4

Терпеть не могу просыпаться в незнакомом месте, особенно, если сразу вспоминаю о неприятностях… Может приснилось?

Увы… Хотя «неприятности» на соседней кровати воочию отсутствовали, но об их наличии не в развеявшемся ночном кошмаре, а наяву, свидетельствовала небольшая аккуратная вмятина посредине девственно гладкого покрывала.

Неужели Лесли подсуетился с утра пораньше и сумел-таки при этом меня не разбудить? Слава тебе Господи!

Я откинулась на подушки и забросив обнаженные руки за голову, замурлыкала нечто бравурное.

Так. Наскоро разобрать вещи, позавтракать… Я, конечно, отнюдь не большая любительница набивать желудок с утра, но… Из-за всех вчерашних пертурбаций, естественно, все сроки ужина были пропущены, а «геоморфные» рестораны закрыты… Незапланированное вторжение «супостатов», черного и рыжего, опять же, помешало пожевать что-нибудь из моих запасов, конечно засунутых в багаж в последний момент моей заботливой мамочкой…

Словом – вперед графиня, вас ждут великие свершения!

Я решительно откинула простыню, вскочила с постели, сладко потянулась и… присела, прикрываясь руками с отчаянным визгом.

На пороге ванной комнаты восседал проклятый кот, умывающийся лапой с полной невозмутимостью.

Заметив, мой испуг, маркиз мур Маав тут же прекратил умывание и с чисто дворянской галантностью заметил:

– Прекрасное утро, сударыня, не правда ли? А вы, я вижу, даже прекраснее утра…

Закончить утонченный комплимент, без сомнения, заготовленный загодя, рыжему жуиру помешала все та же щетка, просвистевшая всего лишь в нескольких миллиметрах выше его стремительно прижатых ушей.

– Что за манеры, сударыня!

Это кот с возмущением прокричал уже из-за двери санузла, куда ловко сиганул словно обычный «помоечник», скрывшись таким образом от прицельного обстрела разными опасными и не очень предметами с моего столика и близлежащей территории. Сделал он это, воспользовавшись паузой: я в этот момент вертела в руках тяжеленную цветочную вазу из фальшивого хрусталя, разрываясь между желанием уничтожить паршивца раз и навсегда, и неистребимой женской бережливостью.

– Где вы воспитывались, позвольте узнать?

Вазу я аккуратно поставила на место, но, переместившись к столу, возобновила обстрел противника с удвоенной силой.

В дверь ванной летели какие-то книжки, баночки, пластиковые флакончики… Чуть было не полетела яркая коробка, но нос мой уловил нежный аромат и духи незнакомой марки (не Тамбов, конечно, и даже не Париж, но весьма, весьма, комильфо…) коту не достались.

– Предлагаю…

Что подлец предлагал я так и не узнала, так как, после метко брошенной пудреницы, из дверного проема вырвалось огромное белое облако, словно от нешуточного взрыва, и донесся судорожный кашель. Еще через минуту из-за косяка под аккомпанимент несмолкающего перханья высунулась белоснежная кошачья лапа, размахивающая зажатым в ней неровно оторванным клочком туалетной бумаги.

Предложение о переговорах я милостиво приняла только с третьего раза, переправив в кошачье убежище остатки небьющихся предметов…

* * *

Вот еще новости: делить номер (пусть даже такой просторный и удобный) с каким-то котом, к тому же противным и скандальным, а главное – ра-зум-ным!

Где это видано, чтобы незнакомых женщину и… мужчину (да-да, какой-никакой, пусть мохнатый, четырех с нестиранными носками, килограммов веса и с хвостом, но он мужчина!) селили вместе в одном номере? А если он начнет приставать?..

«О чем это я? – вовремя одернула я себя. – Какое еще приставание от кота, черт побери! Спятила ты что ли, мать?..»

Цокая высоченными, сантиметров по… ну это сами представьте… каблуками по зеркальному полу, я, в самой-самой мини-юбке (подавитесь, гады!), походкой № 5, дефилировала в сторону ближайшего ресторана. При этом я не составляла себе труда, конечно, обращать внимания на прислонявшихся к близлежащим стенам в радиусе полусотни метров, мужиков (причем, далеко не одних только антропоморфных), сомлевших вдруг незаметно для себя.

Впереди все сверкало алмазами, ждущими своего завоевателя, позади – лежало в руинах, включая деморализованного противника, смиренно вылизывающего сейчас мою пудру из шерсти. Клянусь его так и не прибитой к стене шкуркой – этого занятия ему надолго хватит! Особенно, если учесть генетическую нелюбовь кошачьего племени к купанию.

