Крестом и булатом. Атака

Глава 5 Фестиваль копчёного

Виталий Янут успел остановить Веселовского, который едва не грохнулся на огромную бухту колючей проволоки.

– Леша, смотри внимательнее!

– Блин, а я думал – кабель! Что там?

– Хрен его знает, – гранатометчик переполз на метр вперед. – Вроде какое-то шевеление…

– Так вдарь туда.

– Щас! А если это наши?

Алексей про себя выругался.

В пылу ночного боя у него как-то вылетело из головы, что требуется соблюдать осторожность и не палить направо и налево. После прошествия двух с половиной часов передвижений по аулу точное местоположение групп определить было затруднительно.

Влад специально и неоднократно объяснял казакам, что на войне от своих пуль и снарядов гибнет до десяти процентов личного состава. А из оставшихся девяноста процентов половина кладет головы зазря, по собственной глупости или неосторожности, а этого небольшой отряд позволить себе не мог.

В зондеркоманде каждый человек на вес золота.

Рокотов любил копаться в архивах, связанных с историей второй мировой войны, и делать копии с наиболее интересных документов. Так, например, он случайно обнаружил поразительный факт, напрочь переворачивающий представления о нацистах и их отношении к евреям. Оказывается, в финской армии тех времен существовали не только полковые капелланы, вдохновлявшие перед боем солдат, исповедовавших христианство, но имелось несколько раввинов, передвигавшихся по фронтам с небольшими сборными синагогами. Одно такое сооружение случайно откопали члены клуба «Память» на Карельском перешейке в середине восьмидесятых годов, а потом долго ломали головы, что же с ним делать. С одной стороны, объявление о находке вызвало бы скандал и обвинения в подтасовке истории, с другой – было столь удивительным, что умолчать об этом не представлялось возможным. В результате поисковики избрали компромиссный вариант – о хорошо сохранившейся синагоге и могилах, расположенных неподалеку, сообщили куда следует и указали в сопроводительной записке, что, по их мнению, культовое сооружение принадлежало непонятному подразделению, накрытому советской артиллерией зимой тысяча девятьсот тридцать девятого года[21].

В тех же архивах Владислав нашел несколько брошюрок, являвших собой нечто вроде инструкций-памяток для диверсионных групп СС и подразделений альпийских стрелков. Советы полувековой давности ничуть не устарели, и биолог пользовался ими при планировании нынешней операции. Особенно актуальные рекомендации он перевел на русский язык, распечатал и заставил казаков их вызубрить.

Правда, большинство из выученного материала сразу вылетело из голов доморощенных диверсантов, как только начался реальный бой. Однако и оставшегося хватило, чтобы действовать осторожно и не подставляться под пули.

На большее Владислав и не рассчитывал.

– Не наши, – уверенно заявил Янут. – Таскают какие-то ящики…

Веселовский на корточках перебрался поближе и из-за спины товарища посмотрел сквозь маленькую подзорную трубку четырехкратного увеличения.

Прямо перед казаками расстилался выжженный солнцем пустырь, за которым в полупустом гараже суетилось несколько боевиков, переставлявших из угла в угол квадратные коробки.

– Что они делают? – удивился Алексей.

– Черт их знает, – Янут загнал в патронник фугасную гранату. – Сейчас увидим…

Четыреста граммов взрывчатки шарахнули точно по центру гаража, когда граната стукнулась о двухсотлитровую железную бочку. На улицу вырвался могучий язык синеватого пламени. Вслед за ним в воздух взлетело горящее и размахивающее всеми четырьмя конечностями тело.

Живой факел пронесся добрый десяток метров и застрял в кроне дикой груши, росшей рядом с гаражом.

– Низко пошел, – хмыкнул Виталий. – К дождю…

Внутри железного параллелепипеда что-то бухнуло, и наружу выплеснулся поток полыхающей жидкости. Остро запахло химикатами.

– Растворитель. – Веселовский шмыгнул носом. – Наркоту бананили.

– Очень может быть, – согласился Янут.

Когда в разговоре с Виталием Гришечкиным Дмитрий Чернов отрицал свою причастность к написанию критических статей о «современном классике» Верескове, он не врал. Журналист действительно не имел никакого отношения к этим публикациям и впервые услышал фамилию автора мистических романов «Белый какаду», «Черный краковяк» и «Второе дно Ганга» от главного редактора «Невы».

Однако то, чем занимался Гоблин последние полтора месяца, вызвало бы у издателя гораздо больший шок, чем соучастие Чернова в «замачивании» Верескова на разворотах питерских газет.

Димон писал детективные повести, объединенные единым товарным знаком «Убогая сила» и являющиеся гнусным пасквилем на произведения Андрея Кивинова.

По страницам «альтернативных» повестушек бегали вечно пьяные и тупые «мусора»: начальник убойного отдела майор Соплевец, капитан Харин, старшие лейтенанты Фекалис и Болонкин. Время от времени к ним присоединялись коллеги – обмотанный длинным красным шарфом дегенерат по кличке Мастур-батор и двое уродцев из соседнего РУВД – Плюхин и Рогачев. Руководил всей этой безумной сворой подполковник с прикольным погонялом Мухожор.

«Мусора» избивали ни в чем неповинных граждан, пили изъятый при обысках самопальный коньяк, вымогали мзду у окрестных торгашей-ларечников, растаскивали вверенное им имущество, получали в рыло от грозных крепких «братков», подбрасывали задержанным спичечные коробки с анашой, регулярно ночевали в вытрезвителях, мухлевали с материалами уголовных дел, подтасовывали доказательства, домогались потасканных привокзальных проституток и пытались все время прогнуться перед начальством. В общем, вели себя так, как, по мнению Гоблина, и поступают стражи порядка в реальной, не приукрашенной «проментовскими» писателями жизни.

Единственная закавыка начинающего романиста заключалась в том, что он еще не определился с издательством, должным ощутить безмерное счастье от подписания авторского договора со столь солидным и многоопытным в вопросах взаимоотношений «мусора-население» мастером слова, коим почитал себя Чернов. После долгих размышлений Димон все больше и больше начал склоняться к идее аукциона, на который он желал бы выставить свои повести…

Гоблин отбросил посторонние мысли, записал текст произведения на дискету и набрал название четвертого по счету опуса – «Маслина для Брехуна».

Занятие на ближайшие две недели было обеспечено.

Государственный Секретарь США Мадлен Олбрайт помяла руками щеки, разглаживая избороздившие их морщины, поправила радиопередатчик-брошь, одернула на могучей груди фиолетовое платье, поерзала в кресле и вновь склонилась над бумагами, которые ей подготовил Строуб Тэлбот.

Документы имели самое прямое отношение к политике Москвы в военно-политической области. Эксперты Госдепа потрудились на славу и подготовили хоть и короткий, но всеобъемлющий отчет о перспективах развития российской армии.

Олбрайт причмокнула тонкими синюшными губами.

В последнее время у нее со здоровьем было совсем неважно. Обострился гастрит, прыгало давление, приводя к почти непрекращающимся мигреням, прогрессирующая катаракта правого глаза требовала немедленного хирургического вмешательства. Плюс ко всему мадам застудила спину, посидев пару часов рядом с включенным кондиционером, и теперь была вынуждена носить под платьем специальный намагниченный пояс, в результате чего легкий намек на талию, коим Мадлен так гордилась, исчез вовсе. Госсекретарь стала напоминать помятую тыквочку, к которой кто-то приделал голову бабы Яги и несоразмерно маленькие ручки и ножки.

В животе у мадам булькнуло.

Это было верным признаком того, что пора принимать тайленол.

Мадлен не глядя нашарила пузырек с лекарством, сунула в рот две таблетки и с хлюпаньем глотнула воды из стакана.

