- Пойми одну простую вещь, - сказал тогда ветеран, - Они не мы. Никто не отрицает того факта, что они когда-то были людьми. И если бы у них не было дурной привычки кидаться на живых, их бы и пальцем никто не тронул. Но поверь, никогда, никогда встречи с ними хорошим не заканчивались. Они не слышат, не понимают наших слов, и им без разницы, кто мы есть, равно как им до одного места, что когда-то они были такими же, как мы. Они видят в нас только еду. Так что вопрос простой - либо они, либо ты. Выбирай, кто для тебя важнее.
Некоторое время после, Коля полагал, что причиной его подобного отношения к мертвякам является страх ошибиться и отправить на небо кого-либо живого, но достаточно скоро до него дошло, что количество любителей изображать этих порождений Аномальных с целью пошутить над остальной общественностью равняется нулю: шуточка изначально выглядела не смешной, тем более и опасной для самого шутника. Постепенно он вытравил из своих мыслей все размышления на эту тему, а страх перед мертвяками и вовсе загнал куда-то вглубь, убедив себя, что данное чувство применительно к этим существам является проявлением слабости. Слабаком Коля выглядеть не хотел, особенно перед самим собой.
Одно из тел, видневшихся в оконных проёмах, неожиданно повернуло голову в их сторону. По колиной спине пробежался холодок, в ушах заложило. Возникло смутное ощущение того, что нечто подобное он уже испытывал.
- Это он, - выдавил из себя Коля. - Тот, который на нас уставился. Второй этаж, центральное окно.
- Быть того не может, - усомнился в его словах Удальцов. - Никаких характерных признаков, обычный мертвяк.
"Я один что ли это чувствую?" - Коля окинул взглядом остальных. Не было похоже, чтобы кто-то из них испытывал нечто подобное.
"Да вы что, ослепли все? - заорал он про себя. - Или он до вас даже с такой дистанции дотянулся? Он же единственный, кто пялится в нашу сторону. Другие валяются, шатаются, но только этот смотрит на нас".
Глядя на этого мертвяка, Коля всё больше убеждался, что это именно тот, кого силится высмотреть начальник, при этом не замечающий, что искомое находится у него буквально под носом. Словами это не передать, и пусть внешне этот мертвяк не отличается от прочих, но есть в нём что-то неуловимое, делающее отличным от остальных. Почему смотря на остальных возникает уже привычная для подобных встреч тоска, но только при взгляде на этого по коже пробегает мороз, хочется всё бросить и припустить как можно дальше отсюда?
- Извини, командир, - произнёс Коля.
Выстрел прозвучал подобно хлопку открываемой бутылки шампанского. Голова существа резко дёрнулась, а в следующую секунду в головах у всей группы пронёсся беззвучный крик боли. Якушев и Бормоглот, бросив винтовки, зажали руками уши, лица же Удальцова и Завьялова скривились в жутких гримасах. Крик оборвался так же внезапно, как и возник.
- Кажется, ты не ошибся, - мрачно произнёс Удальцов, глядя в прицел на засуетившихся мертвяков, неожиданно оказавшихся полностью предоставленными самим себе, и теперь не знающих, что с этим делать. - Но впредь всё же так поступать не нужно. Твоя ошибка или промах существенно усложнили бы нам выполнение задачи. Надеюсь, это был первый и последний раз.
- А это уже как получится, - почти беззвучно прошептал Коля.
Рядом хлопнули винтовки Бормоглота и Якушева, и по ступенькам у входа сползли два показавшихся из здания тела, одетые в изрядно поношенные армейские бронекостюмы. Через мгновение к ним присоединился Завьялов, начавший выбивать мертвяков в окнах. Удальцов с ледяным спокойствием начал менять у своей винтовки ствол, Коля же не замедлил составить компанию остальным.
***
Когда стало понятно, что больше в зоне видимости двигающихся мертвяков не наблюдается, Удальцов отдал команду выдвигаться к зданию. Большая часть группы в лице Коли, Бормоглота и вполне ожидаемо - Якушева, тяготилась тяжёлыми думами: что, если выбили не всех, что, если внутри ещё остались те, кого с нашей стороны не было видно?
В скором времени из здания донеслись тихие хлопки: Удальцов и Завьялов, с пистолетами в руках и равнодушием на лицах, добивали оставшихся подранков. Недобитые хрипели, сучили конечностями, силились дотянуться до своих палачей, но с каждым выстрелом их становилось всё меньше. Коле, глядя на это, думалось, что окажись на месте мертвяков живые, то это не изменило бы ровным счётом ничего. Точно так же эти двое прошлись бы по зданию, неся смерть тем, кто попадался бы у них на пути. Видно было, что делать подобное им доводилось и ранее. Коля представил себя на их месте и понял, что он бы так точно не смог. По крайней мере, не с таким спокойствием и хладнокровием.
По иронии судьбы, последней при обходе здания оказалась та комната на втором этаже, где лежал самый первый подстреленный. По идее, её бы осмотреть надлежало в первую очередь, но Удальцов явно был уверен, что главному хватило и единственного выстрела Коли. Может, в прицел увидел что-то, незамеченное остальными, а может и по реакции других мертвяков пришёл к такому выводу.
- А ведь действительно, - ожидаемо хлопнул выстрел, - этот не такой простой. Есть в нём что-то неуловимое, - Удальцов сменил магазин. - Вроде бы мертвяк, как мертвяк, издалека не отличишь, но вблизи видно, что не из их породы он. Явно что-то новое, и это плохо.
Завьялов, ничего не говоря, вышел из комнаты. Коля было дёрнулся, но был остановлен жестом начальника - мол, оставь его, он знает, что делает. Стало тихо, только за окном доносилось какое-то шуршание. Матрас было подумал об очередных глюках, но оказалось, что это просто начался дождь. Удальцов, в компании Якушева, тем временем приступил к изучению обнаруженных в комнате ящиков - судя по их виду, содержали они наверняка что-то ценное. Коля сплюнул, выматерился, присел к стене и закурил.
- Коль, уверен, что посмотреть не хочешь? - лукаво поинтересовался у него начальник. - Вот залепил бы ты в ящик с боезапасом, а не в кукловода...
- И всё ещё проще было бы, - нервно перебил его Коля. - Ему тогда уж точно хватило бы с довеском. Кто они все?
Честного ответа он не ожидал. Ему стало интересно, как Удальцов начнёт выкручиваться, юлить, скорее всего придумывая наспех историю, что это, дескать, банда или наёмники. А бронекостюмы у них такие приличные, потому что покойные образ жизни вели серьёзный и пустяками не занимались. Тем более странным было, когда начальник поведал, что являлись эти ребята одним из институтских отрядов военных сталкеров, пропавшим без вести год назад, и если Матрас желает пролить на загадку их исчезновения луч света, то время для этого сейчас самое подходящее: трофеи надо бы осмотреть по-внимательнее, да и покойных обыскать, в общем, тоже. Коля затушил сигарету об пол.
Вернулся Завьялов и с порога заявил, что в здании всё чисто. Под пристальным взглядом Удальцова, он нехотя продолжил, что да, дескать, знал он часть этих ребят, но так, на уровне "привет-привет". Удальцов, выслушав его, на некоторое время задумался, затем одобрительно кивнул головой.
Через некоторое время снаружи донеслось тихое урчание двигателей бронемашин, усланных Удальцовым ещё днём на заданную точку. Когда начальник успел с ними связаться, Коля не заметил, да и не до того ему сейчас было. В здании стало людно, и под чутким руководством Удальцова прибывшие начали таскать обнаруженные ящики. Часть контейнеров явно содержала что-то интересное, но не предназначавшееся для чужих глаз, и их начальник опечатывал, другой же частью, в основном боеприпасами, машины попросту догружали. Какие-то ящики, впрочем, интереса у начальника не вызвали. Может, пустые были, может и содержимое их ценности особой не имело. Впрочем, открыв несколько длинных ящиков, начальник посерьёзнел и велел оттащить их в сторону от остальных. Вокруг сновали люди, Коле что-либо таскать не хотелось напрочь, а после того, как он присел в один из углов комнаты, ему и вовсе почудилось, будто бы он стал невидимкой, настолько всем окружающим не было до него дела.
От всего этого выхода веяло явно чем-то нехорошим. Там, на Большой земле, Коле думалось, что всё будет так, как это принято у научников, то есть - осторожный поиск чего-то интересного, заброшенного или забытого. Без ненужных риска и жертв. Но теперь, глядя на то, куда их загнал Удальцов, он понимал, что искомое может встать им очень большой ценой. Все те иллюзии, возникшие ранее при виде снаряжения и техники удальцовской команды, начали исчезать, а на место им приходило понимание того, что при таком руководстве хоть в броню закованным иди хоть голым, всё одно. Края, находящиеся к северу от Первой, добрым словом не поминались никогда, и промышляющие сбором артефактов обычно туда соваться не очень-то любили: гораздо проще и безопаснее было заниматься этим промыслом южнее. Пресловутый пансионат и вовсе носил славу места дурного и странного, причём второе было гораздо хуже первого. И хотя сам по себе комплекс построек в чём-то плохом замечен не был, но с теми, кто решался погулять в его окрестностях, в дальнейшем нередко случалось что-то непонятное и с трудом объяснимое. Впрочем, до известных недоброй славой "Детского Сада", "Ящика", являвшего собой полуразвалившийся научный комплекс и прозванного так из-за таблички у входа, на которой читалось только лишь "а/я" и полустёршийся номер этого самого абонентского ящика, "Электролеса" и "Лабаза с люлями" Пансионат не дотягивал. Про "Детский Сад" Коля слышал и до приснопамятного выхода с Гвоздём, про "Электролес" и "Лабаз" он толком не знал ничего, но старожилы утверждали, что нормальному человеку делать там точно нечего. А вот в "Ящик", у которого рекомендации были такими же, как и у упомянутых ранее объектов, он даже по глупости однажды сунулся, но вовремя понял, когда наступил момент возвращаться назад: из тамошних подвалов тянуло чужеродностью и первобытной жутью. Не то чтобы он струсил, но в тот момент у него отчётливо возникла мысль, что сейчас ему предстоит делать выбор между "идти дальше" и "жить". И именно тогда Коле открылась та простая и очевидная истина, что чем серьёзнее бронекостюм, тем больше шансов у его обладателя, пребывающего в плену иллюзий о собственной неуязвимости, угробиться бесповоротно и окончательно. В простой броне ещё пять раз подумаешь перед тем, как куда-то сунуться, но вот в серьёзной некоторым порой начинало казаться, что та тонкая грань, делающая невозможное возможным, смещается в пользу человека. И почти всегда ничем хорошим это не заканчивалось: впавшие в эйфорию сталкеры пёрли напролом туда, где до них вряд ли кто бывал, а если и бывал, то далеко не факт, что оттуда вернулся, и тем самым пополняли собой статистику погибших и пропавших. Ладно, если бы на это покупался только молодняк, но порой и старики по непонятным причинам теряли выдержку и благоразумие, впадая в соблазн покорения Аномальных.
До их приезда на Первую Базу Коля предполагал, что причиной вырядить отряд подобным образом является исключительно забота об участвующих в этом выходе, но только сейчас он понял, что Удальцовым двигала исключительно практичность - так хоть какая-то защита, а без неё совсем туго придётся. Поблажек своим подчинённым Удальцов давать явно не стремился, и у Коли не осталось сомнений, что там, куда их гонит буйное начальство, их может ждать что-то похуже Кукловода (странного "контролёра" Коля решил называть именно так) и его свиты из двадцати мертвяков.
- Слышь, Матрас, - отвлёк его от мрачных мыслей появившийся рядом Бормоглот. - Пойдём, прошвырнёмся по зданию. Прикинем, что тут за фигня случилась, заодно и за жизнь погутарим. А то сколько лет друг друга знаем, так толком и не общались ни разу. Я нас у начальника уже отпросил, если что. Он вроде не возражает.
- Вот это номер, - удивился Коля. - Уже и на прогулку у него отпрашиваться надо?
- Я не так выразился, - ответил Бормоглот. - Не столько отпросил, сколько поставил в известность. Вон, и стажёра с собой возьмём, - кивнул он в сторону мнущегося в стороне Якушева, - Он молодой, ему полезно, а может, что и дельное подметит. Ты как, с нами?
Коля посмотрел в сторону Удальцова, занятого ковырянием с компом Кукловода. Блеск в глазах лучше всего говорил о том, что начальника в настоящий момент если что и волнует, так это содержимое железки, но никак не планы своих подчинённых по поводу прошвырнуться по зданию.
"А почему бы и нет?" - подумал Коля и, будто нехотя, поднялся.
- В принципе, если не брать в расчёт количество прихваченных мертвяков, тут у нас классическая ситуация, - начал выкладывать свои соображения Бормоглот, когда их компания спустилась на первый этаж. - Повстречались как-то раз четырнадцать человек...
- Откуда четырнадцать? - удивился нестыковке в цифрах Коля.
- Оттуда, что у остальных шести броня не такая, - ответил Бормоглот. - Чем-то похожая, но другая, да и опознавательные знаки сохранились. Странно, что ты это не подметил. Эти шестеро вообще иностранцы, и по виду они более свежие, чем наши соотечественники. В цифрах, сам понимаешь, мог быть и другой расклад. Может, забугров больше было, да только кому-то из них удалось сбежать, а ещё они и сопротивление могли оказать, прихватив с собой часть контролёрских, но в результате сложился вот такой интернационал с представителем мирового правительства во главе. А что, - усмехнулся сталкер, - политики на мозги тоже порой неслабо давят.
- Новый руководитель у этих жмуров был толковый, точно говорю, - продолжал выкладывать свои соображения по поводу увиденного следопыт. - Мертвяки ухоженные, но явно несвежие, где-то около года им. Хоть у них образ жизни и не самый подвижный был, как я вижу, только жрать им всё равно что-то надо, особенно, если хозяин их перед зимовкой раскармливал, а в этом я не сомневаюсь. Могу поспорить, что в здании есть комната с костями.
- Ничего себе диетка, - скривил лицо молчавший до этого момента Якушев. - Они что, своих жрали?
- Заметь, студент, - Бормоглот поучающе поднял указательный палец вверх, - я не сказал, чьими костями. Но, насколько я знаю, мертвякам свойственна неразборчивость в рационе, так что такой вариант тоже не исключён. Опять же, не они решают, что им жрать.
