурсе невест.

— Ты до сих пор сердишься на меня? — спросила его тихо, опустив лицо и стараясь скрыть румянец на щеках. Он неожиданно засмеялся.

— Ага, засмущалась? Вот он результат женской глупости. Нет, а правда, было весело тебя слушать. — Затем, увидев, что я сейчас совсем сгорю со стыда, посерьезнел и успокоил: «Да, нет, может именно поэтому, я и остановил свой выбор на тебе. Нашел, так сказать, самую веселую».

— Ты? На мне?

— Да. После твоего ухода, мы практически сразу решили все прекратить. Для меня было ясно, что ты подходишь для моих планов.

— Почему?

— Тебя привлекает в браке нечто отличное от тех идей, что преподносили нам другие девицы. Всем нужно полное благополучие, за которое они готовы расплачиваться телом. Мне же, как видишь, требуются иные женские качества.

— И моя сексуальность тебя больше не волнует? — вспомнила я свою обиду на него.

— Ну, прости, если задел твое самолюбие. Просто, ты пришла туда для других целей, и мы никак не ожидали увидеть такую женщину. Ты сама видишь, общаться мне некогда, и разглядывать сексуальность — тоже. — Он усмехнулся. — Ну, это все шутки. А если серьезно, то сейчас очень тяжелая пора для всех нас. Времени мало. Но обещаю, что буду делать все возможное, чтобы мы общались с тобой и лучше узнали друг друга. Все-таки мы женаты. — Он хитро подмигнул мне — А значит, придется закрыть большой пробел в незнании. Будем продолжать знакомство…

Мы еще много болтали о куче мелочей. И уже это стало переломным моментом в наших отношениях. Я поняла, что Володя не имел ничего против меня, и что он мне очень даже нравится. мне хотелось быть ему полезной, помогать во всем.

Утром, рядом со своей подушкой я обнаружила лежащую розу. Итак, это был первый знак ухаживающего мужчины. Я спустилась вниз к завтраку, но Володя уже уехал по делам, а я еще полдня находилась под впечатлением нашего разговора.

Семья, в которой рос Володя, была среднего достатка. Дед его был военный инженер — строил военные объекты. И к пенсии пробил себе и семье квартиру в Москве. Отец Владимира работал обычным инженером, который, правда, всегда жил и действовал согласно традициям и советам своего отца. Мать Володи работала главврачом в одной из центральных больниц столицы. Был у Володи младший брат, который умер несколько лет назад и даже мать не смогла ему помочь. После смерти сына, мать тоже слегла с нервным расстройством, и уже никогда не встала. А еще через 2 года трагически погиб отец, сорвавшись с балкона 8-го этажа, пытаясь добраться до соседнего балкона, где внутри в квартире случился пожар. И вот сейчас у Володи никого не было больше из родных. Зато был бизнес и довольно удачный. А с деньгами, как считал Володя, можно думать о будущем.

Я тоже рассказала ему о себе и даже в нескольких словах поведала историю о Джереми, поскольку Володе хотелось знать, кому и что я хотела доказать, выставив себя на «бирже невест» в качестве таковой.

Да, мы немного сблизились, хотя следующего такого задушевного разговора мне пришлось ждать довольно долго — целых 2 недели.

Это было время, когда все программы новостей радио и телевидения наполнились информацией о непременных реформах и преобразованиях, которых можно ждать от вновь избранных депутатов. И администрация района, где проходила избирательная компания Володи, устроила встречу кандидатов и избирателей. На центральной площади перед зданием администрации района собралось человек 500 избирателей. 4 кандидата (в том числе и мы) приехали на иномарках и величаво прошествовали со своими штабами в отведенные для этого комнаты в здании. Каждому кандидату давалось 10 минут на выступление и изложение своей программы и еще по 5 минут на вопросы избирателей.

Владимир был третьим по списку. И когда подошла его очередь, он чинно вышел на балкон к народу и четко изложил свою программу. (Пока он готовился к выступлению, я стояла около выхода на балкон и слушала выступления предыдущих ораторов. Честно говоря, ненавижу всю эту чепуху. Всякий раз, выходя на подиум к толпе, эти люди, называющие себя избранниками народа, обещают изголодавшимся и уставшим от проблем людям одно и тоже: свободы, независимости и райскую жизнь. Сколько их уже таких было! А когда их избирают — то все обещания превращаются в пустой блеф, в многочасовые дискуссии в Думе, размахивание кулаками, обидами и переносом рассмотрения всех вопросов на неопределенный срок. Обычные же люди от этого не начинают жить лучше и продолжают страдать оттого, что снова ошиблись и не того выбрали.)

Речь Володи в целом ничем не отличалась от речей оппонентов. Все та же напыщенность, иносказательность, много обещаний и ложная попытка протиснуть свои идеи в ряды масс и слиться с ними в одно целое.

Когда 10 минут истекли, Володя, вспотевший от напряжения, вернулся обратно в комнату для отдыха и перекура. Но на пути встретился с моим взглядом. Я увидела в его глазах торжество и победу, гордость за себя. Он не понял, почему мои глаза встретили его осуждением и укором, равнодушием и холодностью. Он удивления, он притормозил возле меня, всматриваясь в лицо. Но Кирилл Николаевич и остальные увлекли Володю за собой. Возле меня остался Миша. Он как бы не обращал внимания на происходящее, словно все это не интересовало его.

— Славная речь, не правда ли? — бросил он в пустоту, но я поняла, что вопрос предназначался мне.

— Нет. — Резко ответила я. — Все это ложь, и я ни капли не поверила ему.

— Да? — Он с любопытством посмотрел на меня. — Тогда иди и скажи ему. У него есть время тебя выслушать и измениться к лучшему.

Такого ехидства я от него никогда не слышала. Но в принципе он был прав. Кто еще может подсказать, сказать правду, если не сам народ в моем лице, незаинтересованный в политической победе. Хотя будет ли он слушать меня, вот в чем вопрос. Тем не менее, я зашла в комнату, где все занимались кто чем. Володи не было. Кирилл сказал, что ему необходимо немного передохнуть и побыть наедине. Моя просьба поговорить с мужем была встречена протестом.

— Подожди, вернемся домой — поговорите.

— Нет. Я должна сделать это сейчас. — Я настаивала. Но им было не до меня. Наконец, я взорвалась. — В конце концов, я ему жена. И только я могу ему помочь. Ясно? — Мой громкий голос и ярость заставили всех замолчать и с удивлением посмотреть в мою сторону. Я заметила вошедшего Мишу и его таинственную ухмылку, которая больше всего разозлила меня. Ни слова больше ни говоря, я вошла в соседнюю комнату.

— Что за шум? — Володя сидел, откинувшись на спинку дивана, расстегнув ворот рубашки и прикрыв глаза.

— Ничего. Это я.

Он не ожидал меня увидеть. — Что тебе надо?

— Нам надо поговорить. Сейчас! — Последнее слово было произнесено с сильным нажимом, и он не стал спорить.

— Как тебе моя речь? Довольно убедительно, да?

— Вранье! Все, что ты сказал — вранье. — С эмоциями у меня было все в порядке, и он даже подскочил от удивления. — Все слова — сплошная ложь. Я тебя слышала, но я слышала и остальных. Вы все говорите одно и то же, лишь общие фразы. Вы все даете лишь общие обещания. Ни один из вас не прочувствовал в реальности того, о чем говорилось. Я не верю тебе, и им не верю.

— Да? Напрасно! Я дал обещания и постараюсь сдержать их. — В его тоне вновь послышались декламаторские нотки.

— Кого ты хочешь обмануть? Себя? Меня? Избирателей?

— Что ты так кричишь? Не нравится — не слушай. Только делай вид, что слушаешь. От тебя ведь больше и не просят!

— Вот и очень жалко, что не просят. Подумаете, какая хорошая семья. Для рекламы как раз сойдет. Ах, посмотрите, какой хороший муж, замечательная жена. Ах, как они любят друг друга. Вот для этого я тебе и нужна? А если ты не выиграешь выборы, что тогда? Я стану ненужной ширмой, и меня можно будет просто выбросить? Нет, дорогой мой, раз я тебе жена, пусть и фиктивная, но краснеть и стыдится за такого мужа не желаю.

— А, тебя опять понесло…честная ты моя. Чего же ты хочешь, жена? — Это было сказано без злобы, но я просто не слышала этого.

— Ты взял на себя ответственность перед сотнями людей поддерживать их требования, так ты и должен это сделать. Иначе какой ты после этого «глас народа»? Но я не слышу этого «голоса» в тебе. Ты не говоришь, ты бубнишь. Твои слова не проникают в сердца людей, а лишь поливают их сверху как сахарная пудра. Но затем пудра ссыпается и уже ничего не оставляет после себя. Твои предложения не доходят до душ избирателей. А если это и не есть самоцель, тогда зачем вообще бросаться словами впустую? Я — одна из народа. Я слышу тебя, но не верю тебе. Ты не сможешь реально воплотить мои мечты. Ты — не мой герой, не мой депутат, не мой решающий голос при голосовании…

Кажется, я выдохлась. Я уже надорвала связки, пытаясь втолковать, что есть истина на данный момент. Володя молчал. Он был серьезен. Его губы были сжаты. Я испугалась, что сейчас он бросится на меня и вцепится в горло, чтобы я не могла больше произнести ни одного слова вопреки ему.

Молчание длилось долго. Наконец, он сел поудобнее.

— Ну, предположим, ты права. Тогда что же, по-твоему, я должен глаголить? Какую правду?

В дверь заглянул Кирилл: «Вова, хватит базарить, народ ждет. А Вам, Анастасия — он перешел на официальный тон, — следовало бы подождать в машине. И пора бы понять — он многозначительно помолчал, — не в бирюльки играем».

— Вам бы травку на полях выращивать. Коровам на радость, да и пользы от Вас больше было бы. — Выпалила я внезапно.

— Выйди Кирилл на минутку. Мне нужно еще пару слов ей сказать. — Почему — то заступился за меня Володя. Кирилл обиженно упорхнул за дверь.

— Ну, так, что еще, жена, посоветуешь? — Я постаралась не обращать внимание на его ироничный тон.

— Володя, не надо давать обещаний, которые ты не уверен, что выполнишь. Народ должен знать, что ты простой человек, как и они. Они должны почувствовать в тебе своего. А какой ты свой, если все время говоришь с трибуны? Сойди к ним, поговори по0человечески. Не обещай, но советуйся. Проси помощи у них же самих и приглашай к сотрудничеству. Не играй на победу, играй на честность, открытость и доверие. Найди что-то новое в общении с людьми. Будь с ними единым целым, человеком из их мира.

— Почему Кирилл этого не предложил. А?

— У него другая школа, пойми. Он не с простым людом, полным проблем. Он с вами, богатенькими всемогущими знайками.

— А ты, значит, с народам? — Он улыбнулся. И я позавидовала его спокойствию в этот момент.

