Глава 3

– Надеюсь, ты не додумалась рассказать им про мышьяк? – вопрошал сердитый Александр Викторович. – Не дай бог, чтобы это попало в прессу!

– Конечно, не сказала. Но все равно они узнают!

– Откуда?.. Ева, когда же ты научишься держать свои мысли и чувства в узде?

Дальнейшая часть разговора была скучной, подходящей под категорию бытовой семейной ссоры, и мы вышли с территории.

– О чем они говорили? – бубнила по дороге Татьяна, ублажая свою словоохотливость. Долгое время ей приходилось слушать других, и теперь она наверстывала упущенное. – Что за мышьяк? Одну убило током. Другую задушили шарфом.

– Надо выяснить. – Меня это тоже беспокоило.

– Но как? Он тщательно следит за словами. И жену держит в ежовых рукавицах. Она и слова без его ведома не пикнет.

– Пикнет. Просто надо подловить ее одну. Она же рассказывала нам про Дарью, хотя муж этого не любит.

– Да. Вообще, это странно. Мать считает, что Даша – идеальная дочь, а Саша – не особенно. А отец думает наоборот. По крайней мере, Сашу выставил бедной, несчастной девочкой, которую мать никогда не любила и не следила за ней толком. Как думаешь, кто врет?

– Я думаю, истина где-то посередине. И никто из них не врет. Просто каждый видит ситуацию под своим углом. И странного в этом тоже ничего нет: у всех бывают любимчики.

В этот момент я увидела знакомую фигуру: нам навстречу бодро вышагивала горничная Ланских. В руках она несла пакеты с лейблом супермаркета и еще какую-то непрозрачную сумку, скорее всего, с костюмом, забранным из химчистки.

Я кашлянула, дабы привлечь Танькино внимание, и указала глазами на идущую. Мы чуть затормозили, и, когда она поравнялась с нами, я спросила:

– Вы не могли бы уделить нам пару минут и ответить на вопросы?

– Да-да, – с готовностью, сладкой для моих ушей, ответила женщина с редким именем. – Поскольку мой наниматель не против, я готова сотрудничать с прессой.

– Что вы можете рассказать про девушек?

– И про огни, – встряла Грачева, которая полагала, что я понапрасну трачу время в связи с этими убийствами (если оба случая именно этим и были).

– Девушки были проблемными, но… – Она пожала плечами, а мы с подругой переглянулись. Вот еще одно мнение – мнение лица, не отягощенного родством с усопшими. Оказывается, они обе были так себе. – В общем, я научилась находить с ними общий язык, так что произошедшее было для меня ударом. Я и не заметила, как успела к ним привыкнуть и считать практически своими племянницами.

Я решила конкретизировать:

– А сколько вы работаете в семье мэра?

– Пару лет.

– Так в чем состояла проблемность сестер?

– Ну, знаете… Семья не простая. Богатая. Влиятельная. Самая влиятельная, если брать в рамках города. Поэтому в том, что они выросли избалованными, нет ничего удивительного.

– А Александр Викторович давно является мэром? – спросила я, почувствовав легкий укол вины, как бывает, когда ты плаваешь на экзамене. Вроде бы знаешь предмет разговора, но не до конца и сильно этого стесняешься, так как было время подготовиться получше.

Но Тина Вениаминовна не удивилась моему политическому невежеству.

– Нет, однако он сам родом из семьи политиков. Семья Ланских всегда была обеспеченной и уважаемой.

– А сестры ладили между собой?

Почему-то этот простой вопрос поставил работницу в тупик. Она пошуршала пакетом, говоря:

– Ой, вы знаете, мне тяжело, я, наверно, пойду…

– А я подержу, – взяла я у нее из рук одну из сумок, которая и впрямь оказалась нелегкой.

– Да брось ты на землю, – изумленно брякнула мне Танька, затем поправилась, покосившись на женщину, – в смысле, поставь.

Но я не поставила, так как не нашла отклика на лице Тины Вениаминовны.

– Ну хорошо, – кивнула она, – раз сам Александр Викторович просил ответить на все ваши вопросы… Я не живу с этой семьей, поэтому многое упускаю из вида, и данный эпизод лучше выяснить у родителей. Но если вам интересно мое мнение, нет, они не были близки. Но родные сестры редко бывают близки, соперничество и все такое… Ничего уж прям страшного не было, просто ссоры, ну и задевали друг друга как могли… Подтрунивали, одним словом. А вот в конце марта что-то у них произошло… – Она поджала губы, мол, сама не пойму, не подберу слов. – Я просто помню, что брала отпуск на две недели, мне надо было к родственникам в Брянскую область съездить, а когда вернулась, их как будто подменили.

– А поконкретнее? – начала я подгонять горничную, так как от пакета уже начали побаливать плечо и локтевой сустав.

