«Красин» во льдах

Лагерь Чухновского

Ледовый лагерь Чухновского существовал пять дней.

Взлетев над «Красиным» 10 июля в шестнадцать часов двадцать пять минут, самолет направился к острову Карла. Льды были разведаны. Обнаружить группу Вильери не удалось, и он возвращался к «Красину». Кинооператор Блувштейн, привалившись к окну самолета, тщетно пытался высмотреть что-либо заслуживающее съемки. Сияющие ледяные поля, скалистые черные базальтовые острова среди них — все уже заснято.

Где люди на льдине, которых он должен заснять, ради которых он так экономил пленку?

И вдруг борт-механик Шелагин ввалился в кабину пилотов с криком:

— Люди! Люди!

Далеко внизу они увидели на крошечной льдине людей. Тени торосов ввели в заблуждение. Летчики никак не могли решить, сколько человек они видят.

В момент, когда самолет описывал над льдиной круги, они пришли к заключению, что на ней три человека. Один, с флажками в руках, стоял, двое других лежали. Брезентовые брюки, разостланные Дзаппи на льду, летчики приняли за третьего человека.

Чухновский снизил самолет до пятидесяти метров над льдами. Кинооператор схватился за ручку съемочного аппарата. Увы, снять сверху крошечную льдину с ее обитателями не удалось.

Разумеется, первая мысль была — сбросить продукты. Если это группа Мальмгрена, то можно ли сомневаться, что люди на льдине терзаемы голодом? Кто знает, сколько дней они голодают?

К счастью для Дзаппи и Мариано, чухновцы в последний момент поняли, что сбрасывать продукты на лед нельзя. После многодневной голодовки люди на льдине едва ли сдержат себя — жадно набросятся на еду и наверняка погибнут, прежде чем их успеют спасти.

«Красин» должен спешить снять группу Мальмгрена со льдины!

Между тем туман накрыл «Красина». Чухновцы, полетев к кораблю, не нашли его.

Целый час ушел на поиски подходящего ледяного поля. Горючее подошло к концу. Необходимо было идти на посадку. Еще несколько мгновений — и лыжи самолета коснулись снежной поверхности обширного ледяного поля.

Раздался зловещий треск. Самолет накренился набок и резко остановился.

Первым выскочил из кабины Шелагин. Шасси самолета были снесены. Два винта крайних моторов превратились в жалкие щепки. «ЮГ-1» врезался в ледяной торос в глубине покрытого льдом залива. В миле от поврежденного самолета чернел скалистый обледенелый берег.

Последним из самолета вылезал кинооператор.

Он был убежден, что сели вблизи корабля.

— Позвольте, а где же «Красин»?

Он недоумевал. Тогда ему объяснили, что произошло. Оператор пришел в отчаяние.

— Успокойтесь, Вилли. Мы сообщим «Красину», что он может, не тревожась о нас, идти к группе Мальмгрена и группе Вильери. Прежде всего надо спасать тех, кого мы разыскивали. Их положение опаснее нашего.

Но Вилли не успокаивался.

— Товарищи! Да ведь я только затем и отправился в Арктику, чтоб заснять спасение экипажа дирижабля «Италия»! Все пропало! Мое участие в экспедиции теперь ни к чему!

Вилли бегал, хватался за голову. Все было напрасно. Помочь бедному кинооператору никто не мог.

Алексеев налаживал работу радиостанции, искал позывные нашего корабля. Чухновский диктовал ему рапорт. Потом подсчитали продовольственные запасы. Докладывал Джонни Страубе.

— У нас имеется семь килограммов сахара, семь килограммов шоколада, пятнадцать килограммов галет, двенадцать банок мясных консервов, пятнадцать банок сгущенного молока, полкилограмма кофе, четыре килограмма сливочного масла и килограмм сушеных грибов. Всё!

— Мы забыли взять соль! — ужаснулся Шелагин.

— М-да, соль забыли. Папирос тоже у нас маловато. Впрочем… — Весельчак Страубе сунул руку в карман и вытащил пачку денег: — Товарищи! Двести рублей наличными! Мы обеспечены!

Шутка Страубе развеселила приунывших было чухновцев.

