Лето с чужими

Глава 15

Пора было приниматься за вторую часть сценария. Первая вышла так хорошо, что начинать вторую было несложно.

Однако поужинав у Кей – поскольку мы оба приятно утомились, то просто разогрели в микроволновке пиццу, сделали салат и разбавили суп из концентрата, – мы расстались. В начале восьмого я сел за работу, но не мог написать ни строчки. Незаметно пролетел час.

Кей как могла отвлекла меня, но почти все мои мысли до сих пор были устремлены к родителям. И все, что я задумывал для сценария, разом поблекло. После таких переживаний я не мог писать драму об отношениях мужчины и женщины, гоняющих шары и мячи.

Да, ну и дела…

Стоит лишь постараться, и все получится. Но не сейчас. Стремительно развивавшийся сюжет перестал интересовать меня, персонажи опостылели.

Если дальше дело пойдет так же, сериалу крышка. Я – не настолько востребованный сценарист. Для моего уровня этот сценарий – вопрос жизни и смерти.

Что делать? Если просить помощи, то лучше сразу. Как я объясню причину?

Рассказу о родителях никто не поверит. Притвориться больным? Но мне нужны деньги. Я уже пообещал Кей купить новую машину. Раздался звонок. Куда там машина, куда новая квартира… Не смогу работать – даже в привычном укладе жизни появятся прорехи. Опять звонок. Может, продюсер? Он мне еще не звонил насчет первой части. Хотя, может, и звонил, но меня не было дома. Я все время забывал включать автоответчик.

Я подошел к домофону. Там был Мамия.

– Открой, пожалуйста.

Выслушивать о том, как у Мамии все происходит с моей бывшей женой, не хотелось. Но откажись я, и это станет еще одним поводом к беспокойству.

– Заходи, – сказал я и нажал на кнопку замка. Просить помощи у Мамии я не мог – он работал на другом канале. Однако кто как не он знает молодых и талантливых сценаристов, способных меня подменить. По крайней мере, поспрашивает.

Опять раздался звонок – теперь уже в мою дверь. Я открыл. Мамия серьезно смотрел на меня.

– С тобой все в порядке?

– А, вот ты о чем… – улыбнулся я. – Никак пришел меня проведать? Если да, то все уже кончено. Как видишь, я совершенно здоров.

Мамия молча зашел внутрь и запер за собою дверь.

– Да, тогда причина была. Вот я и казался истощенным. Теперь с этим покончено. Я здоров. До недавнего времени я то худел, то полнел. История почти невероятная, но сейчас можно не беспокоиться.

– Как жутко ты похудел… – Мамия стоял не в силах отвести от меня взгляд.

– Да, тогда…

– Сейчас – еще сильнее.

Меня моментально прошиб холодный пот, но я нашел в себе силы усмехнуться:

– В смысле – еще сильнее?

Я поднял правую руку и безучастно взглянул на ладонь. Перевернул ее. Нормальная рука, совершенно не иссохшая, даже вены не выпирают.

– Что, так сильно? – сказал я, присаживаясь на стул.

– Ты в зеркало вообще не смотришься?

– Когда вернулся, еще не смотрел. Хотя нет – бросил взгляд, когда ходил в туалет.

– Посмотри еще раз. Удивительно, что ты так спокоен.

Мамия сел напротив меня. Говорил он то же, что и Кей. Однако родители уже исчезли. Неужели что-то влияет на меня до сих пор?

– Одним словом, – сказал я, еще раз взглянув на свою руку – не молодую, конечно, однако нисколько не худую, – какой ты видишь эту руку?

– Какой? – замялся Мамия.

– Что – высохшей и костлявой?

Мамия кивнул. Выходит, родители по-прежнему дарят мне лжебодрость, а сами тем временем пытаются лишить меня жизненных сил? Нет, это не они. Неужели то, что позволило родителям провести мгновение в этом мире, никогда от меня не отстанет?

