Глава 2

Внешность порой бывает обманчива.

Так думала Алана, рассеянно глядя в окно. Мысль пришла в голову очень некстати. Некстати она отметила про себя, что её мысли постоянно приходят некстати. Что делать, это была такая их, мыслей, особенность.

Вообще-то она выглянула, чтобы посмотреть, как там погода на улице. Хотя никуда не собиралась. Сегодня же воскресенье, не нужно идти ни в универ, ни в агентство. Можно провести весь день, тупо глядя в телевизор. Можно наплевать на всё, и оторваться за игрой в "Весёлую ферму" или провисеть до полуночи в интернете. Ведь это был её день.

Её день рождения.

За пятнадцать лет она как-то уже привыкла к тому, что встречает свой день рождения одна. Человек ко всему привыкает со временем, не так ли?

Нет, поначалу, разумеется, люди пытались навязать ей в этот день своё общество. Бабушка там, Никиткины родители, отец …в те времена, когда ему ещё было до неё дело, или он хотел, чтобы все так думали. Ребёнок ведь не должен чувствовать себя одиноким, тем более, в такой день. Наверное, они были правы. Только получалось у них плохо. Как ни пытались внушить Алане, что день рождения – это праздник, веселее не становилось.

Потому что это был неправильный праздник. Вот уже пятнадцать лет это был самый неправильный праздник в её жизни. Самый печальный и самый нелюбимый день.

******

Алана смотрела из окна на девушку, усаживающуюся в новенькую серебристую "Шкоду". Девушка была, должно быть, немного её старше самой, невысокая, худенькая, без малейшего намёка на какие-либо "формы", с жиденьким хвостиком белёсых волос и в очках. Типичная "мышь", как сказала бы её приятельница по агентству Сонечка Лаптева. Но зато, какие парни крутились вокруг этой "мышки"! Сонечке, со всеми её формами и ногами "от ушей", такие и не снились. Не снились, впрочем, и самой Алане, хоть в этом, по убеждению вышеупомянутой Сонечки, была виновата только она сама.

– Господи, и где только таких дур делают? – вздыхала Сонечка, глядя, как Алана не моргнув глазом, отбривает очередной "кошелёк на ножках" (любимое выражение самой Сони). – Где, где? Да ты представь себе, хотя бы на минуту, сколько у него денег!

В ответ на гневные выпады подруги Алана неизменно пожимала плечами.

– Это же его деньги.

– Да, но он мог бы с тобой поделиться. Тебе приятно, а от него бы не убыло.

– От него-то да, – соглашалась Алана. – А от меня? Понимаешь, вознаграждение за щедрость далеко не всегда равноценно вложению. Боюсь, не продешевить бы.

Это был, конечно, сарказм. Алана очень хорошо изучила Сонечку и знала, что для душевного спокойствия их обеих лучше выглядеть в глазах подруги меркантильной сучкой, чем блаженной дурой. Но Сонечка сарказма не понимала, она начинала кривить хорошенькое личико и закатывать глаза:

– Ой, всё! Ищи себе прЫнца. Бог, как говорится, в помощь! Только учти, принцы – явление по нынешним временам редкое. А молодость – недостаток, который очень быстро проходит, как говорит наша Полина.

– Вообще-то Гёте сказал это гораздо раньше, – парировала Алана, и Сонечка, осознавая свою полнейшую в данном вопросе беспомощность, в конце концов, махнула на неё рукой. Всё-таки где-то в глубине души она считала Алану блаженной дурой и, надо признаться, не без оснований.

******

Вот соседка Ксюша, похоже, была с Сонечкой ягодой одного поля. Во всяком случае, отказываться от дорогих подарков кавалеров было не в её правилах. Открылось это сегодняшним утром, когда Алану и весь двор разбудил гудок автомобиля с примотанным к зеркалу красным бантом, из окна которого пухлый розовощекий воздыхатель радостно горланил: "С днем рожденья, любимая!". "Вот бы кастрюлю кипятка тебе выплеснуть на башку, скотина, да жаль не достану!", – услышала Алана недовольный голос соседки сверху и прыснула в кулак. Пухляш соседку, на её счастье, не замечал – он орал, гудел и размахивал букетом. Из подъезда выбежала Ксюша, следом за ней неслась её дородная маман в розовых тапочках с помпонами на босу ногу. Пухляш выкатился из дверцы автомобиля навстречу женщинам, и вот они уже все вместе принялись скакать вокруг подарка, разглядывая его и возбуждённо щебеча на три разных голоса. "Полнейший дурдом!" – проорала верхняя соседка, и со всей силы треснула балконной дверью, но на неё никто так и не обратил внимания.