Кроме запасов, которых, по расчету Чухновского, могло хватить на две недели, в самолете оказалась винтовка с пятьюдесятью патронами и… примус. Сообщив «Красину» о своей судьбе и определив место посадки, экипаж самолета принялся за изготовление первого ужина. На примусе разогрели мясные консервы, смешав их с талой водой. Однако мясная похлебка не утолила голод, и чухновцы накинулись на сгущенное молоко.

— Э, нет, это не дело, товарищи! — вмешался Чухновский. — Если мы не будем сдерживать свой аппетит, нам не хватит наших запасов.

— Запасы надо пополнить, — предложил Страубе. — Если деньги не могут помочь, то винтовка, вероятно, что-нибудь сможет!

Он вызвался пойти попытать счастья.

— Вилли, вы пойдете со мной. Захватите финский нож и обойму патронов.

Около мили им пришлось шагать по крепкому льду берегового припая, обходя редкие и невысокие торосы. Еще не добравшись до скал, они увидали оленя. Он был большой, серый, стоял, широко расставив тонкие ноги и высоко подняв продолговатую голову, украшенную ветвями рогов. Джонни дернул кинооператора за рукав, и оба упали в глубокий снег. Олень, не замечая их, направился к берегу. Он меланхолически побрел в обледенелое ущелье, время от времени останавливаясь и разгребая ногами снег. Страубе и Блувштейн ползли за ним с подветренной стороны. Когда животное повернулось боком к охотникам, Страубе выстрелил. Олень удивленно остановился. Пуля, не долетев до него, шлепнулась в снег. Страубе выстрелил снова и опять не попал. Олень дернулся, высоко подбросил задние ноги и, закинув на спину пышные ветви рогов, бросился в глубь ущелья. Охотники вскочили на ноги. Страубе, досадуя, стрелял по убегавшей мишени. Только после восьмого выстрела олень свалился на камни.

Проваливаясь по грудь в снег, Страубе и Блувштейн побежали по краю ущелья, взбираясь на склоны. Тогда серый олень мотнул головой и, припадая на раненую ногу, начал взбираться вверх по склону ущелья.

Блувштейн выхватил винтовку из рук своего спутника и выстрелил, зажмурив глаза.

Выстрел кинооператора, сделанный на авось, вслепую, оказался самым удачным из всех. Олень тяжело повалился на правый бок, завертел головой, стал бить рогами о камни, но подняться не смог. Когда охотники подошли к нему, зверь не дышал.

Страубе попробовал приподнять тушу.

— Э, нет, вдвоем не дотащим. Придется одному остаться стеречь, а другому сходить за подмогой.

— А не лучше ли нам вместе сходить за подмогой?

Вилли не прельщало тащиться одному несколько миль в местах, где легко можно встретить белого медведя. Но так же неприятно одному дежурить возле оленя на обледенелой скале.

— Мы не можем идти вдвоем. Если оставить оленя здесь, то его за час расклюют птицы. Итак, выбирайте — остаетесь или отправляетесь за подмогой?

Вилли предпочел остаться. Как только Страубе скрылся за поворотом ущелья, кинематографисту пришлось перейти в оборону от птиц. Сотни их с пронзительными криками носились над его головой и бесстрашно опускались на рога и спину мертвого красавца.

Вилли устал отгонять птиц прикладом винтовки.

Часа через два, когда ему уже начинало казаться, что товарищи его не нашли и придется ему погибать, в ущелье показался другой олень. Блувштейн поднял винтовку: выстрелил последним зарядом. Олень покачнулся и упал на передние ноги, уткнувшись рогами в снег. Задние ноги его начали медленно и тяжело сгибаться.

Вилли, не веря своим глазам, почти скатился по склону вниз. Минуту спустя он стоял над убитым оленем.

Часа через два в ущелье появились Страубе и Шелагин.

Летчики остановились в изумлении.

— Второй олень? Вилли, да вы великий охотник!

— Молодец! — похвалил Шелагин.

Великий охотник вздохнул:

— Я измучен, товарищи.

Он старался не смотреть на снег, окрашенный кровью.