Троица, невзирая на зачищенность здания, двигалась осторожно. Под ногами похрустывала отлетевшая от стен извёстка, бетонная крошка и осколки стекла. Изредка попадались ржавые гильзы.
- Ни черта они вообще не решают, - голос Бормоглота прозвучал потерянно. - Они, кроме того, чтобы жрать, без команды вообще ничего не могут. Даже спать. Удальцов говорил про спячку, так не могут они этого без приказа. А дальше - уже дело техники и умений их хозяина. Я когда-то считал, что "контролёр" своим жмурам просто приказы отдаёт, а что там у них в организме происходит, так его не касается. Оказывается, что очень даже касается, и существенно больше, чем кажется на первый взгляд. Он видит их глазами, слышит их ушами, наверняка даже чувствует запахи. Если проводить аналогии, то отдача "контролёром" приказа больше похожа не на "сделай то, сделай это", а на управление своим собственным телом, только в существенно большей степени, чем это делаем мы.
- Следуя этой логике, он и умирать должен каждый раз, когда его марионетка ловит маслину в жбан, - мрачно прокомментировал услышанное Коля. - Вот только не происходит этого почему-то.
- Матрас, я тебе что, дока в этом деле? - недовольно отозвался Бормоглот. - За что купил, за то и продаю. Кто знает, может, у них взаимопроникновение ограничено, или же у "контролёра" в мозгах есть какой-то барьер специально для таких случаев.
- И откуда же тогда у тебя такие познания по их физиологической части? - продолжил подначивать Бормоглота Коля. - Часто с ними общался?
- Матрас, - сплюнул Бормоглот, - ты, хоть Аномальные топчешь не первый год, но как был салагой, так им и остался, уж извини. Зимы-то ты на Большой земле проводил, сюда не совался, а я вот как-то по зиме налетел в одном из выходов на подобное мертвячье зимовье. То есть пяток мертвяков и "контролёр". Вариантов, сам понимаешь, никаких, только что сваливать, а вот с этим к тому моменту возникла проблема - мутант просыпаться начал. И знаешь, как я спасся? Высадил в него в упор весь рожок. От грохота сам чуть не оглох, хотел напоследок оторваться. Только хочешь верь, а хочешь нет, но ни один из жмуров после того, как я "контролёра" ухайдокал, не проснулся. Повезло, просто повезло. Вот и думай, как они друг с другом ладят, а мне врать тебе незачем.
Разговор явно не заладился. Бормоглот, судя по накрывшему его желанию пообщаться, был готов сорваться в истерику, а от людей в таком состоянии Коля предпочитал держаться подальше. Из Якушева собеседник был так себе, да и говорить, по-большому счёту, не хотелось ни о чём. Вот посмотреть на бормоглотью находку почему-то хотелось, а общаться...
Следопыт не соврал и в своих предположениях не ошибся: шесть тел сидели у стены в одной из дальних комнат в здании. В соседнюю же с ней комнату достаточно было просто заглянуть лишь для понимания того, что в следующий раз заглядывать в неё имеет смысл исключительно с огнемётом: кости с остатками плоти были перемешаны с обрывками защитных костюмов. Над всем этим витал невыразимый смрад разложения, пробивавшийся даже сквозь воздушные фильтры. Бормоглот молча развернулся, Коля, с трудом сдержав рвотный позыв от увиденного, последовал за ним. Дольше всех задержался Якушев, взгляд которого с каждой секундой становился всё жёстче.
- Идём, студент, - позвал его вроде бы уже успокоившийся Бормоглот, - ты тут ничего не сделаешь. Прими это как данность.
Пока Бормоглот копался в жмурьих рюкзаках, Коле вспомнилась поговорка про "То, что меня не убивает...".
"Формально, ожмуревшие как бы и не мертвы, - рассуждал он, - Вот только сильнее от изменений в своих организмах они не становятся. Но и жизнью их состояние назвать язык не поворачивается. Хотя где мы, а где Ницше? Когда он эту свою мудрость родил, Аномальными и близко не пахло. Да и мертвяков среди его круга знакомств точно не водилось, иначе бы мудрость звучала немножко иначе. "То, что меня не ожмуряет..." - звучит ведь, а?"
Бормоглотий акт мародёрства в самом своём разгаре был прерван вызовом от Удальцова. Начальство интересовалось на предмет, всё ли в порядке, и не нашли ли бравые покорители Аномальных чего-то ценного и достойного внимания? Бормоглот сплюнул и поведал, что прогулка принесла больше эстетического удовлетворения, нежели материального. Содержимое рюкзаков ценного не содержало ничего, а лезть под бронекостюмы покойных, местами покрытые какой-то гадостью, он не хотел, видно, опасаясь, что внутри может быть что-то ещё более пакостное.
- Идём, назад, мужики, - дошмонав оставшиеся рюкзаки, произнёс Бормоглот. Результатом прогулки он был явно неудовлетворён.
- Я ещё немного здесь побуду, - неожиданно для всех сказал Якушев, - обдумать кое-что надо.
- Только без фокусов, - предостерёг его Бормоглот. - К жмурам под одежду лезть даже не думай: нутром чую, заразы там у них развелось в ассортименте. Если что задумал, лучше сейчас скажи, а то как бы не получилось потом так, что последствия разгребать придётся всем нашим кагалом.
- Да знаю, знаю, - нервно отмахнулся Артём. - Мне с самим собой вопрос отношения ко всему этому прояснить надо.
- Если что, дави на тревогу. Двинули, Матрас.
Подобное состояние Артёма удивления у Коли и Бормоглота не вызвало - оба прекрасно знали, что в какой-то момент у всех скитающихся по Аномальным накапливалась масса вопросов, в конце концов кристаллизующихся в "Почему всё это?" и "Зачем всё это?". Ответы на эти вопросы человек мог получить только от себя самого - чужой опыт, при всех своих знаниях, всё же оставался чужим. Всё, что сталкеры могли сделать, так это предоставить Артёма себе самому, а там уж как повезёт.
Обратить безумный поток образов от всего увиденного за последние дни во что-то осмысленное упорно не получалось. Якушев разрывался от противоречивых желаний и мыслей. Ему казалось, что всё это происходит не с ним. Но больше всего его пугало осознание того, что по возвращении на Большую землю он будет ежеминутно вспоминать всё, что здесь увидел, и тогда уже та спокойная жизнь покажется ему такой же иллюзией, но только пресной и с невнятным смыслом. Здесь и сейчас смысл и цель просты - не умереть и вернуться за Кордон. Но каковы они на Большой земле?
Шорох дождя за окном затих, и комната окрасилась кровавыми закатными тонами. Шесть, теперь уже окончательно, мертвецов, сидящих у стены, воспринимались никак не людьми, пусть и мёртвыми, а скорее предметом обстановки. Чем-то вроде старой мебели, покорёжившейся от времени и сырости, брошенной за ненадобностью ушедшими в неизвестность хозяевами. Артём присел напротив них и задумался. Буря эмоций и мыслей в голове утихла, и на смену им пришло холодное равнодушие от осознания факта своего бессилия и невозможности повлиять на происходящее вокруг. Можно известись от сопереживания, сострадания и размышлений на тему, как же такое могло произойти, но в конечном итоге это не изменит ничего. Подумалось ему также, что у всех вопросов есть потрясающее свойство - их можно не задавать. Особенно оно ценно, когда заведомо известно, что ответа на них не будет.
Так бы и предавался он меланхолии, если бы не вызов Удальцова, приглашавший к столу. Артём вяло изрёк, что, дескать, скоро будет, и нехотя поднялся.
Но при выходе из комнаты он, неожиданно для себя самого, остановился в дверном проёме. Ему почудилось, будто он оставил в комнате что-то важное. Что-то ненужное сейчас, но такое, без чего в будущем обойтись будет невозможно. Артём медленно обернулся.
Каким-то образом Бормоглот проморгал едва заметное свечение, льющееся из-под бронекостюма одного из мертвяков. Скорее всего, в тот момент свечения не было, иначе кто-то из сталкеров, вне всяких сомнений, обратил бы на него внимание. По уму, Якушеву следовало бы позвать кого-то из старших, но, неожиданно для него самого, в нём взыграло упрямство. Захотелось показать им всем, что он тоже чего-то стоит и что-то может, тем более, что со стороны компа не было никаких указаний на присутствие в комнате чего-либо для здоровья неполезного. В поисках предмета, подходящего для того, чтобы выковырять источник свечения из под жмурьих одеяний, Артём наткнулся на старое топорище, валявшееся у подоконника.
Меньше, чем через минуту, он держал в руке странного вида предмет размером с грецкий орех, походивший на косточку какого-то тропического фрукта. Косточка была прозрачной, внутри неё играли разноцветные огоньки. Артёму померещилось, будто найденный им артефакт радуется тому, что его вынули из мертвячьей одежды. Датчик излучений компа по-прежнему молчал, но, невзирая на это, Якушев всё же положил "семечко" (так он решил окрестить находку) в один из миниатюрных контейнеров для хранения артефактов, которые Бормоглот в процессе рытья рюкзаков разбросал по полу. Старшим о находке он решил не рассказывать, полагая, что те её у него отберут, а этого ему очень не хотелось - ощущение, что эта вещь в будущем станет необходимой, исчезать и не думало. На обратном пути он размышлял, как бы ему разузнать, что же такое он нашёл, но никаких дельных мыслей по этому поводу не возникало. В том, что он нашёл нечто уникальное, сомнений у него не было - в документации по артефактам, которую ему довелось читать, подобного предмета не упоминалось.
Успел он аккурат к началу ужина. Старшие, обсуждавшие какой-то вопрос, замолчали и посмотрели на Артёма равнодушными взглядами, при этом не сказав ни слова - захочет, так сам скажет. Артём присел за импровизированный стол, ещё не так давно являвшийся здоровенным ящиком, обратив внимание на то, что в нарушение всех правил на нём стоят кружки с налитым в них чем-то алкоголесодержащим.
- Борщ горючки не напасётся, - продолжил прерванный разговор Бормоглот. - Броневики жрут ого-го сколько, а вы их только что в булочную не гоняете.
- Вопрос горючки от господина Борщевского является исключительно его проблемой, и к нам отношения не имеет, - лукаво ухмыльнулся Удальцов. - Наш отряд в ней не нуждается. И ты даже приблизительно не представляешь, какой энергоресурс у источников питания наших машин. Могу тебя заверить, что в ближайшее время дозарядка им точно не понадобится.
- Так какие наши дальнейшие планы? - поинтересовался Матрас, что-то тщательно пережёвывая. - В какую жопу на этот раз полезем?
- В большую, - иронично парировал Удальцов. - В самую большую, какую можно найти в этих краях. И я уверен, что мы будем первыми, кто побывает там за последние несколько десятилетий. Догадываетесь, о чём я говорю?
- Знаю я одно такое место, - помрачнел Бормоглот. - Неужто мертвячий город?
- Точно так. Город-легенда, город-призрак, под названием Вилёвск, хотя на картах этой местности его не найти, - с безумным блеском в глазах ответил Удальцов. - И поверьте мне, у нас теперь есть что предложить его жителям.
Он встал из-за стола и слегка пошатывающейся походкой направился к штабелю из нескольких длинных ящиков. Поковырялся с замком верхнего, открыл его и представил содержимое остальным.
- Энергетическая винтовка, - плотоядно усмехнулся Удальцов, уперев приклад странного вида громоздкого ружья себе в бедро. - ВЭ210ххСК в количестве шести экземпляров, с восемьдесят второго по восемьдесят седьмой. Вещь древняя, раритетная, легендарная для узкого круга посвящённых, и настолько же неизвестная широким массам. Можно даже сказать, что пошла в серию, но... не судьба, не судьба. Я мог бы долго рассказывать о том, что она может, и каких дел ей можно наворотить, но это как раз тот случай, когда лучше один раз показать, что я и планирую сделать завтра утром. И пусть таких стволов, как видите, у нас здесь шесть штук, меня вполне устроит, если хотя бы три из них окажутся исправными. И главное в том, что я знаю, как заставить их работать. Поверьте мне, вам понравится, и завтрашний день вы запомните надолго.
- Твою ж мать, - только и сумел выдавить из себя Матрас.
Идея отправиться в Мёртвый город ему очень не понравилась, вот только мнение его, по традиции, никому не было интересно.
Глава 6.
- Ну что, мусик, готов гусик?
Борщевский с суровым видом склонился над столом, за которым восседали Кузя и Гусь. Хотя сказать, что восседали оба, было бы некорректно: Гусь, скорее, на столе возлегал, уткнувшись лицом в пустую тарелку.
- Гусик готов, - промычал сам обладатель имени, - Напрочь. В хлам.
- О, Борщ, - обернулся в сторону Борщевского снулым взглядом Кузя, - а мы тут того... этого...
- Что-то отмечаете? Но это не важно... Зачем Гуся споил, изверг? - взревел Борщевский.
- Филиппыч, ну ты чего? - ошеломлённо выдавил из себя Кузя. - Мы не отмечаем, а принимаем лечебные процедуры.
- Это которые полезные в малых дозах в любых количествах? - по виду Кузи Борщевский сделал вывод, что тот умудрился где-то нашкодить, но, судя по всему, по мелочи, иначе бегали бы все вокруг как ошпаренные.
- Типа, да, - потупил глаза тот. - Не, а что мне делать было-то?
- Рассказывай, что учудил? - Борщевский сделал вид, что успокоился, и присел за стол. - У тебя же на лице написано, что спорол ерунду, а признаваться боишься.
- "Лампочку Ильича" он... ик... расколотил, - прогундел Гусь, обессиленный "лечебным" мероприятием.
- Гусь, падла, - прошипел Кузя, - зачем палишь-то раньше времени?
- Ну-ка, ну-ка, - лицо Борщевского приобрело заинтересованное выражение. - Лампочку, говоришь? Ильича, говоришь? А поведай-ка мне, что навело тебя на мысль о необходимости подобного метода лечения после этого, не скрою, столь неприятного происшествия?
- Да ты же сам знаешь, какой мощности излучение она выдаёт в процессе работы, - горячо и с энтузиазмом принялся убеждать Борща Кузя, - а реагент...