— Я с тобой и с народом.

— Тогда пошли со мной к народу — как-то просто и открыто сказал он.

Мы взялись за руки, и вышли из комнаты. По дороге Володя снял пиджак и галстук, оставшись лишь в рубашке с расстегнутым воротничком. Я чувствовала, как его внутреннее состояние меняется. Он словно расслаблялся изнутри, менялся, превращался в другого человека. Это было странное ощущение, видеть такие перемены. Володя не отпускал мою руку и, лишь дойдя до балкона, откуда слышались волнительные крики и обсуждения и где остальные кандидаты уже наобщались с толпой, оставил меня, попросив «Подожди здесь», вышел к людям.

Затем он начал говорить тихо. Толпа притихла. Колонки доносили до отдаленных уголков площади спокойные и четкие слова Володи.

— Мы все здесь собрались, чтобы услышать обещания, которые вы ни раз уже слышали. Не далек тот день, когда каждый из вас, сделав выбор, после будет жалеть о содеянном. Я не могу говорить за остальных кандидатов, а лишь за себя. В этой гонке за депутатским креслом, мы часто забываемся и теряем свое лицо. И вы, наши избиратели, вы нас не понимаете и не слышите. Вот и я показал себя не в лучшем виде. Час назад я говорил о своей программе, обещал, что все, о чем было сказано, будет исполнено. Но вы сами должны понимать, что обещания — это одно, а реальность — совсем другое. Со всей ответственностью, должен сказать вам, что не могу гарантировать выполнение всех пунктов моей программы (послышался свист из толпы и неодобрительные крики: «Чего тогда стоишь тут?»), и было бы нечестно вам это обещать. Подумайте сами: Я — один человек, законы же принимает целое собрание депутатов. Но, что я могу вам пообещать со всей ответственностью, это то, что я буду работать над всеми пунктами программы и приложу все силы, чтобы исполнить поставленные задачи и выполнить обещания, данные вам здесь. Если ВЫ поддержите меня, если поверите, поможете своим доверием, если отдадите свои сердца и голоса в мою поддержку, то я сделаю все, чтобы не разочаровать вас. Спасибо ВАМ за то, что выслушали.

Сначала стояла непонятная тишина и перед балконом и за ним, в кулуарах. Затем по рядам пошел гул одобрительного обсуждения. Я почувствовала внезапно заполнившую меня гордость от присутствия здесь и от соприкосновения с таким важным моментом жизни. Я гордилась выступлением своего мужа. Я гордилась, что он — мой муж. Такое чувство пришло ко мне впервые. Я посмотрела на Володин штаб с долей легкого высокомерия, мол, и мы не лыком шиты. Затем я прошла мимо них в комнату, где оставались вещи.

Да, Володя выиграл эту схватку. Он победил себя и своих соперников. Себя — потому что изменил собственным взглядам, а соперников — потому что показал новый способ атаки на толпу, то, как можно завоевать ее любовь. Володя принимал поздравления, и я поймала на себе его благодарный и немного восхищенный взгляд.

Мы вышли на улицу. Люди обступили нас, Володе пришлось отвечать на вопросы. Затем к нему подошел корреспондент, чтобы взять интервью. Я оказалась в стороне и направилась к машине. За мной следом направилась молодая девушка с оператором. Оказалось, что она тоже журналистка и хочет взять интервью у меня для теленовостей. Около не было никого из Володиного штаба. Отступать было нельзя. Правда подбежал один из Володиных охранников, затем подошло несколько зевак, и я оказалась в окружении зрителей. Сначала я была несколько растеряна — впервые приходилось давать интервью, да еще и для телевидения. Но оказалось, что моя скромность лишь мне же на руку. Имидж «жена в тени мужа» стало начальной темой беседы.

— Мы беседуем с женой кандидата в депутаты нашего района Калинина Владимира Михайловича. Анастасия Дмитриевна, вы как жена господина Калинина должны знать его очень хорошо. Что он за человек?

— Вы спрашиваете так прямо!? — я смутилась. — Что плохого может сказать любящая женщина о своем супруге? Все только хорошее.

— Вы давно замужем?

— Не очень. Мы женаты 5 месяцев. Для брака это не так уж и много. Некоторые говорят, что мы еще молодожены. — Я улыбнулась.

— А до этого давно были знакомы?

— Вы знаете, — я подумала о нашей встрече во Франции и о том, что было дальше. Мне стало легко и весело. Я на несколько секунд ушла в воспоминания. Но моя улыбка не осталась незамеченной. Из воспоминаний меня выдернула следующая фраза бесцеремонной журналистки.

— Наверное, это была романтическая и сумасшедшая встреча? Судя по Вашей загадочной улыбке и блеску в глазах, это так. (Ого, а она быстро разобралась в моих чувствах, и настраивает беседу на нужный лад)

— Да, наша история развивалась как в сказке и завершилась предсказуемо.

— Скажите, какие черты характера привлекли Вас в супруге?

— Он очень добрый и надежный. Несмотря на сильную личность, твердый характер и дисциплинированность, Владимир Михайлович очень чувствительный человек.

— Он хороший семьянин? (Беседа получалась какая-то специфическая. Скорее подошла бы для программы «Секреты семейного успеха»).

— А как Вы думаете? Я ведь выходила замуж не за политика, а за замечательного человека. У нас прекрасная семья. Я очень уважаю и люблю Владимира Михайловича. Мне всегда хотелось чувствовать рядом твердое плечо настоящего мужчины. А, Володя, (я назвала его по имени очень мягко), он именно такой. А его слово никогда не расходится с делом. Сказано — сделано. Но, поймите, вокруг так много страдания и человеческих бед, что было бы слишком эгоистично лишь мне одной иметь рядом его крепкое плечо. Володя может помочь и другим людям. Было бы нечестно отнимать у людей эту возможность. Я прекрасно понимаю — не давая остановить себя журналистке, продолжила я — что для многих зрителей моя откровенность может показаться выдуманной, напыщенной — ну, что ж, — я улыбнулась. — Каждый верит и доверяет по-своему. Я не хочу себе другого мужа, и если его не изберут в Думу, он останется при мне и будет только мой. Произнеся последнюю фразу, я вложила в нее столько нежности, но и долю хитринки, чтоб всем стало ясно: мы не хватаемся за депутатское кресло, а хотим действительно помочь избирателям. Так я сказала вслух…

Я слушала себя вечером по телевизору (ничего не было вырезано или сокращено в интервью) и спрашивала себя, верю ли я сама себе? Правду ли я говорила или врала, чтобы поддержать Володю в избирательной компании? Могут ли люди поверить мне или они почувствуют ложь в моей игре? Помогла ли я чем-нибудь Володе в его политических играх или наоборот? Я задавала себе эти вопросы и не могла с уверенностью ответить ни на один из них. Я запуталась. Пока я была «фиктивной женой», я знала, для чего это. Но теперь я выражала интересы мужа как представителя народа, а такая ситуация в корне меняла мое отношение к ситуации с замужеством. Это переставало быть просто игрой моих интересов, а становилось делом десятков, сотен людей. Имела ли я право, зная Володю так мало времени, страстно выступать за его интересы, убеждая людей в том, чего, возможно, и нет.

Так, я сидела в гостиной одна, наблюдая себя со стороны, и мучалась сомнениями. В доме, кроме двух охранников и обслуги на кухне, никого не было. Володина команда уехала давать интервью, а я была уже не нужна.

Чтобы хоть с кем-то поделиться, я позвонила Лане, но и ей не смогла всего рассказать. Мы поболтали о мелочах, а затем я решила, что утро вечера мудренее и что стоит пойти отдохнуть от сумбура сегодняшнего дня. Поднимаясь по лестнице в комнату, я услышала, как внизу хлопнула дверь, зазвучали голоса. Через несколько минут в мою дверь постучали. Это был Николай.

— Ну, что сидишь? Пошли вниз, все уже ждут тебя.

— А, что случилось?

— Ты, че, телек не смотришь? Тебя там показывали. Ну, ты и даешь! — Его восхищение смутило меня.

В гостиной было накурено. Горел камин, а за круглым столом сидели уставшие, но счастливые как дети, мужики. Я взглянула на Володю. Он устал больше всех, и сейчас, откинувшись в удобном кресле, каким-то новым, необычным взглядом взирал на меня. А Кирилл буквально набросился на меня и, брызгая слюной, с восторгом забрасывал дифирамбами за удачный дебют. «Вот, вот, этого мы от тебя и ждали. Молодец… Так преподнести им всем мужа-кандидата!.. Да, ты его почти что уложила на блюдечко с золотой каемочкой… Да они теперь все наши будут…».

Оказалось, они посмотрели мое интервью еще 2 часа назад в операторской студии на телевидении, где брали интервью и у Володи. Я была рада, что им все понравилось, хотя я такого восторга не испытывала. Тем не менее, этот длинный день закончился. Все порядком устали, поэтому вскоре все разошлись. Последним гостиную покинул Миша. Его взгляд оставался холодным и безжалостным. Оставшись наедине с Володей, я не могла не задать ему вопрос, давно тяготивший меня.

— Почему он так ненавидит меня? — имея ввиду Мишу.

— Доктор? Он со всеми такой. Это — его стиль. Не обращай внимания.

— И с тобой он такой же?

— Да, наверное. Я не замечаю уже. Привык. И ты привыкнешь. Меньше думай об этом. — Затем, потянувшись, добавил: «Ну, и денек сегодня. А скоро все такие будут».

— Да, тяжело. — Я сидела напротив него за столом и ждала. Ждала чего — то от Володи.

— Да. Хотел поблагодарить тебя. — Он встал, закурил и подошел к окну. Промозглость мартовской оттепели давала себя знать. Он поежился. Подвинул стул к камину и сел. — Иди сюда. Здесь теплее. — Я села рядом. Мы слушали, как трещат дрова в камине. — Хорошо, что я не захотел делать электрический камин. Так, здорово. Да? — Я кивнула. Говорить не хотелось. Пол телу разливалась приятная истома.

— Спасибо тебе за сегодняшнее, — не отрывая глаз от пламени, сказал он.

— Не за что. Интервью не совсем удалось. Ведь все это игра. А ты и без этого станешь депутатом. Я уверена.

— Я не об этом. — Он посмотрел на меня. — Я как — то не думал, что так можно реагировать на политические выступления. Ты как бы и нечужая мне, но так негативно отнеслась к моему выступлению…, не побоялась сказать об этом…В другой раз я ни за что бы не стал тебя слушать. — Буря эмоций и отрицательных и положительных вихрем пронеслась мимо меня.

— Зачем тогда слушал?

— Да, ты бы видела себя со стороны — внезапно оживился он воспоминаниями, — озлобленная, яростная, набросилась на меня… Ты бы набросилась на меня, если бы я не послушал тебя. Даже страшно стало. — Он тихонько засмеялся.