Однако нечего делать! Пришлось всем троим взяться за свежевание двух убитых оленей. Вилли отчаянно отгонял птиц прикладом винтовки, но это их мало отпугивало. Из всего путешествия на камни Кап-Вреде самым мучительным оказалась борьба с голодным и прожорливым крылатым населением обледенелого мыса.

Наконец-то оба оленя были ободраны. Шелагин вырезал из обеих туш лучшие куски, и все трое понесли к своему самолету запасы мяса, срезанные рога одного из оленей и обе шкуры.

Оленье мясо — вкуснейшая пища, когда его готовят с солью. Увы, соль забыли на «Красине». Страубе предложил проварить мясо в соленой морской воде. Из ближайшей трещины во льду зачерпнули жестянкой воду и сварили мясной суп на воде Северного Ледовитого океана. Это не было вкусно, слегка горчило. Но запасы вполне обеспечивали чухновцев пищей. Мяса оказалось так много, что чухновцы за пять дней не успели использовать и половины.

По радио, налаженному Алексеевым, доходили вести о спасении Дзаппи и Мариано, о спасении группы Вильери, о людях на острове Фойн…

— Все пропало! — горевал кинооператор. — Фильм о спасении во льдах погиб безвозвратно! Я ничего не снял!

Ему пришлось ограничиться съемками лагеря чухновцев на льду Кап-Вреде.

Чухновцам приходилось спать по очереди внутри самолета.

Труднее всего устроиться на ночлег в самолете было, разумеется, Вилли и Алексееву, как самым длинноногим из участников экспедиции.

Большой, с улыбчивыми глазами, Алексеев добродушно подшучивал над самим собой. Как всегда, он облегчал товарищам жизнь на льду своей поистине неистощимой находчивостью, был, что называется, мастером на все руки.

Он проявлял эту находчивость не только когда надо было заменить самоделкой недостающий прибор. И не только когда надо было обеспечить работу радиостанции на льду — ведь от работы радиостанции самолета зависело спасение всех пятерых! Но вот обнаружилось, что летчики не захватили с собой ложек и кастрюлек, Алексеев немедленно взялся за изготовление кухонной утвари из жестяных консервных банок. И уже на второй день жизни на льду кухня в лагере Чухновского была, правда весьма своеобразно, но все же достаточно оборудована необходимой утварью.

В это время внимание всего мира было приковано к жизни чухновцев на льду Кап-Вреде. Имя Чухновского уже стало легендарным. Его уже повторяли во всех уголках земного шара.

Сам Чухновский и его славные товарищи, сидя у Кап-Вреде, еще не подозревали об этом. Да и после они никак не могли понять, за что их так прославляют и на родине и во всем мире.

Чухновский много раз повторял:

«Но ведь мы не могли поступить иначе. Не могли же мы просить помощи прежде, чем не спасут остальных!»

Но именно за то, что они не поступили иначе, их и прославили во всем мире. Их положение на льду у Кап-Вреде было вовсе не так безопасно, как они сами старались представить его в своих рассказах. В Арктике начиналось лето. Лед берегового припая, на котором расположился их лагерь, мог в любой час оторваться от берега, и тогда их положение нисколько не отличалось бы от положения группы Вильери.

Если бы не радио Алексеева, чухновцы также оказались бы затерянными во льдах. Близость скал Кап-Вреде не улучшала их положения. Кап-Вреде дик, необитаем и покрыт никогда не тающим льдом.

Ни одно судно, кроме «Красина», не могло бы дойти до Кап-Вреде. А у «Красина» уже отлетела лопасть одного из винтов и было повреждено рулевое управление.

Продуктами чухновцы были обеспечены на меньший срок, чем группа Вильери, которой сбросили продовольственные запасы.

И при всех этих условиях они отказались от помощи, пока все другие на дрейфующих льдинах не будут подобраны «Красиным»!

В лагере чухновцев настроение было праздничным: долг выполнен, люди во льдах спасены! Пусть ледовая разведка самолета «ЮГ-1» закончилась печально для самого самолета, но благодаря ей спасены семь человек во льдах! И даже не семь, а девять, так как к аэронавтам «Италии» надо еще прибавить Сора и ван-Донгена, обнаруженных на острове Фойн!