Интеллигентный и даже чуточку аристократичный Тэлбот внутренне поморщился, сохраняя при этом непроницаемое выражение лица. Манеры Госсекретаря, не стесняющейся при подчиненных никаких физиологических проявлений своего изношенного организма, стали уже притчей во языцах.

– Великолепно. – Мадам сложила листы в аккуратную пачку. – Но требуется уточнить несколько нюансов…

Строуб молча воззрился на собеседницу.

– Насколько я поняла, вопрос о сокращении русских стратегических ракет решен?

– Практически да.

– Что значит «практически»?

– Прямого приказа их президента еще нет. Русский генеральный штаб подготовил план сокращения и подал его в канцелярию главы государства. По этому плану они должны к две тысячи пятому году избавиться от шести дивизий из двадцати, а оставшиеся – серьезно реформировать. Чем оборачиваются русские реформы, вам хорошо известно. На наш взгляд, боеспособность ракетчиков упадет вполовину от нынешнего уровня. Фактически, их возможности уже сейчас ниже наших примерно на семьдесят процентов. Через пять лет будет пятнадцать. А через десять упадет до пяти. Причем я не учитываю нашего развития, принимая за единицу сегодняшнее положение…

– То есть, к две тысячи десятому году мы сможем реально выиграть войну?

– Думаю, да… Здесь есть дополнительные факторы риска, но, если грамотно выстроить общение с русскими, то такое вполне возможно.

– Каковы их новые ракеты? Кажется, «Тополь»…

– "Тополь-М", – уточнил Тэлбот, – Неплохие снаряды. Однако не идут ни в какое сравнение с СС-18 и СС-20. Боеголовки неразделяющиеся, мощность всего сто пятьдесят килотонн…

– Они пробивают нашу противоракетную оборону?

– Сложно сказать… ПРО пока еще находится в зачаточном состоянии. Последние испытания не дали нужного результата. Но «Тополя» перехватить легче, чем старые образцы. Если только русские не оснастят их какой-нибудь хитрой защитой… К сожалению, они всегда дублируют электронные схемы механикой, поэтому воздействовать на летящую боеголовку можно лишь физическим ударом. Электромагнитные импульсы и глушение радиочастот не помогают.

– В отличие от наших ракет, – насупилась Олбрайт.

– Да.

– Мы можем изменить их политику конструирования?

– Традиции, – вздохнул Строуб.

– Меня не волнуют их традиции! Так да или нет?

– Только с полной сменой руководства научно-исследовательских институтов. Определенные шаги уже предпринимаются. Наши аспиранты и преподаватели, которых русские пригласили в последние годы, исподволь переориентируют их на компьютеризированное управление процессами. Но там имеются и серьезные противники данного метода… Я вам докладывал об одном таком.

– Напомните.

– Мистер Савельев, ректор Военно-механического института Санкт-Петербурга. Он в прошлом году уволил двух наших граждан, работавших на кафедре моделирования его института. Мстил за Югославию.

– Мы подавали протест по этому поводу, – наконец вспомнила Госсекретарь.

– Естественно…

– И что?

– Русское министерство Просвещения надавило, и он тихо принял их обратно. Мадлен нахмурила брови.

– Могу вас успокоить, – продолжил ее визави. – Русские обычно принимают стратегические решения без учета научного мнения, в кругу управленческого аппарата. А там у нас есть рычаги воздействия.

– Тогда воздействуйте, чтобы освободили Поупа. – Госсекретарь упомянула томящегося в Лефортово и ждущего суда гражданина США, попавшегося на приобретении чертежей торпеды «Шквал».

– Не получится, – Тэлбот отрицательно качнул головой.

– Почему?

– Эдмонд сам виноват. Поверил русским на слово, что с документации снят гриф секретности. А у них такая неразбериха с этими грифами, что любого можно сажать за самую безобидную бумажку. Кроме того, с Поупом разбираются коллеги действующего президента. Он им мешать не будет…

– Это дело политическое.

– Верно. И тем более бесперспективно. Русским контрразведчикам надо продемонстрировать, что они успешно справляются со своими задачами. После провала дел Никитченко и Пасько доверие общества к ФСБ упало. Тогда они нашли новую игрушку… Хочу отметить, что сейчас еще развалится дело их дипломата, которого арестовали якобы за то, что он продавал секретную информацию южнокорейцам. В этом случае русская спецслужба потеряет остатки авторитета.

– Но нам такое положение вещей на руку. – Мадлен развалилась в кресле.

– Не совсем…

– Что вы имеете в виду?

– Видите ли, – Строуб облизал губы, – тут есть тонкая грань, за которой может наступить коренная перестройка системы. Доводить до нее я бы не советовал. Если сейчас позволить русским загнать самих себя в угол, то это способно разозлить их президента, и он отдаст приказ о смене состава спецслужб. Пусть лучше все остается, как есть. Ведь нет гарантий того, что новые люди не будут способны к большему, чем сейчас… А сильная русская контрразведка нам совсем ни к чему.

Госсекретарь кивнула.

Усиление ФСБ и изменение направлений ее работы не сулили Америке никаких выгод. Пока дилетанты и интриганы возбуждали громкие уголовные дела о шпионаже и подтасовывали факты, разведаппарат ЦРУ и АНБ только наращивал свои возможности в России, не опасаясь сколь бы то ни было серьезного внимания со стороны преемника КГБ. Переход же ФСБ с «липы» на реальную работу означал осложнения как у резидентов, так и у связанных с ними агентурных сетей.

Эдмонд Поуп прекрасно вписывался в картину «шпионского заговора», и его полугодичное нахождение в русской тюрьме устраивало обе стороны. А после «сурового» приговора – двадцать лет в лагерях – объект будет с триумфом освобожден по свистку из Вашингтона.

– В ваших словах есть логика… Но вернемся к их ракетам.

– Я думаю, – осторожно заметил Тэлбот, – что следует немного подождать. Против сокращения РВСН активно выступает министр обороны, но его дни сочтены. Кроме того, ситуация вокруг «Мценска» дает нам несколько лишних козырей.

– Русские пытаются обвинить НАТО в столкновении. – Мадлен положила очки перед собой. – Я не очень понимаю, что нам это дает в положительном смысле.

– Сейчас попробую объяснить… Естественно, наши лодки на их полигон не заходили и русский крейсер не таранили. Вы это и без меня знаете. Но адмиралы будут придерживаться именно данной версии. Что ж, замечательно! Они сами признают слабость своих технических служб и недоукомплектованность флота. Значит, будут требовать дополнительного финансирования ВМФ. Деньги, которые пойдут флоту и, в чем я нисколько не сомневаюсь, на девяносто процентов будут разворованы, отберут у сухопутной армии, в том числе. – у ракетчиков. Мы уже втянули русских в гонку флотов, теперь стоит их подстегнуть… Я предлагаю создать видимость того, что мы что-то недоговариваем. Пусть норвежцы нагонят тумана с заходом «Мемфиса» в их порт, англичане временно спрячут «Сплендид» в сухой док, а мы отправим «Толедо» не на основную базу, а на ремонтную. Русские обязательно купятся на это и начнут уговаривать президента и парламент выделить лишние ассигнования на флот, параллельно намекая на нашу причастность к катастрофе…

– А что там на самом деле произошло? – поинтересовалась Олбрайт.

– Абсолютно точных данных нет. Однако спутник зафиксировал в установленное время аварии проход по квадрату крупного корабля. Видимо, штабного. Либо русские сами наехали на лодку и пытаются это скрыть, либо возникла нештатная ситуация с боезапасом. Иной причины затопления наши эксперты не называют. И крайне подозрительно то, что во всех официальных сообщениях факт нахождения возле места аварии тяжелого крейсера тщательно скрывается. Можно предположить, что даже их президент не в курсе…

– Биллу доложено?