Не стоит и упоминать, что последовавшие за «пудренной атакой» переговоры завершились в мою пользу, причем, условия позорной для поверженного врага капитуляции диктовала именно я!

По условиям «Адагрухского мира», конечно, заслуживающего того, чтобы войти в историю дипломатии, коту отныне запрещалось попадаться мне на глаза без явного на то разрешения. Отдельно оговаривалась недопустимость подглядывания за мной своими наглыми серо-зелеными глазищами… А цвет глаз у него, вообще-то, ничего – будь он мужчиной, в смысле, человеческим мужчиной… Фу, я совсем запуталась!.. И вообще: до самого нашего долгожданного расставания (а Лесли, скотина, обещал, даже клялся…), забыть о своем дворянско-кошачьем происхождении, прикинуться ветошью и не отсвечивать…

Стоп! А где это я?..

Оп-паньки! Что-то меня занесло совсем не туда…

Я с некоторым страхом заметила, что мужики (а, вообще, мужики ли это?) как-то постепенно перестали обращать на меня внимание, обнаглели, да и на людей походили уже с очень-очень большой натяжкой. Вот этот, например, похож скорее на вставшего на кончики щупалец кальмара… А тот – на здоровенного паука… А вот эта парочка – вообще ни на что не похожа… Да и парочка ли это? Сбоку посмотреть, так вроде бы как и трое их… Или больше?

Куда же идти?

– Э-э… товарищ… – попыталась я обратиться к одному из прохожих, хоть и напоминающему чешуйчатого Винни-Пуха на длинных голенастых многосуставчатых ногах, но, почему-то, внушавшему большее доверие, чем вон тот, темно-розовый, скользкий и похожий на… на темно-розовый скользкий огурец. Без пупырышков, правда…

«Винни-Пух» остановился, окинул меня с высоты своего трехметрового роста заинтересованным взглядом четырех блестящих глаз, фасетчатых, как у мухи, и прощебетал что-то длинное и явно дружелюбное, протягивая ко мне когтистую лапу.

– Н-нет, простите… – попятилась я, вдруг услыхав в длинной и невразумительной, с красивыми переливами, речи незнакомца что-то неуловимо кавказское. – Я как-нибудь сама…

Пожав узенькими плечами, существо зашагало дальше, а я показав язык заинтересованно пялившемуся на меня «огурцу» (вы не поверите, где у него располагались глаза, вернее всего один глаз!), смело зашагала куда-то вперед в общем потоке, не совсем представляя себе конечного пункта своего маршрута.

«В конце концов, – успокаивала я себя, лишь временами ненадолго обмирая, когда на глаза попадалось что-нибудь, пардон, кто-нибудь, чересчур уж экзотического, отталкивающего или устрашающего вида, – все они такие же туристы, как и я. Ну, может быть, кто-нибудь из них – обслуга… Я тоже, должно быть, кажусь кому-нибудь – хотя бы вон той, похожей на охапку разноцветных металлических колец, нанизанных на что-то типа коралловой ветви, твари – чем-то странным или просто-напросто уродливым…»

Вы, наверняка, поймете мою радость, когда впереди, за плечами (или, возможно, бедрами или другими частями тела) нескольких уродцев, замаячило вдруг что-то до боли знакомое.

Высокая стройная блондинка в чем-то перламутрово-сером с золотом (с периливчиком таким, а по подолу – золотистая каемочка такая, прикольная… понимаете?) уверенно шагала куда-то в общем потоке. При этом она царственно не обращала никакого внимания на сновавшие повсюду существа, больше напоминавшие персонажей шизофренических картин Босха,[11] словно вышла погулять погожим летним вечерком на набережную Москвы-реки, запруженную праздными горожанами.

– Постойте! – отчаянно, словно заблудившаяся в ГУМе пятилетняя девочка, воскликнула я, расталкивая окружающих, и, не обращая никакого внимания на толчки и щипки с их стороны, кинулась за ускользающим золотым отблеском. – Подождите меня!

Однако, незнакомка, не оборачиваясь, уже скрылась за услужливо распахнувшейся перед ней высокой стеклянной дверью под переливающимися всеми цветами радуги маловразумительными иероглифами неоновой вывески.

Проскользнув мимо рук тщетно пытавшегося меня задержать приземистого адагрухца непонятной в сумеречном освещении раскраски, но в белом смокинге и с щегольской бабочкой под брыластой ряшкой, я влетела в пахнущую остро и непонятно полутьму зала и остановилась хлопая глазами, оказавшимися не в состоянии быстро привыкнуть к ней после ярко освещенного коридора.