Чухновцы, не замечая опасности своего положения, поздравляли себя со счастливыми результатами разведки во льдах.

Им и в голову не приходило тогда, что весь мир уже называет их разведку во льдах великим гуманным подвигом советского человека!

Они дожидались возвращения на ледокол. Теперь их заботило: как будет доставлен на «Красин» их самолет с поврежденным шасси?

Оленьи шкуры пригодились в день, когда «Красин» приближался к мысу Кап-Вреде у залива Рипсбей. Шелагин, распластав их на льду, полил бензином и маслом. Оленьи шкуры, потрескивая, горели. От них поднимался кверху столб дыма. С «Красина» дым этот был едва виден. Но все же он мог служить кое-каким ориентиром для встречи с чухновцами.

* * *

Юдихин и Кабанов медленно пробирались по льду на лыжах, видя перед собой столб дыма. Иногда снег начинал идти особенно густо, и дым растворялся в тумане. Тогда Юдихин и Кабанов останавливались, оглядываясь назад на «Красина», черневшего призрачным силуэтом у входа в залив.

Они уже подходили к «ЮГ-1», им уже издали кричали и шли навстречу Страубе и Алексеев, они видели у самолета Чухновского, Шелагина, Блувштейна, как вдруг…

Юдихин остановился пораженный.

— Группа Алессандрини! — закричал Кабанов.

Страубе и Алексеев остановились, резко повернув головы в сторону, в которую в величайшем изумлении смотрели Кабанов и Юдихин.

Они видели: в белом тумане четыре человеческие фигуры шли к самолету. На троих из них были необычайные шляпы с перьями. Они шли на лыжах. И впереди них четвертый, в маленькой шапочке без перьев.

Еще через две или три минуты красинцы у Кап-Вреде пожимали руки четырем неизвестным, вышедшим из тумана.

… Проходили часы. На «Красине» ждали возвращения Чухновского, Алексеева, Шелагина, Страубе, Блувштейна, Кабанова и Юдихина. Дежурили на носу. Вглядывались в туман. В тумане изредка всплывали очертания остроконечных, окутанных вечным снегом гор.

Поздно ночью на льду четко вырисовались одиннадцать человеческих фигур.

Капитан сидел в кают-компании и рассказывал, как пятнадцать лет назад он чистил картошку на кухне пассажирского парохода.

Его перебил влетевший в кают-компанию вахтенный:

— Карл Павлович! Товарищ командир!..

Вахтенный не решался сказать то, в чем он сам не был совершенно уверен.

— Товарищ командир, там наверху… то есть на льду… в тумане… одиннадцать…

Командир с удивлением посмотрел на вахтенного.

Вахтенный выпалил:

— Одиннадцать человек, Карл Павлович. Семь наших, а четверо неизвестных!

Карл Павлович Эгги бросился наверх.

В туманной синеве по льду к борту корабля шли одиннадцать человек.

Амундсен? Алессандрини? Откуда люди в этих местах, на которые никогда не ступала человеческая нога?

Кто они, четверо незнакомцев?

Джудичи вытирал запотевшие очки, подставляя к ним бинокль, но в тумане видел не больше других.

Все одиннадцать шли вразбивку, некоторые отставали. Впереди шествовал мужчина в коротких, до колен, брючках, в брезентовой курточке и шапке с опущенными наушниками. Он курил трубку и легко двигался по льду на лыжах.

Человек подошел к штормтрапу, снял лыжи и ловко взобрался с ними на борт.

Гуль радостно окликнул его и бросился навстречу.

В полумраке можно было разглядеть лицо человека лет сорока, безбородого, худощавого. Потом по штормтрапу взобрались другие — три необыкновенные фигуры в шляпах с петушиными перьями. За этими тремя показались Чухновский, Страубе, Шелагин, Алексеев, Блувштейн, Кабанов, Юдихин.

Вильери горячо жал руку Чухновскому и говорил приветственные слова — по-итальянски и по-французски. У Чухновского лицо было покрыто копотью от костра, обросло бородой. Такой же вид был у всех его спутников.