– Была ведь женщина?

– Женщина?

– Вчера ночью здесь была женщина, верно?

– Ты что, приходил?

Прошлой ночью я просто-напросто свалился без сознания. Но знаю, что рядом со мной была Кей. Если Мамия приходил, открыть ему дверь могла только она, однако Кей ничего мне об этом не сказала.

– Когда мы виделись в гостинице, ты выглядел слишком исхудалым, вот я и решил по дороге с работы… Но тебя не было дома.

Правильно, я ездил в Асакуса.

– Работаю, а самого раздирают сомнения: может, ты не ушел, а лежишь сейчас на кровати… не в силах подняться. Вот я и пришел еще раз в девять. Смотрю, в окне – свет. Позвонил от парадного, а в ответ – тишина. В этот момент, к счастью, кто-то выходил из дома, и я не дал двери закрыться, юркнул внутрь. Поднялся на седьмой, позвонил еще раз. Опять тишина. Я забеспокоился, давай тарабанить в дверь, звать тебя. Вдруг дверь открылась, а твоя женщина и говорит: «Он спит».

Я действительно спал.

– «Он так осунулся, с ним все в порядке?» – спрашиваю. А она: «Просто немного устал, не беспокойтесь», – и закрыла передо мной дверь.

«Моей женщиной» он называл Кей. Настроение испортилось. Мог бы просто сказать – «женщина». Хотя, по сути, что еще можно подумать о человеке, который неприветливо закрывает перед твоим носом дверь.

– Повернулся идти домой, а сам не могу успокоиться – что-то здесь не так. Конечно, в том, что у тебя появилась женщина, ничего удивительного. И все же – какое-то странное впечатление. Спускаюсь в лифте и тут вспоминаю одну деталь: через приоткрытую дверь виднелась комната. Женщины в проеме как будто и не было вовсе. Но она стояла, загораживая собою все пространство, и такого быть просто не могло. Мне показалось, что я видел это все сквозь нее, ну, то есть, сквозь ее тело. Понимаешь?

Однако я почти не изменился в лице. Я только разозлился. Причем не на Мамию, не на Кей – на то, что заставило поблекнуть и затем исчезнуть моих родителей. И теперь что мне с Кей прикажете делать?

– Однако, – продолжал Мамия, – быть такого не может. Ясное дело – мираж. Но я понял одно – женщине доверять нельзя. Твое истощение – неспроста. Разве можно верить женщине, которая при этом говорит: «Не беспокойтесь»? Так вот, я пришел еще раз сегодня после обеда.

Можно, конечно, считать, что Мамия мне чем-то обязан. Хотя нет, если бы… Просто я не предполагал, что он обо мне так заботится.

– Собираюсь выходить из такси, а по улице ты идешь. Женщина с тобой. Я даже растерялся, позвать тебя или нет. Причем дело-то вовсе не в женщине. Ты выглядел совсем иным человеком – эдакий здоровяк, даже полнее обычного. Конечно, можно предположить, все потому, что ты выспался. Но с другой стороны, разве может вконец исхудавший человек за один день так восстановиться? Не представляешь, как я удивился… Смотрю, чуть поодаль какой-то человек с ножницами в руках кусты у входа подстригает. Я у него без раздумий спрашиваю: «Это был господин Харада?» Наверное, потому, что он не похож на садовника и тоже тебя рассматривал. «Да», – отвечает он. Оказалось – консьерж. Он говорит, я аж обомлел. Я ему: «Что случилось?» – И смотрю прямо в лицо. А он: «Женщина – вылитая та, что жила в триста пятой квартире».

Так оно и есть. Кей живет в триста пятой.

– В смысле – жила? Уже съехала? – спросил я.

Какая разница, что рядом с тобой шагает женщина, которая здесь больше не живет? Да только по его словам…

Мамия, выдержав паузу, вздохнул:

– … В середине июля она покончила с собой.