Зато теперь Алана знала, что они с соседкой Ксюшей родились в один день. Полезное знание, конечно же (нет). Что ж, хоть у кого-то сегодня день рождения не будет похож на грустный праздник.

******

Алана отошла от окна. Машин в подарок сегодня она не ждала, а вот букет её таки настиг. Его принёс кудрявый тощий курьер в зеленой футболке с огромными расплывающимися подмышками пятнами пота. Пока Алана расписывалась в квитанции, парень смотрел на неё исподлобья, сопел, краснел, и вытирал ладонью лоб, как будто у него была высокая температура. От этого она чувствовала себя неловко и, закрыв, наконец, за курьером дверь, подумала, что будь её воля, она вообще запретила бы сильно потеющим людям работать в доставке. Или хотя бы ввела униформу – исключительно чёрного цвета.

Да, но букет-то был в её бзиках совершенно не виновен. Букет был огромен и до неприличия красив – красные благоухающие розы, выложенные узором в виде сердца посередине, белые по краям. Такой мог бы подарить в день рождения девушке её возлюбленный, находящийся вдалеке от дома. Вот только никакого возлюбленного у Аланы не было – была только открытка, торчащая из роз. Впрочем, она и без подписи знала, кого благодарить за сюрприз.

Телефонный звонок раздался почти сразу – курьер, наверное, и из подъезда-то выкатиться не успел.

– Привет, старушка! – услышала она бодрый голос на другом конце провода. – Как мой букет? Уже прибыл?

– Спасибо, дорогой, – Алана улыбнулась. – Он прекрасен. Доставлен в лучшем виде.

Никита Гордеев, старинный детский друг (настолько давний, что обладал исключительным правом называть её "старушкой" без ущерба для собственного здоровья) уже несколько лет жил в столице. Ничего удивительного в этом не было, Никитоса с детства считали вундеркиндом и пророчили ему большое будущее, вот только никто не ожидал, что всё произойдет настолько быстро. "Большое будущее" свалилось на её друга внезапно и практически в одночасье.

Никита закончил юридический, но идти в милицию по стопам отца не захотел – мечтал открыть собственное дело и заняться частной практикой. На собственное дело нужны были деньги, поэтому он временно устроился клерком в какую-то контору, где принялся благополучно прозябать, ожидая, пока Судьба повернётся к нему лицом. И судьба не заставила себя долго ждать.

В один прекрасный день к нему обратился за помощью старый, ещё школьный, знакомый. Парень возомнил себя музыкантом, бренчал на гитаре, сочинял какие-то песенки, и даже сколотил группу таких же, как сам, идейных лоботрясов, чтобы было с кем играть и петь в местных забегаловках. В общем, жил себе, не тужил, и был доволен почти всем, ровно до той поры, пока однажды не дернула его нелегкая поучаствовать в конкурсе, объявленном каким-то типа популярным московским радио. Вот тут-то всё и завертелось.

Изначальная идея выглядела неплохо и даже заманчиво. Начинающим композиторам предлагалось прислать на радио свои песни в количестве не более трёх штук, а приглашенные десять экспертов (в роли которых выступали популярные эстрадные певцы и певицы) должны были выбрать из этой кучи любую, на своё усмотрение, и за свой счёт её записать. На этом, собственно, и всё. Главный приз не подразумевался, сие мероприятие анонсировалось, как беспрецедентная возможность для молодых авторов засветить среди широких масс своё творение, а в дальнейшем, быть может, и саму свою персону. То есть, у абсолютно каждой присланной песни появлялся шанс стать услышанной, а десять счастливчиков гарантированно получали по десять ротаций своих нетленок в радиоэфире, да ещё и в исполнении не кого-нибудь там, а самого Димы Билана, а возможно, даже Кристины Орбакайте. Назывался конкурс тоже соответственно – "Счастливая десятка", оригинальность названия, конечно, зашкаливала, но то уж извините.

