Ложись

Глава двенадцатая

В Сарагосе задержались на неделю.

Затем выехали на фронт, близ Уэски. Один из самых страшных фронтов. Солдаты говорили о нем тихо, с ужасом.

В Суэру прибыли к вечеру. На шоссе высыпали девушки — хорошенькие, приветливые. Аугусто прошелся с одной из них. У нее были светлые лукавые глаза и мелодичный смех.

Следующей ночью были на месте. Их поместили в грязном хлеву. Воняло коровьей мочой и навозом.

— Здесь мои люди не смогут спать, — сказал Барбоса алькальду. — Потрудитесь прислать соломы.

— Слушаюсь, лейтенант. Но только не сейчас. Завтра утром.

— Как утром? Вы думаете, мы скотина? Солома нужна немедленно!

Алькальд упорно стоял на своем. Тогда взбешенный лейтенант выхватил из кобуры пистолет и навел его на алькальда. Пистолет дрожал в его руке.

— Если через полчаса соломы не будет, я прострелю вам башку.

Алькальд побледнел. И быстро засеменил прочь. Вскоре принесли солому.

На другой день капитан Маркес вызвал к себе Барбосу и сделал ему замечание.

— Может быть, вы все же позволите мне, лейтенант, распоряжаться в моей роте?

— Прошу прощения, капитан, я…

— Вы обязаны держать себя в руках, — улыбнулся капитан.

В хлеву было множество крыс. Аугусто закрывал голову, но наглые грызуны бегали по нему, затевая между собой драки. Это было омерзительно.

Наутро Аугусто разместил полевую кухню на окраине деревни, возле гумна. Здесь же он спал, прямо в стоге соломы.

Иногда он чувствовал себя счастливым. Светила полная луна, огромная, круглая. Рядом с ним возвышались большие деревья. Они словно впитывали темноту своими развесистыми кронами и от этого казались поразительно черными и чем-то очень дорогими. Милыми сердцу. Легкий ветерок, точно мехи, разгонял жару. Аугусто перед сном курил, предаваясь радужным мечтам. Он думал об окончании войны, о мире, о возвращении домой, об учебе, о женщине, которую полюбит.

Иногда с порывом ветра до него доносились выстрелы из Карраскаля. Темнота сгущалась. Круглый шар луны нули рвали на части. Аугусто пугался, приятные мысли сразу же исчезали. Он приподнимался на локте, долго прислушивался, пока не падал обессиленный. «До каких пор? До каких пор это будет продолжаться?»

Это были тревожные дни. Что-то страшное ожидало их. Аугусто это знал. Однажды ночью перерезали весь передовой пост. Враг спускался с ближайших гор и, пробравшись в тыл, минировал дорогу. Им рассказали, как взлетели в воздух грузовики на той самой дороге, по которой они каждый день ездили за провизией. У подножия горы зеленели гигантские серп и молот. По ночам танк объезжал улицы города.

Да, невеселое настало время. Уехал Ледесма. Несколько недель он плохо себя чувствовал. Оказалось, у него туберкулез легких, кровь шла горлом. Аугусто пошел с ним проститься. У Ледесмы было бледное лицо с лихорадочным румянцем на щеках и бескровные губы.

— Вот и конец, — сказал Ледесма, силясь улыбнуться.

— Не болтай ерунды, дружище!

— Ты не думай, я не боюсь.

У Аугусто от жалости сжалось сердце. Ледесма как-то сразу постарел, ссутулился, говорил с трудом, в его печальных глазах застыла тревога.

Через несколько дней после отъезда Ледесмы Аугусто получил письмо от Патрисио. Его батальон прибыл на полуостров и уже побывал в сражении. Лейтенант Ромеро вышел из этого боя целым и невредимым, зато тяжело ранило Бороду. Снаряд оторвал ему правую ногу. «Надеюсь, он выживет», — писал Патрисио.

Аугусто думал о Бороде. Должно быть, он переживет свое увечье с присущим ему оптимизмви. Хорошо бы посмотреть, как он будет ходить, стуча деревянной ногой, и рассказывать всякие небылицы о своих подвигах. Аугусто улыбается ласково и немного печально.

Он разговаривает с Эспиналем и Луисой.

— С каждым днем нас становится все меньше, — говорит Эспиналь.

— Черт возьми! Не отлили еще такой пули, чтобы меня убила, — бодрится Луиса, но голос его дрожит.