– Дрались? – подсказала с ажиотажем и искренней улыбкой Татьяна, которая будто бы радовалась тому, что сестры не дружили. Откуда такая циничность? Они как-никак мертвы.

– Ну просто, помимо издевок, в их отношениях ничего не осталось, хотя раньше было. Сидели иногда обе на диване и смотрели кино. Или статьи из журнала зачитывали вслух одна другой, и обе обсуждали и хихикали. Ну, знаете, как бывает… Как подружки. А вот тогда все это резко прекратилось. У них точно соревнование началось, кто из них лучше.

– Как вы думаете, с чем это могло быть связано?

– Девушки, я пожила много годков на этой земле и замужем дважды побывала, и подруги мои в заклятых врагов превращались, так что я могу дать точное определение тому, что происходило. Ревность.

О как!

– То есть вы считаете, что они влюбились в одного парня? Или не поделили внимание родителей? Или друзей?

– Не знаю, что именно, но что-то не поделили – это точно, – кивнула женщина.

– Это могло стать причиной их смерти?

– Что? – удивилась прислужница. – При чем здесь их ссоры между собой? – Она выхватила у меня сумку. – Извините, помогла чем смогла. Мне надо идти.

– А как же огни? – активизировалась Танька. – Вы их видели?

– Что? – повторилась она. – Ничего я не вижу, мне некогда бегать огоньки смотреть. Хотя слышала часто от местных, что что-то такое в небе сияет. А мне-то что до этого?

Рыжая явно расстроилась, это дало повод считать, что беседа закончена, поэтому Тина Вениаминовна сделала несколько быстрых шагов в сторону нужного дома, но такой исход меня не устраивал, и, чтобы ее задержать, я инстинктивно крикнула:

– А как же история с мышьяком?

Она встала как вкопанная и разжала пальцы. Все сумки грохнулись на землю и раскидали свое содержимое в довольно внушительном радиусе. Почему-то она не кинулась собирать предметы, что соответствовало бы выявленным у нее темпераменту холерика и прилежностью в работе, а медленно повернулась к нам с выражением ужаса на лице.

– Как?! Откуда вы у… Это Александр Викторович вам сказал?

– Он самый, – пришлось мне соврать. Щеки предательски покраснели, а глаза опустились. Но ведь не совсем ложь, правда? То есть он ведь это произнес, только не нам…

– Но зачем он рассказал об этом?!

Похоже, у работницы семьи мэра был шок, и она спрашивала скорее саму себя, нежели кого-то из нас, тем не менее я ответила:

– Вы же знаете, как он любит журналистов. Он предпочитает ничего не скрывать от прессы.

– Да… – протянула она и начала медленно собирать продукты обратно в пакеты, словно это давало ей некую отсрочку от разговора на неприятную по каким-то причинам тему. Я не была настроена долго ждать, поэтому пришла ей на помощь, и вдвоем мы быстро справились с задачей. Теперь ей некуда было деться. – Это действительно мерзкая история… Я знала, что они не любят друг друга, но чтобы до такой степени… Понимаете? – Мы ничего не понимали, но выдавать свою неосведомленность по естественным причинам не могли. Потому молчали, давая ей продолжить. – Когда полиция все осматривала в доме, я сразу заметила, что пузырек с мышьяком лежит не так, как я оставляла. В том же ящике, но сверху, а я давно его не брала. Я крыс им травила у себя в квартире, пузырек мне еще от бабушки с дедушкой перешел, у них своя ферма была, и там крысы все поедали, ничем их истребить не могли, только мышьяк помог… Вот, и у меня завелись, я пузырек-то этот и нашла у сестры в деревне и привезла себе. Но у меня кот, и он такой невероятный… С ним бы в цирк… – Вот тут мы вообще перестали что-либо понимать, речь дамочки стала бессвязной. Но опять же, решили пока не вмешиваться. Вдруг котяра-циркач куда-нибудь да выведет? – В смысле, он любой ящик откроет, на любой шкаф заберется… Только что грызунов не ловит, а все остальное ему нипочем! Короче, я отнесла от греха подальше этот мышьяк к Ланским, убрала на их кухне. Разумеется, с их согласия! – мгновенно крикнула она, точно мы хотели ее в чем-то обвинить. – Ну вот, тогда-то эти напитки и забрали на экспертизу… И вот что выяснилось. До сих пор не укладывается! Они хотели убить себя? Или друг друга?

– Что?! – хором воскликнули мы.

– Как – что? Вам же рассказали Ланские?

– Ну да… Просто мы не подумали о том, что они пытались убить друг друга, – выкрутилась я и стала думать, как бы заставить ее рассказать поподробнее, что это за напитки, о которых она упоминала, но не пришлось, потому что по ходу ее истории все стало ясно.

