1. Первый приз

Около 2 часов дня 2-го августа 1914 года «Эмден» находился в крейсерстве посередине Желтого моря. «Все наверх на шканцы», – раздалась команда, сопровождаемая свистом боцманских дудок. Через несколько мгновений все были в сборе; каждый догадался в чем дело.

При гробовом молчании показался с кормы командир капитан 2-го ранга фон Мюллер, с бланком в руках, на котором обычно пишутся принимаемые судовой радиостанцией радиотелеграммы. Шестьсот пар глаз впились в него, когда он начал свою речь:

– Сейчас получена следующая радиограмма из Цинтао: «Его Величество Император 1-го августа повелел начать всеобщую мобилизацию армии и флота. Ввиду вторжения в пределы Германии русских войск империя в настоящее время вынуждена считать себя в состоянии войны с Россией и Францией».

То, что мы ждали столько лет, свершилось. Не дожидаясь формального объявления войны, неприятельские полчища двинулись на Германию.

Германский меч не извлекался из ножен вот уже 44 года, хотя за это время мы не раз имели случай напасть и разгромить наших противников. Но Германия никогда не стремилась к грубым захватам. Однако своими успехами в области техники и промышленности, развитием торговли, культурной работой и своими заслугами в области мысли она мирным путем сумела завоевать почетное положение в ряду остальных наций. Это вызвало к нам зависть тех, кто не мог идти тем же путем. Эта зависть, обостряемая еще сознанием своей бесталанности и постоянными неудачами в попытках обогнать Германию в технике и науке и вообще в ее движении на пути культуры и цивилизации, эта зависть подвигнула их на войну и предоставила оружию решение проблемы, которая оказалась не под силу их умственным и моральным способностям. Нам предстоит теперь доказать, что германский народ переживет и это тяжелое испытание.

Эта война будет не из легких. Наши противники готовились годами. Перед нами встает вопрос: быть или не быть Германии. Покажем же себя достойными наших дедов и прадедов и будем твердо стоять до конца, даже если бы против нас ополчился весь мир.

– В первую очередь я рассчитываю направиться к Владивостоку,-сказал Мюллер. -Наша главная задача – уничтожить неприятельскую торговлю. Но по последним сведениям, у Владивостока сосредоточиваются русские и французские военные суда. Поэтому весьма возможно, что нам предстоит столкнуться и с ними. В этом случае я твердо уверен, что могу смело положиться на вас.

Троекратное ура в честь Императора огласило воды Желтого моря. Затем по команде «приготовить корабль к бою» все разошлись по своим местам.

Итак, война началась!

Призывы к реваншу по ту сторону нашей западной границы не смолкали уже много десятилетий; но с особой страстью и силой они зазвучали после того, как Германия осмелилась наложить свою руку на издревле немецкую землю, разбойнически присвоенную Францией в период упадка и внутренних смут, тянувшихся почти два столетия. И -эти требования реванша сделали свое дело. Жребий брошен.

Но Эльзас и Лотарингия не единственная причина этой войны. Есть еще один могущественный двигатель. Еще не так давно Германия имела против себя только Францию и Россию. Но мало-помалу стало выясняться, что за их спиной стоит третья держава, которая на протяжении всей своей истории безжалостно проливала кровь своих недругов, если только это было выгодно для ее интересов. Унизив Францию в середине 90-х годов во время инцидента с Фашодой и втоптав ее в грязь за то, что она осмелилась помешать Англии в ее планах колонизации Африки, и затем допустив Японию разгромить Россию, когда последняя стала слишком укреплять свои позиции на Дальнем Востоке, Великобритания сумела превратить своих недавних врагов в друзей и, положив предел их расширению в Африке и на Дальнем Востоке, искусно направила их стремления на другие области, не угрожающие ее собственным интересам. Униженная Франция и разбитая Россия были теперь привлечены к борьбе с Германской империей, молодая мощь которой внушала такой страх Англии. В мирной борьбе с нашей наукой, техникой, коммерцией и промышленностью она оказалась побежденной. Шаг за шагом во всех уголках земного шара Union Jack [* Британский флаг (Прим. ред.).] отступает перед флагом Германской империи. Мирное соперничество было не под силу Англии. Бессильными оказались и все басни и небылицы, которые распускали про нас британцы по всему свету, пользуясь своими кабелями и телеграфами. Кошелек Джона Булля оказался в опасности. Тогда раздался его старый боевой клич: «топи! жги! бей!» Но Англия еще не решила, что ей следует предпринят^. Или, как в доброе старое время, навязать эту войну соседям, а самой лишь пожать плоды их трудов? или же самой отважиться на опасную борьбу из опасения, что ее друзья не окажутся достаточно сильными, чтобы добиться решительных результатов. Правда, у нее не было достаточно поводов, чтобы объявить нам войну. Но это такие пустяки; that make no difference – по их же пословице. Перед лицом необходимости британец никогда не затруднится отыскать благовидный предлог. Справедливость и законы трактуются в этом случае с полным пренебрежением.