Возле гумна, где находится полевая кухня, стоит дом. Мимо него бежит ручей. Повара моют и чистят там котлы. Чуть выше по течению стирают две девушки. Это дочери крестьянина, хозяина дома. Обе очень миловидны. Старшей двадцать три года, младшей шестнадцать. Младшая — худенькая, старшая — полнотелая. Младшая смущается и краснеет, когда ей говорят комплименты, у старшей загораются глаза. Иногда Аугусто болтает с ними, иногда садится неподалеку писать письма. Вокруг девушек вечно вьются сержанты, капралы и даже офицер. Капрал Родригес, который недавно вернулся из госпиталя, щеголяет по-прежнему. Вокруг шеи у него повязан все тот же платок в горошину, вьющиеся волосы небрежно спадают на лоб. Девушки весело болтают, смеются, отвечают на шутки, подталкивают друг друга локтями и все время оборачиваются в сторону Аугусто. Когда рядом с ними никого нет, они тихонько стирают, украдкой поглядывая на каптера. Аугусто ощущает какую-то напряженность, его охватывает беспокойство. У старшей сестры соблазнительные груди. Она склоняется над водой. Аугусто поднимает голову. Девушка смотрит на него. Младшая сестра ему улыбается. Глаза старшей горят, она с остервенением трет белье. Склоняется к самой воде. Груди ее дрожат, покачиваются; она не сводит глаз с Аугусто.

Аугусто знает, если бы он захотел… Но он никогда этого не сделает. И все же он испытывает волнение.

Перед отъездом Ледесма сказал ему: «Будь осторожен с этой сволочью Руисом. Он только и ждет случая с тобой разделаться». Аугусто понимает — следовало бы подойти к писарю, притвориться, будто признал его несуществующие достоинства, даже сказать что-нибудь приятное. Но Аугусто питает к нему отвращение и знает, что никогда не пойдет на это. Руис смотрит на него с самодовольной, насмешливой улыбкой. «Я еще посчитаюсь с тобой, дружище». Аугусто становится не по себе. «Что я ему сделал?» — думает он.

Аугусто предпочитает оставаться один. Каптеры, солдаты, сержанты, офицеры гуляют с девушками. А он один, И не столько из-за Руиса, сколько из-за своей апатии, полного безразличия ко всему — многие испытывают это чувство после того, что им пришлось пережить на Эль Педрегале. Те, кто там был, подавлены, сломлены, ничто не может вывести их из этого состояния.

Когда Аугусто привозит из города продовольствие, он обычно выходит на шоссе пройтись. Иногда разыскивает младшего лейтенанта Алдаму, чтобы немножко с ним поболтать. Алдама и Аугусто делятся друг с другом сокровенными мыслями. Только о своих подвигах он ничего не говорит Гусману. Аугусто много слышал о них, но знает, что Алдама молчит из скромности, и не пристает к нему с расспросами.

Вот уже несколько дней Алдаме не до него. Каждый вечер он проводит с местными девушками. Одна из них пришлась ему по душе. Иногда он зовет с собой Аугусто. Гусману скучно с ними, но его забавляет влюбленность друга. Девушка, которая нравится младшему лейтенанту, хорошенькая и довольно разбитная. Алдама не в силах оторвать от нее восхищенного взора. Когда девушка говорит ему что-нибудь неприятное, Алдама хохочет. Девушка злится и едва сдерживается, чтобы не ударить его. Алдама продолжает громко хохотать, но Аугусто видит, что он смущен. Ему нравится, что его храбрый друг так робок в любви. Девушке только двадцать, но она выглядит намного старше. Она не нравится Аугусто. Он еле удерживается, чтобы не сказать об этом другу.

Алдама опережает его:

— Может, она и не красавица, но мне с ней легко и приятно. Она такая хорошенькая. Ей только двадцать лет, а уже с характером и самолюбием. А тебе она нравится?

— Дело вкуса, дружище!

— Мне всегда нравились женщины с характером.

— А что ты называешь характером? Дурное настроение?

— Ну тебя! Вечно ты насмехаешься!

Аугусто улыбается. Он полюбил этого человека, смелого, доброго. Алдама тоже привязался к каптеру. Они поддерживают друг друга в этой кровавой бойне.

— Ты один из немногих, кому я доверяю, — сказал ему как-то Алдама. — Таких, как ты, слишком мало на этом свете.

— Спасибо! — смущенно ответил Аугусто.

Обычно за продовольствием ездили в Айербе, но случалось, и в Уэску. Большой участок шоссе обстреливался противником. Приходилось объезжать по плохой проселочной дороге. Дорога была вся в рытвинах, и грузовик скакал по ухабам, точно конь. Пыль лежала толстым слоем. Она поднималась густым облаком, окутывала солдат, забивала рот и нос. В Уэску приезжали, словно запорошенные мукой.

