8. Ла-Сейн — Порос

Путь "Цесаревича" от Ла-Сейн к малоизвестному островку Порос близ Пирея (не путать с о. Парос в Эгейском море) был первым шагом в сложнейшей операции, в которой русское Морское министерство рассчитывало перехватить инициативу в затянувшейся военно-дипломатической тяжбе с Японией. Этот островок помнил знаменитое (480 год до нашей эры) Саламинское сражение греков и персов, он в 1827 г. служил базой действовавшей при Наварине эскадры Л.П. Гейдена.

Отсюда в 1895 г. начала свой путь эскадра Средиземного моря контр-адмирала С.О. Макарова. Тогда, соединившись в Чифу, две эскадры сумели продиктовать Японии путь мирного урегулирования конфликта двух держав.

Нечто подобное, возглавив формировавшийся на Балтике отряд подкреплений, должен был теперь сделать и "Цесаревич". Но теперь, фатально проиграв Японии в развертывании программы нового судостроения и сосредоточения морских сил на Дальнем Востоке — несмотря на приход в Порт-Артур летом 1903 г. отряда контр-адмирала Э.А. Штакельберга, думать приходилось уже не о превосходстве, а сохранении хотя бы зыбкого равновесия. Заняв прочные позиции, японцы теперь вели себя на переговорах все более вызывающе. Отряд "Цесаревича" был последним усилием России, еще надеявшейся спасти мир на Дальнем Востоке.

Предполагалось, что отряд возглавит командующий эскадрой Средиземного моря контр-адмирал П.П. Молас, державший свой флаг на броненосце "Император Николай I" (именно он возглавил в 1895 г. русские "Соединенные эскадры" в Чифу). К нему вместе с "Цесаревичем" должны были присоединиться вышедшие 25 июля из Кронштадта броненосец "Ослябя" и крейсер "Баян" (он успел побывать на родине после постройки во Франции). Этот состав, определенный "высочайшим" докладом по ГМШ от 8 июля, позднее пополнили крейсера "Аврора", "Дмитрий Донской" (переоборудован под учебный корабль Тихоокеанской эскадры) и "Алмаз" (яхта-крейсер адмирала Е.И. Алексеева), эскадренные миноносцы типа "Буйный" и четыре 150-180-тонных номерных миноносца.

Поразительно, но стратеги под "шпицем", по-прежнему уповая на число, а не на качество, не захотели присоединить к "Цесаревичу" (пусть даже с риском что-то доделывать в пути) проходивший в это время испытания в Кронштадте броненосец "Император Александр III".

Но два главных вершителя судеб флота — Ф.К. Авелан и З.П. Рожественский — были видимо, слишком опьянены счастьем неожиданно пришедшего к ним (из-за смерти П.П. Тыртова) продвижения к вершинам власти и в высоких подвигах во славу отечеству необходимости не видели. И броненосец, который мог усилить отряд едва ли не на половину, продолжал оставаться во власти бесконечно-неторопливой достроечной рутины в Кронштадте. Это была вторая стратегическая ошибка, допущенная министерством накануне войны.

Командование отрядом, переменив намерения, поручили помощнику начальника ГМШ контр-адмиралу А.А. Вирениусу. Он имел специальные наставления З.П. Рожественского, имевшие целью принудить И.К. Григоровича к ускорению сдаточного процесса в Ла-Сейн. Взять на себя подобную же неблагодарную заботу в Кронштадте (чтобы ускорить работы по "Императору Александру III") З.П. Рожественский не захотел. Ему было удобнее управлять флотом по телеграфу. Недоделок на "Цесаревиче", конечно, было очень много, и офицеры, только еще прибывшие на корабль, были далеки от его полного освоения. Но и времени до полного сбора отряда в Средиземном море (о походе в Россию уже не думали) тоже было достаточно. Все теперь зависело от офицеров и от готовности фирмы осознать серьезность положения русских заказчиков.

Первым помощником командира в этом был старший офицер. В редком для этой должности лейтенантском чине (с 1891) эту должность занимал Дмитрий Петрович Шумов (1861–1906). В 1893 г. он окончил по 1 разряду минный офицерский класс, имел опыт плаваний и службы в 1883–1885 гг. на фрегате (крейсере 1 ранга) "Минин" и в 1892–1895 гг. — на крейсере "Адмирал Корнилов".