- Сергей.... Сирожа, твою налево, - позвал нового бармена Борщевский, перебив Кузю, попутно тыча пальцем в его сторону, - запомни это лицо, Сирожа. И когда он в следующий раз закажет у тебя что-то спиртосодержащее, надлежит тебе ему в этом требовании отказать. Для данного человека объявляется период принудительной трезвости. А если он, в силу каких-то причин, об этом разговоре забудет, звони мне. Я ему тогда память лично освежу.
- Филлипыч, хорош уже, - ошеломлённо выдавил из себя Кузя. - За что? За лампочку, что ли?
- Нет, Кузь, не за лампочку. - Борщевский полез в карман за сигаретами, - за отмазки твои левые и обман руководства. Я этих ламп в молодости лично две штуки разбил, и комп у меня по поводу излучения ни разу не пискнул. И проектная документация по ним в архиве лежит, мной, после того случая, тщательно прочитанная, если что. И догадайся сам, почему они хранятся в обычных, а не освинцованных ящиках. Так что ты теперь эти сказки про радиоактивный реагент молодняку рассказывай. Может, молодые этими байками проникнутся и тебе нальют, а в столовке для тебя теперь сухой закон.
- Вот уж ни за что не подумал бы, что еврей может быть таким фашистом, - выдавил из себя опечаленный Кузя.
- Заканчивай с национальным вопросом, - отшутился Борщевский, - а то помимо сухого закона устрою тебе ещё и диету. Мацу, если что, повар готовить умеет, я проверял. Вот и будешь её одну трескать, для общего оздоровления тела и духа, так сказать. А буде не уймёшься, отправлю к Витальичу на предмет обрезания. Будет старику потеха, а то он последнее время смуреть со своим новым старым друганом уже начал.
- Гусь, а Гусь, - обратился Кузя к собутыльнику в поисках поддержки, - вот скажи, за что он со мной так, а? Что я ему сделал-то такого?
- Ыыыы, - выдавил из себя Гусь, и, неожиданно для себя самого обретя в мышцах мягкость, гибкость и инертность моллюска, сполз под стол.
- Похмелить его не забудь, лекарь хренов, - напутствовал новоиспечённого трезвенника Борщевский, направляясь к выходу из столовки.
В курилке у её дверей он обнаружил трёх механиков, один из которых горячо рассказывал что-то двум другим. Вроде бы речь шла о каких-то особенностях двигателей бронемашин удальцовского отряда, но заметив Борща, рассказчик тему свернул и завёл речь о каких-то пустяках. Полюбовавшись некоторое время нагонявшим тоску пасмурным весенним пейзажем Базы, Борщевский вызвал по рации Витальича, уведомил того о предстоящей работе, и предложил ему проследовать к лаборатории с дезактивационным комплектом.
Насчёт безвредности реагента, содержавшегося в "лампочках Ильича", он слукавил: хоть тот в своём неактивном состоянии и не фонил, но всё равно при этом являлся штукой неприятной и, вдобавок, летучей. Соваться без кислородной системы с замкнутым контуром в помещение, в воздухе которого содержалось это соединение, означало гарантированно заполучить недобрый кашель минимум на день, а Борщевский этого не хотел. Контур мог и не понадобиться, если у Кузи хватило мозгов запустить перед своим уходом вентиляцию на вытяг, но Борщ привык быть готовым ко всему. Подойдя к зданию, в подвале которого находилось недоразумение, именовавшееся аборигенами как "лаборатория по раскурочиванию всякой фигни", он снова полез за сигаретой, с неудовольствием отметив про себя, что курить стал чаще. Витальича ещё не было, заняться было нечем.
"Лампочки" Борщевскому подогнала одна из научных экспедиций, ковырявшаяся несколько лет назад в каком-то традиционно заброшенном заведении, в котором прежде занимались различными недобрыми биотехнологиями, отдалённо носившими медицинский характер. Их руководитель, а именно - небезызвестный Тенёв, тогда заявил, что почивший в бозе персонал той богадельни с клятвой Гиппократа не то что не был знаком, но, скорее всего, и представления о ней не имел вовсе. О требованиях безопасности при обращении с особо опасными веществами и предметами персонал той лаборатории то ли забыл, то ли на них забил, на чём в результате и погорел. "Лампочки", по его словам, были там одним из самых безобидных расходных материалов, не шедшим ни в какое сравнение хотя бы с обнаруженной там же комнатой, стены которой был закрыты свинцовыми щитами, а толщина смотрового окна предполагала, что житель этого аквариума силушкой обижен не будет, да и неволе вряд ли обрадуется. Об остальном инструментарии Тенёв рассказывать не пожелал, заметив только, что это как раз тот случай, когда лучше не знать, тем более, что всё это безобразие уже упаковано и готовится к отправке на Большую землю. Борщевский, настороженно косясь на небольшой, но выглядевший массивным чемоданчик из толстого железа в руках у Тенёва, ему почему-то верил: судя по тому, что учёный, вернувшись с выхода, таскал этот чемодан с собой практически неотрывно, содержалось там либо что-то опасное, либо что-то крайне ценное, но скорее всего, и то, и другое. Уже тогда Борщевский твёрдо полагал, что подобные предметы добра с собой не несут, и чем они дальше находятся, тем жизнь спокойнее. Будто прочитав мысли Борща, Тенёв со своим отрядом укатил в тот же день, скинув перед отъездом координаты склада с "лампочками" и подробным их описанием. Через несколько дней складские полки Первой Базы пополнились несколькими ящиками с означенным выше предметом, а сам Борщевский засел за предоставленное описание устройства.
Об истинном их предназначении оставалось только догадываться (эту часть документации Тенёв отказался давать категорически), но вот возможности их использования вырисовывались богатые: местная фауна, как и всё живое, сильной радиации не любила, старательно избегая мест с сильным загрязнением. Борщевский, как и все прочие, об этой её особенности знал, и установка прожекторов с "лампочками" на обоих входах территории Базы в качестве средства защиты и предупреждения было первым, что пришло ему на ум. Впрочем, включать "лампочки" предполагалось лишь по особым "праздникам": энергии они жрали море, да и окружающий радиационный фон поднимать всё же не дело. Перспектива получить на подходах к Базе радиоактивную пустошь тоже особой эстетикой не блистала.
За углом соседнего здания раздался скрип, и из-за него вывернул Витальич, толкавший перед собой ржавую тачку с лежащими в ней дыхательными комплектами и прочими причиндалами.
- Хреновый из тебя воспитатель, Филлипыч, - произнёс вместо приветствия Витальич. - В случае кого-то другого это, может, и сработало бы, но не с Кузей.
- Когда он только растрепать успел? - изумился Борщевский. - Пятнадцати минут ещё не прошло. И с чего ты решил, что он у нас настолько уникальный?
- Плохие вести, сам знаешь, разносятся быстро. Про его уникальность ты сам в курсе: он сейчас, для начала, малость потерпит в надежде на то, что всё само рассосётся, а затем, когда до него дойдёт, что это надолго, соберёт самогонный аппарат и начнёт гнать пойло из всего того дерьма, которое произрастает в окрестностях. И хорошо, если он не загремит ко мне в пациенты после первой же дегустации.
- Н-да, тут ты прав, - задумчиво почесал затылок Борщ. - А чем его ещё учить надо было? Денег у него хватает, да и не сторонник я резать премии. В выходы его гонять... Так его, скорее наоборот, от них удерживать надо, а у нас тут всё же не концлагерь. Сортиры мыть и полы драить его не заставишь - пошлёт, невзирая на должности и звания.
- Я тебе даже больше скажу, - в голосе медика появилась таинственность. - Такое скажу, что лучше ты Серёге прямо сейчас по рации отдай приказ о том, чтобы считать твоё предыдущее указание по поводу Кузи недействительным. А если Кузя ещё в столовке, так пусть ему Сирожа нальёт твоих предварительных извинений. С основными извинениями ты к нему потом сам придёшь после того, как его лабу проверим.
- Раскомандовался он тут, понимаешь ли, - буркнул Борщ. - Откуда это у тебя такая уверенность? - с недоверчивостью поинтересовался он у Витальича.
- Оттуда, что разбитую "лампочку" я ему лично помогал со склада брать. Он как броневики новые увидал, так захотел их немного модернизировать, установив на них что-то вроде мигалки, но с таким вот экстраординарным осветителем. И преподнести он тебе хотел рабочий результат как сюрприз. А наврал он наверняка лишь для того, чтобы этот сюрприз пока остался в тайне. Видел я его выкладки - вполне может получиться.
- Конспираторы хреновы. Я вам что, баба, чтобы мне сюрпризы делать? И потом, где он столько энергии возьмёт на эту мигалку? - с недоверием хмыкнул Борщевский. - Генератор у бэтра только сожжёт первым же запуском.
- Вот про это не скажу, но вроде как речь шла о запитывании этого дела от какой-то артефактной спайки, так что думай сам. Мне вот, лично, на результат посмотреть было бы интересно. В крайнем случае, будет феерверк, - ухмыльнувшись, добавил врач, - С какой-то стороны, если подумать, это тоже приятно: салютов у нас тут отродясь не устраивали.
Борщевский задумался, нахмурился и полез за рацией, попутно, в который раз уже, размышляя о том, что недостаток информации с большой долей вероятности приводит к неверным управленческим решениям, бьющим по всем участникам рабочего процесса. Аргументы Витальича звучали убедительно, а тягу к самодурству Борщ изжил в себе после того, как однажды достаточно серьёзно обжёгся на ней по молодости.
- Если бы я не знал тебя столь долгое время, то предположил бы, что в тебе просыпается диссидент или революционер, - проворчал Борщевский. - Те тоже обычно с защиты прав обиженных начинают под предлогом сферической в вакууме справедливости, а затем постепенно скатываются к попыткам свержения правящего режима.
- Веришь, мне меньше всего хочется быть в нашем скромном гадюшнике главным, - усмехнулся Витальич. - Просто я ленив, а перспективы Кузиных экспериментов на ниве самогоноварения основной своей массой ведут его прямиком ко мне на операционный стол. И хорошо, если только его - дегустаторов у нас тут предостаточно. Пусть уж лучше что-то проверенное жрут. Но какая валерьяночка у северного забора уродилась... - врач резко перепрыгнул на другую тему.
В лаборатории у Кузи ожидаемо царило то, что принято именовать творческим беспорядком. Все столы были завалены разнообразным научным скарбом, но к чести хозяина помещения Борщ отметил, что присутствия пыли не наблюдается, а углы выметены. На одном из столов лежала разбитая "лампочка", рядом с ней стояли две фарфоровых кружки с отбитыми ручками, пепельница с горой окурков и две бутыли: одна, литровая, с невнятного цвета мутной жидкостью, отдающей в зелень, другая же, тёмного стекла, имела на себе этикетку с гордой надписью Absinth. Обе были наполовину пусты.
- Кажется я знаю, чем был вызван всплеск фантазии нашего сайнс-фрика, - прошипел Борщ из под маски, к которой была присоединена система подачи кислорода. - Эстет хренов, гурман доморощенный. Даже догадываюсь, где он этим благородным пойлом разжился. Точно в броневике чухонском под шумок подрезал, больше неоткуда.
- Тут семи пядей во лбу быть не обязательно, - просипел снаряжённый аналогичным образом Витальич. - С фантазией у него полный порядок. Сдаётся мне, что его перспективы в качестве самогоноварителя я недооценил - даже предположить боюсь, чего ещё такого он намешал в свой коктейль. В столовой у них, скорее всего, уже продолжение было, но может, и наоборот, решили водочкой подлечиться после этого вот зелья. Маски, кстати, можно снимать - вроде бы, всё уже выветрилось.
В нос ударила смесь табачных окурков, несвежего алкоголя и запаха, отдалённо напоминающего ацетон. Борща передёрнуло: как можно в подобной атмосфере работать без противогаза, ему было непонятно.
- А Кузе ведь действительно свойственна некоторая оригинальность, - Витальич подошёл к холодильнику со стеклянной дверью и принялся рассматривать его содержимое. - Каждый артефакт в своём контейнере, но вот спаечку он и вовсе в "пустышку" поместить додумался. Знает ведь, с чем шутить не стоит.
То, что ещё не так давно было несколькими артефактами, теперь являло собой некую переливающуюся массу, как будто пытавшуюся отрастить щупальца, однако получалось это у спайки плохо: то ли "пустышка" мешала, а может, оно изначально должно было быть именно так. Понять, какие артефакты Кузя пустил на спайку, возможным не представлялось - получившаяся в результате амёба не несла в себе ни одной знакомой черты.
- Я бы тех, кто с этим инноватором его зелье дегустировал, поместил бы на денёк к себе в лазарет, и чем скорее, тем лучше, пока они с этого ерша чудить не начали. У меня им, если что и грозит, так только порция ночных кошмаров, а так поди угадай, куда их понесёт.
Борщевский хоть и нехотя, но в очередной раз с Витальичем согласился и снова полез за рацией.
- Так, а вот за это его надо пороть. Но тайно, чтобы никто не увидел, иначе ему после этого жизни не будет, - донёсся голос ушедшего в соседнее помещение врача. Борщевский, которого Сирожа уведомил о том, что оба горе-дегустатора спят мертвецким сном, выдал порцию новых указаний и отправился за Витальичем.
В лабораторном "аквариуме" находился всего один объект, но если бы у Борщевского спросили, чего бы он категорически не хотел видеть у себя на Базе, то этот предмет наверняка занял одно из самых первых мест. Кукла человеческого роста, с женскими чертами, длинными тёмными волосами, одетая в непонятно где раздобытое Кузей платье, стояла посреди "аквариума", одним своим наличием внося в окружение сюрреалистичность. Борщевскому даже подумалось, что её создатели пытались отобразить идеал женской красоты, но дальше создания оболочки дело у них, по понятным причинам, не пошло.
- Погоди-ка, а это ведь не то, о чём мы оба подумали, - насторожился Витальич. - Те выглядят иначе, да и Кузя у нас хоть и псих, но не дурак. Тут что-то другое.
О том, что поначалу имел в виду Витальич, Борщевский был наслышан от одной из научных групп, вляпавшихся в нехорошую историю с подобными объектами в Припяти, и видел на фотографиях, сделанных ей же. Насколько эти рассказы соответствовали действительности, было неизвестно, но магазин женской одежды, где группа обнаружила несколько манекенов, с той поры обходили стороной даже те безумцы, у которых хватало смелости и дурости лезть в проклятый город. Хуже всего было то, что природа и степень опасности манекенов так и осталась невыясненной: покидала столь неудачно выбранное для ночлега место группа только что не в панике, однако в логах их компов не обнаружилось ничего такого, что могло бы указывать на угрозу их жизням. Может, проблема на самом деле была вовсе не в манекенах, а в самом месте, где они стояли, но желающих проверять это на собственной шкуре, по понятным причинам, не находилось. Тем более странной выглядела мысль о том, что Кузя умудрился каким-то образом разжиться подобным предметом для каких-то своих сумасбродных целей.