Вспомним, как отзывался известный английский государственный деятель лорд Дерби в своих речах в палате общин в середине XIX столетия о своих соплеменниках: «Мы обманываем, – говорил он, – самым бессовестным образом дружественные нам нации. Мы настаиваем на точном соблюдении международных законов, если это соответствует нашим выгодам; в противном случае мы забываем о них. История права собственности на море, которое я позволю себе назвать бесправием, представляет собой неизгладимый пример безмерного эгоизма и алчности британского народа».

И это говорил английский лорд!

Все народы на земном шаре имели случай испытать на себе безмерную алчность и циничный эгоизм «коварного Альбиона». Коммерческая мощь колониальной империи Испании пала под ударами Англии лишь только оказалась опасной последней; Гибралтар остался в руках у британцев. От богатства Голландии после целого ряда кровопролитных войн не осталось и следа, и только одной Англии обязана эта страна полным крушением своего былого могущества и силы и низведением на степень второстепенного государства. Не может забыть коварства Англии и Дания, флот которой в 1807 г. был внезапно захвачен и уничтожен; одновременно подверглась бомбардировке и была сожжена и столица королевства. Все это произошло во время полного мира, когда никому и в голову не приходило думать о войне. Также неожиданно поплатился в 1840 г. и Китай за то, что осмелился поднять голос против торговли опиумом, которая обогащала карман Англии. Тяжело чувствует британское иго Египет, разбойнически отторгнутый от Турции и принужденный по дорогой цене покупать у Англии свой хлеб, чтобы повысить этим ее доходы и играть на руку ее политике, которая стремится извести хлебопашество в долине Нила и насадить здесь хлопок для обеспечения своей независимости от Америки. Стонет под этим игом и Индия, умирающая от чумы и голода и обложенная ежегодной данью в размере 1,5 миллиардов в уплату за блага английской культуры, которую тщетно пытается сбросить с себя несчастный народ. Хорошо знают, что такое Англия и буры, превратившиеся в ее рабов только за то, что в их земле лежат богатейшие золотые россыпи и месторождения алмазов. Чувствовали на себе руку «коварного Альбиона» и Турция, потерявшая немало своих земель по воле британского правительства, и Франция, испытавшая жестокое унижение во время инцидента с Фашодой, и Россия, разгромленная Японией, и Португалия, превратившаяся в вассала Англии, и Испания, которой закрыли двери в Африку, и Соединенные Штаты, которым Англия пыталась помешать укреплять Панамский канал только оттого, что это угрожало британским интересам и британской предприимчивости. Потеряв политическую власть над Америкой, Англия решила действовать здесь, придерживаясь принципа: «неосведомленность – лучшее средство воздействия как на отдельного человека, так и на целые нации»; и она постаралась окружить «государство свободных людей» целой сетью британских телеграфных кабелей, так что американцы принуждены теперь даже мыслить не по-американски, а по-английски. И в области мысли и чувства Англия сумела накинуть на Америку то же рабское ярмо, которое оно с оружием в руках пытается навязать и всем остальным нациям. Вспомним, что писал великий английский писатель Томас Карлэйль о любви англичан к истине: «Нет англичанина, который смог бы ответить, что есть истина. Более 200 лет, как мы прикрываем и затемняем ее целым рядом условностей и традиций. Мы считаем, что показывать голую истину слишком опасно и стараемся упростить ее добавлением различного рода законов и положений. Это называется на языке наших государственных деятелей „держаться золотой середины“.

Трудно найти на земном шаре нацию, которую Англия политически или морально не окутала бы цепями рабства в угоду своей ненасытной алчности и безграничному эгоизму. Только Германская империя избежала этой участи. После Сараевского цареубийства Франция и Россия оказались послушным орудием в руках С. Джемского кабинета. И если им не удастся добиться осуществления британских планов, то Англия готова сама выступить на арену общеевропейской войны. Предлог для разрыва найти не трудно. В этих случаях англичане никогда не стеснялись. 200 лет тому назад они откровенно сознавались, что им надо было „уничтожить голландскую торговлю“; теперь времена изменились, приходится прикрываться благородными побуждениями, а в то доброе старое время один английский адмирал прямо заявлял: „Что там говорить о предлогах? Все, что так нужно нам в настоящее время, это торговля, которой владеет Голландия. Вот вам и достаточный предлог для войны“.