Обратно иногда возвращались по шоссе. Шофер был отчаянным малым. В городе он путался с одной проституткой, которая вскружила ему голову, и, чтобы на обратном пути нагнать время, вел грузовик на предельной скорости. Он уже повредил себе руку во время одной из таких поездок, но по-прежнему рисковал жизнью. Аугусто знал, что любовь — вечное, ничему не подвластное чувство.

Шоссе начинали обстреливать, едва на землю спускались сумерки. Серовато-голубоватые, почти фиолетовые. Доехав до опасного участка, шофер гасил фары и прибавлял газу. Машина мчалась со скоростью восемьдесят-девяносто километров в час. Каптеры оставляли в кузове свободный кусочек и ложились туда. Аугусто видел, как с головокружительной быстротой над ним проносятся причудливые листья платанов, уже окрашенные сумерками. Сквозь листья смотрело небо. Аугусто ловил взглядом первые звездочки, похожие на светляков. Слышался стрекот пулеметов. Падали оторванные листья, сломанные ветки. Аугусто испуганно вздрагивал, затаив дыхание. Наконец опасный участок оставался позади. Каптеры поднимались со своих мест и как ни в чем не бывало шутили, смеялись.

Аугусто получил еще одно письмо от Патрисио. Их батальон только что перебросили на этот участок фронта.

Патрисио находился в Уэске. Аугусто попросил у капитана Маркеса увольнительную, чтобы съездить к другу.

В восемь утра он вышел на шоссе. Контрольно-пропускной пункт находился неподалеку, как раз на перекрестке шоссе и проселочной дороги. Аугусто направился туда. Каждый, кто ехал в Уэску, непременно останавливался там, чтобы предъявить пропуск. Там он сумеет найти попутную машину.

Накануне через знакомых каптеров из другого батальона Аугусто передал Патрисио записку, в которой на десять часов назначал ему свидание в баре.

Подъехала легковая машина. В ней сидели лейтенант e шофер. Они направлялись в Уэску. Часовой попросил их прихватить Аугусто.

— Да, да. Пусть садится, — согласился лейтенант.

— По шоссе проедем? — спросил шофер.

— Там небольшой участок под обстрелом, но если дать газ, можно проскочить. А то поезжайте в объезд по проселочной дороге.

— А она ничего?

— Откровенно говоря, плохая.

— Тогда поедем по шоссе, — решил лейтенант. Аугусто молча слушал этот разговор. Он знал, как рискованно пересекать средь бела дня участок, находящийся под обстрелом. «Эти идиоты постовые вечно парят где-то в облаках», — с раздражением думал он.

Не успел он сесть в автомобиль, как подъехал грузовик. Аугусто видел, как шофер свернул на проселочную дорогу и остановился, чтобы предъявить пропуск. Он понял, что грузовик едет в Уэску: там сидели знакомые каптеры из других рот. Аугусто помахал им рукой. Можно было поехать с ними и не подвергать себя никакой опасности. Но он уже садился в машину лейтенанта. Что ему оставалось? Вылезти? Показать свою трусость? Он убеждал себя, что подобные условности нелепы и неуместны, и злился. Зачем подвергать себя глупому риску? Пусть те, кто сидит в машине, насмешливо улыбаются. Ну и что? Они всего-навсего тыловики. А он целый год прослужил в пехоте. К тому же можно объяснить лейтенанту, что в грузовике едут его друзья и что… Но он раздраженно оборвал нить своих размышлений. Автомобиль тронулся, грузовик исчез в облаке пыли, контрольный пост остался далеко позади.

Машина с трудом делала двадцать пять-тридцать километров в час. Из радиатора тонкой струйкой выливалась кипящая вода.

Офицер расспрашивал Аугусто об уэсском фронте, где оказался впервые.

Зона обстрела приближалась. Аугусто почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Много раз проезжал он здесь, но всегда под прикрытием ночи. Он вспомнил стрекот пулеметов, простреленные листья, щепки, отлетавшие от деревьев, падающие ветки. «Зачем я поехал с ними? У грузовика, в котором они ездили за провизией, были деревянные борта, к тому же каптеры прятались за мешки с хлебом и ящики с продуктами. Что с ними станет через несколько минут? Днем, в машине с брезентовым верхом? Они могли надеяться только на скорость. Вероятно, легковая машина выжимает восемьдесят или девяносто километров в час.

Аугусто прервал свои размышления и сказал шоферу?

— Можете давать полный газ, сейчас начнется зона обстрела.

— Полный газ? Да из этой калымаги не выжмешь и тридцати. Если она вообще не развалится…

Аугусто побледнел. Ему хотелось закричать: «Остановите! Я выйду!» Но он промолчал. «Сохранить мужское достоинство ценой жизни!» — подумал Аугусто. Эхо ему казалось безумием. Он не закричал только из стыда и робости. Подвергать себя опасности из-за какого-то ребячества, из-за проклятой нерешительности? Он совсем растерялся и вздохнул, содрогаясь от ужаса. «Они спалят нас заживо!»

Машина по-прежнему едва тащилась. Уже виднелись вражеские укрепления; Аугусто затаил дыхание и замер. С минуты на минуту начнут стрекотать пулеметы и изрешетят их. Он сидел не шелохнувшись. В напряженном ожидании, изо всех сил сжав кулаки и челюсти. Нет, он не будет жаловаться и дрожать в минуту смерти. Пули изрешетят ему лицо, грудь. Выбьют зубы, разорвут нос. «Только бы не мучиться, — в отчаянии думал он. — Единственное, чего я прошу. Я не хочу страдать!» На склоне горы виднелись отверстия окопов. Красные полосы, расположенные в определенном порядке среди горного кустарника. И нестерпимое солнце; казалось, оно нарочно светит так ярко. То были минуты жуткого отчаяния. Но не прозвучало ни одного выстрела.

Патрисио поджидал его на улице. Он улыбался всем своим крупным добродушным лицом.

Иногда Патрисио вел себя как ребенок. Он со смехом хватал Аугусто в охапку и поднимал, точно соломенное чучело. И хотя Аугусто был довольно рослый, в огромных руках Патрисио он выглядел куклой. Аугусто дрыгал ногами, пытаясь вырваться. Он боялся показаться смешным и очень сердился.

И сейчас, схватив друга в объятия, Патрисио несколько раз приподнял его в воздух. Аугусто покраснел и обозлился, потому что увидел вдруг, как она улыбается. Она сидела в баре с лейтенантом Ромеро и его женой.

— Да отпусти ты меня! Не выводи из терпения!

Патрисио, громко хохоча, наконец поставил его на землю.

— Да что с тобой?

— Ничего. Пусти! Вот осел!

— Да ты никак сердишься, дружище! — смущенно воскликнул Патрисио.

— Очень мне надо на тебя сердиться. Просто я не терплю твоих дурацких шуток.

Патрисио стал что-то говорить.

— Пойдем выпьем, — предложил Аугусто.

— С удовольствием, — согласился Патрисио. Аугусто подошел к лейтенанту поздороваться. Тот встал и протянул ему руку. Аугусто отвечал на вопросы лейтенанта, но как-то рассеянно. Лейтенант снова уселся за стол, Аугусто с Патрисио пошли в бар. Патрисио о чем-то рассказывал. Аугусто делал вид, будто внимательно елушает, а сам не сводил глаз с девушки.

Один раз она посмотрела на него с любопытством, другой — как будто с презрением.

— Что это за девушка? — спросил Аугусто Патрисио, когда они выходили из бара.

— А! Ты заметил? Хорошенькая, правда? Да это свояченица лейтенанта. Ты ведь знаешь, жена повсюду ездит с ним. А в последнее время она стала прихварывать. Вот сестра и сопровождает ее.

— Да? Она прелестна. А как ее зовут?

— Берта.

— Берта. Красивое имя. Очень красивое.

— Ты на нее не очень-то заглядывайся.

— И не собираюсь. А почему ты это говоришь?

— За ней увивается целый хвост, и все с положением и деньгами.

— Да ну!

— Она очень хорошая, милая девушка, но слишком избалованная и капризная… Одним словом, с норовом!

— Наверное, у нее родители богатые?

— Нет, у них состояние небольшое. Ио она воспитывалась у своего дядюшки, известного мадридского адвоката, который зарабатывал кучу денег и страшно баловал ее. Сестра говорит, что дядюшка ее испортил. Не знаю, что она хочет этим сказать, потому что сразу видно, Берта — девушка добрая. Чудесная девушка, дружище!

— А откуда ты все это знаешь?

— Они все разговоры ведут при мне и считают своим, особенно лейтенант Ромеро. Он мужик что надо!

Весь день Аугусто провел с Патрисио. Вернулся ночью. Поужинал, улегся на гумне и зажег сигарету. Долго не мог заснуть, думал о Берте. Не выходили из головы малообнадеживающие слова Патрисио. Она казалась ему далекой, недосягаемой. И именно поэтому, словно прекрасная, несбыточная мечта, манила к себе.