Главнейшие специалисты, от которых зависели боеготовность и безопасность корабля, также были в лейтенантских погонах. По тем временам это означало наличие уже достаточного служебного опыта. Старший штурманский офицер Сергей Васильевич Драгичевич-Никшич. Ему было 32 года, и он только что окончил морскую академию. В 1893–1897 гг. плавал на крейсере "Память Азова". Старший артиллерийский офицер Дмитрий Всеволодович Ненюков, 34 года, в 1900 г. окончил артиллерийский класс по 1 разряду, В 1892–1895 гг. плавал на крейсере "Адмирал Корнилов", в 1897–1899 гг. — "Память Азова". Старший минный офицер Владимир Константинович Пилкин (1869–1950), 34 года (по-видимому, сын известного адмирала), окончил в 1901 г. минный офицерский класс (1 разряд). В 1892–1896 гг. и в 1898–1899 гг. служил на крейсере (клипере) "Разбойник". Младший минный офицер (1 разряда) Алексей Алексеевич Щетинин, 27 лет, в 1897, 1898, 1900, 1901 служил на крейсере "Светлана", в 1901–1903 гг. — на миноносце № 120. Ревизор Алексей Федорович Данилов, 31 год, был чистый "строевик" (классов не кончал, в 1896–1899 гг. плавал на крейсере "Крейсер"). Младший артиллерийский офицер Николай Николаевич Азарьев 27 лет, прибыл на "Цесаревич" только в октябре. В 1897–1900 гг. плавал на крейсере "Владимир Мономах" и в 1900 — на четырех номерных миноносцах (таков был уже тогда офицерский недокомплект). Второй младший артиллерист мичман Борис Оттонович Шишко прибыл в октябре. Вахтенный начальник Юлий Георгиевич Гадд, 21 год, Лев Андреевич Бабицын, 24 года, и Кирилл Платонович Гильтебрант, 20 лет, окончили морской корпус только в 1902–1903 гг. Вахтенный начальник Александр Николаевич Сполатбог, 23 года, 1904 г. успел окончить штурманский класс, в 1901–1902 гг. плавал на броненосце "Император Николай I", в 1902 г. на крейсере "Владимир Мономах", в 1902–1903 гг. на миноносце № 119 (во время первой мировой войны — оператор в штабе командующего Балтийским флотом). Младший штурманский офицер Борис Андреевич Вилькицкий (1885–1961), 18 лет, пришел на "Цесаревич" прямо с корпусной скамьи, счастливо начав свою выдающуюся карьеру. С "Осляби" уже в пути пришлось перевести на корабль вахтенными офицерами таких же молодых мичманов Михаила Васильевича Казимирова и Льва Александровича Леонтьева.

Так в канун войны продолжал являть себя буквально лихорадивший флот катастрофический недокомплект офицеров. Так же обстояло дело и с матросами-специалистами. В почти поголовно неграмотной России их подготовка постоянно отставала от потребностей флота. То же было и с офицерами-механиками и матросами-специалистами машинных команд.

История состоявшихся в 1902 и 1903 гг. плаваний в Порт-Артур новейших броненосцев "Победа" и "Ослябя", практически вышедших из строя из-за неумения машинных команд и острейшей нехватки опытных инженер-механиков, должны были бы, наконец, обнажить всю остроту проблемы. Но все эти "телячьи нежности" пониманию карьерных адмиралов — Ф.К. Авелана, В.П. Верховского, З.П. Рожественского и других — были просто недоступны. "Жаль, что сам справиться не может, а неопытность команды вещь обыкновенная", — так с высоты своего Олимпа отозвался З.П. Рожественский на крик души молодого механика с "Осляби", чуть ли не в одиночку метавшегося среди трех машин своего нового и увы совсем незнакомого корабля.

Нечто подобное грозило и "Цесаревичу". Бюрократия не хотела считаться даже с обычно соблюдавшейся традицией несменяемости офицеров-механиков и приобщения их к своему кораблю во время постройки. Но слишком уж лакомыми были командировки под солнце лазурного берега. Ими наделяли избранных, от них отвращали недостойных. Непостижимо, но на постройку "Цесаревича" его штатные офицеры начали появляться лишь в последние дни сдаточных хлопот, когда знакомиться с техникой и осваивать ее было поздно. Проклятый всеми мыслящими офицерами морской ценз продолжал душить и уродовать флот.

Но ГМШ имел свои правила прохождения службы. И потому калифами на час промелькнули прибывшие еще в 1899 г. на постройку лейтенант князь А.В. Путятин, который позднее был в Цусиме на "Авроре", и еще в 1900 г. числившийся артиллерийским офицером корабля лейтенант Ф.В. Римский-Корсаков 2-й. Назначенный старшим офицером "Цесаревича" (1..900-1902 гг.) он затем переводится на ту же должность на броненосец "Петропавловск". Сюда он и унес весь опыт освоения новейшего корабля, на котором ему служить не позволили.