— Ты редко смеешься, а тебе идет улыбка. — Внезапно вырвалось у меня.

Мы одновременно посмотрели друг на друга. Потом он резко встал и прошелся по комнате. Я сидела и ждала. Он подошел сзади и положил руки мне на плечи. Они были большие и горячие.

— Никогда не думал, что дождусь помощи от тебя. Когда выбор пал на тебя, то мне казалось, что ты ненавидишь меня. Да, да. — Ответил он на мой непонимающий взгляд. — Ненавидишь. На этом я и хотел сыграть. Твое неприятие мужчин означала, что наша с тобой связь — липовая изначально, но это также означало, что и мешать мне ты не будешь. Ты живешь своей, а я своей жизнью. Не хотел, чтоб ты вникала в мои дела и политическую деятельность. Боялся я, что проявятся твои негативные ко мне черты. Это ведь Кирилл настоял, чтоб ты была рядом…я подчинился. Думал, что твоя роль ограничится присутствием рядом со мной на публике. А недавний наш разговор поколебал мои убеждения на твой счет. Ты превзошла все мои ожидания. А результат твоего совета оказался таким высоким. За это спасибо. А что касается интервью, — он снова пошел бродить по залу, –0 я был против его показа в эфире. Слишком я оказался хорошим. Но ребята убедили меня в обратном: это то, что нужно на сегодняшний момент — хорошая и крепкая семья — это актуально, к тому же это хороший лозунг моей программы: дружная семья — залог успеха во всех делах.

— Значит, ты уже не думаешь, что я презираю и ненавижу тебя?

— Нет. Зато теперь я не сомневаюсь, что ты испытываешь ко мне даже больший интерес, чем мне хотелось бы. — Он занял выжидающую позу.

— Не обольщайся, Володя. — Я тоже встала. Каждая женщина внутри хорошая актриса. Я сама не знаю, почему так расписала тебя журналистке. Мне понравилась твоя последняя речь. Она была действительно хороша.

— Значит, мы оба не зря старались. Ладно, поздно уже. Ты не обижайся на меня, хорошо? Мы ведь два чужих друг другу человека, не так ли? — сказал он с издевкой.

— Нет. — я ответила ему прямым взглядом. — Уже нет. Нас сблизили общие проблемы и радости. Будет хорошо, если и дальше так будет продолжаться. Тебе нужна моя помощь, а мне твое внимание. Я говорю тебе это открыто и честно. Может я больше уже так никогда не скажу. Твоим помощникам не до меня, а это ошибка. Я могу тебе помочь, но и мне нужна твоя поддержка.

— Ну, вот и хорошо. Я рад, что ты это сказала. Сам бы я вряд ли смог предложить такие отношения. Ты видишь, мне практически некогда общаться с женщинами, и никогда особенно ни надо было. Бизнес. Этим все сказано. — Он помолчал. Он подошел близко ко мне. Его глаза смотрели дружелюбно и тепло — Все-таки мы супруги. И если между нами нет близких чувств, давай постараемся остаться хотя бы друзьями. — Я ответила согласием. А он прибавил — Ты мне нравишься. — И не дожидаясь ответа, поцеловал в щеку. Затем резко отвернулся и снова сел к камину. У меня комок к горлу подкатил. Через минуту я подошла к нему, склонилась к плечу и прошептала: «Давай чаще общаться. Так вместе, глядишь, мы из тебя и сделаем „представителя народа в Думе“». Он поразмыслил.

— Хочешь участвовать в моих делах?

— Если позволишь. Женская интуиция может и здесь сыграть не последнюю роль. Так почему бы и нет?

— Интересно, ты всегда так завлекаешь мужчин? — Он повернул голову, и наши губы почти оказались соединенными.

— Не знаю. Обычно я не имею дела с политиками. Но ты мне нравишься.

А дальше все пошло естественным путем. Тепло камина, последние совместные события словно сплотили нас. Поцелуй был нежным и в то же время страстным. Я оказалась на его коленях, в объятиях. Я подумала, что у него и правда давно не было женщины. Но эта мысль вмиг исчезла. Я находилась в такой же ситуации. Как мышки мы прокрались из гостиной по коридору наверх в его спальню. Вот когда я пожалела, что это не случилось раньше. Его крепкое мужское тело обхватило меня, завлекло в пучину накачанных мускул торса; я ощутила жар прикосновений к его телу, слилась с его губами и дыханием. Его стремительные руки проникали во все потаенные места моего горящего тела, бороздили его просторы и заставляли двигаться в такт с его телом; моя плоть стонала, молила о продолжении всеми своими внутренними потоками и, наконец, допросилась, выплеснув, словно лаву, всю скопившуюся за долгое время влагу желания, страсти и женского начала…

Нет, это была еще не любовь, а лишь движимая животными инстинктами, страсть между мужчиной и женщиной. Он был неиссякаем, и это возбуждало меня еще больше. Кровать стонала под нами и готовилась вот-вот развалиться, а нам было просто ХОРОШО. Я заснула в Володиных объятиях, готовая вот так спать еще много ночей. Но пришло утро. Пришли новые дела. Володя, поцеловав меня, подмигнул на прощание и ушел к другой женщине, по имени ПОЛИТИКА. Весь день я чувствовала небывалый подъем настроения и сил. Мне хотелось действовать. К вечеру ожидались гости, и я занялась подготовкой к ужину. За столом мы сидели с мужем рядом, я видела глаза тени Володи — Миши-Доктора, в которых было несвойственное ему удивление: «Что это ей так весело сегодня?» Владимир был скромен и важен как всегда. Когда гости разошлись, я пошла к себе, ожидая Володиного прихода (мне казалось, что теперь у меня все будет замечательно). Но его не было. Я спустилась вниз. Володя сидел в гостиной с Мишей и Кириллом, обговаривая планы на завтра. Увидев меня, Володя пригласил войти и попросил к 11 часам утра быть готовой ехать с ним на встречу с рабочими районного завода. Я пыталась ему намекнуть взглядом на свое ожидание, но он сделал вид, что ничего не понял.

Всю следующую неделю Володя избегал оставаться со мной наедине. Приезжая очень поздно, он рано уезжал. Мне было плохо и обидно: что-то произошло, а я не знала, что именно. А ведь мне казалось, что между нами возникло что-то общее, НАШЕ. Наконец, как-то днем, перед обедом, я застала его в библиотеке. От моего появления он резко вздрогнул.

— Что происходит, Володя? — Спросила я его прямо. Он уклонился от ответа.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты какой-то странный последнюю неделю. Мы вроде договорились с тобой о взаимном доверии и дружбе, но ты меня избегаешь, словно я чужая.

— Дружба и доверие — теперь это так называется. — Он ухмыльнулся и направился к двери. Я перегородила дорогу.

— Не понимаю, тебе было плохо со мной? Если «Да», то скажи лучше сейчас, потому что я иначе, сгорю со стыда, думая об этом ежечасно.

Он помедлил: «Нет, все было замечательно. Но больше мы не должны этого допускать».

— Почему? Мы же взрослые люди и это естественно.

— Нет. Больше этого не будет. Не проси объяснений. И…прости.

После нашего последнего разговора прошла пара недель. Я чувствовала себя очень неуютно в доме, словно стыдилась чего-то. Владимир полностью погрузился в дела. До выборов оставалось несколько дней, и мы очень редко виделись. Поскольку мною почти никто не интересовался, я взяла привычку уезжать в город и развлекаться. Мне выделялось денежное пособие на месяц, и я тратила его на походы по салонам, барам, магазинам. Я сдала на права и пользовалась машинами, что стояли в гараже (благо их было предостаточно). Затем я осуществила давно задуманное: продала квартиру в городе, где жила раньше и купила маленькую квартиру в Москве. Теперь у меня было место, где можно скрыться от всех, побыть наедине с собой. Затем я сделала в ней ремонт (конечно, ни Владимир, ни его коллеги ничего не знали об этом), со временем обставила ее. Еще мне хотелось устроиться на работу, чтобы не терять навыки. И даже стала подумывать о работе в школе, учителем информатики или английского языка. Вот это уже нельзя было скрыть от бригады Володиных консультантов. Мне было запрещено это делать. «В контракте оговорено, что ты являешься женой и домохозяйкой. Про работу там нет ни слова». На какое-то время я смирилась с этим. Пока моя роль в Володиной жизни как нельзя лучше отражалась на его имидже. Пока я была занята обустройством своей квартиры, прошли выборы и, как предполагалось, Володя победил. Избрав нужную тактику, теперь он и его бригада занимались планами на будущее — депутатское кресло давала большие возможности. Мне вновь пришлось большую часть времени проводить дома, поскольку Володя было под постоянным прицелом прессы, и если я была нужно как «ширма для депутата», то я была на месте. С того памятного вечера, у нас с Володей больше не было интимных встреч. Мы общались, бывали вместе на вечерах, где сидели рядом. Он всегда был галантен и нежен. Но если я начинала приближаться к нему чуть ближе, чем требовал этикет, он тут же застывал и превращался в безразличную статую, которую я видела в нем при наших первых встречах. Я пыталась понять, в чем проблема. Но сделать это было трудно. Со мной на эту тему он не говорил, у других было неудобно спрашивать. Но, только наблюдая за его жизнью (а к лету она стала более размеренной и регламентированной), я, зная о его ежедневном распорядке от секретаря, замечала, что раз в полторы недели, он отменяет все встречи и плановые дела, берет Доктора и куда-то уезжает. Даже шофер остается дома. Этот факт показался мне подозрительным. Какие тайны могут быть у этих двух людей? Что вообще я успела узнать о Володе за все это время, кроме того, ЧТО ОН разрешает мне увидеть. Может у него женщина на стороне? Вдруг они занимаются чем-то незаконным, например убийства? Мысль была глупой, но она имела под собой почву: я не хотела иметь никакого отношения к киллерству, а на все мои расспросы об этих поездках, никто ничего не мог ответить. Сомнения (и ревность, конечно) угнетали меня, когда я решила последовать совету ревнивых жен и проследить, где он бывает. Я заранее уехала из дома, чтобы ждать его машину в паре километров от дома на перекрестке. Когда машина появилась, я поехала следом. Володя направлялся не в Москву. Через полчаса езды по трассе, машина съехала с шоссе и направилась в сторону какого-то поселка по проселочной дороге. Если на трассе я могла не высовываться из рядов машин и ехать незаметно для них, то на проселочной дороге меня было легко заметить. Поэтому я проехала мимо поворота, а вернулась домой. Но уже на следующий день я заехала в этот поселок, решив изучить его и постараться найти место, заинтересовавшее Володю и Мишу-Доктора. Результат были неутешительным: это было малюсенькое село, от которого в разных направлениях уходили еще 2 дороги. Одна вела в поселок городского типа, а другая в лечебный санаторий закрытого типа. И как мне сказали, это была больница для душевнобольных. Я и предположить не могла, куда же ездили мои наблюдаемые…

В следующий раз я ждала Володину машину на развилке. Каково же было мое удивление, когда его машина повернула в сторону лечебницы. Неужели он болен? — мелькнуло в голове. Я испугалась. Но, заглянув в наше с Володей прошлое, тут же успокоилась: нет, Володя был нормальный. Может, это Миша болен? Это было вероятнее, но тоже не имело достаточно оснований. Мы ведь жили вместе и что-нибудь странное в нем я обязательно бы заметила. Все это натолкнуло меня на мысль, что у Володи есть тайна, которую никто не должен знать, но мне же было любопытно, захотелось узнать все до конца.

