Лето. Деревня. Любовь (СИ)

Она всегда хотела, чтобы у нее было несколько детей. Не один, а два или три, или даже больше. Ведь братья и сестры — это родные души, это поддержка друг другу перед лицом зачастую враждебного внешнего мира. Как здорово, что у Вани есть Лука, старший брат, который будет за него заступаться и учить недоступным Маше пацанским премудростям. Как здорово, что у Лучика есть Ваня, который всегда будет преданно им восхищаться и впитывать все наставления своего старшего брата. И как повезло ей, Маше Малинкиной, что у нее есть ее дети, и есть это летнее беззаботное утро, и эта лесная река, над которой висит утренний туман, и этот одуряющий воздух, благоухающий дивными ароматами.

Они поиграли с Лордиком и Ваней в мячик и в догонялки, потом, немного притомившись, решили окунуться. Солнце уже припекало довольно сильно, на пляже начали появляться первые отдыхающие. Убедившись, что Лука и Юрий вместе с остальными рыбаками ушли вверх по реке, подальше от устраиваемого ими шума, Маша скинула сковывающее ее платье. Взяла сына на руки и с громким визгом окунулась в прохладную воду. Этот ее визг, наверное, до Москвы долетел.

Бла-го-дать. Господи, как же хорошо. Как бездумно, безоглядно, бесконечно хорошо. Ей хотелось лечь спиной на воду, раскинуть руки и, скользя по течению реки, смотреть, как по синему небу куда-то торопятся облака, похожие на сладкую вату. Но Ванька и Лордик не позволяли ей отвлечься ни на минуту: они бесились и брызгались в воде, хором завывая от восторга. И когда Маша примерно через пятнадцать минут интенсивного купания попыталась вытащить их на берег, чтобы согреться, оба оказали ей нешуточное сопротивление. Они и в воде устроили догонялки. Пришлось отлавливать их по одному и вытаскивать из реки насильно.

— Давай сюда Ивана, — Юрий уже стоял на берегу с полотенцем. Абсолютно с непроницаемым выражением лица разглядывал ее с ног до головы. Лучик крутился у него под ногами и восторженно улыбался маме.

— Мам-мам, я поймал одну маленькую рыбку, но мы ее отпустили. А больше сегодня не клюет. Не только у нас, но и у других тоже. Надо в другое место ехать.

Маша смутилась до такой степени, что не знала, куда глаза деть. Просто потому, что не ожидала их внезапного появления. Они же совсем недавно ушли! Макаров ее застал врасплох. Не готова она выйти при нем на берег. Пусть думает про нее, что хочет! Ее накрыла паника. Она была готова утонуть в этой дурацкой реке, лишь бы он не увидел ее в купальнике.

Маша отдала Ваню в протянутые руки и тут же опять плюхнулась в воду по шею. Лучик схватил брата за руку и увел греться на солнышко. Лордик побежал за ними.

— Ты выходишь? — с непонятной интонацией спросил Юрий, оглядываясь на нее.

— Нет, — Маша была немногословна.

— Давай вылезай, Лука есть хочет. И проедем чуть выше по течению.

— Тогда принесите мне полотенце и отвернитесь.

Юрий аж застыл. Повернулся и посмотрел на нее с изумленным интересом.

— Ты что, голая купаешься?

— Перестаньте издеваться, — сердито запыхтела она. — Вы прекрасно видели, что я не голая.

— А если я тебя уже видел, чего же ты спектакль разыгрываешь и не выходишь?

— А почему я должна перед вами отчитываться?

— Марьванна, ты серьезно? Или это такой оригинальный способ привлечь мое внимание? Я заинтригован, честно.

— Я серьезно. Принесите мне, пожалуйста, полотенце. Я вас очень прошу.

Он принес не только полотенце, но и платье, повесил их на ветку дерева.

— Испортила мне такое зрелище, Афродита! — с досадой сказал он и, не оглядываясь, пошел к детям. — Вот что ты за человек!

Ее перестало потряхивать только после того, как она полностью оделась.

Глава 11. Ловись, рыбка, большая и маленькая

Самое смешное, что он отлично ее понимал. После ранения Юрий провалялся в больницах в общей сложности больше двух месяцев. Итогом оперативного вмешательства стал некрасивый продольный шрам с вмятинами, протянувшийся спереди от ключицы до брюшной полости. И три заросшие дырки от выходных пулевых отверстий в спине. Так как майора доставили в бессознательном состоянии с большой кровопотерей, речь шла не о красоте, а о спасении жизни.

— Сделаете пластику, ну, или татуировку, — пожал плечами лечащий врач при выписке. — И ничего не будет заметно.

Юрий родился в счастливой рубашке. Ему повезло, что он вообще выжил. И даже остался относительно трудоспособным человеком. Но ходить с голым торсом он перестал. Ему просто не хотелось, чтобы люди разглядывали его травмированное тело и шептались о происхождении шрама. Он и купался теперь только в футболке. И сексом занимался бы в футболке, если бы у него было желание заниматься сексом. Но желания, к досаде Сони, его давней деревенской подружки, не было.

Что не нравилось Маше в ее собственном теле, он понять не мог. Красивая фигура, очень женственная, с округлостями. Третий размер. Широкие бедра. Конечно, он рассмотрел не все, но многое, пока она, не замечая его присутствия, барахталась в воде, пытаясь вытащить на берег хохочущего Ванюшку. Юрий и подумать даже не мог, что она будет так отчаянно стесняться. Даже и подкалывать ее по этому поводу резко перехотелось. В конце концов, каждый из нас имеет право прятать от глаз окружающих свои шрамы. А видимые они или невидимые — значения не имеет. Личные границы — штука деликатная.

Когда Маша подошла к ним, уже полностью одетая, Юрий только смерил ее балахон номер один недовольным взглядом.

— Почему ты уродуешь себя этими ужасными тряпками? — спросил он ее между прочим, пока она доставала еду.

Она удивилась и оглядела себя.

— Почему уродую? Мне нравится. Легкие, свободные, удобные, из натуральной ткани, тело дышит. Не сковывают движения.

— Ты в них бесформенная.

— Я сама по себе бесформенная, — огрызнулась она.

— Неправда. Формы у тебя что надо.

— Формы у меня что не надо. Я толстая.

— Ты не толстая. Ты фигуристая и очень красивая. Лука, подтверди.

— Подтверждаю, — засмеялся Лучик. — Красивая.

— Вот видишь. Устами младенца глаголет истина, — невозмутимо заявил Юрий.

— Спасибо, конечно, но вы оба мне льстите. И вы оба не младенцы.

— Точно, мы взрослые мужчины, и ты нас должна слушать, — с важным видом поддержал беседу Лучик. — Нам виднее.

— Так, я не поняла, мы сюда отдыхать приехали или меня обсуждать? — Маша уперла руки в бока, пряча улыбку. — Не получилось с рыбой, решили мне косточки перемыть? Прекратите!

— Мне кажется, в тебя должны влюбляться старшеклассники, — упорно продолжал гнуть свою линию Юрий.

— Я им «двойками» отбиваю всякое желание в меня влюбляться, — махнула рукой Маша.

— Ты такая жестокая, Марьванна?

— Да я просто гарпия и фурия, товарищ майор. И еще Медуза Горгона. В смысле, умею взглядом убивать. Могу продемонстрировать.

— А стихи они тебе разве не читают? Чтобы умягчить твое жестокое сердце?

— Со стихами у современных подростков сложные отношения, — заметно расстроилась Маша. — Стихи сейчас не в моде, особенно классика. Дети слушают и заучивают рэп, а там жаргонизмы, неологизмы и прочий сленг. Короче, стихов мне никто не читает, печаль и огорчение.

— А когда тебя в последний раз приглашали на свидание?

— Так, товарищ майор, вы мне задаете чересчур много личных вопросов. Мне это не нравится.

— Ну, так тоже спроси у меня что-нибудь личное. А то я комплексую, что я тебе не интересен.

— Это правда, что вы украли деньги у мафии? — на полном серьезе спросила Маша. — Вдруг они заявятся выбивать из вас долг, а тут я с детьми. Мы должны быть готовы. Будем держать оборону.

Юрий начал смеяться и никак не мог остановиться.

— Маша с Уралмаша, ты неподражаема.

Она заулыбалась.

— С Бескудниково.

— Да я помню, помню. С такой защитницей мне никакая мафия не страшна. Твои балахоны деморализуют бандитов.

— Потерпите уж как-нибудь мои балахоны до конца лета.

— Потерплю. Ну что, предлагаю передислоцироваться на озеро, может, там получится что-нибудь поймать. Лучик, ты как, настроен на продолжение рыбалки?

— Конечно!

До озера они доехали быстро. Выгрузка вещей повторилась. В этот раз Маша не стала раздевать Ваньку, они пошли гулять по лугу. Юрий и Лука засели с удочками на заросшем цветами берегу. Дела у них пошли повеселее. Клевали и окуньки, и подлещики, и плотвички.

— Вам нравится моя мама? — с любопытством спросил Лука.

— Нравится, конечно, — улыбнулся Юрий. — Только я ей не особо.

— Почему вы так думаете?

— Интуиция. Мне так кажется.

— А мне кажется, что нравитесь. Просто мама — она такая. Строгая. И никогда не показывает свои слабости.

— А с папой своим ты общаешься? — рискнул спросить Юрий.

Лучик погрустнел.

— Нет, он уехал из страны еще до моего рождения. Я его никогда не видел. Мама подала официальный запрос в посольство Конго, чтобы помогли его разыскать. Но он уехал из страны, живет где-то в Европе. Он врач. Его тяжело найти. Может быть, через соцсети когда-нибудь с ним пересечемся. Я пытаюсь изучать французский язык, чтобы мы с ним смогли пообщаться. Но у меня пока не очень хорошо получается.

— Ты молодец. Ты вообще отличный парень, Лука Малинкин, — потрепал его по голове Юрий.

— Спасибо. Знаете, когда я был маленький, я очень переживал, что я не такой, как все. Что я чернокожий. И мама мне придумала и рассказывала очень красивую сказку про моего отца. Каждый вечер перед сном, я в итоге ее наизусть выучил. Конечно, я понимаю, что это всего лишь сказка. Но мне приятно думать про то, что мой отец мог быть настоящим африканским вождем.

— Расскажешь? — с интересом спросил Юрий.

— Ага. Слушайте.

— …Тогда вождь дал другое задание: «Кто из девушек сыграет на тростниковой флейте самую красивую мелодию, та станет невестой вождя». Весь день девушки племени услаждали слух вождя чудесной музыкой. А ночью, когда Александр уснул, утомленный концертом, белолицая девушка-Луна с серебристыми волосами вышла из озера Танганьика и сыграла над спящим вождем на тростниковой флейте такую прекрасную и одновременно грустную мелодию, что вождь всю ночь плакал во сне.

Утром он спросил: «Кто услаждал мой слух ночью, когда я спал?» И девушки опять ответили ему: «Мы не знаем».

И тут вождь наконец-то догадался, что таинственная незнакомка проявляется только по ночам, поэтому никто ее не видит и не слышит, кроме него. И он повелел девушкам племени станцевать самый зажигательный танец, но не днем, а ночью, после заката солнца. Слуги Александра зажгли перед дворцом вождя огромный костер, и девушки племени, надев свои лучшие наряды и украшения, плясали вокруг костра. Ровно в полночь вода в озере Танганьика вспенилась, и на берег ступила прекрасная белолицая девушка-Луна с серебристыми волосами. Ее платье было расшито водными лилиями, на волосах был венок из подводных цветов, а шея, кисти рук и щиколотки ног были украшены нитками речного жемчуга. Белолицая девушка-Луна плясала так вдохновенно, серебристые волосы развевались так красиво, что Александр полюбил ее и объявил своей женой…

В это время сзади них послышался собачий лай. Юрий и Лучик обернулись — Маша шла к ним через луг. С распущенными волосами и в венке из ярких цветов. Второй венок держал Ванечка, которого она несла на руках. Маша жмурилась от солнца, а ее длинные светлые волосы развевались от ветра и искрили на свету. Оба рыбака засмотрелись на эту картину.

— Девушка-Луна с серебристыми волосами, — тихонько шепнул Лучику на ухо Юрий. — Твоя мама очень красивая.

— Ага.

— Нам надоело гулять. Мы тоже с Ваней хотим рыбу половить, — Маша подошла к ним, поставила Ваню на землю и заодно отобрала у него венок. — Кто нам уступит свою удочку, тому украшение в подарок!

Лучик тут же вскочил.

— Мам, садись на мое место, я тебя сейчас всему научу!

— Спасибо, мой хороший!

Венок опустился на черные кудри. Юрий с явной завистью посмотрел на довольного мальчишку, но промолчал. Побоялся, что его обломают.

Ванька сунул нос в ведро с рыбой и чуть не опрокинул его.

— Мам-мам, смотри, сколько мы уже поймали! — Лучик раздувался от гордости.

Маша оказалась прилежной ученицей. Уже через пару минут она вытащила из озера свою первую плотвичку. Восторгу ее не было предела. Она завизжала, как девчонка, захлопала в ладоши, вскочила на ноги и даже станцевала какой-то импровизированный танец. Ваня и Лука тут же присоединились к ней, и они втроем, смеясь, закружились в быстром хороводе. Лордик прыгал и громко лаял.

Юрий с улыбкой смотрел за ними и думал, что уже сто лет у него не было такого замечательного выходного.

Маша встала в позу и уверенно продекламировала:

— Тепло на солнышке. Весна

Берет свои права;

В реке местами глубь ясна,

На дне видна трава.

Чиста холодная струя,

Слежу за поплавком, –

Шалунья рыбка, вижу я,

Играет с червяком.

Голубоватая спина,

Сама как серебро,

Глаза — бурмитских два зерна,

Багряное перо.

Идет, не дрогнет под водой,

Пора — червяк во рту!

Увы, блестящей полосой

Юркнула в темноту.

Но вот опять лукавый глаз

Сверкнул невдалеке.

Постой, авось на этот раз

Повиснешь на крючке!

— Некрасов? — наугад предположил Лука.

— Нет, опять Фет! — весело ответила Маша. — Никогда бы не подумала, что ловить рыбу — так круто! Спасибо, товарищ майор, что пригласили нас!

— Тебе спасибо, Марьванна, что приняла приглашение и украсила выходной стихами и зажигательными танцами, — серьезно ответил он. — Ну что, продолжим?

Они провели на берегу еще несколько часов. Расстелили покрывало, пообедали привезенной едой. А потом Ванька начал просто засыпать на ходу. Да и Маша раззевалась.