– Но ведь на Дашиной кружке, стоящей в ее спальне, нашли отпечатки Саши. А на стакане, из которого Саша всегда пила сок, отпечатки Дарьи. Но вместе с тем это ничего не разъясняет до конца, ведь они могли в любой момент трогать вещи друг друга. Хотя бы переставить на другой стол. Вот вам и отпечатки! Но убивать себя мышьяком… Я не верю. Не такие это девочки. Тем более такое отравление болезненно.

– Иными словами, вы уверены в том, что они сознательно пытались убить друг друга одним и тем же способом – отравлением мышьяком?

– Ну да, я и говорю об этом!

– Но они по каким-то причинам не выпили отраву, однако все равно умерли этой же ночью! Причем одну из них задушили на поляне под светящимися красными огнями, а другую убили током в подвале собственного дома!

– Да! Да! И я о том же. Все это очень странно. Ой… но я не имею права это обсуждать.

До того как мы успели что-либо сказать, Тина Вениаминовна скрылась с глаз. Очень шустрая тетенька.

У Рыжей был открыт рот. Она его закрыла, а потом разомкнула уста снова, чтобы сказать:

– Жесть! Мне начинает нравиться эта тема. Даже сильнее, чем тема с огнями.

– Я же говорила! В этой истории что-то не то. Тем более каким-то боком огни сюда все-таки вплетаются.

– У тебя все козыри на руках по поводу связи убийств с огнями.

– В смысле?

– Свидание с алкашом!

– А-а. – Мы дошли до остановки и стали высматривать расписание. – Во-первых, не свидание, а встреча. Деловая. Во-вторых, он не алкаш, он информатор.

– Да-да, но ты видела его квартиру? Там пусто. У бомжей больше предметов обихода. Блин, полчаса автобуса ждать…

– Он не так давно переехал, – стала я заступаться за парня, которого, в сущности, не знала.

– Действительно. Что-то около года. Маленький срок, чтобы обставить мини-квартиру.

– С чего ты взяла, что она мини, а не макси? Нас дальше кухни не приглашали.

– О, у тебя есть все шансы обследовать ее сегодня всю!

От такого хамства я ахнула, а затем заявила, что пойду в город пешком. И действительно пошла. Женщина в летах бегает туда-сюда каждый день и, может статься, не по одному разу, а я что? Молодая и спортивная. Уж как-нибудь дойду. Возможно, даже быстрее Таньки.

Посреди променада меня поймал звонок мобильного. Я без опаски ответила незнакомому абоненту, догадываясь, кем он может быть. Он и был.

– Юлия, это Прохор. Вы настроены сегодня на прогулку?

– Да. Сейчас как раз репетирую.

– Даже так? Я тоже на улице. Можем встретиться прямо сейчас. Скажите, где вы? – Я уже дошла до города, посему затруднилась объяснить. Только прочитала табличку с первого попавшегося здания. – Юль… Я на «ты», хорошо? Юль, посмотри прямо, ты видишь широкое стеклянное здание? Темное такое. Прямо возле шоссе.

– Да.

– Ну значит, я правильно понял, где ты. Это торговый центр. Встретимся у входа через двадцать минут.

Я дошла, конечно, раньше, поэтому не преминула зайти внутрь. Походила по этажам, попыталась даже померить туфли, но резко передумала, испугавшись, что заставлю человека ждать. Извинившись перед продавцом, которая искала мой размер, я вышла из бутика и спустилась на эскалаторе к выходу. Семашко немного опоздал, но я подбадривала себя тем, что эта встреча в общем-то нужна была мне, а не ему, и я не имею права злиться. Хотя жутко не люблю опаздывающих мужчин… Тем более опаздывающих на встречу с женщиной.

– Привет! – парень был очень радостным и поздоровался со мной таким тоном, точно мы были друзья неразлейвода. Я даже побоялась, как бы ему не вздумалось прыгнуть мне на шею.

– Здравствуй. Пойдем внутрь? – кивнула я на вход вопросительно, но Прохор нахмурился.

– Зачем? Мы же хотели прогуляться. Тем более у меня нет денег, чтобы ходить по торговому центру. Идем, я покажу тебе город.

Его искренность подкупала, и я кивнула безо всякого снобизма.

Гогольск, пронзенный сотней золотистых лучей, выглядел довольно милым и уютным. По-настоящему летним. И дело было не только в отличной майской погоде. Его маленькие похожие домики в три, четыре и пять этажей, его ухоженные газоны и подстриженные кустики, его вычищенные дороги и вежливые, уступчивые водители порождали в душе чувство семейности, умиротворенности, они словно говорили: «Здесь тебя никто не обидит. Мы считаем тебя своей, доверяй нам». И эта дивная атмосфера дневной жизни никак не сочеталась с мистической, сюрреалистичной ситуацией в жизни ночной. И если я еще могла не верить в красные огни, просто потому что ни разу их пока не видела, то я никак не могла отрицать тот ужас, который пережила сегодня ночью в номере гостиницы. Приходилось признавать: Гогольск – двуликий Янус. И с ним надо быть настороже.