Еще большей насмешкой над здравым смыслом была командирская должность, в которой капитан 1 ранга А.Р. Родионов состоял на "Баяне" в 1899–1902 гг. Но командовать кораблем он и не собирался. В декабре 1902 г… получив чин контр-адмирала, он продолжал службу в качестве начальника отдела сооружений ГУКиС. В нарушение традиции старшим механиком корабля не стал и наблюдающий по механизмам Д.А. Голов. Он предпочел вернуться на свое место делопроизводителя и функционера МТК, а механиком стал второй наблюдающий Н.В. Афанасьев, чей опыт не был столь полным. Но он был сыном В.И. Афанасьева (1843–1913) и этим все решилось.


На палубе “Цесаревича”


Недолгим был опыт изучения корабля только что прибывшими Ф.А. Яковлевым и М.Д. Жуковым. Они уже в октябре покинули корабль, а их место заняли, начав изучать броненосец заново уже во время плавания на Восток, инженеры П.А. Федоров, В.К. Корзун и А.Г Шплет. Ветераном корабля вместе с Н.В Афанасьевым остался к концу похода только минный (вначале трюмный) механик М.С. Коробков.

Лишь ценой огромного напряжения, обучаясь сами и обучая матросов-специалистов обращению с новейшими механизмами, механики во главе с Н.В. Афанасьевым сумели избежать тех горестных приключений, которые на пути в Тихий океан пришлось пережить "Победе", а затем и "Ослябе".

А бюрократия продолжала резвиться. Уже в Суэце пришел срок списания в запас 9 матросов-специалистов, из которых двое были "для прохождения службы" присланы из Кронштадта накануне выхода "Цесаревича" в плавание из Тулона. И это при том, что на корабле не хватало 28 таких специалистов, то есть тех, кто мог самостоятельно обслуживать технику и оружие. По этим причинам И.К. Григорович, чтобы избежать риска, на время всего плавания предпочитал идти со скоростью не более 12 узлов. В пути же пришлось восполнять и нехватку артиллерийских офицеров. Вместо трех получили только двух, и оба (лейтенант Н.Н. Азарьев и мичман Б.О. Шишко) должны были ловить свой корабль уже на пути следования в греческих водах.

Но З.П. Рожественский, не желал видеть ни проблем комплектации (в которых был сам повинен), ни сложностей с приемкой корабля и обширными заводскими недоделками. По его глубокому внутреннему убеждению (оно сквозит во множестве язвительных и просто желчных замечаний, которыми испещрены страницы донесений И.К. Григоровича и А.А. Вирениуса) все объяснялось гораздо проще. В настояниях офицеров "Цесаревича" добиваться от завода приведения башен в работоспособное состояние он видел не проявление долга службы, а лишь намерение продлить срок своей уникальной курортной командировки. Так уж он был устроен Зиновий Петрович. Всех окружавших, по свидетельству современников, он считал (А. С. Новиков-Прибой) поголовно прохвостами и бездельниками.

"Время стоянки на Riviere могло бы приятно затянуться еще на годик". "На Riviery вернуться не удастся", "слишком соблазнительна была Riviere, чтобы торопиться уйти оттуда" — так не перестает суровый начштаба обличать офицеров в низких замыслах отлынивания от службы.

Неиссякаем и запас адмиральской демагогии, обращаемой, правда не в высшие сферы, а исключительно к наблюдающим, "не три-четыре недели (на этот срок И.К. Григорович считал нужным задержать уход, чтобы доработать-таки капризничавшую подбашенную тележку. —P.M.) тянулась эта канитель, а ровно четыре месяца без всякой надежды на успех", "как же до такой простой вещи три года не додумались". "Три года дум", пять длинных лет и не готов!" — не перестает адмирал усеивать следами своих негодований страницы очередных донесений И.К. Григоровича. Вспышки руководящего резонерства перемежались впрочем и деловыми советами (до адресатов их все-таки не доводили): "Это и видно — не нашли денег, если главнейшее вооружение — двенадцатидюймовые башни не привлекли к себе своевременное внимание г-на Григоровича". "Умывальники и каютные занавеси, наверное лучше присмотрены", — не находил адмирал пределов своему возмущению.