— Лука, предлагаю отвезти маму и Ванюшку домой на обеденный сон. А мы с тобой можем развести в саду костер, я тебя научу коптить рыбу. Запечем картошку, нажарим шашлыков. Как тебе такая идея? — спросил Юрий у парня.

— Супер! Я за!

В итоге в машине вырубились все трое — Лучик, Ванька и Лорд. Маша только поглядывала на них в зеркало заднего вида и устало улыбалась.

— Утомились рыбаки, — усмехнулся Юрий. — Бензин закончился.

Ему очень хотелось сказать Маше что-нибудь искреннее, теплое. Признаться, что ему давно не было так душевно и весело, как с ней и с ее мальчишками. Но слова почему-то застряли где-то в грудной клетке, под уродливым шрамом. Не умел он красиво говорить. Да и испугался, что его неправильно поймут.

Поэтому он попросил:

— Слышь, Марьванна, скажи, что ли, еще стих какой хороший…

И она, быстро глянув на него и отвернувшись в сторону, выдохнула:

— Хочется, чтобы было как раньше, в детстве:

Пальцы в известке и сладкой вате,

Чтобы чудовища прятались под кроватью,

А не внутри, где от них никуда не деться,

Чтобы на юг зелеными поездами,

Чтоб бесконечным казалось лето,

Чтоб не закуривать пятую сигарету,

А прибегать, если больно, к маме,

Чтобы она — красивая и в купальнике,

А у воды — пушистые камыши…

Чтобы всегда-всегда оставаться маленьким,

Вырастая большим*.

И он не смог придумать, что бы ей сказать после такого стиха. И промолчал.

* Стихотворение Виктории Манасевич

Глава 12. Большие детки — большие бедки

Зина Кирьянова была готова на все, чтобы остаться в семье Малинкиных. Ей не слишком-то везло в жизни. И то, что ее взяла к себе Маша, она считала просто даром небес. Самым огромным везением в своей не такой уж и длинной жизни.

— Ты думаешь, ты кому-то нужна в свои пятнадцать лет? — поучала ее Катя, старожил социального приюта. Ее уже два раза брали в семью, но через какое-то время возвращали обратно. — Это маленьких берут, чтобы любить. Усыновляют, записывают на свою фамилию. А нас берут или из-за денег, или чтобы мы как рабы вкалывали, или чтоб с мужиками спали. Так что ты не обольщайся. Мой совет — сиди в приюте и не высовывайся. Скажи, что в семью не хочешь.

Зина совсем недавно попала в это заведение после смерти своей матери, отравившейся вместе с сожителем паленой водкой. Отца у девочки никогда не было. Зато был Ванечка, младший брат, которого Зина очень любила. Но его после произошедшего несчастья поместили на обследование в детскую больницу. Так Зина оказалась совсем одна в казенном доме.

Буквально на следующий день после разговора с Катей девочку пригласили в кабинет социального педагога. Там сидели директриса приюта, сама социальный педагог и Мария Ивановна Малинкина, учительница русского языка и литературы из школы, где училась Зина.

Зина не была лично знакома с Марьванной, та не была ее учительницей. Но заочно Зина ее знала, как, впрочем, и все остальные ученики школы. Дело в том, что Марьванна была мамой самого настоящего негритенка. Темнокожий Лука был школьной знаменитостью, все его знали, и его маму, соответственно, тоже. Маша была необычная. Всегда, по поводу и без повода, читала ученикам стихи. Даже когда разнимала дерущихся старшеклассников на перемене. А еще она никогда не задирала нос и не смотрела презрительно, сталкиваясь в школьных коридорах с Зиной. Всегда здоровалась с ней доброжелательно и с улыбкой. А ведь в школе Зину считали «неблагополучной». Она плохо одевалась, плохо училась и никогда не сдавала ни на что деньги. За это ее ненавидели и одноклассники, и учителя.

— Зиночка, Мария Ивановна хочет тебя пригласить к себе в гости на выходные, — фальшиво улыбнулась директриса.

— Зачем? — с вызовом спросила Зина, скрещивая руки на груди, помня Катины наставления. — Мне и в приюте хорошо. Я никуда не хочу.

В приюте было плохо, очень плохо. Там такие же, как она, лишние, никому не нужные дети жили своей нехитрой недетской жизнью — делали вид, что учились, дрались и спали друг с другом, пили, курили, воровали в ближайших супермаркетах мелочевку. И мечтали о взрослой жизни, свободе и богатстве.

— Вот что, Зинаида… — начала директриса, нахмурившись.

— Можно, я поговорю с девочкой наедине? Пожалуйста.

Голос у Марьванны был неожиданно твердый. Две приютские дамы удивленно переглянулись и подчинились. Учительница дождалась, когда за ними захлопнется дверь, и лишь потом заговорила, заглянув Зине в глаза.

— Зиночка, я совсем недавно узнала, что у тебя в семье произошло такое несчастье. Очень жаль, что это случилось. Мне очень жаль твою маму, жаль тебя и твоего брата. Я знаю, это очень тяжело — терять родителей. Приношу тебе свои соболезнования и очень сильно тебе сочувствую.

Это были первые слова поддержки от взрослого, которые услышала Зина со дня смерти матери. Неожиданно для самой себя она громко всхлипнула. Марьванна протянула руку и осторожно погладила ее по волосам. Этот простой жест сочувствия поразил девочку до глубины души.

— Теперь насчет гостей. Не буду лукавить, расскажу тебе все, как есть. Дело в том, что я давно стою на учете в нашей опеке как потенциальный усыновитель. Я, к сожалению, по медицинским причинам не могу больше иметь детей, а мне очень хочется, чтобы у Луки был брат или сестра. Ты же знаешь Луку? Его все знают… Конечно, я не претендую на роль мамы для тебя, ты уже большая, да и маму свою ты никогда не забудешь. Но есть Ваня, мне сказали, ты к нему очень привязана. Он еще совсем малыш, и ему обязательно нужна мама. Нужна материнская любовь. Я бы могла… могла его полюбить, как своего. Мне сказали, что эти два года вы были неразлучны. Что ты заботилась о нем, пока твоя мама… болела. Я подумала, может, мы бы смогли с тобой подружиться. Мы бы поговорили, сходили поесть мороженного, погуляли. Узнали бы друг друга получше. Но, я ни в коем случае не хочу на тебя давить. Поэтому просто зову тебя в гости на выходные. Это тебя ни к чему не обязывает.

— Вы пришли из-за Вани? — напрямик спросила Зина. — Если бы у меня не было младшего брата, вы бы не позвали меня в гости?

Маша очень серьезно посмотрела на нее.

— Я действительно изначально писала заявление на принятие в семью мальчика до четырех лет. Но когда мне рассказали, как ты заботилась о Ванюше, как ты гуляла с ним, ходила с ним на молочную кухню, я подумала, что ты очень хорошая девочка. Я бы могла дождаться другого малыша, у которого нет старшей сестры. Но я подумала, что мы могли бы попробовать, я и ты. Ты мне понравилась. Вот и все. Выбор за тобой. Если я тебе тоже понравлюсь, мы могли бы попытаться стать семьей.

— Можно вам задать несколько вопросов? — спросила Зина. — Вы пьете?

— Я почти совсем не пью. Очень редко на отдыхе выпиваю бокал вина.

— Второй вопрос: как часто вы встречаетесь с мужчинами?

Маша улыбнулась.

— Каждый день. Например, в магазине, в лифте, в школе.

— Вы же прекрасно поняли, о чем я вас спрашиваю, — рассердилась Зина. — У вас есть постоянный друг? Любовник? Жених? Сожитель?

Маша покачала головой.

— У меня никого нет.

— Вы ходите на свидания? Хотите выйти замуж?

— Не хожу, не хочу. Зина, а можно я теперь спрошу? Почему этот вопрос тебя так беспокоит?

— Потому что маму всегда сбивали с правильного пути ее кавалеры, — со слезами в голосе воскликнула Зина. — Она кодировалась, держалась какое-то время. Но потом объявлялся очередной ухажер с бутылкой, и все опять начиналось сначала.

— Все, я поняла тебя, — сочувственно сказала Марьванна. — Не беспокойся, я уже давно одинока. И не планирую что-то менять в своей личной жизни. Никто не собьет меня с моего правильного пути.

— Тогда я согласна пойти к вам в гости.

Вот так и началась их совместная жизнь.

Зина неожиданно для самой себя очень быстро привязалась к своей приемной маме. Маша была не такой, как все. Была очень доброй, терпеливой и внимательной. Веселой и оптимистичной, но в то же время разумной и без восторженности. Всегда была готова уделять своим детям все свое свободное время. Она с одинаковым удовольствием учила Зину печь пироги и рассматривала с ней сайты с модной подростковой одеждой. Делала с ней уроки по алгебре, которую сама же терпеть не могла, и ходила с ней в кино на сопливые мелодрамы. А еще играла с Ванюшей в мячик и машинки, смотрела футбол с Лучиком, придумывала и рассказывала им сказки и декламировала вслух стихи.

А еще Маша была честна с Зиной, проявляла искреннюю заботу и дружеское участие, звала ее Принцессой, разговаривала с ней, не говорила никому в деревне, что она приемная, запретила Луке произносить ее имя, которого Зина стеснялась и которое хотела сменить, покупала ей красивые вещи. А ведь детей Маше отдали под временную опеку сроком на полгода. За это время она должна была собрать новый пакет документов на право быть усыновителем или опекуном двух детей. И никаких выплат предусмотрено не было. Они жили вчетвером только на ее учительскую зарплату. И Маша все равно дарила Зине подарки. Вот разве можно было ее не любить? И Зина быстро сдалась и сильно ее полюбила. Потому что никто другой за пятнадцать лет ни разу не сказал ей: «Ты мне понравилась».

Девушка стеснялась своего чувства. Она позволяла себе разговаривать с приемной мамой дерзко и язвительно, иногда даже на грани хамства. Ругалась с Лучиком, обзывалась, имела вид независимый и самоуверенный. Никогда не нежничала, не говорила «мамочка», «мама», всегда холодно «мать» или снисходительно «мамуля». Но в глубине души любила сильно и беззаветно.

А еще Зина боялась. Отчаянно боялась, что полоса везения в ее жизни закончится. Что случится что-то ужасное, и их с Машей разлучат. Потому что с самого начала все близкие и знакомые Маши, узнав о ее выборе, выступили против Зины.

— Ты что, с ума сошла?! — кричала на кухне на дочь Маргарита Сергеевна Малинкина в первый вечер, когда Зина пришла к ним в гости. — Ладно, я поняла и приняла, что ты еще одного малыша хочешь, но зачем ты привела к нам в дом ЭТУ?! У нее же все на лице написано! Она обнесет нам всю квартиру! Мужиков в дом таскать будет! Ты хоть знаешь, какие у нее гены? Кто ее мать? Я не дам согласие на проживание в квартире этой девицы! Что хочешь мне говори, а не дам! Уходи с детьми на съемную!

— Вы точно уверены, что вам нужна такая взрослая и такая проблемная девочка? — это уже директриса приюта. Это в день, когда Маша пришла забрать Зину в гости во второй раз. — У нее не очень хорошие характеристики в личном деле. Если хотите, я могу получить заключение психолога о целесообразности разделения детей. Тогда вам отдадут одного Ивана. Подумайте хорошенько.

— Ну что, Зина Кирьянова, думаешь, облапошила добренькую Марьванну и выиграла джек-пот? — это Людмила Владимировна Ильина, учительница физики и по совместительству подружка Маши. — Сразу предупреждаю: будешь воровать у нее дома, как в классе воруешь, я тебя живо выведу на чистую воду! Да-да, я все знаю! Опеку и полицию натравлю! Иди и помни: большой брат следит за тобой!

Маша выдержала давление и отстояла свое решение взять Зину. За это Принцесса ее полюбила еще больше. За то, что добрая и мягкая Марьванна, витающая в поэтических облаках, в нужные моменты жизни демонстрировала упорство характера и стойкость духа.

И все постепенно в их совместной жизни стало налаживаться. Смирилась с выбором дочери строгая Маргарита Сергеевна, успокоились директриса приюта и инспектор опеки, и даже злобная физичка начала ставить старающейся Зине «четверки» за домашние задания. Но потом случилась пандемия и спонтанное решение уехать из Москвы. И еще случился Юрий Владимирович Макаров, брат Люськи.

Он сразу не понравился Зине. Тем, как смотрел на Машу. Слишком пристально, слишком оценивающе, слишком по-мужски. Эдакий серый волк, скучающий в глуши и прикидывающий, кого бы ему съесть на ужин. Простодушная Маша, живущая в одном доме с Макаровым, была слишком очевидной для него добычей. Она даже не понимала, что ей заинтересовались, что на нее уже объявлена охота. Зато Зина сразу все увидела и поняла. В ее голове моментально вспыхнула лампочка: «Опасность! Опасность!» Она словно испытала дежавю: пьющий мужчина снова пытается отнять у нее мать. Увести ее за собой далеко-далеко, во взрослый мир алкоголя и секса, куда детям не пробиться и не докричаться.

Только на этот раз ничего у него не получится. Потому что Принцесса Аврора порушит все его гнусные планы. Вызовет огонь на себя и спасет свою любимую приемную мамочку от алкаша-мента с дурной репутацией и шальными, непонятно откуда упавшими в его карман деньгами. Не нужно нежной и доброй Марьванне такого женского счастья.

«Хрен тебе, товарищ майор, а не мою маму. Перебьешься!»

Глава 13. Операция "Подстава"

На следующей неделе Юрий почти не пересекался с Машей. Он был очень занят на стройке, ну, или убедил себя, что очень занят. Уходил из дома с утра пораньше, возвращался затемно. Если сталкивался со своей квартиранткой нос к носу, делал вид, что сильно торопится. Если видел ее мельком в саду, делал вид, что не заметил ее, и сбегал.