"А, где наша не пропадала!.." – подумал знакомый, и отправил по заявленному адресу парочку собственно сочинённых песен, (одна из которых ему самому казалось знаковой и до последней запятой в алкогольно-философском тексте выстраданной, а вторая так, в довесок). Отправил и забыл, как советуют грамотные люди. Но почему-то вышло так, что забыл по-настоящему, и опомнился лишь несколько месяцев спустя, когда до боли знакомые мелодия и слова вдруг зазвучали, что называется, из каждого утюга. Какие там десять эфиров! Невозможно было зайти в супермаркет, или проехать в маршрутке, или просто пройтись вечером мимо раскрытых окон многоквартирного дома, чтобы не услышать эту песню, в исполнении артиста, чьё имя в стране не было знакомо разве что грудным младенцам и старикам в глубоком маразме.

От такого поворота сюжета наш герой вначале прибалдел, а затем, когда улегся первый шок, задумался. Десять бесплатных эфиров – это, конечно, неслыханная роскошь для неизвестного автора, но уж раз песня вдруг стала такой популярной, то не полагалось ли по такому случаю этому автору немного больше, чем просто ничего? Знакомый позвонил на радио, и был сильно удивлен, когда любезный женский голос сообщил ему, что автором новоиспечённого хита "Наша ночь" является некто Г. Н. Будищев.

"Не знаю я никакого Будищева-Мудищева! Вы там совсем уже? Это МОЯ песня!" – чуть не заорал в трубку незадачливый композитор, но к счастью вовремя опомнился и попросил милую девушку подсказать ему координаты этого человека, например, его телефон. Девушка помялась и тем же приветливым тоном объявила, что телефона господина ГэБудищева у неё нет, и никогда не было, и где его искать, она тоже не знает. Что, собственно, и требовалось доказать.

Знакомый никогда не был семи пядей во лбу, но даже того, что имелось, ему вполне хватило, чтобы осознать неприятный факт – его просто-напросто кинули, как дурачка, а песню украли. Парень возмутился, и твёрдо намерился подать на этот гадюшник в суд. Вот только никак не мог определиться, кого же ему привлечь в качестве ответчика? То ли бесстыжее, обворовавшее его, радио, то ли самого этого чудака на букву "эм" Будищева? Да кто это вообще такой, и как к нему подобраться? Обратился за ответами к специалистам, но тут его вновь постигла неудача – местные юристы в шоу-бизнесе не шарили, с авторским правом не работали, и браться за дело категорически отказывались. Хоть садись, и поезжай в Москву, к тамошним крутым адвокатам, да где опять же взять на это денег? Тут-то память и подсунула ему Никиту Гордеева.

Никита оказался единственным, кто не побоялся вступить в неравную схватку с этими пиратами музыкального мира, тем более что терять ему всё равно было нечего. Он быстро навёл справки и узнал, что права на песню присвоила себе одна крупная звукозаписывающая компания под руководством влиятельного бизнесмена, человека, чьё имя в определённых кругах даже произнести вслух было небезопасно, не говоря уже о том, чтобы с ним судиться. Но даже это Никитоса не остановило. Не то, чтобы он слишком любил всякую попсу, просто, по его же собственному признанию, именно в тот момент в нём проснулся охотничий азарт.

Суд они всё-таки выиграли. Хоть знающие люди и шептали ему, что это невозможно, и что нужно быть совсем отмороженным, чтобы пойти против… т-с-с-с!.. Те же знающие люди потом с язвительной усмешкой говорили, что ни за что этому выскочке без роду, без племени, не удалось бы провернуть такое дело, не приди ему на помощь другой влиятельный бизнесмен, бывший с первым бизнесменом в давнишних непреодолимых контрах. Может, оно и было так, а может, и нет. Завистники были, есть и будут всегда, Никита об этом знал, поэтому все досужие разговоры и сплетни на свой счет стойко игнорировал. В конце концов, справедливость ведь восторжествовала, а что ещё нужно? Суд не только вернул автору песни его права, но и присудил звукозаписывающую фирму выплатить пострадавшей стороне неустойку в размере трехсот тысяч рублей.