– На второй день. Но он, насколько мне известно, пока не дал разрешения на публикацию снимков и передачу их русским. В телефонной беседе с главой России Билл лишь выразил соболезнования…

– Я это знаю…

– Ситуация пока находится на точке замерзания. Как докладывают наши источники в русском парламенте и дружественные нам журналисты, резко увеличилось число эмиссаров из ВМФ, предлагающих неплохие деньги за нужные выступления и публикации.

– Это симптом, – прошамкала Мадлен.

– Мне представляется, что русские адмиралы смогут удерживать общественное мнение минимум до следующего лета. Если не дольше, – резюмировал Тэлбот.

– А к тому моменту новая бюджетная стратегия уже будет принята? – полувопросительно сказала Госсекретать.

– Нет никаких сомнений.

– Хорошо, – настроение у Олбрайт резко улучшилось.

Русские всегда охотно попадались на провокации, связанные с их военной мощью.

Так повелось ещё со времен Петра Первого. Каждый русских монарх, генеральный секретарь или президент во главу угла ставил морской статус державы и принимался лихорадочно наращивать количество боевых кораблей. Причем преимущественно тяжелых, многопалубных, увешанных пушками или ракетами, как новогодняя елка игрушками.

Склонность к гигантомании объяснялась достаточно просто.

Качество кораблей у русских всегда было не на высоте. Поэтому, чтобы достичь паритета, они вынуждены были брать тоннажем, выпуская в море монстров типа «Акулы» – атомного двухкорпусного ракетоносца с полным водоизмещением под пятьдесят тысяч тонн, или, как это было в начале двадцатого века, строить десятки броненосцев.

Но даже при наличии огромного флота Россия за весь двадцатый век так и не выиграла ни одного крупного сражения на воде.

Русские никак не могли сообразить, что играют против самой природы. Географическое положение Империи не предусматривало наличия у страны мощного флота, ибо выходы на просторы Мирового океана вели через узкие проливные зоны, которые легко блокировались противником. А Северный Ледовитый океан представлялся весьма сомнительным с точки зрения нормального судоходства, ибо большую часть года был скован льдами.

К счастью для «просвещенного» Запада и набирающего силу Востока к власти в России раз за разом приходили люди некомпетентные не умеющие думать, а порой просто продажные марионетки…

– Теперь Чечня, – после небольшой паузы вспомнила Госсекретарь.

– Без изменений, – зевнул Строуб. – Вялотекущая позиционная война. Иван контролирует только свои гарнизоны и блок-посты. На всей остальной территории – абсолютное беззаконие… Армия постепенно разлагается.

– Нам не следует усилить политическое давление?

– Не вижу смысла. Русские позволили втянуть себя в авантюру, погрязли в ней по уши, пытаются решить вопрос точечными акциями и только усиливают этим недовольство населения. Мое мнение – их надо оставить в покое. Пусть продолжают восстанавливать против себя народ…

– Палестинский вариант?

– Где-то близко. Он усугубляется еще и тем, что в нынешнем кремлевском руководстве сформировалось несколько кланов, стремящихся заслужить поощрение президента. И они никому не позволят выиграть войну, кроме себя. Слишком большой гешефт.

– Европейцы тоже поутихли, – изрекла Госсекретарь.

– Немудрено, – кивнул Тэлбот. – У них разведка ничуть не хуже работает, чем у нас. Французы, голландцы, испанцы и немцы приняли консолидированное решение о дальнейшем невмешательстве в проблему.

– Это не перекинется на вопрос Косова?

– Косово слишком близко, а Чечня – далеко. Думаю, что в будущем году Старый Свет постарается навести порядок среди албанцев.

Предпосылки к этому имеются. Особенно после нашего решения начать поэтапное сокращение контингента. Европейцы выразили недовольство…

– Помешать нам они все равно не в состоянии, – отмахнулась Мадлен. – К тому же, это будет зависеть от результатов выборов.

– Германия прорабатывает планы создания общеевропейских сил по поддержанию порядка. Естественно, без русских, – быстро сказал Строуб, видя, как у Госсекретаря округлилась глаза.

– Информация достоверная?

– Вполне. Разговоры об этом ведутся уже давно, но неделю назад канцлер ФРГ дал приказ своему министерству обороны подготовить пакет предложений…

– Интересно, – Олбрайт подняла брови. – Почему нам не направлен официальный запрос?

– По всей вероятности, из-за недовольства нашей политикой в отношении Косова и бывших членов Восточного блока. Немцы сейчас постараются повысить свой статус на континенте. Идеи Великой Германии до сих пор живы, – Тэлбот позволил себе слегка пнуть европейского партнера, зная, что мадам это понравится. – И Шредер, похоже, является их апологетом…

– Поподробнее, – Мадлен нахмурилась и сложила руки на выпирающем брюшке.

– Пора, – Рокотов вставил в «Грозу» новый магазин. – Значит, так. Вася, держишь входную дверь. Димыч, ты сиди смирно и раз в минуту постреливай по верхней половине чердака…

Дом, в подвал которого загнали заложников, был как на ладони. Владислав и братья Славины залегли в ложбинке у дороги и минут десять наблюдали, как засевшие под крышей чеченцы обрабатывают из пулемета окрестные сады. Боевики палили для острастки, короткими нерегулярными очередями, перенося огонь то вправо, то влево.

– Мы готовы, – биолог нажал клавишу вызова на рации. – Прием.

– Без изменений, – откликнулся Гречко. – Никто не входил и не выходил. Прием.

– Как ребята? Прием, – снайпер служил связующим звеном между действующими в ауле группами. К нему стекалась вся экстренная информация.

– Две «тройки». Прием. – «Тройками» Ро-котов приказал именовать раненых, чье состояние было более-менее стабильным и не требовало немедленного хирургического вмешательства. Согласно условленной шкале, «четверками» называли легкораненных, «двойками» – тяжелых, а «единицами» – убитых.

– Кто? Прием.

– Сема и Денис. Прием.

– Точно «тройки»? Прием.

– Да. Прием.

– Ясно. Мы выдвигаемся. Передай остальным, чтоб подтягивались, и с Егором берите периметр. Конец связи, – в расшифровке полученной команды Гречко не нуждался.

– Кто? – озабоченно спросил Василий.

– Семен и Диня, – Влад поправил вставленный в ухо миниатюрный динамик. – Игорян говорит, что не тяжелые…

– Меня можете не считать, – встрял Славин-старший. – Я в порядке.

– Сиди уж, – буркнул Рокотов, – и позволь мне решать, кого кем считать. Мертвые герои нам не нужны… У тебя кровь остановилась?

– Вроде да.

– Вот и славно. Руку не напрягай, бей с опорой на бруствер… Все, закончили обсуждение. Я – первым, ты, Вася, за мной. – Владислав по-пластунски двинулся вдоль поросшего невысокой травой холмика.

Лукашевич помог Рядовому подняться, вздернул его в воздух, крепко обхватив одной рукой за талию, и отволок на новую позицию под защиту штабеля огромных железобетонных плит рядом со свежевырытым котлованом. На краю откоса возвышался трактор «Беларусь» с экскаваторным ковшом.

– Строители, мать их! – прошипел Данила и осторожно опустил ношу.

Семен проворно переполз за кучу вывороченного песка вперемешку с камнями и залег, выставив перед собой ствол ВСС.

Двухметровый здоровяк уселся спиной к товарищу, расшнуровал ботинок и вытряхнул из него забившийся за голенище кусочек щебня.

– Чисто, – тихо сказал Рядовой, завершив осмотр пройденного маршрута.

Беспорядочная пальба понемногу сходила на нет. Селяне сообразили, что неприцельные очереди по темным кустам и горам не достигают своей цели, а лишь демаскируют огоньками выстрелов их местоположение, и стали экономнее расходовать боеприпасы, выпуская за раз по три-четыре пули в казавшиеся им подозрительными тени.