Лучше бы они вообще не привыкали…

Постепенно вокруг меня, словно изображение на порядком засвеченной древней фотопластинке, проступили столики, освещенные чуть колышащимися язычками свечей, и завтракающие за ними туристы.

Но КАКИЕ туристы, а, главное, КАК и ЧЕМ завтракающие…

Здесь ели, пили, хохотали и переговаривались туристы. Обычные туристы. Такие же как я. Но СОВСЕМ не антропоморфные…

Несколько секунд я тупо вглядывалась в гору копошащихся щупалец, с чмоканьем и хрустом сновавших внутри какого-то блюда, больше всего напоминавшего заливного поросенка (да какого там поросенка: настоящего взрослого кабана!). Желудок при этом колебался в раздумьях: бежать ему через единственно доступный для него выход – мое горло – или все-таки подождать малость. В голове крутилась цитата из бессмертного «Трудно быть Богом» незабвенных Братьев: «Дон Пифа висел над целиком зажаренным кабаном и работал, как землеройный автомат…»

Я с трудом отвела глаза от этого тошнотворного зрелища и, упершись взглядом в чету огромных насекомых, отдаленно похожих на тараканов, осуждающе глядящих на меня двумя десятками блестящих умненьких глаз, с трудом сглотнула комок, стоявший в горле. Все же нечто более привычное глазу. Хотя, тоже порядком отвратительное.

Один из тараканов (наверняка мужчина!), видимо смутившись, отвел глаза, каждый в свою сторону и вернулся к еде. Склонившись к своей тарелке – огромному полупрозрачному тазику на гнутых металлических ножках – он вдруг с утробным звуком отрыгнул туда что-то мутно-желтое, полупереваренное…

Неоновые иероглифы, перламутрово-золотистое покрывало и розовый пупырчатый огурец, подмигивающий мне единственным кавказским глазом внезапно завертелись у меня перед глазами, сливаясь в какой-то сверкающий вихрь…

* * *

– …посещать незнакомые заведения общественного питания! – нудный голос Лесли все-таки заставил меня всплыть из омута беспамятства на поверхность бытия.

Надо сказать, в большей степени, не голос, конечно, а омерзительный аромат нашатыря, исходящей от ватки, маячившей у меня под носом. Ее удалось разглядеть, приоткрыв один глаз приблизительно на полтора микрона.

– А не пошли бы вы товарищ Джонс… – слабым голосом, но проникновенно, поинтересовалась я у него, снова прикрывая свой оптический рецептор. – Э-э-э… проветриться?

Было мучительно стыдно…

Нет, не за бесцельно прожитые годы. За то, что, словно какая-нибудь гимназистка трехсотлетней давности, грохнулась в позорный обморок при виде мирно питающегося разумного членистоногого. Ну и что с того, что членистоногое – размером с легковой аэрокар? Да хоть с «космолайн»! Неужели взрослому цивилизованному человеку позволительно «сомлеть» при виде мухи, усевшейся на оставленное на столе надкушенное яблоко? Да и осьминогов в аквариумах ты навидалась достаточно! А огурец этот розовый…

Дался же мне этот огурец!

– Лесли, прекратите тыкать в мой глаз своей вонючей ватой! Вы дадите мне, наконец, привести себя в относительный порядок? Да, кстати, решился ли вопрос с этим пушистым…

– Вопрос с «пушистым», увы, не решился, – раздался прямо над моим ухом противный мурлыкающий голосок, неприятно знакомый к тому же. – Даже наоборот…

Я распахнула оба глаза до отпущенных им природой границ и рывком села на постели.

Ватку с нашатырем, до предела отвернувшись при этом и зажимая свободной лапой нос, держал возле моего лица все тот же маркиз мур Маав, будь он лишен «Кискаса» навечно! А Лесли, как раз, находился на почтительном расстоянии – у стола, собирая в медицинский кейс какие-то устрашающего вида приборы и прочие неприятные предметы.

– Поблагодарите лучше господина маркиза, что, случайно заметив вашу… э-э… оплошность в ресторане, оперативно вызвал помощь, – заявил «полицейский с осуждением глядя на меня, – и вообще, не желаете ли валерьяночки? Для общего успокоения.

Кот так трогательно смотрел на меня, жмуря свои умопомрачительные глазищи, что гневная отповедь как-то сама собой застряла у меня в горле.

– Спасибо…

Неужели эти слова произнесла я?..

Загрузка...