Наверно, так же, как и с его обитателями.

– Они оба были моими товарищами, – после моего напоминания начал рассказ Семашко. – Это случилось полгода назад, мы вместе… ну-у… отмечали у Васьки дома.

– Что? День рождения? – бесхитростно спросила я.

Наивная…

– Не то что… – Парень облизнул обветренные губы и отвел взгляд. – Просто был повод… Ладно, что я вру? Не было повода, мы просто пили. И делали так каждый день. Но, Юль… Я хочу, чтобы ты понимала, я совсем другой человек сейчас. Эта история меня многому научила.

– Я же не сказала, что осуждаю тебя! – кинулась я успокаивать человека, до того он разволновался.

– Правда? Спасибо.

«За что спасибо? – подумала я. – Да, я не сказала, но ведь осуждаю!»

– Ой.

– Чего?

– Я ничего сейчас вслух не сказала?

– Ты сказала «ой».

– Тогда нормально. Продолжай.

– Вот, потом мы вышли на улицу. Был декабрь, и Васька, как самый трезвый из троицы, пошел нас с Кабаном провожать.

– С кем?

– Кабанов. Это фамилия того, которого посадили. Вот, путь лежал через стройку. Ну то есть мы решили сократить. Я по дороге посетовал, что меня выселили за просто так, потому что строить как раз прекратили к тому времени. Тогда Кабан предложил выпить прямо там, на месте, типа за упокой моего дома. Ну который снесли.

– Я поняла.

– Вот. Давай сюда свернем и выйдем к церкви. Очень она у нас красивая. Правда, на реставрации.

– Обожаю церкви! – обрадовалась я и полезла в сумочку проверять наличие фотоаппарата: делать снимки я тоже обожаю. Фотоаппарата, правда, не обнаружилось, но зато был телефон.

– Замечательно. Я в прошлые выходные на службу ходил. То есть в другую церковь, которая работает. Меня терзает ощущение, что я до конца так и не очистился. Знаешь, я такую жизнь вел…

– Давай ты про ту историю до конца расскажешь, – против обыкновения, перебила я собеседника. Просто это было важно для расследования, а пустыми разговорами можно развлекаться и потом. Первым делом самолеты, как говорится. – А после вернемся к твоему образу жизни.

– Да, извини. Тебе же надо материал делать. А ты давно в журналистике?

– Прохор, – растягивая первую гласную, выразила я недовольство. И дело даже не в том, что он вновь пытался отойти от «самолета», а в том, что отвечать мне было положительно нечего.

– Фу, прости, мне просто интересно все про тебя знать, и… Ладно, потом расскажешь. То есть если захочешь…

– Кабан предложил выпить…

– Ах, да! Спиртное уже не продавали, была ночь, но у Кабана всегда с собой бутылка. Стаканов не было, пили из горла… Прости за такую неприглядную картину, но уж как есть…

– Ничего, я как будто… – Я чуть не ляпнула «пьяниц не видела», но вовремя опомнилась. Это невежливо. – …Неженка.

– Ну, ты похожа на нежную, хрупкую, порядочную девушку. Это то, как я тебя вижу.

– Спасибо. Итак, Кабан достал из-за пазухи бутылку. А закуску из кармана вытащил?

– Что? – Прохор хохотнул. – Не было никакой закуски. Пили так. В какой-то момент они с Васьком поругались. Я не помню, из-за чего, все было как в тумане. Короче, я их оставил там и ушел. А на следующий день пришли менты и меня повязали. Соседи Васькины описали его дружков, которые с ним «постоянно бухали», по их словам. Кабана не нашли, он пустился в бега. А меня – вот он я. Следы на месте, где произошло убийство, мои. Потом выловили Кабана, меня отпустили, короче, справедливость восторжествовала. И получил Кабан свою десятку, а я – новую жизнь. С тех пор не пью.

– А как он его убил?

– Ножом. Своим. Причем с собой унес. С этим же ножом его и повязали, он его так в кармане и носил. Придурок. Весь мозг пропил.

Мы как раз дошли до знаменитой церкви. Я достала телефон.

– Он сознался?

– А что ему оставалось? Конечно. Ты что… не веришь, что он убил?

– Мало ли…

– Он.

– Но при чем тогда огни?

– Я ж говорю, никаких огней не было. Это потом все в городе заговорили про какое-то НЛО красное. Я это точно помню. Тебя сфотографировать на фоне?