Но это почти не помогало.

Аул был расцвечен пламенем восьми крупных и двух десятков мелких пожаров. Порывы ветра носили повсюду клубы дыма, обрывки оплавленной полиэтиленовой пленки с парников, тлеющие бумагу и войлок. Из-за пожаров обороняющиеся не могли воспользоваться приборами ночного видения, что дало бы им хоть какие-то преимущества, а оснащенное приборами бесшумной и беспламенной стрельбы оружие казачьего отряда лишало чеченцев последних козырей. Боевики не видели и не слышали, откуда бьет противник, и могли судить о выстреле лишь после того, как кусочек свинца попадал в очередного вайнаха.

Казаки же действовали решительно и максимально примитивно. Любой, кто палил из обычного, не украшенного ПБСом ствола, был врагом, которого следовало пригвоздить пулей с дальней дистанции, дабы не вступать в позиционную дуэль.

Единственным «громким» оружием у наступающих были ГМ-94. Поэтому гранатометчики передвигались только в сопровождении напарников и, выпустив два-три заряда, мгновенно меняли точку стрельбы. В условиях боя в населенном пункте прицельной дальности ГМ-94 хватало с избытком.

– Надо бы повыше забраться, – сказал Семен, испытывающий эмоциональный подъем от очередной дозы промедола. – Мне этот амбар всю перспективу заслоняет.

– Ты ногу чувствуешь? – осведомился Лукашевич.

– Не… Думаю, что сам могу ходить.

– Я те похожу! – Данила показал Рядовому огромный кулак. – Попробуешь пробежаться – дам по башке. Полсуток в бессознанке гарантирую. – Верзила однажды отправил в нокаут двухгодовалого бычка, вздумавшего поднять на рога станичного ветеринара.

– Не буду даже пробовать, – уныло согласился раненый.

– Вот это правильно… А насчет того, чтобы повыше залезть, так я и сам о том же думаю.

– Может, туда? – Семен показал рукой на холмик в полусотне метров справа.

– Вершина голая, – Лукашевич почесал затылок. – Как на ладони будем…

– А мы чуток пониже, там, где кустики…

– Все равно не пойдет. Укрытие нужно, – Данила сделал несколько глубоких вздохов. – Ты тут полежи немного, а я до угла забора сползаю.

– Осторожнее, – предупредил Рядовой. – Не высовывайся.

– Не глупей тебя, – проворчал Данила. – Я тоже жить хочу…

Магомед Бачараев прижался спиной к стене и, держа перед собой «Беретту» М12[22] с деревянным прикладом, мелкими шажочками просеменил к оконному проему.

В дом Товмирзоевых он забежал случайно и теперь боялся выходить наружу. Нападение на аул застало его безоружным, копающимся в моторе собственного джипа, неожиданно заглохшего прямо посреди улицы. Как ни пытался Магомед оживить трехсотсорокасемисильный мотор роскошного немецкого внедорожника «Mercedes ML55AMG»[23], тот не отзывался. Почти посадив аккумулятор, Бачараев плюнул и решил позвать на помощь брата, дабы попробовать дернуть автомобиль тросом.

Едва он высунулся из-под откинутой крышки капота, как раздались выстрелы.

Магомед увидел падающего Алика Хамхоева, услышал яростный треск автоматов на околице и сразу все понял. Чеченец не стал дожидаться дальнейшего развития событий, а припустил в кусты, петляя как заяц и с ужасом ожидая пули в спину.

Подавляющее большинство боевиков проявляют истинную смелость только тогда, когда позируют перед объективами видеокамер, дают интервью журналистам или до посинения накачиваются наркотиками. Во всех остальных случаях их реакции ничем не отличаются от животного инстинкта самосохранения, свойственного любому представителю человеческого рода: тот же страх, то же желание выжить, та же боязнь боли. Без этих рефлексов хомо сапиенсы были бы обречены на вымирание. А легендарное вайнахское бесстрашие в девяноста девяти случаях из ста является плодом воображения прошлых и нынешних мифо-творцев, стремящихся привить малочисленному народу комплекс превосходства над окружающими. Что в реальности оборачивается лишь против тех, кто исповедует ложные ценности…

Бачараев не стал изображать из себя абрека-героя и нырнул под защиту толстых кирпичных стен.

В гостиной он сорвал со стены пистолет-пулемет, собрал разбросанные по ковру обоймы и забился в маленькую комнатушку при кухне, где и просидел три часа, наставив дуло на входную дверь, белый от ужаса и готовый встретить очередью любого, кто переступит порог дома.

Но дверь так и не распахнулась.

Животный страх, объявший Магомеда в начале боя, постепенно отступил, сменившись любопытством. И хотя стрельба не угасала, Бачараев захотел узнать, что происходит, и выбрался из своего убежища.

Нога наткнулась на что-то твердое. Чеченец напряг зрение и рассмотрел несколько ящиков, стоявших под подоконником. Это было кстати. Магомед подхватил один ящик, выставил его на широкий карниз, рядом разместил второй. Теперь он был прикрыт от шальной пули и мог безбоязненно выглядывать во двор.

Чубаров краем глаза заметил, как в оконном проеме появились чьи-то руки, взгромоздившие на подоконник какую-то коробку.

Михаил быстро направил ствол «Грозы» на темный прямоугольник окна.

Неизвестный, спрятавшийся за ящиками, представлял серьезную опасность для казаков, расположившихся в самом центре огорода среди грядок с кинзой и эстрагоном. Пучки травы, как известно, летящий свинец не останавливают.

Чубаров навел ОЦ-14 точно в щель между ящиками, затем сдвинул цилиндр глушителя на сантиметр вбок, так, чтобы выстрел пришелся немного правее, и веером послал три пули.

Результат оказался несколько неожиданным.

Глухо звякнуло что-то стеклянное, и из дома донесся пронзительный крик, быстро перешедший в тонкий визг, словно кого-то кастрировали без наркоза. Одна из коробок пошатнулась и упала наружу, добавив к визгу звон разбивающихся бутылок.

Слева от Михаила на мгновение поднялся Никита, взмахнул рукой и снова залег.

Дом изнутри осветился вспышкой разрыва гранаты. Полетели стекла, куски рам, осколки кирпича. В нескольких метрах позади Чубарова на землю с шорохом свалилась срезанная осколком Ф-1 ветка сливы.

– Ты что? – рыкнул обалдевший Миша. – Крыша поехала? «Эфкой» прямо перед носом! Камикадзе, блин!

Растерянный Филонов похлопал себя по подсумку.

– Вот черт! Я ж думал – «эргэдэха»[24]!

– В следующий раз проверяй, метатель!

– Извини…

– Ладно, – Чубаров вскочил на ноги. – Нет худа без добра. Теперь дом можно не проверять. Там даже тараканов живых не осталось… Но ты все-таки поосторожнее.

– Да понятно, – отмахнулся Никита.

Магомед оставил между деревянными стенками промежуток сантиметра в три и попытался просунуть в него ствол пистолета-пулемета, когда посланные Чубаровым пули угодили в заполнявшие ящики доверху и проложенные соломой бутылки с уксусной эссенцией.

В лицо Бачараеву ударила струя кислоты вперемешку с мелкими зазубренными осколками. Свинец прошел мимо, но чеченцу это было уже безразлично: оба его глаза пропороли плоские стеклянные чешуйки, язык и небо ожгло уксусным концентратом, первый же инстинктивный вдох наполнил легкие ядовитыми парами и принес с собой такую боль, о существовании которой Магомед никогда не подозревал. Внутри грудной клетки будто вспыхнула термитная шашка, поджаривающая Нежные альвеолы и превращающая в пепел нервные окончания.

Двадцатисемилетний боевик раскинул руки, упал на колени и заорал, подняв лицо к потолку.