- А ведь я знаю, что это за кукла, - несколько отстранённо сказал Витальич. - Не из Припяти она. Слишком уж красива, у нас так делать не умели и не умеют. Кузенька-то у нас буржуй, где только денег на такую достал. И примерно представляю, сколько денег угрохал на то, чтобы её из-за бугра притянуть и на Аномальные протащить, хотя он же у нас талант...
- Сдаётся мне, что всё проще, - скептически произнёс Борщ. - На безбабье ещё и не таких глупостей наворотить можно. Крышей наш Кузенька поехал, не иначе, в фетишисты заделался. До "белки" допился, интеллигент несчастный.
Женский вопрос на Базе занимал по злободневности третье место, сразу же после вопросов всего происходящего на Аномальных и способов снятия стресса. С женским обществом на Первой было беспросветно глухо по причине отсутствия женского пола как такового. Некоторые остряки хоть и вспоминали порой морское поверье про женщину на корабле, однако от вечеринок, организуемых нелегальными перекупщиками артефактов на Большой земле, редко когда отказывались. Сталкеры, выходя за пределы Аномальных, отрывались на полную катушку, навёрстывая упущенные удовольствия. Борщ на это закрывал глаза: мужиков он понимал прекрасно, да и всплески гормонального фона крепкой мужской дружбе в коллективе не способствовали. Некоторое время в народе витала даже мысль об открытии филиала одного из публичных домов прямо на Базе, но Борщевский в категорической форме высказался против - всё же какое-никакое, а научное учреждение, пусть за долгие годы и выродившееся непонятно во что. Мол, за Кордоном, где вы сами за себя в ответе, чудите сколько влезет, но не тут. "Бардак начинается с бардака", - резюмировал он, тем самым поставив крест на порнографических мечтах некоторых граждан.
Кузе же, как человеку, пусть и сильно пьющему на почве своей тонкой душевной организации, но всё же имевшему происхождение из интеллигентной семьи, сама идея о продажном сексе была противна. Борщевский помнил рассказы про то, что тому не раз предлагали "прогуляться до девочек", но каждый раз Кузя строил козью морду и начинал толкать речи о высокой морали. На вопросы же о сочетании высокой морали с пьянством он задвигал ещё более заумные сентенции, в которых окружающим была понятна от силы лишь половина слов. В результате Кузю чуть было не заклеймили девственником (клеймо зануды к нему прилипло чуть ли не с его прибытия на Базу), а все его вылазки - сублимацией на почве сексуальной неудовлетворённости. Кузя плевался, крыл окружающих научными терминами биологического характера, но взятого курса придерживался твёрдо. Теперь же выходило, что либо он скатился до сексуальных извращений, либо же замутил нечто из рук вон выходящее и простым умам недоступное, более того - потенциально опасное. Оба варианта Борщевского не радовали - непонятности и извращенцев он не любил в равной степени. Оставался ещё вариант сдвига по фазе, объяснявший многое, но выглядел он не намного радостнее предыдущих.
- Короче, как проспится, веди его ко мне, - обратился Борщ к Витальичу. - Берлогу эту ставим на печать, а там уже разберёмся. Кто будет спрашивать - говори, что не до конца провели дезактивацию, якобы он тут не только "лампочку" грохнул. Сдаётся мне, что не всё здесь так просто.
- А ведь она красивая, - Витальич зачарованно смотрел на куклу. - Знаешь, есть у меня одна теория...
- Ещё один выискался, - перебил его Борщевский, - У меня потом расскажешь, а то занесёт кого лихим ветром, брёху потом не оберёмся.
***
- Борис, почему ты не хочешь предположить, что Кузе просто свойственна тяга к прекрасному, пусть и в такой странной форме?
Витальич чаёвничал в кабинете у Борщевского, поскольку других дел у него не было, а тот, кто мог дать им ответ на трепещущий вопрос, по-прежнему спал в лазарете мертвецким сном, от греха подальше привязанный к кровати. Сам же хозяин кабинета, с важным видом и отображением на лице тяжких дум, разрывался между желанием достать из бара коньяку, плюнув на всё, и жаждой узнать Кузин секрет от него самого. Но для подобных расспросов была необходима трезвость ума, которой коньяк категорически не способствовал.
- Да потому что так не бывает, - произнёс-таки наконец Борщ. - Не, я всё понимаю, что Кузя - не Аполлон, что бабищи в том приграничном бардаке страшные, как моя жизнь, да и вообще жизнь у нас тут не сахар, но почему ни ты, ни я, да и вообще никто на Базе подобные инсталляции не.... - Борщевский задумался, пытаясь подобрать подходящее слово - ...инсталлирует? Я ни разу, подчёркиваю, ни разу не слышал о том, чтобы здесь находили резиновых баб, не говоря уж о том, чтобы их сюда протаскивали и использовали по прямому назначению. Даже забугры, уж на что у них в этом вопросе нет комплексов, до такого не додумались. Ан нет, нашёлся у нас один талант, всех переплюнул. Что мне теперь с ним делать прикажешь?
- Для начала расспросить, - предложил ему Витальич, - а уже потом делать выводы. И ещё можно по парочке пропустить. Для стимуляции кровообращения, так сказать, и улучшения мыслительного процесса. Это я тебе как медик говорю.
- С куревом, для начала, завязывать надо, - проворчал Борщевский. - А, леший с тобой.
Борщевский встал из-за стола и направился к бару. Коньячного вопроса больше не стояло.
- Излагай, что там у тебя за теория была, - обратился он к Витальичу после первой.
Витальич закурил, пустил дым в потолок и задумался. Молчал он так, собираясь с мыслями, несколько минут, и Борщевскому начало казаться, что его вопрос услышан не был.
- Странным выглядит то, - наконец начал врач, - что кукла стоит в "аквариуме", который закрыт на два замка, но при этом не зашторен. Была бы она у Кузи игрушкой для секс-утех, то логичнее было бы предположить её нахождение у него в спальне либо в кровати, либо же вообще спрятанной от чужих глаз в шкафу. И это было бы... правильнее что ли, и даже удобнее для нас и для него. По крайней мере, объяснить это было бы куда проще.
- Кстати, с "манекенами" была ещё одна непонятка, - вспомнил Борщевский. - Кто-то говорил про магазин женской одежды, но кто-то утверждал, что стоят они в ателье, располагавшемся в одном из тамошних комплексов бытового обслуживания. Но все, кто их видел, сходились в одном: вид у них как у новеньких, а ведь полвека прошло. Да и вообще про вид говорили, будто бы он у них скорее от восковых фигур - слишком уж живыми выглядят, как и эта, которая тут у нас. И следов, что кто-то по ним в стрельбе упражнялся, заметно не было, но тут и думать нечего - в тех краях лишних патронов не бывает. Короче, ни до чего дельного мы с тобой не додумаемся. Кто там у тебя сейчас за ним приглядывает?
- Михалыч, кто ж ещё, - с лёгким недовольством в голосе ответил Витальич. - Кстати, как он тебе?
- Один врач на Базе хорошо, а два - уже медсанчасть, - отшутился Борщ. - Я так понял, что вы с ним уже давно знакомы?
- Что есть, то есть, - выдохнул медик. - Он мне тут такого нарассказывал... кстати, а Димон-то наш, по ходу, про Трёху не соврал. Лаборант год назад до того, как на неё вернуться, кое-где от души порезвился, только это потом особо не афишировали. Михалыча тогда чудом пронесло, потом его Удальцову на перевалочную подбросили к этому Якушеву, а теперь вот он у нас осел. Нормальный специалист, особенно для наших условий.
- Раз он такой спец, что ж тогда Удальцов его с собой на выход не забрал? - поинтересовался Борщевский. - Я не к тому, что сомневаюсь в его профессиональных качествах, но лишний медик в команде - это сам знаешь.
- Так он же не с удальцовскими работал, а на перевалочной. Её вообще через одно место создавали, если я правильно понял. Вроде как укомплектовали её теми, кого Аномальные ужалили, но зачем и почему, науке ответ на этот вопрос неизвестен. Удальцова при этом даже не спрашивали, да и сама перевалочная хоть и находилась отчасти в его ведении, но ему непосредственно не подчинялась. А вот свою команду он уже подбирал лично, так что, может, в этом причина и кроется: Михалыч хоть и хороший спец, но не с ним. Удальцов же рассказывал, что они его по пути сюда подобрали как выжившего.
- Помню, помню, - Борщевский задумчиво почесал переносицу. - А ты, конечно же, старого знакомого решил спротежировать и, пользуясь случаем, пропихнуть на тёплое место. Кстати, а ведь и правда странно: Якушева этого, который на перевалочной главным был, Удальцов к себе забрал без лишних разговоров, прямо тут оформил. Чем-то твой Михалыч ему не угодил, не иначе. В принципе, я не против, если он чудить не станет.
- Чудит он не больше, чем остальные.
- Ага, знаю я этих остальных, - проворчал Борщ. - Одни на выходах непонятными экспериментальными снарядами шарашат, другие лампы бьют, кукл человеческого роста в аквариум ставят, а затем ужираются ершом из абсента и самогона. И ведь он со мной, гад, не поделился, что характерно.
- Куклой? - усмехнулся Витальич.
- Абсентом, юморист, - состроил обиженное лицо Борщевский. - Я, может, абсента в жизни не пробовал. Не то, чтобы этого хотелось, но интересно же.
- Так забрал бы бутылку с собой, делов-то, - ухмыльнувшись, предложил решение врач. - Ты у нас главный, номинально тебе тут всё можно. Куклу, кстати, тоже.
- Иди ты, знаешь куда? Знаю я эти шуточки со слабительным. Ещё неизвестно, абсент ли в ней, или уже что-то другое, а меня мама в детстве учила не тянуть в рот разную гадость, особенно непонятного происхождения.
Накатили ещё по одной, попутно заведя диспут о холодной весне, а также методах профилактики и борьбы с простудами. Поудивлялись тому, что даже при герметичности дверей откуда-то всё равно берутся сквозняки. Договорились до того, что за долгие годы на Базе сформировалось хоть и маленькое, но государство, причём с зачатками экономики, и до суверенитета ему, якобы, осталось всего несколько шагов. Тут же разнесли эту концепцию в пух и прах, поскольку при зависимости Базы от конвоев с Большой земли, привозящих продовольствие и горючку, а также тонкостях прохода и проезда через Периметр, ни о каком суверенитете речи и быть не может - в лучшем случае самоокупаемость. Борщевский посетовал, что скоро опять надо будет провожатых отправлять на Кордон как раз за одной такой колонной, а какую машину на этот выход ставить, он без понятия. То есть, можно одну из старых, но у них с герметичностью корпуса полный швах, а можно и новую, но тогда возникает риск её задержания на Кордоне, случись по поводу оной претензия от предыдущих владельцев. И опять же: по словам механиков, у забугорных броневиков в техническом плане всё в порядке, но только вот Кузю эти машины почему-то засмущали. Вроде как фон непонятной природы от них шёл, а большего Борщ из обрушившегося на него шквала научной терминологии, извергнутого злосчастным Кузьмичёвым, выудить не смог.
- Звони-ка ты, Витальич, в свои хоромы, - заявил Борщевский вальяжным голосом. - Нефиг нашему ботаноиду там дрыхнуть почём зря, когда тут его начальство заждалось. Потом отоспится, после аудиенции.
- Слово "аудиенция" в твоём исполнении крайне созвучно со словом "экзекуция", - прокомментировал Витальич, пододвигая телефонный аппарат к себе поближе.
- Это уже как получится, - раззадорился Борщ. - Посмотрим, что он нам тут про свою научную деятельность и эксперименты на кошках наплетёт.
Михалыч на том конце провода трубку поднял не сразу. Витальичу показалось, что голос коллеги звучит как-то уж слишком устало, но это он списал на весьма вероятную переутомлённость - последние деньки у того выдались нелёгкими. В подробности вдаваться не стал, просто передал тому пожелания Борщевского касательно Кузи. Михалыч вяло ответил, что уже идёт его будить.
- Ерунда какая-то, - мрачно сказал Витальич, повесив трубку. - Как будто не с ним разговаривал, а с кем-то другим. Голос вроде его, но в то же время не его.
- Что конкретно не так с его голосом? - насторожился Борщ.
- Усталый он какой-то, и слишком серый.
- Это ты меня так в шутку напугать пытаешься? Себя на его месте представь, а он ведь, как и мы, уже давно не мальчик. Отоспится, а там, глядишь, и веселее станет.
Того, что произошло затем, не ожидали оба. Через некоторое время вечерняя тишина здания была разорвана грохотом сапог в коридоре - кто-то явно куда-то и зачем-то спешил. Дверь кабинета администратора Базы содрогнулась: неизвестный визитёр начал ломиться в неё настолько самозабвенно, что упустил из виду то, в какую сторону она открывается. На лице Витальича отразилось недоумение, а Борщевский только и успел гаркнуть что-то вроде "...В другую сторону", дополнив коротким, но ёмким словом, характеризовавшим уровень умственного развития посетителя.
На пороге возник запыхавшийся Кузя с лучащимися страхом глазами. Пока Витальич пытался хоть немного оценить ситуацию, Кузьмичёв рванул под стол, а в руке Борщевского непонятно откуда появился обрез охотничьей двустволки, направленный в сторону дверного проёма. В помещении стало тихо, и только лишь Кузя скулил где-то под столом. Из коридора подозрительных звуков также не доносилось, но каждый из присутствующих в комнате осознавал, что это всего лишь вопрос ближайшего времени.
- Кузя, ты чего нервный такой? - максимально спокойно поинтересовался Борщевский у научника. - Чёрного сталкера встретил?
- Ыыыы...ммммм, - взвыл тот, и стол заходил ходуном от заколотившей его дрожи. Кузя явно был чем-то серьёзно напуган, и это Борща не радовало - зная, куда тот лазил на Аномальных, было сложно представить то, что могло привести его в такое состояние. На столе появился ещё один обрез.