Не-ет, консьерж что-то путает. Что за вздор он несет? Последние несколько лет в этой комнате живет Кей. Что ж, выходит, она – самоубийца?

Мамия пытливо посмотрел на меня, но я постарался сохранить хладнокровие. Причем прятался я даже не столько от Мамии, сколько от самого себя. Уж очень не хотелось придавать значение этой дурацкой истории.

– Я не стал вдаваться в подробности, – продолжал Мамия. – Мало ли похожих женщин? Я просто хотел повидаться с тобой. Понимал, что волноваться, наверное, не из-за чего, только покоя не давало мне одно: как ты всего за один день превратился из осунувшегося заморыша в здорового крепыша? Тут явно что-то не так – какая-то бесовщина. Решил дождаться тебя в фойе. В руках у тебя ничего не было, когда ты выходил, значит, ушел недалеко. Но кто знает, когда ты вернешься? Временами казалось, что беспокоюсь я из-за чепухи. Тут консьерж пригласил меня в свою каморку, где попрохладнее… И рассказал мне о самоубийце. По слухам, она била себя ножом в грудь. Скончалась на месте. Полиция насчитала семь ран. Вызвали родственников, втайне от всех похоронили… И эта женщина так сильно похожа на нее, что консьерж не выдержал и все рассказал мне, сам того не желая. Обычно он о ней даже не заикался. Квартиру сразу отремонтировали, сейчас сдают под офис токийскому отделению компании, торгующей полезными пищевыми продуктами.

Только какое это имеет отношение к Кей? – про себя добивался я ответа у Мамии.

– Тем временем консьерж подал мне знак. Смотрю через окошечко его каморки, а там – вы с женщиной как раз садитесь в лифт. Я выскочил, успел заметить, на какой вы поехали этаж. Лифт остановился на третьем. Я буквально взлетел по лестнице и осторожно заглянул в коридор. Женщина открыла дверь, и ты как раз в этот момент заходил в ее квартиру. У меня за спиной консьерж прошептал: «Триста пятая. – И сразу же: – Так похожа на покойницу, аж жуть». Представляешь – такой бред, да еще средь бела дня… Но я же не мог оставить тебя одного в таком месте. Живо подскочил к двери и позвонил, затем постучал. Консьерж от меня не отставал. Дверь сразу же открылась. На пороге стоял молодой человек. Мы говорим: мол, хотим увидеть только что зашедших сюда людей, а он: «Сюда никто не заходил». «Что за вздор, – говорит привратник, – я сам видел, как заходили». «Можете сами посмотреть», – и молодой человек отошел в сторону. Внутри был офис. Квартирка тесная – мы сразу убедились, что там никого нет, но на всякий случай заглянули в ванную и туалет тоже. Разумеется, ни тебя, ни женщины там не оказалось.

Мамия, выложив всю эту историю на едином дыхании, посмотрел на меня.

– Ну? И где же вы были?

– Почему умерла та женщина? – спросил я, пропустив вопрос Мамии мимо ушей.

– У нее на груди был очень сильный ожог. Она перенесла несколько пластических операций, но все было тщетно. Почти ни с кем не общалась. Страдала от одиночества.

Я закрыл глаза.

– Имя – Фудзино Кацура. Но в контракте на квартиру везде значилось «Кей». Я взял у консьержа ключ от той квартиры. Давай сходим и посмотрим, там ли ты был тогда.

– Думаю, не стоит.

– А я считаю, мы должны. Тогда хоть как-то сможешь этому противостоять.

Противостоять чему? Кей?

– Не знаю, пригодится или нет… – С этими словами Мамия вынул из кармана пиджака две нитки припасенных четок. – Держи одни.

– Хорошо.

– Ничего хорошего. Вставай.

– Стыдно быть облапошенным. Хочешь удовлетворение получить?

– Неужели ты думаешь, что все так примитивно? На тебя не похоже. Почему ты не говоришь, что вся эта история – откровенная чушь? Разве не так?