– Нет, я просто сделаю снимок фасада. – Орудуя мобильным телефоном, я скрупулезно обдумывала услышанное. Затем обернулась к парню: – Прохор, ты только не обижайся… Но, может, ты настолько был занят своим… образом жизни, что ничего вокруг не замечал, а когда наконец протрезвел и появился интерес к событиям вокруг, только тогда и услышал про огни. Вот у тебя и отложилось, что это было после.

Спутник задумался, посмотрел на небо. На синий холст с небольшим вкраплением белых бесформенных пятнышек и большим желтым кругом в центре.

– Может, и так…

После этого, когда мы пошли дальше по дороге, он посмел взять меня за руку.

– Э-э… Зачем это? – Я мягко высвободилась. Не хотелось обижать человека, но хватать ладонь той, которую ты видишь второй раз и с которой даже не на свидании как таковом, это не по-джентльменски. Он ведь даже не спросил, не против ли я. А я, кстати, была против. Семашко не был уродом, далеко. Высокий, стандартной внешности брюнет. Но эта его биография… Каждый день хлестать из горла водку (или что они там пили)? Я такого не понимаю и не приемлю. Возможно, он и встал на правильный путь, но мне однажды знакомый сказал: «Бывших алкоголиков и наркоманов не бывает». Верить или нет, не знаю. Но риск велик.

– Извини! Больше не трогаю.

– Ты можешь проводить меня к заброшенной стройке? Нам сегодня ночью туда идти. Хочу знать, в каком это месте.

– Две хрупкие барышни ночью в незнакомом городе на заброшенном пустыре?! Ты в своем уме? Я пойду с вами.

– О как! Спасибо. А тебе не трудно?

– Да брось. Что мне еще делать?.. Вы где остановились? В гостинице?

– Да. В той, что… – Я попыталась вспомнить название улицы, но Прохор сообщил:

– Знаю, она одна в городе. Как там Петрович? По-прежнему сам гостей встречает?

– Да, периодически, – хихикнула я. – Нас заселял сам. А утром сегодня какая-то девушка за стойкой стояла. Может, его дочь? У них семейный бизнес?

– Нет-нет, Петрович один, у него нет семьи.

– А у тебя? Ты один живешь в новой квартире? – вспомнила я, что так и не спросила.

– Да, мы переехали с матерью, но, когда началась канитель с расследованием и подозрением в убийстве, у нее сердце не выдержало. Не успел я выйти, пришлось мать хоронить.

У меня защемило сердце.

– Прости, что напоминаю.

– Ничего… Во сколько мне зайти за вами?

Мы договорились на одиннадцать. Он будет ждать у входа. С этим мы расстались, я взяла на стойке ключ и поднялась к себе. Только я легла на кровать, протянула ноги и протяжно завыла то ли от усталости, то ли от блаженства, как в дверь постучались. Тогда я завыла снова, мысленно отругав себя за то, что заперлась на ключ. Ведь знала, что Танька уже в отеле, что она обязательно придет… Но что теперь.

С трудом поднявшись, впустила рыжую гостью в недра своего номера.

– Где тебя носит? Я думала, тебя убили по дороге. – Возмущенная Танька плюхнулась в кресло.

– Мне позвонил Прохор Семашко, мы встретились на улице, и он рассказал все, что помнил про ту историю.

– Ты записала на диктофон? – возбужденно затрясла она косой.

– Нет. Но запомнила достаточно хорошо. – Я пересказала.

– Ты ему веришь?

– Отчего ж нет? – пожала я плечами. – Все сказанное было логичным и правдоподобным. Кстати, ты камеру зарядила? Сегодня он нас проводит на поле.

– Блин, его еще не хватало для полного счастья… Да, зарядила. Во сколько выдвигаемся?

– В одиннадцать он будет ждать возле гостиницы.

– Отлично.

– Ладно, иди, а то мне полежать надо. Ноги устали. А то еще ночью топать куда-то.

– Не куда-то, а за огнями! А что, вы разве не в кафешке сидели? Он не кормил даму сердца?

– Нет, он водил даму сердца.

– Ты что, ничего не ела весь день? Меня это всегда в тебе удивляло. Зернышко на обед, зернышко на ужин… А то и вообще без обеда обходишься.

На самом деле, от слов «ела», «обед» и «ужин» у меня рьяно забулькало в желудке. Я действительно голодна, но даже просто представить себе пойти куда-то было выше моих сил.

– Танька, будь человеком, налей мне чаю. – Я снова легла, вытянув ноги.

– Делать мне больше нечего! – фыркнула Рыжая и покинула номер. Вот что за человек? Лучше бы я с Катькой поехала. Она всегда обо мне заботится.

Застонав, я потянулась к граненому стакану, бытовавшему на столе возле шкафа, налила туда воды из-под крана и сунула привезенный из дома кипятильник. Не дожидаясь завершения процесса, вскрыла упаковку вафель и стала их жевать всухомятку.