- Тихо вы оба, - шикнул на них Витальич.
Из коридора донёсся еле слышный звук - кто-то шёл в сторону борщёва кабинета медленной шаркающей походкой. Кузю затрясло ещё сильнее. Шаги приближались и Борщевскому подумалось, что происходящее уже совсем выходит за рамки - люди так не ходят, а порождениям Аномальных вход на Базу был заказан в любое время дня и ночи.
- Ммм...мммм, - донеслось из под стола.
- Да заткнись ты! - рявкнул Борщевский на Кузю, и от этого стол задёргался ещё сильнее.
- Михалыч, ты совсем с катушек слетел? - обратился Витальич к появившейся в дверном проёме фигуре. - Вот грохнули бы тебя сейчас...
Лицо Михалыча сочилось чёрной жидкостью, стекавшей по его одежде вниз, к его ногам. Кожа имела неестественно бледный цвет, глаза же человеческими назвать не поворачивался язык: на присутствующих в комнате таращились два полностью чёрно-бордовых ока, в которых не различались ни зрачки, ни радужки. Михалыч пошатывался, но опираться о дверной косяк не спешил. Первой мыслью Витальича почему-то было, что Кузя, не разобравшись по пробуждении, сделал с медиком что-то, чего делать не стоило, а затем, испугавшись содеянного, побежал сюда каяться.
Залпом обоих стволов ухнула "смерть председателя". Рабочий стол Борщевского подпрыгнул, и оттуда вновь донёсся скулёж, но уже не от страха, а от боли - прятавшийся там Кузя приложился затылком явно сильнее, чем следовало. Фигуру ударило о дверь и вышвырнуло в коридор. Помещение заполнилось запахом пороха.
- Какой тебе это Михалыч? - мрачно прозвучал голос Борща. - Ты зёнки его видел? Не бывает у людей таких глаз. Кого ты на Базу вписать собирался-то?
Фигура неподвижно валялась в коридоре там, куда её отбросил залп из обоих стволов обреза Борщевского. Чёрная жидкость от полученных ран начала сочиться ещё сильнее, и вокруг уменьшающегося в своих размерах тела уже собиралась приличного размера дымящаяся испарениями лужа. Борщ набрал на телефоне код опасности биологического заражения, и полез в шкаф за противогазами. Базу огласил вой сирен.
- Он что, растворяется? - Борщ смотрел на лежащего, в котором черт того, кто был известен ранее как Михалыч, уже почти не угадывалось.
- Похоже на то, - ошеломлённо произнёс Витальич. - Борис, я тебе честно, вот на чём хочешь поклянусь - вообще не понимаю, что тут происходит.
- А и не надо понимать, - холодно сказал Борщ, - тут всё яснее некуда. У нас пару дней то ли мутант жил, то ли заражённый какой-то экзотикой, а мы его прохлопали. Фейс-контроль у нас ни к чёрту, как выясняется. Кузя, вылезай, всё уже закончилось.
Через несколько минут прибежала пара сталкеров из ночного патруля, уже облачённых в костюмы биологической защиты. Немного позже пришёл комендант, извергавший из себя речи с пророчествами касательно грядущей незавидной судьбы того, кто прервал его комендантий сон, но, узнав, что к чему, пыл поубавил и приступил к осмотру места происшествия. Витальич рванул в свои пенаты за контейнером - страх страхом, а новый и неизвестный образец собрать было необходимо. Борщ тем временем вытащил Кузю из-под стола, усадил на стул, а сам отправился спорить с комендантом: тот, указывая на растекающееся нечто, недавно именовавшееся Михалычем, уже успел заявить, что "это вот" необходимо будет скормить ближайшей же "сковородке" во избежание распространения возможного заражения, Борщевский же был с этим не согласен в корне и желал отправить собранный образец на Большую землю. Витальичу в этом споре поучаствовать не получилось, но к началу "уборки" он всё же успел.
- А я предупреждал, предупреждал, - злорадно, но всё ещё с дрожью в голосе, сказал Кузя, накрытый приступом истерики. - Я букву "М" для чего мычал? А чтобы вы поняли, что он за мной гонится.
- Ну всё, всё, хорош, - принялся успокаивать его Витальич. - Мы немножко облажались, но всё ведь хорошо закончилось.
- Это для вас хорошо - жахнули по нему картечью, и все дела, - не унимался Кузя. - А представьте мне каково было, когда он меня будить пришёл. Я сначала не догнал что к чему, а потом, когда он хрипеть начал, я чуть не обосрался с перепугу и сюда рванул. Борщ, едрёна вошь, - обратился он уже к администратору, - отменяй запрет на стволы внутри периметра, если безопасность обеспечить не можешь.
- Ага, уже всё бросил и побежал, - Борщевский, отвернувшись от Кузи, смотрел на растворяющуюся фигуру и поворачиваться обратно не думал совершенно. - Мне тут только пьяных перестрелок не хватало. Отдыхай.
- Вот был бы у меня с собой ствол... - Кузя попробовал развить начатую мысль, но тут же был жёстко перебит администратором.
- Твою мать, - взревел тот. - Ты же интеллигент, и с мозгами. Неужели непонятно, что это форсмажор? Думаешь, мне сейчас легко от того, что с нами два дня бок о бок жил непонятно кто, а мы о нём ни сном, ни духом? Он, как и все, тоже проходил через рамки и они на него не зазвенели, понимаешь? Ты сейчас тут только что не обоссаный от страха после первой встречи с этим вот непонятно кем сидишь, а представь, сколько ещё таких ребят у нас по Базе может ходить? Подумай о том, что с ним общались люди, знавшие его не один год, и у них не возникло ни малейшего подозрения по поводу, кем он является. Да даже если он был самим собой, то скажи мне, светило науки, что может привести человека в столь экстравагантное состояние?
Кузя, ошеломлённый этой отповедью, вжался в стул и снова начал дрожать. Из коридора потянуло холодом: кто-то из помощников коменданта притащил сосуд Дьюара с жидким азотом. Замороженные остатки "Михалыча" с помощью лопат собирались помощниками коменданта в контейнер для аномальных образцов большого размера, а сам комендант орал кому-то, чтобы прислали ещё двух людей - контейнер сам по себе был штукой нелёгкой, и в загруженном состоянии двоим его тащить было бы затруднительно. В помещении повис туман дезактивационной смеси, убивавшей всю известную заразу.
- Молись, Филлипыч, чтобы это не передавалось по воздуху, - уходя по окончании дезактивационных работ, произнёс комендант.
- Бог давно забыл про это место, - задумчиво ответил Борщ и закрыл подраную, но всё же не пробитую картечью, дверь в кабинет.
Некоторое время все молчали - ждали, пока вентиляция вытянет из комнаты отработавшую дезактивационку, и можно будет снять противогазы. Кузя дрожать перестал, но Витальичу думалось, что достаточно гаркнуть что-то резким голосом, и новый приступ истерики тому будет обеспечен. Борщевский был мрачнее тучи, и думы его явно были тяжёлые.
- А пошло оно всё, - подытожил он, махнув рукой, и достал из стола стеклянную ёмкость. Критически оценил содержимое недовольным взглядом и разлил его по подобранным с пола железным кружкам, улетевшим туда со стола при выстреле.
- Попили чайку, - попробовал пошутить Витальич.
- Молчи, грусть, - вяло ответил Борщ. - Ну-с, у кого какие мысли?
Конструктивных мыслей не было ни у кого. Догадок и предположений была масса, но ни одну из них доказать не было возможным. Борщевский устроил Кузе допрос, но выжать из него больше услышанного ранее не получилось. Самой разумной поначалу считали версию, что в своих странствиях по Аномальным Михалыч подцепил какую-то неизвестную ранее заразу, каковая до сегодняшнего вечера пребывала в инкубационном периоде, а сегодня, в силу опять же неизвестных факторов, решила пробудиться. Версия была удручающе нерадостной: в случае, если заразе было свойственно передаваться воздушно-капельным путём, все присутствующие в комнате был обречены. Но тут слово взял уже захмелевший Витальич и заявил, что ответ на этот вопрос они совершенно спокойно могут получить уже к завтрашнему вечеру, когда после утренней "чистюли" он возьмёт у них анализы крови, хотя... Впрочем, доводить эту мысль до конца он не стал. В административном здании уже объявлен карантин, так что в ближайшие несколько дней выйти за его пределы у всех присутствующих возможности не будет, - нерадостно подытожил Борщевский. Витальич дополнил, что результат им в любом случае станет известен достаточно скоро, только радостнее от этого не стало никому. Обсуждение темы себя исчерпало, оставалось только ждать.
Под самый конец разговора позвонил комендант, и Борщ погрузился в обсуждение с ним подробностей происшествия.
- Ты чего меня видеть-то хотел? - настороженно поинтересовался Кузя, когда Борщевский закончил отдавать все необходимые указания и положил трубку телефона.
- Был я тут у тебя в лаборатории, рыбку интересную в аквариуме видел...
- И как тебе моя рыбка? - заискивающе спросил Кузьмичёв. - Красивая, да?
У Борщевского на лице возникло выражение, с каким обычно смотрят маленькие девочки на больших пауков, а именно неприязнь с брезгливостью. Сомнения в том, что Кузя открыл для себя что-то новое в аспектах сексуальной культуры, стремительно уменьшались.
- Я вот не пойму, - начал заводиться Борщ. - Это у тебя шутки такие, или ты на почве воздержания крышей окончательно поехал? Если второе, то ты учти, мне извращенцы здесь нафиг не нужны. Сегодня куклы, а завтра что, - собачки и свинки? На баб ты деньги тратить не хочешь, а в силиконовый муляж их прорву вгрохать - это в порядке вещей? Откуда ты её вообще взял?
- Ты всё не так понял, - Кузя махнул залпом очередную порцию налитого Борщём пойла и закурил. - Она - моё лекарство от одиночества. Не, ты дослушай, - остановил он собиравшегося перебить его Борщевского, - тут моих личностных аспектов много, но именно благодаря ей я до сих пор вконец не освинел. Помнишь, я тебе рассказывал про разбившийся вертолёт, на котором какие-то иностранцы пытались заброситься сюда по осени? Я потом ещё туда мужиков водил за разным добром, в том числе и научным для моей лаборатории. Вот там-то я её и обнаружил в одном из контейнеров. Сам поначалу удивился, зачем кому-то понадобилось везти такую куклу в наши края, хотел было уже ящик с ней закрыть, но почудилось мне, будто не ящик я закрою, а гроб, и останется она там так лежать, пока ящик не сгниёт, а она в лохмотья не превратится. Глаза у неё пронзительные, как живые, говорящие даже. И почудилось мне, будто она просит меня: не бросай, забери отсюда. Филлипыч, ты же тоже когда-то был ребёнком, наверняка тоже плакал по сломанным игрушкам, так что должен понять, о чём я говорю.
Глаза Кузи горели неестественным блеском. Возможно, сказывалось им выпитое, но у Борщевского появилась смутная уверенность, что эта кукла действительно значит для Кузи больше, нежели он предполагал поначалу.
- Потом уже, как на Базу её приволок, вспомнил, что когда-то натыкался на сайт в интернете, где о таких куклах рассказывалось. Делали их не как устройство для снятия напряжения известного характера, а, скорее, как средство психологической разгрузки для одиноких людей. В Азии, с их перенаселённостью, не каждый может позволить себе семью, а вот любви, пусть и выдуманной, хочется всем. И нужность свою, хоть для кого-то, ощущать человеку тоже надо, пусть и иллюзорную. Но самое главное - всем нам иногда нужно перед кем-то выговориться, только так, чтобы потом от этого не было никаких проблем. Чтобы никто тебе потом не начал читать нравоучений, никто не использовал сказанное тобой против тебя же самого. Просто выговориться, не требуя никаких советов. Как часто один человек может понять всю глубину чувств другого человека? Как часто людям нужно вообще понимать других? Сколько семей распадается тогда, когда весь этот гормональный шторм, который некоторые ошибочно называют любовью, сходит на нет, и вместо него остаётся пустота? Вот тогда-то у людей и меняется отношение к тем, к кому ещё недавно они испытывали якобы высокие чувства, под видом которых скрывался всего лишь инстинкт размножения. Тот, от одной мысли о ком сбивалось дыхание, становится чем-то вроде предмета, которому совершенно всё равно, чем ты там занимался на работе, и что у тебя случилось за день. Ему совершенно безразлично, что ты говоришь, что ты чувствуешь, что там у тебя в душе, потому что ты сам для него являешься таким же предметом. А у предметов нет ни души, ни чувств. И тебе самому становится неинтересно, что он там делает, о чём он думает, да и вообще, как и чем он живёт. Где, в таком случае, разница между живым человеком, которого от тебя тошнит, и куклой? А какова эта разница между Аномальными и Большой землёй? - внезапно сменил он тему. - Здесь я знаю зачем живу, а там? А там, как выяснилось, мне делать нечего. Там у меня никого и ничего нет. Ни интересов, ни целей, ни нужности кому-то. Был бы кому нужен - ещё подумал бы, а так и думать не о чем.
Кузя затушил окурок и достал ещё одну сигарету. Борщевскому, слушая его, думалось, что развёл тот у себя в голове приличный тараканник, и даже не поленился подвести под него логическое обоснование. Вывод напрашивался простой: Кузьмичёв настолько прикипел к Аномальным, что тутошнее своё бытие воспринимает уже не как опасную работу, а как жизнь, где у него есть не просто дом, а Дом, каковым является его лаборатория, и который он, в меру своих сил, пытается благоустроить.
- Что-то я от темы отошёл. Теперь представь, - будто прочитав его мысли, продолжил Кузя, - приходишь ты в пустой дом, работой задолбанный, где тебя никто не ждёт, и хочется тебе выть от одиночества своего проклятого и тоски. Но совершенно другое дело, когда ты видишь, что за столом кто-то сидит как будто в ожидании. Ты думаешь, зачем им делают такие пронзительные глаза? А вот как раз для создания иллюзии, что тебя понимают, что в тебе нуждаются. И уходишь ты от своих проблем в мир этой иллюзии, где всё у тебя на личном фронте хорошо. А может, и не проблемы это вовсе, может так оно и лучше для всех - не каждый способен построить нормальную семью, да и не каждому это надо. Так, хотя бы, ты только свою жизнь гробишь, за собой попутно никого больше не прихватывая.