Если бы Юрия спросили, зачем он страдает подобной фигней, он бы затруднился ответить. Ему необходимо было отвлечься, перезагрузиться, подумать. Разложить по полочкам свой интерес к Маше, разобрать его логически на атомы и решить, что делать дальше. Он решил взять тайм-аут. Но самое главное, чего он хотел добиться своими маневрами, — это заставить Марьванну проявить инициативу, сделать шаг навстречу. Юрий очень сильно надеялся, что после совместно проведенного выходного Маша, наконец, хоть как-то проявит свой к нему интерес. Начнет задавать личные вопросы. Побегает за ним, что ли. А что, майор Макаров — мужик хоть куда, первый парень на деревне, почему бы за ним и не побегать? Другие же бегают! Правда, в последний год он сильно сдал в глазах местной женской аудитории, растерял почти все свое самоуверенное обаяние и мужскую харизму. Но в присутствии Маши все самцовые инстинкты оживали и начинали захлестывать его адреналиновыми и тестостероновыми волнами. Признаться, сам Юрий был ошарашен силой своего интереса и азарта. Вроде уже не мальчик, а солидный седовласый дяденька среднего возраста. А его так скрутило от желания заполучить понравившуюся женщину. Ну уж нет, он сделает перерыв, усмирит свои гормоны, заодно и посмотрит, как себя поведет Маша. Что предпримет, чтобы возобновить их общение.

Но его ждало жестокое разочарование. Марьванна не собиралась проявлять инициативу. Она вообще вела себя так, как будто ничего не случилось. Много гуляла с Иваном по деревне, готовила, собирала ягоды, отдыхала в саду и читала свои сборники стихов. Дружила с соседями. Не навязывалась Юрию, не искала его внимания, не приходила больше к нему на стройку. Макаров был озадачен. Как же так? Неужели он все неправильно понял? Неужели он ей совсем не нравится? Откуда у нее это безграничное спокойствие, в то время как он готов лезть на стенку только от одного ее присутствия рядом? Безмятежная отстраненность Маши была выше его понимания. И злила его неимоверно. Он хотел поохотиться, поймать ее в свои силки, но сам же угодил в свою собственную ловушку.

В итоге именно зацикленность на предмете своей симпатии сыграла с майором злую шутку. Он потерял бдительность, перестал смотреть по сторонам и пропустил атаку с той стороны, откуда не ждал нападения.

Придя в один прекрасный день в обычное для себя время на обед домой, он обнаружил в своей комнате Зину Кирьянову, сиречь Принцессу. Девушка увлеченно рылась у него в шкафу.

Макаров так обалдел, что на мгновение потерял дар речи. Правда, быстро опомнился.

— Ты что здесь делаешь? — рявкнул он самым страшным голосом, на который только был способен.

— Деньги ищу, — абсолютно спокойно заявила та, не переставая шарить по полкам. — Все в деревне наперебой рассказывают про тебя истории, что ты на службе грабанул бандитскую кассу, и вообще теперь богатенький Буратинка. Я подумала, вдруг ты хотя бы часть заначки дома держишь. Грех такой возможностью не воспользоваться. Мне очень нужны деньги на ремонт квартиры, ты в курсе? Марьванна рассказывала? Не одолжишь мне? Я отдам. Потом когда-нибудь.

Такая откровенная наглость повергла Юрия в ступор.

— Так, Зинаида Александровна, я не понял, ты что, совсем с катушек съехала? А ну, быстро выметайся из моей комнаты, пока я Маше не рассказал, чем ты тут в ее отсутствие занимаешься!

Зинка в ответ оскалилась в злобной улыбке.

— Эй, дяденька полицейский, ты что, меня опекуншей моей надумал пугать? Да мне насрать на нее, понятно? Я сама по себе! Что она мне сделает, пальчиком погрозит? Ненавижу я ее, понятно? Она меня из-за денег к себе взяла, я не обязана ее слушаться! Все эти ее стихи и прочая лабуда меня не обманет! А ты дважды идиот, если повелся на ее сладкие речи! Втюрился, что ли? Не обольщайся, нафиг ты ей не сдался, весь такой красивый. Она только деньги любит!

Весь этот бред Зинаида несла с таким удовольствием, что Юрий даже немного завис, отказываясь воспринимать ее слова всерьез. Он давно привык составлять свое собственное мнение о людях с первых минут общения. Зина была типичным подростком с жирными тараканами в голове, но то, что она выкрикивала сейчас, не лезло ни в какие ворота. Все это было вопиющей ложью. Юрий был уверен, что девушка питает к Марьванне теплые чувства. Ему это было очевидно, он был неплохим физиономистом. Зачем тогда она транслировала ему подобную ахинею? С какой целью врала? Он никак не мог понять. Она его озадачила.

— Дура, что ты несешь? Ты под мухой, что ли? Вали отсюда, сказал тебе! Тебя что, за шкирку отсюда вышвырнуть?

Он подошел к Зинке и схватил ее за руку. Она тут же с гадким смехом приобняла его за плечи другой рукой, да так шустро, что он опять потерялся.

— Ну зачем тебе Марьванна? — замурлыкала Зина с игривыми интонациями в голосе, гладя его по плечам. — Она же старая, толстая и зацикленная на себе. А я юная, свежая и на все ради тебя и твоих миллионов согласная. Я тебя живо в норму приведу. Ну признайся, я же тебе нравлюсь!

Повисло молчание. Юрий некоторое время озадаченно смотрел на весьма недвусмысленно прижавшуюся к нему девицу, а потом медленно произнес:

— Очень нравишься. Особенно твое кольцо в носу. Мне все время хочется тебя подергать за него. И чтобы ты сказала: «Мууу!» Зинаида, ты серьезно?! К чему весь этот фарс, признавайся! Ты что-то принимаешь? Что тебе от меня надо? Сразу говорю, играешь ты абсолютно бездарно, я не верю ни одному твоему слову!

На мгновение Зина заметно смутилась, но быстро взяла себя в руки. Полоснула Макарова ненавидящим взглядом. Наклонилась и зашипела ему на ухо:

— Не отдам я ее тебе, слышишь? Слишком хороша она для тебя. Думаешь, весь из себя такой крутой? Но одну вещь она тебе точно никогда не простит! Знаешь, какую? Нет? Сейчас поймешь!

В этот момент Юрий краем уха уловил какой-то звук, исходивший из кухни. Повернулся в сторону приоткрытой двери, но девушка опять его отвлекла. Одним быстрым движением запрыгнула на него, обвив ногами его бедра, уткнулась лицом в шею и запустила свои острые когти ему в волосы, имитируя страстные объятия. И начала хохотать — громко и истерически. Он машинально подхватил ее руками под задницу.

— Принцесса, ты где? Что ты тут дела…

Маша с Ваней на руках заглянула в комнату и осеклась, увидев эту парочку. Застыла на пороге, в ужасе переводя широко распахнутые глаза с Зины на Юрия. Абсолютно молча.

Он же настолько растерялся под ее обвиняющим взглядом, что даже не делал попытки спихнуть с себя наглую девицу. Так и стоял, мысленно воя от своей тупости. Зинка развела его самым простым способом. Молола глупости, озадачила его, отвлекла, а в нужный момент, заслышав шаги, просто приняла компрометирующую позу и озвучила свое присутствие. И — вуаля! Маша Малинкина смотрит на них с презрением и разочарованием. И самое противное, что никакие слова оправдания в этой ситуации не сработают.

— Отпустите девочку, товарищ майор, — медленно и абсолютно безжизненно сказала Маша, не двигаясь с места. — Пожалуйста.

Лицо ее стремительно утратило свои краски и приобрело серый цвет.

— Я ее как бы и не держу, — сухо сказал Юрий, поднимая обе руки вверх. — Зинаида, финита ля комедия, слезай с меня.

Девушка послушно встала на пол и виновато посмотрела на Машу.

— Мам, прости меня, прости, — вполне искренне забормотала она. — Не знаю, как это получилось. Я не хотела. Я не должна была…

И бочком-бочком протиснувшись мимо Маши в дверь, бросилась наутек. Ну просто ангелочек в порыве раскаяния.

Они остались вдвоем в комнате. Стояли, испепеляя друг друга огненными взглядами.

Юрий категорически не хотел оправдываться. А еще категорически отказывался воспринимать то, что Маша, похоже, поверила в этот спектакль. Так глупо влипнуть! Он готов был биться головой об стену от безвыходности ситуации.

— Ей всего пятнадцать, — наконец, тихо сказала Маша.

Да что ты с ней будешь делать!..

Он все-таки не выдержал, заговорил горячо и убедительно:

— Маша, я ее и пальцем не тронул. Она меня тут поджидала. Она меня подставила. Ты что, действительно веришь? Маша, перестань!

— Зачем ей клеветать на вас? — все тот же тихий голос. На этот раз, однако, в нем явственно зазвучало презрение.

Юрий сразу понял — не поверит. Это что-то личное. Когда-то давно уже была такая ситуация, и кто-то точно теми же словами врал Маше в лицо. Все бесполезно. Зинка, стерва, прекрасно знала, что делает.

Он взбесился. На себя — за то, что так тупо и бездарно подставился. На Зинку — за то, что влезла со своей ревностью во взрослые отношения и все похерила. И, самое главное, он очень сильно обозлился на Машу. За то, что поверила, что он мог за ее спиной крутить любовь с ее несовершеннолетней дочерью. Что решила, что он способен на такую подлость. Хорошего же она о нем была мнения! И это после всего того, что у них было! Попадись ему в этот момент под руку Зинаида, он бы без капли сомнения поднял на нее руку.

— Так, Марьванна, слушай меня сюда, — рыкнул Юрий на нее так, что она вздрогнула всем телом. — Скажи своей засранке, чтобы не вздумала ко мне приближаться, иначе я ее просто придушу. И ты тоже держись от меня подальше, поняла меня? Я за себя не ручаюсь! Обе держитесь от меня подальше!

Ванька на маминых руках разразился плачем. Маша переменилась в лице. Запищала тонким голосом, отступая к двери:

— Мы сегодня же уедем.

— Черта с два! — заорал он еще громче, бесясь теперь уже от ее испуга. — Черта с два ты куда отсюда уедешь! Сиди здесь, я сам уйду. Тошнит меня уже от тебя, твоих детей и твоих стихов!

И выбежал из дома, громко хлопнув дверью. На душе у него было препогано.

Глава 14. Приглашение на свидание

— Принцесса, давай еще раз по порядку. Что ты делала в его комнате?

Маша была очень сильно расстроена и винила во всем произошедшем себя. Она ослабила контроль, не доглядела. Расслабилась, решила, что в деревне она и ее дети в безопасности, что можно выдохнуть и наслаждаться покоем. Увиденное выбило ее из колеи, да еще и наложилось на нехорошие воспоминания прошлого. Она не видела другого выхода, кроме как уехать домой.

— Я зашла к нему в комнату поболтать о погоде. Я же не знала, что он начнет меня лапать, — с вызовом заявила Зина.

— Понятно, — Маша, морщась, потерла виски. Голова болела нещадно. Она уложила Ваню на дневной сон, но сама так и не смогла уснуть, слишком сильно потрясенная произошедшим. — О погоде, значит. Все, Зин, собираем вещи и немедленно уезжаем домой. Надеюсь, ты понимаешь, что вела себя неправильно. Ты не должна была заходить в его комнату. Отпуск закончен. Будем с тобой алгебру подтягивать.

— Я не хочу уезжать! — Зина резко растеряла всю свою воинственность. — Почему мы не можем дальше отдыхать, как ни в чем не бывало?

— Потому что это не шутки, — Маша устало посмотрела на нее. — Я не хочу про тебя плохо думать, но мне не нравится, что ты была в его комнате. Он, конечно, повел себя недопустимо, но и ты явно что-то не договариваешь. Я даже боюсь копать в этом направлении, кто был инициатором ваших разговоров о погоде. Больше мы жить в его доме не можем. И не спорь со мной. Это не обсуждается. Все, Зин, иди и собирай вещи.

Девушка была обескуражена. Почему-то ей и в голову не приходило, что результатом ее диверсии будет немедленный отъезд в Москву. Но и признаваться в своем вранье она не хотела. Поэтому пожала плечами и покорно достала свой чемодан.

— В ночь поедем? — недовольно пробурчала она. — Может, хотя бы до утра подождем?

— Нет.

— Мать, ну чего ты так взбесилась?

— А как я должна, по-твоему, реагировать? Ты понимаешь, что флиртовать со взрослым мужиком и находиться с ним наедине — опасно? Тем более с таким мужиком!

— А ты сама-то понимаешь это, мать? Ты же первая начала! — не вытерпела Зина. — Он алкоголик, тем более еще и контуженный! Проворовавшийся мент! А ты завтраки ему готовишь, гуляешь с ним! Вся деревня про вас двоих сплетничает! Значит, тебе можно, а мне нельзя?

Маша опять посерела лицом.

— Принцесса, ты что, пошла к нему назло мне? Чтобы доказать мне, какой он плохой?

— А что, я должна была спокойно смотреть, как ты в него влюбляешься? — огрызнулась та. — Ты говорила мне, что ты не хочешь выходить замуж! А сама ходила с ним купаться на речку! А дальше что? Пить с ним начнешь? Ты обещала мне, что не будет никаких мужиков!

— О Господи.

Маша закрыла лицо руками и долго так сидела. Зина, поняв, что сама же себя и выдала, сидела нахохлившись.

— Зин, скажи мне, что ты не срежиссировала всю эту сцену, чтобы меня проучить. Пожалуйста, скажи мне.

Молчание и взгляд в сторону.

— Значит, он говорил правду? Он тебя и пальцем не тронул?

Молчание.

— Понятно.

Маша тяжко вздохнула.

— Ты совершенно напрасно беспокоишься. Нет у меня никакой влюбленности. И у него ко мне ничего нет и быть не может. Мы с ним совершенно разные люди. И не ходила я с ним на речку купаться, а он Лучика на рыбалку пригласил. Они дружат. А мы с ним просто общаемся. Не спорю, он мне немного нравится. Он симпатичный мужчина. Даже флиртует со мной иногда. Не иначе как из жалости. Но никакого продолжения не будет.

— Мать, ну что ты, как маленькая, — закатила глаза Зина. — Из жалости, ну ты и выдала! Он на тебя запал, это же очевидно.

— Это невозможно. Никто не западает на многодетных матерей. Тем более таких, как я. Мужчинам нравятся молодые и красивые девушки. И бездетные. Как ты. Это проза жизни, в отличие от поэзии.

Зина опять не утерпела.

— Да ни капельки я ему не понравилась! Он на меня как на пустое место смотрел! Я ж подумала, проверю его, может, ему все равно, с кем. Ты ему очень нравишься, мать! Чего ты себя принижаешь? Ты у меня красотка!

Маша посмотрела на нее и только головой покачала.

— Дааа, Зин, не получилось из тебя интриганки. Давай договоримся: впредь, пожалуйста, не надо больше таких спектаклей. Если тебе что-то не нравится в моем поведении, можно просто со мной поговорить. Мне же по-настоящему плохо стало, когда я вас увидела. Зин, я так поседею до твоего совершеннолетия. Не пугай меня так больше.