Жуткий вопль искалеченного человека был слышен даже на окраине аула, заставив обороняющихся похолодеть и открыть ураганный огонь во все стороны.

Злоключения Бачараева на этом не закончились.

Брошенная Филоновым граната попала точнехонько в широко раскрытый рот, выбила передние зубы и завернула язык Магомеда вовнутрь горла. Вайнах захрипел, свалился навзничь, треснулся затылком о доски, и в это мгновение ребристый кожух лимонки разорвало на десятки стальных ромбов…

Спустя два часа после начала встречи с родственниками моряков, погребенных на стометровой глубине Баренцева моря, Президент почувствовал, как садится его голос.

А люди так и не успокаивались.

За то время, что Глава Государства пробыл в актовом зале здания местной администрации, он успел раз десять пожалеть, что менее года назад принял предложение стареющего «царя Бориса» и согласился баллотироваться на высший пост в стране.

Управление российским государственным аппаратом представляло из себя искусство постоянного компромисса между понятиями «честь» и «совесть» и тем беспределом, что творили сотни тысяч чиновников рангом пониже Президента – начиная с Главы его Администрации и заканчивая обычным патрульным милиционером где-нибудь на тихой улочке уездного городка. Излишне говорить, что в подавляющем большинстве о совести приходилось забывать.

Иначе и быть не могло.

Все началось с финансирования избирательной кампании. Один раз закрыв глаза на происхождение денег и людей, что вкладывали миллионы долларов в «будущее России», потенциальный Президент уже не смог остановиться. На то и был расчет его окружения: единожды изменивший своим принципам человек легко соглашается на повтор. А потом уже и сам считать перестает, ибо в компромиссе главное – первый шажок. Все дальнейшее логически проистекает именно с того момента, как персона, скрепя сердце, соглашается на «ма-а-аленькое» отступление от норм порядочности. Естественно, во благо страны и общества…

Катастрофа с атомным ракетоносцем наглядно продемонстрировала Верховному Главнокомандующему, насколько прогнила вся система управления. И одновременно с этим он понял, что никаких кардинальных изменений он внести не в состоянии.

Придется удовлетворяться тем, что есть.

Его первым порывом, оставшимся еще с тех времен, когда он не был Президентом, стало желание сорвать погоны с Главкома ВМФ и алкоголика, командующего Северным флотом. Но, предугадывая желание Первого Лица, к нему явились Председатель правительства и Глава Администрации, которые быстро объяснили, что расправа с адмиралами способна лишь осложнить обстановку в армии и пошатнуть сложившееся равновесие между ветвями власти.

Президент стиснул зубы и вынужден был согласиться с тем, что никого наказывать до прояснения всех обстоятельств дела он не будет. Тем самым он обрек и себя, и всю страну на ожидание результатов работы государственной комиссии, чего и добивались чиновники-парламентеры. У Главы Государства было подозрение, что с «Мценском» произошло нечто иное, чем столкновение с миной или иностранной субмариной, но после бесед с генеральным конструктором «Аквамарина» и вице-премьером Ильей Кацнельсоном тревожные мысли отступили на второй план.

Однако, столкнувшись лицом к лицу с пятью сотнями измученных матерей, жен, отцов и братьев подводников, Президент отчетливо понял, что его обвели вокруг пальца. За всю ту ложь, что выливалась с телеэкранов в течение последних десяти дней, отвечать приходилось именно руководителю страны…

– Почему в седьмом и восьмом отсеках прекращены работы?! – выкрикнула женщина в синей кофте. – Ведь открыли же девятый отсек! Там вода. Может, в седьмом или восьмом отсеке нет воды! Почему туда никто не пошел?!

– Вы же знаете, – Президент старался держать себя в руках, – я… м-м-м… так же, как и вы, задаю этот вопрос специалистам. Каждые три-четыре часа я звоню им и спрашиваю… Хотел бы каждые пятнадцать минут, но мне просто неудобно их все время дергать. Просто… м-м-м… я считаю, что если буду трезвонить без перерыва, то только отвлеку их от работы, которая нужна была для того, чтобы спасти ваших ребят. А что не пошли… Значит, это их мнение. Это не мое мнение. – Глава Государства злился сам на себя за то, что не может четко ответить на вопросы собравшихся и дать хоть какую-то надежду.

За полчаса до начала встречи ему вкратце изложили последние новости с места аварии: все моряки погибли в течение нескольких минут.

Точка.

То же самое вроде бы говорят и норвежцы, осмотревшие переходной люк девятого отсека лодки. Изначально спасательная операция была обречена на провал.

Но как объяснить это близким погибших?

А никак…

Родственники, которым лгали целую неделю, не воспримут логического объяснения и не поверят, что им не говорили всей правды только потому, что командование флота билось до конца и не хотело терять даже малейшего шанса на успех. По правде говоря, Президент и сам в это почти не верил. Но у него, как и у всех остальных, не было доказательств обратного.

– Но почему не пошли?! – выкрикнули из зала.

– Я тоже многократно задавал этот вопрос: уверены ли вы в том, что все закончено? Вы можете мне четко сказать, что все прекращено? И наши, и иностранные специалисты утверждают, что это так…

– Почему сразу не позвали иностранцев? Почему?! – Женщина в первом ряду была близка к обмороку.

– Я отвечу… – Президента бросало то в жар, то в холод. Умом он понимал, что Федеральная Служба Охраны предотвратит любой инцидент, но чисто по-человечески ему было бы легче получить по физиономии, чем выдерживать многочасовую пытку психологического давления сотен отчаявшихся людей. В атмосфере актового зала скопилось такое количество волн ненависти и ужаса, что казалось – скоро они расколят здание пополам, погребая под обломками всех собравшихся. – По поводу того, что знали, что у нас нет спасателей, водолазов и нужной техники… Лодка конструируется, и все эти средства спасения должны находиться в ней, – академик Слуцкий поклялся Верховному Главнокомандующему, что «Мценск» был оснащен по последнему слову техники. Оснований не верить генеральному конструктору у Президента не было. Он и не предполагал, что чиновник, давным-давно забывший даже элементарные законы строительной механики корабля, просто спасает собственную шкуру, – И Северный флот этими средствами спасения располагал. Поэтому на мой первый вопрос, а Игорь Дмитриевич Сергиенко позвонил мне тринадцатого в семь утра…

– В субботу пропала лодка! – Главу Государства перебил пожилой мужчина в мундире капитана третьего ранга. – В субботу! А позвонили в воскресенье!!!

Президент беспомощно посмотрел на насупленных Самохвалова, Зотова и Яцыка, молча сидевших в за длинным, покрытым бардовым кумачом столом. На бульдожьем, испещренном морщинами лице командующего Северным флотом багровели свежие ссадины. Адмиралу не повезло – при входе в зал на него бросилась одна из матерей и успела от души вмазать Зотову по физиономии. Пока оттаскивали женщину, адмирал получил носком ботинка в пах от сына начальника БЧ-5 «Мценска» и пару минут сидел на корточках у стены, не в силах вымолвить ни слова.

Кацнельсону тоже досталось. Да так, что Илья Иосифович даже не явился на встречу с родственниками, а направился прямиком в медпункт, где ему приложили свинцовые примочки на распухшие скулу и глаз и оставили до утра в палате интенсивной терапии.

– Значит, я об этом тоже ничего не знал, – выкрутился Президент. – О том, что происходит… Мне министр обороны позвонил шестого августа в семь утра и сообщил… Вот мои вопросы: «Игорь Дмитриевич, что с реактором? И что мы можем сделать для спасения людей? Нужно ли что-нибудь дополнительно?». Военные считали, что у них в руках есть все средства спасения, потому что эти лодки, повторяю… В зале поднялся шум.

– Какие средства?!

– Как вам не стыдно!

– Это же подло!

– Да ведь все развалено!