И в следующий раз, когда Володя уехал домой, я подъехала к воротам лечебницы и попыталась проехать внутрь. Меня остановил охранник, который потребовал пропуск. Я сказала, что здесь находится мой родственник и что мой муж должен был приехать навестить его и я надеюсь застать его здесь. Говорила я убедительно, а у ворот стояли другие машины, так что, в конце концов, меня пропустили. Я шла пешком по сосновому лесу, и мне становилось не по себе от того, что лезу-то я не в свое дело. Вдруг тайна заключена совсем не здесь, и что, если меня поймают? Но другого пути не было. Если кто-то или что-то находящееся в этом месте, препятствует нашему сближению с Володей, я должна знать об этом. Честно говоря, у меня была идея подойти к главврачу и потребовать историю болезни моего мужа (если он лечится здесь), но, постучав в кабинет главврача, я испугалась снова: а если здесь лечится друг Володи? Родственники его ведь умерли, сам он воевал в Чечне. Может кто-то, кого он хорошо знает, находится здесь? А я со своими вопросами… Пока я так размышляла, держась за ручку двери, меня окликнули сзади: «Ну, смелее, заходите». Я обернулась. Там стоял еще нестарый доктор в белом накрахмаленном халате и пытливыми глазами смотрел на меня. Затем отрыл дверь и, слегка подтолкнув меня внутрь, зашел сам. Пока я приводила мысли в порядок, главврач (а это был он) налил себе и мне чаю, достал конфеты и сел рядом.

— Выпейте чаю. Настоян на травах. Хорошо успокаивает нервную систему.

— Думаете, мне это надо?

— Это надо всем. Внешний мир очень суетен. Это здесь тихо и спокойно, хотя и нам необходимо разряжаться.

Мы медленно пили чай и разглядывали друг друга. Молчание затянулось. Доктор первым нарушил его.

— Вы пришли поговорить о своей проблеме?

— Да, наверное… — я не знала, как все объяснить; что можно рассказать, а что нет. Но, чай, действительно успокаивал, расслаблял, волнение уходило. Я решила рассказать всю правду. Пусть затем решает, что мне ответить. Сказав, кто я, попросила его помочь мне, объяснив, что с мужем у меня много проблем из-за его тайны (пыталась надавить на жалость). Он внимательно меня выслушал.

— Я понял, о ком Вы говорите. — Сказал он очень медленно. — Могу Вас успокоить. Ваш супруг здоров, и он знает об этом. Сюда же он приезжает скорее по долгу чести и совести…

— Доктор, кто здесь находится, что это является тайной для всех?

— Не знаю, почему он не рассказал Вам. Но думаю, что и я не вправе раскрывать этот секрет без его ведома.

— Но поймите, если это будет и дальше длиться, я не вынесу молчания. Я чувствую себя виноватой в том, что не могу заставить его любить себя. Он тоже страдает, я же вижу. Ну, скажите, что его так тяготит? — Я молили его глазами.

— Здесь находится его родственник.

— Не может быть. Володя рассказывал, что все его родные скончались, и он одинок.

— Ну, не знаю, что он говорит, только один родственник пока еще жив.

— Кто? Его мать?

— Нет, брат. — Я была так удивлена, что потеряла дар речи на несколько минут. Володя говорил, что его младший брат серьезно заболел и умер в 16 лет. А теперь он живой и находится в психиатрической лечебнице.

— Что с ним, доктор?

— Ну, у него целый комплекс болезней: обширная шизоидная неврастения, паралич нижних конечностей, частичный паралич лицевых мышц.

— А как долго он находится здесь?

— Несколько лет. Ему сейчас около 24 лет.

— И долго он еще сможет… — я запнулась.

— Прожить? Думаю, что при его нынешнем состоянии, осталось уже недолго. Болезнь развивается, начался отек мозга. Возможно, ему отпущено месяц, три, может и полгода. Здесь больница. А таким больным как брат Вашего мужа требуется уже даже не лечение, а домашний уют, забота близких. Ваш муж сказал, что пока не может забрать брата. Я понимаю, почему. При должности Владимира Борисовича будет лучше, чтобы никто не знал о существовании такого родственника. Мало сказать, что я была шокирована этими новостями, я была просто потрясена. Все услышанное не укладывалось в голове. У Володи — сумасшедший брат.

— Доктор, а… Володя… он не может быть… также болен…?

— Понимаю Ваше опасение. По этой причине он не хотел ничего говорить. Знаете, 100 % дать никто не может. Болезнь такого вида проявляется внезапно, хотя шизофрения и является причиной родовой травмы. Я проводил обследование Владимира Борисовича. Он в порядке.

— Вы считаете, что ему можно не опасаться проявления подобного заболевания.

— Думаю, нет — Врач пристально посмотрел мне в глаза. — Я изучал карту здоровья его семьи. Данный случай — редкое проявление случайных факторов. На Вашем муже они никак не отразятся.

— А на наших детях?

— Я же говорю, что гарантию не может дать никто. Но у двух здоровых людей, если и Вы таковой являетесь, нет причин бояться заводить детей.

Мы еще немного поговорили. И когда я уже совсем успокоилась, то попросила Геннадия Васильевича (так его звали) познакомить меня с его пациентом.

Вернувшись домой, я столкнулась в дверях с Володей. Было уже поздно. А он ждал меня лично у входа, и лицо его не предвещало ничего хорошего. Оно было озабочено и раздражено.

— Где ты была? Я ищу тебя…ты нужна мне… я волнуюсь… — фразы слетали с его губ и как-то быстро затихали, словно ему неудобно было признаваться в своем беспокойстве.

— Прости, мне нужно было побыть одной, развеяться. — Мне хотелось поскорее подняться к себе, обдумать произошедшее. Но у Володи, похоже, были другие планы.

— Сегодня, в доме художника брифинг. Нам нужно быть там уже через 15 минут.

— Нельзя ли как-нибудь обойтись сегодня без меня?

Казалось, он удивлен моим ответом, поскольку прежде я никогда не отказывалась его сопровождать. Но, если, Володе чего-то хотелось, сопротивляться было бесполезно. Я плохо помню, куда мы ездили и что делали, с кем встречались. Я была как в тумане, и туман не собирался исчезать. Пристальным взглядом наблюдала я за мужем, ища ответы на свои вопросы. Но он тоже был где-то далеко, обсуждая что-то в компании таких же презентабельных мужчин, как и он.

Поздно вечером я все же оказалась одна. Володя заметил мое напряженное состояние, и мне с трудом удалось уговорить его не доставать меня этим вечером.

Я села в кресло у камина и еще раз прокрутила мысленно сегодняшний день. Не знаю, почему Геннадий Васильевич все же решил проводить меня к пациенту клиники, хотя это и не полагалось уставом. Возможно, он сжалился надо мной и моими страхами, а может, были и другие причины. Единственное, что было запрещено делать — разговаривать с больным и пробыть с ним лишь несколько минут.

Мы вошли в просторную комнату., совершенно не похожую на палату в больнице. Она была выкрашена в спокойных голубых тонах, палас на полу, широкая кровать, удобный стул, занавески на окнах, на стенах рисунки, выполненные, скорее всего самим пациентом. На столе я увидела фотографию Володи (чтобы пациент мог в любое время вспомнить своего брата и не чувствовал себя одиноким). В инвалидном кресле около окна сидел человек, еще не старый, но уже с морщинистым лицом; длинные волосы были раскиданы по плечам; голова… голова держалась прямо, словно сопротивляясь гнетущей тяжести болезни. Этот вид усугубляла тонкая шея, и голова, как-то неестественно покачивалась на ней, так и намереваясь упасть набок. Лицо было повернуто к окну, за которым открывался вид на лес. Я никогда бы нее дала ему 26 лет. Когда человек повернулся в кресле на оклик доктора, я вздрогнула. Это было мертвое лицо, и живыми были лишь глаза. Все кроме них казалось, слеплено из воска, настолько лицо было недвижимым, искусственным, желтым по цвету. А вот глаза… такие же проницательные серые с прямым взглядом как у Володи, они-то и говорили, что это существо живет. Этот человек заставил меня дрожать не от жалости, а, наоборот, от той силы духа, решительности, что исходила от этого больного тела. Своими внутренними флюидами, он снабжал окружающих людей желанием действовать. А еще я ощутила страх как рядом с сильным мужчиной, самцом, способным решить за тебя исход твоей жизни в любой момент. Я снова вздрогнула, когда доктор сказал:

— Не волнуйся, Костя, к тебе еще один гость сегодня, или точнее, гостья. — Он посмотрел на меня и показал рукой на стул возле стола. Негнущимися ногами я добрела до стола и села. Инвалидная коляска внезапно резко повернулась от окна в мою сторону и подкатилась к противоположной от меня стороне стола. Глаза Кости (так звали его) устремились на меня. Я посмотрела на Геннадия Васильевича. Он подошел к пациенту, положил ему руку на плечо.

— Все хорошо, не волнуйся, это друг. Это друг Володи. — Помолчав, добавил он. — Ее зовут Настя. Она хочет знать, как твое самочувствие.

Взгляд Кости перестал меня буравить, и кресло повернулось к доктору. Видимо, взгляд Кости говорил, ЧТО он думает о моем приходе и о словах доктора, потому что Геннадий Васильевич внезапно смутился, опустил глаза и сконфуженно улыбнулся. После этого Костя вновь погрузился в созерцание вида за окном, потеряв к нам интерес. Мы вышли.

— Вот, Вы видели. Он все понимает, но его состояние…

— Да, — дрожащим голосом сказала я. Перед моими глазами все еще стояли глаза Кости, а это ведь были глаза ВОЛОДИ. И такое смешение двух людей, один из которых стал мне близким, сильно пугало, потому что я представила Володю на месте Кости. Меня пронзил ужас. И этот ужас сопровождал всю дорогу назад, когда я думала о поведении Володи и о наших взаимоотношениях.

Доктор посоветовал ничего не говорить Володе о моем посещении, но я не была уверена, смогу ли промолчать. Это меня беспокоило и нервировало. Эта тайна мучила меня, и долго оставаться незамеченным мое состояние не могло.

Незаметно подступило лето, и тихими вечерами, гуляя по саду, я заставала там Володю с вечно сопровождающим его Мишей. Они все время обсуждали свои дела, но их тайны теперь не казались мне такими уж пугающими. Я ведь знала самую страшную из них.

Спустя несколько дней я решила, что все расскажу Володе, но его реакция могла быть непредсказуемой. Поэтому я собрала свои вещи и приготовилась в любой момент переехать в свою квартиру. И вот, в один из вечеров, я все же подошла к Володе и попросила разрешения поговорить с ним. Ожидая холодности и отчуждения, меня удивило его дружелюбие и теплота во взгляде. Такие редкие и проникновенные взгляды неосознанно влекли меня в объятия этого огромного и непонятного человека. Какой силой он обладает над людьми и мной?

Путаясь в мыслях и пытаясь найти подходящие слова, я попыталась объясниться, но что-то снова удержало меня. Возможно, нежность в глазах. Мне очень не хотелось упускать случай «покупаться» в ней. «Потом, потом. Я все расскажу потом. Еще будет время». А сейчас, его внимание ко мне остановило порыв признания. Все произошло за считанные секунды, а мне показалось, что прошло много времени, когда Владимир обнял и прижал к себе.

— Тебе очень плохо здесь? — внезапно поинтересовался он.

— Что? — все еще одухотворенная лаской и запахом его тела ответила я.

— Я спрашиваю, тебе здесь очень плохо, в этом доме? Ты все время одна. Я вечно занят. А у тебя, наверное, тоже проблемы… — Он отодвинул меня на расстояние вытянутой руки и заглянул в глаза. Я все еще не понимала его поведения. Он медленно привлек меня к себе. И так мы пошли по тропинке к дому. Отблески розового заката освещали наши фигуры. Никого не было вокруг, даже Миши.

— Не понимаю, Володя, зачем ты спрашиваешь об этом.

— Послушай, Настенька, я не обещал тебе райской жизни, в том смысле, в котором это понимают обычные жены. Ты — моя жена, но и жена государственного деятеля, чиновника. Сейчас у нас обоих трудное время. И не стоит так сильно все переживать.

— К чему ты клонишь?

— Миша считает, что у тебя нервный срыв, и мне стоит как-то успокоить тебя. Может обратиться к врачу? У меня есть знакомый…

— Нет, не надо. — Я вывернулась из его рук и с отчаянием посмотрела на его удивленное лицо. Значит вот в чем дело. Это не была минута слабости и любви ко мне, а просто жалость к одинокому образу жизни жены, да еще игра в мужа, который по совету своего телохранителя (не мог сам этого заметить) интересуется моим самочувствием. Доктор? Знакомый доктор? Нет, уж спасибо, увольте, знаем мы ваших докторов. Хотите запереть меня в психушку? Дудки!

Что-то я на самом деле разнервничалась. Гора идиотских мыслей заполонила мозг, и я со слезами обиды убежала в свою комнату. И что? Одно унижение ощутила я наедине с собой, да еще жалость к себе. Неужели судьба у меня такая несчастная? «Никто меня не любит, никто меня не ждет…» — так поется в песне. В тот вечер никто не зашел ко мне. Мое непривычное поведение, наверняка, сконфузило Володю.

Утром, довольно рано, после проведенной бессонной ночи, я спустилась вниз. После завтрака мне хотелось уехать отсюда и, будь, что будет. Больше не хотелось ни о чем говорить. Но, когда я допивала кофе, вошел Миша.

— Настя, Вам не следует сегодня выходить из дома. Я оставлю охрану для Вас.

— Зачем мне охрана? Я прекрасно обходилась все время без нее. И, кстати, Миша, с чего Вы взяли, что мне необходима медицинская помощь? К чему такие домыслы? Я — в полном порядке. Мое же грустное настроение никого не должно беспокоить. А сегодня я договорилась встретиться с подругой и не хочу откладывать это на потом. Надеюсь, вопрос исчерпан?

Миша, молча меня выслушал, и тем же ровным тоном ответил:

— Сегодня вы останетесь дома. Таков распорядок на сегодня. — Затем он вышел. Как я ненавидела его в этот момент. В принципе, я могла встать и уйти прямо сейчас. Как мне казалось, никому я здесь неинтересна. Но что-то все же удержало от такого поступка. Вот только, что? («Самокопание — это мое второе хобби, после первого любимого — размышлений о своей несчастной судьбе» — улыбнувшись, подумала про себя). Нежелание разрывать отношения с Володей? Желание узнать, в чем дело? То, что знают все в доме, кроме меня?

В следующие три часа я лишь узнала, что всем было запрещено выезжать из дома, брать машины из гаража и быть особенно внимательными к проезжающим по улице машинам. Я подумала: может, ожидается нападение на дом? Или наоборот: ожидают прибытие гостей? Мы позавтракали все вместе. Разговоры на интересующую меня тему не велись. Но мне еще раз напомнили, что ни выходить в сад, ни покидать пределы территории нельзя. Это становилось невыносимым, тем более, что меня распирало любопытство. Вскоре, Володя, Миша и 2 охранника уехали, оставив мне для компании трех верзил, с которыми у меня не было желания контактировать. Полдня прошло как в морге. Тихо, ни движения, ни звука. А на улице пели птички, пахло жасмином — там была жизнь. Я почитала книгу, посмотрела телевизор, поговорила по телефону с парой знакомых и решила, что мне все надоело. Выглянув в коридор, я увидела, что ребята играют в карты в холле, еще двое курили на ступеньках у входа. Я пробралась в противоположный от входа коридор, к черному ходу в кухне, ведущему в сад.

В нос ударил запах листвы, цветов, тепла. Я обогнула дом и дошла до сторожки. Вокруг ни души. Обслугу отпустили на пару дней, так что тишина здесь была завораживающая. У меня поднялось настроение от чувства свободы, и я направилась в сад. Было уже около 6 вечера. Через час должен был быть ужин, и к этому времени мне необходимо было вернуться, чтобы незаметно прошмыгнуть через кухню обратно. В голове возникла веселая мысль: что эти бравые ребята станут делать, если случайно заглянут в зал и не найдут меня, всполошатся или махнут рукой? Может быть и второе. Им же платят за охрану депутата, а не его жены. Но рисковать мне не хотелось. Ведь недаром Володя именно меня выбрал в жены: знал, что ответственность — одно из моих лучших качеств. Вот оно меня и губит. Грусть снова захлестнула меня. Настроение упало. Я снова вспомнила свои слезы ночью. Присев на скамейку, я тяжело вздохнула. Вдруг, шорох. Птица? А если нет? Нехорошее предчувствие закралось в сердце. Недаром мне приказано было сидеть дома. Что могло случиться, чтобы по всему дому был такой указ? Если что-то серьезное, например похищение меня или Володи? А за кустами здесь сидит убийца? Мороз пробежал по коже. Я попыталась посмеяться над своими страхами, но и уют сада не радовал. Хотелось оказаться внутри дома под прикрытием сильных ребят, посаженых охранять меня.

Я медленно двигалась к дому и говорила себе, что это только дуновение ветра. Но другая мысль перекрывала предыдущую. Если за кустами бандит, я не должна дать ему понять, что заметила его. Ноги рвались вперед, но я как в детстве говорила себе, что это игра, только игра в войну, а я разведчица… Но игра — это игра, а жизнь — намного реальнее. Здесь тебя убивают и никто не пожалеет об этом. Жизнь других будет продолжаться и без тебя… Эти мысли совсем подстегнули меня. Я рванула к дому. Страх не дал время обежать дом, и я почти ворвалась в сторожку, захлопнув за собой дверь. Прислушалась. Все вокруг молчало. Но теперь эта тишина пугала меня. Голосов ребят не было слышно. Я прошла через кухню. Там было пусто. Я дошла до зала. Ребята находились в столовой. Сначала я хотела присоединиться к ним, но не решилась. Расскажешь им о своих страхах — засмеют. Поэтому войдя в зал, включила настольную лампу. Никого. Успокоившись, я села в кресло возле камина. Но чувство, что что-то не так, не проходило. Я подняла глаза и уставилась на стеклянную стену, разъединяющую комнату и сад. Я же как на ладони просматриваюсь снаружи. Почему я раньше об этом не думала? Как пуля я вылетела из кресла и забилась в угол за камин, где меня не было видно. Странно, что может сделать с человеком страх. Всего ведь и было сказано сидеть дома, а фантазии превращают слова в целые картины, наполненные ужасными монстрами и духами. Пытаясь успокоиться, я не могла избавиться от ощущения, что я не одна. Страх как наркотик, вытолкал меня из убежища, пришлось идти к ребятам. Словно по мановению волшебной палочки передо мной вырос один из охранников — Федор. Он, как нельзя, кстати, решил проверить, все ли у меня в порядке. Я попросила посидеть со мной в комнате. Мы закрыли шторы на прозрачной стене (точнее, закрывал он, а я пряталась как заяц за каминной). От нечего делать мы сели играть в нарды. После двух партий, я заметила, что его руки начали немного дергаться.

— Тебе тоже не по себе? — спросила я его.

— Нет, все нормально. — Браво ответил он, отведя глаза в сторону.

— А вот у меня ощущение, что за нами наблюдают.

— Откуда, шторы ведь закрыты. — Наивно пробурчал он.

— Ты не знаешь, куда уехал Владимир?

— Не-а, нам этого знать не положено. Наше дело маленькое. — Он бросил кости и пристально рассматривал цифры на них. Затем сделал ход.

— Федор, ты невнимателен, здесь не 5, а 3, — исправила я его последние действия. Он тут же предложил присоединиться к остальным в соседней комнате. Я с радостью приняла его предложение.

Казалось, прошла целая вечность, пока стемнело, а мы все играли, кто в карты, кто в нарды. Я ждала, когда приедет Володя. Наконец, зашумел двигатель автомобиля, и холл осветился фарами. Я вздохнула с облегчение. Теперь все будет хорошо, все живы и бояться нечего. Я не стала дожидаться, пока Володя войдет, увидит меня и вежливо поинтересуется самочувствием. Я поднялась к себе. Хотя я и чувствовала недовольство от поведения мужа, но питала к нему огромное доверие, которое в данный момент обернулось исчезновением всех страхов и домыслов. Мне хотелось поскорее лечь в кровать и забыть о сегодняшнем дне. Завтрашний день будет светлым и добрым.

Войдя к себе, я направилась к окну, задернуть шторы. Но не успела сделать и шага, как тело онемело, сделалось ватным, а голова превратилась в раскаленный шар. Вот оно! По стене плыла тень…человеческая… Мой голос осип моментально. Крикнуть я не могла, повернуться и убежать — тоже. Ноги приросли к полу и не желали двигаться, руки… — это потом я все перебирала в мыслях и ругала себя за внезапную слабость. Но в тот момент ужас переполнил меня и вылился напружу глубоким гортанным О-Х-Х, когда его руки в черных перчатках затыкали рот кляпом и волокли куда-то в угол. Глупый киллер, что ж ты так старался? Да я и без твоих усилий вряд ли что-то могла сделать — таков был испуг, и таким оказалось ожидание неприятностей…

К сожалению, человек в черном, оказался явью. Скорее всего, он проник через мой балкон, который утром я не удосужилась закрыть. Теперь это неважно: кому надо — заберется в дом несмотря на запоры на дверях и окнах.