Зина засопела.

— Ладно, мать, и ты прости меня, хорошо? Ну, не нравится мне он! Я же не со зла все это сделала. Если ты передумала и хочешь замуж, мы бы тебе могли найти кого-нибудь в Москве. Олигарха или бизнесмена.

— Дааа, точно, Абрамовича, — захихикала Маша. — У него своих детей куча, трое сверху для него не проблема. Заметано. Осталось только за малым — влюбить Абрамовича в Машу Малинкину. Принцесса, ты опять?

— Хорошо, хорошо, я все поняла, больше не буду.

— Ну, раз все поняла, то надо идти извиняться. Сама кашу заварила, самой и расхлебывать нужно. Ты как, готова?

— Я к нему не пойду, — тут же поджала хвост девушка. — Он пообещал, что меня прибьет.

— Он пообещал, что нас обеих прибьет, — погрустнела Маша. — И я его, если честно, отлично понимаю. Но извиниться-то все равно нужно. Если ты боишься, придется мне идти.

— И ты к нему не ходи! Мать, я серьезно!

— Зин, ты понимаешь, что просто так взяла и обидела человека? Вспомни, когда тебя просто так обижали, из прихоти, как ты себя при этом чувствовала? Он же ничего не сделал нам плохого. А в итоге получается, что мы его даже и из дома выжили.

Зина опять засопела.

— Ладно, ты права, — наконец, буркнула она. — Схожу и извинюсь. Только давай не сейчас. Пусть он немного остынет.

Маша подумала.

— Давай сделаем так. Сейчас никуда не пойдем, у меня очень сильно голова разболелась на нервной почве. Я лягу посплю с Ванечкой, а вечером, когда Юрий придет, подойдем с тобой вдвоем к нему и вместе извинимся. Как тебе такой вариант? Согласна?

— Угу. Мам, тебе таблетку дать?

— Таблетка не поможет. Сладкого чая напьюсь и посплю, пройдет. Если Юрий Владимирович пораньше придет, разбуди меня, хорошо?

Но Юрий не пришел пораньше. И попозже вечером тоже не пришел. Он вообще не пришел ночевать домой. Поэтому Маша, промаявшись муками совести всю ночь, с утра пораньше отправилась на стройку. Он уже был там — злой, помятый, с красными глазами и запахом перегара.

— Чего пришла? — нелюбезно осведомился он. — Я тебя предупредил, чтобы ты со своей соплячкой держалась от меня подальше. Тебе еще раз повторить?

— Я вам компот принесла, товарищ майор. Из смородины свежесваренный. Вот здесь, в бидоне. А еще у меня аспирин есть, нужно? — виновато спросила она.

— От тебя ничего не нужно.

— Товарищ майор, я пришла извиниться за Принцессу и за себя. Она себя ужасно повела, честно говоря, я даже не предполагала, что она способна на такую подлость. Вы простите ее, это возраст такой.

Юрий повернулся и ткнул в нее указательным пальцем.

— Хорошо, у нее отмазка — возраст, а себе какое оправдание придумаешь?

Маша опустила голову.

— Вы поймите, она же моя дочь, пусть и приемная. Я не могла вот так сразу не поверить ей и поверить вам, чужому человеку.

— Ах, чужому человеку, Марьванна? — опять взбесился он. — Так чужому человеку необязательно компот и аспиринчик носить, чтобы грешки свои замолить. И извиняться перед чужим тоже необязательно. Уйди с глаз моих долой, русичка, и компот свой забери. Соплячка твоя накосячила, вот пусть приходит и извиняется. С ней поговорю, пусть приходит, не трусит. А с тобой не хочу разговаривать. Все, мне некогда.

Расстроенная Маша вернулась домой, впрочем, оставив компот и аспирин в бытовке. На кухне Зина кормила кашей проснувшегося Ваньку. Лука еще спал. Накануне вечером он, узнав о происшествии, долго и громко ругался со старшей сестрой, высказывая ей все, что у него наболело за полгода.

— Ну, как? У него была? — обеспокоенная девушка все сразу поняла по убитому выражению лица Маши. — Что сказал?

— Не стал разговаривать. Сказал, чтобы ты к нему пришла и извинилась.

— Мать, ты не переживай. Я схожу.

— Принцесса, я лягу в саду, полежу немножко. Опять голова начинает болеть. Погода, наверное, меняется. Посидишь с Ваней, хорошо?

— Конечно, отдыхай.

Кипящая негодованием Зина сразу после завтрака посадила малыша в коляску и отправилась на стройку. Юрий встретил ее широкой ухмылкой.

— Явилась, соплячка? Ну что, поговорим?

— Перестань издеваться над моей матерью! — с ходу набросилась на него Принцесса. — У нее от тебя второй день голова болит!

— Слушай, ты ничего не попутала, девочка? Может, все-таки голова у нее болит не из-за меня, а из-за тебя и твоих выходок?

— Господи, ну почему ты? — продолжала возмущаться Зина. — Вот пришел к нам в школу зимой новый директор. Молодой, симпатичный, неженатый. Непьющий. Вот почему она не его выбрала, а тебя, если ей уж так приспичило влюбиться?

Юрий усмехнулся. Разговор неожиданно начал ему нравится.

— Честно? Потому что я красивый и везучий сукин сын. А ты если еще раз влезешь в наши взрослые дела, получишь по жопе крапивой. Я не шучу, Зинаида. Пороть тебя надо. Если уж совсем некому, я готов заняться твоим воспитанием.

— Да зачем она тебе нужна? Она же как ребенок наивная со своими стихами. Даже сама не до конца понимает, во что вляпывается. Представляешь, сказала мне, что ты с ней флиртуешь из жалости!

— Она так сказала? Серьезно? — он не удержался от улыбки. — Это мило!

— Издеваешься? Тебе вот смешно, а она такая! Она не понимает, что ты за ней просто от скуки решил приударить!

Юрий окончательно перестал злиться. Теперь он смотрел на Зину задумчиво и даже с каким-то удивлением.

— Если бы все было так просто, Зина. Если бы все было так просто… — пробормотал он себе под нос.

Потом встряхнул головой.

— Вообще-то это не твоего ума дело. Ты же сюда пришла извиняться? Вот и извиняйся. Я тебя слушаю.

Зина опять нахохлилась. Какое-то время они оба молчали, потом она сказала неохотно:

— Ну, ладно. Прости меня, пожалуйста, что влезла в ваши отношения. И что набросилась на тебя, тоже прости. Кстати, это были худшие обнимашки в моей жизни. Мог бы и побольше энтузиазма проявить, когда на тебя залезла молодая и прекрасная Принцесса! — добавила она обиженно.

Тут Юрий не выдержал и заржал. И ржал так долго и так заразительно, что Зина тоже начала улыбаться.

— Ну что, мир? — спросила она. — И, пожалуйста, перестань злиться на маму. Она же переживает. И у нее второй день болит голова.

— Эээ, нет, Зинаида, так дело не пойдет, — тут же посерьезнел Юрий. — С мамой у нас будет отдельный разговор. Не надо все мешать в одну кучу. Ты проштрафилась, и теперь должна оказать мне услугу.

— Какую? — подозрительно спросила Зина.

— Посидишь с Ваней один вечер? Я хочу пригласить твою маму на свидание.

Девушка какое-то время молчала, сверля его испытывающим взглядом.

— Хорошо, — неожиданно согласилась она. — Только на моих условиях. Никакого секса, никакого спиртного и чтоб ее стихи слушал без тени недовольства и пренебрежения. И чтоб руки не распускал. И чтоб привез домой не позже двенадцати. Согласен?

— Хорошо, мамочка, — Юрий не помнил, когда он в последний раз так смеялся. — Я согласен. Господи, Зина, теперь я понимаю, почему Маша тебя взяла к себе. Ты неподражаема.

— А ты как думал! — усмехнулась девушка. — И помни, обидишь ее — я на тебя в патриархию пожалуюсь!

Глава 15. Свидание

— Ах, Юра-Юра-Юра, я такая дура, что в тебя влюбилась! Ах, Юра-Юра-Юра, я такая дура, что тебе открылась! — громко пела Принцесса, крутясь на кухне. — Мать, ну ты там готова? Опоздаешь! Давай я тебе смоки айс нарисую!

Маша вышла из своей комнаты в самом нарядном своем балахоне — сиреневом с воланами. С волосами она не стала заморачиваться, заплела привычную косу и уложила ее вокруг головы. Зина привередливо оглядела ее с ног до головы.

— Выглядишь как барышня-крестьянка на отдыхе в деревне, — ворчливо сказала она. — Только лаптей на ногах не хватает.

— Мне нравится твое литературное сравнение, — улыбнулась Маша. — Оно очень точно отображает мой внешний вид в данный момент. И мне нравится, что я выгляжу как барышня-крестьянка.

— Все-таки жаль, что ты не взяла с собой хотя бы один городской наряд, — неодобрительно покачала головой Зина. — Ментяра сразу свалился бы замертво к твоим ногам. Давай хоть глаза тебе нарисую как полагается. Садись на стул.

— Тебе же он не нравится, — удивилась Маша. — Зачем же ты так стараешься?

— Не нравится. Но так и быть, разрешаю тебе потренировать на нем свое обаяние перед знакомством с Абрамовичем, — хихикнула Зина.

— Я все слышу! — подал голос Юрий из своей комнаты. — Зинаида, помни про крапиву!

— Он что, уже дома? — испуганным шепотом спросила Маша.

— А как же. Тоже наряжается, — тоже шепотом ответила девушка. И опять громко и фальшиво запела: — Ах, Юра-Юра-Юра, я такая дура, что тебе открылась!

Макаров вышел на кухню и остановился у стола, с легкой улыбкой глядя на смущенную Машу. Одет он был в светлую рубашку и брюки и выглядел, на взгляд женщины, просто великолепно. Еще и специально в этот день постригся. Но Зина, разумеется, была другого мнения.

— На Дубровского не тянешь, — пренебрежительно фыркнула она в его сторону, стрельнув глазами. — И вообще, на «троечку».

— Зинаида, еще одно слово, я позвоню своей сестре, и ты по физике даже «троечек» не увидишь, — рявкнул он ей в ответ.

— Ладно, Принцесса, хватит, спасибо за помощь, — Маша поднялась со стула. — Мы пойдем.

Они вышли вдвоем на улицу. Юрий закурил и внимательно посмотрел на свою спутницу, в нерешительности остановившуюся на крыльце.

— Мы поедем, Марьванна, на твоей «Калине», если ты не возражаешь, — сказал он. — Приглашаю тебя в одно уютное местечко вкусно поесть и послушать твои стихи. Мы ведь не будем с тобой пить алкоголь? Или ты осмелишься нарушить запрет своей строгой дочери? Ключи давай.

— Я думала, мы с вами по деревне погуляем, — удивилась она.

— По деревне мы с тобой с детьми завтра погуляем. Маш, ты что, нервничаешь?

— Товарищ майор…

— Юра.

— Юра, вы не обращайте…

— Маш, ну, хватит уже, не беси. Мне твоя дочь пятнадцатилетняя тыкает, а ты ко мне на «вы».

— Хорошо. Юра, ты не обращай внимания, если я буду немного тормозить, я очень давно не была на свиданиях. Вообще не помню, где и когда я в последний раз была без детей, — на одном дыхании выпалила Маша.

— Маш, ты, случайно, не девственница?

— Что?! — у нее даже лицо вытянулось от неожиданности.

Он заулыбался.

— Да Бог тебя знает, что с тобой не так, Марьванна. Но явно что-то не так.

— Нет, Юра, нет. Я не девственница, — засмеялась Маша. — Просто я действительно отвыкла ходить на свидания. Лет десять точно не ходила.

— Хорошо, уже легче.

— Ну ты и сказал. Я даже жила гражданским браком несколько лет с одним мужчиной, — похвасталась она. — Сожительствовала, по-вашему, по-полицейски. Правда, это было очень давно, сразу после института.

— И что потом случилось с твоим гражданским браком, Маша?

— Да ничего особенного. Как и у всех. Расстались. Не сошлись характерами.

— И все? Больше ничего не расскажешь?

— А больше и нечего рассказывать, — Маша пожала плечами.

— Не верю, просто Мария, не верю ни единому твоему слову. Ладно, не хочешь говорить, пытать не буду, проехали. Все эти дни ты меня кормила, теперь я накормлю тебя.

Они приехали в небольшое придорожное кафе, расположенное неподалеку от райцентра на оживленной трассе. Юрия тут все знали. Помещение было отделано натуральным деревом. В зале играла негромкая приятная музыка. К их столику подошел сам хозяин, невысокий мужчина средних лет, поздоровался с Макаровым, с любопытством взглянул на Марию. Они немного поболтали о закупочных ценах на продукты, о клиентах, и потом хозяин ретировался, пообещав, что им в кратчайший срок подадут самые лучшие новые блюда.

— У Вадика отличный повар — его жена, готовит так, что хоть в ресторан высокой французской кухни ее переманивай, — сказал Юра Маше, когда его друг ушел. — Я всегда к нему заезжаю, когда бываю в деревне. Даже не заказываю ничего, каждый раз в меню появляется что-нибудь абсолютно новое и обалденно вкусное.

— Интересное место. Часто сюда на свидания выбираешься?

— Конкретно сюда я никого не привозил, ты первая. Все мои бывшие любови остались в Питере. Ну разве что Соня в деревне живет, подруга горячей юности. Но она давно в курсе, что все закончилось. Ну что, Марьванна, давай выпьем морса за наше с тобой здоровье. Мне оно ой как нужно.

— За здоровье! — с энтузиазмом согласилась Маша.

Они чокнулись стаканами и выпили кисловатого клюквенного напитка.

— Ну, видишь, все не так страшно, я не кусаюсь, не распускаю руки и не лезу к тебе целоваться, — Юрий с легкой улыбкой смотрел на свою смущенную спутницу. — Давай просто проведем с тобой хороший вечер.

— Хорошо, договорились.

Маша, почувствовав себя в безопасности, расслабилась, обрела обычное для себя благожелательное расположение духа.

— Расскажи, Маш, как ты дожила до такой жизни, что десять лет не ходила на свидания?

Она пожала плечами.

— Все очень просто, у меня появился Лука, и я решила, что больше мне никто не нужен. Сначала я думала, что это временно, но сам знаешь, нет ничего более постоянного, чем временное. Я привыкла, что одна, и уже не хочу больше ничего менять.