– Вы соображаете, что говорите?!

– Убийцы!!!

– Подождите! – Президент привстал. – Я сейчас закончу ответ на этот вопрос… Потому что они полагали, что у них в руках есть все эти средства спасения…

Ситуация начала выходить из-под контроля.

– У меня просьба от имени всех матерей! – В пятом ряду поднялась высокая женщина с отстраненным и каким-то неживым выражением лица. – Ответьте только, когда будут вскрыты все отсеки и когда мы их получим – живых или мертвых! Ответьте как Президент!

Главком ВМФ бросил взгляд на стоящего в углу зала офицера в накинутом на плечи белом халате. Медик едва заметно наклонил голову. Самохвалов понимающе моргнул в ответ и отвернулся, подавив в себе желание облегченно вздохнуть.

– Э-э… – застигнутый врасплох Глава Государства быстро взял себя в руки. – Ни одна страна мира такой техникой не располагает. В том числе и Россия… Чтобы вот так сейчас, завтра все это поднять, вскрыть… Я могу вам точно и определенно сказать – мы ее не бросим и мы будем работать…

– Через год? – выкрикнула другая женщина.

– Нет, не через год. Нет…

– Нас все обманывают! – звенящим от напряжения голосом заявил бородатый мужчина лет шестидесяти. – Обманут еще!

– Где мой сын? – забилась пожилая женщина, к которой с обеих сторон рванулись трое офицеров и врач. – Где же мой сын?!

– Сколько времени они будут поднимать? – зарыдала старушка во втором ряду. – Сколько нам ждать здесь? Сколько мне еще ждать сына?!

– Что касается… – У Президента перехватило горло. – Я вас понимаю и понимаю, что невозможно уехать и сидеть невозможно…

– Деньги последние остались, – громко сказала молодая женщина.

Владимир Сергеевич Самохвалов озабоченно закивал и сделал пометку в блокноте.

Реплика о деньгах – это кстати. Страсти немного угасают, когда людям приходится решать мелкие бытовые вопросы. На обеспечение родственников погибших моряков правительство выделило фактически неограниченный кредит. Но суммы, выдаваемые на руки близким подводников, несколько отличались от цифр в ведомостях. Естественно, в меньшую сторону. Главком ВМФ и некоторые его подчиненные не смогли совладать с собой даже в этих трагических обстоятельствах и воровали примерно половину денег, проходящих по документам. Многие убитые горем люди не глядя ставили подписи на пустых ордерах, которые затем заполнялись уполномоченными правительства и Северного флота.

– Что касается денег… – начал Президент.

В зале опять поднялся гвалт.

– Не в деньгах дело!

– Когда отдадут наших детей?!

– Не надо про деньги!

– Кто принимал решение о прекращении работ?!

– Я вам говорю! – Президент чуть не сорвался на крик. – В восьмой отсек проникнуть сегодня невозможно. Ни нашим специалистам, ни иностранным… Вот и все. К сожалению. Ни наши, ни иностранные специалисты до восьмого отсека не доходят…

– Владимир Владимирович! – В последнем ряду встала полная брюнетка. – А вы знаете, сколько получает офицер-подводник?

– Мой сын пятнадцать лет на Севере отработал! – поддержала ее соседка. – Не ел нормально, не пил, детям не мог ничего купить! И только ценой смерти заработал квартиру! Почему?! О живых заботиться надо! О живых!!!

– Есть один вопрос к вам! – выкрикнул мужчина от окна. – Не про деньги! Когда вы лодку поднимете?! Когда?!

Глава Государства открыл рот, но не успел Произнести ни слова.

– Мне нужен мой брат! – сквозь слезы воскликнула молодая девушка в черном платке, сестра мичмана Савельева. – Я не верю, что он мертвый!

– Заберите свои деньги! – Мужчина у окна швырнул в проход пачку десятирублевок, которую ему выдали утром и из которой он не взял ни одной бумажки. Мятые серо-зеленые прямоугольники разлетелись по полу. – Хочу труп свой иметь! Поднять лодку надо! А не деньги… – мужчина уткнулся лицом в плечо подскочившего капитана-лейтенанта и затрясся.

– Я обещаю… – промямлил Президент, однако ему опять не дали договорить.

– Вы скажите нам честно! – У вскочившей в пятом ряду женщины глаза горели огнем ярости. – Ну нет у нас специалистов, что ли?! Мы такое горе переживаем! Люди навзрыд плачут!… Скажите честно! Пускай снимают погоны! Ищите специалистов!… Пусть достанут! Я не могу больше!… Ищите, не бросайте! Ищите! Не нужны нам деньги! Они нам живые нужны! У нас бы все было! У детей – отцы, у жен – мужья! Они верили в государство, что их спасут! Как вы не понимаете, что они верили!…

– Мы пригласили специалистов, – тихо сказал Президент, – всех, которые…

– Хоть пять человек спасти! – донеслось откуда-то из задних рядов. – Сволочи!

– Норвеги залезли за один час! – Юноша в голубом свитере крупной домашней вязки разрубил ладонью воздух. – Почему, блин, секретность у нас?! Вызывать – не вызывать?! Кто ответит?! Где эти уроды, что ребят угробили?! Отдайте их нам!

Зотов и Яцык похолодели.

На секунду им представилось, что Верховный Главнокомандующий махнет рукой и выложит собравшимся все, что знает. Как ему докладывал лично командующий флотом о «наличии штатных аварийных средств», как начальник штаба уговаривал «не беспокоиться», как отзывали телеграммы главам скандинавских стран, как семь часов мурыжили на дальнем рейде норвежское судно с водолазами, какие условия ставили иностранным спасателям, как внезапно не допустили глубоководников к повторному погружению, как отмахивались от сотен телефонных звонков специалистов, предлагавших реальные способы быстрого подъема кормы ракетоносца, как обнаружилось, что на Северном флоте нет ни одного исправного понтона и ни одной бухты специального стального троса, коим можно было зацепить «Мценск» за оконечности валов и оттащить на мелководье, откуда оставшиеся в живых члены экипажа всплыли бы без всяких помех. И как адмиралы подделали рапорта о благополучном окончании учений, объявив через сутки после катастрофы о «прекрасном техническом состоянии» флота.

– Норвежцы пришли на пятый день, а залезли на шестой… – неубедительно пояснил Президент. – Действовали старыми дедовскими методами…

– А мы не могли! – громко сказала женщина из первого ряда. – Господи…

– Водолазы не могут работать внутри лодки из-за воды! – крикнул пожилой мужчина с нашивками капитана торгового флота на кителе. – Может быть, теперь можно подать в лодку воздух? Ведь есть же специальные штуцеры!

– Дополнительно обсудим со специалистами, – пообещал Президент. – А что касается нашей сегодняшней беседы, то мы будем выполнять все возможное… – руководитель страны отодвинул стул и встал. – Обнимаю вас…

Рокотов встал за угол низкого сарайчика и кивнул Василию.

Славин рывком распахнул дверь и отскочил в сторону, чтобы не попасть под пули Владислава.

Сарайчик оказался пуст. В полумраке биолог разглядел дверь в подвал, подпертую толстым поленом и сваленную в углу мешковину. Не желая рисковать, он сделал один выстрел прямо по центру кучи пыльного тряпья и увидел, что под тканью что-то задергалось.

Вася ударил короткой очередью из-за дверного косяка.

Мешковина отлетела в сторону, и на полу обнаружилось свернувшееся в клубок тело подростка. В руке малолетний боевик сжимал вороненый револьвер с длинным тонким стволом.

– А в его годы я мечтал стать космонавтом, – цинично прошептал Рокотов и носком ботинка перевернул труп на спину. – Готов.

– Что дальше? – Славин-младший показал на дверь в подвал.

– Игорян говорит, что они там…

– Открываем?