- Я это за собой не сразу заметил, - тон Кузьмичёва стал более задумчивым. - Сначала просто в шутку нарядил её в защитный костюм, дал ей в руки автомат, и поставил у входа, как если бы она его охраняла. Потом начало мне чудиться, будто ей скучно и страсть как любопытно посмотреть на то, чем я там занимаюсь. Через несколько дней я заметил за собой то, что рассказываю ей происходящее, как если бы она могла слышать и понимать всё то, что я говорю. Потом у меня и сомнения на этот счёт исчезли, уж дюже у неё вид понимающий был. Но главное, исчезло чувство того, что кроме тебя в комнате больше никого нет. Позже я заметил, что оцениваю свои поступки с позиций "А что бы она на это сказала?" и "Что бы она об этом подумала?". И мне это понравилось. Борщевский, ты и не представляешь, насколько же прекрасно, когда опостылевшее одиночество сменяется хотя бы на такую иллюзию, и как становится невыносимо даже от одной мысли о том, что это всё может исчезнуть. Иллюзия нужности хоть кому-то и иллюзия заботы о ком-то. Ты к своему одиночеству привык настолько, что сам его не замечаешь, а может, просто боишься потерять это чувство мнимой самодостаточности. Но каждый из нас живёт для чего-то или хотя бы ради кого-то, и здесь ты со мной не согласиться не можешь. Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я отказывался кататься по закордонным бардакам - не хочу предавать того, кому нужен.
Общая картина Борщу была понятна: всё оказалось совсем не так плохо, как ему думалось ранее. Хуже было бы, если б выяснилось, что всё это является частью какого-то эксперимента, но в сравнении с этим, рассказанное Кузей выглядело детской шалостью, хотя и было до безобразия похоже на шизофрению.
- Ты, Кузь, псих, - резюмировал Борщевский.
- Я знаю, - с довольным видом ответил тот.
- Не скажу, что мне это нравится, но такое объяснение устраивает меня куда больше, нежели иные варианты, - дополнил Борщ. - Ты, главное, её получше от других глаз спрячь, а то, мало ли, мужики могут и не понять. И всё же помни, какой бы живой она тебе не казалась, но таковой она никогда не станет.
Кузя понимающе кивал головой.
- Предлагаю выпить за здоровье, - предложил Витальич. - И моральное, и физическое. Последнее сейчас особенно актуально.
Через некоторое время Витальич проводил зевающего от накатывающегося сна Кузьмичёва обратно в лазарет, где к тому моменту комендантские ребята уже закончили дезактивацию. Глаза Кузи, невзирая на сонливость, лучились счастьем, будто после исповеди. Витальич показал ему тревожную кнопку у изголовья кровати, которую следовало нажимать в случае возникновения внештатной ситуации, и отправился обратно в кабинет администратора Базы. Разговор предстоял нелёгкий: на Базе обнаружился человек с явными признаками психического расстройства, и оставлять это просто так врач не собирался.
- Не жилец, - произнёс он, закрывая дверь в кабинет. - Психи в этих краях на этом свете долго не задерживаются. Может, его за Кордон переправить от греха подальше?
- Думаешь, поедет? - с сомнением посмотрел на него Борщевский. - Я вот что-то не уверен. Даже вспомнить не могу, когда он последний раз туда мотался.
- А ты в приказном порядке, да через вышестоящих, - подал идею врач. - Отдохнёт, развеется. Устроят ему там медэкспертизу, в госпиталь хороший определят, а там, глядишь, смурь эта у него и пройдёт. Ведь на самом деле, выплывет, не ровен час, эта его забава на белый свет, так ему-то ничего не будет, а вот с тебя снимут семь шкур за то, что не доглядел. Фиг бы с этой куклой, но кто знает, как далеко он в своём сумасшествии зайти может?
- Ты мне хотя бы одного нормального тут покажи, для начала, - парировал Борщевский. - Иные нормальные тут и похлеще устраивали. Ну ещё один косяк к списку добавлю, не впервой. Да меня только из-за одного Димона с должности снять должны были на следующий же день, как я его к тебе в медблок ассистентом определил для проверки, попутно на должность "сборщика образцов" официально оформив, а затем ещё и повысив до своего зама. А как тебе тот бедлам, которым является наша столовка? Вопиющее нарушение норм гигиены, но какие альтернативы? За Васеньку, кем бы он там ни стал, взгреть меня должны были ещё год назад. Как за потерю сотрудника, так и за те методы, какими ты его вытащить пробовал, с моего ведома и непосредственного указания, заметь. Это для нас с тобой "собачий хвост" - ценный артефакт и возможное лекарство, а для них это объект высокой степени биологической угрозы. И было бы ошибочным полагать, что тот же Удальцов забудет про мои выкрутасы с компом Гвоздя. Сеня, если что, очень непростым человеком был, а друзья у таких ребят добрыми не бывают - профессия не способствует. Да зачем далеко ходить: благодаря твоему жидкому дружку у нас тут, на секундочку, угроза биологического заражения. И важно не то, что его "прохлопали" рамки, а то, кого в данном случае назначат крайним, если кому-то там наверху приспичит с этим происшествием разбираться. Но всё это, как я понимаю, так себе, мелочи и баловство, а вот резиновая баба в том недоразумении, что у нас лабораторией зовётся, это да - событие апокалиптического значения в планетарном масштабе. Тебе самому с этого не смешно?
- И потом - какие вышестоящие? - продолжил он, откинувшись в кресле. - Это раньше мы были для них чем-то значимым, а сейчас им там наверху до одного места, что у нас тут творится, лишь бы артефакты гнали. Сколько к нам проверок за последний год приезжало? Ни одной. Не едут к нам инспекторы и научные светила. Деньги перечисляют, тут не поспоришь, но это всё лишь для того, чтобы народ не разбежался окончательно и в вольные не подался. Урежь это финансирование, и артефакты придётся выкупать уже по несколько иным ценам у перекупщиков, попутно вбухивая ещё больше денег в Периметр и его охрану, чтобы сталкеры через него не лазили, попутно таща с собой разную заразу, которую и лечить-то непонятно как. Проходили уже это всё. Так что если что и волнует тех, кто там наверху, то это никак не происходящее у нас на Базе.
- Тем более, - не согласился врач, - с нас пылинки надо сдувать, раз желающих сюда ехать нет.
- А как ты думаешь, почему у того же Удальцова в команде не было ни одного человека, для которого этот выход был бы первым? - продолжил гнуть свою линию Борщ. - Почему на перевалочной не было ни одного, кто ранее не был бы как-то связан с Аномальными, хотя она на самом их краю находилась? Смотрим дальше: за прошедший год наша скромная База вообще не приобрела ни одного нового официального постояльца. Даже в обслуживающем персонале. А уж таким специалистам, казалось бы, сюда ехать - вообще самое милое дело, благо, выходы за периметр Базы для них изначально не предусмотрены, а денежку им раньше платили всяко большую, нежели на Большой земле. Вывод напрашивается простой: на те условия, которые они могут предложить, идти не хочет никто. Хорошо они народ год назад разогнали, что до сих пор собрать не могут.
- Это всё неправильно, - недовольно покачал головой Витальич.
- Причём тут правильно, неправильно? - ухмыльнулся Борщевский. - Новая метла метёт по-новому. Нам же просто повезло, и мы плывём в привычном русле. Времена, когда сюда лезли за романтикой и приключениями, давно прошли. С нами, как с опытными людьми, договоры перезаключили на прежних условиях, но я уверен, что для остальных эти условия уже несколько иные. Может, в деньгах обрезали, а может и соцпакет ужали до неприличия. Пока подтвердить не могу, но другого обоснования у меня нет. Так что, я спокоен: хотели бы они кого-то посадить на моё место, то уже давно это сделали. Вспомни, хотя бы, скольких у нас Белая Баба по зиме увела? А ведь уже после первого уведённого можно было предполагать, что одним им она не ограничится. Трёх человек, не последних специалистов, заметь, как корова языком слизнула, но кроме нас, похоже, это больше никого не волнует. Я по-прежнему здесь, а про сменщика и вовсе вопрос не поднимался. И Кузя у нас, хоть и псих, но не мальчик уже, прекрасно понимает, что к чему. Кто знает, может, он и жив-то до сих пор благодаря этой своей особенности? А то, что в куколки играет, так это его личное дело, пока оно во вред не идёт. Ни ему, ни другим. Ты же врач, знаешь же, что нормальным здесь остаться ой как нелегко. Живым остался - уже хорошо.
- И потом, - продолжил Борщ. - Даже если этот кузькин секрет и вскроется, то тому, кто попробует его высмеять, я лично не завидую: Кузя, если что, некоторое время назад вытащил из очень серьёзной передряги Гуся и Камаза. Подробностей не знаю, но вот речь Камаза о том, что теперь Кузю лучше не обижать, помню прекрасно. Гусь у нас тоже хоть и тот ещё гусь, но с Кузькой они сам знаешь, почти не разлей вода. Я даже подозреваю, что Гусик про куклу уже в курсе: после разбитой "лампочки" они лечились оба, то есть, скорее всего, грохнул её Кузька при нём. Ну и не забывай, любители заводить здесь себе врагов на ровном месте уже давно повывелись в силу очевидных причин, и я не заметил, чтобы подобных деятелей народилось новых.
Витальич нехотя признал, что крыть ему нечем. Не то, чтобы Борщевский был настолько убедителен, но предложенный им вариант, при всей своей неправильности, пожалуй, действительно выглядел самым безобидным и оптимальным. В том, что добровольно Кузя на Большую землю не поедет, сомнений у него не было. А недобровольный вариант был чреват непредсказуемыми последствиями, благо Витальич знал, на что могут быть способны психи в этих краях.
- Ладно, засиделись мы что-то, - Борщевский посмотрел на часы. - Пора на боковую. Кому-то завтра анализы делать, а кому-то ещё отчёт ваять по поводу происшествия.
Сон не шёл. Борщевский ворочался с боку на бок на диване в своём кабинете, пытаясь улечься поудобнее. Тяжёлые мысли о дневном происшествии уходить не думали. Пусть версия о возможном заражении и оставалась только одной из версий, но, по причине отсутствия каких-либо доказательств обратного, приходилось считаться и с ней тоже. Впрочем, интуиция подсказывала Борщевскому, что всё гораздо сложнее. Не хуже, но сложнее, и не так легко объяснимо. И, более того, у Борща откуда-то возникла уверенность, что про нечто подобное он уже слышал, причём недавно.
***
У телефона, стоящего в кабинете Борщевского, была одна особенность - он никогда не звонил без дела. И коль скоро аппарату в пять часов утра приспичило разорвать утреннюю тишину своим лязгом, то означать это могло лишь то, что случилось нечто экстраординарное, или же у кого-то на другом конце провода имелось к Борщу неотложное дело, что в принципе было то же самое. Борщевский, невзирая на свой возраст и комплекцию, спрыгнул с дивана подобно молодому солдату, услышавшему команду "подъём", и бросился к аппарату.
- Борис, тут такое дело... Накрылся наш вчерашний образец, - голос Витальича звучал несколько недоумённо.
- Как накрылся? - сон с Борщевского сдуло мигом, и теперь он лихорадочно пытался представить возможные последствия происшествия.
- Сам понять не могу. Вчера контейнер был с начинкой, а сегодня поутру я обнаружил в нём лишь некоторое количество прозрачной жидкости.
- Уже иду, - не дал ему договорить Борщ и повесил трубку.
Витальич, с дымящейся сигаретой в зубах, рассматривал злосчастную ёмкость. Вид у него был потерянный и обескураженный. Но если предыдущим днём на дне контейнера, похожего на стеклянную банку с толстыми стенами, плескалась непонятная субстанция чёрно-бордового цвета, то сегодня в нём наличествовало что-то, очень похожее на обычную воду. Было очевидным, что образец изменил свои свойства, но вот во что - оставалось загадкой. Борщёва интуиция снова возопила о гораздо более простом и в то же время более труднодоступном для понимания объяснении произошедшего.
- А почему мы с тобой решили, что он изменил свои свойства? - спросил он врача. - Он же вчера испарялся. Что, если он просто распался на составляющие и там, в довесок к жидкости, есть ещё и газ?
- Боря, ты гений, - глаза Витальича зажглись огнём. - Я уже настолько привык к тому, что в этом месте простых решений не бывает, что об этом даже не подумал. Сейчас будем подтверждать.
Но в следующий момент весь исследовательский задор сняло с него как рукой.
- Это хорошо, если он распался, - с сомнением произнёс Витальич. - А если он превратился во что-то вроде "холодца"? Кто знает, может, на открытом пространстве эта субстанция просто испаряется, не успевая нанести окружающим предметам вреда, а в замкнутом трансформируется в какую-нибудь гадость?
- Ты, Витальич, параноик, - усмехнулся Борщ. - Мы так долго гадать можем, но к разгадке всё равно ближе не станем.
Витальич заявил, что теперь-то уж можно это всё обдумать неспеша и отправился греть воду. Впрочем, свои соображения по поводу содержимого банки он прерывать не стал, предпочтя высказывать их вслух, попутно громыхая посудой. Заявил он, что, возможно, комендант был не так уж неправ, и что для вящего блага окружающих действительно может быть имеет смысл запулить "михалычевы" остатки в ближайшую огненную аномалию.
- Борис, я конечно могу подключить к банке анализатор, но только под твою ответственность, - врач разливал кипяток в фарфоровые кружки. - Мы ведь вообще ничего не знаем об образце, и если он обладает повадками того же "холодца", то аппарату кранты, а я такое брать на себя не хочу.
Борщевский с выражением задумчивости на лице пил чай. Уверенность, что содержимое банки в своём нынешнем виде не представляет угрозы, только усилилась, но чувства чувствами, а разумная предосторожность никогда не бывает лишней.
- Леший с ним, с анализатором, - махнул Борщ рукой. - Он всё равно старый, его списывать уже пора. Угробится - так угробится. Да и хрен с ним - будет повод новый с Большой земли заказать.
Уже через час Витальич смотрел на монитор, морщил лоб и ворчал о кончине прибора, поскольку результатом анализа был полностью не удовлетворён - техника утверждала, что кроме воды и воздуха, с повышенным содержанием углекислого газа, в банке нет ничего. Какие-либо сложные или необычные соединения в ней отсутствовали напрочь. Борщ вздохнул с облегчением: судя по всему, карантин можно было снимать.