В чем-то он, может быть, был прав, но несказанно бы удивился, услышав, как это следовало бы сделать, что немалая доля вины за безалаберную конструкцию башен несут и руководимый им ГМШ и МТК. Ведь никто в обоих этих учреждениях не пытался провести хотя бы поверхностное обобщение конструктивного совершенства и надежности действия башенных установок, выработать самые общие требования к их проектированию, добиться, чтобы они по своим характеристикам, а в особенности в скорости стрельбы, не уступали образцам европейских флотов. Ничего этого не делалось, и когда в 1906 г. один из флотских артиллеристов предпринял подобный обзор, то результаты его оказались столь удручающими, что от продолжения публикации обзора в "Морском сборнике" предпочли отказаться.

Мысль об ответственности верхов, проглянувшая в деле о задержке выхода броненосца, особенно задела Зиновия Петровича. Ведь офицеры, входящие в приемную комиссию, в одном из своих актов прямо записали, что полноценная приемка башен и всего броненосца оказалась невозможной из-за постоянных требований З.П. Рожественского и А.А. Вирениуса о спешном и незамедлительном уходе. "Это бестактно по отношению к заводу, которому выдана копия и ложно по существу", — без обиняков отметает он намек на его личную ответственность и неполадки, за аварии. Адмирал был убежден, что его обязанности — погонять, а офицеров — всю ответственность принимать на себя. А когда и А.А. Вирениус, командированный для энергичного выталкивания броненосца из Тулона, был вынужден смириться перед фактом невыполнимости им же отданного приказа о дате завершения испытаний, он также немедленно подпал под подозрения Зиновия Петровича в саботаже и халатности.

Точно так же возлагая всю ответственность за последствия спешки на офицеров и оставляя за собой лишь право безостановочно и безнаказанно их погонять, отнесся и.д. начальника ГМШ и к обстоятельствам восьмидневной перегрузки боеприпасов на "Цесаревич" с пришедшего из Севастополя парохода. Эту работу, по мнению адмирала, вполне можно было бы провести не за восемь, а всего за три дня. Надо было только привлечь силы всей эскадры Средиземного моря, работать не по 8 часов, а по 24 часа в сутки. И тогда "Цесаревич", ожидая доставки эксцентрика из Тулона, мог бы в течение 5 выигранных дней заниматься боевой подготовкой.

Как всякий мистик, он не давал себе труда задуматься над тем, что этот выигрыш мог бы обернуться непоправимой катастрофой, с которой броненосец и вошел бы в историю. А шансы к тому были немалые, ибо вся погрузка 500 тонн боеприпасов легла на плечи исключительно одного артиллерийского офицера. Два других, о срочной высылке которых И.К. Григорович неоднократно доносил тому же самому начальнику штаба, прибыли только к завершению работ.

Между тем, как видно из донесения командира от 29 октября 1903 г., работы были организованы вполне грамотно. Лейтенант С.В. Шереметев (1880–1968), имел 60 рядовых и 2 квартирмейстера, готовил боеприпасы к подаче из двух трюмов парохода. Разгружали его сразу с двух бортов. С одного — непосредственно на борт броненосца, к которому пароход был ошвартован, с другого борта погрузка шла в четыре баржи, которые затем подводили к другому борту броненосца. Всего в работах участвовали один кондуктор, шесть квартирмейстеров и 250 рядовых.


На палубе “Цесаревича”


Как писал командир, "для судовой надобности" оставалось в распоряжении старшего офицера около 80 человек и в том числе караул, фалрепные, вельбот адмирала, шестерка, два паровых катера, по четыре человека на барказах, возивших воду, сигнальщики, вестовые, барабанщики, горнисты, коки и другие. Минеры и минные машинисты были в распоряжении минного офицера для приема минного вооружения, приведения его в порядок и укладки.

Машинная команда находилась в распоряжении старшего механика для очистки котлов и осмотра машин, в особенности после поломки одной из них. Приводилась и таблица "числа принятых ежедневно обтертых и уложенных на место боевых запасов, включавшей в частности 609 полузарядов и 267 305-мм снарядов". "Это из рук вон плохо", — напрямую в свободные строки представленной И.К. Григоровичем таблицы вписал З.П. Рожественский свое заключение. Словом, настрой начальника таков, что он, будь ему дана такая власть, без колебаний разжаловал бы командира "Цесаревича" в рядовые. И только "монаршее благоволение", заслуженное командиром "Цесаревича" за переход из Пирея в Порт-Артур, заставило З.П. Рожественского "предать забвению", как значилось в очередной его резолюции, "упорное сопротивление быстрому окончанию сборов к походу в Тулоне и в Поросе".

Так под сенью начальствующих проклятий и адмиральского рыка, с которым еще предстояло познакомиться всему флоту на 2-й эскадре, происходило плавание "Цесаревича" в Порт-Артур.

Загрузка...