Теперь то же рассуждение применяется и к Германии. Еще в 1897 г. один английский журнал „Saturday Review“ совершенно откровенно писал: „процветание Англии мыслимо лишь при полном уничтожении Германии. Если Германии завтра не будет, то каждый англичанин сразу же станет богаче. Если нации решались на долголетние войны для поддержания своего престижа или по причинам династическим, то во сколько же раз законнее борьба за мировую торговлю и за обладание несчетными миллиардами?“

Итак, Британия готовилась к войне с нами и ждала только удобной минуты. Рано или поздно, вмешавшись сама в открытую борьбу или же выждав время, когда Германия будет обессилена в борьбе с третьей державой, Англия выступила бы против нас. И эта великая война, затянувшаяся, может быть, на долгие годы, дело ее рук. Единственная страна, отвергнувшая британское иго, принуждена доказывать миру всю глубину британской алчности и эгоизма.[* Многие размышления X. Мюккэ по поводу мировой торговли актуальны и сегодня, т. е. спустя более чем 80 лет (Прим. ред.).]

„Батарея готова“, „минные аппараты готовы“, „машины готовы“, „рулевая готова“, „партии заделки пробоин проверены“, „сигнальные приспособления и радиотелеграф готовы“.

Эти доклады следовали один за другим так быстро, что я принужден был оторваться от своих мыслей. Быстрый обход корабля, и я мог доложить командиру: „крейсер готов к бою“.

15-узловым ходом мы направились в Цусимский пролив. С наступлением темноты команду развели на две вахты; половина осталась бодрствовать у орудий и прожекторов, на сигнальных постах, у минных аппаратов, в машинах и кочегарках, а остальной половине разрешено лечь в койки не раздеваясь, чтобы в полной готовности занять свои места по тревоге. Командир и старший офицер стояли на мостике повахтенно.

„Эмден“ направлялся на север в Цусимский пролив. Ночь была темная, луна не всходила. Ничего не видно даже вблизи. Конечно, на палубе убраны все огни, иллюминаторы задраены боевыми крышками, световые люки завешены и приняты все меры, чтобы из труб не было факелов.

Рассекаемое форштевнем море слабо светилось. Струя воды, возмущенная работой винтов, долго была видна за кормой, как луч зеленоватого света. Волны, вкатывавшиеся на полубак и разбивавшиеся о борт корабля, обдавали весь крейсер дождем светящейся пыли, и „Эмден“ шел, весь мерцая и отливая красно-зеленым золотом. В темной воде то здесь, то там виднелись какие-то светящиеся Причудливые блики продолговатой формы, и сигнальщикам несколько раз мерещились подводные лодки.

В 4 часа утра II вахта была отпущена спать. На мостике меня сменил командир. Начинало светать. Я спустился к себе в каюту и только что расположился вздремнуть, как вдруг затрещали авральные звонки и послышался топот нескольких сотен бегущих ног. Боевая тревога. Еще несколько мгновений, и вся команда на своих местах. Неужели нам будет такая удача, что в первый же день мы встретимся с русскими или французскими судами, сосредоточенными, согласно нашим сведениям, у Владивостока?

По вибрации корпуса чувствовалось, что машины работают на полный ход. В предрассветной мгле прямо по носу вырисовывался корпус большого корабля; он шел без огней, и можно было предполагать, что это военное судно. „Эмден“ сближался с ним на полном ходу. Заметив нас, он резко изменил курс и стал уходить. Целые облака дыма повалили из его труб, и он прибавил ходу, направляясь к японским берегам, до которых было около 15 миль. Тяжелые клубы дыма стлались по воде и окутывали нас непроницаемой пеленой. От убегающего корабля виднелись лишь верхушки стенег, и распознать его было совершенно невозможно. Но поведение его доказывало, что это не нейтральный корабль.

Между тем понемногу светало. „Немедленно застопорить машины“, – взвился сигнал на нашей фор-стеньге. Ответа не последовало; поэтому через некоторое время мы сделали холостой выстрел. Это также не произвело на него никакого впечатления, и он явно уходил от нас в нейтральные воды. Командир приказал сделать несколько боевых выстрелов. Заметив падения у своего борта, он остановился, развернулся и поднял на всех стеньгах русские флаги. Таким образом в первую же ночь войны мы захватили свой первый приз. Как выяснилось впоследствии, это вообще оказался первый приз, захваченный германским флотом. Это был пароход русского добровольного флота „Рязань“. Обычно он совершал пассажирские рейсы между Шанхаем и Владивостоком. С объявлением войны он получил вооружение и превратился во вспомогательный крейсер. „Рязань“ был совершенно новый, быстроходный корабль, построенный в Германии у Шихау.

