Глава 6

– Привет сын, – прозвучал до боли родной голос в трубке.

На несколько секунд сердце сжалось, но потом забилось в привычном ритме. Сглотнул, чтобы восстановить душевное равновесие и ответил ровным голосом.

– Привет, мам.

– Как ты? – поинтересовалась мама.

– Все нормально.

На другом конце телефона послышался горький смешок.

– Даже если все плохо, все равно ведь не скажешь, – произнесла и тяжело вздохнула, – Максим, ты знаешь, что я тебя всегда поддерживаю, какое бы решение ты не принял, но сейчас ты не прав.

Максим сильнее сжал кулаки, на скулах заходили желваки.

– Отец науськал, – произнес жестко.

– То есть ты считаешь, что собственного мнения я иметь не могу, как и взглядов на жизнь. Нормальное у тебя представление о собственной матери.

– Прости, мам, погорячился, – пристыженно произнес Максим.

– Хорошо, хоть это признаешь. Макс, твой отец часто давит своей заботой и гиперопекой, я это знаю как никто другой, но в этом случае мы с дедом с ним солидарны. Тебе нужно окончить институт.

– И дед? – с усмешкой произнес Максим.

– И дед,– подтвердила Мария Игоревна, – ты знаешь, что высшее образование для него много значит, и ты много значишь. Мы все тебя любим, мы твоя семья. Если не ради своего будущего, то хотя бы ради нас ты можешь это сделать, но не великая же жертва?

– Мам, это запрещённый прием, – укоризненно произнес Максим.

В трубке воцарилось молчание. Такое красноречивое, этим искусством Мария Игоревна владела на высшем уровне. Если замолчала, значит все, ты виноват и прощения вымаливать будешь долго. Отец все годы их совместной жизни этого молчания боялся, поэтому если мама была на их стороне, Макс с Кристиной могли быть уверены, что отец долго сопротивляться не будет и дело у них выгорит. Даже если ввязывались в дикую авантюру.

Мышцы болели, причем казалось, что болит каждая по отдельности, а это еще хуже, чем когда ты ощущаешь тело как единый организм. Макс чувствовал каждую свою мышцу, и они болели, даже если он не двигался. Лежа в своей комнате и, глядя в потолок, он задумался о том, что если спросить у мамы про названия всех мышц, которые у него болят, она наверняка расскажет, долго, обстоятельно. Может такой рассказ помог бы уснуть.

Дверь в комнату открылась, и в нее бесшумно проскользнула невысокая женская фигура.

Легка на помине, – подумал про себя Макс. Подняться и посмотреть на мать сил не было. Может спящим прикинуться, глядишь, прокатит, и обойдёмся без допроса, мелькнула ещё одна мыслишка.

– Спящим можешь даже не прикидываться, – разгадала его задумку мать, – у тебя фантазия хорошая, поэтому засыпаешь ты не сразу, а пришёл всего десять минут назад, так что распахивай глазоньки и фокусируй на мне взгляд.

Возле кровати загорелась настольная лампа. Макс распахнул глаза, устремив ясный взгляд на мать.

– Трезвый, – выдохнула она с какой-то досадой.

– Лучше бы был пьяный, – усмехнулся Макс уголком рта, стараясь сильно не растягивать губы.

– Может и лучше, – рассуждала сама с собой Мария Игоревна, – ты же с дедом был, а с ним тебя могло куда угодно занести, от кабака до бандитской стрелки. Так что я уж и не знаю, что предпочтительнее.

Вздохнула и присела на краешек кровати, задев бедром Макса. От этого прикосновения ему хотелось застонать в голос, но он сдержался, только едва заметно поморщившись. Однако, Марии Игоревне и этой гримасы хватило. Окинула его опытным взглядом и тут же без спроса начала руками обследовать его тело, нажимая на самые болевые точки. Долго сдерживаться он не смог, застонал в голос. Прощупав все части тела, задрав ему футболку, Мария Игоревна скомандовала:

– На живот переворачивайся.

Макс только хотел возмутиться, как мать более строго скомандовала:

– Живо.

Пришлось подчиниться. Кряхтя как девяностолетний дед, он неловко перевернулся на живот. Мать так же профессионально осмотрела его сзади и вынесла вердикт:

– Переломов нет, внутренние органы тоже вроде в порядке. С мышцами только проблема, перегрузил, надо пить больше жидкости, мазать мазью и можно выпить нестероидный противовоспалительный препарат. Это я тебе как врач говорю, – и резко без всякого перехода надавила на какую-то мышцу, так что Макс застонал, задала вопрос, – быстро говори мне, где ты был?

Папа всегда говорил, что у мамы где-то в родословной завалялись немецкие корни, иначе откуда такая способность к пыткам. Боль была нестерпимая. Даже если бы и смог сейчас пошевелиться, проводить контрприем против собственной матери он бы никогда не стал, поэтому предпочел менее болезненный в данной ситуации вариант, начал говорить:

– В бойцовском клубе.

Мария Игоревна, понимая, что сына удалось расколоть и дальше говорить он будет сам, его отпустила, снова присаживаясь на кровать.

Максим чуток помолчал, давая матери немного переварить услышанное и продолжил.

– Папа тебя любит, защищает от всех и вся, пылинки сдувает. В споре уступить может, принять твою точку зрения. Ты для него целая вселенная. Все просто и понятно. Разобраться легко и дураку понятно, что это большое и светлое чувство. А мне, мне иногда прибить хочется, наказать за все обвинения несправедливые, слова обидные. За взгляд дикий, огнем горящий. Язык, который хуже жала ядовитого. Мам во мне такие чувства просыпаются, как будто демон какой-то. Я с ним борюсь, пытаюсь подавить всеми силами, а не выходит. Взгляд отвожу в сторону, а он обратно притягивается, руки сжимаю в кулаки, а они все равно прикоснуться тянуться. Это одержимость какая-то. Я устал бороться, летом вроде отпустило, а сходил на перекличку и все, скрутило, так, что дышать с трудом получалось. Вот дед и предложил мне энергию выплескивать, вместо алкоголя, он меня не берет.

Мария Игоревна сидела тихо, внимательно слушая сына, поглаживала линии на его ладошке. Линия жизни была длинная, это радовало. Линия любви была широкой, ярковыраженной, на ней как будто перекрутилось много других мелких линий. Про остальное значение линий на ладони помнила мало, да и эти воспоминания всплыли откуда-то из юношества. Она хирург, ей некогда у пациентов линии жизни рассматривать. Ее работа не от них зависит. Каждому свое.

Максим замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям, тело как будто болеть стало чуть меньше.

– Может тебе к деду уехать пожить? Учебу там закончишь, глядишь, чуть полегчает, – с надеждой спросила Мария Игоревна.

– Оно на расстоянии отпускает, а потом только хуже делается, возвращается бумерангом во сто крат.

– Сейчас мазь принесу, намажу мышцы, станет легче. Папе про это знать пока не обязательно, потом как-нибудь расскажем. Будем надеяться, что у деда все под контролем. И Макс, помни, что здоровье – вещь важная, а жизнь ещё важнее.

Максим на эти слова мог только кивнуть.

Терапия, предложенная дедом, помогла, сначала все болело так, что руки с трудом поднимались, поэтому дотронуться до Фроловой физически не мог, только смотрел. А через полгода втянулся, прокачал нужные мышцы, даже заимел в клубе определенный авторитет. Деньги от боёв не тратил, некуда было, отец итак с лихвой обеспечивал. Макс старался себя беречь, как велела мама, стабильно ездил к ней на обследования, соглашался на бои с противниками только подходящими по силе.

В спортклубе тренер тоже отметил улучшение его физической формы. Так что все играло на руку. Кроме мелкой рыжей заразы, она решила, что взрослая и может дружить с мальчиком из одиннадцатого класса. Макс этому смертнику быстро объяснил, чья это территория и что лучше туда не соваться, а заодно и всем остальным урок преподал.

Элька об этом пронюхала, ох и орала, кинулась на него драться с кулаками. А Макс кайфовал, впервые кайфовал, осознав и приняв свои чувства к ней. Стоял и улыбался.

– Что ты лыбишься, как пришибленный, тебе на твоих тренировках мозги отбили что ли, сходил бы проверился, – распалялась девчонка.

– Кнопка, ты смешная, из нас двоих не я на людей просто так кидаюсь, так что это тебе прямая дорога к мозгоправу. Могу, кстати хорошего доктора посоветовать, с матерью работает.

Элька от такой отповеди опешила, не ожидала, что Макс так может, обычно он молчал, а тут такой отпор ей дал. Оттолкнулась ладонями от его груди и пошла прочь из класса, переваривать услышанное.

Кличка за ней так и закрепилась. Элька ее терпеть не могла, притом, что называл ее так только Макс, другие не решались.

Себе он дал установку, что эта девчонка обязательно будет с ним, только надо чуть потерпеть, всего два года. Но он Ящеров, а Ящеровым терпения не занимать.

– Макс, ну перетерпи как-нибудь, ты же можешь, переломи себя, – снова произнесла мама.

– Хорошо, мам, – сдался Макс, – поеду я на сессию.

– Молодец, сын, мы в тебя верим, – тихо произнесла мама.

Макс нажал отбой и тяжело вздохнул. Хорошо, когда есть семья, она не предаст, не бросит и будет верить в тебя даже тогда, когда ты сам в себя не веришь.

Загрузка...