— Маш, я мент, я хорошо понимаю, когда мне врут, — усмехнулся Юрий. — Почему у меня такое ощущение, что ты постоянно что-то недоговариваешь? Ну ладно, все равно я рано или поздно тебя расколю. И что, за эти десять лет к тебе никто не подкатывал?

— Думаешь, много желающих связаться с матерью-одиночкой, у которой сын негритенок? — с иронией спросила Маша.

— Причем тут внешность Луки? Тысячи матерей-одиночек выходят замуж.

— Ну, сама по себе, наверное, не причем. Но я ж еще и чокнутая русичка с лишним весом, которая разговаривает стихами.

— Хочешь сказать, я первый за десять лет, кому это сочетание понравилось? — зеркаля ее, с иронией спросил Макаров. Даже скептическое выражение лица один-в-один повторил.

Она невольно улыбнулась.

— Получается, что первый. Это я сейчас хорошо похудела, потому что стараюсь правильно питаться и держать себя в форме. А раньше я сто килограмм весила, и даже больше. Очень комплексовала. Очереди из кавалеров вокруг меня точно не наблюдалось. После того, как я рассталась со своим женихом, я решила просто жить и не заморачиваться отношениями с мужчинами.

Им принесли мясо под ягодным соусом и с гарниром из свежих овощей. Маша успела проголодаться, поэтому ела с большим аппетитом, не стесняясь внимательного взгляда Юрия.

— И вообще, почему мы все время про меня разговариваем? Ты же тоже одинок. Почему? — Спросила Маша спустя какое-то время.

— Ну наконец-то ты меня хоть о чем-то личном спросила. Я уже отчаялся дождаться, — ухмыльнулся Макаров. — Я был женат на своей работе. Потом работа закончилась, и все остальное тоже закончилось.

— Скучаешь по прежним временам?

Он задумался.

— Скучаю, наверное. Привык быть важным и нужным. А потом все перевернулось с ног на голову, и теперь я — просто Юрий Макаров. И, по сути, не нужен никому. Я еще не привык к тому, что мне никто не звонит по ночам. Не нужно срываться и куда-то бежать. Не нужно в выходные сидеть над бумагами. Это… странно.

— Ты любишь свой город?

— Маш, какие ты необычные вопросы мне задаешь. Я же ленинградец, конечно, я люблю Питер.

— Я так давно там не была, — с мечтательной улыбкой сказала она. — Помню, как я первый раз приехала туда студенткой и в потрясении чувств бродила по улицам, вглядываясь в дома и мосты. Ты живешь в очень красивом городе, Юра. Хотя и старая Москва тоже ничего.

Они какое-то время обсуждали любимые места в Санкт-Петербурге. Наконец, Маша заулыбалась и нараспев произнесла:

— У меня в Москве — купола горят!

У меня в Москве — колокола звонят!

И гробницы в ряд у меня стоят, –

В них царицы спят, и цари.

И не знаешь ты, что зарей в Кремле

Легче дышится — чем на всей земле!

И не знаешь ты, что зарей в Кремле

Я молюсь тебе — до зари!

И проходишь ты над своей Невой

О ту пору, как над рекой-Москвой

Я стою с опущенной головой,

И слипаются фонари.

Всей бессонницей я тебя люблю,

Всей бессонницей я тебе внемлю –

О ту пору, как по всему Кремлю

Просыпаются звонари…

Но моя река — да с твоей рекой,

Но моя рука — да с твоей рукой

Не сойдутся, Радость моя, доколь

Не догонит заря — зари.

— Поэтический вечер объявляется открытым, — Юрий ей похлопал, а Маша дурашливо поклонилась. — Кто автор?

— Марина Цветаева.

— Кстати, Маш, давно хотел тебя спросить: а ты сама стихи пишешь?

Она досадливо наморщила нос.

— Нет, увы, я бесталанна. Ни стихи, ни проза у меня не получаются. В юности пыталась что-то рифмовать, кровь-любовь, так и бросила.

— Ты стихи намеренно заучиваешь, или они сами собой запоминаются?

— Когда как. Иногда сами после первого прочтения в голове застревают. А иногда я сама их заучиваю, потому что очень образы нравятся.

— Прочитай, пожалуйста, последний стих, который тебе запомнился.

Она задумчиво посмотрела на него:

— Я думала, что главное в погоне за судьбой –

Малярно-ювелирная работа над собой:

Над всеми недостатками,

Которые видны,

Над скверными задатками,

Которые даны,

Волшебными заплатками,

Железною стеной

Должны стоять достоинства,

Воспитанные мной.

Когда-то я так думала

По молодости лет.

Казалось, это главное,

А оказалось — нет.

Из всех доброжелателей никто не объяснил,

Что главное, чтоб кто-нибудь

Вот так тебя любил:

Со всеми недостатками,

Слезами и припадками,

Скандалами и сдвигами

И склонностью ко лжи –

Считая их глубинами, считая их загадками,

Неведомыми тайнами твоей большой души*.

Юрий какое-то время молча смотрел на Машу, а потом, наконец, отмер:

— Блин, Маша, вот как ты это делаешь, а?

* Стихотворение Екатерины Горбовской

Глава 16. Свидание — окончание

— Я не люблю личные вопросы, — Маша, наконец, привыкла без смущения смотреть ему в глаза. — Не люблю, когда пытаются залезть в душу. Мы и с Люсей подружились потому, что она у меня никогда ни о чем не спрашивала. Когда человек готов, он сам все рассказывает. А когда не готов, от расспросов портится настроение. Можно, я не буду тебя спрашивать, почему ты ушел из полиции, какие деньги в этом замешаны и что за ранение у тебя было? Или ты хочешь об этом поговорить?

Юрий прислушался к себе.

— Нет, Маш, не хочу. Нет ничего в этом интересного.

Он с удивлением понял, что воспоминания о случившемся уже не вызывают в нем горечи и обиды, как еще буквально месяц назад. Вообще никаких чувств не вызывают. На смену возмущению и злости наконец-то пришло безразличие.

— Я вообще не очень интересный человек, оказывается, — он усмехнулся. — Особенно, по сравнению с тобой. Как-то даже обидно. В сорок два года даже и рассказать о себе толком нечего. Жизнь неожиданно быстро перевалила за экватор, и я оказался к этому не готов.

Они уже давно закончили ужинать, разделались с десертом и просто сидели за столом в полутьме пустого зала, наслаждаясь общением и близостью друг друга. Оба были расслаблены и задумчивы. За окном по трассе в темноте проносились редкие огни спешащих куда-то автомобилей.

— Как у тебя появились Зина и Иван? — спросил он. — Или это тоже личный вопрос?

Маша улыбнулась очень светло.

— Очень просто. Зина с первого класса учится в моей школе. Она единственная Зина во всей школе, поэтому я ее и запомнила. Ее мама пила, и Зина очень рано стала самостоятельной. Она всегда была очень боевой девочкой, давала отпор всем своим обидчикам. Дралась на переменах постоянно. Мне она нравилась. Когда я узнала от директора школы, что у нее умерла мама и они с братом остались одни, я решила взять их к себе.

— Боевая — это не то слово. Да она ж оторва, Маш, это сразу видно. Как ты не побоялась привести ее к себе в дом?

— Она хорошая, Юр, — Маша посмотрела на него с упреком, даже немного сердито. — Поверь мне, через меня проходит много детей, и среди них есть и по-настоящему злые, испорченные мальчики и девочки. Она не злая и не испорченная. То, что снаружи, это просто защитный костюм из колючек и хамства. И она меняется в лучшую сторону, учится быть мягче и сдержанней. И с Лукой они учатся ладить. Я считаю, мне с ней повезло. Ну, а про Ванечку даже и речи нет, он моя любовь, вот и все.

— А что сказала тебе твоя мама?

— Да я все детство бездомных кошек и собак домой таскала, — засмеялась Маша. — Так что мама не была шокирована. Конечно, с Зиной они не ужились, всю самоизоляцию скандалили. Я даже хотела на съемную с детьми уйти, но тут очень кстати всплыла квартира Зинаиды и Ивана. Ну и Люся предложила в деревню поехать, отдохнуть.

— Что за квартира?

— Их мать им оставила свою двушку. Скоро как раз будет полгода со дня смерти, дети вступят в наследство. Квартира убитая, нуждается в ремонте. Зина сказала моей маме, что, когда мы ее отремонтируем, мы туда съедем. Мама уж и отчаялась меня куда-нибудь отселить, а тут такой шанс. Так что, скрепя сердце, но на Зину она дала свое согласие.

— То есть ты еще и квартиру Зинину ремонтируешь. И я почему-то уверен, что на свои деньги. И в наследство вступать тоже ведь деньги нужны?

— Да все у меня нормально с деньгами, не волнуйся, — отмахнулась Маша.

— Я ведь у Люськи могу спросить, — пригрозил он.

— Ладно, я взяла кредит на ремонт.

— А выплаты на детей?

— Выплат пока никаких нет, дети до конца не оформлены. Вот приедем в Москву и усыновимся.

Он покачал головой.

— Ты ненормальная.

— Почему? Потому что вкладываюсь в своих детей? Так я вообще-то собираюсь с ними жить одной семьей. А ты? — она посмотрела на него смеющимися глазами. — Ты нормальный? Ты тратишь сотни тысяч рублей своих личных денег на восстановление церкви. И не спорь, все в деревне знают, что это ты спонсируешь стройку. И что тебе на это говорит Люся?

Юрий не удержался, захохотал.

— Да, Марьванна, ты меня уела. Люся говорит, что я съехал с катушек на почве злоупотребления спиртными напитками.

— Ну, вот видишь. Ты меня считаешь ненормальной, а Люся тебя считает спятившим алкоголиком. И кто прав? Разве это важно, кто кем тебя считает, кто какой ярлык на тебя навешивает? Важно, что ты получаешь удовольствие от того, что ты делаешь. Или веришь во что-то, в кого-то — в Бога, в то, что можно полюбить чужих детей, и живешь в соответствии с этим. Это же такое счастье — иметь возможность делать то, что считаешь нужным и необходимым.

— Маш, а ты знаешь, я ведь совсем не верю в Бога. Всю жизнь был циником и атеистом, и сейчас не верю, — Юрий усмехнулся невесело. — Церковь строю, в церковные старосты подался, и все равно не верю. Наверное, это грех. А ты веришь?

— Конечно, верю, — Маша таинственно улыбалась в темноте. — Кто-то же наполняет наше сердце стихами. Понимаешь? Откуда-то они приходят к нам. Вот сюда, — Маша очень осторожно протянула руку и положила свою ладошку ему прямо в центр груди — там, где под рубашкой болел уродливый шрам.

— Мы уставились в небо, а с неба глядит на нас

Кто-то умный и добрый, и рассуждает строго:

Дать нам снова, еще один, самый последний шанс,

Или просто уйти, оставив нам мир без Бога…*

Юрий крепко перехватил ее пальчики и поднес их к своим губам. Улыбка Маши мгновенно увяла. Она вздрогнула всем телом и попыталась отнять руку. На ее лице появилось странное выражение беспомощности и уязвимости. Он даже испугался, что она сейчас заплачет.

— Машенька, — очень серьезно и очень тихо сказал он. — Иди сюда.

— Нет, Юра, нет, не надо, — скороговоркой выдохнула она и все-таки вырвала свою руку из его захвата. Несколько раз глубоко вздохнула и отвела глаза, в которых плескалась какая-то адская смесь неопределимых чувств. Женщину била дрожь, это было хорошо заметно.

Ему неожиданно стало холодно и неприятно.

— Маш, почему? Я тебе до такой степени противен?

Она улыбнулась горькой улыбкой, по-прежнему глядя в сторону.

— Что ты, Юра, нет, конечно, нет. Не в тебе дело. Дело во мне.

У нее начала дрожать губа, и глаза все-таки предательски заблестели.

— Маш, ты же понимаешь, что ты мне очень нравишься? Почему же тогда не разрешаешь просто поцеловать тебя? Ты меня боишься? Боишься моих прикосновений?

— Я себя боюсь, — она порывисто встала из-за стола. — Юр, спасибо тебе за свидание, все было очень хорошо, правда. Поедем домой, пожалуйста.

Вслед за волной недоумения и разочарования его захлестнула волна гнева. Хотелось рычать и кидаться стульями. Но слезы Маши быстро привели его в чувство. Каким-то невообразимым усилием воли он сдержался.

— Иди к машине, я сейчас счет оплачу и поедем, — сухо сказал он.

Он зашел в туалет, умылся холодной водой и долго смотрел сам на себя в зеркале. Он в первый раз в жизни оказался в такой дурацкой ситуации, и не знал, что ему делать дальше.

Обратно ехали в напряженной тишине. Маша смотрела прямо перед собой невидящими глазами и, судя по сжатым в кулаки ладоням, размышляла о чем-то нехорошем. Своего спутника она как будто не замечала.

Юрия уже отпустило. Он сто раз себя мысленно обругал, что проявил несдержанность и полез к Маше. Испортил такой замечательный вечер. Он что, всерьез рассчитывал, что она повесится ему на шею? С другой стороны, почему Маша так странно среагировала на его абсолютно невинное прикосновение? Может, не все так плохо, просто он поспешил? Может, нужно ей дать время разобраться в своих чувствах, привыкнуть к его прикосновениям, к его близости?

Когда подъехали к воротам дома, Маша сразу попыталась выйти из машины, но Макаров успел поймать ее за руку.

— Сидеть! — рявкнул он. Маша вздрогнула и послушно плюхнулась обратно в пассажирское кресло. Посмотрела на него испуганными глазами.

— Маша, прости меня, пожалуйста, я му…дак, — сказал он ей тихо и смиренно. — Я больше так не буду.

И одновременно скрестил пальцы за спиной. На всякий случай.

Она какое-то время с тревогой вглядывалась ему в лицо, а потом слабо улыбнулась.

— Это ты меня прости. Это не твоя вина, что я… такая. Ненормальная.

— Ты уж точно нормальнее меня, Машенька. Давай просто забудем этот неприятный эпизод и будем общаться, как ни в чем не бывало. И попробуй только заикнуться, что ты уезжаешь домой, я очень сильно на тебя обижусь. Ну что, мир?

Она осторожно вложила свою ладонь в его лапищу и кивнула. Улыбнулась уже уверенней.

— Маш, ты иди домой, я машину загоню.

Он дождался, пока она исчезла за калиткой, взял телефон и набрал Люсю. Ему просто необходимо было докопаться до сути.

— Ну, чего тебе? — неприветливо буркнула та вместо приветствия.

— Люся, просто скажи: что с ней не так?

— С Зиной? — оживилась Люся.