Что же дальше? Я лежала в неудобной скрюченной позе и ждала продолжения. Мои руки и рот были завязаны; я видела лишь его ноги в черных армейских ботинках и чувствовала резкий мужской запах, нет ни парфюма (смешно, если бы идя на дело, киллер побрызгал себя одеколоном) и не пота (вряд ли профессионал испытывал волнение). Это был, скорее всего тот самый слабый запах тела, присущий каждому человеку, от которого не отмоешься никаким мылом и не избавишься химическими средствами. У меня всегда был обостренный нюх, особенно на запах тела. Если я привыкаю к людям и их запаху тела, то уже и не замечаю его. Но здесь находился чужой, неприятный мне мужчина.

Чего он хотел? Где был Володя? Зайдет ли он ко мне? Спасет ли? Спасет ли себя: Наверняка, этот тип пришел сюда не один. Что мне делать? Вспомнилось мне в эту минуту все, что я читала о пленении разных людей, что они делали в таких ситуациях и каков процент положительных исходов таких случаев. Мне было страшно даже дышать. Но лежать было неудобно и мучительно. Поэтому я решилась перевернуться в более удобную позу. В ту же секунду в лицо уткнулось дуло обреза, рука вернула мое тело в первоначальное положение, а низкий голос процедил: «Лежи, дура, и не шевелись. Жить хочешь — не дыши». Мороз пробежал по коже от его слов. В голове как-то все перемешалось, а осталась одна трезвая мысль: «Хочу жить!»

Не знаю, сколько продолжалось мое лежание, однако пришла я в сознание, когда человек схватил меня за шиворот и поднял над полом, перенес через комнату как котенка и швырнул у порога двери. Затем в ухо долетели его слова:

— Скажешь лишнее, сука, убью, и вякнуть не успеешь. Слышишь? — Увидев ужас в моих глазах, довольно ухмыльнулся. — Нужно, чтобы никто сюда не вошел. Поняла? И дуло обреза впилось мне в висок. Было больно, но я кивнула. Тела почему-то я не чувствовала. Лишь холодок смерти проникал во все уголки сознания. Я не понимала, сплю я или нет, жива или умерла, в раю или в аду. Сознание то уходило, то возвращалось вместе с болью от дула, которое все еще было приставлено к голове, и от ботинка, который просто вдавливал мое тело в пол. Дышать было тяжело. И так хотелось поскорее освободиться от осознания себя пустотой, песчинкой, никем…

В сознание меня снова привел удар по голове. Тело мое встряхнули. Я услышала за дверью голоса.

— Настя, ты там? У тебя все хорошо. — Это был Владимир.

Я почувствовала прилив воздуха в легкие, поскольку рот мой освободился от кляпа. Но еще несколько секунд я не могла говорить. Черная рука и дуло оружия постоянно были рядом, напоминая о предупреждении незнакомца. Воспоминание о нем вывели меня из оцепенения.

— Настя? — повторил голос за дверью.

— Да. — Хрипло выговорила я. Голос дрожал еще и оттого, что меня ежесекундно трясли как тряпку.

— Ты спишь? — Настойчиво вещал голос.

— Да. — немощно и глухо простонала я, за что мой похититель встряхнул меня так, что я издала стон и получила еще один удар в голову.

— Что-нибудь не так? С тобой все в порядке?

Кажется, Володя что-то почувствовал. И, вдруг, у меня появилась надежда. Надо было дать ему понять, что происходит. Но пауза не понравилась Черному Злодею. Он взвел курок и приставил дуло к моим губам. Слезы отчаяния подступили к глазам. Я впервые осмелилась посмотреть на лицо незнакомца. Оно было в маске, и лишь глаза горели ненавистью.

— Дорогой, со мной все хорошо, — еле выдавливая слова, сказала я. — Ложись сегодня без меня. У меня болит голова, я выпила аспирин. И не обижайся, любимый (я сделала особый напор на это слово), завтра мы нагоним сегодняшнюю ночь… — Больше сказать мне не дали, снова заткнув кляпом рот. Но дело было сделано. Если Володя умен (на что я и надеялась), то поймет, что что-то не так. Ну, а если нет…Тогда, прощай покой этого дома навсегда. Шаги за дверью стихли. Я стала считать минуты до штурма моей комнаты. Но его не было. Неужели Володя посчитал мои слова нормальными? Неужели он лег спать спокойно, а мне придется провести бесконечную ночь с призраком. Я, что же, должна погибнуть? Ну, за что мне такие муки? Жалеть себя было бесполезно, но другого ни оставалось. Меня снова связали и бросили как коврик на пол в угол. Сам гость в черном развалился на моей кровати и ждал своего часа…

Казалось, я проспала вечность, но проснувшись, вновь ощутила: меня куда-то волочат. Я, как повисшее полотенце на руке стюарда, закрываю его невидимые грязные пятна одежды собой, скрывая их от потусторонних взглядов… Вот мы спускаемся по ступенькам лестницы («К чему так осторожничать, ведь все спят», кроится в моем мозгу), затем меня тянут по коридору, затем попадаем в зал. Везде кромешная тьма. («И как этому черному существу все видно вокруг, как прямо черту»). ОНО подходит к сейфу мужа, спрятанному в стене и начинает там ковыряться. Затем слышится отборный мат и мне достаются пинки в живот и по спине. Почему-то, я все это не очень живо чувствую и, вообще, летаю как во сне. Потом мы снова бредем по коридору («Какие-то ночные гуляния по темноте». — Это было последнее, что я еще трезво успела подумать). Мы подошли к лестнице, а затем… Не знаю, казалось, что уши заложило от взрывов бомб и выстрелов сотни орудий, свет слепит глаза и невыносимо больно открывать их, а тело мое натыкается на иглы, гвозди и осколки разбитой посуды. Затем меня окатывает освежающая морская волна, и сразу же за ней я оказываюсь в Африканской пустыне под палящим солнцем, меня засасывает в песок, а я даже не в силах открыть рот и попросить помощи. Затем я куда-то мчусь и не могу остановиться, и проваливаюсь в бездну, которая разрывает меня на миллиарды частиц…

Обычно в больницах белый потолок, а этот в цветочек. — Первая осознанная мысль, пришедшая в голову в тот миг, когда я открыла глаза. — Цветочки, вазочки, полянки… — Я ЖИВА! — эта мысль принесла настоящую радость. Я снова закрыла глаза и попыталась пошевелить конечностями. Все действует! Правда все и везде болит, но это мелочи по сравнению с тем, что страшный разрушительный сон закончился и я — жива! Ура! Как это оказывается здорово быть живой!

Вновь открыла глаза. Уже был день, солнечный и теплый. Я покрутила головой. Комната, в которой я находилась, казалась знакомой, но я никак не могла вспомнить, где я ее видела. Взгляд со стены опустился ниже и замер. В углу, в кресле спал Владимир. И тут до меня дошло: это в его комнате я сейчас нахожусь, в его постели лежу. Как интересно. Чтобы попасть к нему в постель, мне нужно было пережить кошмар… Кошмар. Я тут же вспомнила события предшествующие моему появлению здесь. Меня вновь заколотило в нервной лихорадке. Все мои движения разбудили мужа. Он подбежал ко мне, склонился.

— Наконец ты очнулась. Как ты?

— Нормально. А что собственно произошло?

— Ты совсем ничего не помнишь?

— Что-то помню, но… словно в тумане. Я в твоей кровати…

— Ты была без сознания 2 дня. Врач сказал, что у тебя шок. Тебе ввели большое количество транквилизаторов, ну, той ночью. Слава богу, последствий никаких не останется, организм у тебя крепкий. — Он улыбнулся и поцеловал меня в щеку. — Надеюсь, тебе и правда, лучше. Ты чего-нибудь хочешь? Поесть?

— Ты все время был со мной?

— Ты ведь спасла нас всех из смертельной передряги. — Он взял мою руку и поцеловал.

— Как?

— Мы знали, что на меня поступил заказ. — Он проникновенно посмотрел на меня, можно ли все говорить. Потом, решив, что я много чего испытала, договорил. — убить, забрать бумаги, деньги. Ну, когда находишься в курсе, то это уже способ защитить себя. Тебе не стали говорить, чтобы не пугать. И весь день все было спокойно. Мы уже почти решили, что нападение не состоится. Но Федор сказал, что тебя что-то беспокоило весь день. Потом, вечером, ты не стала нас встречать… Ну, а ночью, твои слова, ну… — он замялся, — ты хотела сказать, я понял…ну, что-то неладно.

— Я надеялась, что вы сразу придете за мной.

— Сразу было нельзя, пойми. Необходимо было успокоить его бдительность. Тебя тоже нельзя было подставлять. Вот и решили подождать до глубокой ночи. Потом увидели, что он тебя по дому таскает, решили, что пришла пора действовать.

— И? — Я многозначительно посмотрела на него.

— Больше он уже никого не побеспокоит.

— Его…убили? — мне страшно было услышать любой ответ.

Володя помедлил. — Нет, его сдали властям. — Он встал и отвернулся, показывая, что эта тема исчерпана. Я поняла, что мои предположения были верны: киллеров не оставляют в живых.

— Надеюсь, что деньги и документы были заранее спрятаны как наиболее дефицитное в этом доме (в моих словах была и доля иронии: меня же не спрятали, а сделали «приманкой». А если бы меня убили? Было бы кому-то жаль меня?!).

Володя почувствовал подтекст, но молча вышел, оставив вопросы без ответа. Через минуту зашел врач (слава Богу, это был не Геннадий Васильевич). Осмотрев меня, он причмокнул с удовольствием и пожелал скорейшего выздоровления. Я слышала его голос в коридоре, который говорил, что я в его услугах больше не нуждаюсь и что мне нужен лишь покой, тишина и забота.

За следующие 2 дня я почувствовала, что была неправа, решив, будто меня подставили киллеру. Такой заботы, которой меня окружили в доме, не испытывала наверное, ни одна принцесса. Вставать мне не разрешали, каждые 5 минут кто-нибудь заглядывал и интересовался моим здоровьем, у постели всегда кто-то был. Мне лишь стоило взглянуть в сторону, так уже несли и сладости, фрукты, чай, даже мороженое. Этим «кто-то» часто бывали Федор, Николай, который последнее время редко к нам заглядывал, но, оказалось, что он «соскучился по мне» и посему оказался у моей постели. Володя же дежурил, в основном ночью, поскольку днем работал в Думе. Он старался не бередить мои воспоминания о той ночи, поскольку моя нервная система все еще была на взводе, и любой внезапный звук вызывал во мне тревогу и нервную дрожь. Поэтому муж читал мне книги или стихи (а я и не знала, что он неплохо декламировал Пушкина, Фета). И, благодаря такой заботе, я вскоре была на ногах. А в ближайшие выходные, поскольку погода была хорошей, мы всей командой домашних поехали на пикник на озеро в сосновом лесу. Купаться мне не разрешили (как девочке маленькой, хотя забота мужа была приятна), зато шашлык и рыба, жаренная на костре (тут же пойманная Мишей), были великолепны. Я поняла, чего мне не доставало все это время: свободного пространства, лесного воздуха и какого-то братского единения со всеми окружающими. Именно здесь, расслабившись духовно, я решила больше не откладывать разговор с Володей.