"Пострадавшая сторона" от радости едва не съехала с катушек. Ни в одном самом заоблачном сне бедолаге не могло бы присниться, что корявый стишок, написанный поутру с большого бодуна на обратной стороне конверта из-под каталога "Мир развлечений", и положенный на музыку, сочинённую тут же, на коленке, принесёт ему такой доход… Да-да, по иронии судьбы, хитом стала вовсе не та песня, которая была выстраданной, знаковой, и всё такое, а как раз наоборот. Жизнь порой преподносит нам сюрпризы оттуда, откуда не ждали. И, к слову, в ходе расследования выяснилось, что никакого Г.Н. Будищева на самом деле никогда не существовало, а история эта долго ещё перемывалась в московской музыкальной тусовке на разные лады, обрастая всё более и более невероятными подробностями.

С той поры дела у Никиты пошли в гору. Молодым дарованием заинтересовались, перетянули его в Москву и предложили место в ЛНА3, а это уже были совсем другие возможности. Гордеев-младший снял квартиру в спальном районе, начал потихоньку обрастать знакомствами, приобрёл чёрный внедорожник BMW, и в родной Краснокаменск наезжал теперь по праздникам.

******

– Он прекрасен… – повторил Никита и нарочито громко вздохнул: – Как жаль, что это ты не обо мне.

Прозвучало прямо, как песня. В голове даже заиграл полузабытый незамысловатый мотивчик: "Как жаль, что это ты не обо мне…". Или там были какие-то другие слова?..

– Слышишь меня? Ало, ало! Земля вызывает Алану!

– Что? – Алана вздрогнула, вырываясь из своих мыслей. Кажется, она опять что-то пропустила?

– Я говорю: с днём рождения тебя, старушка! С последним нормальным юбилеем в жизни.

– Спасибо, Никит! Я…

– Ты хотела спросить: почему с последним?

– Нет, я ничего такого не хотела. Я…

– Нет, хотела! И не спорь со мной, он прямо таки застрял между строк, этот огромный жирный вопросительный знак. Слушай, ну ты же понимаешь, что в следующий ближайший юбилей тебе уже стукнет двадцать пять. Целых двадцать пять лет! Ты знаешь, что это означает?

– Дай-ка подумаю, – Алана почесала правую бровь. – Сложно, конечно. С меня начнет сыпаться песок?

– Почти. Ну, в общем-то, люди в двадцать пять – это практически поголовно законченные инвалиды. Посмотри на меня! То бок колет, то башка трещит с похмелья, то кости ломит на погоду. А ещё – чуть не забыл – все знакомые бабушки при встрече хором вопрошают: "Ты рожать-то, когда собираешься? Часики-то тикают!"

Последнюю фразу Никита произнес противным фальцетом. Она всё-таки не выдержала и захихикала сквозь стон:

– О, нет! Только не это.

– Это, это, – заверил Никитос. – Они не оставят тебя в покое, можешь не сомневаться. Есть только один вариант избежать кошмара – родить до двадцати пяти.

– Я не могу, – ответила Алана. – Полину хватит удар.

– Плевать на Полину! Ты думай лучше, где будешь искать достойного кандидата на роль производителя. Рожать от кого попало – тоже, знаешь, так себе затея. Рожать надо от умного, красивого и здорового, да, желательно, ещё и богатого. Заметь, себя я не предлагаю, хотя-а…

– Никита! Прекрати!

В трубке раздался натужный булькающий звук. Вот в таком русле в последнее время и протекали почти все их разговоры. Ни о чём, хиханьки да хаханьки. Никита старался её рассмешить, иногда ему это удавалось. Иногда ей даже удавалось остроумно парировать в ответ. Но всё это было не то. Хорошо, конечно, что он просто есть в её жизни, но порой Алане казалось, что Никита по-прежнему видит её десятилетней девочкой, за которой отец поручил ему "присматривать".

– Ладно, ладно, – пробулькала трубка. – Не психуй. Я ведь просто пытаюсь вызвать положительные эмоции у царевны Несмеяны. А если кроме шуток, какие планы на сегодня? Только не говори мне, что опять плесневеешь в одиночестве и разрываешься между двумя лучшими кавалерами: телевизором и компьютером?

Алана молчала, наматывая на палец телефонный провод, и повторяла себе, что вообще-то Никита хороший человек и верный друг и, наверное, по-своему заботится о ней. Наверное.

– Чего молчишь, старушка? – спросила трубка. – Я всё-таки угадал?

– Ты очень догадливый и смекалистый, – грустно улыбнулась Алана.

– Продолжай. Я люблю, когда меня хвалят.

– А ещё ты трепло и бабник. Балаболка. Жуткий сноб. И пьяница. Э-э-э… Кажется, ничего не забыла?