„Эмден“ и его приз сильно качало на морской зыби. Спустить на воду катер для доставки на „Рязань“ призовой команды было не так легко. Шлюпку волной могло ударить о борт, опрокинуть или разбить. Но все обошлось благополучно, и скоро мы имели удовольствие видеть, как наш офицер и назначенная в его распоряжение команда, вооруженная револьверами, поднялась по шторм-трапу на русский пароход. Русский флаг спустили и вместо него подняли германский. Ввиду того, что пароходом можно было воспользоваться для самых разнообразных целей (впоследствии из него вышел отличный вспомогательный крейсер), наш командир решил не топить его, а привести с собой в Циндао. 15-узловым ходом мы повернули на юг. Позади нас, правя в кильватер, шла „Рязань“. На ней призовая команда в составе 1 офицера и 12 нижних чинов наблюдала за управлением корабля, работой машин и за исполнением наших приказаний.

Капитан „Рязани“ подал два настойчивых протеста по поводу задержания его корабля. По его словам, это было мирное торговое судно, и мы не имели права его арестовывать. Он так и не мог уяснить себе всей обстановки, а понятия его о праве собственности на море были более чем слабые. На вопросы, почему „Рязань“ пыталась скрыться от нас, он отмалчивался. Наш командир приказал ему передать, что судьба его выяснится по приходу в Циндао. „Эмден“ шел в Циндао отнюдь не кратчайшим путем, и капитан „Рязани“, как только узнал об этом, снова обратился к нам с протестом, требуя, чтобы мы шли в Циндао, не уклоняясь ни вправо, ни влево. Конечно, он опасался, что крейсер на своем пути может встретить еще несколько русских пароходов. А этого мы как раз и желали. До сих пор пути, которых придерживаются русские торговые суда, были неизвестны, но по беспокойству капитана „Рязани“ можно было догадываться, что „Эмден“ имеет шансы поймать еще один, а то и целых два приза. Но, к сожалению, надежды эти не оправдались. Конечно, на протесты капитана „Рязани“ никто не обращал никакого внимания, и командир наконец заявил ему, что плавание „Эмдена“ совсем не его забота, и дал ему понять, как с ним будет поступлено, если он не угомонится. После этого разговора наш случайный соплаватель замолчал и, по-видимому, понял, что с ним не шутят.

Из газетных сообщений мы знали, что французский отряд в составе броненосных крейсеров „Montcalm“ и „Dupleix“ и нескольких миноносцев крейсерствует у Владивостока. Конечно, у нас не было никакого желания встречаться с ним и днем. Когда мы огибали южную оконечность Кореи, сигнальщик с марса доложил: „семь дымов справа“. Чтобы проверить его, командир послал меня на марс. Я также усмотрел семь отдельных дымков и верхушки мачт и труб небольшого судна, шедшего ближе всех к нам. Я доложил об этом командиру, и он резко изменил курс. Мы описали большую дугу и, разойдясь с подозрительными дымами, благополучно вернулись в Циндао.

По пути мы перехватили очень интересную радиотелеграмму. Почтенное агенство Рейтера, известное повсюду за свое пристрастие к истине, уведомляло своих клиентов, что „крейсер „Эмден“ потоплен“.

С наступлением темноты наш приз доставил нам немало хлопот и беспокойства. Очевидно, что и он должен был идти без огней. Но это легче приказать, чем привести в исполнение. Среди пассажиров было много женщин, которые с ужасом ждали, что с ними сделают эти немецкие варвары. Ежеминутно то одна из них, то другая включали лампочку у себя в каюте, так что наш офицер принужден был наконец остановить динамо-машину. После этого началось брожение по всему кораблю со свечами, что также пришлось прекратить.

По приходе в Циндао „Рязань“ была детально осмотрена, и выяснилось, что это совершенно новый пароход, недавно вошедший в строй, так что русские не успели даже испортить отличные, германской постройки механизмы. Ход ее был более 17 узлов. Поэтому и решили вооружить ее, укомплектовать военной командой и превратить во вспомогательный крейсер под именем „Cormoran“[* Старая германская канонерка „Cormoran“, находившаяся в Циндао, стояла разоруженной. Ее командир, офицеры и команда переведены на „Рязань“, которая вскоре вышла из Циндао под именем „Cormoran“, но затем принуждена была интернироваться в Гуаме. (Прим. переводчика).].

В Циндао все готовилось к войне. Постановку минных полей закончили, береговые батареи мобилизованы, а в порту кипела лихорадочная деятельность. Масса германских пароходов стояла ошвартовавшись за молом. Часть из них переделывалась под вспомогательный крейсера, часть оборудовалась, чтобы служить угольщиками при эскадре.

Нашего командира дожидалось здесь приказание начальника эскадры графа фон Шпее. Сама эскадра в составе броненосных крейсеров „Scharnhorst“ и „Gneisenau“ и легкого крейсера „Nurnberg“ находилась в это время в океане, направляясь на север, и „Эмдену“ приказали идти к ней на соединение, причем рандеву назначалось в океане.

Загрузка...