Он сидел на берегу озера, только что искупавшийся; капли воды стекали с его мокрых волос на сильное, накачанное тело, так и хотелось коснуться одной из капель. Я подошла тихо сзади и наблюдала за этим процессом, когда он, внезапно, тряхнул головой. Брызги полетели в разные стороны. Несколько капель попали в меня и я взвизгнула от неожиданности. Он не удивился моему появлению. (Я давно заметила, что Владимир чувствует кожей тела, когда к нему кто-то подходит. Но все эмоции сдерживаются где-то внутри него, и он не показывает вида, что знает об этом).

— Ну, и долго будешь стоять там? Давай, присаживайся!.. Хорошая погода сегодня. — Он потянулся и повернул голову ко мне. Его взгляд скользнул по лицу и ушел в сторону. Я почувствовала его, хотя и смотрела на воду. Рядом с ним мне было так уютно и спокойно. Хотелось закрыть глаза… нет, сейчас был тот самый подходящий момент.

— Володя, я знаю, что у тебя есть брат. — Сказала. Пауза. Он ничего не отвечает. Может, шокирован, что я начала так сразу, без обиняков. Я посмотрела на него. Сначала он смотрел не мигая на воду, потом резко повернул голову и устремил взгляд прямо мне в глаза. Вот оно. Стальной непроницаемый убивающий взгляд, который так пугал меня и пронизывал насквозь.

— Я знаю о нем все, или почти… Я была в лечебнице, видела его. Пожалуйста, не думай ничего плохого. Я так переживала о твоих странных отъездах, думала постоянно о твоем отношении ко мне. Эти мысли доводили меня до сумасшествия. В конце концов, я проследила за машиной и узнала твою тайну. Я знаю о Косте, твоем брате, знаю, что он не умер, что он болен и что осталось ему недолго… И еще знаю, что у него твои глаза и знаю, почему ты так относишься ко мне. Но Геннадий Васильевич (только ты не думай, я сама настояла, чтобы он рассказал, не ругай его, пожалуйста), он сказал, что болезнь Кости вряд ли может повториться в ком-то из твоих близких. И тебе можно вести нормальный образ жизни. — Я запнулась. Теперь все сказано.

— Ты закончила? — его голос был жестким. У меня внутри все замерло. Неужели сейчас он даст мне разгон и между нами все будет закончено? Я вздрогнула от одной мысли о нашем возможном расставании. Зачем я завела этот разговор?

— Володя… — начала было я.

— Не надо. — резко прервал он. Глаза его были потухшие. Он встал рывком и пошел от меня. «Ну, вот, испортила такой хороший день», — ругала я себя. Но все-таки мне стало легче от этого разговора. По крайней мере, я выплеснула скрывавшиеся и съедающие меня эмоции.

Посидев немного, я вернулась к остальным, которые ничего не подозревая лежали на травке и загорали. Володи среди них не было. Миши тоже.

Часа через 2 все стали собираться, пришел Миша. На мой вопрос, где Володя, он ответил: «Скоро будет» и занялся сборами. Я вновь почувствовала отчуждение к себе всех собравшихся, хотя никто этого ко мне не испытывал на самом деле. Просто, это снова я занялась самокопанием.

Все сели в машины, Володи не было. Я решила дождаться его во что бы то ни стало. И сказала об этом Мише, когда он подошел. Миша не стал противиться и, оставив одну машину возле берега, уехал. Как потом оказалось, они уехали недалеко, скорее всего таковым было распоряжение «шефа». В любом случае, когда, наконец, появился Володя, его ждали жена и машина.

— Почему ты здесь, одна? — он был спокоен как всегда.

— Володя, мы не договорили… — Я старалась понять, как вести себя с ним, изменилось ли его отношение ко мне.

— Поехали. — Он не ответил и направился к машине.

— Я не понимаю, ты боишься говорить со мной? Но разговор ведь начался. Его придется продолжить. — Я была настойчива.

— Тебе обязательно говорить об этом здесь и сейчас?

— Ты — мой муж, какой бы договор мы не подписали. И, я знаю, просто уверена, я тебе НЕ БЕЗРАЗЛИЧНА, хотя и провели мы вместе всего одну ночь. И я догадываюсь, почему. Но мне хочется все изменить, все наладить… — Он не дал договорить, перебил.

— Что наладить, Настя? — В глазах его появилось отчаяние. — Уже ничего не изменить.

— Ну, хорошо, успокойся, давай, хотя бы поговорим. — Я взяла его руку и потянула обратно на берег реки озера, заставила сесть и, обхватив руками его лицо, притянула к себе, заглянула в глаза. Там была грусть и боль. С отчаянием я спросила:

— Дорогой, что так гнетет тебя? Что или кто? Я? Ты? Кто?

— Послушай, Настенька, — он высвободился из моих рук. — Наши разговоры бесполезны как и отношения. Я сделал глупость, позволив сначала впустить тебя в дом, потом в свою жизнь, а теперь и в сердце. Да, ты давно мне небезразлична, что очень тяготит нас обоих. Я вижу как тебе тяжело, но так будет и дальше. Я не могу развестись и подставить всех этим шагом.

— Ну, почему, если я так дорога тебе?

— Что ты знаешь обо мне? О брате? О моей жизни до нашей с тобой встречи?

— Что бы ни было тогда, но я люблю тебя. Правда. Я никогда не говорила об этом. Но чувство это сильно. — Молящими и влюбленными глазами я поедала его.

— И поэтому следила за мной? — Он усмехнулся.

— Ты не веришь, что из-за любви можно горы свернуть? — я как просящих ребенок., гладила его руку, но он отстранился.

— Тебе не нужно дольше оставаться со мной… Ты не будешь счастлива…

— Неправда. Конечно, если ты не любишь меня… — голос сел внезапно.

— Не люблю? — Он усмехнулся. — Разве тебя можно не любить? — внезапно, он смутился. — Ну, все, поехали домой.

— Владимир, не убегай от меня… сейчас. Ты просто не любишь, а говоришь только, чтобы убежать…

Он резко взял меня за плечи и посмотрел на меня как он это умел делать, и тихо, но твердо ответил: «Люблю» — и добавил: «Но это первый и последний раз, когда я говорю тебе об этом. А теперь поехали». И он встал.

— Но, ведь это глупо. Если мы любим друг друга, зачем убегать как ребенок?

— Я не хочу говорить. — Он шел к машине.

— А я хочу. — Настаивала я. — я ради тебя терплю такую жизнь, ради тебя с киллером встретилась, ради нашего будущего ездила к твоему брату…

— И что? — он побагровел от гнева, но повернулся в мою сторону. — Понравился? Красавец брат! Тоже таких наследников хочется иметь? Или думаешь, что такая кара небесная обойдет нас стороной и уродцы больше не родятся? Не надейся, божьей милостью здесь не отделаешься. Это как проклятье.

— Мне кажется, что ты больше боишься не за детей, а боишься меня.

Он помолчал, потом сказал: «Я ничего не боюсь, но есть ответственность перед людьми, которых я уважаю и люблю, перед братом, которому кроме меня никто не поможет. Не хочу брать ответственность еще и перед тобой. Я не готов к ней. А теперь, все, быстро в машину».

Всю дорогу мы проехали молча. У перелеска к нам присоединились остальные машины. Уже подъезжая к дому, Володя вдруг притормозил, вызвал по мобильному Мишу, и, когда тот пересел к нам в машину, отпустил остальных ребят, резко развернул машину. Я поняла, куда мы направились.

В лечебнице воздух был прохладным и пахло чем-то сладким. Мы сразу прошли в знакомую комнату. Костя все также сидел у окна, словно приклеенный, но моментально обернулся на шум шагов Володи. Только теперь я поняла, насколько дорога была Володе тайна Кости. Он подошел к брату, обнял его присел у подлокотника кресла и что-то зашептал тому на ухо. Глаза Кости внезапно ожили, засветились жизнью, на его лице словно разгладились все складочки и появилось подобие улыбки. Он открыл рот и, коверкая слова, стал что-то рассказывать. Володя понимал его или делал вид. Их диалог длился минут 5, а мы с Мишей стояли у входа и наблюдали за происходящим.

Наконец, взгляд Кости оторвался от лица брата и уставился в нашу сторону. На Мише его глаза долго не задержались, а вот на меня он уставился надолго. Я думала, узнает ли он меня или нет. Короткий звук, похожий на причмокивание, показал, что узнал. Володя, проследив за братом, познакомил нас.

— Костик, это Настя, моя жена. Ты ее знаешь.

— Да. — Произнес Костя. В его глазах не было стали, как прошлый раз, но он быстро потерял интерес ко мне как и тогда и вновь ушел в себя. Володя простился с ним вскоре, и мы вышли.

— Вот так всегда. Он быстро устает, но все же предпочитает сидеть возле окна, а не находиться в кровати. Он испытывает сильные боли в суставах и мышцах лица, но стойко переносит такое состояние и даже пытается говорить со мной. До недавнего времени он даже мог рисовать двумя пальцами. Теперь и этого не может. Мальчик постепенно умирает, и сам знает об этом.

— Да, ужасно терять близких, да еще так.

— А я не могу бывать с ним часто. Боюсь, что скажут люди, мои избиратели. Иногда чувствую, что все вокруг — сплошная липа и фуфло. Лишь с ним, с братом, я становлюсь самим собой. Поэтому, я никого не пускаю в свой истинный мир, даже тебя, Настя.

Вернувшись домой, Володя заперся в своей комнате, не желая никого видеть. А я осталась с Мишей. И вот тут-то Миша рассказал мне то, чего я не знала раньше. Он рассказал, что вернувшись из Чечни, Володя нашел своего брата в ночлежке, в ужасном состоянии. Никто не желал заботиться о парализованном подростке. Хотя, если бы Володя вернулся с войны на 2 месяца раньше, отправил бы брата лечиться, то сейчас, он был бы в лучшем состоянии, возможно, даже мог ходить. Но судьба уготовила братьям испытания. Кроме того, что время было потеряно, Володя долго искал деньги на лечение. И уже потом, врачи сказали, что процесс болезни зашел слишком далеко, плюс затянувшаяся болезнь в безобразных условиях. Родителей живыми Владимир тоже не застал. Квартиру, где жила семья прежде, приватизировали незнакомые люди, обманом выселив оставшегося в живых Костю. Доказать правду, в то время, было никому невозможно. Через несколько месяцев после возвращения, Володя отыскал Мишу. Где только не пришлось им поработать, чтобы стать на ноги. Деньги, полученные за Чечню, ушли на лечение Кости… А я слушала и понимала, что действительно совсем ничего не знаю о муже. Я ждала продолжения истории. Но, видимо, момент истины прошел. Миша замолчал и снова замкнулся в себе. И я решила больше никого сегодня не расспрашивать и пошла к себе.