– Так-так, – фыркнул Никитос. – Ну вот, наконец-то! Узнаю свою старушку бабАлану, подругу дней моих суровых. Эх-х, Аленький!.. Чуть не забыл: я же купил тебе подарок. Только вот не знаю, когда теперь смогу выбраться и закинуть. Столько работы навалилось, просто мрак и жуть.

На том конце провода надрывался мобильник. Никита был парень нарасхват.

– Работа? – поинтересовалась Алана.

– Она самая. Слушай, повиси, пожалуйста. У меня тут однозначно важный клиент.

Алана слышала, как её друг отвечает на звонок: "Да, зая. Конечно, зая. Что ты такое говоришь, зая? Как ты могла такое обо мне подумать?" Наконец, Никита вернулся.

– Какие у тебя нежные отношения с клиентами, – она всё-таки не смогла сдержать ехидства.

– Гы… Клиенты бывают разные, – уклончиво заметил Никитос. – А ты ревнуешь?

– Кто? Я? Да не дай бог! – Алана даже руками замахала, забыв о том, что он всё равно не мог её видеть. – Ты с ума сошел, мон шер4?

– Ну и зря, – ей показалось, что Никита даже обиделся, хотя с его манерой сложно было судить однозначно. – Ладно, говори, чего там у тебя.

– А с чего ты взял, что у меня что-то?

– Как будто я тебя не знаю. Слышу же, что ты чего-то хочешь и мнешься.

Алана помолчала. И в очередной раз подивилась его прозорливости. Вообще, не смотря на то, что Никитос часто производил впечатление человека легкомысленного и даже самовлюбленного, он был на редкость эмпатичен. Может, в том и заключался секрет его успеха? И не только среди противоположного пола.

– Да, вообще-то есть разговор, – Алана замялась. – Нетелефонный.

– Нетелефонный, – хмыкнул Никита. – То есть, даже не намекнешь?

Алана задумалась. Чего она боится? Она же не агент американской разведки и вряд ли телефон её прослушивается. Однако страх – липкий, противный, душный, словно сковал язык. Как будто если о том, что она задумала, узнает кто-то ещё, кроме неё самой, то узнает и он.

Тот, кого она привыкла бояться в течение всей своей сознательной жизни и против кого впервые решила всерьез восстать.

– Н-нет. Прости, не могу. Только при личной встрече.

– Заинтриговала прямо. Ладно, тогда жди. Попробую вырваться на следующей неделе. Но если вдруг надумаешь – набери меня.

– Приезжай.

"Если Зая отпустит", – захотелось съязвить напоследок, но она не стала этого делать. Алана вдруг представила себе, как он сидит столешнице ( "Сколько можно мостить свой зад на стол, Никита! Ведь есть же стулья!" – десять раз на дню повторяла тётя Валя, но так и не смогла отучить сына от дурной привычки ), стучит по полу босой ногой и, зажав плечом трубку домашнего телефона, свободной рукой набирает в мобильнике смс. Старый добрый Никитос, лохматый и небритый, в любимой футболке с надписью: "Не важно, кто прав, важно – кто Лев". И вдруг поняла, что сейчас расплачется.

– Я буду ждать, – сказала Алана и отключилась.

******

Звонок друга детства вновь вернул её мыслями в прошлое. Туда, где в один из прохладных апрельских дней накануне их с сестрой дня рождения, стоя под деревянной горкой среди луж и остатков черного снега, он заботливо оттирал с Лёлькиной курточки совершенно случайно налипший на рукав гудрон. Совершенно случайно второй раз и на вторую за день куртку, так уж получилось. Алана стояла рядом и хмурилась, предчувствуя нагоняй от мамы, и оттого, что нагоняй явно будет предназначен не ей, а Лёльке, легче не становилось.

– Тили-тили-тесто, жених и невеста! – противным голосом проверещал второклассник Славка Палкин, свесившись с балкона своей квартиры на третьем этаже. – Тили-тили-тесто! Лёлька – невеста, Никитос – жених!

Лёлька покраснела от злости и погрозила Славке кулаком:

– Палка-мочалка несчастная! Больно смелый, из дома орать? Спускайся вниз, трусливая жопа, я покажу тебе, кто тут "невеста"!

Алана зажала рот руками.

– Лёлька, ты что! Мама услышит!

