ГЛАВА 20

Милисент с размаху повесила мокрую хлопковую рубашку на высоко натянутую веревку. За рубашкой последовали брюки. Она не обращала внимания на капли пота, выступившие на висках, на ручейки, сбегавшие в ложбинку между грудей. «Некому смотреть на меня», — раздраженно подумала она, с еще большей силой кидая на веревку очередную стираную вещь. Прошло уже две недели с тех пор, как она в последний раз видела Ринго.

Сначала его отсутствие не беспокоило ее. Она знала, что он не может оставить дела на ранчо. Затем она начала понемногу волноваться. А что, если он заболел и ему некому помочь? Или ранен? Как бы ненароком справившись у Мэтта, она убедилась, что он не болен и не ранен. По мере того как дни превратились в недели, беспокойство, владевшее ею, переросло в ярость.

«Очевидно, он напрочь забыл обо мне. — Милисент яростно встряхнула полотенце для посуды, прежде чем повесить его на веревку. — Мне следовало бы иметь больше здравого рассудка. Как можно поверить, будто этот мужчина заинтересовался мною. Мое время свиданий давно миновало».

Но даже упрекая себя, она никак не могла подавить острые приступы обиды, терзавшие ее при мысли о своей унылой жизни. Милисент прислонилась головой к шесту, поддерживавшему веревку. Порой это казалось невыносимо несправедливым. Она вспомнила о своей принесенной в жертву юности, утраченной любви и о детях, которых у нее никогда не было.

Мать Милисент умерла, когда она была совсем маленьким ребенком, и ее милый папа всегда старался быть для нее одновременно и матерью, и отцом. Он сделал ее детство замечательно счастливым. Но когда ей исполнилось восемнадцать, его сразил удар, и с тех пор роли их поменялись.

Ей никогда не забыть убитое горем выражение его лица, когда он понял, что не сможет шевелиться или говорить — может быть, это была паника, вызванная беспомощностью. Она: отказалась покинуть его, успокаивая его страхи и ухаживая за ним.

На первых порах молодые люди продолжали заходить к ней в гости, но, когда недели превратились в месяцы, а месяцы в годы, поклонники женились на тех, у которых не было отцов, нуждавшихся в уходе. Отец не хотел, чтобы она жертвовала собой ради него. Он до боли ясно давал ей это понять. Но она не могла оставить его, как он не оставил ее, когда умерла мать. И Милисент убедила себя, что нет ничего страшного в том, что она не ходит на танцы и вечеринки. По мере того как подружки одна за другой выходили замуж, она одаривала их улыбкой, желая им «всего наилучшего», и почти убеждала их в том, что сама вовсе не испытывает отчаянного желания иметь мужа и собственную семью.

Но шли годы, и она все меньше пользовались симпатией и вниманием, потому что к тому времени уже считалась старой девой без каких-либо перспектив на замужество. Потом отец умер, очень тихо, во сне, причинив своей кончиной ничуть не больше забот, чем при жизни. С его смертью она осталась одна в этой жизни.

Одинокая слезинка навернулась на глаза и покатилась вниз по щеке. Милисент сердито смахнула ее с лица. Она не желала плакать из-за этого лохматого ковбоя.

С новой силой она выхватила из корзины, стоявшей у ног, красную скатерть и пришпилила прищепками к веревке. На мгновение задумавшись, Милли стала расправлять складки своего платья, как вдруг руки ее замерли. Показавшееся вдалеке облако пыли говорило о приближении всадника.

Милисент почувствовала неведомое ей раньше сильнейшее сердцебиение от одной только мысли, что это может оказаться Ринго, но затем ее охватил новый приступ ярости. Она нагнулась и достала из корзины следующую стираную вещь, решив не обращать внимания на приближающегося всадника, Стук копыт становился все отчетливее, Милисент беспокойно набросилась на остатки белья.

Ринго подъехал к веревке с бельем и легко спрыгнул с седла. Уверенным шагом он подошел к ней и снял шляпу.

— Милли. Ты радость для уставших глаз. Черт меня побери, если ты не самая красивая из всех, кого я видел… ну, не знаю когда!

Милисент подняла на него глаза, сверкавшие яростью. Чертов мужик! Не показываться неделями, а затем заявиться в тот самый миг, когда она выглядела самым отвратным образом, да вдобавок ко всему этому еще оскорбить ее таким наглым комплиментом. Она начала выходить из себя еще и от того, что ее влажное от пота платье совершенно измялось на этой жаре. К тому же она знала, что волосы ее торчали во все стороны и в беспорядке падали на лицо.

— Да как ты смеешь? — прошипела она.

— Как?..

Лицо Ринго вытянулось от смущения. Наконец он опустил свою шляпу.

— Не знаю, в чем дело, но могу сказать, что ты явно заехала куда-то не туда…

— И ты еще смеешь? — Милисент с трудом сдерживала злость.

— Да, мэм. Но клянусь своей жизнью, не могу понять, в чем дело. Я приехал, сказал какая ты красивая и…

— Оооох!

Лицо Милисент покраснело, в глазах сверкнуло пламя, словно она вот-вот готова была взорваться. Ринго невольно попятился назад.

— Ну, Милли, будет, — попробовал защититься он, в то время как она бросила взгляд сперва на него, затем на висевшее вокруг белье.

— Не смей говорить мне «Ну, Милли»! — почти закричала она, наклоняясь к корзине, стоявшей около ног. Прежде чем Ринго успел ответить, он почувствовал холодный, ошеломляющий удар по лицу мокрым стираным полотенцем. Оторопев, он застыл и минуту не шевелился, прежде чем убрал его с лица. Как только он это сделал, Милисент тут же прицельно швырнула в него мокрую рубаху. На этот раз она задела лишь плечо.

Боже милостивый! Она, должно быть, сошла с ума от жары. Он осторожно двинулся к ней, ловко уклоняясь от мокрых вещей, летевших в него, как из пулемета. Когда она вновь наклонилась к корзине, он схватил ее за руки и притянул к себе.

— Милисент, — взмолился он.

— Не прикасайся ко мне, хам!

— Хам?

— Ты приезжаешь сюда после того, как я неделями не видела тебя, и теперь еще набираешься наглости назвать меня красивой!

Наконец-то до него дошла причина ее ярости.

— За то, что будто бы неискренне назвал тебя красивой, а?

Милисент заметила искорки смеха в его глазах, и это только подлило масла в огонь ее ярости. Ему хорошо смеяться. Он-то не проводил бессонные ночи, волнуясь и проливая слезы только лишь затем, чтобы потом оказаться застигнутой врасплох и выглядящей как грязная и всклокоченная овца.

Рассерженная, она попыталась вырваться из его рук. Однако он прижал ее еще ближе. Внезапно, почувствовав близость его тела, она перестала сопротивляться. А как только заглянула в его глаза, весь ее гнев куда-то испарился, уступив место растекающемуся по телу теплу, не имеющему ничего общего с жаром полуденного солнца.

Милисент, словно издалека, заметила, как смех в его глазах погас и сменился чем-то более темным, более многообещающим и более пугающим. Лицо его почти касалось ее лица, она ощущала его дыхание, запах лошадей и исходивший от него особый мужской запах.

Нерешительно она прикоснулась к его лицу, так как тысячи раз проделывала в мечтах. Ее натруженные работой пальцы наткнулись на щетину, и про себя она отметила, что он примчался к ней в такой спешке, что даже не побрился. От ее прикосновения глаза его потемнели еще сильнее — их непостижимая голубизна завораживала, лишала сил, не отпускала от себя. Когда его губы коснулись ее, она ощутила одновременно и страстное желание поцеловать его наконец так, как это не раз представлялось ей в мечтах.

Губы ее раздвинулись под напором ищущего языка, и Милисент почувствовала, как от этого прикосновения по спине прокатилась волна невыразимого наслаждения. Робко она ответила тем же и уловила, как вздрогнул Ринго. Внезапно Милисент обрела уверенность от того, что способна пробуждать в нем такой же жар.

Сердце ее замерло, когда Ринго нежно коснулся шеи и развязал пучок ее огненно-рыжих волос, которые она постоянно отчаянно прятала. Тела их соприкасались, пальцы его нежно гладили ее волосы.

Ринго нехотя отпустил ее губы, набрал полные пригоршни волос и еще крепче прижал к себе.

— Если б я только знал, что вздутие животов у скота приведет к этому, я б давным-давно накормил их всех чесноком.

— У твоих коров вздуло животы?

— А из-за чего еще я мог задержаться?

Милисент опустила глаза вниз и, желая привести в порядок волосы, качнула головой.

— Эти ужасные волосы, — начала ворчать Милисент.

Ринго еще одним поцелуем заставил ее умолкнуть.

— Смотри, как они светится на солнце, Милли! Это же цвет самого солнца!

Она взглянула с удивлением на волосы, которые ненавидела столько лет. Они действительно сияли на солнце. Обычно она покрывала их шляпой или платком, но никогда не распускала по плечам.

Ринго нежно приподнял ее подбородок.

— Они так же прекрасны, Милисент, как ты.

Простая искренность его комплимента поразила ее в самое сердце. Милисент опустила глаза, опасаясь, как бы пелена из слез, внезапно затуманившая взор, не пролилась непроизвольным дождем.

Ринго прижал ее голову к своему плечу и погладил волосы. Прошло очень много времени с тех пор, когда он последний раз нежно держал в своих объятиях женщину. Его жена умерла более десяти лет назад, и он уже не ждал, что когда-нибудь вновь испытает подобные чувства. После того как его семья погибла во время большой засухи, он запер свое сердце, и, как ему казалось, навсегда. Но, поглаживая голову кроткой женщины, стоявшей подле него, он сам себе удивлялся.

Загрузка...