Шли дни. Но я заметила, что холодок между мной и Володей ослабевает. Мы чаще ужинали вместе и чаще предложения о совместных обедах исходили от него. Он уже не боялся оставаться со мной наедине. Мы могли говорить обо всем, в том числе и о Косте. Я предложила перевезти его к нам в дом и позволить ему доживать свою жизнь вместе с нами, в домашней обстановке. Оказалось, что Володя давно обдумывал эту идею, но боялся реакции окружающих и слухов на стороне. С моей поддержки его удалось убедить, что жертва, на которую он пойдет ради брата, стоит того. Мы решили не сообщать, в каких родственных связях находятся они. «Пусть это будет шаг благотворительности по отношению к больному (для любопытных). Мы можем сказать, что это раненый солдат, прошедший войну в горячей точке и теперь у нас проходящий реабилитацию». Конечно, мы знали, какие сложности появятся у нас с появлением Кости. Но вместе мы готовы были преодолеть проблемы. Кроме того, я думала, что и Володе будет поспокойней. Кроме того, я не оставляла надежды на то, что и отношение Володи ко мне тоже изменится.

Возможно, разговоры на эту тему тянулись еще долго, если бы однажды не позвонил Геннадий Васильевич и не попросил Владимира срочно приехать. Тем же вечером Владимир вернулся домой бледный и хмурый.

— Костя умирает. У него начался ускоренный процесс отека мозга, остановить который невозможно. Скоро я и его потеряю. Останусь совсем один.

Говорить что-либо было бесполезно, но через 3 дня после этого мы привезли брата домой. Умирающий в доме всегда наводит тоску и страх, это всегда неприятно осознавать. С другой стороны, это зависит от обстановке, созданной в доме. Поэтому мне хотелось, чтобы последние дни Кости были освещены теплом дома, о котором он наверняка забыл. Мы договорились с Володей и Мишей по очереди ежедневно выводить Костю на прогулки на природу. Лето было в самом разгаре, и Косте нравилось бывать на воздухе, дышать запахом луговой травы, наблюдать за пролетающими насекомыми, слушать звуки природы. Мне было интересно наблюдать за разгорающимся огоньком в его глазах, когда на принесенный ему цветок, который он держал в руках, садилась бабочка или шмель; они ползали по лепесткам, шевелили усиками и крыльями. А этот больной человек, не успевший насладиться всеми прелестями дикой настоящей природы, впитывал сейчас ее живительные силы, вбирал в себя ее живительные соки и, еле шевеля пальцами рук, перебирал листочки растений, нежно и осторожно касаясь их, боясь повредить хотя бы частичку этой крошечной жизни. Его сморщенное лицо становилось все больше похожим на старческое, когда он улыбался, замечая изменения в окружающем мире. Он также улыбался, когда мы окружали его и рассказывали что-нибудь незначительное, но обращаясь к его вниманию, заставляя его хотеть и продолжать жить. Но каждый вечер я становилась свидетелем его страданий от непрекращающихся болей перед тем как его кололи морфием, дающим покой его телу на короткий срок. Во всех даже самых гибельных ситуациях есть и что-то хорошее. В данной ситуации улучшались наши отношения с Владимиром. В этом я была права. Мы разговаривали с врачом, и тот попытался убедить мужа, что ему можно вести нормальный образ жизни. Я старалась, как могла: одевалась сексуально, покупала красивое нижнее белье, а верх подбирала такой, чтобы при движении муж мог увидеть то, что скрывалось под одеждой. Но его терпению можно было бы позавидовать. Конечно, иногда его глаза загорались лучезарным светом, который я видела лишь ТОЙ ночью. Но страх, поселившийся в его мозгу, был сильнее безумства. А я никак не могла понять, как мужчина может быть одновременно и умным и рассудительным, а в то же время слепым и нерешительным.

Но вскоре мне все же повезло. (Так я могу это назвать).

Уложив вечером Костю, мы решили прогуляться в саду. Ночь была лунной. Я наслаждалась тишиной вокруг и чистотой звездного неба. Володю же это совсем не интересовало. Он шел рядом, погрузившись в мысли. Я взяла его за руку, он не отдернул ее. Я подумала, что это был хороший признак. Мы вошли под свод небольшой рощицы из берез и остановились у скамейки.

— Может, напрасно, я привез его сюда? Он гаснет, несмотря на все усилия с нашей стороны. — Разговор был о Косте. Я сжала его ладонь.

— Косте уготовано прожить столько, сколько предначертано судьбой. Ты сам знаешь, что ничто ему не поможет. Мы можем лишь сделать последние дни его яркими и менее болезненными. — Володя вдруг сжал мою ладонь.

— Спасибо тебе. Не думал, что в тебе найду поддержку. И прости, что так сурово и холодно иногда к тебе отношусь. Мне казалось, что раз мы женаты просто по договору, то и тебе должно быть все равно, что происходит со мной.

— Ты не прав. Ты мне не безразличен. Я тоже вначале не знала, что наш брак перерастет во что-то большее. — Я помолчала. — По крайней мере, с моей стороны.

Он внезапно повернулся ко мне лицом и сказал: «С моей тоже». В его серых глазах светилась грусть и нежность. Я прижалась к нему, а Володя обнял и поцеловал в макушку.

— Прости меня, Настенька. Только теперь я понимаю, насколько ценны такие минуты в нашей жизни. Их так мало бывает. А я часто выбрасываю их из своей загруженной проблемами жизни. Ты простишь меня…родная…?

Я вдыхала аромат его одежды, шеи и дыхание прерывалось комком, подкатившим к горлу от переполняющих чувств, от его голоса и теплоты объятий.

— Ты любишь меня?

— А как ты думаешь?

— Нет, ответь, пожалуйста. Ты действительно любишь меня не просто как жену, но и как человека, женщину?

Он отодвинулся от меня.

— Ты хочешь, чтоб я как в романе ответил тебе: «Дорогая, я люблю тебя больше всего на свете, ради тебя я согласен достать луну с неба»? — эти слова были сказаны с пафосом, но как они мне понравились!

— Да, так.

— Но это глупости. Я просто…люблю…нежно и всем сердцем. Веришь теперь?

Я не успела ответить, его губы уже закрыли мой было открывшийся рот, горячим поцелуем. «Давно я не ощущала себя такой счастливой, как в этот вечер». Хотя ничего дальше не произошло, но лед тронулся. Я поняла, что ему требуется время привыкнуть к нашим отношениям. И тогда все будет! Терпеть пришлось недолго.

Через 3 дня после последних событий Костя умер. Как-то моментально, мы не успели даже проститься с ним. Утром Костю как обычно покормили, и мы с Мишей вывезли его на прогулку. Через 15 минут он попросился назад. Увидев в холле Володю, улыбнулся ему своей стариковской улыбкой, потом протянул руку, а почувствовав ответное пожатие глубоко и с придыханием вздохнул и через секунду умер.

Мы не сразу даже поняли, что произошло. Лишь когда подошел доктор, который последние дни жил в доме и сказал, что все кончено, пришло понимание.

Похороны были тихие, без апофеоза и пышности. Жил человек тихо, умер тихо и похоронили его тоже тихо. Меня больше тревожило состояние Володи. Он был так спокоен, словно не понимал всего происходящего. Он продолжал распоряжаться деловито и кратко. Вечером после похорон и поминок мы вернулись домой, и Володя сразу же поднялся к себе. На мой вопрошающий взгляд, Миша ответил: «Ему нужно погоревать в одиночестве». А мне почему-то казалось, что именно в эту минуту я ему нужна. И не выдержала.

В его комнате было темно. Он не ответил на мой стук. Я вошла без разрешения и включила свет.

— Не надо. — голос раздался из кресла возле окна. Я потушила свет и подошла к окну. Володя задумчиво глядел на луну. Мне стало не по себе.

— Я подумала, что тебя не надо оставлять сейчас одного. Тебе необходимо поговорить с кем-нибудь. Но если ты хочешь остаться один, я уйду.

— Останься. Мне нужна чья-то поддержка. Возьми второе кресло.

Мы сидели рядом, взявшись за руки, и смотрели на небо, где был сейчас счастливый Костя. Не знаю, какие мысли бродили у Володи в голове, но в этот момент мне так хотелось его поддержать… и он это почувствовал. Затем его словно прорвало. Володя стал рассказывать о себе, детстве, Косте…

Когда его словесные «рыдания» иссякли, я положила голову на его руку. Но он поднял ее руками, заглянул серыми глазами в мои и разряд пробежал между нами. Губы слились в горячий поцелуй, а руки сплелись в крепкие объятия…

Может в свете последних событий кто-то осудит нас за такую страсть в такое неподходящее время, но никто не мог бы нас остановить. Это была буря эмоций и страсти, которая вылилась в долгую любовь…до самого утра.

Время бежало незаметно. Вновь наступило лето. Жизнь моя наладилась во всех отношениях. Весь год я молилась на свою жизнь. О таком я мечтала многие годы. Я купалась в любви рядом с единственным дорогим мне человеком. С Володи словно спала оболочка холодной каменной статуи. Он был нежен и ласков, относился ко мне как к драгоценному подарку судьбы, просто носил на руках, выполнял все мои желания. А я делала для него все, что могла. У нас все получалось в унисон. Мы съездили в круиз по Средиземному морю, и это был наш настоящий медовый месяц. Кажется, удача улыбалась нам.

Но разве счастье бывает долгим? Никогда не бывает хорошего много. Оно проходит мгновенно. А я то думала, что с нами такое не произойдет, что все хорошее будет длиться вечно, что мы наконец, вытянули ту самую козырную карту, которая приносит удачу и рай. Так нет. И козыри уходят к другим…

Миша вошел бледный в сопровождении охраны. Лица всех выражали большую озабоченность, а глаза смотрели мимо меня. Я испугалась. Володи с ними не было. Более того, когда Миша заговорил, его голос дрожал и исходил словно из ниоткуда, настолько он был низким, дребезжащим и незнакомым. Меня прошиб пот.

— Что случилось? Где Володя?

Впервые со дня нашего знакомства, Миша обнял меня и крепко прижал к себе. Это еще больше напугало меня и лишило сил. Ноги подогнулись и, хотя я ничего не знала, но такое появление ребят, атмосфера, которую они принесли, дали понять, что вести недобрые.