— С какой нафиг Зиной! С Машей!

— Ооо, она уже не Машка и не Марьванна, а Маша! Какой прогресс! — тут же начала издеваться сестра. — Что, дала тебе от ворот поворот? Люблю Малинкину, не подвела она меня! Все с ней так, Макаров, отличная она тетка, и мать отличная, и педагог классный, и человек она просто замечательный. А ты иссволочился там в своей ментовке, по-человечески разговаривать разучился! Небось, сразу приставать к ней полез? Подумай лучше, что с тобой не так, герой-любовник! С ней нельзя так!

— Люсь, да я не хотел ее обидеть! — почему-то начал оправдываться он. — Только за ручку взял!

— Неважно, Макаров, что ты там хотел! Нельзя с ней грубо, она девочка нежная. Небось, так взял, что синяки остались! А еще лучше, отвали от нее. Слишком хороша она для тебя! Я тебе все сказала! — и бросила трубку.

Юрий выругался сквозь зубы. «Слишком хороша для тебя» — это что еще такое? Люся точь-в-точь повторила слова мегеры Зинки, которые та шептала ему на ухо, устраивая свою подставу. Они что, сговорились, что ли?!

— Твою ж мать, сходил на свидание! — бесился Юрий, загоняя машину во двор.

Зашел в дом, и тут же увидел злые и обвиняющие глаза Зинки. Она сидела за столом и явно ждала его.

— А ведь я тебя предупреждала, товарищ майор!

Боясь, что он сейчас сорвется и просто придушит наглую девчонку, Макаров сразу прошел в свою комнату. Не забыв в последний момент аккуратно придержать дверь, чтобы не разбудить мальчишек.

* Стихи Арчета

Глава 17. Очарованная царевна

И опять их отношения откатились на нулевую отметку. Только вдобавок Маша начала избегать Юрия. Чуть только он появлялся дома, Маша сразу сбегала в свою комнату. Если он днем заставал ее в саду, она отворачивалась и делала вид, что увлечена общением с Ванькой. Малыш, кстати, за прошедший месяц очень сильно окреп, подрос, налился здоровьем. При виде Макарова он всегда начинал радостно болтать на своем тарабарском языке и бежать к нему. Тогда Маша подхватывала его на руки и уносила куда-нибудь в сторону или просто отвлекала.

Юрий прекрасно все это видел и очень сильно переживал. Ему уже казалось, что он все придумал, что Маша вовсе и не симпатизировала ему никогда. А потом он вспоминал день, который они провели вместе на реке, вспоминал то, как она смотрела на него — смущенно и взволнованно, вспоминал, как осторожно брала его за руку, и опять бесился. Ну не мог он спутать женскую симпатию с чем-то еще. Он ей совершенно точно нравится. И Зина случайно ему проболталась. Так почему же теперь Маша прячет от него свой взгляд и шарахается от него, как от чумы? Что он такого ужасного сделал? Взял ее за руку и поцеловал ее пальчики? Что, в Москве это действие нынче считается неслыханным оскорблением? Если ей не понравилось его смелость, то можно было просто сказать об этом, и Юрий все бы понял. Его сбивала с толку именно ее бурная реакция на прикосновение. Не хотелось думать про насилие в предыдущих отношениях Маши, но это была единственная теория, объясняющая все ее заморочки. Очень грустная теория. А ведь предыдущие отношения Маши, по ее словам, закончились больше десяти лет назад. Юрий знал, что последствия такого рада психологических травм могут лечиться не один год. А у него не было этого времени. Июль закончился, начался август. И шанса приблизиться к ней Маша ему больше не давала.

Единственным членом семьи Малинкиных-Кирьяновых, который продолжал радоваться присутствию Юрия, помимо Ванечки, был Лука. Вся эта история с неудачным свиданием словно бы прошла мимо него. Он по-прежнему частенько забегал к Юрию на стройку, чтобы просто поболтать с ним ни о чем, а в выходные звал его на рыбалку. И вечером за кухонным столом охотно делился с ним своими важными пацанскими новостями. Лука был очень дружелюбным и компанейским мальчишкой. Кроме того, в нем уже чувствовалось подростковое желание найти себе значимого мужчину, чтобы брать с него пример, тянуться к нему. Лука взрослел, и ему очень нужен был отец. Или хотя бы старший друг, который мог заменить отца.

Юрий смотрел на Лучика и вспоминал себя в свои девять-десять лет. Вроде бы совсем недавно он сам прибегал с удочкой на эту речку. Почему так быстро пролетели годы? Почему так несправедливо быстротечна человеческая жизнь?

— Дядь Юр, ребята говорят, в лесу черники и брусники навалом, и еще грибы пошли, — сказал ему Лука в один прекрасный день, когда они сидели с удочками на берегу реки. — Ты знаешь, я совсем не умею собирать грибы. И никогда не видел, как растет черника и брусника.

— Можно как-нибудь сходить, — подумав, ответил Юрий. — Только надо встать пораньше и отъехать подальше, в ближайшем лесу ягод точно уже нет, все обобрали.

— И маму позовем, она с удовольствием с Ванькой с нами в лесу погуляет, — обрадовался Лучик. — Хотя в грибах она, по-моему, тоже ничего не понимает.

— Вряд ли твоя мама с нами поедет, — погрустнел Макаров. — В последнее время она меня недолюбливает.

— Что ты, она очень хорошо к тебе относится. Она сама мне не раз говорила, что очень рада, что мы подружились, что ты очень хороший человек.

— Ты сам это только что придумал? — засмеялся Юрий. Даже если это и неправда, все равно ему было приятно слушать эти слова.

— Нет, ты что, она в самом деле так сказала. Я с ней поговорю про поездку за грибами, ладно? Вот увидишь, она согласится. Ну, что, на какой день договариваемся, на субботу? — азартно воскликнул Лука.

Макаров не ожидал, что пацану удастся уговорить Машу поехать с ними, но у него это получилось. Несколько дней подряд шли дожди, поэтому в лесах ожидался богатый урожай грибов. Зинка, как всегда, отмазалась от поездки, потому что не хотела рано вставать.

Юрий принес из сарая несколько пар старых резиновых сапог.

— Маш, сапоги обязательны. Мы вглубь леса пойдем, там влажно и заболочено, — сказал он, неодобрительно глядя на ее осенние полуботинки. — Сядь. Разувайся.

Сапоги для Лучика и Вани он одолжил у соседей и уже надел их на мальчишек.

Маша послушно села, старательно избегая встречаться с ним взглядом. Юрий сдерживался изо всех сил, чтобы не показать, как сильно его ранит ее пренебрежение.

— Госпожа Золушка, соблаговолите вашу ножку, — очень мягко сказал он, опускаясь перед ней на корточки. — Я должен примерить вам туфельку.

Маша растерялась и наконец-то взглянула на него. Он смотрел на нее снизу вверх и улыбался.

— Маш, все в порядке, я не кусаюсь. И не сержусь на тебя. Ты как, в состоянии отличить бледную поганку от подберезовика?

— Боюсь, что нет, — она тоже улыбнулась. Несмело, но улыбнулась. Юрий почувствовал, что в его дырявом сердце вновь ожила надежда. Ничего он не придумал, он в самом деле нравится Маше. И это самое главное, а со всем остальным они разберутся.

— Тогда поручаю тебе очень скрупулезное и ответственное дело — будешь собирать чернику и бруснику. Ну как, оправдаешь возложенное на тебя доверие?

Поехали опять на «Калине». В машине Лука не закрывал рот ни на минуту.

— Дядь Юр, а у тебя есть своя машина?

— Есть, но я ее оставил в Питере.

— А почему не взял с собой в деревню?

— Да потому что это не джип, а обычный городской седан. Для деревенского бездорожья он не подходит. Самая лучшая машина для деревни — это УАЗик, ну, на худой конец, «Нива». Но ваша «Калина» тоже не самый плохой вариант, потому что она модификации «кросс», то есть имеет увеличенный клиренс.

— А у тебя машина какой марки?

— «Ауди».

— Круто! А какого она цвета?

Маша сидела на пассажирском кресле. В разговоре она не участвовала, но иногда Юрий перехватывал ее быстрые взгляды. И каждый раз его сердце наполнялось странным и необычным для него чувством — нежностью.

Они остановились на обочине дороги. Вокруг высокой стеной стоял густой смешанный лес.

— Дальше пешком, — скомандовал Макаров. — Маш, сажай Ваню в коляску, там хорошие тропинки, коляска легкая, она пройдет.

— Мы не заблудимся? — с опаской спросила она.

— Обижаешь. Я этот лес как свои пять пальцев знаю. Да мы далеко и не пойдем, максимум на пару километров углубимся. Здесь неподалеку есть красивое лесное озеро, я его тебе покажу. А вокруг черничник. Ну что, товарищи грибники, готовы к лесным приключениям?

— Дааа! — весело завопил Лука. — Всегда готовы! Уррра!

Они действительно довольно быстро вышли к небольшому озерцу. Редкие солнечные лучи золотыми нитями пробивались сквозь кроны осин и берез, склонившихся над водной гладью, и опускались в воду. От этого весь пейзаж переливался и казался сказочным.

— Какая красота! — ахнула Маша. — Как будто мы в заколдованном царстве очутились! Тут точно не водятся русалки?

— Русалок не встречал, а вот очарованные царевны за черникой сюда иногда заглядывают, — Юрий подмигнул ей.

Ягод было очень много. Маша с Лукой залипли на небольших холмиках, на которых вперемешку густо росли невысокие кустики черники и брусники. Собирали сначала себе в рот, и лишь потом, вдоволь наевшись и измазавшись в фиолетовом соке, начали наполнять небольшой бидончик. Юрий в это время вытащил Ваню из коляски и бродил с ним за ручку по тропинкам, впрочем, не уходя далеко. Пару раз он звал Луку к себе и показывал ему на очередной гриб, притаившийся где-нибудь под деревом и укрывшийся для маскировки листочком.

— Доволен я буквально всем!

На животе лежу и ем

Бруснику, спелую бруснику!

Пугаю ящериц на пне,

Потом валяюсь на спине,

Внимая жалобному крику

Болотной птицы…

Надо мной

Между березой и сосной

В своей печали бесконечной

Плывут, как мысли, облака,

Внизу волнуется река,

Как чувство радости беспечной…

Маша сидела на траве, прислонившись спиной к узловатой березе, и с абсолютно счастливым и безмятежным видом смотрела в небо. Лучик тут же подбежал к ней и плюхнулся рядом, подставив свою кудрявую макушку под мамину руку.

— Автор — Николай Рубцов, — Маша с любовью погладила своего мальчика по голове.

— Блин, а мы, а нас? Мы, разве, не заслужили? — полушутя-полусерьезно воскликнул Юрий и опустился с другой стороны, посадив Ваню себе на колени. И она, смущенно улыбнувшись, робко провела рукой по его седой голове. И потом еще раз, уже смелее.

— Маш, я так скучал без твоих стихов, — пробормотал он, закрыв глаза и мурлыча от удовольствия. — Ты перевоспитала закоренелого стихоненавистника. Не дай мне погибнуть от поэтического голода…

Лука смотрел на них и весело смеялся.

Нагулявшись, наевшись и заодно набрав небольшую корзинку грибов, они, наконец, начали собираться домой.

— Сфоткай меня с детьми, пожалуйста, на фоне озера, — попросила Маша Юрия, вручая ему свой телефон. — Здесь потрясающе.

Она начала пятиться к самому краю озера.

— Маш, осторожно, не подходи ближе, там вязко, — предостерег ее Макаров. И в тот же момент нога женщины провалилась в ил почти по колено. Она споткнулась и вскрикнула громко и отчаянно.

— Твою ж мать, Маша!!! — Юра мгновенно рванул к ней и вытащил из грязи. Резиновый сапог остался в озере. Маша закусила губу и сильно побледнела.

— Юра, я, кажется, ногу распорола… Там было что-то острое…

Рана оказалась неглубокой, но очень болезненной. Юрий снял с дрожащей женщины порванный носок и осторожно обтер испачканную кровью ступню.

— Мама!!! — у Луки задрожали губы.

— Тихо! Отставить истерику! — шикнул на него Юрий. — Машенька, маленькая, потерпи немного, ничего страшного. У тебя в машине аптечка есть?

Она кивнула головой.

— Сейчас доберемся до машины, и обработаем тебе ножку. Подожди минутку, — он посадил ее на траву, а сам быстро пристегнул Ивана в коляске. — Лука, ты как, сможешь повезти брата?

Тот без лишних слов взялся за ручки.

— Юра, я не могу на ногу наступать, мне больно… — тихонько простонала Маша.

Он наклонился и одним резким движением подхватил раненую на руки. Она вскрикнула от неожиданности.

— Не надо никуда наступать, тут недалеко, я тебя донесу. Лука, я буду дорогу показывать, кати коляску следом. Будешь отставать, кричи — я тебя подожду, — командовал он коротко и уверенно.

Маша испуганно обхватила Юру за шею руками.

— Я тяжелая, — в панике забормотала она.

— Шутишь? Маленькая и легкая как Дюймовочка. Хочешь, подброшу тебя и поймаю? Хочешь?

И, действительно, несколько раз слегка подбросил на ходу, перехватывая поудобней. Маша испуганно взвизгнула и вцепилась ему в плечи.

— Не надо, пожалуйста! Юрочка! Ай, не надо!

Он довольно засмеялся. Шепнул ей на ухо:

— Будешь от меня и дальше бегать — буду поднимать тебя, как неразумную девчонку, на руки и подбрасывать, пока не вытрясу из твоей головы всякие глупости. Быстро назови меня еще раз Юрочкой, а то сейчас в муравейник тебя кину.

Она засмущалась, заулыбалась, уткнулась носом ему в грудь и глухо зашептала:

— Юрочка. Юрочка. Юрочка.

Он оглянулся — Лука, пытаясь не отстать, бодро и ловко катил коляску с Ваней в нескольких метрах позади него.

— Маш, а я только что вспомнил еще один стих про лес. Хочешь, расскажу? Эй, ты там уснула, что ли? — Юрий опять легко встряхнул ее.

Маша отлепилась от его камуфляжной куртки и глянула блестящими от слез глазами снизу вверх.

— Маленькая, сильно больно? — встревожился он.

— Нет, — она покачала головой. — Сильно хорошо…

И он, не удержавшись, расплылся в счастливой идиотской улыбке.

— Так как насчет стиха? Хочешь послушать? Вот прям совсем в тему.