- Витальич, что тебя не устраивает? - улыбнулся он. - Радоваться надо, что там никакой гадости нет.
- Меня не устраивает то, что это всё слишком просто. Органика так чисто и так быстро не распадается, и я скорее поверю в то, что аппарат либо брешет, либо сломался. В общем, предлагаю дождаться возвращения Удальцова. Кто знает, может, он что-то про подобное слышал, а я это явление объяснить пока не могу.
"Удальцов... Явление... - эхом прозвучали слова в голове у Борщевского слова врача. - Ну точно же - осенило его. - Я всё думал, где же я слышал что-то похожее".
- Витальич, а скажи-ка мне, не было ли чего-то странного с Михалычем последнее время? - задумчиво спросил Борщ медика.
- Я не знаю, почему тебе это интересно, - насторожился тот, - но... А ты знаешь, пожалуй было. Какой-то он спокойный был слишком. Я сначала подумал, что он просто замкнулся после того, что у них на перевалочной случилось, а сейчас, как ты спросил, вдруг понял, что это не совсем то. И с ним было как-то... дискомфортно. Неуютно даже. Ты к чему спросил-то?
Борщевский не стал ходить вокруг да около и выложил Витальичу рассказ Удальцова про явления. Особенно он напирал на то, что произошедшее вполне укладывается в описание "Зеркала".
- Вот у нас был человек, на себя не похожий, - рассуждал вслух Борщ, - в присутствии которого возникают нехорошие ощущения. Что с этим человеком случилось на самом деле, не знает никто. И этот человек вдруг взял и растворился, а образец его тканей распался на составляющие элементы. Как тебе версия, что твой покойный друг по случайности вляпался в "Зеркало"?
- Звучит невероятно, но это хоть какое-то объяснение, - согласился врач с высказанной версией. - То есть, после того, как исчез некий стабилизирующий фактор, поддерживавший набор химических элементов в форме человеческого тела, мой покойный друг просто развалился на составляющие? В принципе, такое можно предположить - все необходимые для создания органических соединений элементы в банке наличествовали. Борис, но это же... это же...
Витальич запустил анализатор снова, а сам открыл на компьютере папку с архивом истории обращений за медицинской помощью.
- Филлипыч, - обратился он к Борщу, - говоришь, что явление это у нас хоть штука и редкая, но всё же не уникальная? То есть, если кто-то из наших бродяг рассказывал что-то про встречи с самим собой и бесследно исчезающих товарищах, то это будет наилучшим подтверждением тому, с чем мы вчера столкнулись.
- Коменданта тоже надо дёрнуть, - дополнил сказанное Борщевский. - Точно знаю, что он подобный фольклор собирает. Как там пелось: "Кто ходит в гости по утрам, тот поступает...". Но сначала посмотрим, что нам скажет анализатор.
Прибор в своём мнении остался непреклонен и по-прежнему утверждал, что в банке, кроме необходимых для создания газированной воды компонентов, более нет ничего.
Комендант, невзирая на раннее время, уже не спал. Выслушав рассказ Борщевского и Витальича, он, после небольшого размышления, вспомнил, что про нечто похожее действительно слышал. Причём дополнил подробностью: бронекостюм "испарившегося", по словам очевидцев, был изнутри влажным, а в помещении было тяжело дышать. Случилось это происшествие на какой-то из институтских баз и широкой огласки не получило.
Некоторое время попререкались на предмет снятия карантина. Комендант поначалу настаивал на том, что снимать его на основании домыслов и баек является высшей степенью безрассудства, но тут Витальич вспомнил, что брал у Михалыча анализ крови, как это предписывалось для всех вновь прибывавших на Базу, и был тот анализ чистым и без отклонений.
- Так что, если у него какая зараза и была, - подытожил врач, - то подхватил он её где-то здесь, у нас. Но мы-то тут живём уже не первый год, подобным образом у нас никто не умирал, а он вот и нескольких дней не продержался.
Карантин был снят спустя полчаса, когда убежавший обратно в медблок Витальич позвонил оттуда и сказал, что проба крови, которую он брал у "Михалыча", также превратилась в воду.
- Ну смотри, Борщевский, - недовольным тоном произнёс комендант, - под твою ответственность.
- Как всегда, в общем, - хмыкнул Борщ. - Тут и так всё под моей ответственностью.
***
Сквозь наползший на Базу туман порой проглядывало тёплое весеннее небо. Скамейка в курилке была влажной, но костюм позволял этому досадному обстоятельству не придавать значения. Борщевский курил в одиночестве, размышляя о событиях последних суток: растворившегося Михалыча он толком узнать не успел, и хотя тот произвёл на него благоприятное впечатление, но жалко его Борщу не было. Администратору Базы довелось повидать достаточно смертей и кое-чего похуже, чтобы переживать о ком-то малознакомом, да ещё и человеком не являющимся. Настоящий Михалыч, скорее всего, тоже покинул мир живых - слова Удальцова о том, что после смерти оригинала копия на этом свете долго не задерживается, он помнил прекрасно.
"Витальичу надо бы об это сказать, - подумал Борщ. - Он, небось, думает, что с настоящим-то всё в порядке".
Кузя, после снятия карантина убежавший к себе только что не вприпрыжку, тоже был той ещё занозой в мыслях. Что ни говори, но Витальич был прав: психи здесь долго не живут. Мнительность со страхами, вкупе с отсутствием адекватного восприятия происходящего, ведут их к потере осторожности, переносу внимания с реальных опасностей на кажущиеся, и для таких ребят гибель становится вопросом времени, причём скорого.
"Надо бы действительно с ним поговорить, - рассуждал Борщевский. - Кто знает, - может, и согласится на небольшой отдых от Аномальных. Не в госпитале, так хотя бы просто на Большой земле. А не согласится, так моя совесть чиста будет".
- Что там у нас Димон делает? - Борщевский не заметил, что разговаривает сам с собой. - Надо бы его проведать, а то он совсем расклеившийся был.
Окурок полетел в урну, Борщевский поднялся и направился в лазарет.
Глава 7.
""БТРы на выгуле", картина маслом. Машинным, - мрачно пошутил про себя Коля. - Не хватает только экскаваторных ковшей в качестве намордников".
Вид у их отряда, стоявшего на пригорке, с которого открывался вид на Вилёвск, был что надо: три броневика походили на громадных собак, а Удальцов, Бормоглот и Якушев - на их хозяев, посадивших своих питомцев на поводки. Это было первая ассоциация, пришедшая в колину голову после того, как выяснилось, что запитывать найденные в Пансионате энергетические винтовки Удальцов планирует от бронемашин. Оставалось лишь гадать, что и когда навело его на эту мысль, но Коля не сомневался - импровизацией и игрой по обстоятельствам это не являлось. Удальцов будто бы знал, что конкретно он найдёт в Пансионате, и загодя к этому подготовился: аккумуляторы винтовок, за своей бесполезностью, были отсоединены, а их место заняли коннекторы с подведёнными к ним кабелями, предназначенными для токов большой мощности. Другими концами провода подсоединялись к силовым выводам на корпусах броневиков, вмонтированным туда будто бы специально как раз для этого. Единственное, чего не хватало для полноты картины, так это взрёвывания двигателей в качестве собачьего лая - их звук совершенно не походил ни на старый добрый дизель, ни на электромоторный, и сколько Коля не силился понять, что за агрегаты стоят в броневиках, но до чего-то путного додуматься так и не смог. Удальцов на его вопрос по этой теме лишь отмахнулся, и оставалось только гадать, какие ещё изменения наличествуют в конструкции этих бронемашин.
Теперь же выяснялось, что в довесок к их возможности преодоления дальних дистанций без дозаправки, они ещё могут являться чем-то вроде электростанции на колёсах. Коле думалось, что Удальцов, при его опыте, вряд ли стал бы переоценивать возможности машин, скорее уж - недооценивать, и это повергало в трепет: при пробных выстрелах из энергетических винтовок, звук двигателей становился ниже, что могло свидетельствовать об использовании ими того же источника энергии, но казалось, Удальцов этому совершенно не придавал значения, либо же считал несущественным.
Про винтовки Удальцов не соврал: обгоревший танк, стоявший во дворе, брызнув ржавой пылью, отлетел на десять метров в сторону от стрелявшего в него учёного, будто его пнул невидимый гигант. От попадания заряда корпус некогда могучей боевой машины перекорёжился и местами пошёл трещинами. Удальцов довольно хмыкнул и предложил всем присутствующим попробовать самим.
Несчастный танк запинали выстрелами в кусты, откуда вскоре послышалось характерное шипение - "рыжая волосня" получила огромное количество пищи. Удальцов выступал в роли наставника, рассказывая про особенности винтовки, режимы прицела и технику безопасности. Его уверенность свидетельствовала - учёному вне всяких сомнений доводилось пользоваться подобным оружием ранее.
Практиковались в стрельбе пусть и недолго, но, глядя на результат, Матрас поразился, какое количество энергии было истрачено, по сути, впустую. Однако куда больше его удивляла реакция на это Удальцова, столь расточительно разбрасывающегося энергоресурсом - научник явно считал это мелочью, не стоящей его внимания, и, скорее всего, так оно и было на самом деле.
Теперь же задачей Коли и Завьялова стало прикрытие образованной ударной группы. Матрас, совершенно не ожидавший такого поворота в вопросе вооружения, выцыганил у Удальцова его снайперку - очень уж она ему приглянулась - и уже строил планы, как бы её оставить себе насовсем. У Коли ещё в предыдущий день возникло подозрение, что Удальцов исправляет его ошибку в выборе оружия, и та лёгкость, с какой научник давал её на попользоваться уже второй раз, могла являться косвенным свидетельством этого. Энергетическая винтовка, при всей своей мощи, имела пусть и один, но достаточно существенный недостаток, а именно - привязку к бронемашине. Колю подобное ограничение свободы передвижения в пространстве категорически не устраивало, и он без сожалений уступил возможность порезвиться с этим оружием Якушеву.
Старый город, забывший, что такое жизнь, смотрелся в прицеле жутковато. Время и климат медленно делали своё дело: некоторые здания частично осыпались, другие же и вовсе превратились в бесформенные горы из бетонных плит, кирпича и арматуры. Безлюдные улицы, местами поросшие разнообразной растительностью, пробивавшейся сквозь трещины в асфальте, будто говорили: людям здесь делать нечего. Город был мёртв, как и все те, кто его населял в настоящее время - пара замеченных в прицеле мертвяков угрозой не являлись, но Коля знал, что в зданиях скрывается достаточное количество их собратьев по нежизни, и с первым же выстрелом безлюдные улицы таковыми быть перестанут, наполнившись жаждущей живой плоти толпой. От представленной картины Матрас поёжился.
- Вот уж действительно, легенда, - Коля хоть и знал, что из Завьялова собеседник никудышный, но всё же попытался развеять мрачное настроение. - Вполне понятно, почему сюда сталкеры соваться боялись - здесь одним умением не возьмёшь, тут и количество важно. И участников, и боезапаса. Но вот вояки с научниками вполне могли бы скооперироваться и разнести тут всё в пух и прах.
- А ты думаешь, не пытались? - к колиной неожиданности откликнулся Завьялов. - Пытались, и не раз. То, что на поверхности, это ерунда - хуже то, что под ним.
- Ещё скажи, что ты и про это знаешь, - попробовал поддеть бывшего военстала Матрас.
- Врать не буду, - издёвка Коли своей цели либо не достигла, или же Завьялов просто не показал виду, - про это не знаю. И ещё дольше бы не знать.
- Да ладно тебе, - с ехидством в голосе сказал Матрас. - Это же легенда. Одно из немногих мест, где ещё могло остаться что-то ценное и интересное.
- Дурак ты, и юмор у тебя дурацкий, - Завьялов на провокации поддаваться не собирался. - Шути, шути, пока мы тут лежим. Есть места, куда людям лучше не соваться.
- Так, мальчики, - раздался в динамиках шлемов голос Удальцова, - мы начинаем.
Со стороны бронетранспортёров донеслось нарастающее гудение, а затем раздался звук, напоминавший раскат грома. Посреди улицы взметнулось облако пыли. Два здания, ближайших к образовавшейся воронке, вздрогнули от ударной волны, но всё же устояли.
- Ждём, - отдал команду Удальцов, - сейчас полезут.
В подтверждение его слов, Коля заметил едва заметное движение в окнах.
"А действительно, - подумалось ему, - зачем Удальцов сюда полез? Мог бы и сказать, между прочим, если только он один по подвалам шастать не надумал. А может, ему просто возможность поквитаться с этим местом выдалась, вот он её и не упустил - с такими стволами этот город вообще с землёй сровнять можно".
Тем временем, мертвяков на улице прибывало. Разбуженные взрывом порождения Аномальных Территорий выглядели дезориентированными и как будто напуганными - они вертели головами, силясь высмотреть того, кто нарушил их покой. Тактическое решение, применённое Удальцовым, было Коле знакомо - точно так же, по словам старожилов, военные вычищали завод "Янтарь". В отличие от слуха и обоняния, зрение у мертвяков никудышное, и дальше, чем на сто метров, видеть они не могут. Эта их особенность секретом не являлась, и широко использовалась в зависимости от обстоятельств. Удальцов же, по всей видимости, хотел собрать всё "население" города в одном месте, а после - размазать его по асфальту и бетону энергетическими винтовками.
"Что же вас сюда тянет?" - Коля рассматривал в прицел мертвяков, надеясь высмотреть знакомые лица. К его радости, таких пока не замечалось, но вот разнообразие их одежд поражало: жуткого вида ребята в военных бронекостюмах, выглядевшие в своём нынешнем состоянии ещё более угрожающе, нежели при жизни, переминались рядом с простыми сталкерами, одетыми кто во что горазд. Несколько грязных скафандров высокой защиты выдавали в своих владельцах учёных из какой-то научной группы, а компания, одетая в защитные костюмы неизвестной Коле модели, позволяла заподозрить в ней то ли иностранцев, то ли ещё кого-то, при жизни предпочитавших не попадаться на глаза туземцам Аномальных Территорий. Два с трудом передвигавшихся военстала, для которых их экзоскелеты с момента разряда элементов питания стали чем-то вроде вериг, расталкивали попадавшихся у них на пути соплеменников. Но особенно Коле стало не по себе, когда в прицел он увидел стоящую в стороне фигуру со спутанными длинными волосами, одетую в замызганный медицинский халат - не так часто на Аномальных можно было встретить женщин, особенно в таком виде.
