П. И. Вейнберг

Сегодня у литературы праздник.

Большой и редкий.

50-летний юбилей, — юбилей одного из самых почтенных, из самых заслуженных писателей.

И П. И. Вейнберг, проснувшись сегодня, вероятно, почувствует себя несколько странно.

Литературный юбилей, и ему не нужно хлопотать.

— Странно!

В первый раз в его жизни случается такое удивительное происшествие!

Много мы видали юбилеев. Всяких! Но литературного юбилея, которого не устраивал бы П. И. Вейнберг, до сегодняшнего дня ещё не видел никто.

Такое небывалое, необыкновенное и из ряда вон выходящее событие объясняется только одним:

— Сегодня его собственный юбилей.

О, великая мачеха — Литература!

Где-то там, высоко-высоко, куда доносятся только орлы, восседаешь ты в сияньи немеркнущей славы на троне своём, окружённая твоими слугами, воинами, приближёнными.

Как к сказочной королеве, труден к тебе путь.

Труден путь тому, кто хотел бы приблизиться к твоему трону, с благоговением преклонить колени и коснуться устами твоей руки прекрасной и благостной.

Внизу стоит толпа.

И смотрит.

Одни думают:

— Только уж больно она высоко куда-то взобралась!

Другие полагают:

— Ишь храмина! На самой дороге! Ещё выстроили бы что путное. Фабрику. Или другое что, полезное.

И эта толпа смотрит на тех, кто идёт, взбирается, карабкается наверх.

И разражается радостным хохотом, когда кто-нибудь сорвался.

— Туда же.

Люди, не написавшие в жизни ни строчки, потешаются, что человек написал несколько неудачных строк.

Людям, у которых ни разу в голове не явилось ни одной мысли, кричат:

— Смотрите, ему пришла в голову неудачная мысль!

Дни величайшего литературного торжества для публики, это — когда прославленный поэт обмолвился неудачным стихом, хороший романист напишет слабый роман, великий мыслитель выскажет ошибочную мысль.

Тогда у публики настоящий литературный праздник.

— А? что!!!

И всякого, кто оступится, кто сорвётся, скатится вниз, истерзанный, окровавленный, толпа встречает улюлюканьем, свистом, ругательствами, травлей.

Словно он совершил великое преступление тем, что хотел приблизиться к тебе, великая, святая мачеха-Литература.

А те, кто взобрался наверх? А те, кто мужественно прошёл полпути?

Толпа говорит:

— Что ж! Они и должны. На то у них и талант!

Мрачно, сурово и сумрачно в лагере твоём.

Только стоны раненых слышны оттуда.

Ни труб ни литавр в честь победителей.

Это было несправедливо, прекрасная королева!

Добрая и светлая, ты ясными очами взглянула на старых закалённых бойцов.

— Хочу, чтоб было светло и радостно в чертоге моем!

Пусть не одни пораженья оглашаются печальным и протяжным звуком труб. Пусть празднуются и победы.

Не одни печальные тризны над могилами павших. Пусть пенятся кубки в честь живых, в честь победителей.

И среди своих приближённых ты выбрала старого воина.

Закалённого в боях, покрытого ранами. Ранами покрывавшего многих.

Славного бойца, ходившего в далёкие страны и приводившего оттуда к нам толпы пленниц: прекрасные мысли с огненными глазами, убранные цветами стихи, полную красоты, грации, пластики прозу.

Отличного певца прекрасных песен.

И сказала ему владычица дум и сердец:

— Будь моим церемониймейстером. И пусть клики радости и веселья, клики победы несутся над лагерем моих воинов, моих бойцов.

И в лагере сумрачном и суровом закипели пиры в дни торжества, и зазвенело громкое смелое слово, и запел звучный, ликующий стих.

И эти клики мужество вливали в сердца бойцов.

И смелей и бодрей смотрели воины вперёд.

И после пира шли в бой, среди лязга мечей, вспоминая победные песни.

И сказала королева своему церемониймейстеру:

— Ты был из первых в бою и на пиру. Я хочу, чтобы вспомнили все битвы и пиры на пиру в честь тебя.

И кликнула клич среди бойцов.

И радостно откликнулись все.

И пиром весёлым и шумным почтили воина и певца, первого в боях и на пирах.

Загрузка...