Мамия историю о родителях не знает. Немудрено, что он опешил, увидев, как я воспринял историю о привидениях. Но мне уже было все равно. Еще недавно я строил с Кей планы на будущее, а теперь расписывался в собственной беспомощности.

– Хорошо, – сказал Мамия. – Уйдем отсюда. Как можно скорее. Хочешь, ночуй пока у меня. Не хочешь – снимем номер в гостинице.

Я посмотрел на свои руки.

Но реальности, похоже, не видел по-прежнему: не кожи да кости – привычная глазу рука. Я по-прежнему во власти Кей. Интересно, а она-то знает, что произошло?

Мне хотелось с ней проститься. Кей была права: было бы лучше и дальше видеться с ней, заблуждаясь. Считать, что она жива.

– Пошли. Что делать дальше – подумаем, но только не здесь.

Я кивнул и встал. Пока Мамия рядом, она не появится. Но от него я ускользнуть не смогу. Хотя я был по-своему благодарен ему за решительность.

– Нужно выключить кондиционер, – сказал я.

– Сейчас выключу.

Я надеялся, что он не сразу найдет на пульте кнопку, но Мамия разобрался быстро, дошел до двери и ждал меня. Я успел только достать портмоне, сунуть его в задний карман и обуться.

Открыв дверь нараспашку, Мамия смотрел в сторону лифта.

Вдруг он вздрогнул и оцепенел. Кей. Там есть Кей.

– Не вздумай выходить, – тихо сказал Мамия.

Но я его не послушался. Перед лифтом, метрах в десяти от нас, стояла Кей.

В той самой белой ночной рубашке с длинным подолом и без рукавов.

– Кей.

– Молчи, Харада, – резко сказал Мамия. Он отлично знал, что мертвецам отвечать нельзя.

Кей смотрела на меня. Очень серьезно.

– Молчи, – опять сказал Мамия.

Кей, как были мы с тобой близки… Теперь же, узнав, что ты мертва, я уже стою по другую сторону. Однако мне опротивело все. Что останется в моей жизни, прогони я женщину, которая молилась за меня, крепко прижимаясь к моей груди? И после всего этого я должен ее ненавидеть?

– Я все знаю, – сказал я.

– Перестань, – попытался перебить меня Мамия, вцепившись в четки обеими руками. – Господи, помилуй! – крикнул он, обращаясь к Кей.

Мне хотелось перехватить эти слова в воздухе, чтобы они не успели до нее долететь, и я выпалил:

– Давай будем вместе! Мне все равно, только давай будем вместе.

– Что ты несешь? – вытянув перед собой руки с четками, крикнул Мамия.

Вдруг Кей сделала шаг вперед.

Мамия тоже отступил на шаг и закричал еще громче:

– Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Кей шагнула еще.

– Слушай, – спросил вдруг Мамия, – какой она веры?

– По-моему, атеистка.

– А ее семья?

– Таких подробностей я не знаю.

– Ты так спокоен, будто тебя это не касается.

Я смотрел на Кей.

Кей тоже смотрела на меня. И, не сводя с меня глаз, продолжала делать шаг за шагом.

– Она идет, идет… – Мамия трясся от страха.

– Отойди, – крикнул я ему, не отрывая глаз от Кей. – Я же говорю, отойди. За мной тебе достанется меньше. Прямо за нами – конец коридора, тупик.

– Не бойся, тебе она ничего не сделает.

Кей подходила все ближе.

Естественно, она ничего не сделает.

Может, как-нибудь обойдется. Что мешает нам жить вместе?

Кей еще ближе. Еще шагов пять – и она окажется прямо предо мной.

Я стоял неподвижно. Почему я не двигался? Почему стоял, как оцепеневший? Почему не пошел навстречу, не обнял ее?

Кей подошла.

Она стояла прямо передо мной.

– Кей, – позвал я.

Какой холодный у нее взгляд. Я пытался уловить в ее глазах хоть какое-то настроение, какую-то искру жизни, но когда она оказалась рядом, в них не было ни капли тепла. Только ледяной мрак пронизывал меня.

Ее посиневшие губы зашевелились, силясь что-то произнести. Едва приоткрыв рот, она спросила:

– Помнишь?

Голос был низким и грубым. В нем чувствовался укор.

– Что?

Мой голос дрогнул. Почему она говорит со мной, как мужчина?

– Ночь с шампанским.

– Да.

Тогда я бесцеремонно отправил ее восвояси. Я был не в духе и не хотел никого видеть. Потом, правда, понял, что был неправ. Но кто бы мог подумать, что из-за этого она покончит с собой? Хотя мне было беспокойно, и я даже разглядывал в ту дождливую ночь ее окна…

Но в ту ночь Кей умерла. Зарезала себя. Семь ударов в грудь.

– Я возьму тебя в попутчики.

Кей сделала еще один шаг. Я невольно отступил. Еще один. Я попытался устоять на ногах, но не удержался, и меня словно отбросило назад. Меня просто физически толкал назад ее злобный взгляд.

Выходит, она ломала комедию? Устроила все это представление, чтобы утянуть за собой? Как она говорит – «взять в попутчики?» Все, что я считал ее любовью, было чистым злом. И не ради любви она молилась, говоря, что я умру, если не расстанусь с родителями.

Кей будто прочла мои мысли – в ее глазах промелькнула усмешка.

– А ты как хотел, дурашка?

Однако увлекать за собой в могилу человека только за то, что он отказался с тобой выпить, – это уж слишком… Хотя жизнь – такая штука… Чего в ней не бывает…

Спина уперлась в стену. Дальше отступать некуда.

– Ладно, живи, – сказали глаза Кей. На самом деле произнесли это губы, но под ее натиском я видел одни только глаза. – Береги свою ничтожную жизнь.

Что, не хочешь «взять меня в попутчики»?

– Не то что не хочу, – ответили глаза, – не могу. Когда ты вышел в коридор, твое сердце было уже далеко. Далеко, хотя ты так красиво обещал мне, что мы будем жить вместе.

Сам я того не ощущал, но если вдуматься… пожалуй, так оно и было.

Вот, значит, как: не открывал бы я ей душу, и она не могла бы отнимать у меня жизнь. Хотя кому ведомы законы потустороннего мира?

– Я не стану тебя убивать, но знай, что я тебя нисколько не любила.

У меня закружилась голова.

И вдруг Кей начала постепенно удаляться. Так же, как и пришла, – но теперь она словно бы скользила спиной вперед. И если сюда она продвигалась шаг за шагом, то обратно вмиг отстранилась метра на четыре. Похоже, она возвращалась…

Затем на ее груди что-то шевельнулось.

На белой сорочке проступило черное пятно. Нет – не черное. Красное. По чистой ткани расплывалась краснота. Свежая кровь. Из груди – этого запретного для меня места на теле Кей – словно живое существо, струилась красивая алая кровь.

Она стекала потоками по длинным складкам одежды, била пульсом и растекалась по полу.

Я посмотрел ей в глаза.

Кей стояла, как бы силой одной только злой воли пытаясь совладать с кровотечением.

Затем силуэт ее стал меркнуть.

Так же, как и у родителей. Только быстро. Вот она уже стала полупрозрачной. Еще немного – и остался лишь мысленный образ, легкая тень на сетчатке, контуры воспоминания… Продержались недолго, словно летнее марево, и бесследно исчезли.

Остался лишь мрачный коридор седьмого этажа.

И ни капли крови на полу.

Я услышал, как Мамия глубоко вдохнул.

Сам я не шевелился.

Мне казалось, что в глазах Кей я успел заметить грусть и печаль разлуки. И это после всего, что она натворила… О моя неискоренимая сентиментальность…