- Слышь, Завьялов, - почему сталкер предпочитал обращение к себе по фамилии, игнорируя все традиции, было Матрасу непонятно, - их бы опознать надо. Они же все без вести пропавшие.
- Мы здесь не за этим, - своим обычным холодным тоном ответил тот. - Тем более, ты сам знаешь, что здесь нет разницы между пропавшим без вести и мёртвым.
- Разговорчики, - раздалось из динамиков. - Следите за обстановкой. Особое внимание на тех, кто с оружием.
Тактику Удальцова можно было бы назвать стопроцентно выигрышной, если бы не тот момент, что предсказуемость поведения мертвяков была вещью условной. В некоторых обстоятельствах эти создания проявляли признаки разумности гораздо большие, нежели от них ожидали - порой, при облавах, часть мертвяков вместо того, чтобы атаковать своих обидчиков, начинала прятаться. А если учесть, что некоторые из них не расставались со своим оружием и после "смерти", то встречи с такими умниками нередко приводили к неприятным последствиям. Коля не сомневался, что среди потенциальных жертв той бойни, которую собирался учинить Удальцов, наверняка найдётся несколько подобных уникумов.
Со стороны бронемашин снова грохнуло, но на этот раз - трижды, и толпу мертвяков, вышедших на середину улицы, частично разметало по сторонам. Другую же часть просто размазало, оставив вместо тел неаппетитного вида пятна. Винтовки громыхнули ещё несколько раз, закрепляя результат. Два здания, выдержавших ударную волну первого выстрела, шумно осели, обдав всё вокруг бетонной пылью.
- Ждём, - снова скомандовал Удальцов.
"А ведь он действительно этот город снести может, - подумалось Коле. - Эх, ребятки-мертвячки, лучше бы вы повылезали все сами. Так и нам проще будет, да и вам быстрее. Ох, там запашок сейчас стоит - никакой противогаз не поможет. Явно же потом в город полезем, уцелевших попутно вычищая".
- Выдвигаемся, - несколько напряжённо прозвучала команда, отданная Удальцовым. - Завьялов впереди, техника по центру, Матрас прикрывает. Понеслась.
Коле подумалось, что начальник не такой уж и кремень, каким стремится казаться. Хотя, если рассудить здраво, тут любой задёргается - более неизведанного места на Аномальных ещё поискать надо. И не такой уж он отмороженный псих, раз заволновался. Но то, что псих, это точно - кому расскажешь, что он тут учудил, так не поверит никто. Как только о винтовках и броневиках речь зайдёт, так быль сразу станет сказкой.
Завьялов, чем-то похожий на медведя, выслеживающего добычу, поднялся почти бесшумно. Коля последовал его примеру. В стороне раздался звук двигателей - трое "собаководов" гордо шествовали перед своими посаженными на поводок зверями апокалипсиса, держа в руках оружие, могущее стирать города в пыль.
"Вот ведь парадокс, - думалось Коле, когда группа вошла в город. - Мёртвые сражаются за свою жизнь. И не метафора ведь, а реальность".
Улица выглядела так, как если бы по ней отработал артиллерийский расчёт, что было недалеко от реального положения дел: энергетические винтовки своими попаданиями выбивали воронки солидного диаметра, а взрывная волна расшвыривала всё, что попадалось у неё на пути. Валявшиеся то тут, то там, на земле останки "целей", как для успокоения совести решил их называть Матрас, производили гнетущее впечатление - бойню Удальцов устроил знатную. Грязные, тёмных расцветок пятна можно было бы посчитать за обычные лужи, если не знать, чем они являлись на самом деле. В воздухе стоял удушающий смрад, пробивавшийся сквозь фильтры бронекостюмов - что бы там ни было у мертвяков вместо крови и плоти, но воняло это преотвратно.
Шорох камней, неожиданно раздавшийся позади, лучше всякой команды стал для Коли поводом обернуться. Кто бы там ни шевелился, но живым он быть никак не мог.
- Я сам, - в нарушение субординации сказал он в микрофон. - По сторонам смотрите.
Он ожидал увидеть кого угодно, только не её. Неизвестным образом эта девушка в грязном халате не только выжила в устроенном Удальцовым аду, но ещё и сохранила способность двигаться. Возможно, сказалось то, что в момент обстрела она стояла в стороне, и это позволило ей избежать участи быть размазанной по земле или по стене ближайшего здания, а может, ей просто повезло. Теперь же, тяжело хрипя, она пыталась подняться, поскальзываясь на щедро рассыпанных по округе асфальтовым и бетонным осколкам.
- Матрас, ты чего? - Бормоглот не понимал, чем вызвана задержка во вполне понятной ситуации, решение которой было известно уже давно. - Ты в порядке там?
- Я в порядке, - Коля постарался ответить как можно более спокойно, хотя под конец голос у него предательски дрогнул. - Дайте мне немного времени.
"Странно, что Удальцов молчит", - промелькнула мысль в его голове, и будто услышав её, в динамике возник голос начальника.
- Тебя волнует, что в том месте, где гибель для мужиков, пусть и облачённых в тяжёлые защитные костюмы, не является событием исключительной важности, ты обнаружил женщину без всякой защиты вообще, я правильно понимаю? И сейчас ты думаешь не о том, как она здесь оказалась, а что она вообще забыла в этих краях? Видишь комп на её руке? Делай дело, снимай эту железку, и двигаемся дальше. Все сантименты оставь на ночлег. Если что-то мешает тебе сделать то, что надлежит - говори, и это сделает кто-то другой.
"И после этого ты запишешь меня в слабаки", - злорадно подумалось Коле, но вслух он этого произносить не стал.
Хлопнул выстрел. Мёртвая обладательница грязного халата вытянулась, а затем медленно осела на землю. Коля держал её тело на прицеле ещё несколько секунд, будто желая убедиться, что дело сделано правильно. В динамике было тихо, но ему показалось, что Удальцов, стоящий где-то за спиной, одобряюще кивнул. На душе у Матраса стало противно.
Снимать комп с покойной он не стал - по виду устройства, изъеденного ржавчиной, было понятно, что запустить его, скорее всего, не получится. Подтёки под разбитым экраном также говорили о том, что вряд ли внутри компа осталась хотя бы одна работоспособная плата, и, к своему сожалению, Матрас был вынужден признать, что в его копилке загадок одной тайной стало больше. Впрочем, оставался ещё вариант проверить в архиве, по возвращении на Большую землю, списки пропавших на Аномальных групп, но что-то подсказывало, что это вряд ли удастся сделать: Коля постепенно утверждался во мнении, что даже не зная, чем он будет заниматься по окончании этого безумного выхода, но делать это он будет не в подчинении этого сбрендившего непонятно кого. Удальцов, для пусть и не самого простого силовика, слишком много знал и слишком хорошо разбирался в вещах, о которых даже старожилы вряд ли имели хоть малейшее представление. Но демонстрируемые им лидерские качества, вкупе с военной жёсткостью в принятии решений, людям науки были редко когда свойственны: по колиным наблюдениям, все граждане этой категории если и не витали в облаках, то подобной решительностью и хладнокровием не обладали. Матраса не покидало ощущение, что начальник их отряд просто использует, а случись необходимость, пожертвует ими как пешками. Якушев этого скорее всего не понимает, Бормоглот наверняка догадывается, но надеется каким-то образом вывернуться, а Завьялов... Вот он-то точно знает, что это за человек, по воле судьбы ставший главным. И Удальцов знает, что он это знает. Шекспировская, мать её, драма.
"Враньё в команде - это всегда плохо, - вспоминал слова одного из своих первых учителей Коля. - Там, где нет доверия, нет и команды. Каждый становится сам за себя, и получается не отряд, а стадо. Главное в этом случае - вовремя увидеть такой расклад, потому что чем раньше это произойдёт, тем больше вероятность выкрутиться из этой лажи без серьёзных последствий, пока тебя кто-то не пустит отмычкой вперёд, или же попросту тобой прикроется. Уж лучше ходить одному, чем с кем попало - так хотя бы нет иллюзии защищённости якобы друзьями".
В том, что часть мертвяков вылезти на устроенный шум не пожелает, Коля не ошибся. Изредка хлопал огневой комплекс Завьялова, порой громыхали винтовки Якушева и Бормоглота, да и сам Коля успел снять троих в окнах - опасности они не представляли, но кто знает, что может случиться на обратном пути. Если уж все возможные источники проблем не предугадаешь, так хоть явные устранить надо. Удальцов взобрался на БТР и в расчистке местности участия принимать не пожелал, предпочтя для себя роль наблюдателя и координатора.
- Начальник, мы до ночи здесь управимся? - поинтересовался Бормоглот. - Мертвяков проредили прилично, но ночевать здесь не хотелось бы.
- Как получится, - в голосе Удальцова почему-то уже отсутствовал былой задор, и это Коле не понравилось. - Сначала до точки дойти надо, а там понятно станет.
"Точкой" оказалось небольшое, облицованное мелкой плиткой песочного цвета приземистое здание о двух этажах, обнесённое бетонным забором. На вид строение выглядело обезличенным, и было невозможно сказать, какого рода учреждение в нём когда-то располагалось. Может, это было что-то имевшее отношение к научной деятельности, а может - обычное отделение милиции, с паспортным столом до кучи. Несмотря на то, что въезд на территорию был свободен - проём, оставшийся от давно съеденных "ржавкой" ворот, захламлённостью не страдал, - Удальцов скомандовал остановку.
- Ну что, суеверные, - его попытка приподнять настроение отряда после недавней бойни выглядела несколько натужной. - В ворота и между двумя столбами, говорите, ходить не принято? Так пройдём через забор.
Его энергетическая винтовка уже привычно грохнула, и одну из стоявших на пути невидимого снаряда секций ограждения то ли сдуло, то ли разорвало в пыль. Две соседние секции, не ожидавшие потери своей товарки, осыпались на землю. Бронемашины вошли во двор, но к зданию подъезжать не стали, остановившись метрах в тридцати от него и выстроив своими тушами подобие треугольника. Полагалось считать, что отряд на точке закрепился.
- На сегодня хватит, - выдохнул Удальцов, убирая энергетическую винтовку в футляр, представлявший собой облезлый деревянный ящик, набитый ветошью. - Тяжёлая, зараза.
"Можно подумать, тебя кто-то заставлял её таскать", - усмехнулся про себя Коля, отдавая начальничью винтовку тому назад, но вслух высказал, что командованию имеет смысл подумать о том, чтобы поручить столь нелёгкую ношу в следующий раз кому-нибудь другому. Удальцов окинул его пристальным взглядом, будто силясь понять, чем вызвана данная заботливость, однако вместо ответа только покачал головой.
Дальнейшая задача походила на то, чем отряд занимался в Пансионате, то есть обход здания группами. Сложности возникли сразу же: злополучное строение содержало в стенах подобие экранирования, что вызвало со стороны Удальцова, попытавшегося заглянуть внутрь здания сквозь прицел своей винтовки, поток грязных ругательств. Бормоглот помрачнел, Завьялов состроил недобрую кривую усмешку, Якушев же традиционно будто бы вообще не понял, о чём речь. Единственное, что можно было увидеть сквозь дверной проём, была лестница, ведущая наверх.
- Якушев, - обратился к тому Удальцов, - осматриваете с Завьяловым первый этаж. Бу... Матрас, мы с тобой на второй. Бормоглот, контролируешь выход и лестницу на второй этаж. Без ненужного героизма, господа. Начали.
Вход в здание воспринимался подобно вратам если и не в преисподнюю, то как минимум в лабиринт - войти-то можно, но вот выйти... Тянуло оттуда плесенью, сыростью и ещё чем-то, благородством аромата не отличавшимся. Порой, проходя сквозь здание насквозь, подвывал ветер, однако кроме него, к величайшему неудовольствию всей группы, ничего другого не слышалось. Куда проще, когда возможный источник угрозы издаёт какие-либо звуки. Сопит, пыхтит, порыкивает, ворочается или вообще хоть как-то шевелится, не важно. Главное, что он издаёт хоть какой-то звук, и его слышно. Но куда хуже, когда сколько ни прислушиваешься, да только, кроме тишины, других звуков не обнаруживается, а дальнейший обход подобных мест показывает, что они пусты. С одной стороны оно хорошо - боезапас не тратится, шума лишнего не поднимается, да и рисковать жизнью приходится куда меньше, вот только это уже потом выясняется. Но все мало-мальски опытные сталкеры знают, что простых решений здесь не бывает, и вот тут-то во всём своём величии просыпается госпожа паранойя - не доглядел, не всё обошёл, наверняка что-то пропустил. А если уж накрыла она тебя, то всё - не расслабишься, потому что лучше быть живым параноиком, чем мёртвым идиотом. И пока не выберешься с объекта - не отпускает, порой аж до безопасного места, до которого идти, по закону подлости, далеко и долго. И каждый раз, от бессилия делая вынужденный привал, будешь вертеть башкой, стремясь высмотреть то самое, что упустил на вроде бы пустом объекте, но что теперь, возможно, идёт по твоим следам и ждёт момента, чтобы вцепиться тебе в глотку. Кажущийся же спокойным пейзаж ещё сильнее усиливает долбаное расстройство психики: не замечаешь, что-то упускаешь, не туда смотришь. И пока не доберёшься до укреплённой точки, а в идеале - до столовки на Первой, не отпустит. Но вот уж как добрался, то всё: грохот от падающей с плеч горы, небось, и на кордонах слышно, а лёгкость приходит такая, что кажется - ещё немного, и воспаришь над грязными, плохо протёртыми столами, под которыми валяется разнообразный мусор и объедки. Коллеги с высоты кажутся жалкими червями, себя же ощущаешь героем, потому что был страх, но вот он преодолён, а они трусливы и на такое неспособны. Только и эта иллюзия разобьётся о почерневший от табачной копоти потолок, когда вспомнишь, к чему приводит гордыня, и благодаря чему ты можешь сейчас сидеть в безопасном месте, отмечая своё успешное возвращение. Не благодаря опыту, не благодаря ловкости, умениям, оружию и прочим достоинствам, а всего лишь потому, что тебе просто повезло, что на самом-то деле не было на объекте никого, желающего поставить на твоей жизни жирную точку.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги