23

Когда мы выехали из города, гул поутих, рассыпался по полям. Мы тоже замедлили ход — кони не выдерживали этого бешеного галопа. Теперь крысы были вокруг нас, одни даже забегали вперед, но основная масса огромной черной тенью тянулась сзади. Сообразив, в чем дело, Девлин затих. В любом случае от меня ответов он не дождался бы. Временами писк и повизгивание моих солдат звучали почти в унисон моим мелодиям и я знал, что целиком могу управлять ими.

Жуткое наслаждение было в этой скачке. Мой враг сидел рядом со мной, неспособный сбежать, и мы мчались вперед, по освещенной светом луны равнине, мчались к исполнению всех моих разрушительных планов. Я превратился в чудовище, обманувшее другое чудовище, и в выборе моего оружия была сладчайшая для меня ирония. Но врага нельзя недооценивать. Девлин хитер, он не будет сидеть и дожидаться смерти. Он понимает, что просто спрыгнуть с кареты для него было бы смертью. Я спокойно позволю своей армии расправиться с ним. Ему требовалось время, чтобы найти единственный возможный ход, который позволит спасти свою жизнь. И я ждал, когда он сделает этот ход.

Момент наступил, когда мы мчались вниз с холма — здесь каретой труднее всего управлять. Он неожиданно привстал и бросился на меня, обеими руками цепляясь за флейту. Если бы он вырвал его у меня и отбросил в сторону, я потерял бы контроль над крысами. Но я не допустил этого. Как только он бросился на меня, я встал, и толкнув его обратно на козлы, изо всех сил — а в этом он был мне не ровня — ударил правой рукой в лицо, левой не опуская флейту от губ. Удар получился таким сильным, что он разрыдался.

— Мои очки! Мои очки разбились!

— Если ты еще пошевелишься, — ответил я, — я брошу тебя крысам.

Он согнулся и, всхлипывая, принялся шарить под ногами в поисках очков. Я поднял флейту к губам и заиграл снова.

После этого он долго сидел молча, ощупывая свое лицо, и больше заговорить не решался. Я не знал, что будет дальше. Теперь он играл незнакомую роль, его молчание было переполнено мыслями, продиктованными отчаянием. И я должен был предугадывать их. Как бы я поступил на месте Девлина? Он знает, что мы направляемся обратно в город, и он знал, что крысы сделают с городом. Но его главная забота сейчас — это спасение своей жизни, а не города. Спасение. Сейчас он должен заговорить. Он должен заговорить.

— Если ты хочешь убить меня, то почему ты не убьешь меня сейчас?

Я наслаждался своим молчанием.

— Ведь я все равно не убегу от тебя. Ты мог бы и удовлетворить мое любопытство.

Я продолжал играть.

— Ну хорошо, ты собираешься убить меня на месте моего преступления. Романтичное правосудие. Но ведь эти твои братья не остановятся на мне. Они уничтожат весь город. Ты ведь не в обиде на город, а? Там полно невинных людей, мужчины, женщины, дети… подумай о детях… Ты что, хочешь, чтобы их съели заживо? Зачем тебе тащить меня в город? Почему не остановиться здесь и не убить меня?

Вот, теперь он заботится и о детях.

— Но ты же умный, — продолжал Девлин, — ты ведь знаешь, что делаешь. Ты знаешь, что разрушишь весь город, весь! Конечно же, ведь ты же крыса, а не человек. Я совсем забыл. Ты крыса. А у крыс нет чувств. Крысы — это тело без души. Крысы живут, только чтобы жрать. У тебя человеческий облик, но Дженкинс был прав, у тебя нет ни культуры, ни образования, ни высоких чувств. Ты просто тело, вот.

Теперь мне уже хотелось ответить. Теперь я хотел поговорить с ним о душе. Теперь я хотел рассказать ему о нем же. Я с трудом удерживался от того, чтобы опустить флейту, и моя музыка стала наполовину бессвязной.

— А люди всегда будут выше крыс, — захихикал он. — Даже таких крысолюдов, как ты. Ты хитер, а не умен, ты предусмотрителен, а не проницателен. Да ты даже служил этой ведьме Амадее, из-за ее голубеньких глазок и беленьких ручек.

Я опустил флейту и снова ударил его. Костяшки пальцев рассекли мягкую плоть и с дребезгом ударили в кость. Он чуть не вылетел наружу, но уцепился за что-то и снова выпрямился.

— Она была шлюха, она была ведьма, твоя Амадея. Но крысе не хватило интеллекта, чтобы разглядеть это. Крысу можно приманить даже кусочком сыра.

Я заиграл снова, но на этот раз играл скверно. Пищание моих воинов стало злее, и лошади рванули вперед, как будто их укусили.

— Да тебе придется убить меня, чтобы заставить замолчать, а, Кучер? захохотал он. — А до тех пор я буду говорить тебе правду, которую ты так ненавидишь!

Я остановил карету, я прекратил играть, я встал и выпрямился над ним.

— Тогда я убью тебя сейчас.

Он не моргнул глазом.

— Ну, давай. По крайней мере я получу удовольствие от того, что испортил твой такой совершенный план. Месть получится мелкой, если ты бросишь мой труп здесь, а не там, где бродит призрак твоей дорогой Амадеи. Это будет так, полуместь получеловека — полукрысы.

Он был прав. Я хотел полного отмщения.

И я все стоял над ним, задумавшись, в нерешительности взвешивая возможности. Девлин принял решение за меня. В неожиданном выпаде он схватил не флейту, нет, схватил вожжи, и завизжав своим тоненьким голосом, пустил лошадей галопом. Я потерял равновесие, а когда зашатался, Девлин еще и толкнул меня изо всех своих сил. Я кубарем полетел с кареты, на мягкие тела моих солдат внизу. А карета помчала дальше и дальше в ночь, пока тьма и расстояние не поглотили ее. Все-таки Девлин бежал.

Загрузка...