– Погоди, – Влад прислушался. – Надо еще Чичиков с верхотуры сковырнуть. Ты пока посторожи здесь, а я обойду сзади.

– Яволь. – Василий улегся на землю и положил ствол «Винтореза» на невысокий порожек.

Рокотов перебрался на крышу сарайчика, через открытое окно второго этажа влез в комнату и на три минуты застыл, спрятавшись за плотной шторой. Над его головой бубнили два голоса. С чердака тянуло сладковатым дымком.

«Война или мир – этим все едино, – бесстрастно отметил Владислав. – Лишь бы косяка засадить… Горные викинги. Те мухоморы жрали, эти анашишкой балуются. Ну-ну! Проверим вашу реакцию…»

Биолог бесшумно вышел в коридор и проскользнул к лестнице, ведущей под крышу.

Один из голосов на что-то гортанно пожаловался, второй весело ответил. Оба заржали. Судя по приподнятому настроению засевших на чердаке чеченцев, с самого начала казачьей атаки они только и делали, что курили папиросу за папиросой и уже дошли до того состояния, что гипотетическое появление перед ними вооруженного противника могло вызвать совершенно неадекватную реакцию вроде взрыва хохота.

Рокотов поднялся на площадку и приготовился.

По гулким доскам чердака затопали шаги, дверь на лестницу распахнулась, и молодой вайнах, помахивая кувшином и держа автомат под мышкой, вступил на первую ступеньку. Серую фигуру, затаившуюся у стены, Лечи Атгиреев заметил только тогда, когда та махнула ногой.

От страшной боли в районе солнечного сплетения боевик согнулся пополам, выронив и кувшин, и оружие, тут же получил пинок под зад, отправивший его в свободный полет с трехметровой высоты, и приземлился темечком в центр ковра.

Влад упал на живот и выпустил очередь в темный силуэт у чердачного окна. Человек схватился за горло, выпрямился и медленно завалился на спину, наполовину свесившись на улицу.

Секунду тело пролежало неподвижно, пока Дима Славин присматривался и соображал, кто именно чуть не выпал из окна, а затем мертвец задергался под ударами тяжелых девятимиллиметровых пуль. На контрольных выстрелах в команде Рокотова не экономили.

Влад выскочил обратно на лестницу, спрыгнул вниз и пощупал пульс на шее у молодого чеченца. Как ни странно, но тот был жив. Даже шею себе не сломал.

Веселовский и Янут появились из кустов в пяти метрах за спиной Славина-старшего почти одновременно с Кузьмичем и отцом Арсением, пробежавшим по канаве к воротам дома, где держали заложников.

Алексей приостановился и попытался коротко свистнуть. Ничего хорошего из этого не вышло. Веселовский не умел свистеть с детства.

Дмитрий резко оглянулся, перекатился на левый бок и присел, направив ВСС в темноту.

– Кто здесь?

– Блин, да мы это! – рыкнул Виталий. – Ты б еще пароль спросил, чучело!

Славин-старший облегченно выдохнул.

– Так что у вас с рукой? – передразнивая Нонну Мордюкову, вернее, управдома из «Бриллиантовой руки», поинтересовался Веселовский.

– Осколок, – буркнул Дима, отходя от пережитого страха, когда позади него хрустнули ветви и раздалось мощное шипение, свидетельствующее о приближении как минимум десятиметровой змеи, – фигня… Ты, Леша, больше так не делай.

– Угу. – Алексей нацелил «Грозу» на окна второго этажа. – Где Влад?

– Внутри, с Васькой. Минуту назад прикончил чичика. Вон, под крышей завис…

– Вижу… – Веселовский нажал клавишу на рации, вызывая Гречко. – Обстановка. Прием.

– Поляна чистая, – быстро пробормотал снайпер. – Только вы. Движение в километре на западе. Прием.

– Остальные? – Алексей имел в виду членов второй группы, в которую входили Чубаров, Филонов и Соколов. – Прием.

– Не знаю. – Игорю было сложно уследить за всеми казаками, достаточно хаотично передвигавшимися по аулу. – Не видел больше часа. Прием.

– Ясно. Держи запад, мы заходим. Конец связи…

Янут положил гранатомет на землю рядом со Славиным, разложил ПП-90, вставил магазин и навернул на ствол глушитель.

– Я готов.

– Вперед, – скомандовал Веселовский.

– В сторону, рэбе, – Владислав оттеснил священника от двери в подвал, убрал полено и посмотрел на Кузьмича.

Пышкин помахал фонарем.

Рокотов распахнул створку и вскинул ОЦ-14. Кузьмич присел на одно колено, прикрыл верхнюю половину стекла ладонью и направил луч в подвал. В самом углу помещения сбились в кучу бородатые люди в лохмотьях.

– Ё-мое! – громко сказал Славин-младший, выглядывая из-за плеча Анатолия.

– Свои? – осторожно спросил кто-то из заложников.

– Свои, свои, – успокоил Влад, не опуская «Грозу». – Вставать по одному, выходить в центр светового круга и представляться. Имя, фамилия, сколько времени здесь находитесь. Не до реверансов, сами должны соображать… Итак, первый.

Прикрывая глаза рукой, на свет вышел пожилой мужчина, еле переставляя скованные цепью ноги.

– Отец Владимир, грозненский приход…

– Приехали, – тихо произнес Кузьмич, вперившись в покрытые пятнами ржавчины кандалы. – Придется еще и железо ломать…

С цепями на ногах бывших рабов разобрались быстро. У связанного Лечи в кармане обнаружились ключи, и спустя десять минут освобожденных людей вывели со двора на улицу.

Экс– пленники испытывали прилив бодрости, но Рокотов понимал, что их силы на исходе. Организм не может долго вырабатывать адреналин, особенно после многомесячного заточения и весьма скудного питания.

– Слушай сюда, – Владислав дернул за рукав Янута. – Ведите их в тот дом на окраине и занимайте круговую оборону. А я попробую отыскать остальных.

– Я с вами, – отец Арсений замедлил шаг. – Поддержка духовника им не требуется…

– Хорошо, – согласился биолог. – Остальные – в дом. И сидеть тихо, как мыши! Постарайтесь их чем-нибудь накормить. Только немного. И обязательно – разведите в воде соль, где-то чайную ложку на стакан, пусть выпьют. Иначе они даже дневного перехода не выдержат. Найдете витамины – еще лучше…

– Нет здесь витаминов, – поморщился Виталий. – Но что-нибудь придумаем.

– Добро. – Рокотов проверил запасные магазины. – Батюшка, вы точно хотите идти?

– Абсолютно, – решительно заявил священник.

– Что ж, не смею мешать. – Влад проводил взглядом Веселовского, тащившего на себе связанного чеченца. – Этого до нашего возвращения не трогать. И не дайте с ним расправиться…

– Не боись, – уверенно ответил Янут. – Все будет пучком.

Биолог набросил на голову капюшон, подтянул ремень и выразительно взглянул в освещенное заревом пожара лицо отца Арсения.

– Двинули.

Рация «Каштан», служившая Гарееву для связи с отрядом Бараева, была разбита взрывом еще в самом начале нападения на село. Резван длинно выматерился по-русски, когда Иса Бачараев сообщил об уничтоженной аппаратуре, и помчался в дот, выходивший на дорогу, ведущую в северо-западном направлении.

Салман Хамхоев осматривал окрестности через амбразуру, положив руки на кожух АГС-30.

– Так, – жарко зашептал Гареев, наклонившись к самому уху стрелка и обдавая того смрадом давно не чищенных зубов, – начинаете работать по склону слева и по хребту. Нерегулярно! То там, то там… Понял?

– Хорошо. – Хамхоев удивился приказу, но возражать не стал.

