«Взгляд». Тридцать лет спустя

Есть цитаты, которые меня в своё время просили прокомментировать студенты МИТРО. Для этой книги я попросил моих респондентов сказать пару слов о каждой из трёх.

Цитата первая

В 1997 году лет назад «Огонёк» декларировал:

Сейчас есть издание, которое повторит подобный пассаж? Произошло переосмысление?

Лев Вершинин:

«Вот-вот. Список тем, которые нужно было впаять в мозги доверчивому позднесоветскому лопуху. Впаять намертво, блоками, без возможности задуматься. Чтобы подготовиться к „большому хапку“, как альтернативе „китайской модели“».

Алексей Вишневецкий:

«Такого издания и такой передачи нет и быть не может. „Взгляд“ мог появиться только там и тогда, где и когда он появился. Никто не стал бы сегодня слушать „Битлз“ в том варианте, в котором они начинали. Никто не будет смотреть „Взгляд“ сегодня».

Вадим Гасанов:

«Даже для текста двадцатилетней давности все в этом пассаже – уже чересчур, причем не о «Взгляде», а о себе любимом – уже ставшем никому не нужным буквально после 23 августа 1991 года «Огоньке». Типичные перестроечные огоньковские штампы, которые, кстати, для «Взгляда» были не то, чтобы не характерны, но не являлись определяющими. В отличие от «Огонька». Причем ведь, что интересно, «Огонек» одним из первых взвыл после августа 91-го: как-то быстро выяснилось, что капитализм, у которого, видите ли, бывает человеческое лицо, тоже кусается, а за свободу слова, в отличие от позднего СССР, надо платить.

Вопреки всему тому, что творил «Огонек», вскоре выяснилось, что ГУЛАГ более сложное явление, чем пытались изобразить Коротич, Шаламов и Солженицын, что с Афганистаном не все так просто, что живой рок-н-ролл стремительно покинул экраны ТВ, уступив место «театру Аллы Пугачевой», «Поющим трусам» и прочей хрени, что права человека охранялись получше, пока железный занавес не был поднят, и многое, многое другое. Например, то, что практически любое так называемое демократическое издание вполне может взять эпиграфом название старой советской пропагандистской брошюрки «Дезинформация – это тоже бизнес». И что там в 1997 году «Огонек» мог знать о смелости? В то время, когда выбросили из одного издания – резво бегом в другое, выбросили с одного канала – бегом на другой, и все прокатывает, потому что только-только все создается и выстраивается. А попробуйте протолкнуть обшественно-политический фильм, который с самого начала понятно, вызовет скандал, и позиция автора которого несколько отличается от уже озвученной официальной – в наши-то дни. Не знал этого «Огонек»? То я знаю! И да, когда стало понятно, что борцы за права человека времен перестройки озабочены монетизацией самих себя, всем быстро стало абсолютно безразлично, кто там сейчас говорит очередную правду. Я сейчас не о «Взгляде», как вы поняли.

Но если о «Взгляде», то надо сказать иное. «Взгляд» был коротким, таким же коротким, как породившее его историческое явление. Он – его часть, он – одно из его воплощений. Не более и не менее. Перестройку легко представить без того «Взгляда»: не он, так было б что-то еще, а вот «Взгляд» мог существовать только на отдельном историческом этапе, в определенных исторических условиях и только в позднем, умирающем, агонизирующем СССР.

Сегодня есть такое издание, точнее, такие издания, которые могут слово в слово повторить, написанное в «Огоньке» 20 лет назад. Увы.

Увы не потому, что истина изречена бессмертная. А потому что для них ничего не изменилось. «Эхо Москвы» и «Новая газета»».

Леонид Гозман:

«Повторять не надо. А тот уровень честности и гражданской ответственности сейчас ушел в неподцензурные СМИ, хотя там слишком много истерики. Может, „Новая Газета“?».

Владимир Легойда:

«Думаю, да. Страна изменилась, мы изменились – очень сильно. Но разве это отменяет справедливости того, что сказано в этих строках? Разве что я поспорил бы с тем, что стало „все равно, кто говорит с нам из студии“. Я понимаю, что имеется в вижу, но все же не могу вполне согласиться. Журналистика – это, одновременно, и ремесло, и искусство. А если искусство – то никогда не может быть все равно, кто с тобой говорит. В искусстве всегда главное, кто».

Юлия Меньшова:

«90-ые годы были временем открытий. Нового. Во всех областях. И на телевидении, прежде всего. Например, существование программы „Я сама“ когда-то присвоило лично мне некое звание „проматери“ всех женских ток-шоу… Хотя, конечно же, это было не так. Этот жанр давно и успешно существовал на мировом телевидении, просто мне повезло выйти первой в этом формате на российском телевидении. В течении короткого времени женских ток-шоу стало очень много, и мне кажется, значимость того, кто именно, – какая ведущая! – обсуждает наболевшие вопросы – тоже несколько снизилась. А еще через какое-то время и ценность самого жанра ток-шоу начала в свою очередь девальвировать. Это нормальная диалектика жизни. И эффект – привыкания, который на телевидении, играет очень большую роль. Потому мне кажется, приведенная вами цитата справедлива. Романтическое отождествление „ветра перемен“ с самими журналистами, работавшими во „Взгляде“ должно было неизбежно подойти к концу. Стал больше интересовать непосредственный „контент“. Потом и контент стал привычен. Требовались новые перемены».

Наталия Метлина:

«Нет, ничего подобного нет и не будет. „Взгляд“ – это документ эпохи. Главное, что в большинстве своем, ведущие верили в то, о чем говорили – и им верили миллионы. Сейчас на экране все циники. Мы занимаемся зарабатыванием денег, делаем это на высочайшем профессиональном уровне, наши души черствы, а народ хочет зрелищ и жвачки. Получите. Процесс двусторонней деградации уничтожил саму мысль о возрождении подобного проекта, хотя она периодически возникает в головах телевизионных менеджеров. Возникает… и тут же забывается…».

Глеб Нагорный:

«Любое либеральное издание повторит этот пассаж. И с радостью повторяет. ГУЛАГ, геноцид, агрессия, „железный занавес“. Тут ведь как подать информацию. Можно истерить и в припадке сучить тонкими ножками, а можно внятно, спокойно и без падучей дать эту информацию для осмысления. „Взлядовцы“ именно таким образом и поступали. Заметьте, не кричали, не размахивали флажками ЛГБТ, не пускали слезу, а спокойно делали свое дело. Именно поэтому они остались в сознании телезрителей профессионалами высочайшей пробы, а от нынешних эпилептиков в стрингах только ниточка и останется. По сути, нынешние либеральные журналисты – это психопаты, все еще живущие в ГУЛАГе, Мордоре и прочем сне разума, который, как известно, рождает чудовищ. Их к журналистике на пушечный выстрел подпускать нельзя. Им нужна капельница, забота и обязательная страшилка о „черной руке“ на ночь. Без страшных сказок и бабаек из прошлого они просто не в состоянии воспринимать настоящее. Пена на губах мешает. Уж больно у них хрупкие души…».