Выпив горячего чаю и немного утолив голод, снова легла. В десять мы созвонились с Танькой, напомнив друг другу про миссию, а без пяти одиннадцать встретились на этаже.

– Ты камеру взяла? – осведомилась я.

– Конечно! Я ж не ты.

– Э-э! Когда это я что-нибудь забывала?

– Если я напрягу память, то смогу привести конкретные примеры, но мне лень.

– Знаешь, нет таких людей, которые ни разу за всю жизнь что-нибудь бы не забыли!

За мелкой перебранкой мы добрались до стойки, где снова дежурил Исирман.

– Где ж пышнотелая сменщица? – удивилась Грачева, вручая ключ.

– Я ее отпустил на пару часов по делам, – улыбаясь, ответил добродушный владелец гостиницы.

«Что же это за дела посреди ночи?» – удивилась я, потом вспомнила, что сама вроде как не в комнате сижу, и успокоилась. Передала привет от Семашко.

– Как он там? Всё пьет? – заинтересовался мужчина. – Хороший был парень, пока водка не сгубила его.

– Да нет, уже не пьет. Кстати, он нас встречает у входа, – кивнула я на дверь, но Эдуард Петрович лишь отмахнулся: некогда ему встречаться с давними знакомыми, он на посту. Что ж, ваше право, мое дело маленькое – сообщить.

Прохор действительно уже ждал.

– Да и что это за имя – Прохор, – неожиданно фыркнула спутница, парень, к сожалению, услышал, кивнул:

– И вам доброй ночи.

– Не обращай на нее внимания! – возмущенно молвила я и назло пошла рядом с ним по узкой дороге, чтобы Грачевой пришлось плестись сзади. Надеюсь, она усвоит урок. Нельзя оскорблять людей просто так, беспричинно. Только потому, что он тебе не нравится.

Несмотря на то, что городом завладела ночь, мы видели друг друга довольно хорошо: администрация тщательно следила за искусственным освещением улиц. Тротуары, как я уже отметила, были узкими, но это за счет широкой полосы растительности вдоль дорог. Гогольск был зеленее нашего родного города, и этим он действительно подкупал.

– А далеко топать? – раздалось недовольное бурчание сзади.

Шмыгая носом, Прохор ответил:

– Минут пятнадцать.

– Ты, наверно, не долечился? – посочувствовала я.

– Наверно.

– Почему же ты пошел с нами? Тебе бы полежать.

– Но я же обещал помочь.

– Как благородно! – запищала сзади Татьяна.

– Господи, ты угомонишься? – обернулась я к ней. Все-таки это было несправедливо по отношению к провожатому. Улицы города были совершенно пусты. Даже свет фонарей не спас бы меня от чувства страха, если бы мы были с Танькой вдвоем.

– Да пожалуйста!

«И почему зависть – всегда неотъемлемая черта женской дружбы?» – кинулся не то в философию, не то в психологию мой внутренний голос, но я не стала поддерживать дискуссию. Одно только могу ему заметить: «Мы с ней не подруги!»

– И я даже понимаю почему, – кивнул Прохор.

– Что? О, нет! Я опять вслух сказала.

– Что? – повторил меня удивившийся Семашко, а Грачева захохотала. Отсмеявшись, с лживой обидой произнесла:

– Вот как, Образец? Я-то тебя подругой считала.

– Замнем, – завздыхала я.

В процессе такой затейливой беседы мы очень быстро добрались до пункта назначения. На заброшенной стройке было темно. Здесь фонари не горели либо просто-напросто отсутствовали. Предусмотрительный Семашко достал и включил фонарик. Если бы он не светил нам под ноги, я бы явно споткнулась: тут и там валялись куски камня и арматуры. Небольшие. Крупные, видать, люди уже расхватали на собственные нужды. Или Эдуард Петрович был прав, и строители сами забрали добро, бросив здесь лишь то, что посчитали мусором. Таких, как мы, было еще несколько человек, все, мимо кого удалось пройти и заметить их лица, относились к молодежи. Они тоже подсвечивали себе фонариками, мобильниками и айпадами. Мы остановились возле сцены, так как на нее можно было облокотиться, чтобы ждать появление НЛО с максимальным комфортом.

– Значит, ты жил здесь раньше?

– Да, – грустно отозвался Прохор и шмыгнул носом. Я испугалась, что довела мужчину до слез, но тут же вспомнила: он болеет. – Конечно, место изменилось до неузнаваемости. Раньше никакой грязи и мусора, у каждой семьи свой огород, свой палисадник, за которым тщательно следили.

– И сколько вас таких было? – спросила Танька. – Тех, что с палисадниками?