— Хочу…

— Буду сильно разочарован, если не узнаешь автора, — и зашептал ей на ухо:

— Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,

Пусть дождем опадают сирени –

Все равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели.

Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света.

И думаешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот.

Пусть на листьях не будет росы поутру,

Пусть луна с небом пасмурным в ссоре, –

Все равно я отсюда тебя заберу

В светлый терем с балконом на море.

В какой день недели, в котором часу

Ты выйдешь ко мне осторожно?

Когда я тебя на руках унесу

Туда, где найти невозможно?

Украду, если кража тебе по душе, –

Зря ли я столько сил разбазарил?

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял!*

* Стихи Владимира Семеновича Высоцкого.

Глава 18. Тайны Мадридского двора

Ваня заболел внезапно. Утром Маша заметила, что мальчик подкашливает и капризничает. Померяла температуру — небольшое повышение, 37 и 3. Наварила ему свежего компота из смородины, напоила и вынесла в сад, лежать в тенечке в гамаке и читать детские книжки. Иван быстро утомился и уснул — видно было, что он плохо себя чувствует. Маша осталась рядом с ним, обняла его и прижала к себе. Открыла было свой любимый поэтический сборник, но тут же его отложила. В последнюю неделю все в ее жизни пошло наперекосяк. Стихи больше не помогали ей, не увлекали ее, не вносили ясность и гармонию в ее ум и душу.

Маша Малинкина не была наивной девочкой. Она жила на свете тридцать семь лет, и поэтому прекрасно понимала, что за несчастье приключилось с ней в мордовской глуши. Она влюбилась. Неожиданно, скоропостижно и очень сильно. Это было странно, Маша никогда не считала себя влюбчивой. Все эти годы жила себе уютно и спокойно, совершенно не тяготясь своим одиночеством. Хотя уже любила однажды, много лет назад. Но закончилось все тогда просто ужасно. И она больше не хотела повторения.

Сейчас Маша была матерью и несла ответственность перед своими детьми. Она должна заботиться о Луке, Зине и Ване. Она взяла на себя обязательства, став им мамой. Должна в первую очередь думать об их безопасности, душевном комфорте, о воспитании и развитии. А вместо этого ей грезилось о другом. Маша не знала, что ей делать, как избавиться от наваждения, которое имело вполне конкретные имя и фамилию — Юрий Макаров.

Женщина не обольщалась на свой счет. Встреться они в городе, Москве или Питере, неважно, Юрий никогда не стал бы поддерживать с ней общение. Город не дает времени на глубокое погружение в знакомство. Он быстро сводит и быстро разводит людей, позволяя им оценить лишь то, что лежит на поверхности. А что у Маши на поверхности? Странное увлечение поэзией, внешняя нестандартность и старомодность, а еще паническая боязнь мужских прикосновений. Кто из мужчин мог бы заинтересоваться этим блестящим набором ее качеств? Уж явно не майор полиции Макаров Юрий Владимирович. Люська крайне редко в разговорах упоминала своего брата. Но из того, что слышала Маша, у нее сложилось впечатление о нем как о закрытом и сложном человеке. Если бы они встретились в городе, он бы удивился ее чудаковатости, она бы мысленно повздыхала по поводу его красоты и мужественности, а вслух поругалась бы с ним из-за его хамства. А потом они бы разошлись и через какое-то время забыли друг о друге.

В городе ей бы и в голову не пришло, что на самом деле он очень добрый и мягкий человек. Все эти черты его характера надежно были укрыты за внешней резкостью и брутальностью. Она бы не узнала, что у него потрясающее чувство юмора, заразительный мальчишеский смех, что он может быть заботливым по отношению к ее детям и нежным по отношению к ней самой. Насмешливое «Марьванна» как-то незаметно сменилось серьезным «Маша». А уж когда он в первый раз обратился к ней: «Машенька», она растаяла и разве что лужицей не растеклась у его ног. Сто лет она ни для кого не была «Машенькой». Пожалуй, с тех пор, как умер ее папа. А так иногда хотелось ответить лаской на ласку, побыть просто счастливой, без оглядки на жизненные обстоятельства. Ведь она обычная женщина, почему же ей нельзя урвать для себя хоть немножко женского счастья? Всем можно, а ей нельзя? Почему, почему…

Маша тихонько раскачивалась в гамаке и все думала, думала о Юре и о своей влюбленности. И сама не заметила, как задремала. Снилось ей что-то очень приятное: солнечные лучи, щекочущие ее лицо, душистые цветы сирени и свежий весенний ветерок. Какие-то мимолетные обрывки давно забытого счастья, которые приходили к ней только во сне…

— Машенька, — тихо шепнул ей на ухо знакомый голос, и легкое, почти невесомое дыхание скользнуло по ее щеке.

Она глубоко вздохнула и затрепетала, не открывая глаз.

— Юрочка… Я сплю?

— Спишь, конечно. И я тебе снюсь. Не нужно просыпаться, маленькая.

Она улыбнулась, повернула голову на звук его голоса и послушно затихла.

Еле ощутимые пальцы пробежали по лицу Маши и осторожно дотронулись до ее губ. Погладили их. Маша опять улыбнулась.

— Щекотно, — тихо призналась она.

— Не открывай глаза.

— Не буду. Не хочу просыпаться.

Короткий смешок.

— Девочка моя… Откуда ты такая взялась на мою голову…

Маша невольно затаила дыхание. Она давно забыла, каково это — когда чужие губы пробуют твои на вкус нежно-нежно. И внутри как будто разливается вязкое тепло, обволакивающее все внутренние органы и заставляющее сердце биться о грудную клетку с отчаянным упоением.

— Любишь ведь, Машенька?

— Люблю…

И все, в омут без раздумий. Потому что ну сколько же можно, она же не железная, она из плоти и крови, она обычная женщина. Она так устала искать в стихах ответы на свои бесконечные «почему» и утешаться чужими красивыми словами, потому что никто не придумал для нее ее собственных…

И уже нет смысла притворяться, что спишь, потому что Юрий запустил сильные руки в ее волосы, крепко прижал ее затылок к себе и начал целовать жадно и глубоко. И она всхлипнула, перехватывая воздух между поцелуями, и сама потянулась к нему, чтобы ближе, чтобы сильнее, чтобы вообще без возврата…

— Маша, что с Ванькой?!

Ее как холодной водой окатили. Она вскочила как сумасшедшая, дико заоглядывалась и схватила малыша. Он горел лихорадкой и хрипел — тяжко, натужно.

— К-к-кажется, он без сознания! — Маша запаниковала, бестолково заметалась по тропинке, не зная, куда бежать. Споткнулась, чуть не упала, но Юрий ее подхватил. Почти насильно вырвал Ваньку. Заговорил четко и отрывисто.

— Маша, бегом за документами на ребенка, едем в больницу. Неси ключи от машины.

Они собрались буквально за пару минут. Юра пристегнул Ваню в кресле и сел за руль. Маша села назад, к сыну, и, всхлипывая, придерживала рукой его горячий лобик.

— Сейчас в амбулаторию к тете Тане заедем. Машенька, да не трясись ты, все будет хорошо! У него раньше такое было? Он не аллергик?

— Я н-не знаю, он же у меня т-только недавно, — она изо всех сил пыталась держаться, но было видно, что ей это удается с трудом. — Н-нет, не аллергик. Он т-температурил с утра немножко и кашлял. Юра, он хрипит! Он умирает! Что я сделала не так?! Господи, ему всего два годика!

— Млять, Маша, прекрати! Никто не умирает! — рявкнул на нее Юрий. При этом сам холодея от хрипов Вани.

Маша вжала голову в плечи, всхлипнула и завыла тоненько и жалобно, как младенец. Юрий только зубы сцепил. «Калина» неслась по разбитой грунтовке с огромной скоростью, рискуя перевернуться в поворотах.

В деревне был акушерский пункт с аптечным киоском, где с незапамятных времен работала тетя Таня — фельдшер преклонного возраста, чуть моложе родителей Юры. К счастью, она была на месте, заполняла какие-то бумажки.

— Теть Тань, помогите, Ивану плохо, — скороговоркой выпалил Макаров, буквально влетая в кабинет с Ванькой на руках. Маша без сил опустилась на стул в уголке.

— Аллергия? Что ел с утра? — тётя Таня быстро и профессионально раздела мальчика и начала его ощупывать. — Мамочка, ау, я с вами разговариваю! Давно хрипит? Лекарства давали?

— Ничего не ел, немного овсяной каши и компот пил. Была небольшая температура, 37 и 3, кашель и слабость. Нет, ничего не давала, — пробормотала Маша чуть слышно. Она была серого цвета и выглядела так, как будто вот-вот упадет в обморок.

Фельдшер бросила на нее короткий взгляд, брызнула на ватку нашатырь и дала Юрию, многозначительно кивнув на женщину. Тот подошел к Маше и склонился над ней, пытаясь привести ее в чувство.

— Хрипит недавно, наверное… Я не знаю, я заснула вместе с ним… Надо Зине позвонить, спросить…

— Похоже на ложный круп из-за вируса. АКДС ставили?

— Нет…

— Что ж вы, мамочка, прививками пренебрегаете? — не удержалась от упрека тетя Таня. — А если у него дифтерия?

— Теть Тань, хватит, — резко пресек ее Юра. — Что за ложный круп?

— Стеноз гортани. Отек, который затрудняет дыхание. Если не привит, то, может быть, и не ложный. Значит, так, Юрий, ты же на машине? Документы с собой? Едем на станцию скорой помощи в райцентр. Я с вами для подстраховки. Мамочка, да не переживайте вы так, сейчас я малышу маску с лекарством надену, ему в машине лучше станет. Сразу предупреждаю, скорая его повезет в инфекционку в Саранск. За вещами сейчас не будем заезжать, Юр, попозже привезешь, хорошо?

Дальнейшее Маша помнила с трудом. Она видела перед собой только тонкие губки Ванечки, еле заметно шевелящиеся в такт тяжелому дыханию, и его ручку, которую она непрестанно гладила. Ей показалось, что до райцентра они ехали вечность, а на самом деле долетели за полчаса. В райцентре пересели на карету скорой помощи и с мигалкой понеслись в Саранск. Периодически Маша приходила в себя и диковато озиралась, забыв, где она находится. И каждый раз видела, что она не одна, что Юрий рядом, обнимает и прижимает ее к себе.

Постепенно Ване действительно стало легче от ингаляции, он перестал хрипеть и заснул относительно спокойным сном. Но натужное дыхание еще сохранялась. Маша, наконец, отмерла, поверив, что ничего страшного не произойдет. Повернулась к Юрию. Он смотрел на нее тревожно и устало.

— Нас с Ваней положат в больницу? — спросила она шепотом, боясь потревожить сына.

— Да. Маш, не волнуйся, я устрою вас в палате и съезжу в деревню, привезу все необходимое. И лекарства куплю, если нужно. За Зину и Луку не переживай, мы справимся.

Маша закрыла глаза, вспоминая сегодняшнее утро. Горечь и сожаление о собственном безрассудстве захлестнули ее. Хороша же она мать, забыла о болеющем ребенке! Погрузилась в свои мечтания и даже не услышала Ванькин хрип!

Она с усилием посмотрела Юре прямо в глаза и пробормотала:

— Прости меня. От меня и моих детей одни проблемы.

— Млять, Маша, не говори больше ничего, а то я очень сильно разозлюсь на тебя, — тут же заругался он. Схватил ее за волосы, порывисто прижал к себе и уткнулся носом в ее макушку. — Машенька, маленькая, не пугай меня больше так. У тебя такой вид был, как будто ты сейчас тоже захрипишь и рядом с Ваней ляжешь. Я погуглил, этот круп довольно часто случается с детьми, ничего страшного в нем нет, если вовремя заметить приступ и обратиться к врачу. Дети часто болеют. Люська со своими спиногрызами лет десять из больниц не вылезала.

— У Луки такого не было. Он вообще редко болел в детстве.

— И слава Богу.

— Юр, не нужно меня успокаивать. Я мать, я должна уметь справляться с болезнями детей самостоятельно.

— Маша! Перестань себя грызть!

— А у Вани я не знаю, были такие приступы или нет. Я же не настоящая мать. Фальшивая.

— Маша!!!

У нее началась самая настоящая истерика.

— Ты же вообще ничего про меня не знаешь. Если бы ты знал все, ты не то, что целоваться, ты даже и дотронуться до меня не захотел! Я же вся ненастоящая с ног до головы, понимаешь! Я очень хотела, но я не смогла… Я ненастоящая мать, понимаешь? И женщина тоже ненастоящая…

Она горько и некрасиво заплакала, размазывая слезы по лицу. Юра обхватил ее двумя руками, крепко прижал к себе.

— Машенька, маленькая, если тебе так легче, то плачь. Поплачь, родная. Все будет хорошо. Я тебя больше не оставлю одну, слышишь меня?

Врач скорой помощи, сопровождающий их в больницу, оглянулся на них со своего места рядом с водителем. Вопросительно посмотрел на Юрия. Тот махнул головой, мол, все в порядке, сам справлюсь.

Какое-то время Маша плакала, а потом начала утихать. Наконец, глубоко вздохнула, отлепилась от Юркиной груди и повернулась к сыну. Тот спокойно спал, вдыхая лекарство в маске. Она опять повернулась к любимому. Глянула на него виновато и тут же отвела глаза.

— Я тебе всю футболку слезами залила, — хрипло сказала она.

— Вот беда-то! — легкомысленно хмыкнул он, опять обнимая ее и вытирая ей слезы. — Высохнет.

— Я никчемная истеричка. И ужасная трусиха.

— Значит, будем перевоспитывать.

— Юра, серьезно, я больна, у меня диагноз.

— Вообще-то я тоже не очень здоровый человек, — усмехнулся он. — И спорим, что мой диагноз посерьезней твоего?

— Юра, я бесплодна. У меня не может быть детей. Они все приемные. И Лука тоже. Понимаешь? Я неполноценная. Я должна была тебе сразу сказать, не морочить тебе голову, но я…

Он взял ее за подбородок и заставил смотреть себе в глаза.

— Да я уже давно догадался, Маша. Только глупости все это. Ты настоящая мама и настоящая женщина. И все у нас будет хорошо. Разберемся.

Глава 19. На наших кострах горит осень.

Машу с Ваней оставили в больнице на неделю. Всю эту неделю Юрий крутился как белка в колесе. Ранним утром выгуливал Лордика и бежал на работу, чтобы хоть что-то успеть там сделать. В двенадцать уже был дома, чтобы накормить обедом старших детей. Зина оказалась той еще поварихой, и Юре пришлось учить их с Лукой, как готовить самый простой суп и жарить яичницу.