Гареев дошел до того состояния, что был готов ответить выстрелом на любое проявление неподчинения или сомнения в правильности избранной им тактики. Резван распространял вокруг себя кислый запах страха, знакомый любому, кто хоть раз в жизни бывал под пулями. Пот, выделяемый организмом труса в моменты наивысшей опасности, нельзя спутать ни с чем.

Резван пробежал во второй дот, из которого хорошо просматривались площадь и прилегающие к ней дома, и отдал аналогичные указания трем братьям Исрапиловым, застывшим у пулеметов и гранатометного комплекса.

Спустя минуту на угольно-черном склоне горы в тысяче трехстах метрах от вайнахского укрепрайона полыхнула первая вспышка. И вслед за ней по уступам скал в непосредственной близости от позиции Игоря Гречко дробно застучали пули.

На полпути от окраины, где остались казаки с освобожденными заложниками, до центральной площади Рокотов и отец Арсений нос к носу столкнулись с Чубаровым и Филоновым, запихивающими бьющегося в их руках боевика в кузов пикапа. Вайнах был связан по рукам и ногам, во рту торчал кусок пенькового каната, но «язык» и не думал сдаваться. Видать, находился под воздействием какого-то мощного галлюциногена.

Влад оценил состояние пленного, отстранил разгоряченного Михаила и тычком сложенными пальцами в шею угомонил вращающего глазами чеченца. Тело закинули в кузов и накрыли куском непрозрачного полиэтилена.

– Во козел! – пожаловался Чубаров. – Еле скрутили! Никитону чуть руку не оторвал…

– Под балдой он, – Рокотов сморщил нос. – Я, когда санитаром в дурке работал, и не такое видел… Кстати, – как бы невзначай поведал биолог, – нашли мы твоего братана, Миша. И Ираклия тоже.

Даже в полутьме и сквозь разводы маскировочного карандаша было видно, как у Чубарова побелело лицо.

– Живы? – севшим голосом спросил Михаил.

– Не волнуйся, с ними все в порядке. Вот,. мы со святым отцом за вами отправились.

– Дениса нести придется, – озаботился Филонов.

– А где Антон? – отец Арсений покрутил головой.

– Мы с ним почти в самом начале расстались, – нахмурился Чубаров. – Он по дуге пошел, через сады к площади…

– Один? – хрипло спросил Влад.

– Да…

– Хреново… ДШК на площади Арсений накрыл, Виталька совсем в другой стороне действовал. А третьего гранатомета я давно не слышал.

Филонов с Чубаровым переглянулись. Они не имели права отпускать Соколова в автономный рейд. Понадеялись на лучшее, не сообразили в запале боя. И теперь каждый винил себя за то, что позволил Антону уйти.

– Надо искать, – жестко заявил Никита.

– Обязательно, – кивнул Рокотов. Приблизительно в километре послышался звук разрыва.

Владислав оглянулся на горную гряду. В верхней трети зубчатой стены угасал огонек. Через несколько секунд у подножья горы вспыхнула световая точка. Следующая появилась совсем близко к вершине, на маршруте отхода казачьего отряда.

– Это еще что такое? – удивился отец Арсений.

– А то! – зло бросил биолог. – Расслабились, решили, что победили! Идиоты мы все. Про чеченские доты забыли. А там тяжелого вооружения – завались. Как рассветет, нас на фоне скал и перестреляют!

– Трендец, – констатировал Филонов. – Допрыгались…

– Не совсем, – Рокотов поднес рисованный план аула к самому носу. – Есть одна мысль…

Влад ужом протиснулся под передней осью бензовоза, запрыгнул на подножку и медленно приоткрыл дверь кабины.

Его маневра никто не заметил.

Рокотов лег на сиденье, втянул ноги, ощупал замок зажигания и мысленно выругался. Ключа не было и в помине.

От зарослей на краю площади к амбразуре ближайшего дота протянулась огненная полоса. Граната вошла точно в прорезь, стукнулась о шершавый бетон и разорвалась, израсходовав почти всю свою энергию на разрушение арматурной сетки, которой была прикрыта позиция пулеметчика.

Стрелок не пострадал и открыл шквальный огонь по кустам.

«Вот непруха! – огорчился Владислав, отрывая низ пластиковой крышки, скрывавшей за собой переплетение проводов. – Как бы батюшку раньше времени на встречу с его непосредственным руководством не отправили… Та-ак, черный, два красных и белый… Черный – это масса. Трэба удостовериться… – Биолог послюнявил палец и приложил к оголенной жиле. Кожу кольнуло. – Есть! – Правая рука ощупала набалдашник рычага коробки передач. – Ну, далеко нам не ехать…»

Пулемет разразился длиннющей очередью и умолк.

ГМ– 94 ударил совсем не с той стороны, откуда ожидали чеченцы. Пока стрелок поливал свинцом темные заросли, отец Арсений и Миша Чубаров успели перебежать по свежевырытой траншее на полсотни метров ближе, устроиться за земляным отвалом и оттуда отправить две гранаты точно в середину крайней левой амбразуры.

В зеркале заднего вида Рокотов увидел белую вспышку пламени, охватившего полукруглое бетонное строение. Тут же сдетонировали выстрелы к АГС-30, и половина коридора, ведущего к центральному помещению подземной крепости, была иссечена сотнями осколков. Пятеро боевиков погибли мгновенно.

Влад соединил провода, выжал педаль сцепления и рванул рычаг коробки скоростей. Мощный мотор натужно взревел, и тридцатитонная махина пошла назад, ломая хлипкий забор и раздирая землю грубыми зацепами всепогодных шин. Бензовоз медленно перевалил через сваленные во дворе доски, прокатился через двор, проломил штакетник, ограждающий соседний участок, и остановился, ткнувшись задним бампером в стену дота.

Рокотов, не выключая мотора, вылетел из кабины, обежал грузовик, сорвал с креплений ребристый шланг и засунул его в зияющее чернотой отверстие. Перебросил два рычага на пульте управления насосом, расположенного под жестяной крышкой над сдвоенными задними колесами, и со всех ног бросился наутек.

Внутрь укреплений помчалась мощная струя солярки, поступающая через шланг двадцатисантиметрового диаметра со скоростью двести литров в секунду. Спустя полминуты под землю вылилось уже пять с четвертью тонн маслянистого разогретого топлива. Бросившиеся в коридор трое подручных Гареева отступили назад и, задыхаясь, рванулись на склад, где среди всевозможного барахла хранились и порошковые огнетушители.

Поток солярки свернул направо и прокатился под небольшой уклон ко второму доту, по пути отрезав набившимся в прямоугольный зал людям дорогу к единственной двери наружу…

Влад добежал до дренажной канавы, свалился в мокрую траву и начал хватать воздух широко открытым ртом.

Увидев, что командир скрылся за откосом, отец Арсений выпустил гранату по цистерне рычащего на холостых оборотах бензовоза.

Столб сияющего огня поднялся на три десятка метров ввысь, на секунду озарив дома и горы в радиусе пары километров. Стало светло, как в ясный солнечный день. Все тени приобрели бритвенно-четкие очертания, и над аулом взмыло грибовидное черное облако. Кабина топливозаправщика отлетела на середину площади, оторванные взрывом колеса забросило в бурьян у дороги. В скалах заметалось рокочущее эхо.

Внутри подземной крепости раздался вой десятков глоток. В мгновение ока пары солярки вступили в реакцию со свободным кислородом замкнутого помещения и сдетонировали не хуже вакуумной бомбы. Во все стороны полетели куски железобетонного покрытия, обрывки гидроизолирующих материалов, комья земли и обугленные части человеческих тел.

Вместе с вылетевшими от динамического удара железными листами во двор выкатилась орущая, охваченная синим огнем фигура.

Миша Чубаров спокойно навел на нее прицел «Грозы» и неторопливо, как в тире, всадил пулю точно в голову агонизирующему Резвану Гарееву…