Проигнорировав толику сарказма в ее тоне, парень спокойно ответил:

– Когда нас стали выселять, уже очень мало. Некоторые дома сгорели. Благо что жителей в них не было. Другие скончались, а дом перешел в наследство родственникам, имеющим свою неплохую жилплощадь. Зачем им хибара у козы на рогах?

Я отвлеклась от созерцания красивого черного неба, подмигивающего десятками звезд, чтобы посмотреть на Прохора.

– Думаешь, дома горели неслучайно? Вас запугивали таким способом?

– Да нет, – ответил Семашко, – насколько помню, они горели до того, как здесь что-то запланировали строить. И с большим временным интервалом. Мальчишки баловались, – пожал он в итоге плечами.

– Ну не знаю… – с сомнением выдала я, устремившись взором вновь на небеса, а спутница решила прояснить момент:

– Видишь ли, Юлька у нас – любительница детективные истории сочинять на ходу. И их же распутывать. Сама себя так развлекает.

– Между прочим, я действительно много дел распутала и многих преступников нашла на радость нашим местным органам власти.

– Правда? – восхитился Прохор.

– Истинная.

Татьяна лишь хмыкнула.

Наконец-то воцарилась тишина. Вот что я люблю, так это молчание. Действительно золото. И, сказать по правде, пока это «золото» длилось, мы успели и небом полюбоваться, и замерзнуть, и от скуки понаблюдать за остальными пришедшими, которых, кстати, ближе к полуночи прибавилось. Но не намного. Все-таки тот ажиотаж, какой был раздут при помощи внештатников «Областного вестника», здесь пока себя не оправдывал. Либо огни случаются реже и видимы меньше, чем нас вместе с главным редактором пытались в этом убедить, либо жители Гогольска не придавали таинственным огням такого же значения, как люди, близкие к журналистике. Так как я мерзла больше всех, я уже готова была предложить уйти домой (то есть кому-то домой, а кому-то в гостиницу), но пока сдерживалась, ввиду того что десятки людей, окружающих нас, обладали, по-видимому, бо́льшим запасом терпения.

– А во сколько обычно начинается это световое представление?

– Я не знаю, – ответил мне Прохор беспечно. – Я никогда не слежу за огнями. Слышал, что ночью, как только темнеет.

– Но уже темно!

– Я в курсе, – кивнул он. – Тебе холодно, да? – понял Семашко причину моего недовольства. – Если хочешь, идем, провожу до отеля.

– Никаких отелей! – подпрыгнула Танька. – Я должна выполнить работу! Мне за нее заплатят!

Покосившись на Грачеву и пожалев ее кошелек, хмуро ответила:

– Пока терпимо. Будет совсем худо, скажу.

– Понял. Говори тогда. Я провожу. А эта пусть хоть всю ночь здесь тусуется.

– Вот говорила тебе, Образец! Нечего общаться с неадекватными людьми! Думаешь, он болеет? Да он наркоман! Они все носом шмыгают!

– Господи! – взмолилась я.

– Дура! – обиделся Прохор.

– Таня, этот, как ты скажешь, наркоман согласился нам помочь! Хотя мог бы спать вместо этого! Или принимать очередную дозу!

– Юля! – обиделся он теперь на меня. – Неужели и ты думаешь про меня такое?

– Да нет же! Это гротеск. Путем доведения мысли до абсурда я показываю, насколько смешна Танина теория.

– Ха! – изрекла Танька и переложила косу на плечо. Иногда то, как Грачева ею гордится, выглядит смешно, но должна признать, что сейчас редко где такие косы встретишь: она у нее чуть ниже пояса. – Кстати, сам ты дура, – повернулась она к Семашко. – Вот!

Провожатый разозлился:

– Это я-то дура?

Я решила сгладить конфликт и сменила тему:

– Все-таки жутко холодно. Странно, днем было жарко.

– Еще не лето, – пожал плечами Прохор. – Только в июне и июле жарко ночами.

– Ты что, синоптик? – не могла не влезть Танюха. – Ах, ну да, ты же алкаш. Вот поэтому и знаешь, в каких месяцах безопасно под забором ночевать.

– Таня!

Сам Прохор сказал матерное слово и ушел в сторону, чтобы быть от Грачевой подальше.

– А ты, Юлька, если так мерзнешь, делай что-нибудь! Побегай там, зарядкой займись! Сразу согреешься.

– Отличная мысль! Только обещай за мной не бежать, лады?