— Теперь я вижу, что ты и в самом деле принцесса, — ворчал он. — Замуж выйдешь, мужа будешь по ресторанам водить, чтобы он не догадался, что ты готовить не умеешь?

— Я не выйду замуж, — фыркала Зина, впрочем, вполне мирно. — Буду всю жизнь вместе с мамой жить.

— Я тебе напомню эти слова через пару лет.

— Ничего ты не напомнишь, через три недели мы уедем из твоей деревни и больше никогда не увидимся. Жду не дождусь этого события.

— Да ладно, а как же Сергей Валерьевич? Тоже ждешь не дождешься, чтобы от него уехать?

Зина стремительно покраснела и замолчала. С определенных пор Юрий начал замечать ее на стройке. Сначала он толком не понял, что она там делает, а потом увидел их вдвоем со старшим сыном отца Валерия, Сергеем, который работал вместе с ними. У Зины, судя по всему, приключилась первая любовь. Это было так трогательно, что Юрию даже дразнить ее не хотелось.

Что касается Лучика, то поговорить с ним получилось не сразу. Один раз вечером, перед сном, Юрий спросил мальчика:

— Лука, помнишь, ты мне рассказывал сказку про вождя? По-моему, ты так и не досказал, чем там дело закончилось.

Лука какое-то время смотрел на него пристальным взглядом, а потом, глядя в потолок, закончил свою историю:

— Александр полюбил ее и объявил своей женой. Но вот беда: молодая жена могла быть с вождем только по ночам, а наутро она возвращалась в свое озеро. А влюбленный Александр хотел, чтобы она была с ним всегда. Поэтому он тайком от молодой жены искал способы, как удержать ее около себя не только ночью, но и днем.

В положенный срок, ровно через девять месяцев, молодая жена родила вождю сына, похожего на него, как две капли воды. У младенца были такие же черные глаза, как у вождя, шоколадный цвет кожи и красивые кудрявые волосы. Малыш лежал в люльке из тростника, сплетенной для него мамой, и она каждую ночь качала эту люльку и пела сыну колыбельные песни, а утром опять возвращалась в свое озеро.

И вот однажды Александр, посоветовавшись с колдунами племени, тайком подмешал своей жене в питье сонного порошка. Молодая жена уснула над колыбелью своего сына и проспала тот миг, когда над озером Танганьика взошло жаркое африканское солнце.

Чуть только солнечные лучи коснулись ее серебристых волос, прекрасная белолицая девушка-Луна с серебристыми волосами превратилась в стайку красивых бабочек. Они покружились над люлькой и улетели в джунгли.

Александр Великолепный не смог забыть свою жену и не смог утешиться в своем горе. Он бросил свое племя, свой дворец, своих слуг и навсегда ушел в джунгли, чтобы искать там свою любимую. Своего сына он отдал на попечение одной своей служанке, хорошей и доброй женщине, наказав ей заботиться о мальчике и любить его.

Та женщина назвала младенца в честь матери и отца — Лука Александр, то есть Александр Светлый.

Юра только улыбнулся такой концовке:

— Мама подобрала тебе замечательное имя, оно тебе очень идет.

Лучик знал, что он приемный сын, Маша от него ничего не скрывала.

После обеда Юрий уезжал вместе с детьми в Саранск, чтобы навестить Машу и Ваню. Часы посещения были с четырех до семи, но они приезжали к трем, и их пропускали. Зина и Лука облепляли маму, играли с Ванечкой, и у Юрия даже не было возможности остаться с Машей наедине. Он молча сидел у окна и смотрел, как Маша общается с детьми. Она стеснялась часто смотреть в его сторону, зато он совершенно не стеснялся. Любовался ее улыбкой, ее неторопливыми движениями, слушал ее мягкий, милый голос. И много думал о том, что же ему делать дальше. Нужно было принимать какое-то решение.

По ночам, когда дети спали, Юрий и Маша часами разговаривали по телефону. Такой формат общения неожиданно позволил им раскрыться, быть более откровенными друг с другом. Маша без смущения и относительно спокойно рассказывала ему про свое прошлое. Юрий слушал, понимая, что ей обязательно нужно выговориться за те десять лет, что она была одинока.

— Мне поставили диагноз в двадцать лет. Поликистоз яичников. Неправильно работают женские гормоны. Врачи сами до сих пор не знают, наследственное это заболевание или приобретенное. У меня с детства был лишний вес. В школе меня дразнили, в институте не замечали. А я росла очень романтической девушкой, читала стихи и мечтала о большой и чистой любви. Что ты смеешься?

— Смеюсь, что за пятнадцать лет ты не изменилась и осталась точно такой же. Извини, я тебя перебил, рассказывай дальше.

— После института я пошла работать в школу. Только это была другая школа, не та, в которой я сейчас преподаю. Там я начала встречаться с учителем информатики. Он был на шесть лет меня старше. Взрослый и серьезный. Приезжий. Говорил, что хочет семью и детей. Я ушла от родителей, мы жили на съемной. Я его любила, мы собирались пожениться. И вот тут начались мои хождения по врачам. У меня был нерегулярный цикл, и я никак не могла забеременеть.

— Неужели это такое серьезное заболевание, Маш? Оно же как-то лечится?

— Лечится гормонами, надо долго и вдумчиво подбирать препараты и дозировки. На каждого они оказывают индивидуальное действие. На мне ничто не срабатывало. Мне прописывали один препарат за другим, но я только набирала вес. Вместо восьмидесяти я стала весить сто килограммов. Еще я стала раздражительной и плаксивой. У меня начались затяжные депрессии. Я очень хотела детей. Лечилась почти пять лет, но результата все не было.

Моего сожителя не хватило надолго. Сначала он меня поддерживал, потом охладел, а потом и вовсе начал пренебрегать.

— Он обижал тебя? — Юрий очень старался, чтобы его голос звучал спокойно.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что. Не беси меня. Маш, ты же не собираешься его выгораживать? Он поднимал на тебя руку?

Она долго молчала, прежде чем неохотно ответить.

— Было дело. Обычно это случалось после каких-то светских мероприятий, куда мы ходили вместе. Выпив, дома он становился агрессивным, устраивал скандал, придумывал поводы меня ревновать. Один раз я его застала… — она замолчала. — Он пытался мне соврать. А потом мне же от него и досталось.

— Почему ты не ушла от него после первого раза?

— Потому что мне было стыдно перед родителями. Потому что я думала, что никому не буду нужна. Потому что я была толстой и неуверенной в себе. И не могла родить.

Юрий тяжело вздохнул. Ну ладно, учитель информатики в предыдущей школе, на шесть лет старше — зацепок много. Он его найдет.

— Что дальше?

— А дальше я поняла, что не могу больше над собой издеваться. Мне было двадцать семь, я была физически и душевно больной женщиной. Я сказала своему сожителю, что не хочу больше лечиться, а хочу взять ребенка из детдома. Его такой вариант категорически не устроил. В это время как раз умер мой папа, я уцепилась за этот повод и вернулась домой, к маме. Вот так и закончилась моя неудачная попытка создать семью. Которая длилась целых пять лет.

— А что было потом?

— Я поменяла место работы, перешла в другую школу. Бросила пить все лекарства. Съездила на юг. Села на диету. Закончила школу приемных родителей. Сказала маме, что хочу взять малыша.

Юрий начал смеяться.

— Ты чего?

— Я представил себе реакцию твоей мамы, когда ты сообщила, что хочешь усыновить негритенка. Машенька, ты совершенно безумная девушка, как тебе это в голову пришло?

— Он был такой хорошенький, такой красивый. Ему был почти годик. Его мама, студентка московского вуза, попала под машину и погибла. Ее родители наотрез отказались от черного внука. А папа вернулся к себе на родину еще до рождения Луки. Я подумала: кто его возьмет, если не я? Мама, конечно, поскандалила, но смирилась. Потом она его даже полюбила.

— И ты больше не лечилась? Не пыталась родить?

— Нет. Зачем? Мужчины у меня не было, я и не собиралась кого-то себе искать. После предыдущих отношений я еле-еле в себя пришла, по кусочкам себя собирала. Юра, чужие дети не нужны никому. Только таким горемыкам, как я, с нереализованным материнским инстинктом. Мужчины создают семьи с здоровыми девушками, которые могут им родить. А если не хотят детей, то выбирают себе бездетных. Я прекрасно понимала, что, если я делаю выбор в пользу детей, я останусь одна. И я смирилась. Потому что своим детям я по-настоящему нужна. Ванечке, Луке и даже Зине. Они меня любят нездоровую и толстую. И мне хватает этой любви.

Она так трогательно его убеждала в том, что ей никто не нужен, что ему стало смешно.

— Врушка ты, Машенька. Человек стадное животное, ему всегда нужна пара.

— Тебе же не нужна была столько лет.

— Верно, — он опять засмеялся. — Но я немного нестандартное животное. Сильно дикое.

— Свободолюбивое? — подсказала она.

— Нет, Маш, ты мне бессовестно льстишь. Скорее, тупое и упертое. Теперь вот очень сильно жалею, что все лучшие годы потратил на какую-то ерунду.

— А ты не жалей, Юра.

А давай

как будто нет света

жечь свечи

огнем с оттенком фиолета

и шептать на ушко друг другу секреты

в этом нет ничего пошлого

а давай

как будто нет прошлого*.

Он только вздыхал.

— Машенька, еще почитай. Пожалуйста…

— В твоих глазах отчаливают корабли

в города, страны иные.

(это продолжается уже годы)

а ты чего-то ждешь

(предположим, погоды)

мы ведь столько всего можем

или уже могли,

что-то у неба просим

забыв, что небо у нас внутри

на наших кострах горит осень.

смотри…*

— Машенька, я так скучаю… — опять вздыхал он. — А ты?

Она молчала в ответ.

После этих длинных ночных разговоров Юрий был сам не свой. Долго не мог уснуть, ворочался в постели. Мария Малинкина не давала ему покоя даже не расстоянии. Он не знал, что им делать со своими чувствами друг к другу. Что ЕМУ делать. С Машей невозможно было закрутить мимолетный роман, потому что это бы означало разбить ее сердце во второй раз. И держаться от нее подальше Юра уже тоже не мог. Она его пленила абсолютной бесхитростностью и вместе с тем цельностью характера. Очаровала своей добротой, женской мудростью и красотой. Не побоялась первой признаться в любви, а ведь для нее это был серьезный поступок. Именно признание в любви отрезвило Юрия. Все зашло слишком быстро и слишком далеко. Стало пугающе серьезным. Скажи Юрию раньше, что он будет так мучиться из-за женщины, с которой всего-навсего поцеловался, он бы не поверил. Но это было правдой.

Признавшись один раз, Маша больше не заговаривала с ним о своих чувствах. Юрий знал, что она ждет ответного шага. Знал, что должен принять решение, взять на себя ответственность за их будущее. А что, если Люся и Зина правы, и он недостаточно хорош для Маши? Ведь он так и не решился ей рассказать про свою непростую историю. Да и про чертов шрам тоже всегда «забывал» рассказать. Примет ли она его болячки с той же легкостью, с которой он принял ее «страшный» диагноз.

Всю неделю, пока Маша и Ваня лежали в больнице, Юрий внутренне метался, не зная, что ему предпринять. Накануне дня выписки он, наконец, понял, что больше не может затягивать со звонком. Набрал номер, который знал наизусть.

— Привет, Лютый, это я.

— Привет, Макар. Рад тебя слышать. Как здоровье?

— На букву «хэ», не думай, что хорошо. Что слышно по моему делу?

— Ничего нового, Макар. Полкан твой скорее всего избежит тюрьмы. Отмазывают его изо всех сил. Ну, а если он чистенький, то кто у нас грязненький? Сам понимаешь. Я боюсь, сегодня-завтра он выйдет.

Юрий почувствовал разочарование и тут же разозлился сам на себя. Он прекрасно знал, что так все и будет, откуда же взялась эта наивная надежда на призрачное правосудие?

— Я понял, Лютый. У меня вопрос, что мне делать с деньгами?

— А что с ними делать? Ничего не делай. За ними все равно придут. Они знают, что деньги у тебя.

— Я их хочу отдать. Они мне не нужны. Помоги мне эту информацию донести до нужных людей.

— Шутишь? Думаешь, они мне поверят, что ты заполучил на свой счет пол-лимона баксов и не захотел себе присвоить ни цента?

— Я жить спокойно хочу. Жениться, детей завести.

Бывший сослуживец аж крякнул от неожиданности.

— Правда, что ль? Поздравляю. Только невесту свою ненароком не подставь. Сам знаешь, полкан совсем безбашенный. Не дай Бог заявится к тебе с визитом. Лучше отправь ее куда-нибудь на курорт. Вот разрулишь с деньгами, тогда и за пир да за свадебку можно. В свидетели-то позовешь?

Юрий аж онемел от его слов. Кретин, идиот, как же он раньше не додумался? Жениться, млять, детей, млять! Совсем размяк мозгами, расслабился, поплыл. Забыл, что за люди у него на хвосте.

Вот и решение всех его проблем. Да, жестокое, но другого он на данный момент придумать никак не мог. А, может, мог, но не хотел?

После этого разговора Юрий долго сидел в темной комнате, бессмысленно глядя в стену. Он ведь с самого начала понимал, что Маша права. Она нужна своим детям, точно так же, как и дети нужны ей. Она сама устроила свою жизнь, свое материнство и была вполоне себе довольна собой и окружающим миром, когда приехала в деревню. Зачем он к ней вообще полез? Зачем он ей нужен, спившийся инвалид без работы и без целей существования? Захотел новую жизнь начать? Ну так получи ответочку от старой, Макаров Юрий Владимирович, проворовавшийся мент с дыркой вместо сердца. Невозможно начать новую жизнь без отдания долгов в старой.

Он набрал Машин номер и долго слушал гудки в трубке. Наконец, услышал ее торопливое дыхание.

— Юрочка, что-то случилось? Ты в неудобное время звонишь. Мы спать укладываемся.

Ответил ей чужим и мертвым голосом.

— Привет. Случилось. У меня изменились обстоятельства, Маша. Завтра к обеду Дима подъедет на «Калине» со старшими и вещами, заберет вас с Ванькой и отвезет в Москву. Сюда приезжать не нужно.

Она долго молчала. Потом спросила еле слышно:

— А ты не приедешь, Юр? Хотя бы просто проститься. Пожалуйста. Я увидеть тебя хочу.

Шрам не то что болел, он полыхал адовым огнем.