Лёлька надулась, но ничего не ответила. О, это ужасное, но такое меткое слово на букву "ж"! Сколько раз сестра получала за него от мамы по губам, и всё тщетно. Вытравить его из Лёльки было так же невозможно, как заставить Никиту перестать садиться на стол вместо стула.

Кстати, о Никите. В отличие от Лёльки, на палкинский выпад он отреагировал… никак. Спокойно покончил с гудроном, а грязный платок свернул и сунул Лёльке в карман.

– Дома постираешь, – сказал он, и легонько щёлкнул её по носу. Затем повернул голову и долго смотрел на зловредного Палкина взглядом боцмана, наблюдающего за тем, как салага-матрос драит палубу верёвочной шваброй. – А насчет всяких придурков и провокаторов повторяю в сотый раз: не поддавайся. Учись держать удар, малявка!

– Я не малявка! – огрызнулась Лёлька. – И я умею держать удар!

– Я не про тот удар, – сказал Никита как-то загадочно, но пояснять ничего не стал. Взял Лёльку за руку и не торопясь, будто специально для всеобщего обозрения, повёл её через двор к киоску с мороженым. Алана семенила следом, прекрасно осознавая, что такой почести от Никитоса сама она не удостоится никогда, даже если вымажется гудроном с головы до пят.

******

С тех пор прошло, без малого, пятнадцать лет. Интересно, помнил ли Никита тот случай? В отличие от неё самой, друг не очень-то любил вспоминать детство. Нынче жизнь была гораздо веселее, а отношения с противоположным полом отличались, по его же собственному выражению, шикарным разнообразием. О каких-то из этих отношений Алана знала, но чаще – даже не догадывалась. Да и не очень-то хотела вникать.

– Ты сам-то их не путаешь? – спросила она Никиту во время одной из становящихся всё более редкими в последние годы встреч. – Не бывало, например, что забылся, назвал девушку не тем именем?

Никитос покосился на неё с сомнением.

– Ты за кого меня принимаешь? – ответил он даже слегка обиженно. – За идиота? Забыть имя девушки, а тем более, перепутать – это же означает обеспечить себе смертельного врага в её лице. А мне враги не нужны, знаешь ли, для того, чтобы испортить жизнь, и друзей вполне достаточно. Но на самый крайний случай – если вдруг внезапно накроет ранний склероз – есть ведь всякие "Зайчики", "Котики". "Малышки" там. Отличная находка, и девушке приятно, и для меня безопасно. Главное, не переборщить, потому что слишком частое употребление диминутивов тоже может вызвать подозрение.

Алана закатила глаза и покачала головой. Ох, уж этот Никита!

"Он такой умный, что иногда мне хочется ему врезать, – однажды сказала ей Лёлька. – А тебе нет?"

Алана пожала плечами. Врезать Никите ей не хотелось. Она вполне могла ответить ему и на его языке, просто большей частью робела и терялась.

– Всё равно ты когда-нибудь женишься, – мстительно сказала Алана, пытаясь прогнать не ко времени нахлынувшие воспоминания. Никита обернулся и посмотрел столь красноречиво, что какую-то секунду она не сомневалась, что он прочёл её мысли. И тут же, будто испугавшись нарушить самому себе данное слово – о прошлом не говорить, прошлое не вспоминать – друг картинно схватился за голову:

– Я? С ума сойти! Да не иначе, вы все хотите моей скорейшей кончины? Как представлю себе, что прихожу домой, а там меня встречает толстая тётка в бигудях и протёртом на заду халате…

– Во-первых, не в "бигудях", а в "бигуди", – поправила Алана, с удовольствием воспользовавшись такой возможностью. – А во-вторых, почему сразу – "тётка"?

– Дядька? – Никита изумлённо выпучил глаза. – Ну, ты уж совсем, старушка, даёшь.

– Дурак! – Алана со всей силы пихнула его в плечо. Никитос захохотал.

******

…Примерно полгода назад Славка Палкин неожиданно сам стал отцом двух чудесных толстощёких близняшек. Он по-прежнему жил в своей старой квартире в доме напротив родительского, и навещая Павлика, Алана иногда видела его, гуляющего с женой и коляской. Бывший задира и хулиган, а ныне – образцовый муж и отец, теперь приветливо улыбался и кивал ей при встрече. Жизнь меняет людей, это правда. Они все выросли и изменились.

Кроме Лёльки.

Загрузка...