Я и впрямь совершила пробежку, отчаянно при этом рискуя. Однако что-то странное случилось с моей невезучестью, потому что я ни разу не споткнулась и не упала. Оказавшись в другом конце предполагаемого концертного зала, я решила больше не испытывать на прочность внезапно свалившуюся на мои плечи удачу и перестала бегать в темноте. Главная цель уже достигнута – Рыжей не было рядом. Второстепенная же застряла посередине: вроде бы я и согрелась, но не настолько, чтобы перестать желать оказаться в отеле. В своем теплом номере с горячей водой в ванной и мягкой уютной постелью…

В этой части площадки расположились две влюбленные пары. Они сидели прямо на траве и смотрели на звезды. Я тоже устроилась на корточках неподалеку. Меня всегда нервировали влюбленные, наверно, потому, что самой не так часто удавалось с кем-то посчитать звезды, но сейчас я чувствовала себя безопаснее среди людей. Городок и сам по себе непростой, а тут ночь, окраина, заброшенная стройка, налет фантастики, темень…

Кстати, это была действительно окраина. Справа от меня располагался самый настоящий овраг, обширный и глубокий, о котором, видимо, и говорил мэр. Дома находились далеко от стройки, только слева метрах в трехстах возвышалась девятиэтажка, и рядом, по бокам от нее, стояли две четырехэтажки, все они фасадами смотрели на стройку. Остальные дома были еще дальше.

– Вот ты где.

Я вздрогнула, но тут же узнала Прохора.

– А Танька где? – испуганно осведомилась я.

– Понятия не имею. Не со мной – это главное.

– Ага, я тоже так думаю.

Он пристроился рядом, и мы начали вдвоем изучать небо. К сожалению, на нем, кроме много раз уже упомянутых звезд, а также луны, ничего не было.

– Жалко, что ничего не смыслю в астрономии, – из уст Прохора вырвался гнусный смешок. – А то бы наплел тебе чего-нибудь про Большую медведицу, а?

– Ничего страшного, обойдусь, – на полном серьезе и даже с каплей раздражения заверила я.

– Ну естественно, я тебе не нравлюсь… С чего бы?.. Ты просто пишешь статью, – говорил он словно сам себе, но вроде бы с намеком на обиду.

Мне почему-то стало стыдно, хотя разумом я понимала, что не сделала ничего плохого. Мы изначально сообщили Семашко, что нуждаемся в нем как в информаторе и только. И принцип «стерпится – слюбится» для меня, увы, никогда не работал. Я хочу любить. Безумно и взаимно.

– Чего вздыхаешь? – отметил он мое настроение.

Я ничего не ответила.

…Прошло минут сорок. Когда весь народ разошелся и мы остались на пустоши втроем, я осознала, что НЛО нас кинуло. За это время Танька нас нашла и успела побаловать разными байками. Она пообщалась с некоторыми парочками и выспросила у них кое-что «полезное для статьи», как она сказала. Почему-то о том, что этой статьи может так и не случиться ввиду отсутствия самих огней и, следовательно, интервью с этими людьми не будет стоить и гроша, она не подумала. Она все говорила и говорила, передавала истории других людей, свои вопросы им и личные наблюдения, бесконечно вставляя словосочетание «по рассказам очевидцев», пока я окончательно не замерзла и не попросила Прохора проводить меня в отель. Грачева, разумеется, пошла с нами. По дороге она сокрушалась, что мы ничего не увидели сегодня, но предполагала, что нам может повезти завтра. Мне же было все равно, так как сильно хотелось спать, я просто кивала и угукала. Уже в своем номере, приняв душ и разобрав постель, я поняла, что в тот момент, когда разглядывала площадку и досягаемую взгляду часть района, в мою голову приходила какая-то мысль, но я не успела ее додумать, потому что появился Семашко и сбил меня, а теперь не могла вспомнить, что это за мысль вообще была. И тем более не могла однозначно ответить, была ли она так важна, чтобы заниматься ею, вместо того чтобы наконец-то уснуть. В конечном счете я дала себе две минуты на реинкарнацию этой мысли, и если нет – так нет, забыть и полететь навстречу снам, но стоило сформулировать мысленно такой ультиматум, как перед глазами встал образ Прохора, говорящего: «Путь лежал через стройку, то есть мы хотели его сократить, потому пошли через нее». Затем вспомнились дома с западной стороны, овраг с восточной, а с севера и юга ничего не было, потому что эта площадка как бы возвышалась над оврагом и немного выступала из черт города. То есть, если пойти прямо, вдоль стройки, ни к каким домам ты не выйдешь, нужно взять чуть западнее. И вообще, в какой бы дом по этой улице ты ни направлялся, ты пойдешь по дороге вдоль девяти- и четырехэтажных домов, потому что так короче и там ровный асфальт. Потому-то эту часть и выбрали для строительства концертной площадки – чтобы не мешать жителям лишним шумом. Соответственно, нет такого пункта назначения, маршрут к которому лежал бы через стройку. Если только ты не идешь в город со стороны поля через овраг (что, впрочем, представляется маловероятным). Зачем же Прохор сказал, что они шли через стройку? И откуда или куда они тогда шли, чтобы оказаться там?..

Загрузка...